Фантазёрки
или
НЕ ПОЗВОЛЬ СЕБЕ ПОВЕРИТЬ
пьеса
Действующие лица:
Софья – статная, стройная женщина около сорока лет.
Её дочери:
Настя – миловидная, высокая, светловолосая семнадцатилетняя девушка, скромная, тихая.
Таня – тринадцатилетняя девчушка, больше похожая на подростка-хулигана, у неё длинные тёмные волосы, собранные в два задорных хвоста.
Васька – восьмилетняя малышка, считающая себя взрослой.
Глаша – соседка и подруга Софьи обижена на судьбу и всех, кого судьба жалеет.
Нюся – полная, добрая женщина, лет пятидесяти.
Дед Евсей – бравый, но старый вояка волею военного времени оказавшийся у руля колхозной жизни.
Клавдия – угрюмая, грузная женщина, около пятидесяти лет, назначенная «комитетом» следить за добропорядочностью колхозников.
Односельчане – женщины и подростки.
Сцена 1
Деревенский дом. Диван, комод, большой стол посредине комнаты, по двум сторонам стулья, с третьей скамья. На стене фотография молодой пары в рамке, вокруг четыре снимка девочек разного возраста. Шторой отгорожен вход в смежную комнату.
Девочка лет восьми накрывает на стол: в центр чугунок с дымящейся похлёбкой, вокруг четыре тарелки. Она печальна, периодически всхлипывает и утирает слёзы. Вбегает девочка постарше (лет тринадцати), уставшая, но задорная.
- Васька, ты никак ревёшь?!
- Сама ты ревёшь,- бурчит младшая. – Поди руки мой. И боты сыми. Не наметёшься тут за вами.
Старшая смеётся и идёт к выходу, но у дверей оборачивается, видит, как Васька утирает слёзы, возвращается и разворачивает её за плечи к себе лицом.
Старшая. А ну-ка рассказывай, что случилось. И не уворачивайся, знаешь, не отстану.
Васька (высвобождаясь и отворачиваясь). Ты, Танька, всё одно, что репей. Сказано: поди руки мой, а то кормить не стану.
Таня. Строга больно ты у нас, Василисушка, только я построже буду. (Обходит её и кладёт руки на плечи.) Сейчас же выкладывай своё горе или я голодовку объявлю. Будешь сама есть свою стряпню.
Васька (упрямо). Ну и ладно. (Не выдерживает и начинает плакать, размазывая слёзы по щекам.) Они меня играть не берут.
Таня. Кто?
Васька. Петька с Ваняткой.
Таня (отпуская плечи сестрёнки и садясь на пол напротив неё.) И когда ж это вы встретиться-то успели?
Васька. Я щавель собирать на луг пошла, а они там стадо пасут. И в городки играют. (Всхлипывает, говорит неразборчиво.) А я… я… палку… не… не добрасываю… а они… они… говорят, что я… преда-те-ль-ни-ца (Воет).
Таня (удивлённо). И как это у вас совмещаются «городки» с «предателями»?
Васька. Петька сбил «горку» и говорит: «Наши фрицам холку намяли, разбомбили их позиции!» Ванятка как вдарит по «свинье», кричит: «Ура! Наши переправу взяли!» А я палку не добра-сы-ва-ю. (Плачет.)
Таня (решительно). А ну-ка не реви. Сейчас разберёмся. Двигаем стол.
Девочки переставляют посуду на скамью и отодвигают стол к стене.
Таня (работает с воображаемыми предметами). Вот смотри, ставишь «бочку», отходишь на десять шагов, берёшь палку, отводишь руку назад, и-и-и р-р-раз… накормила гадов отравленной кашей. Ура! (Смеются.) Им в атаку, а они в кусты.
Васька радостно повторяет движения сестры.
Васька. И-и-и р-р-раз! (Всхлипывает.) Не до-бра…
Таня (весело). А вот пусть, сволочи, на голодное брюхо повоюют!
Васька (неуверенно улыбаясь). Им в атаку, а у них… ноги дрожат!
Таня. И портки спадывают! (Смеются.)
