Авторы/Глушик Екатерина

СТВОЛОВАЯ ЖИЗНЬ

 

Кофеварка перестала урчать, и Андрей встал, налил кофе в чашку, пошел в гостиную. Субботнее утреннее кофепитие было для него настоящим наслаждением. Не привычкой, а именно наслаждением. По выходным, если семьи не было дома, он отпускал прислугу. Но даже когда она была, по субботам он варил кофе сам. Он даже устроил на кухне своеобразный музей: на полке вдоль стены стоят коробки кофе еще из цикория — который он пил в юности. Есть там и дефицитная по тем временам банка растворимого. Стоят турки. На почетное место помещена упаковка, с которой и начался настоящий роман Андрея с кофе, сопровождающийся волнениями, тайнами, вожделениями, стремлениями к объекту своей страсти — как и любой роман.

Друг ездил в командировку в Германию и привез пакет этого кофе в подарок Андрею. Тот больше был бы рад джинсам или другой носильной вещи с фирменным лейблом, но понимал, что их отношения на такую сумму не тянут. Жена тоже прокомментировала подарок разочарованием: и она была за именитую тряпку. Но себе.

Когда кофе начали варить, запах, сопровождающий кулинарный процесс, подействовал на Андрея чарующе. А отведанный, напиток влюбил в себя с первого глотка. Но не произвел никакого впечатления на жену, чему супруг в душе порадовался: не будет претендовать на эти чудесные зерна.

Он не был склонен баловать супругу и отдавать ей лучшее. Не любил ее с самого начала и потом не стерпелся  — не слюбился. Женился на московской прописке, как и она вышла замуж, чтобы не уезжать по распределению. В научном городке, куда ему предстояло бы поехать, сразу предоставлялась квартира. Но он предпочел ютиться с женой и ее бабушкой в проходной комнате малюсенькой квартирки московской тещи. Супружеские обязанности в таких условиях — при страдающей и кряхтящей ночь напролет старушке — были нелегки для исполнения. Однако не прошло и года после женитьбы, как появился первенец, что еще больше отдалило супругов: жена не высыпалась, не хотела никаких отношений, тяготилась ими, что вполне устраивало Андрея, подружившегося с жизнелюбивой вдовушкой из их отдела.

Квартира была переполнена домашними, и в желанном одиночестве Андрей оставался только по летним субботам: тесть увозил в пятницу вечером всё семейство на «Москвиче» на дачу, куда в субботу должен был отправляться своим ходом и Андрей. Но утро субботы было его! Он вставал, шел варить кофе, который в неспешном наслаждении, под звуки любимых мелодий, пил в комнате тещи, где стояло роскошное старинное кресло, неизвестно как оказавшееся в квартире заводских рабочих.

Никто в это время не мешал Андрею, наслаждаясь, воссоединяться с предметом своей страсти: молоть его на ручной мельнице, варить. Он доставал пакет из потайного места и начинал священнодействовать, отсыпая зерна поштучно. Они были буквально на счету. Дело в том, что, попробовав настоящий кофе, Андрей стал добывать этот напиток правдами и неправдами: он заказывал его тем, кто ехал за рубеж, платя огромные суммы в рублях, поскольку валюты у него не было, оказывал услуги в обмен на вожделенный пакет и постыдно прятал его от семейства, чтобы пить одному.

С тех пор прошло немало лет. Андрей Викторович имел уже свои плантации кофе, которые были приобретены не столько из-за выгоды и бизнеса, сколько ради любви к напитку, и он хвастливо рекомендовал гостям: «Отведайте вот это. С моих плантаций. В мире в год собирают всего несколько сотен килограммов таких кофейных зерен. В буквальном смысле эксклюзив». Да, ему легче было поменять жизнь, чем привычки. Жизнь он изменил кардинально: развелся, женился, заимел еще одно гражданство.

