ВДОЛЬ ДА ПО УДМУРТСКОЙ…

К 255-летию Ижевска

Вы думаете, какая улица в столице Удмуртии должна быть самой широкой, длинной и представительной? Правильно, Удмуртская. А, кстати, выбилась-то она в центральные совершенно случайно. И с чего бы это ей – ведь номер ее был тринадцатый. Впрочем, начнем по порядку.
Все улицы в Ижевске в свое время нумеровались. Отсчет шел от старинного центра, в который включались плотина и пруд. От него, как круги по воде, разбегались в разные стороны улицы растущего города. Так, на восток, в гору, шел один отсчет. Пушкинская называлась восьмой, Коммунаров – десятой, а Удмуртская под «счастливым» номером тринадцатой. В Зареке свой отсчет улиц, вплоть до семнадцатой. В Колтоме, ввиду близкого леса, появились – от первой до десятой – Подлесные. Собственную нумерацию вводили и жилые районы поменьше.
Забываются номера центральных улиц города. Упорно держатся за своё жители Заречья. Романтики считают, что имена, присвоенные улицам, делают их роднее для тех, кто там живёт, обогащают историю города. Прагматики, напротив, уверяют, что с номерами удобнее разбираться, где какая улица находится, экономия времени, а время – деньги.
Южная граница Удмуртской улицы и начало отсчета номеров – Воткинская железнодорожная линия. Когда более полувека назад тут развернулось строительство частных домов, ниже линии, на болоте, еще не строились – хватало места на горе. И поэтому возникшие позднее за «железкой» улицы, вроде, и смотрелись заодно с верховыми, но названия имели другие и отсчет номеров вели в противоположном направлении.
Эта часть Удмуртской сплошь деревянная. Она карабкается круто вверх по склону горы так, что одна сторона улицы выше другой. Для проезда она менее удобна, чем соседняя четырнадцатая, теперь Володарского, поэтому заасфальтировали и сделали транзитной именно последнюю.
Но весной, когда случались наводнения и нижние улицы превращались в «венецианские каналы», по которым пострадавшие сновали на лодках между домами, спасая имущество и завозя продукты и теплую одежду, замерзая от близости ледяной воды, жители Удмуртской, наблюдая и сопереживая со своей «верхотуры», могли быть уверены, что эта напасть им не грозит.
Раз на горе – то земля там больше глинистая. Но картошка и овощи родятся неплохо. Удобно ведь, когда рядом с добротным домом усадьба: гараж, банька, теплички. Поначалу нарезали всем по десять соток. Потом, когда стали застройку уплотнять, и появились с обеих сторон спутники – проезды Удмуртский и Володарского, огороды у старожилов улицы пообрезали, но и того, что осталось, хватает на грядку-другую. А бани оставили для себя только заядлые любители попариться. Все остальные ходят в «казенную», на Большую дорогу, где пересекается она с улицей Коммунаров.
Кстати, о Большой дороге (нынешнее название улицы – 40 лет ВЛКСМ). Когда-то это была действительно магистраль, начало Гольянского тракта. По ней транспортировали суда, построенные на Ижевском железоделательном заводе, чтобы спустить на камскую ширь в Гольянах, везли и другие грузы на эту оживленную пристань. Представляю, каких трудов и какого мастерства это стоило – втащить на гору Большой дороги тысячепудовые громадины. Когда мы пацанами, раздобыв неизвестно где огромные деревенские сани-розвальни и посадив впереди самых крепких ребят на коньках, чтобы рулили, мчались с ревом, распугивая встречных и поперечных, вниз по Большой дороге, то от улицы Удмуртской уклон выносил нас до самой Сенной.
Пивнушек на Большой дороге было не счесть. Улица вела от базара, и продавшие кто сено, кто мясо или мед крестьяне нередко спускали там свои трудовые червонцы. А если наши отцы вовремя не являлись домой, матери посылали нас искать загулявших кормильцев. Мы шли по цепочке от пивнушки к пивнушке и, выцепив своих отцов в ближайшей, а то и самой дальней забегаловке, одного или в компании, в зависимости от их «загруженности», ныли и уговаривали идти домой.
Так вот, влезши на гору перед Большой дорогой, Удмуртская успокаивается и идёт дальше по ровному месту. Вернее, шла. Сейчас гигантским котлованом её пересекает Промышленная магистраль. Задумана она, чтобы разгрузить от транспорта центр города.
Ах, какая отсюда распахивается панорама! Наверное, это самая высокая – среди всех холмов, на которых стоит Ижевск – точка города. Наша усадьба, строительство которой было спешно закруглено в связи с началом войны, стояла на этой вершине. Земли нам выделили много на радость родителям, осваивавшим огород. Меня же больше радовал сарай, где я, заигравшись, засыпал наверху в пахучем сене: мы держали корову. Ночью мы с отцом любили посидеть на плоской крыше дровяника. Я, прижавшись к нему, смотрел на озеро городских огней в долине, слушал, как ворочались и погромыхивали молотами заводы, вооружая страну огромную, вставшую на смертный бой, посвистывали паровозы, круглосуточно увозя тысячи тонн продукции для фронта. Отец караулил картошку, которую воровали с неогороженного участка: вместе с войной в город пришёл голод.
Сейчас здесь стоит, взметнувшись ввысь и сверкая стеклом и алюминием, административное здание Ижевского механического завода. Именитых заморских гостей выводят на смотровую площадку гигантского здания, чтобы после фуршета полюбоваться панорамой раскинувшегося внизу города.
После трагического пожара, в котором погибли моя сестра и зять, наш обгоревший дом портил весь вид, и по требованию дирекции завода я вынужден был разобрать его. А может быть, пожарище напоминало администрации о том, что погорелице, работнице этого завода – дочери погибших и тоже проработавших на этом предприятии в общей сложности десятки лет, так и не дали нормального жилья.
