ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

 

Любопытству окружающих не было предела.

– Говорят, свой день рождения ты отметила, мягко говоря, очень весело? – Очкарик оказался самым любознательным и осведомлённым.

– Да, кажется, никто не скучал, – не чувствуя подвоха, беззаботно ответила девушка.

– А правда ли, что среди гостей были и молодые особи мужского пола? – шефу, или Седому, как про себя называла его практикантка, хотелось узнать побольше подробностей. Пожилой мужчина почему-то считал, что по долгу службы он имеет право на большее, чем остальные.

– Естественно, все друзья не забыли о моём совершеннолетии. И двери моего дома для добрых знакомых всегда открыты, – дотошные расспросы взрослых начали раздражать девчонку, но дерзить старшим не только по возрасту, но и по статусу, она стеснялась.

– А расскажи-ка нам, как ты заманила нелюдима Даниила на свою вечеринку, – гордясь своей осведомлённостью, Очкарик победоносно оглядел всех присутствующих.

– Да ты что?! – чинуша, молчаливо перебирающий бесчисленные бумаги на столе, тоже оторвался от «неотложных» дел. Теперь он с широко открытыми глазами удивлённо смотрел на молодую стажёрку.

– Я слышал, что наш юный коллега избегает девчат. Якобы он их боится, потому как ещё будучи студентом потерпел крах на любовном фронте. – Очкарик казался неугомонным.

«А ещё утверждают, будто мужчины не сплетники», – про себя подумала девушка, неспеша оборвать этот разговор. Ей, честно говоря, было интересно знать мнение других об их отношениях с Даниилом. Ей было интересно всё, что касалось этого малоразговорчивого парня с голубыми глазами.

Удобнее усаживаясь в кресле, девушка, единственная в отделе, внимательно оглядела окружающих мужчин. Она понимала, что в этот момент не имеет возможности «накинуть платок на чужой роток». Поэтому приготовилась терпеливо слушать предположения и домыслы страдающих от безделья клерков.

– Вот ты, Саня, кажется, давно дружишь с Даниилом, – теперь Очкарик обратился к молодому сотруднику, который старательно очинял и без того хорошо наточенный карандаш. – Скажи-ка нам, бывал ли твой друг хоть раз у тебя в гостях?

Саня, покраснев до корней волос, виновато опустил голову и нервно бросил карандаш на стол. Немного помедлив с ответом, он сначала посмотрел на девушку, подбадривая её глазами: «Ты не обижайся на них. Молодость их давно покинула, им завидно, что прошлого не вернуть и этими разговорами они пытаются разнообразить свою пресную жизнь». Затем сухо, но внятно произнёс:

– Я не считаю, кто из друзей и сколько раз бывал в моём доме. Что касается Дани, так он не любит досаждать другим.

– А я о чём толкую? – обрадовавшись, Очкарик воодушевился. Затем многозначительным тоном заключил:

– Безусловно, мадмуазель обладает магическим даром и приворожила парня.

После этих слов Очкарика практикантка вдруг стала чувствовать себя действительно в чём-то провинившейся. И она поняла: надо относиться к происходящему с юмором, иначе можно впасть в депрессию. Представив себя подсудимой, в уме стала распределять роли: «Очкарик будет мнимым судьёй – дотошно пытается вникнуть во всё… А Седой ему помогает. Будем считать его народным заседателем. Ну а Сане какую роль – адвоката или свидетеля – дать? Да, он скорее похож на скромного свидетеля…»

– Со временем каждый цыплёнок превращается в петуха. С нашим Даниилом произошло это самое, – довольный своим остроумием, «народный заседатель» горделиво оглядел присутствующих.

– А меня больше всего удивляет то, что и до этого Даниила пытались окрутить писаные красавицы, но он на них внимания не обратил. А эта – рыжая, конопатая – только внедрилась в коллектив, и парень каждое утро встречает её на остановке с букетом алых роз. Как это понимать?

Ощущая себя подсудимой, девушка уже еле сдерживала слёзы. Виноватая улыбка сползла с её лица. Кислая гримаса перекосила его. Как будто прося поддержки, она посмотрела в Санину сторону. Но молодой человек сидел, молча уставившись в столешницу, словно хотел увидеть там что-то очень ценное.