Развелся он в начале перестройки, жил холостяком: приводил, сходился, расставался… Всё вполне устраивало. Раскрутил бизнес, взял к себе в дело и дочь, и сына. А женился вновь, когда стало модно заводить жен-моделей. Андрей разохотился ходить на разные конкурсы «Мисс …», на одном из которых и приискал себе супругу. Это был конкурс «Мисс бюст». Будущая жена в число победительниц не вошла, но внешне была вполне. Правда, оказалось, что ей эта часть организма компенсирует многое, в том числе мозги. Но она не переживала по этому поводу и на его раздраженные вопросы-крики: «Где твои мозги?» — отвечала, что встретились они не благодаря ее мозгам, а бюсту, вот пусть за бюст и спрашивает. Если по поводу бюста есть какие вопросы, то она готова держать ответ: вот он, на прежнем месте. Если бы он ходил на конкурсы «Мисс интеллект», то мог бы и за мозги спросить.

Но в конце концов и к ней Андрей привык и, занятый бизнесом, будучи в разъездах, сводил общение с женой к удобному и нужному для себя объему и формату. Сейчас она была с двумя детьми (которыми очень быстро и благоразумно обзавелась) на даче, а он — в московской квартире, где раньше жил известный тенор.

Напротив тахты, на которой Андрей расположился с чашкой, стояло большое зеркало — в него он не прочь был то и дело взглянуть. И получал от этого дополнительное удовольствие. «Кофе вприглядку» — как называл Андрей это действо. Он очень нравился себе. И не только себе. Он это знал, был этим доволен и даже горд. Ему ни за что не дашь его возраст. С сыном они выглядели едва ли не погодками, а с дочерью — как молодая пара.

Это было правильное решение, да и опять-таки модное поветрие в их кругах. Андрей не сразу решился. Однако, увидев результаты на своих партнерах и соседях по дачному поселку, — решился. Конечно, никто из них не признается, в чем причина их преображения: рассказывали о каких-то курортах в Альпах и снадобьях якутских шаманов. Но все и без того знают, что за шаманы тут колдовали.

Решимость в нем укрепила встреча с первой женой. У дочери был юбилейный день рождения, справляли в ресторане, куда пришла и его бывшая, которую он не видел несколько лет. Андрей даже испугался: неужели и я так постарел? Придя домой, пристрастно рассмотрел морщины, вялость кожи, проступающие старческие пятна. Увиденное ввело в уныние. Он отнюдь не обожал свою новую супругу, но если она наставит ему рога — ничего хорошего в этом не будет. Да и неплохо бы, помимо омоложения, избавиться от разных там болячек: и с ними можно распрощаться в результате ставших популярными в их кругу процедур. И Андрей записался на процедуру — по введению стволовых клеток.

Как Андрей помолодел, похорошел! Он чувствовал в себе прилив сил. Эта молодцеватость не осталась без внимания противоположного пола. Он и раньше нравился женщинам различных возрастов, а тут совсем молодые девчонки стали в него глазами стрелять. Приятно. Андрей и сам теперь не без удовольствия поглядывал в зеркала.

Прошло достаточно времени после процедуры, и всё прекрасно! Он решил сходить в церковь, поставить свечку за чудесный результат, но, когда подошел к храму, испуганные служащие запирали двери: кто-то позвонил и сказал, что здание заминировано. Немногих посетителей попросили выйти, храм закрыли. Андрей чертыхнулся. Ехать до другого собора у него не было времени — друзья ждали его в бане, а он и так уже опаздывал. Да, собственно, результат и без того великолепен.