От Большой дороги деревянная Удмуртская, поблескивая шиферными крышами, тянулась до улицы Ленина. Между Удмуртской и Комсомольской, на пересечении с улицей К.Либкнехта, стоял длинный деревянный продовольственный магазин. К нему мы были прикреплены для отоваривания продовольственных карточек. Каждый день мы, ребятня, ходили туда за хлебом по Удмуртской и, чтобы скрасить свое полуголодное существование и длинную дорогу, заключали пари. Нужно было безошибочно назвать номера домов и фамилии их владельцев, что были написаны на табличках, в обязательном порядке прибиваемых даже к самым захудалым халупам и освещаемых по ночам лампочками. Победитель получал хлебные обрезки, которые возникали во время взвешивания пайков. Везло чемпиону, если обрезки были пузатенькими. Но часто он оставался без приза. Когда милиция для наблюдения за очередью не появлялась, мужики, что понаглее, затеяв бузу, сталкивали нас и баб с высокого крыльца. И мы, простояв полдня в очереди на морозе, скатывались по ступенькам, как замерзшие конские говёшки, потирая ушибленные места и понимая, что ругаться бесполезно и хлеба сегодня нам не хватит. Вот тогда победитель оставался без «калыма». Но он не обижался: он нам сочувствовал.
Сейчас это место тоже людное. Расширившаяся в несколько раз улица К. Либкнехта стала оживлённой магистралью с троллейбусным движением. Здесь граница: заканчивается деревянный Южный жилой район Ижевска и начинается каменный Центральный. Теперь Удмуртская словно распахивается во всю свою ширь. Справа – нарядные жилые дома с пристроенными магазинами и автостоянкой, слева – кафе, школа, проектная контора.
Следующий примечательный перекресток – с улицей Ленина. Когда-то она называлась улицей Труда, была вымощена деревянными торцевыми шашками, и вдоль домишек с покосившимися палисадниками ходил однопутный трамвай. На углу Удмуртской тут стоял большой двухэтажный дом. В нём жил поп. Он был дядей моему другу Юрию Мезенцеву, жившему там же. Батюшка, подметая рясой землю, отправлялся пешком на службу в расположенную неподалеку церковь, а встретив племянника, запускал руки в складки одежды и выдавал ему иногда от своих щедрот денег. Так Юра накопил на фотоаппарат, которым мы делали свои первые снимки.
Дом этот потом снесли. На его месте построили пятиэтажную панельную «хрущобу», в которой жила тетя моего другого друга Виталия. Иногда мы заходили к ней в гости. Она, венеролог по профессии, принимала в таком случае своих клиентов на кухне и там манипулировала шприцами. Освободившись, тетя присоединялась к нам поболтать, наливала всем водочки, той, что обязаны были приносить клиенты для обработки своих продырявленных ягодиц.
Торцевую мостовую, по которой года через три практически невозможно было ездить (дерево разных пород гнило неодинаково, и получались немыслимые колдобины), при разборке растащили на дрова жильцы близлежащих домов. Улицу замостили асфальтом. Уложили вторые трамвайные пути, и, преобразившаяся, она понравилась отцам города. К тому времени улица Ленина, находившаяся в старинном центре, захирела, и решили, что связывать её с именем вождя пролетариата несолидно. Поэтому её переименовали в Вадима Сивкова, Труда переименовали в Ленина, а Труда сослали на рабочую окраину, как ей и положено по статусу, в Старый аэропорт.
Примечательными на этом перекрёстке являются два строгих здания. Первое – Промышленно-экономический колледж. Раньше это было ПТУ Ижстали, готовившее литейщиков и сталеваров. Теперь, с приходом рынка, специализацию расширили и металл сплавили с экономикой.
Второе, более строгое сооружение – бывший Верховный суд Удмуртии. Возникшее на месте сквера, в стеснённых условиях, оно тем не менее выглядит солидно. И если возле парадного входа машинам тесновато, то внутри здания – широкие холлы, удобные залы заседаний и кабинеты судей, сплошная компьютеризация. Для доставки заключённых оборудован въезд со двора. Одним словом – специальное здание для судопроизводства. Об остальных судах в городе, кроме Верховного, этого не скажешь. Ютятся, где придётся. Помещение же Октябрьского суда напоминает мне троллейбус: так там тесно.
Впрочем, вернёмся на улицу. Как длинный Нил пересекает всю Африку, перешагивая границы государств, так и Удмуртская пересекает Ижевск. А очередная граница – улица Советская. Тут кончается Первомайский район и начинается Индустриальный.
Это место с полным основанием можно назвать историческим: так много событий тут произошло. Вначале здесь было кладбище, огороженное невысоким забором. Застройка уже окружала его, и одинокие путники в сумерки с опаской пересекали большую заросшую чертополохом территорию по образовавшимся между могилами дорожкам, озираясь на покосившиеся памятники и замшелые плиты. Там же, в низине, была могила замученного предводителя большевиков Ивана Пастухова.
При кладбище находилась церковь, самая большая из немногих уцелевших в городе после разгула атеизма. Церковь посещали, в основном, пожилые люди, но на большие престольные праздники, особенно на весеннюю Пасху, народу набиралось множество. Всем было интересно увидеть торжественный крестный ход с иконами и песнопением вокруг храма. Мы, ребятня, облепляли церковные заборы. Порядок на улице Удмуртской, заполненной народом, контролировала конная милиция.
По прогнозам оптимистов-атеистов, через сто лет должна была закрыться последняя церковь. Этого добивались целенаправленно, поэтому у Троицкого собора одно время колокола перестали оглашать перезвоном округу, а остались только нарисованными на забитых проемах звонницы. Какими наивными были эти прогнозы.