Слышится звук открываемой двери. Васька и Таня быстро возвращают стол и посуду на место. Входят женщина и девушка лет семнадцати. Обе очень уставшие.
Васька (радостно бросается к женщине, обнимает её). Мама! (Отстраняется, меняет тон на деловой.) Припозднились чтой-то вы. Ну раздевайтесь и вечерять будем.
Женщина и девушка снимают лёгкие стёганки, платки, и становится видно, как они похожи. Обе светловолосые, только у матери коса туго уложена, а у дочери свободно упала на плечо. Все усаживаются за стол. Васька, встав на скамью, разливает похлёбку по тарелкам.
Мама. Что, Танюша, чем дед Евсей вас сегодня занял?
Таня. Сено ворошили. Потом нас тётя Нюся забрала зерно провеивать. (Перешла на шёпот.) Мамочка, а что если зерно всё ж… Сыро-то как!
Мама. Всё хорошо будет. Распогодится скоро. Просушим и отправим.
Таня. Настюш, а что на дальних полях, хлеба тоже полегли?
Настя. Полегли.
Таня. И там серпами.
Настя. Серпами.
Все разом тяжело вздохнули.
Васька (печально). Что ж папа кушать-то будет? Как же воевать не покушавши?
Настя (с тихой улыбкой). Ничего, Василёк, для папы мы каждое зёрнышко с земли подымем да теплом своим высушим. Будет солдатикам, где силы взять.
Таня (зло). А вот фрицы пусть попробуют по нашей грязи проползти. Мало не покажется!
Хлопнула входная дверь. Шаги. Входит женщина лет сорока.
- Добрый вечер, хозяюшки!
Васька. Тётя Глаша, садитесь с нами вечерять.
Глаша. Спасибо, милые, но я только из-за стола. (Обращаясь к матери девочек.) Сонюшка, разговор у меня к тебе есть.
Женщины отходят к дивану, беседуя, присаживаются. Девочки убирают со стола.
Глаша. Выручи, подруга, очень мне надо к сестре в район завтра, а коровушек оставить не на кого. Будь добренькой, помоги, а я к вечерней дойке обернусь. Только Евсею не говори.
Софья. Побойся Бога, Глаша, у меня ведь и так 20 с лишним коров. Руки уж не чую, когда последних дою. Да почистить, да корма задать… Я бы помогла, но не осилю.
Глаша (осматриваясь). Хорошо у тебя, Софья. Девчонки вот подросли, одна краше другой. При тебе опять же. И помощь, и утешенье. А мы вот, кто парней нарожал, волчицами воем. Где наши сыночки? Как им воюется милым?
Настя. Как Вы можете, тётя Глаша, папа ведь у нас на фронте и Мария.
Глаша. Ты в разговор-то не встревай. Мала ещё. А Машка ваша – девчонка. Что ей на фронте-то, в атаку идти? Портки, поди, стирает.
Таня (возмущённо). Мария взрослая, ей почти девятнадцать. И она не портки стирает, а раненых солдат с поля боя выносит. Они вон какие здоровые бывают, а она худенькая совсем, а всё одно тащит, не бросит. А пули кругом свистят, да земля от взрывов вздымается, а она не боится, потому что нельзя бояться. Забоишься и всё – пропала.
Васька. Мариюшка такая, не забоится!
Глаша. Распустила ты девок, Софья. (Вставая и двигаясь к выходу.) Так как поможешь?
Софья. Ладно. Только ты уж до вечерней обернись. Не семижильная я.
Женщины уходят. Девочки идут спать.
Их голоса:
- Спокойной ночи, сестрички.
- Спокойной ночи… А на фронте затишье.
- Солдатики отдыхают.
- Машенька ходит меж ними и спрашивает, все ли здоровы.
- Все здоровы. Мария успокаивается и тоже идёт отдыхать.
- А папа?
- Папа не спит. Он пишет нам письмо.
- А что он пишет?
- Пишет, что здоров.
- Пишет, что бьёт фрицев. И что скоро войне конец.
- Хорошо. Пусть быстрее придёт письмо.
- Спокойной ночи, папа.
- Спокойной ночи, Мариюшка.
Софья. Спокойной ночи, милые.