Поняв, что надеяться не на кого, девушка взяла себя в руки и с хрипотцой в голосе произнесла:

– Некрасивые и скромные тоже имеют право на счастье! Почему вы думаете, будто только сказочные красавицы и принцессы достойны любви?!

А сама подумала: «На себя бы посмотрели со стороны! Ни один из вас не достоин настоящего чувства, потому что не понимаете, почему мужчина и женщина любят друг друга!». Но вслух вдруг выпалила:

- Считаете себя писаными красавцами? Или настоящими мужчинами? А по-моему, интеллигентные люди не позволяют себе копаться в чужом белье.

Неожиданно в кабинете воцарилась тишина. «Заседатель» начал искать срочно понадобившуюся ценную бумагу.

«Судья», сверкнув очками, поспешил выйти вон:

– О-о, совсем запамятовал, меня ведь сам Михаил Иваныч приглашал. Наверно, опять на ковёр, он ведь любит вправлять мозги подчинённым …

И даже Саня делал вид, что старательно точит карандаш. Он как будто хотел красным грифелем исправить ошибки на исписанных страницах.

А девушка, по-прежнему задумчиво сидя в кресле, внезапно ощутила, как она одинока и беззащитна…

 

 

БУКА

 

Не понимаю, почему невзлюбила одного из немногочисленных постоянных пассажиров маршрутки. Кажется, ничего плохого этот пожилой мужчина лично мне не сделал, а общаться с ним не хотелось. Однажды заметила: другие люди тоже сторонятся его. А он, видимо, уже привык к своему одиночеству. Ежедневно по утрам, ни с кем не здороваясь, заходит в салон автобуса и молча садится на переднее сиденье ближе к кабине водителя. И никто не решается присесть на свободное место рядом с ним.

За угрюмость и необщительность прозвала его про себя Букой. Но ему от этого, конечно же, ни жарко ни холодно. Расталкивая и молодых, и старых, и женщин, и мужчин, он как всегда первым заходит в салон автобуса и садится на «своё» место. И будто не замечает, как в автобус с великим трудом поднимается старая женщина. Не увидев свободного места, она неуверенно топчется в середине салона.

В этот раз хочу подойти к нелюдимому дяденьке и сказать: «Мужчина, имейте совесть, подвиньтесь – дайте присесть бабушке».

Но ноги, словно прикованные кандалами, не слушаются, и я продолжаю бессловесно стоять у задних дверей. Только мысленно негодовать не перестаю: «Сидит, словно пень, вокруг никого и ничего не замечая, ожиревшим до безобразия телом занимая оба места».

На ухабистой дороге машину вдруг резко встряхнуло. Всех – и сидящих и стоящих – подкинуло. А маленький мальчик еле удержался от падения. Если бы мать, вовремя заметившая, что сынок отпустил поручень, не успела схватить и удержать его за руку, могло произойти непоправимое. Но ребёнок всё же заплакал.

– Такой большой мальчик и плачет. Разве ты не знаешь, что мужчины никогда не плачут? – словно гром среди ясного неба прозвучал голос Буки.

Пассажиры косо посмотрели в его сторону. Затем снова их взгляды остановились на мальчике.

– Дай-ка мне твою ручку, миленький, – дедушка, сидевший за Букой, решил успокоить плачущего. Хитро подмигнув маме мальчика, улыбаясь, продолжил: – Я все детские недомогания умею заговаривать.

Затем взял нежную детскую ручку своей мозолистой ладонью и начал, приговаривая, «лечить» мнимую болячку:

Алаката-балаката, туктым-тактым,

Сергалай-бергалай, ар-малай,

Сергей будет вмиг здоровым…

Удивлённый пацан, словно птенчик раскрыв ротик, уставился на странного старика. От улыбок пассажиров в салоне автобуса стало светлее и уютнее. Лучи зимнего солнца, освободившись от серых туч, проникли через загрязнённые окна.

И только до переднего сиденья, где развалился Бука, они не доходили. Мужчина сидел, уныло уставившись в тусклое окно. Лишь его полное лицо от духоты пылало. Ещё полы шубы неряшливо распахнулись. А его печальный вид вызывал чувство жалости.