Андрей с наслаждением тянул кофе маленькими глотками. Вдруг его затошнило, и он срыгнул. Чертыхаясь и пожалев, что нет прислуги, занялся миниуборкой. Неужели чем-то отравился? Наверное, повариха продукты не в супермаркете, а на дешевом рынке купила. Зараза! Отравит еще из экономии. Разницу, понятно, себе в карман. Уволить немедленно мерзавку! Что вчера ел на ужин? Голубцы. Так и есть! В еде он предпочитал русскую кухню: каши, щи, пироги. Эта еда ему никогда не надоедала. И всяких там лобстеров с трюфелями ел без удовольствия, не понимая вкуса, — лишь ради поддержания имиджа и статуса. Дело, конечно, в голубцах. Или мясо плохое, или сметана порченая. Оставшиеся продукты надо отдать в лабораторию: если что, хоть знать, от чего лечиться. К здоровью Андрей относился трепетно и паниковал, если вдруг чувствовал недомогание.

К обеду проголодался и отправился в ресторан. Взяв меню, стал пробегать глазами, но ни на чем не остановился. Подошедшую официантку спросил: «Молоко есть?» Она изумилась выбору постоянного клиента, но принесла странный заказ. Рассчитавшись, оставив хорошие чаевые, пошел на бульвар. Сел на лавочку. Мимо проходила молодая мама, качающая коляску. Андрей подумал, что у этой кормящей женщины наверняка вкусное молоко. И захотел попробовать. Желание стало непреодолимым.

Обескураженный неожиданно открывшейся страстью, от греха подальше отправился домой. По-прежнему донимал голод, поскольку выпитое в ресторане молоко утолило его лишь отчасти. Но о какой бы пище он ни подумал — испытывал отвращение к ней. А хотел только грудного молока.

Позвонил сутенеру, поставляющему ему кое-когда девиц.

— Слушай, у тебя нет среди товара кормящих матерей?

Тот нисколько не удивился.

— Есть. Дорого.

Приехавшая тоже ничуть не удивилась фантазии клиента.

— Сколько твоему ребенку? — спросил Андрей.

— Полгода.

— А чем ты его сегодня кормить будешь? Я ничего не оставил.

— Он у меня искусственник. Как же, вы, дояры, оставите молока ребенку! Я из девчонок самая востребованная. Меня потому и забрюхатеть-то заставили, что вас на экзотику тянет, извращенцы чертовы. То на беременную спрос, сейчас вот на молока попить — спрос.

Это несколько успокоило Андрея: оказывается, такие прихоти не исключение. А то он даже испугался поначалу.

— Ничего делать больше не будем? — поинтересовалась девица и снова не удивилась, когда узнала, что на этом желания клиента исчерпаны. — Сейчас многие попьют — и до свидания. Ну и до свидания.

Сытость, которую испытывал Андрей, была какой-то блаженной. И невероятно хотелось спать. Заснул как в детстве — словно провалившись в обволакивающее теплом, мягкостью блаженное небытие.

…Проснулся оттого, что было сыро. Не открывая глаз, чувствуя дискомфорт, вдруг заревел. Пришел в себя, встал, сменил белье, выбросив его: не хватало, чтобы о ночном позоре узнала прислуга. За людей, равных себе, перед которыми можно чего-то стыдиться или по какому-то поводу испытывать неловкость, он обслугу не считал, но все-таки…

На другой же день, в воскресенье, он поехал в частную клинику, в которой поправлял здоровье. Уролог, осмотрев, опросив, успокоил: никаких патологий. Взял анализ. Велел позвонить во вторник. По дороге из клиники Андрей завернул к церкви, которую давно заприметил: золотые маковки выглядывали из-за высоких крон старых лип. Он припарковал машину у ограды, подал сидящим тут же нищим, направился к дверям, возле которых стояла женщина-служка.

— А храм закрыт, — предупредила она его желание войти.

— Воскресной службы разве не будет? — удивился Андрей.

— Нет, батюшка захворал, а дьякон в отъезде. Сегодня батюшке как-то вдруг плохо стало. Свет у нас отключили, он хлопотал, вот сердце и прихватило. Не упомню, когда мы воскресную не служили.