Сцена притемняется. Раздаётся голос Левитана. Софья и девочки замирают, устремляя взгляд вдаль.
Голос Левитана сообщает о тяжёлых потерях при освобождении Праги. Свет гаснет.
Сцена 2
Та же комната. Шум дождя. Входит Софья, с клеёнчатого самодельного плаща капает вода, но она этого не замечает. За плечи её поддерживает Глаша, она помогает Софье снять плащ, стёганку и платок, усаживает на диван.
Глаша. Ты поплачь, Сонюшка, оно и полегчает. Я когда первую похоронку получила, аж почернела вся. А потом отпустило. Поплакать надо.
Софья застыла, будто и не слышит.
Глаша. Мужа терять тяжело, ох, как тяжело. Я знаю. Но муж всё же не дитя, Сонюшка. Дочки твои все живы. Вот и ладно. Вот и дышать можно. А я-то двух сыновей оплакиваю.
Софья (шёпотом). Что я девочкам скажу.
Глаша. Что ж тут скажешь, Сонюшка, война.
Софья. Нет, ничего говорить не буду. Пусть верят, пусть ждут. Горюшка им и так хватает.
Глаша. Горюшко надо разделить с близкими, оно чуть поменьше и станет, а в одиночку тащить может силушек не хватить.
Софья. Нет, Глаша, на детей такую ношу не взвалю. Пойдём, у тебя посидим, не то девочки поймут всё. Не должны они меня слабой видеть.
Женщины уходят, из рук Глаши выпадает белый прямоугольник. Входит Настя.
Настя (стряхивая воду с волос). Ау, кто есть дома? Василёк, Танюша. Никого. (Испуганно.) Бумага. (Поднимает, непослушными руками разворачивает, читает.) Папа.
Вбегают Таня и Васька. Весело стряхивают друг с друга дождинки. Замечают застывшую Настю.
Таня. Настюш, что… (Замечает похоронку, подходит к сестре, вынимает из её рук бумагу, читает, молча, передаёт Ваське.)
Васька вертит прямоугольник в руках.
Васька (потрясённо). Бумага… (Поднимает глаза на Таню.) Похоронка?
Таня. Да… Папа.
Васька отбрасывает бумагу, словно она обожгла ей руку. Молчат, не в силах осознать случившееся. Входят Софья и Глаша, видят белый прямоугольник на полу. Застывают, глядя на девочек.
Васька (медленно подбирая слова). А-а-а… помните… а… да… Помните, мы деда Евсея хоронили. (Воодушевляясь.) Помните, да?
Таня (будто очнувшись). Точно, хоронили.
Настя и Софья поднимают глаза, в них просыпается надежда. Глаша удивлена.
Васька. Совсем ведь мёртвый был. Лежит в гробу, руки сложены, бабы воют. Жуть. А после, как глаза откроет, как зыркнет, как гаркнет: «Что, вороньё, слетелись?! Врёшь, Евсея не возмёшь!» Как вскочит… Во, страху-то натерпелись!
Таня (с азартом). А в соседней Кленовке на дядю Петра, отца Витьки-молота, тоже бумага пришла, а он вернулся. Живёхонек! Правда без ноги, но ведь вернулся. Мам, ты же видела его, видела же, мам?
Софья (смахивая, непрошенную, слезу). Видела. Живёхонек.
Софья подходит к девочкам, обнимает их. Усаживаются на диван. Глаша остаётся у порога.
Настя. И Мария писала, что с того света солдатушек вытаскивают. Бывает, уж после боя время пройдёт, раненых в госпиталь отправят, на других бумаги напишут, а девчонки-санитарки всё по полю ползают, всё раненых ищут, потому как некоторые в беспамятстве лежат, а после очнутся и на помощь зовут. А фрицы поле освещают, того и жди снова в атаку. А солдатики лежат, ждут. А похоронки на них уж домой летят. Вот, как бывает. Писала ведь, Мариюшка?!
Софья (с улыбкой). Писала.
Васька. Ты, мама, бумаге не верь. Бумага – дура. У-у-у, им там лишь бы написать, а ты тут мучайся.