Жалость к Буке внезапно охватила меня. Какой он одинокий! Он, бедный, даже не может вместе со всеми ни радоваться, ни печалиться…

В этот момент водитель притормозил, и в переднюю дверь вместе с холодными клубами воздуха еле поднялась пожилая женщина с большой сумищей. Её серебристые волосы выбились из-под шали. Под тяжестью лет её осанка хоть и сгорбилась, но серые глаза блестели молодым задором.

Девушка с соседнего сиденья привстала, чтоб освободить место вошедшей. Но бабушка, слегка дотронувшись до её плеча, деликатно отказалась:

– Сиди, милая, пока есть возможность отдохнуть. А то за день успеешь намаяться. Я вот тут, на свободное место присяду. – После этих категоричных слов старуха повернулась в сторону нелюдимого мужчины.

В этот миг автобус резко тронулся с места. От неожиданности люди едва не упали. Пассажиры испуганно начали озираться по сторонам.

Тем временем пожилая женщина вежливо обратилась к Буке:

– Милок, ты не мог бы потесниться?

Удивлённо вскинув брови, мужчина молча освободил ей место. Усаживаясь с краю, бабушка елейным голосом обратилась к соседу:

– Далеко ли едешь, милок?

К удивлению окружающих, грустный мужчина внезапно внешне преобразился: глаза оживились, подбородок поднялся кверху. Он мягким баритоном произнёс:

– До города еду. Дочь с семьёй там живёт. Внуку нынче три годика исполнилось, а в садик не берут. Врачи обнаружили у мальчика какую-то трудно излечимую болезнь. Моя доченька с зятем работают, и мы с внуком вдвоём сидим дома. Вот так и катаюсь ежедневно туда и обратно. Дети зовут меня к себе жить: мол, ездить по утрам в город, а по вечерам обратно в село тяжело. А я говорю: «Пока жив, не брошу дом». Жена у меня умерла давно, от рака. Но я хозяйство не забросил. Всё лето барабаемся с внуком в огороде и в саду. На свежем воздухе мальчику легче дышится.

Речи мужчины с доброй бабулей, словно весенние ручейки, переливаясь, весело зажурчали.

За разговорами они и не заметили, как доехали до города. И когда пришло время выходить, мужчина услужливо поднял баул старушки…

Пассажиры повеселели. Вежливо уступая друг другу, они дружно начали покидать салон.

У меня тоже на душе стало светло и тепло. Глазами провожая немолодую пару, радостно подумала: «Не зря говорят в народе, что доброе слово и кошке приятно. А тут человек со своими проблемами и со своим характером».

 

 

ВЕЧЕРОМ

 

Летний зной и утомительный труд на грядках немолодой женщине порой кажутся невыносимыми. Иногда ей хочется всё бросить и посидеть спокойно где-нибудь в тенёчке. Но натура не позволяет расслабляться. Поэтому она каждое утро спозаранку встаёт и снова берёт в руки лопату или грабли и начинает перелопачивать землю или перепалывать-убирать траву, или по кем-то составленному лунному календарю высаживать нежные росточки и ухаживать за ними, как за малыми детьми. Хотя за малыми детьми ей ухаживать не пришлось – бог не дал изведать счастья материнства…

Нарушая вечернюю тишину и невесёлые раздумья женщины, вдруг с соседнего участка раздался голос:

– Максимовна! Хватит тебе горбатиться, уже ночь на дворе. Пора и поужинать, и отдохнуть. У меня суп остывает, бросай лопату и иди вечерять.

Анастасия Максимовна с трудом выпрямляет натруженную за день спину. Недолго покачавшись взад-вперёд, снимает перчатки и поправляет сползшую на лоб косынку. Затем, разминая затёкшие ноги и ноющую поясницу, снова раскачивается туда-сюда и только после этого приставляет лопатку к стене маленького дощатого домика.

– За работой время не замечаешь. По привычке копаешь и копаешь, – виноватым голосом отвечает она соседке. Еле передвигая ноги, женщина подходит к столбу, где прикреплён старинный умывальник и намыливает руки. За день нагревшаяся на солнце вода приятно освежает лицо – ей кажется, что даже силы прибавились.