Понедельник прошел без всяких сюрпризов со стороны организма. Закрутившись с делами, переговорами, Андрей забыл о досадных происшествиях с ним. Во вторник позвонивший доктор поздравил:

— Анализы — как у младенца. В буквальном смысле. Так что поводов для волнений нет. Чувствуете сейчас себя прекрасно? Вот видите. Ну а такое с кем не случается? Если что — обращайтесь. Похвально, что вы так внимательны к своему здоровью.

«Еще бы не похвально! Сколько я тебе за один визит отстегиваю, твой коллега в райклинике за пару месяцев не получает, — с раздражением на излишнюю услужливость околобуржуйской обслуги думал Андрей. — А разорись я завтра и приди по старой памяти, ты и прыщ мне зеленкой не смажешь».

Приехав на дачу, он застал детей играющими в детской и тут же, подсев к ним на пол, включился в процесс спора за право везти машинку. Игрушек было полно, но дети-погодки постоянно спорили и дрались из-за них. Папа отнял всё у обоих сыновей, доведя их от рева до истерики, и жена, поначалу веселившаяся над тем, как искусно отец поддержал игру с детьми на равных, даже напугалась и стала отнимать уже у сопротивляющегося мужа машинки и механических солдатиков. На крики сбежалась прислуга, не знавшая, чью сторону принимать.

Разобиженный отец семейства ничего не стал есть, поскольку опять почувствовал отвращение к еде, выпил молока и уехал в город. Жена подумала, что он расстроился. А он хотел грудного молока, которое на даче взять было негде: девицу сюда не вызовешь.

Пригласить к себе прежнюю не получилось: ее уже опростали, как она сама выразилась. Прямые услуги она оказать могла, но в этом качестве была клиенту не нужна. Приехала другая. Увидев ее грудь, клиент засомневался, есть ли там вообще молоко. Оно было. Но в небольшом количестве и невкусное. После ее ухода Андрей чувствовал себя совсем иначе, не как после первого раза: был раздражителен, не мог уснуть, хныкал.

А на следующий день вновь был в норме. Привычно занимался делами, чувствовал себя как обычно, продолжал с удовлетворением поглядывать на себя в зеркало: хорошо, что провел процедуру омоложения. Вон его ровесники — на дедов похожи. А он — залюбуешься. Только одолевали вялость и сонливость от недосыпания.

Как-то Андрей заметил, что видит людей и предметы словно бы снизу, будто из положения присяда. Занятно. Надо бы эту идею продать своему рекламщику: например, сделать цикл фотографий «Человек растет». И слоган запустить: «Растите вместе с нами». Нет, лучше: «Гарантируем рост». И тут же фото предмета с высоты детского роста и взрослого. Да, можно еще: «Видите, как мы выросли? Вы хотите?»

Зайдя за костюмом в гардеробную комнату, где в это время домработница гладила белье, он неожиданно взялся за платформу раскаленного утюга. Крик был на весь дом. Испуганная женщина только повторяла:

— Нельзя же за утюг хвататься! Что вы? Ведь я только отвернулась, а вы уж — за утюг.

— Почему ты меня не предупредила, что за утюг нельзя браться? Из-за тебя я руку сжег! Пошла вон! Уволена!

Обескураженная кандидат технических наук, бывший конструктор ныне закрывшегося оборонного НИИ, заикнулась о зарплате за проработанные уже в этом месяце дни, что привело Андрея в бешенство. Он пригрозил, что вообще подаст на нее в суд за причинение вреда здоровью и, безусловно, выиграет процесс. Мерзавка заткнулась и убралась ни с чем. А Андрей подумал: может, и правда отсудить у нее пару тысяч долларов? На эти деньги пару раз с девками в сауну сходить, покувыркаться. Ведь получится, что задарма. Зря, что ли, он адвокатов держит?

Делавшая перевязку врач изумилась, узнав, как был получен ожог.

— Так чего вы за утюг-то схватились? Это ребенку простительно, а вы-то взрослый человек.

— Откуда я знал? — недоумевал и раздражался в свою очередь странный ожоговый больной.