Как комсомольцу, мне посещать церковь было нельзя – вылетишь из техникума. Но приходилось рисковать. Осев в Ижевске, наша семья имела многочисленные корни в деревнях, особенно Воткинского района, откуда из Хорохор и Болгур были мои отец и мать. Так вот, сельские родственники не хотели, чтобы их плодящиеся чада росли «нехристями», и везли их крестить в город. А в церкви требовали комплект: чтобы были крестные отец и мать. После долгих уговоров мы с моей старшей сестрой соглашались, и, пропустив занятия, тайком ходили в храм, где носили помазанных и посиневших от крика младенцев на руках вокруг купели. Счастливые родители чад одаривали нас иногда трёшкой. Я, как крестный отец, должен был затем шефствовать над крестниками, дарить им на именины рубахи. Пару раз, случалось, я делал это особо запомнившимся подопечным, если оказывался в их деревнях. Остальные же просто затерялись, как многочисленные «дети лейтенанта Шмидта».
Когда государство дало послабление церкви, она начала срочно строиться. Преобразился и Троицкий собор: нарастили купола, засверкавшие красками, построили двухэтажные хозяйственные корпуса во дворе, соорудили отдельные строения для крещения и отпевания, возвели вокруг храма забор, сделав его с улицы Удмуртской лёгким и ажурным.
Кладбище решено было ликвидировать и на его месте – умные, видно, головы думали – сделать спортивный комплекс, чтобы прыгать на костях предков. Начали со стадиона. Выиграл проект с заглублённым вариантом, чтобы меньше средств тратить на строительство трибун. Пригнали экскаваторы, самосвалы, и началось великое «переселение останков». Экскаваторщики прерывали свою работу, когда в перелопачиваемых останках сверкало что-нибудь металлическое. Когда копали узкие траншеи коммуникаций, было видно, как гробы перепиливались пополам.
Большевику Пастухову поставили памятник сначала в самом центре Ижевска, на перекрестке улиц Советской и Горького, но так как он, держа винтовку, недвусмысленно показывал на тогдашний Дом правительства, монумент переставили на тихую улицу Коммунаров.
«О спорт – ты мир», – сказал основатель олимпийского движения Кубертен. И спорт завораживал нас. Стадион ревел, когда приезжали сражаться с нашими футболистами соперники из тбилисского «Динамо», ереванского «Арарата», болгарские «Братушки». Были у нас и свои кумиры: длинноногий центрфорвард Спиридонов (по прозвищу Швейк), маленький, шустрый, как веник, крайний Вьютнов (Балерина), угловатый, надёжный, как скала, центральный защитник Петухов (Петух). И наши парни держали марку. Многие из них играли в клубах высшей лиги, некоторые выступали за сборную команду страны.
Фанатизм болельщика неуправляем. Помню, когда ижевский «Зенит» играл в Свердловске с «Уралмашем», и я, единственный на стадионе, орал за наших, свердловские болельщики взяли меня под «белы ручки» и выпнули со стадиона.
Зимой на стадионе властвовали мотогонки на льду, по-современному – спидвей. Рёв моторов, бешеные скорости, виражи. Имена любимцев – Балобанова, Грайфа, десятикратного чемпиона страны Чирцева, чемпионов Европы и мира братьев Яковлевых – не сходили с уст. Да и где ещё было оттянуться мужику зимой, пока нет надоевшего садоогорода, на полном основании получив увольнительную от жены. Поэтому ходили компаниями, отоваривались «для сугреву» горячительным, громко орали за своих и расходились удовлетворёнными. Пустые бутылки из-под рук расхватывали шустрые бабки и подростки, делавшие свой бизнес.
Иногда на стадионе устраивали массовые городские праздники и всевозможные шоу – с аттракционами, выступлениями гимнастов и мотоциклистов, автородео и прыжками парашютистов, участием российских эстрадных суперзвезд и обязательным фейерверком. Рёв трибун со стадиона ударялся о высокий каменный забор церкви и утихал. Потом рядом с храмом построили Дворец спорта, но там основным атрибутом был плавательный бассейн, а пловцы – люди тихие, спокойные.
Время диктует моду. Ельцинское окружение культивировало теннис. В Брежневские же времена котировался хоккей. В своё время я был делегирован от редакции газеты «Комсомолец Удмуртии» в Москву на семинар спортивных журналистов. Нам, делегатам, выделили билеты на «матч века». Встречались сильнейшие в то время команды планеты – сборные Канады и СССР. Ледовый дворец в Лужниках был, естественно, переполнен. В правительственной ложе, которая находилась напротив нашего сектора, присутствовала вся верхушка страны: Генсек Брежнев, премьер-министр Косыгин, Председатель Президиума Верховного Совета СССР (юридически, считай, Президент) Подгорный.
Игра была жестокая, драться канадцы умели. Когда после очередной потасовки наш гигант-защитник Рагулин оказывался на канадце сверху, Леонид Ильич довольно улыбался. Нам же наслаждаться хоккеем мешали личности в одинаковых костюмах, вероятно из спецслужб, которые, стоя спиной к ледовой арене, постоянно мелькали перед глазами и неотрывно смотрели в нашу сторону: не дай Бог, кто из зрителей рывком полезет за пазуху или в карман.
Пристрастие руководства страны сразу стало примером, и обкомовцы на местах кинулись подражать. Наличие хорошей хоккейной команды стало престижем для области, республики или ведомства. Вслед за Глазовом решили срочно построить Ледовый дворец в столице республики Ижевске. Тем временем наши хоккеисты набирались опыта на открытых дворовых площадках, поднимаясь вверх через отборочные турниры среди мелких городов: Воркуты, Кирово-Чепецка. Помогала и комсомольская «Золотая шайба», привлекшая в хоккей тысячи ребятишек, выросших впоследствии в классных игроков.
Ледовый дворец строили всем миром и тоже рядом с церковью. Огромный стеклянный аквариум удался на славу и сразу украсил Удмуртскую улицу. Теперь на повестке дня была высшая лига. А там без знаменитого тренера нечего делать. Решили остановиться на Роберте Черенкове – да, том самом, что побывал в тюрьме по обвинению в убийстве своего конкурента на главный хоккейный трон России. Но в 1980 году Черенков был в фаворе. Когда его пригласили в дирекцию «Ижстали» и спросили о стоимости его тренерских услуг, он заломил такую сумму, что у всех волосы встали дыбом.
