По чернильной прожилке стиха

г. Омск

 

 

***

В траве кузнечики строчат, не умолкая.

Не жаль, что ничего не разберешь:

здесь всё и так — как слово из молитвы.

Мне оттого спокойно и не страшно.

А вся земля пропахла земляникой,

и смерть — всего лишь девочка с лукошком.

 

 

* * *

Я милости прошу, ведь Он не узнан:

и рядом станет — всё не отзовусь.

И будет биться слово, словно узник,

не у моих ли отчужденных уст?

…Он входит в дом, где молча чинят сети,

где трудятся и плачут рыбаки,

где, возле дома затаившись, дети

в кострище раздувают угольки…

Я милости прошу, где поступь глуше,

где не училась искреннею быть,

где, оттого что не умею слушать,

так странно и мучительно — любить.

 

 

* * *

Пусть — снега. Не медвежий угол.

Жизнь вступает в свои права.

И лежат нефтяные трубы

там, где Меньшиков зимовал.

А избушки — всё чаще в сказке…

Но курортный ищу уют

там, где люди у гор Кавказских

минеральную воду пьют,

где торговец ответит бойко

с адыгейским акцентом… где

о Сибири напомнит только

ковшик месяца на воде.

 

 

* * *

Шелест книжных страниц, словно шелест волны вдалеке,

словно в долгой бессоннице чье-то желанье согреться.

Осторожней шурши кочергою в своем очаге:

может, именно там, под золой, оловянное сердце.

Слышишь шепот Русалочки?.. — сумрак наводит мосты

между сказкой и явью, где наши старанья убоги.

И бредет старый автор — паломник в страну Доброты —

но чем дальше, тем больше печали на этой дороге.

 

 

* * *

Это стало стеченьем, созвучьем,

убыстряющим внутренний ритм…

Не бывает случайностей — случай,

незаметно — тебе: «Говори!..

я впервые так искренне рада

совпаденьям…» — мой голос стихал…

Я в тебе узнавала собрата

по чернильной прожилке стиха.

И родство не забуду, не скрою…

Мы не ведаем, что донесем,

если даже молчать нам — строкою,

той, которой ответим за всё.