Временами Андрей чувствовал забытое уже любопытство и жажду познания окружающего, как в детстве. И непонимание мира. Порой появлялось желание шалить. Он впадал в детство. Но, приходя в себя, был целеустремленным, жестким в бизнесе, несентиментальным, расчетливым.

…Визит к психиатру пришлось сделать подальше от дома, в Питере. Прием разочаровал. Врач объяснил Андрею, что тот в детстве недоиграл, был недоласкан родителями, наверняка у матери не было молока, и она рано отлучила его от груди. Сейчас он почти всё может себе позволить, поэтому подсознательно уверен, что в состоянии вернуть детство, удовлетворить те свои неудовлетворенные потребности. Оттого ныне такие спонтанные, нерегулируемые впадания в ребячество. Для пущей убедительности врач сыпал терминами.

Так обычно лохов разводят. Всё, что он наболтал, — чепуха полная! Андрей был любимым, желанным, балованным, насколько возможно в семье провинциальных служащих, ребенком. Его мама, когда уже Андреев первенец долго не хотел отвыкать от груди, говорила: «Весь в отца! У меня молока — как у коровы было. Так его уж в два года только получилось оторвать от сиськи».

…С Мариной он познакомился в свой очередной приезд в Москву, где бывал наездами с дачи или из Ниццы, выбранной в качестве постоянной зарубежной резиденции. Затормозил на улице и предложил женщине с тяжелыми сумками подвести ее. Она отказалась, смутилась и даже насторожилась: его «лексус» явно не по ней. Потом призналась, что была уверена: так садят и увозят людей, чтобы разделать на органы, и испугалась за то, что двое ее малолетних детей останутся сиротами. Муж погиб под колесами иномарки чуть больше года назад, и с тех пор эти машины и их седоков Марина не только опасалась, но и ненавидела. Говорят, его в больнице почти всего на запчасти распотрошили. Это ей медсестра сказала. А когда Марина пыталась что-то выяснить, ее осадили: а за чей счет вы будете делать эксгумацию и для чего? Даже если это и так — у нас не запрещено изымать органы.

И сам Андрей не знал, почему остановил машину, когда увидел эту женщину. Екнуло что-то, сердце защемило, что с ним и в молодости-то редко бывало. Она шла навстречу движению, он развернулся, пересекая две сплошные разделительные, благо, с его номерами это сделать можно безбоязненно и беспоследственно, и тормознул возле. Когда она отрицательно замотала головой на его предложение подвезти, он вышел из машины, попробовал взять у нее сумки. Не получилось. Тогда достал визитку.

— Позвоните мне. Может, и свой телефон дадите?

Женщина в ответ почти бегом кинулась во дворы. Андрей подозвал мальчишку, продававшего между машин дорожные карты:

— За той вон проследи. Скажешь, в каком доме живет. Получишь сто долларов. Если адрес будет неправильным, выдумаешь — получишь по мозгам и здесь работать больше не будешь.

Мальчишка убежал и, вернувшись, запыхавшийся, дал полный адрес: подъезд без запоров, и, забежавший следом, вышедший с незнакомкой на одном этаже и пошедший вниз, он не вызвал у нее никаких подозрений.

На другой день Андрей с утра подъехал к дому женщины с огромным букетом. Она открыла, еще в халате. Сын был уже в школе, а дочку она должна была вести в детский сад по дороге на службу в ЖЭК. Несмотря на полную неожиданность визита, она, узнав его, пригласила войти, напоила чаем на своей крохотной кухоньке. Они поболтали ни о чем и обо всем. Марина была скованна и несколько настороженна, но уже не испуганна. Он сразу ощутил себя как в родном доме среди родных людей. Затем он подвез их с дочкой до садика, а ее до работы. А в конце рабочего дня встретил, заехали за дочкой.

Андрей испытывал к этой совершенно незнакомой женщине удивляющее его чувство: она казалась ему очень близкой, родной, и дети ее вызывали прилив тепла. С чего?