Софья. Что ты, Василёк, им там потяжелее нашего будет. Ни дня, ни ночи не видят. Вот и ошибутся когда, что ж поделаешь.
Таня. А папа наш, сейчас фрицев бьёт. Далеко-о-о. Скоро Гитлеру конец. (Вскакивает с дивана.) Я так и вижу: Бегут фрицы через поле. А поле уж не наше, заграничное. Улепётывают! А за ними наши танки, так и утюжат, так и утюжат!
Настя (запрыгивает на стул, изображает птицу). А над ними птицы парят, просят: «Гоните фашистов, очистите землю, гнездиться пора, жить пора».
Таня. Сбросили фрицев в реку. (Смахивает воображаемый пот со лба.) Отбой. Привал.
Васька (вытягивая маму на середину комнаты и усаживая её на пол). Костёр разожгли. Вокруг уселись. (Легла, положила голову на колени маме.) Родных вспоминают. (Таня и Настя присаживаются рядом.) Тс-с-с. Папа на звёзды смотрит, о нас думает.
Софья (шёпотом). Мы здоровы, родной, не беспокойся. Ждём тебя. Каждую секундочку ждём.
Таня (горячим шёпотом). Ты там фрицев бей, а мы дождёмся, не сомневайся.
Настя. И с Мариюшкой всё хорошо, весточку совсем недавно от неё получили.
Васька (громким нетерпеливым шёпотом). Ты помнишь, папа, что куклу мне обещал привезти.
Глаша, всё это время с удивлением наблюдавшая за ними, не выдержала. Тьфу, фантазёрки ненормальные. Эти, ладно, дети, а ты-то, Софья! Тьфу. (Уходя, хлопнула дверью.)
Софья. Глаша…
Таня и Настя. Тётя Глаша…
Софья и старшие девочки побежали за Глашей. Васька осталась в комнате одна.
Васька (вдаль). Папочка, если встретишь нашу Марию, передай, что Фёдор её жив. Сама слышала. Он весточку прислал, и тётя Нюся её всей деревне читала…. Да, и про куклу не забудь…
Убегает.
Сцена 3
Та же комната. За окном воет вьюга. Таня пробегает с кастрюлькой в руках, стараясь не расплескать воду. Входит мама.
Таня (облегчённо). Мама! Ну наконец-то.
Софья (поспешно снимая ватник и платок). Как она?
Таня (едва сдерживая слёзы). Плохо. Я уж чего только не делала! И зверобоем поила, и липой, и компресс холодный на лоб, и тело натирало той гадостью, что тётя Нюся дала. Ничего не помогает. Горит вся, аж пылает. (Не может удержать слёзы, всхлипывает.) Молочка всё просит. Молочка… Делать-то что, мамочка?
Софья (решительно, вновь одеваясь). Ещё раз натри, укутай. Пусть потеет. Компресс не делай.
Слабый голос Васьки. Мамочка, мама…
Софья (Тане, поспешно выходя). Я скоро.
Таня уходит к сестре. В комнату входит Настя, медленно стягивает платок, слушает голоса, доносящиеся из соседней комнаты.
Таня (наигранным весёлым голосом). Ты, Василисушка, не унывай. Скоро уж весна. В лес пойдём, берёзового сока наберём. Берёзовый сок, он знаешь, какой полезный. Что ты! Выпьешь чуток, а силушки, будто раз в десять прибавится.
Васька (будто извиняясь). Мне бы молочка, немножечко, один глоточек. Я бы сразу поправилась. Глоточек только.
Таня. Ты же знаешь, Василёк, нельзя молочка. Молочко очень строго принимают, до капельки.
Васька (уговаривает себя). Нельзя молочка… Нельзя молочка…
Таня. Но это ничего. Зато у нас чай липовый есть. Тётя Нюся тебе кусочек сахара передала, она его для сына хранила, а тебе вот не пожалела. С сахаром-то, ой, как вкусно.
Васька. А молочко на фронт, да?
Настя опускается на диван, закрывает лицо платком, сдерживая рыдания.
Таня. На фронт. И в город. Город-то, знаешь, как голодает! Им похуже, чем нам… наверно.
