В КНИЖНЫХ РАЗВАЛАХ

УЕДИНЕНИЕ ВДВОЁМ
Микро роман в стиле Ж.Ж. Руссо

Я повстречал её в густых зарослях удалённого уголка парка графа Оконского. В этом уединённом уголке сада под завесой низко нагнутых сучьев раскидистого дерева, за искусственным заборчиком из цветущего кустарника, отгораживающего нас от всего остального мира, мы встретились и встали друг перед другом так близко, как только позволяла нам наша скромность. Я даже не понимал, была ли эта встреча случайна, или мы оба бессознательно стремясь к ней, наконец, поплатились за свои тайные желания.
Прежде, до этой незабываемой встречи, мы часто виделись в обществе и даже разговаривали друг с другом. И я неизменно видел интерес в её глазах к моей скромной персоне. И вот, возможно, совершенно случайно, возможно, с разрешения провидения, мы встретились наедине.
Весь мой душевный трепет не помешал мне догадаться, что она разделяет мое смущение и, быть может, моё желание, но её добродетельная сдержанность была подобна моей природной стыдливости. Моё немое восхищение её образом и обворожительной грацией её жестов дошло до своего наивысшего предела. Столь невероятная близость сводила меня с ума, но не придавала мне силы преодолеть смущение. Конечно, она была слишком умна, чтобы не видеть, что мои чувства адекватны её чувствам, но ее благопристойная показная непринужденность диктовалась благоразумной осторожностью.
Я не в состоянии предположить, чем бы закончилась эта немая сцена в тихом уединении и сколько времени я бы оставался неподвижным в этом восхитительном, но пикантном положении, если бы нас не прервали.
Незначительность успеха в этой амурной истории меня нисколько не трогала. Я остро чувствовал очарование этого восхитительного момента и испытывал величайшее душевное наслаждение. Обличающее смущение, взволнованная растерянность, которые я без труда читал в её глазах, были гораздо красноречивее любых слов. Но романтическое сумасбродство, которое могло вылиться в действия, не могло быть равным тому восхитительному и мучительному наслаждению, которое я испытал. Однако, невыносимое проявление внешней снисходительности и превосходства с её стороны, которое было бы немедленно применено к моей персоне, если бы я не сдержал себя в желании осуществить на практике то, что металось и кричало в наших душах, могло бы уронить меня в моих собственных глазах. Оскорбительная снисходительность, высокомерная ирония, возможные сплетни и слухи, которые могли немедленно родиться в обществе, пробудили во мне заботливую предосторожность.
Оскорбительная предосудительность, хитрая игра тайных интриг нашего времени порождала естественное отвращение к порядку вещей и часто бросала моих современников в объятия красоток света и полусвета, предопределяя их нравственное падение раньше надлежащего срока. Оно создавало иллюзию наслаждения независимостью, наслаждения запрещённым действом вопреки ханжеской морали, но губило неокрепшие душы.
Позже мое неудовлетворенное любопытство компенсировалось прелестью незамутнённых необдуманными действиями воспоминаний о том восхитительном моменте неосуществленных чувственных удовольствий, которые во много крат дороже тех многочисленных побед, что я одержал впоследствии.