Он даже не хотел близости. А просто быть рядом. Марина его нерешительность истолковала по-своему и близкие отношения инициировала сама, он же побоялся обидеть ее отказом. Они встречались, он мог часами сидеть под абажуром их бедноватой кухни, просто молчать. Играл с детьми. Любил положить голову Марине на колени, а она гладила его по волосам. Он испытывал скорее сыновние чувства. Это странно: она младше его почти на двадцать лет.

Его помощь она принимала, всегда стыдясь и отнекиваясь. Но брала. Ни ее родители, ни погибшего мужа не могли ей помогать. С мужем можно было о куске хлеба не думать — работящий и добычливый был. Они и третьего ждали, но, когда с мужем случилось горе, пришлось сделать аборт: у плода обнаружили патологию развития — влияние стресса.

Как-то Марина, гладя лежащего Андрея, ойкнула, осеклась тут же, вздохнула:

— У мужа моего родинка такой формы на этом же самом месте, и дочери передалось.

Она показала на большую бледно-коричневую родинку на внутреннем сгибе колена.

Андрей посмотрел.

— Раньше не было.

— Ну, значит, от Люськи моей тебе перешла, — засмеялась Марина. — Что ты, под коленями у себя разглядываешь, что ли?

Но родинки точно не было. И когда появилась — Андрей не помнит.

Он не знал, как дальше строить отношения с Мариной. Жениться на ней он не думал. И не только потому, что был женат. В конце концов, ему не впервой оставлять семью. Но не видел он себя при Марине в роли мужа. Он хотел бы, чтобы они жили все вместе: его семья, Маринина, — как жили они недолго с его мамой, которую он привез в Москву. Скончалась она скоропостижно, буквально сгорела от рака мозга. Почему бы не жить так, всем вместе?

У Андрея стала увеличиваться грудь. Он отнес это на счет полнения. Но полнела именно эта часть. Жена издевалась:

— У тебя точно по тому закону, как его: если где-то прибыло, то где-то убыло. Вверху прибывает — внизу убывает. Скоро ты вместо меня в конкурсе «Мисс бюст» сможешь участвовать. Там только верхнюю часть оголять нужно, так что проскочишь. Да если дело так пойдет, у тебя компрометирующих «мисс» признаков и не останется.

Марина успокаивала:

— Какие пустяки тебя волнуют! У меня тоже: если толстеть начинаю, то сначала в одной части тела прибывает — в бедрах. Просто неравномерно полнеть начал. Ну и что? Кому это мешает? Мне ты всяким нравишься.

Достаточно жесткий, легко, почти всегда с удовольствием грубящий, Андрей стал замечать за собой сентиментальность и даже застенчивость. Было какими-то приливами. Необъяснимыми, немотивированными. После такого впадания в бабство — вдруг вновь жесткость, грубость, еще и бóльшие: злился на себя и окружающих за проявление дамских чувств. В эти моменты жутко переживал из-за увеличивающейся груди. Тогда как в приливы женственности любовался собой в зеркале и оглаживал приятные в этот момент формы.

Всё чаще и навязчивее были голоса. В первый раз, сидя дома, он услышал детский плач и решил, что это из-за стены. Но прислушался и понял, что слышит самого себя. Вскоре плач прекратился. Это и есть «голоса»? Но почему только детские? Потом голоса стали более частыми: то они говорили между собой, то как бы и он принимал участие в разговоре. И не разговор даже был, а лепет. Но Андрей этот лепет каким-то необъяснимым образом понимал.

Памятуя визит к психиатру, Андрей медлил обращаться к нему вновь. Но в конце концов пришлось. Снова поехал в Питер, снова анонимно. Врач внимательно слушал, расспрашивал. Андрею показалось, что на этот раз специалист понял, в чем дело, разобрался, сможет помочь. Беседа была длинной. Андрею надо было выйти, а когда вернулся, то через приоткрытую дверь услышал разговор врача с кем-то по телефону.