Васька (тихо). Танюш, это я умираю, да? Мама плакать будет.
Таня (возмущённо). Ты… ты что несёшь, Васька?! Не смей! Помнишь, что Мария говорила: «Испугалась, споткнулась и всё – пропала». Помнишь?!
Васька (виновато). Помню.
Таня (примирительно). Ну вот и не вешай нос. А то ишь, как маленькая.
Васька (тихо). Не буду… Тань, а спой про папу.
Таня тихо поёт: «Бьётся в тесной печурке огонь».
Настя выпрямляется и начинает тихо подпевать, постепенно увеличивая звучание. Сцена притемняется. В пение сестёр вплетается слабый голосок Васьки. Последний аккорд. Настя в луче света, она уверена и сильна. Пауза.
Сцена освещается. Вбегает Софья.
Софья (доставая из-под полы ватника бутылочку с молоком и передавая её Насте). Согрей.
Настя (поражённо). Мама…
Софья. Поторопись.
Софья уходит к девочкам и тут же возвращается с Васькой на руках. Следом движется Таня.
Софья. Сейчас, девочка моя, горячего молочка выпьешь и поправишься.
Васька. Нельзя молочка, мамочка.
Софья. Ничего, милая, когда так болеешь, можно.
Настя вносит кружку с горячим молоком, осторожно протягивает маме. Софья поит Ваську, а сёстры смотрят так, словно ожидают чуда. Раздаётся громкий стук, топанье. В комнату входит угрюмая женщина, за ней боком протискивается Глаша.
Женщина. Вот так значит, Софья. Когда страна каждое зёрнышко на фронт, каждую капельку под счёт… А я-то поверить не могла. Дочь, муж честно воюют, а она, дескать, ворует. Как можно! А вот, гляди-ка, можно оказывается!
Софья. Видишь ведь, девочка моя сильно больна.
Женщина. Вижу, как не видеть. Только это всё равно. Позволь одной малость взять, и всё – фронт без провизии.
Софья. Что ж ты не женщина что ли? Не мать? Пойми, не могу я ребёнку своему умереть позволить. (Просительно.) Пару глотков ведь только…
Женщина. Собирайся, Софья, в другом месте по количеству украденного отчитываться будешь.
Сёстры выступают вперёд, закрывая мать.
Настя. Что ж Вы делаете?! Мама день и ночь на фронт работает…
Женщина: – Все работают, однако не воруют.
Таня. Вы не женщина, Вы – изверг. А если бы Ваш ребёнок…
Женщина (угрюмо).Вы из меня слезу-то не выжимайте. Мать я или изверг, не вам судить… Пошли, Софья.
Софья (опускаясь на колени). Прошу, умоляю, дай мне несколько дней. Поставлю Василисушку на ноги и сама явлюсь, покаюсь. Клянусь. Пожалей ребёнка…
Настя (поражённо). Мама…(горячо.) Это я украла. Оставьте маму. Слышите, я украла.
Таня бросается к выходу. Глаша пытается её остановить, но безуспешно.
Женщина (с трудом выдыхая слова). Что ж вы надо мной измываетесь-то?! Разве я тебя, Софья, воровать заставила? Разве я виновата, что война, что голод, что каждая капля для страны – жизнь? Девку твою иначе выходить можно было, а теперь… (Справившись с волнением Собирайся, Софья, не доводи до греха.
Васька (задыхаясь в рыдании). Мамочка, не ходи. Не ходи, мамочка…
Настя (почти в истерике, бросается на женщину, пытаясь её выставить из дома). Нет… убирайтесь… фашисты… убирайтесь… вон… пошли вон…
Софья поднимается на ноги, она выглядит почти старухой. Опускает дочь на диван, отрывает её руки от себя, что-то успокаивающе шепчет.
Слышится шум. В комнату вваливаются односельчане – женщины и подростки. Впереди дед Евсей с вилами в руках. Настя отступает к матери. Из-за спины деда появляется Таня и присоединяется к сестре.
Евсей. Ты что творишь, Клавдия?
Женщина (подбоченившись, с ухмылкой). Уж не на меня ли ты, дед Евсей, с вилами-то.