ЧТО ТЫ ЗНАЕШЬ ОБО ВСЕМ ЭТОМ?
Микро роман в стиле Ремарка

Что ты знаешь обо мне?
Что ты знаешь о человеке, в чью жизнь, и без того сложную, внезапно врывается непонятная, никем не объяснимая болезнь, грозящая скорой гибелью? Это как после долгого, не совсем простого, но вполне управляемого полёта, ты вдруг неуклюже приземляешься и как не стараешься снова взлететь, у тебя ничего не получается. И все твои мечты, все грезы о будущем вдруг превращаются для тебя в тяжёлый, неподъёмный груз. И он гнёт тебя к земле с ужасной силой, ломающей крылья, рёбра, выворачивая руки, когда-то сильные, а сейчас уже неспособные сопротивляться этой неизвестно откуда взявшейся непоправимой беде. Это всё невозможно осознать сразу. Это только можно прочувствовать. И с горечью признать свою беспомощность.
Что знаешь ты обо всём этом?
Ты, живущая в окружении милых житейских забот и волнений, в окружении людей тебя любящих, не можешь даже представить себе пустынные ночи одиночества и боли, за которыми следуют такие же пустынные и болезненные дни, неспособные дать тебе даже каплю надежды на возвращение в небо. И даже наоборот, всё больше тебя пригибающие к земле, грозящие каждую минуту раздавить тебя, уничтожить.
Что ты знаешь обо всём этом?
Годами меня окружают люди, не понимающие меня даже на ту небольшую долю, так необходимую для элементарного существования любого живого существа. Годами я задыхаюсь от невозможности излить свои чувства и мысли близкому мне человеку.
Что знаешь ты обо всём этом?
Глядя издалека, невозможно разглядеть чувства человека, готового впасть в отчаяние, но не имеющего на это права. Потому что он не может себе этого позволить. Потому что это не только не даст даже малого облегчения и никого не растрогает, но и потому, что это отчаяние может раздавить тебя, после чего ты можешь окончательно утратить веру в себя, в те небольшие силы, которыми ты ещё пытаешься удержаться хотя бы на поверхности земли.
Что ты знаешь обо всём этом?
Нет, я не боюсь смерти, и даже смерти в этой бездушной людской пустыне.
Я уверен в том, что за той чертой нет ничего, и мне не страшен переход из мира чувства, мысли и действия в мир вечной скуки, бесчувствия и бездействия. Страха нет, но есть горькое чувство неудовлетворённости результатами своей жизни. Это хуже страха.
Что знаешь ты обо всём этом?
Ничего! Ты и не должна ничего знать.