Сняв с головы косынку, гребнем причёсывает спутавшиеся волосы. Только после этого, прихватив сумку с кое-какой снедью, не спеша направляется в сторону соседнего дома.

Уже с аппетитом приступив к похлёбке, приготовленной соседкой, заядлая огородница опять заводит знакомую «песню»:

– Нам, двуногим существам, всё чего-то надо, надо, надо… Если трезво рассуждать, для чего мне, одинокой бабе, нужен этот огород? Натура, как у всех, у меня тоже оказалась завидующая: раз другие берут шесть соток, то и я взяла. А за каким ляхом, спрашивается?

– Я тоже удивляюсь тебе, Максимовна. Не зная отдыха, копаешься на своих грядках, лелеешь свои растения, а вырастет – бегом несёшь на базар. Пенсии разве мало? – укоряет подругу принципиальная и привыкшая говорить правду-матку в лицо Евгения Емельяновна.

Реакция приятельницы не нравится Анастасии Максимовне. Отодвинув ложку, она начинает оправдываться:

– Ты думаешь, я ради наживы торгую? Не-ет, на скудное существование мне пособия достаточно. Продажей зелени и цветов я хочу возместить убытки по содержанию этого же огорода. Например, на строительство домика издержала уйму денег. Да и теплица в копеечку обошлась. А ещё на удобрения и семена немало денег уходит…

Но подруга, разливая по чашкам чай, переводит разговор на другой лад:

– Эх, кабы можно было сбросить годочки и побольше здоровья, я бы не сидела тут, а ездила бы, как раньше, по миру. Я ведь, Максимовна, в молодые годы в каких только чудесных местах не побывала. А теперь врачи не рекомендуют менять климат. Вот и торчу здесь. Хоть и не Будванская ривьера, но всё же природа, свежий воздух, не то что прозябать в каменных джунглях.

Анастасия Максимовна уже не раз слышала рассказы приятельницы о её давних турпоездках в разные страны. И каждый раз ностальгические переживания этой, по мнению соседки, странной женщины, всё ещё живущей мечтами о несбыточных чудесах, удивляли огородницу. Порой не только удивляли, но и возмущали: уж слишком интеллигентную строит из себя Евгения. Дожила до преклонных лет, а никакого имущества, кроме этого садового участка с маленьким домиком, не нажила. На жизнь всё ещё смотрит через розовые очки, будто ей только восемнадцать лет. Вот и торговлю считает спекуляцией.

Но какая же это спекуляция, коли женщина и укроп с петрушкой, и тюльпаны с гладиолусами, и даже яблоки с морковью кропотливым трудом выращивает? Порой лишнюю ягодку себе в рот положить не позволяет, лишь бы выручить дополнительную копейку. А всё для того, чтоб вложить в это хлопотливое хозяйство. Ну и на чёрный день немного припасти. А вот она, Евгения, совсем не думает о завтрашнем дне, считая: день будет – пища прибудет. Да только кто ей манну небесную пошлёт, если сама о себе не позаботится?

– Ты меня слышишь, Максимовна? – Евгения Емельяновна снова пытается завлечь соседку в свой мир романтических мечтаний. – Я вспомнила поездку в Болгарию. В меня тогда до безумия влюбился грузин Вано. Для меня танцевал лезгинку и цветы дарил охапками. Красивые такие полевые цветы…

– Я смотрю у тебя, Емельяновна, каждый год уйма гладиолусов расцветает. На базаре твои цветы с руками бы оторвали – сколько денег можно выручить, – Анастасия Максимовна пытается вернуть приятельницу из романтических грёз в реальный мир. Но та машет руками:

– Обижаешь, Максимовна! Разве ж для этого я ухаживаю за каждым росточком?! Цветы возвращают меня в волшебный мир юности. Глядя на них, я будто снова молодею. – Разволновавшись, Евгения Емельяновна возмущённо думает: «Как же подруга не может понять, что счастье не в деньгах? Ведь только красота спасёт наши черствеющие души от погибели. Каждая травинка, каждый кустик, выращенные собственным трудом, радуют. А радость разве можно продавать? Нет, ею следует только делиться…»

По задумчивому лицу приятельницы соседка понимает, что Евгению этот разговор снова огорчил. Поэтому она решает ретироваться:

– Спасибо, Емельяновна, за угощение. Мне пора на покой. Завтра утречком хочу съездить на базар. До автобуса ещё надо успеть собрать малину. Свежую-то можно продать подороже…

Проводив приятельницу до дверей, Евгения Емельяновна перемывает посуду и присаживается на старенькое кресло. Вечерняя беседа с приятельницей почему-то сильно утомила её…

 

 

БЕРЁЗА С СЕРЁЖКАМИ

 

Как я соскучилась по родным местам! Кажется, целую вечность не наслаждалась теплом отчего дома, не бегала босиком по горячему песку деревенской улицы, не утоляла жажду обжигающе холодной водой из родника, не восхищалась красотой деревьев, спешащих надеть золотисто-красный наряд. Любуясь своими серёжками и задумчиво шелестя листочками, недалеко от рощи стоит одинокая берёза. Своими разлапистыми ветвями она пытается дотянуться до обезглавленного молнией дуба.

Когда-то берёза с дубом днём и ночью, летом и зимой любовались друг другом. Своими могучими ветвями он укрывал её от зноя и стужи, оберегал от ураганных ветров и молний.

Однажды летним днём, когда деревенские жители убирали сено, вихревой поток воздуха вдруг подхватил только что аккуратно сложенные стога и разнёс во все стороны. Старожилы сокрушаются:

– Боже, чем мы прогневили тебя?! За что посылаешь на нас свою кару?

Только нам, детям, беспечным непоседам, ни гром, ни сверкающие молнии, ни проливной дождь не страшны. Бегаем, резвимся, радуясь долгожданному дождю.

Вдруг небо словно разделилось пополам. Страшный грохот заставил всех вздрогнуть. Затем над землёй нависла устрашающая тишина. Вокруг потемнело. Но через секунду, освещая окрестность, вновь сверкнула молния. Тут все увидели, как природная сила обрушилась на ветвистую крону дуба и повалила её на землю.

– Свят, свят, свят! – отскочив подальше от векового дерева, под которым частенько укрывались от дождя, женщины начали кресты накладывать. А берёза, под которой сегодня крестьянки решили переждать мокрень, льющуюся с неба, вмиг поникла. По её серёжкам покатились, будто слёзы, огромные капли дождя.

От такого видения все обомлели. Как же так: минуту назад дуб удивлял своей могучестью, а теперь вместо дерева остался огромный пень?! Разлапистые ветви кроны беспорядочно валяются на земле и вызывают чувство страха, напоминая о кратковременности бытия.

Поле, и берёза особенно, без дуба вдруг осиротели. А женщины вновь причитают: мол, где теперь будем укрываться от дождя и знойных лучей солнца. И мне вдруг подумалось: «Теперь берёзу некому оберегать, ветер будет беспощадно срывать её листья и серёжки». Слёзы сами собой покатились по моей щеке…

Грозовой дождь как начался, так моментально и закончился. Из-за туч выглянуло солнышко и поспешило обогреть нас, да и высушить промокшую до ниточки одежду.

Над речкой нависла радуга-дуга, и ребята, опережая друг друга, побежали туда за ковшом счастья. Ведь давно известно: кто первый добежит, тот получит сполна.

А я, как прикованная, стою и не могу оторвать взгляд от изувеченного дуба.

– Берёза – это ты, а дуб – это я, – грустный голос за спиной заставил вздрогнуть. Обернувшись, увидела Колю. Он тоже стоял и завороженно глядел на обрубок дерева…

Тогда, много лет назад, я не догадалась спросить, почему ему в голову пришло такое сравнение. А сегодня этот вопрос задать некому – мой друг очень далеко отсюда. Только в мыслях ежедневно разговариваю с ненаглядным солдатом. Недавно получила письмо из горячей точки земли, где он проходит военную службу. В письме Коля просит дождаться его и вместе поклониться берёзке с серёжками, под которой до призыва любимого в армию много раз целовались…

Но сегодня, вдыхая влажный утренний воздух, к берёзе я иду одна. Чувство грусти и тоски смешивается с надеждой и ожиданием.

– Дуб уберёг берёзку от молнии, и я буду беречь тебя от жизненных невзгод, – перед уходом в армию обещал любимый.