Евсей (смутившись). Это так… для порядку. Ты, Клавдия, не сбивай, народу прямо скажи: чавой это ты тут беззаконие творишь?
Клавдия. Беззаконие, говоришь? Да нет, Евсей, я как раз таки по закону военного времени действую. Софья, вот, молочко, оказывается, подворовывает…
Таня (возмущённо).Сама ты подворовываешь, ведьма…
Клавдия (будто не слыша оскорбления). И, чай, не впервой.
Таня (бросаясь к женщине). Гадина…
Настя удерживает сестру. Народ шумит.
Нюся.Что ты несёшь, Клавка. Будто Софью не знаешь. Да честней её и человека не сыскать.
Голоса из толпы:
- Кому помощь нужна – все к ней…
- Не откажет…
- Выручит…
- Да мы за Софью головой…
- Имей совесть, Клавка, не хуже нас Сонюшку знаешь.
- Дети у неё, на кого оставит.
- Не сироти детей.
Клавдия (угрюмо). Вы меня не совестите. Я здесь, чтобы закону быть. Или я не понимаю, что голод, что деревне жрать нечего, всё одно, что городу. Так ведь именно в голод воровать и начинают. А как же фронт! Да хоть мы туточки все с голодухи подохнем – это всё равно! Главное, чтобы на передовую провиант бесперебойно поступал. Иль вы этого не знаете? Иль не согласны?
Нюся. Кто ж спорит, Клавушка, кто ж спорит. Только ежели мы передохнем, кому фронт-то кормить?
Клавдия. Найдётся, кому кормить. А Софья украла – факт. И кто знает, в который раз. А значит, должна ответить, чтоб другим неповадно было. Да и не я её судить буду. Моё дело доставить, а там пусть оправдывается.
Голоса из толпы:
- Да разве ж там оправдаешься.
- Погубишь бабу ни за что.
- Осиротишь детей…
Евсей (возмущённо). Клавдия, ты совесть-то разбуди, разбуди, нехай тебя послушаить. Глоточка молока солдатики для болезного ребёнка пожалеють! Да? Бабы на фронт не жалея сил работають. У каждой там сыны да мужья, а то и дочери. Ты, Софья, покажи, покажи плечи-то. До кости ведь стёрла, как по весне вместо лошадей плуг по полю тащила. Кони-то все воюють, а бабы землю пашуть, кто на коровушках, а кто и на себе милых…
Клавдия (устало). Да что я не человек? Ребёнка мне не жаль или Софью я не знаю? Только у меня тоже дети. Не доставлю Софью, меня судить будут.
Нюся. Кто ж узнает…
Евсей. Да откуда ж…
Клавдия. Так ведь я ж узнала, хотя за руку не ловила.
Все оборотились к Глаше. Она сжалась под тяжёлыми взглядами односельчан.
Евсей (грозно). Народ решил. А кому не по нраву, тому в деревне не жить…
Все, тихо переговариваясь, выходят. Глаша стоит у двери, комкая платок. Неожиданно она вскидывает глаза и начинает зло, даже ненавидяще выкрикивать гневные слова.
Глаша. Где ж справедливость-то! Где справедливость, я спрашиваю. Ты, Сонька, девок нарожала, они вокруг тебя, как цыплятушки. А я… Три похоронки получила! Какое сердце выдержит! Муж мой, Сёмушка мой, ещё в первый годок погиб, сердешный. Оплакать не успела, а уж Гришенька в земле сырой, старшенький, надежда моя, кровиночка. (Едва сдерживая слёзы.) А за ним и средний, Илюша, любимый, сердечко моё. Душа в камень свернулась, вся так и замерла, застыла…
Софья (шагнув к Глаше). Глашенька, милая, я понимаю…
Глаша (зло). Нет, не жалей меня, я тебя жалеть не стану, ведьма. Кровушку ты мою своим счастьем пьёшь. По капельке. Думаешь, я от подлости на тебя донесла, а я от горя. Всю мне душу то горе высушило. (Дрожащим от сдерживаемых слёз голосом.) На последнего, на младшенького, нынче весть чёрную получила. Пропал, пишут, без вести. Без вести. (Раскачиваясь, словно в забытьи.) Без вести. Нету больше Стёпушки. Стёпушки мово нету больше…
Настя (возмущённо). Замолчи. Не смей. Он вернётся. Не смей. Убирайся. Гадина, ненавижу тебя. Убирайся…
Глаша (растеряно).Что ты… Бумага… Похоронка….