- Послушайте, мы, руководители многотысячного коллектива, сами столько не получаем, – удивились они.
- Это ваши проблемы, – сказал тренер и пошел к двери. Его вернули.
И «Ижсталь» ворвалась в высшую лигу и прочно обосновалась там. Билеты на матчи достать было невероятно сложно. Мы, заядлые болельщики, по блату покупали абонементы сразу на целый сезон. В переполненном дворце во время игр яблоку было негде упасть. На правительственной трибуне обязательно присутствовали первые лица Удмуртии и Ижевска, директора заводов и трестов.
Не знаю, как настраивал на игру своих бойцов тренер «Ижстали», но бились за очки в высшей лиге они жестоко. Сидя в первом ряду, можно было видеть вблизи свирепые лица игроков, слышать, как трещат при столкновениях их доспехи, борта коробки, а может быть, и кости. После одной такой сшибки, когда наш нападающий не стал уступать, для его соперника это закончилось печальным исходом. Но расследование установило, что погибший был сам виноват: не настроился как следует на игру и не сгруппировался перед столкновением.
Поговаривали, что Черенков перед игрой заставлял ребят смотреть по видео жестокие боевики, чтобы придать бойцам «озверину», а после игры – сексуальные фильмы для расслабления. Тех же, кто «сачковал», когда все бились насмерть, после игры, якобы избивали, чтобы неповадно было.
«Ижсталь» крушила киевский «Сокол», рижское «Динамо», московские «Крылья советов». Побеждала в Кубке шахтёров в Польше, в Полярном кубке в Швеции, обыгрывала сборные команды Румынии, Болгарии.
Я помню, когда наши сыграли вничью 5:5 со знаменитым ЦСКА и забили пять шайб самому Третьяку, мне сделалось плохо с сердцем прямо на матче. Потом, правда, один знакомый корреспондент рассказал мне по секрету, что за ту игру всем армейцам подарили по сувениру – ижевскому ружью, и я перестал быть истым болельщиком.
А какие классные ребята выросли у нас! Тройка – братья Орловы и Фархутдинов – наводила ужас на соперников. Защитника Лубнина переманили в Киев и сделали капитаном украинской команды. Отлично играли Астраханцев, Камашев, Молчанов, отец и сын Чупины. Многие воспитанники Удмуртии защищали цвета команд Омска, Казани, Магнитогорска, сборной страны, были чемпионами мира. Особые слова о бывшем капитане, когда-то одном из лучших бомбардиров страны, Сергее Абрамове, одно время тренере «Ижстали», по стопам которого форму этого клуба надел его сын.
Сейчас «Ижсталь» во втором эшелоне: с финансами туговато, а без них хороших игроков не удержать.
На футбольном поле «Зенит» сменил «Газовик-Газпром». Успехи у него тоже не очень. Вот и подумаешь о потусторонних силах: объединила же в этом месте Удмуртская улица, на бывшем погосте, страсти и покой, бурную жизнь и забвение памяти…
Впрочем, наш маршрут по улице дальше.
Следующая панорама – мир науки. Поначалу обосновавшийся здесь в одном из зданий Удмуртский пединститут начал расширяться. Отстроил современный корпус через дорогу и назвал его номером один, потом присвоил здание на противоположном углу перекрёстка – корпус четыре. Затем соорудил спортивный комплекс и прекрасное здание факультета искусств, корпус номер шесть, куда сейчас водят делегации на экскурсии. Потом строительство сквера с памятником Пушкину, часовни для верующих «корифеев науки», библиотеки по последнему слову техники. И, наконец, новенькое, с иголочки, здание нефтяного факультета, подарок миллиардера Алишера Усманова за миллионы тонн удмуртской нефти, что выкачала его фирма из наших недр. Через Удмуртскую перекинулся воздушный переход, соединяющий корпуса вуза.
Когда пошла волна переименований институтов в университеты и академии, Удмуртский имел на это полное право: десятки тысяч студентов, большая когорта профессоров и доцентов, докторов и кандидатов наук, десятки факультетов и специальностей. На базе университета образовались институты и колледжи, открылись филиалы в других городах.
Об авторитете вуза говорят его большие международные связи с коллегами из США, Великобритании, Германии, Испании, Южной Кореи. Происходит обмен студентами и преподавателями. Все это большое научное хозяйство впечатляет, и его надо содержать. Составляют гордость университета и несколько спортивных команд, участвующих в высших эшелонах чемпионатов страны.
А что делается в вузе во время вступительных экзаменов: переполненные коридоры, толчея возле списков поступающих, слезы радости и горя после экзаменов, озабоченные родители, водящие своих чад по кабинетам. Конечно, многие выбирают специальности сверхпрестижные: юриспруденция, дизайн, финансы. Часто мест бывает меньше, чем заявлений медалистов. Говорят, что дают взятки. Правда, есть сейчас платные формы обучения, но разовая взятка, наверное, обойдётся дешевле.
Дальше по Удмуртской, в старинном здании, находится городское жилуправление, то самое, на которое сыплются все шишки по ремонту жилья, если нет горячей воды или перекопаны дворы. Следом расположено кафе, куда водят кормить нестройными колоннами призывников с республиканского военкомата, пока «покупатели» не развезут их по войсковым частям. Напротив кафе находится школа, воспитавшая многих юных футболистов до настоящих мастеров.
Интересная история случилась со стоящим рядом Центральным архивом. Когда планировали его застройку тут, не предполагали, что Удмуртская станет такой знаменитой. И здание архива своим тюремным видом с окнами-бойницами портило весь проспект. Засуетился тогда главный архитектор города Берш, кое-что на фасаде изменили, но «горбатого» не исправить. С левой стороны улицы невзрачные пятиэтажки прикрывает собой ряд магазинов, и в «Дарах природы» можно купить натурального меда и медвежатины.
