КОГДА КОНЦЫ С КОНЦАМИ СВОДИТ ВРЕМЯ
* * *
Но что нас защитит от ужаса, который
Был бегом времени когда-то наречен?
А. Ахматова.
…И там, где пробиваются слова,
Со временем такое происходит:
Оно куда-то, вечное, уходит,
Свои земные позабыв дела.
И пусть оно и возвратится вновь,
Но лишь на время – до схожденья снега.
И если что-то есть его сильнее,
То, значит, нам утешиться дано.
* * *
Как тянется, Марина, выходной –
В кругу зимы, в унылой книжной лени.
И мы с тобой из разных поколений,
Но всё-таки из музыки – одной.
И нам с тобой ни в чем не повезло.
И всё, что есть у нас, – любовь да мука.
И я тебе протягиваю руку
И расправляю над тобой крыло.
* * *
Господи триединый,
Каждому дай своё.
Женщине дай сына,
Воину – копьё.
Смерти какое дело,
Что нас пригрело здесь?
Бабочки хрупкое тело
Плачет в тяжелой воде.
Скажешь: помилуй Боже,
Примешься снова за
Горестный труд, но всё же
Сколько тебя спасал -
И от реки Гордыни,
И от звезды Полынь,
Дабы и присно, и ныне,
Дабы вовеки аминь.
* * *
Земля томится влагой, но вода
Поёт о том, что горе не беда.
И наш кораблик – спичка в скорлупе –
Навстречу уготованной судьбе
Несётся, налетая то на риф
Из камешка, то кружит на мели
Ручья, пока не подтолкнёшь его –
И дальше в путь, как будто ничего
И не было. И снова бег волны.
И снова мы дожили до весны,
Хотя устали, бренные, но всё ж…
Как ты поймёшь, как ты меня поймёшь!
* * *
В каком краю, у призрачных оград,
Возрос он, твой тенелюбивый сад?
Когда бы говорил: иду на вы, -
Но лев твой не поднимет головы.
В каком краю, во глубине времён,
Где нет ни побережий, ни имён
Знакомых, но – дыхание земли,
С которой звук и слово не cмели?
В каком краю, изнеможён тоской,
Но исцелён давидовой строкой,
Расцвёл – причудливей морских камей –
Слезоточивый мир твоих камней?
И нам пора не стрелы собирать –
Труды и дни свои в одну тетрадь,
Как Гесиод, как всякий бы сумел,
Когда б его язык не онемел.
* * *
Когда, Марина, пахнет Рождество
Еловыми бессмертными ветвями,
Мы в нём как будто воскресаем сами,
Хотя и ровным счётом ничего
Не происходит – так, одна возня:
Уборка вперемежку с магазином. –
И суетно, и душно нестерпимо.
И в небе, как обычно, ни огня.
И думаешь, что ты ещё, увы,
Ни чуда не познал, ни ощущенья
Полёта, замирания, всезренья,
Великой всеобъемлющей любви…
Но в этой канители выходной,
Когда концы с концами сводит время,
Когда уходит старый год со всеми
Метелями, и пахнет тишиной,
Мир возникает с чистого листа, -
Дымящийся, восторженный, как прежде.
И мы распахиваем дверь в надежде,
Что с холодом впускаем в дом Христа.
* * *
Мы жили – боже мой – в такой глуши –
Где ангелы слетаются над крышей,
Где сон таким благоговеньем дышит –
Не сон, а замирание души.
И этот милый деревенский быт,
И сеновал, распахнутый рассвету…
Ещё нам предстоит так много лета,
Чтоб всё это запомнить и забыть,
Избыть в себе, переболев тоской
По запаху земли, согретой рожью,
По долгому пути, по бездорожью,
По небу у тебя над головой.
Когда б ещё в открытые поля
Упасть нам васильковыми глазами?
И эту муку мы взрастили сами,
О Эвридика верная моя!
* * *
Август – и куст черноплодный
Тянется к чёрной земле.
Думай о чём угодно –
Снеге, дожде, тепле,
Плачущей много осине
По жизнелюбцу-листу.
Мы же такие отныне
Вечные в этом ряду.
Впору смириться с любою
Мукою, видит Бог, -
И с беленой-любовью,
И с лебедой-судьбой.
Что нам и стон ковыльный,
Что нам и горе-век? –
Мы же такие живые
В скошенной этой траве.
И у тебя в ладонях,
Где ночевала слеза,
То ли ромашка тонет,
То ли плывёт звезда.
* * *
Перелистаешь дни и вырастешь из плена
Сухих календарей, настраивая слух.
И пару-тройку строк уронишь – и мгновенно
Вернёшься в бытие, где тишина и звук –
Все переплетено и воедино слито.
И нет ни времени для горя, ни причин.
И так останешься – твердить свою молитву
Скупую. И когда она горчит,
То на душе куда светлей и слаще,
Куда бессмертнее и ближе до небес.
И сам себя воистину обрящешь.
И вымолвишь: воистину воскрес.
* * *
И когда ты задумаешь сделать нечто –
просто фигурку вылепить из глины,
и первый блин будет комом,
и второй, и третий,
ты не отчаивайся.
Значит, так и должно быть.
Это дано нам
как испытание веры:
катишь и катишь свой неподъёмный камень,
глиняный шар свой, фигурку свою смешную,
Господи, – думаешь, – как на меня похожа.
И вот в какой-то миг, бесконечно прекрасный,
так и отпрянешь: откуда взялось ощущенье
легкости этой, как будто с воздушным шаром,
с ношей бесплотной как будто вздымаешься в гору.
Это дано нам
как воздаянье за дело –
чувство, что нет ничего в тебе от Сизифа,
что и гора твоя так далека от Голгофы –
словно небесная лестница Иоанна.