Настя (исступлённо). Вернётся. Вернётся. Вернётся…
Софья и Таня бросаются успокаивать Настю, Васька тянется к ней с дивана. Глаша медленно идёт к выходу, на пороге задерживается, задумчиво глядит на Настю, на Ваську, уходит.
Софья. Настюша, успокойся, милая. Вернётся, конечно, вернётся.
Таня. Не слушай ты эту дуру старую, что она понимает.
Настя (всхлипывая). Без вести, это ведь ничего не значит.
Таня. Конечно, не значит. Стёпка, он не пропадёт. (Хитро.) Хоть и не от мира сего, а всё одно – удивительно живучий.
Настя (вскинув голову, обиженно). Почему это «не от мира сего»?
Софья (с улыбкой утирая слёзы дочери). Это Таня шутит. Видишь, ты уж и не плачешь.
Васька (слабеньким, но весёлым голоском). Тили-тили-тесто жених и невеста!
Настя (подбегая к сестрёнке). Ух, я тебя!
Софья. Ну-ну, не ссорьтесь. Лучше споём Васильку колыбельную.
Васька (тянет). Не-е-ет. Спойте вальс.
Тихо поют «Синенький скромный платочек…». Сцена притемняется, появляется солдат, Софья и солдат кружатся в медленном вальсе.
Слышится осторожный стук, солдат отступает и исчезает за ширмой, сцена освещается. Несмело входит Глаша. В руках у неё маленький, дымящийся чугунок. Сёстры нахмурились.
Глаша (просяще). Вот, Сонюшка, я девочке твоей бульончик сделала. Куриный бульончик при воспалении лучшее средство.
Таня (зло). Не надо нам от Вас ничего.
Софья (поражённо). Неужто курочку свою порешила. Почитай, последняя на деревне. Берегла ведь её, чуть не убаюкивала.
Глаша. Ничего. Зима. Яиц всё одно не дождёшься, а для Васеньки верное спасение.
Васька. Не надо…
Софья. Ты проходи, Глаша, не стой на пороге. А за бульон большое спасибо. Не откажемся. Девочки, помогите Васильку поудобнее устроиться, сейчас лечить будем.
Сёстры всё ещё хмурясь, усаживают девочку за стол. Молча наблюдают, как она осторожно глотает горячее аппетитное лекарство.
Глаша. Хорошие у тебя девки, Сонюшка.
Софья. Хорошие.
Глаша. Настюша совсем взрослая, а красавица какая!
Софья. Она у меня и хозяюшка замечательная.
Глаша. Красивая пара – мой Стёпушка и твоя Настюша.
Васька (отставляя тарелку). Уф, жарко. А вкусно-то как! (Виновато.) Я всё съела. Ничего не оставила.
Глаша. Это хорошо, Васенька, значит, не сегодня-завтра здорова будешь.
Васька. Вы, тётя Глаша, за Стёпку не переживайте, он не пропадёт. Да, Танюша?
Таня. А то! А что без вести пропал, так это ерунда, он и раньше, куда ни пойдёт, непременно заблудится. Безголовый!
Настя. Сама ты безголовая, а Стёпа всегда дорогу назад находил.
Васька (весело). А помните… (выскакивает из-за стола, но не удерживается на ногах и падает.)
Все бросаются к ней.
Софья. Доченька…
Таня. Васька…
Настя. Василёк…
Глаша. Васенька…
Васька (смеётся). Ой, ноги как смешно дрожат и не держат совсем.
Софья. Рано тебе ещё, девочка моя, бегать.
Васька. Мамочка, я уж здорова совсем. Как молочка выпила, так и…
Таня.Ты, Васька, про молочко-то забудь напрочь.
Васька. Ага. Я, мамочка, как бульончика съела, так сразу и выздоровела.