Так мы добрались до улицы Кирова. Когда-то здесь была окраина города, и построили два завода: редукторный и подшипниковый. Предприятия процветали, продукцию отправляли даже за границу. Рабочая сила была в дефиците, и платили исправно. Это и соблазнило меня в свое время прирабатывать на подшипниковом ночным сторожем.
Если выпадал пост на складе, то, обозревая временами замки, можно было поваляться и почитать вволю и на другой день на основной работе выглядеть сносно. Но часто приходилось дежурить на проходной, на вертушке. До полуночи для второй смены открывать калитку было нельзя, а освободившийся раньше рабочий класс скапливался у вертушки, забивая всю проходную. Как у коренного ижевчанина, у меня было среди рабочих много знакомых, и они начинали клянчить, чтобы я выпустил их пораньше, раз они не нужны уже в цехах. Незнакомые ворчали, что с моей рожей надо не на стуле сидеть, а болванки ворочать. Одним словом, не выдерживал я по мягкости характера и открывал выход раньше времени, за что и был уволен как нарушитель инструкции.
Позднее подшипниковый завод отстроил на Удмуртской новое административное здание, часть которого сдал коммерческим структурам. Редукторный завод отдал часть своей территории в аренду под авторынок и мастерские.
После улицы Кирова начинается самый престижный жилой район – Северный: сравнительно новый, современной застройки, вдали от крупных предприятий, рядом с лесным массивом.
По бартеру с газовиками несколько домов вдоль речки Карлутки построили немцы. Все детали возили за тысячи вёрст из Германии. Смонтировали с европейским качеством, вид замечательный. Поначалу котировались эти квартиры выше некуда, потом интерес к ним поостыл: говорят, не совсем приспособлены они для суровых уральских зим.
Украшает тут Удмуртскую и многоэтажный, сверкающий стеклом институт «Сельпроект», да и жилые дома хорошей планировки: большие кухни, лоджии, мансарды наверху для художников. Возле улицы Майской стоит шестнадцатиэтажный кирпичный дом, а рядом дом-гибрид: низ кирпичный, а верх панельный.
Здесь памятна мне одна история. Вы знаете, сколько подписей ответственных лиц различных контор нужно собрать, чтобы получить ордер с разрешением перекопать такую магистральную улицу как Удмуртская? А если это делается с остановкой общественного транспорта, то надо компенсировать, например, ТТУ его убытки. В солидных городах под большими улицами делают проходные каналы, чтобы при авариях не копать асфальт. Решили впервые такой канал соорудить и в Ижевске. Поджимали сроки – нужно было сдавать жильё. Завезли материалы, согнали технику. Собрали все подписи, кроме одной – ГАИ.
Кто на улице хозяин? Город считает, что он, так как содержит хозяйство. Гаишники – что они, раз отвечают за безопасность движения, тем более, что они – номенклатура республиканского масштаба.
- Работы категорически запрещаю, – написал на моём чертеже начальник ГАИ, и я понял, что дело глухо. И причина была не в нас, строителях: мы были козлами отпущения. Шла принципиальная борьба между ведомствами.
Секретарь горисполкома знала меня и разрешающе махнула рукой, так как был уже поздний вечер, и совещание заканчивалось. Когда я, ввалившись в кабинет и прервав заседание, доложил, что все работы срываются из-за автоинспекции, заместитель председателя исполкома Львов побагровел и сказал: «Копай! Мы разберёмся, кто в городе хозяин».
Такие работы ведутся обычно в выходные дни, чтобы не мешать трудящимся добираться до заводов и контор. Сроки были железные: к утру понедельника общественный транспорт должен пойти, иначе страшные последствия.
Копать мы начали ночью, как только перестали ходить троллейбусы. Но ГАИ по ночам не спит. Подъехавший на машине с мигалкой наряд сразу же выяснил, кто тут старший, усадил прораба в машину и увёз, обезглавив стройку. Когда утром обнаружилось, что всё стоит и дело срывается, я, на свой страх и риск, дал команду копать дальше. Экскаваторы замахали ковшами, гружёные самосвалы засуетились, отвозя грунт. Ровно в десять часов с одной стороны Удмуртской показалась кавалькада раскрашенных машин с мигалками. Из «Волги» вышел полковник и начал давать указания своим подчинённым. У меня ёкнуло сердце. Но, о чудо! С другой стороны улицы к котловану подъехала чёрная «Волга». Из неё вышел Львов. Подозвав меня, он спросил, как идут дела, и сказал: «Продолжай». Противостояние по обе стороны котлована продолжалось несколько минут. Первыми развернулись и уехали гаишники. Проходной канал мы закончили вовремя: к сроку на месте траншеи лежал свежий асфальт. А начальника ГАИ вскоре сменили, городские власти в тот раз взяли верх.
Постепенно из старого центра в Северный район стали перебираться престижные магазины. С Пушкинской переехал «Экран», с Ленина «Электротехника в быту». Особый разговор об элитных домах, в народе их называют по фамилиям первых лиц республики: дом Марисова или дом Волкова. Там планировка, количество комнат и квадратных метров – на заказ, можно в два яруса, можно с камином, есть и с гаражами в подвале. Эти дома строятся внутри кварталов, подальше от пыльных улиц и лишних глаз. Сейчас в таких домах много и «новых русских». В микрорайоне Север таких домов больше, чем где-либо.
На улице Удмуртской здесь было построено первое в городе троллейбусное депо, первыми пассажирами троллейбуса были мы, строители.
Улица Удмуртская, минуя старое Северное кладбище, заканчивается у автозаправки, на развилке Воткинского шоссе и Дзержинского.
Так изменялась она, эта улица: из грязной, узкой, деревянной превратившись в широкую, сверкающую витринами. Может такая же судьба – к лучшему – ждёт и нашу многострадальную Удмуртию? Так хочется в это верить и надеяться.