— Да тут один на приеме. О голосах парит, в детство впадает. Типичный джентльменский набор, когда они начинают под психов косить. Видимо, ему срок светит, ну и они все накануне ареста к нам: мол, что-то меня голоса тревожат. А потом следователю справку: обращался к психиатру. Ну а мне деньги поминутно от него капают. Он мне парит. Я его слушаю. За такие бабки я круглые сутки готов слушать.

…Вся жизнь Андрея стремительно менялась. Он начал отходить от бизнеса: приливы сентиментальности бывали очень неурочны, и он не мог вести дела. Из-за метаморфоз с телом пришлось отказать себе в привычных хождениях с приятелями в баню, занятиях теннисом. С женой они фактически разъехались: каждый жил сам по себе.

Отношения сохранились только с Мариной. Они превратились не просто в чисто дружеские, но самые близкие. Так бывают близки дети с матерью. Даже не столько сыновья, сколько дочери. Андрей удивлялся: он, почти на двадцать лет старше ее, испытывает к ней почти сыновние чувства, тянется, как к ушедшей маме. «Знаешь, — сказала она ему однажды, — я очень любила своего мужа, и сейчас я его люблю, в детях наших люблю. Я и тебя люблю, но иначе. Будто ты — часть меня. Я тебя очень чувствую».

Как-то они сидели на лавочке возле детской площадки.

— А у меня сейчас дочка была бы, как вон та девчушка, — кивнула она в сторону девочки лет трех, ковыряющейся в песке. — Была на УЗИ перед этим — девочка была у меня.

Марина впервые заговорила об этом. У Андрея что-то словно оборвалось внутри. Он молчал. Она, видимо, ждала от него сочувствия. Но он молчал.

…Центр города был перекрыт из-за бесконечных празднеств, и Андрей долго искал объездные пути, чтобы отвезти Марину домой. Выехали на проспект, на котором находился медицинский центр. Когда проезжали мимо, в Андрее вдруг закричало несколько детских голосов. А Марина отвернулась.

— Не знала, что здесь поедем, а то бы попросила объехать. Я здесь с тех пор и не бывала.

Голос у нее был сдавленным.

— А что такое? — Андрей похолодел от предчувствия.

— Да мне здесь аборт делали. Собственно, эта больница — кладбище моей неродившейся дочери.

Андрею стало не по себе: в соседнем с гинекологическим отделении ему вводили стволовые клетки. Да, дело тут поставлено на поток.

Миновав медцентр, припарковал машину. Он просто не в силах был ехать дальше. Сознаваться себе в том, что всё понял, он не хотел. Все метаморфозы с ним, с организмом и сознанием, теперь объяснимы и понятны: в нем прорастают эмбрионы, что послужили материалом для стволовых клеток. Наверное, их, этих прорастающих в нем и через него младенцев, несколько. Но в том, что один из них — неродившаяся дочь Марины, он не сомневался. И Марина отчасти — его мать: ее обрубленная ветка была привита в этой клинике к его телу-стволу. Стволовые клетки… Сейчас он настоящий гибрид. Яблоня с плодами абрикосов. Мужчина с женскими грудями.

Что ж, кроме совершенного уже греха инцеста его ожидает множество других человеческих катастроф. Потому и в церковь он не мог попасть: Бог не пускал. Стало леденяще жутко. А во что превратится его жизнь, когда живущие в нем дети будут взрослеть, у них будет формироваться психика?

Хотел омоложения? Получил — несколько младенческих душ мечутся в его теле. Его тело — их тюремщик. Думать об этом — по-настоящему сойдешь с ума. Назвать его нынешнее состояние жизнью нельзя уже сейчас. Раньше у него была надежда, узнав, что с ним происходит, исцелиться. Сейчас она пропала. А если выпустить эти души? Может, такой его шаг будет как раз путем к прощению?