…В народе несчастливую девушку почему-то сравнивают с берёзой, у которой есть серёжки. Но я не верю в эту примету. Я от всей души желаю быть счастливой.

И хоть сегодня моего любимого друга нет рядом, я опять иду к моей зелёной подруге. Шелестя листьями и качая серёжками, она шепчет мне о верной любви к другу. А я ей вслух читаю последнее письмо Коленьки. И клятвенно обещаю, что обязательно дождусь своего солдата…

 

 

ТРЕТИЙ ЛИШНИЙ

 

Девушка глядит в унылое окно. Её безвольно лежащие на коленях руки, опущенные плечи как будто придавлены непосильной ношей.

Светлане вдруг стало жаль подругу. Неслышно, будто кошка, она приблизилась и села рядышком. Как взрослые утешают малышей, погладила она руки, плечи подруги, пальцами провела по вьющимся волосам Лии. А та, словно не видя и не слыша ничего, сидела не шелохнувшись.

– Ты знаешь? – неожиданно спросила Света.

– Знаю, – со скрытым вызовом ответила Лия.

– Знаешь? Откуда? – несколько озадаченно переспросила Света.

– Почувствовала, – словно скинув с себя давившую тяжесть, Лия встрепенулась и встала.

За окном ещё светло, а в комнате сумерки. Включив настольную лампу, Лия хотела занавесить окно, но Света её остановила:

– Ещё не стемнело. Давай так посидим. Разве тебе не нравится сумерничать? -

Ничего не ответив, Лия отвела руку от светильника. И в самом деле, в такой час зажжённая лампа не пересилит сумерек.

Лия вновь опустилась на стул возле окна. На улице медленно падал снежок. Белые звёздочки задевали стекло, но не найдя где сесть, падали вниз. Девушка всматривалась в зимний пейзаж, пока вдруг её плечи не задрожали, словно у заболевшей лихорадкой.

– Лия, ты замёрзла? Я принесу тебе тёплую шаль.

Светлана накинула на плечи подруги большой пуховый платок. Лия продолжала сидеть безучастно. А Светлана, уже привыкшая к характеру подруги, не удивлялась тому, что Лия частенько замирала, задумавшись над чем-то своим, не произнося ни слова. Счастьем ли, печалью ли наполнено сердце подруги в такие часы, Светлана не ведала. Вот и теперь, погрузившись в себя, Лия никого не замечала. Но сегодня Света видела: обычно улыбчивое лицо подруги грустно, а сжавшаяся фигурка говорит о внутреннем страдании. А может, Свете так показалось? Ну не понимает она свою подругу и однокурсницу. Часто не понимает. Ну? Что произошло? Да ничего особенного. Пустяки: новогоднюю ночь Света провела с Васей. Что из этого? Не убила же никого, не украла, не ограбила… Да и не хищница Светлана. А подруга сторонится её с тех пор.

Да, Светлана знала, что мысли и сердце подруги заняты Васей. Видела и то, что этот светловолосый паренёк тоже неравнодушен к её подружке, так похожей ещё на школьницу-подростка…

…Но что может решить один вечер? К тому же не муж ведь Василий Лие… И народ-то больно услужливый пошёл – успели доложить. Иначе уехавшая к себе в деревню Лия и не узнала бы о том вечере. А теперь кто её знает – возьмёт и с собой что-нибудь сделает из-за этой глупой истории. От таких дурёх всего можно ожидать…

– Лия! Ну что ты душу надрываешь? Кроме Васи, есть ещё парни. Вовсе не хуже его. Разве не видишь?

– Но… ты… ты… ты ведь… знала о наших отношениях? – срывающимся от волнения голосом воскликнула Лия.

«Ну и характер! До смерти теперь не забудет и не простит наши с Василием грехи», – вспомнив, как они весело провели время, как протанцевали с Василием чуть ли не всю новогоднюю ночь, Света улыбнулась про себя. А всё началось с того, что хотела чуток подразнить подружку. Да и парня хотелось проверить «на вшивость», говоря народным языком…

В наступившей темноте не стало видно предметов. Но Лия шестым чувством уловила Светланину иронию и, напряжённо сжавшись в комок, молча замерла. От нависшей тишины у Светы сердце разрывалось. «Лучше бы закричала или заплакала что ли», – думала о Лие, а вслух только сказала:

– Давай свет включим.