ЦИРК ПРИЕХАЛ

Цирк в Ижевске всегда был достопримечательностью. Кроме скудного хлеба рабочий люд требовал ещё и зрелищ, поэтому с царских времён на ярмарках всегда приветствовали заезжих комедиантов, факиров и циркачей. Балаганы ставили в бойких местах, а зрителей и ротозеев всегда хватало.
Одно время на улице Базарной мучной ряд образовался на самой горе, возле Генеральского сада, в районе теперешнего Мотозавода по улице Горького. Тогда ушлый предприниматель А. Коромыслов первым организовал тут постоянное цирковое здание. Отсюда далеко слышны были музыка и крики балаганных зазывал посмотреть на «тренированных дам-борцов».
Неизвестно по чьей вине: красных или белых, но огонь гражданской войны спалил это сооружение, где на собрании в мае 1917 года размежевались ижевские большевики и меньшевики.
К 1926 году, после смерти Ленина, Сталин задушил НЭП, и голод гулял по Поволжью. На обед мой отец, рабочий «Ижстали», пёк у горячей печи несколько картофелин, благо выручала пуповина деревни. Работа была тяжёлая: таскать на носилках горящую сталь. Обдирая картофельную шелуху, он видел, как чьи-то руки подхватывали её. Глаза он не поднимал.
После смены путь его домой шёл мимо Сенной площади, куда к тому времени переместился торговый центр города, и отец долго смотрел, как росло здание большого деревянного цирка. Хлеб и зрелища взаимозаменяли и дополняли друг друга.
Цирк построили с печным отоплением, с освещением керосиновыми лампами, но представления в нём можно было давать и в холодное время года. Ижевский цирк тогда признали и в Москве, включив его в общесоюзное ведомство ГОМЭЦ (Государственное объединение работников музыки, эстрады, цирка).
К лету 1940 года решили, что это деревянное здание не соответствует потребностям города, и цирк разобрали. На том же месте по проекту архитектора П. Попова начали строить оригинальное кирпичное сооружение.
Но тут грянула война. Ижевск принимал эвакуированные заводы. Многие тысячи людей нужно было расселить, накормить, поставить к станку. В нашем домике в Соцгороде лучший угол возле печки был выделен двум тульским мастеровым. Некоторые цехи их эвакуированного завода (теперь Ижевский механический) строились и выпускали продукцию одновременно. Ижевск вооружал окровавленную армию.
Тяжелейшие были времена. На волоске судьба Москвы, затем Сталинградская битва. Десятки миллионов людей с обеих враждующих сторон сошлись в величайшем, жестоком сражении.
И вот парадокс: когда на счету были каждая буханка хлеба, каждый рубль, мечта в народе все-таки жила. Мечта о будущей счастливой жизни. И Ижевский цирк строился. Его строили заводы, ни на секунду не прекращая производить оружие, строили горожане, строили отвоевавшиеся пленные немцы и мадьяры.
В те дни, когда отмечались победа на Курской дуге и освобождение Орла, Белгорода и Харькова, в Ижевске 28 ноября 1943 года праздновали ещё одну маленькую победу – открывали новый цирк. На торжествах присутствовали представители трудящихся, строители. Гостям было показано первое представление в новом здании.
Это и впрямь было красивейшее сооружение. В колоссальном по размерам здании 1850 мест для зрителей, с любого места партера или амфитеатра круглая арена была как на ладони, под огромным куполом акробаты наверху казались лилипутами. Снаружи величественный купол, крытый ярким железом, возвышался над окружающими его деревянными домами. Круглые высокие колонны украшали вход. Массивные двери, строгая униформа контролеров настраивали на торжественность и загадочность предстоящего действа.
Нас, мальчишек, тянуло побродить по закольцованному фойе, мимо буфетов и раздевалок, заглянуть за тяжелый брезентовый занавес, чтобы увидеть вблизи артистов, дрессировщиков и животных.
Цирк был центром притяжения. Одному моему товарищу повезло: он занимался в акробатическом кружке, и его взяли в цирковую труппу прыгунов на батуте.
Наиболее знаменитым нашим земляком был заслуженный артист Удмуртии дрессировщик Иван Кудрявцев. Сам, как сказочный богатырь, и его здоровенный медведь Гоша – они были непревзойдённой парой и творили на арене чудеса. Особенно лихо заруливал Гоша на мотоцикле.
С жизнью Ижевского цирка связана судьба великой династии дрессировщиков Дуровых. Ходили мы в лесу под Ижевском на Дуровскую грань поклониться гранитному обелиску. Там трагически погиб во время охоты Анатолий Дуров. Его имя присвоено нашему цирку. Осиротевших тогда животных взял племянник погибшего Владимир и вывел на арену самостоятельно впервые в Ижевске.
На арене нашего цирка выступали многие «звезды»: дрессировщица львов Ирина Бугримова, иллюзионист Эмиль Кио, знаменитые клоуны Карандаш и Юрий Никулин, сам непобедимый Иван Поддубный.
Ежедневные сеансы борьбы больше всего привлекали публику. Два десятка профессионалов, большинство за центнер весом, потрясая мышцами и животами, выходили на парад каждого представления. А кто с кем борется и в какой день, афиши сообщали заранее, чтобы можно было поболеть за своего кумира. Татарин Абдрахманов был гигантом, ростом два с лишним метра, эстонец Саарело походил на колобка в два центнера весом, красавцем выглядел Голубович, ну и обязательно присутствовала «Маска», имени которой никто не знал до финальной схватки. Апогеем борцовского спектакля был день, когда назначалось сто схваток различных единоборств.
Одно время я жил на улице Пастухова прямо возле цирка и видел, как вечерами съезжались к нему автобусы со всех районов Удмуртии. Нарядные, возбуждённые взрослые и дети высыпали из них. Играли гармошки, народ веселился: поход в цирк был большим событием. А сами ижевчане были искренне убеждены, что такого цирка в России больше нет.