Софья. Верю, только бегать ещё погоди. Давай я тебя на диван отнесу.
Васька. Ой, мамочка, на полу так хорошо. Давайте на полу посидим.
Софья. Холодно.
Таня. Мы это сейчас исправим.
Девочки приносят фуфайки, одеяло, укутывают Ваську, усаживаются рядом. Васька кладёт голову на колени матери. Глаша садится ближе к Насте.
Васька. Помните, как Стёпка нас с Танькой в лес, что за рекой, повёл, и мы все заблудились.
Таня (насмешливо). Ага. Нет чтобы за дорогой следить, а он стихи сочинять вздумал.
Настя. Стихи?
Таня. Стихи. Я ему так и сказала: «Дурак ты, Стёпка, чем ерундой заниматься, лучше бы кузовок малины дикой для Настюши набрал».
Настя (вскакивая с места). Сама ты дура. (Садится на диван, всхлипывает.) Стихи… Я бы могла их читать. Каждый день.
Таня (виновато прижимаясь к сестре). Прости, Настюша, я и вправду дурой была.
Васька (порывается встать за сёстрами, но мама её удерживает). Настенька, ты не плачь. Я помню стихи его. Ну почти помню. (Уверенно.) Мы тебе их снова сочиним.
Настя (возвращаясь к сестрёнке). Не надо… А о чём стихи были.
Васька (задумчиво). О косах. Ах нет, о цветах в косах.
Настя (укладывая на плечо косу, шёпотом. О косах. (Идёт к краю сцены.)
Таня (вставая). И о небе…
Васька. Не, о глазах в небе.
Таня. Нет, о небе в глазах.
Настя (мечтательно). О небе в глазах. Красиво.
Таня. Точно, о небе в глазах. Вот ведь ерунда. (Спохватываясь.) Видишь, Настюша, мы снова их сочиним.
Глаша (обнимая Настю за плечи). Не надо. Стёпушка вернётся, сам расскажет. (Заглядывая Насте в глаза.) А у тебя и впрямь небушко в глазах… Ждёшь Степана.
Настя (смущённо). Жду.
Глаша. Жди, милая. У меня сердце совсем обмерло, ничего не видит, не слышит, не чувствует. А твоё молодое, горячее. Ты сможешь, спасёшь Стёпушку, укажешь путь домой.
Настя (уверенно). Он вернётся. Обязательно вернётся.
Васька. А я папу видела.
Все оборачиваются к Ваське.
Софья (шёпотом). Как же…
Васька. Не пугайся, мамочка, я папу во сне видела, когда мне плохо совсем было.
Софья (испуганно). Он звал тебя.
Васька (весело). Не, папа ругался, вот так мне пальцем грозил.
Глаша. Коли ругался, так может и впрямь живой.
Васька. Ой, я вам по порядку расскажу. (Устраивается удобнее.) Значит, идёт папа по лесу. Но не нашему, чужому какому-то. Трава аж по пояс, но не зелёная, а как у нас по осени бывает. Голову поднимает, будто мне прямо в глаза смотрит и говорит: «Держись, доча, не подведи!», а после пальцем грозит: «Смотри, Васька, расстроишь маму – высеку!» (задумчиво.) Он ещё что-то говорил…
Девочки и Глаша уселись вокруг Васьки. Напряжённо ждут.
Васька (пытаясь вспомнить). По весне… по весне… (вскакивает.) Вспомнила. (Не удерживается, падает, Софья поспешно её укутывает.) Вспомнила. Папа по весне вернётся!
Все (шёпотом). По весне…
Васька (уверенно). Ага, по весне. Он так и сказал: «Ждите нас по весне, а не то летом. Пироги, доча, готовь». Мама, ты непременно должна меня пироги научить печь.
Софья (со слезами). Научу, Васенька, научу, милая.
Склоняют головы друг к другу, смотрят вдаль, будто видят там скорое будущее.
Все, кроме Васьки (мечтательно). По весне…
Васька. А не то летом.
Замирают.
Звучит лирическая мелодия со звуками весенней грозы.
На заднем плане беззвучно мелькают кадры военной хроники – возвращение солдат с победой.
Занавес.