Тронулся с места, ничего не сказав Марине.

Всё осознав, он всё для себя решил. Но надо было уладить дела, написать завещание, расписать бизнес по детям. Позаботиться надо и об обретенной матери и сестре с братом. Сосредоточившись на делах, замкнувшись в себе, став необыкновенно угрюмым, Андрей организовывал жизнь близких «после того» — как он это сформулировал.

В разгар хлопот заболел ветрянкой. Врач недоумевал:

— У вас в карте зафиксировано, что в детстве вы уже переболели. Как вы могли заболеть вновь?

Болезнь протекала тяжело. Он бредил. Ухаживала за ним Марина, а жена справлялась о здоровье мужа по телефону из Ниццы.

— Ты меня всё время мамой называл, — с улыбкой сообщила ему Марина, когда он выздоровел. — А у меня к тебе уже действительно материнские чувства.

Далее был коклюш. И вновь недоумение врача:

— На вашем материале можно докторскую защитить. Удивительно: вы так заботитесь о самочувствии, соблюдаете все рекомендации, и такие вдруг напасти.

Доканала Андрея скарлатина.

Врач был обескуражен:

— Тут букет детских заболеваний, которыми он еще в детстве переболел. — И далее с еще бóльшим недоумением делился с Мариной: — Такое ощущение, что он саботирует лечение. Он всегда не просто внимательно, а трепетно к здоровью относился: только прыщ, насморк — в панике в полночь разбудит и целые консилиумы требует. А тут по-настоящему смертельно опасное заболевание, а он едва ли не рад. Или не понимает, или со смертью играет. Но я должен сказать, что эта дама — плохой партнер по азартным играм: она всегда в выигрыше. Вы останетесь банкротом, если вздумаете играть с ней. Ничего не понимаю!

…В прощании у гроба сидели дети, жены, безутешная Марина. «Как будто ребенка потеряла — так убивается. А ведь совсем чужая покойнику», — осудительно шептались пришедшие попрощаться.

Первая жена, которой по завещанию была отписана немалая сумма, о чем она узнала, придя на похороны, прикидывала, как распорядиться деньгами. Глядя на лежащего в гробу мужа, завидовала ему. Точнее тому, как он выглядел. Увидев своего бывшего помолодевшим буквально чудесным образом, она выпытала у дочери, что и как. И сейчас думала, что часть завещанных ей денег потратит на эту процедуру, вершащую с людьми чудеса. «Краше невозможно в гроб положить», — думала стареющая женщина с завистью. Живой, вернее наглядный, пример чудесного преображения лежал перед нею в ожидании выноса.

Жена с большими усилиями придавала лицу выражение скорби. Во-первых, она тоже накануне узнала о завещании. И осталась недовольна: рассчитывала получить если не всё, то уж никак не поделенное еще и с этой старой коровой, его первой женой, и чужой теткой с двумя детьми. Дурак, еще какому-то приюту брошенных детей отписал. Во-вторых, экс-мисс-бюст нашла себе в Ницце потрясающего друга. Какой любовник! Она и сидя у гроба мужа вспоминает его страстные объятия. Он бедный парень, там-сям подрабатывает. Познакомились они, когда он мыл ее «порше». Вынужден жить во Франции нелегально. Очень ее любит. Сейчас она может выйти за него замуж. Парень моложе ее на десять лет. И хотя она вполне еще и его не смущает разница в возрасте, надо заранее позаботиться о внешности и сохранении молодости. Необходимо пройти процедуру по введению стволовых клеток, как сделал муж и на глазах помолодел. Вон он лежит какой — залюбуешься.

Обе жены, сидя у гроба Андрея, были рады его нынешнему местоположению и мечтали об одном и том же — последовать заразительно-вдохновительному примеру покойного.

Марина поседела у гроба человека, который неожиданно появился в ее жизни. Оплакивала его так, как если бы хоронила сына. Или дочь.