Авторы/Кадочникова Ирина

ЗАБЫВАЯ ПРО ВЕЧНОСТЬ И ХРОНОС


* * *
Вода – мечта каждого меря.
Смерть от воды для меря – бессмертие.
Из фильма «Овсянки»

Я хотела бы жить в глубине холодной реки
И смотреть со дна, как чёрные рыбаки
Золотое счастье ловят в отцовские сети -
Неуемные, грязные, радостные, как дети.

Надо мной ходуном ходила бы синь-вода,
Приносила бы сны, которые никогда
Не приходят к тем, кто остался там, наверху, -
Разве что младенцу, ангелу, пастуху.

И на створке раковины размером с большую блесну
Я б писала о том, как народ мой рубил сосну,
Чтобы плыть по реке, и древние песни его
Божий дух перевел на бессмертный язык волн.

 

* * *
Проснуться с ощущеньем пустоты.
Подумать: как же все-таки хреново:
Как будто ты уже совсем не ты,
Как будто нет тебя – того, другого,

Счастливого, открытого всему,
В цветных очках, украденных у детства,
Тебя, живущего не по уму,
А очень просто – по теченью сердца,

Наивного такого дурачка -
С воздушным шариком, с фонариком бумажным,
Ребенка-несмышлёнка, светлячка
В тетрадке поселившего однажды.

…Когда тебя размажут по стене,
Когда по Пушкинской рванешь – и без оглядки,
Подумаешь: а ничего и нет,
Спасительней, чем светлячок в тетрадке.

 

* * *
Писать, короче, надоело
На элегический манер.
Заняться бы каким-то делом –
Пойти в портные, например,

А лучше – в дворники: до ночи
Мести отчаянной метлой
И думать: мир хоть и не очень,
Но все же – не совсем плохой:

Немного грубый, в меру грязный,
Чуть-чуть похожий на сортир,
А уберёшь – и как-то сразу
Такой приличный Божий мир,

И ты в нём – тоже ничего так:
Стоишь себе под нос метёшь,
И, в общем-то, на идиота
Как будто даже не похож.

 

* * *
Опустеет воздух, и выпадет первый снег.
Оборвется ноябрь на какой-то случайной ноте.
Человек умирает, потому что он – человек,
Потому что его создавали из крови и плоти,

А совсем не из глины, каменеющей на глазах,
Не из мягкой древесной трухи, пахнущей лесом.
Человек умирает – остается последний страх,
И о чём этот страх, одному только Богу известно.

И какие бы песни ни пел ты, когда по земле
Так беспечно идёшь, забывая про вечность и Хронос,
Где-то там высоко, в невозможной космической мгле
Мировой океан пустоты стирает твой голос.

 

* * *
Открой окно, а там уже весна.
Мир замер в ожидании потопа.
К чему тебе холодная Европа
И узкоглазая восточная страна,

Когда ты здесь, угрюмый человек,
То чудом грезящий прображения,
То ненавидящий своё же отраженье,
И самый первый, и последний снег;

Когда ты здесь, на этих площадях -
Дворцовых, красных, людных и пустынных -
Глотаешь с воздухом такой постыдный,
Такой животный и ничтожный страх

Пред миром, захлебнувшимся весной,
Глядящимся в невиданные лужи.
А ты здесь ни при чём уже давно,
И – более того – совсем не нужен.

Ты грезишь о далёких поездах
(На самом деле – с тем же тайным страхом).
И если этот город пахнет прахом,
То, значит, время – твой жестокий враг.

Тогда убей, иного не дано,
Свою надежду, полную подачек,
Ведь ничего не может быть иначе.
Ведь всё уже давно предрешено.

 

* * *
В городе осень – лиственно и красиво.
Как-нибудь взять – и просто бы стать счастливым,
Легче бы стать, плюнуть на всё и сразу,
Да и пойти по улицам самым разным –

Горького, Пушкинской, Ленина, Льва Толстого,
Слушая Цоя или кого другого,
Можно и Шевчука – про родину нашу.
Стать бы совсем безымянным, свободным, бесстрашным,

Ветреным путником, праздным таким имяреком.
Просто бы выйти – задолго до первого снега –
И обрести одиночество и блаженство
В самом конце сентября, под небом Ижевска.

 

* * *
Люди пишут друг другу электронные письма, в которых
Говорят о погоде, цейтноте, дурацкой работе.
Говорят: суета заела, – и всё в этом роде.
И менты тормозят на каждом втором повороте.

Люди пишут о том, что не жизнь, а сплошная скука,
Что хотелось бы бросить всё да рвануть бы в Питер.
Люди пишут друг другу ВКонтакте и на Фейсбуке,
В Одноклассниках пишут, в Твиттере, если хотите.

В никуда отправляют свои наболевшие мысли.
Люди пишут не очень искусно, но все-таки внятно.
Люди пишут друг другу такие простые письма –
На простом языке, любому ежу понятном, -

О работе, цейтноте, дурацком дождливом лете,
И о том, что цены выросли невозможно,
Что путевку в садик не дали и, значит, в декрете
Целый год ещё кантоваться, если не больше.
Люди пишут о том, что случилось совсем внезапно:
Дядя Петя помер, у Машки поехала крыша.
Люди пишут. Они ещё верят в счастливое завтра.
Они очень хотят, чтобы, Господи, Ты их услышал.

 

* * *
«Не иди вовне, иди вовнутрь самого себя».
                                                  Августин Блаженный

В синем море плавает дивная рыба-кит,
На огромной спине носит земной шар.
Тут такое дело: внутри у меня болит,
Где-то около сердца. Там, говорят, душа.

Прихожу я к Богу. Он машет рукой: «Ерунда.
Ну, развейся, куда-нибудь съезди – хотя бы в Москву,
Там всегда красиво, да разные города
В это время года прекрасны. Вот сколько живу

Очень редко вижу нормальных счастливых людей:
То в глазах мировая скорбь, то ещё чего.
Всё бы вам выдумывать всякую дребедень
Про себя и ныть, что нет у вас никого.

Начитались вы книжек: куда ни копни – уже
И диагноз готов – по Фрейду, ещё по кому…
А вот так заглянешь, что у вас там в душе –
Ничего не найдёшь – одну лишь галимую тьму.

В общем, так, послушай: вот тебе мой совет –
Закрывай глаза – и смотри в себя, и смотри –
До тех пор смотри, пока не увидишь свет –
В глубине своей, где-то совсем внутри».

 

* * *
Вот если смотреть с точки зренья обратной
На мир перспективы, не всё так уж плохо:
Любовь, между прочим, весьма вероятна,
И даже не очень трагична эпоха.

Когда ты себе – и Орфей, и Овидий,
То как-то не страшно, что нефть дорожает,
Что Турция, блин, исчезает из вида,
И что Украина теперь нам чужая.

Всё это политика. Наша работа –
Писать против смерти. Когда-нибудь всё же
Мы встретимся снова, и ты мои ноты
Сыграешь на память, и я твои тоже –

В ином измеренье. Мы больше не будем
Разменивать жизнь (ведь и так не по двадцать)
На глупое бегство от собственной сути.
Мы больше не будем с тобой расставаться.