Оркестр в цирке был первоклассный. Одно время было принято хоронить под оркестр, и когда меня попросили на похороны родственника найти музыкантов, я знал куда идти. Днём они всегда отдыхали и пили пиво в Летнем саду.
Аванс их устроил, но ко времени по адресу прибыла только половина состава, а когда выносили тело, на месте оказался только один трубач. Но его инструмент так разорвал воздух, что задрожали стекла домов и с деревьев поднялись птицы. От напряжения лицо его покраснело, а глаза были готовы вылезти из орбит. Это выла Иерехонская труба. Тут же из кустов, вытирая губы, выскочили два его напарника, а из ближайших дворов сбегались ребятишки. Одним словом, отыграли они нормально: артисты цирка свою марку держали.
Применялось здание цирка, учитывая его вместимость, и для различных общественных целей. Так осенью 1956 года в нём был сборный пункт военкомата. Призывники отправки ожидали несколько суток. Примостившись с котомками, спали, кто как может – в креслах, проходах, на арене. Я, «по старой дружбе», ночевал в оркестровой ложе.
От этого здания под проливным августовским дождем пошли мы пешком нестройной колонной через весь город на вокзал, чтобы погрузиться в «телятники» и уехать в Венгрию. Здесь, у цирка, я в последний раз в жизни обнял свою зарёванную мать.
Но за полвека здание постарело. И вот в один непрекрасный день, опасаясь за зрителей, цирк закрыли. Шли дебаты про капитальный ремонт, состояние фундамента и купола. И так десять лет. Хотя здесь готовились номера, но труппы уезжали с ними в другие города. По опустевшему цирку ходил его директор Самуил Гринбаум, а около облезших колонн входа дельцы скупали ордена и старые монеты, устраивали «лохотроны». Праздник прервался. Часть поколения республики выросла без радости общения с цирком.
Наконец был вынесен вердикт: так как это оригинальное здание, украшавшее Ижевск, в памятники архитектуры записать забыли, а другого места для стройки выбрать не смогли – нужно его взорвать. Ломать мы умеем. Сапёры рассчитали все точно, и 23 декабря 1999 года в 6-30 утра, когда город ещё досыпал, прогремел этот взрыв. Было видно, как лишённый опоры купол несколько мгновений даже приподнимался от взрыва, завис в воздухе, словно хотел подольше продержаться, не умирать. А потом все утонуло в пыли. Приготовленные на всякий случай аварийные бригады вздохнули спокойно и разъехались.
Ижевск немыслим без цирка. И поэтому уже вскоре на развалинах заработали экскаваторы, а самосвалы вывозили кирпичный щебень.
17 января 2000 года в закладке первого блока в фундамент участвовали Президент Удмуртии Александр Волков, члены правительства, начальник стройки генерал Александр Курбатов.
И опять цирк строили всем миром. По нынешним непростым временам помогли спонсоры. В пущенную по кругу шапку для начала тридцать миллионов положила «Удмуртнефть», раскошелился ещё кое-кто. Обещала помочь и Москва, но она далеко. А всего надо двенадцать миллионов «зелёных», а это, по тем временам, около четырехсот наших, пиши полмиллиарда.
Вот уже взметнулся купол основного здания, вмещающего 1800 зрителей. Поднялась восьмиэтажная гостиница, вспомогательные помещения, в том числе и для размещения животных. Уже гремят аплодисменты под новым куполом. Проект нашего цирка уникален, и такого, как в Ижевске, нигде нет.
Это в ижевских традициях. И есть уверенность, что юное поколение республики всегда будет встречаться с чудом под куполом цирка. И снова оживает в дни представлений площадь на углу улиц Пастухова и Красноармейской, снова «слетаются» автобусы из всех районов республики на зажженные огни цирка.

БИЛЕТ НА СЕАНС

Ижевский завод до 1917 года был одним из крупнейших рабочих посёлков Урала. Несмотря на то, что его население составляли бывшие приписные крестьяне, заводское начальство, среди которого было немало талантливых людей, заботилось о культуре.
«…При заводах имеются бесплатная читальня и библиотека для отпуска книг рабочим на дом. По праздникам и воскресным дням устраиваются литературные чтения с туманными картинками и музыкой, и примерно восемь раз в год ставятся спектакли…» (Из рапорта начальника Ижевских заводов).
«Туманные картинки» – воочию наблюдаемые на белом полотнище двигающиеся фигуры и экипажи – это было кино. Правда, ещё примитивное и иностранное. Только в 1907 году в России началось отечественное кинопроизводство.
Впоследствии, для входившего тогда в моду кино, было выделено в центре Ижевского посёлка одно из лучших каменных зданий. Позже его занимал Удмуртский институт языка и культуры. Назвали кинотеатр «Фурор», предполагая от новинки шумный успех. И не ошиблись: диковинное представление вызывало восторг. Разодетая публика заполняла небольшой зал до отказа.
Вместимость помещения да и состав зрителей никак не соответствовали лозунгу пришедшей на смену самодержавия власти. Вождь пролетариев Ленин признал кино «самым важным из всех искусств». Чтобы нести его в массы, возник кинотеатр «Одеон», впоследствии «Дружба».
Куда денешься сразу от иностранного влияния. Одеон-то означает круглое здание для певцов од, а этот кинотеатр ну никак не подходил к своему названию. Поднявшись по дощатым ступеням к амбразурам касс и купив билет, мы попадали в деревянный побелённый внутри сарай, где, забыв о холоде, смотрели на проделки неуклюжего Чарли Чаплина, «Весёлых ребят» и «Волгу-Волгу» Г. Александрова, «Семеро смелых» и «Молодую гвардию» С. Герасимова, «Суворова» и «Мать» В. Пудовкина.
Зато следующий кинотеатр, открытый в 1926 году, был назван без всякого идолопоклонства перед Западом, по пролетарски – «Металлист». Стоял он на месте нынешней Республиканской библиотеки. Нам он нравился больше, хотя приземистый и барачного типа он был ещё более неуютным.