Свет с небольшой лампы хоть и слабый, но Света теперь хорошо различает и упрямые глаза, и сжатые губы подруги.

– А ты знаешь, что у него много девушек. Ему красивые нравятся, не то… – Света хотела сказать: не то, что ты, «замухрышка», но вовремя спохватилась: …не только умные.

– Ну и что? Пусть нравятся. Мне тоже нравятся, – ответила Лия, она хотела возразить, что не настолько дурна, если на то пошло. Но вовремя прикусила язык.

Света тоже поняла, о чём не договорила Лия. «Ишь какая?! Не переоцениваешь ли себя? Знала бы, что о тебе думает… твой Вася», – с внутренним торжеством и неприязнью подумала об однокурснице Светлана, закрывая занавесками окно и прислонившись к косяку. Совсем близко она видела лицо Лии. Но та как-то враз выпрямилась, приподняла подбородок и неожиданно осмелевшим твёрдым взглядом, словно найдя решение, пристально всмотрелась в глаза Светланы. Лия силилась понять поступок подруги.

Света выдержала её взгляд, сознавая всю неловкость этой ситуации. Время совместной учёбы выдало основную черту характера Лии: чёрное – это чёрное, белое – только белое. Среднее решение, полутона, недомолвки Лия не выбирает и не принимает. Промежуточных красок не видит. Как в поговорке: ей недоступна золотая середина. Прямолинейная по характеру, она и понимает, и поступает соответственно.

«Кем себя воображает? Тоже мне принцесса!» – уже сердито подумала Светлана, запальчиво воскликнув:

– Не хочешь ли знать, что о тебе говорит твой Василий?

Свете этот разговор тоже уже неприятен. Но она решила ещё немного потрепать подруге нервы, а заодно узнать её скрытые за семью печатями мысли.

– Вы?! Вместе?! Сговорились?! – с каким-то испугом и удивлением переспросила Лия. Её брови взметнулись птицей.

– Да, я спросила его, как, мол, относишься к Лие? Он ответил: «Слишком открытая, все чувства и желания наружу». А мужчины, к твоему сведению, не любят слишком откровенных слов и поступков, – начала поучать Светлана.

Смутившись, Лия покраснела. И плечи, и губы задрожали, будто ей снова стало холодно. Хоть и обидно, и стыдно ей, а слёз нет.

– Значит… – больше ни слова она не смогла промолвить. Лия никогда о Василии плохо не думала. Об их отношениях с подругой ей не хотелось ни говорить, ни верить… Ей так больно сейчас! Но как бы больно ей не было, она не заплачет. Да и выяснять дальше отношения со Светой не станет. У ней, у Лии, хватит силы воли исчезнуть гордо. Может быть, когда-нибудь ещё сам Василий обо всём пожалеет. Но Лия будет непреклонна и тверда.

– Хочешь, я поговорю с ним? И он вернётся к тебе, – пожалела подругу Света.

– Не надо! Нельзя! Что ты?! – вскочила Лия и прислонилась к подоконнику рядом с приятельницей. После недолгой паузы, чуть слышно спросила: – Мы с тобой по-прежнему подруги, правда?

Света опешила: то предательница, то подруга… Что же ещё она преподнесёт ей? Хотя… ссориться Светлане вовсе не хочется. Да и, честно говоря, Василий ей особенно не нужен. Вполне возможно, что никогда он ей и не нравился. Просто тогда поторопилась со своей влюбчивостью. Это Лиины восхищённые слова о своём любимом подействовали на Светлану и взбудоражили её, открыв и воображению, и чувствам путь к ожидающему любви девичьему сердцу.

– Давай никогда больше не будем говорить о Васе, – предложила, наконец, Светлана.

– Мне всё равно. Я выхожу замуж за Сашу Данилова. Ещё вчера я не знала, что ему ответить. Теперь – знаю. Спасибо тебе, Света.

– Но ты же его не любишь, Лия?!

– Зато Саша меня давно любит. Он – верный… – сбросив с плеч шаль, Лия выбежала из комнаты.

 

 Авторский перевод с удмуртского