Нравился по двум причинам. Во-первых, ходили мы в него, как правило, халявно. Для этого собирали использованные билеты и корешки «контролей», тщательно подбирали их по цвету, искусно склеивали и складывали для разглаживания в книгу. Оттенков цветов было много, и, отправляясь в «Металлист», приходилось брать с собой пачку подделок. Поймав какого-нибудь богатенького Буратино, мы просили под честное слово показать настоящий билет и, тщательно сверяя, подбирали из своей пачки похожий вариант. Помогало то, что места на билетах не писались: сиди, где хочешь, и подбирать цвет чернил не приходилось.
Главное было в тактике – выбрать момент, когда при входе образуется толкучка, у контролёра разбегаются глаза от массы людей и он теряет бдительность. И вот тут ты, пряча лицо, чтоб не запомнилось, суешь билет – и в зале. Если повезёт. А если нет – получаешь взашей. Толпа смягчает твой полёт. А тут и вторая причина, почему нам нравился «Металлист»: крыльца там практически не было, и падать было не высоко.
Второй раз неудачник рисковал редко. Пособирав свежих корешков билетов для другого дня, отправлялся восвояси. В расположенный неподалеку, на теперешней улице Ленина, кинотеатр «Отдых» мы с такими фокусами не совались: контролёры там были злые.
Особняком стоял кинотеатр «Колосс», открытый в 1932 году в здании конфискованного собора Александра Невского. «Колоссом» его назвали, по-видимому, за монументальность, которую придавали сооружению величественные круглые колонны с трех фасадов. Тут было всё капитально: каменные стены, тёплое фойе, где можно было обогреться, буфет, туалет. Иногда перед сеансом организовывались мини концерты.
Однако в зрительном зале толстые стены, гулкий свод, уходящий ввысь, навевали некоторую жуть. Помня историю этого здания, представлялось, что ты в зыбком свете присутствуешь при отпевании покойника, особенно если смотреть фильм «Обыкновенный фашизм». Церковный свод давил своим объёмом, и я всегда покупал билеты в ложи, которые располагались по углам: там было спокойнее.
В те годы был популярен фильм «Тарзан», и мы во дворах надрывали глотки, подражая гортанным крикам вожака джунглей, а лопухам присваивали обезьянье имя Чита.
С 1968 года «Колосс» преобразовали в детский кинотеатр, и в подвале для малышей сделали кафешку.
Сейчас, с точностью до наоборот, вспомнили о Боге. Кинотеатр с помощью всего города снова превратился в прекрасный собор. За последнее время в Ижевске построено и строится несколько религиозных храмов. Красавец Свято-Михайловский собор на вершине Ижевска является украшением и символом города. И не построено ни одного храма культуры. Например, в нашем Устиновском районе, самом населённом в городе, где проживает 154 тысячи человек, нет их.
А тогда… Постепенно стали появляться кинотеатры на окраинах. В 1939 году в районе Татарбазара открылся «Спартак». Позднее там смонтировали широкоформатную установку. Сейчас он преобразован в Дом народного творчества с татарской самобытностью. В Зареке появились «Италмас» и «Родина», в Металлурге – «Аврора», в Колтоме – «Удмуртия», на Буммаше – «Ударник» и «Октябрь».
После войны успехом пользовались трофейные фильмы: «Багдадский вор», «Индийская гробница», «Дилижанс».
Событием стало открытие многозального кинотеатра «Дружба». Два зала на выбор: розовый и голубой, а в просторном фойе кресла, можно концерт послушать или телевизор посмотреть.
В 1967 году открылась широкоформатная «Россия». Ее высокие витражи украсили центр города, а фото кинотеатра оказались на открытках с видами Ижевска. 1250 человек вмещал зал. Тот, кто по принципу «деньги в кармане и ноги на экране» брал дешёвые билеты на первые ряды, потом до боли в шее крутил головой налево и направо.
Но тут грянула эпоха видео. Все, кто имел поначалу дефицитные видеомагнитофоны, ринулись делать бизнес. Видеосалоны росли, как грибы после дождя: в полуподвалах, арендованных помещениях, гостиницах, общежитиях. Боевики и вестерны, комедии и триллеры, эротика и порнуха выплеснулись на экраны. «Эммануэль» гуляла по стране.
Два моих приятеля сделали хороший капитал. Один нашёл подход к главному врачу большой больницы, а другой к командиру воинской части. Куда деваться по вечерам людям с ограниченной свободой? Солдаты встречали Олега у КПП и носили его аппаратуру до казармы и обратно. А командир, слушая ржание у голубого экрана и получая наличные, утверждал, что дисциплина в части при этой «культурной отдушине» улучшилась.
От такой конкуренции кинотеатры стали пустеть, превратились в убыточные. Они не могут платить за содержание зданий, коммунальные услуги и вынуждены сдавать помещения в аренду под офисы, магазины, ярмарки. Когда я однажды зашел вечером в «Удмуртию», то оказался на собрании, где уговаривали моментально разбогатеть, занявшись маркетингом.
Многие кинотеатры переквалифицировались, превратились в центры досуга, устраивают ночные дискотеки. «Ижсталь» заманивает цифровым видео. Последний раз я видел очередь в «Россию», когда шёл «Титаник».
Перестали существовать «Октябрь», «Аврора», «Родина» и многие другие. А, может быть, это связано с наступившей в стране эрой капиталистического индивидуализма, когда каждый сам за себя, поодиночке у телевизора, видака или компьютера?
Однако, по-моему, слухи о смерти нашего кинематографа сильно преувеличены. Уйдет засилье американских фильмов, и появятся родные, российские. Изменят свое отношение к зрителю работники кинотеатров, делая пребывание в нем радостью от общения. И поклонники вернутся. В своё время, с появлением кино, предрекали кончину театру. А он жив, как и тысячи лет назад.