НОЖ ДЛЯ РАЗРЕЗАНИЯ БУМАГИ
Рассказ в английском стиле

Сэр Сэмюэль Дорсет Третий Эсквайр был потомком старой аристократической фамилии в не менее чем пятидесятом поколении. Он не был очень богат, но не был и беден. Он располагал такими средствами, которые позволяли ему не думать о них как об источнике беспокойств. Жил сэр Сэмюэль из Дорсетов под номером три в аристократическом районе на окраине Лондона в большом старинном доме, которому тоже был когда-то присвоен номер три, но который не был Эсквайром. Он был просто домом. Этот старинный дом с самого его основания всегда принадлежал семье Дорсетов. В нём родилось и умерло достаточное количество Дорсетов, но многие из них погибли вдали от этого дома, так как те нецивилизованные народы и страны, которых обирали до нитки цивилизованные англичане, не всегда были согласны с мнением англичан на предмет эксплуатации их природных и людских ресурсов. И несмотря на то, что англичане часто были вооружены лучше их, давали завоевателям достойный отпор. Результатом всей этой агрессивной деятельности английского королевства, в которой живейшее участие принимали все поколения Дорсетов, стало достойное денежное достояние последнего из них и абсолютное отсутствие наследников этого достояния. Сэмюель Дорсет Третий был последним из этого достойнейшего рода. Он, как и полагается аристократу, был честолюбив, высокомерен до заносчивости и педантичен до маразма.
Сэр Сэмюэль вел обширную переписку. По крайней мере, он так думал. Но поскольку он не обладал значительными финансовыми средствами для того, чтобы влиять на политику или рынок, что в сущности одно и то же, его письма не приносили никому ничего, кроме раздражения и, пожалуй, небольшого дохода английской королевской почте.
Как и положено аристократу, сэр Сэмюэль по утрам, после чашечки кофе и неизменной сигары, не спеша просматривал «Таймс» в столовой и шёл в свой кабинет работать с корреспонденцией.
Старый слуга сэра Сэмюэля Ламер Послентвейтер, или просто Ламер, в отличие от своего хозяина, имел наследников, хотя и он, и его отец, и его дед служили Дорсетам.
Это злосчастное утро началось так же, как и все предыдущие и, казалось бы, не предвещало ничего плохого. Погода, как обычно, была отвратительной – серые низкие тучи заволокли всё небо и посыпали землю мелкой моросью. Но за уютным письменным столом сэр Сэмюэль чувствовал себя вполне комфортно. В углу его кабинета горел старинный камин, разожжённый Ламером, и от его потрескивания на душе было мирно и уютно.
Слева, на углу письменного стола сэра Сэмюэля, лежала корреспонденция – стопка газет и стопка писем, которые ещё приходили сэру от его таких же старых, как он сам, друзей. Которым тоже было нечего делать, кроме как только писать письма своим старым друзьям, сообщая им какие-то околосветские сплетни. Сэмюэль быстренько просмотрел обратные адреса корреспондентов и, не найдя ничего срочного и важного, отложил их в сторонку и принялся за просмотр местных и центральных газет, подолгу задерживаясь на скандалах в высшем обществе, куда он уже давно не приглашался по причине своей совершенной незначимости.
Примерно через три часа Ламер принес сэру Самюэлю чай с лимоном и небольшой сэндвич. Настало время ланча. После чая сэр Эсквайр всегда выходил на прогулку. По заведённому много лет назад обычаю он прогуливался по парку не менее часа, несмотря ни на какую погоду. Его утреннюю прогулку мог отменить только ураган или высадка инопланетян на Британские острова, а поскольку ни того, ни другого давно уже не случалось, то и нарушить планы сэра Эсквайра ничто не могло.
Придя с прогулки, сэр Самюэль согрелся у камина не только теплом огня, но и рюмочкой виски, после чего у сэра появилось желание поработать с письмами. Он сел за свой уютный письменный стол и взял первый конверт, пришедший к нему из Нью Кастла от старинного приятеля сэра Стенли, с которым они вместе служили ещё в экспедиционном корпусе в Судане, где оба отличились в боях под Хартумом. Конверт был большим и обещал много новостей, которые очень любил сэр Сэмюэль.
Для вскрытия конвертов у сэра Сэмюэля имелся в наличии специальный нож старинной работы из серебра. Ручка ножа, сделанная из слоновой кости, была инкрустирована полудрагоценными камнями. Нож всегда лежал в письменном приборе, тоже старинной работы, из мрамора, в специальном углублении. Когда сэр Сэмюэль протянул руку к ножу для разрезания бумаг, он наткнулся на непонятную пустоту в специальном углублении и его мозг отключился на некоторое время от реальности, так как не мог совместить произошедшее с должным. Сколько он себя помнил, этот нож всегда лежал в этом углублении и всегда должен был там лежать. Сначала сэр, почувствовав какую-то неприятную несовместимость, немного оторопел. Затем он почувствовал тихое раздражение и, наконец, он просто взбесился!
Во-первых, это было непонятно!
Во-вторых, этого просто не могло быть!
И в-третьих, это могло быть, но не с ним!
Это было вопиющим безобразием!
Нарушением святых традиций, неколебимых устоев!
Бунтом на корабле! Заговором! Потрясением мироздания!
Сэр Сэмюэль схватил колокольчик для вызова слуги и стал трясти им, как будто колокольчик горел. Но никто не откликался на его возмущенный зов. Вообще-то, все было так, как надо, все было как всегда. Ламер в это время уходит к себе домой на обед. Он делал это вот уже сорок лет. Натрясшись колокольчиком, сэр успокоился и задумался. А куда, собственно говоря, мог деться нож для разрезания бумаг? Он ещё вчера был на этом самом месте, и сэр Сэмюэль им пользовался. Ведь взять его никто не мог, так как сюда, кроме Ламера и сэра Сэмюэля, никто не заходил уже несколько лет. Это означало только то, что нож находится здесь, в комнате, но лежит на другом месте. Или его взял Ламер и забыл положить на место. Хотя зачем Ламеру нож для разрезания бумаг?
Сэр Сэмюэль встал из-за стола, обошёл его и уставился на письменный прибор с другой стороны. Он впервые в жизни смотрел на свой стол в таком ракурсе. К сожалению, с этой стороны ножа тоже не было видно. Сэр заглянул под стол, но и там не наблюдалось ничего похожего на нож для разрезания бумаг. Сэр Самюэль вернулся на свое привычное место.
Произведенный им маневр помог ему сделать второй очень важный вывод: нож все-таки взял и забыл положить на место его слуга Ламер. Это было вопиющим безобразием и непростительной безответственностью! Как теперь прикажете вскрывать корреспонденцию? Ждать, когда вернётся с обеда этот безответственный тип, сэр Сэмюэль не мог, да и не хотел. Ведь у него на столе лежала не вскрытая корреспонденция. Очень важная корреспонденция! А вдруг там есть какие-нибудь сведения, касающиеся безопасности Британии?! Ну, или, хотя бы, важные сведения, касающиеся чести какой-нибудь светской персоны, а сэр Сэмюэль в такой ответственный момент не может ничего предпринять! Какой ужас!
Сэр Сэмюэль Дорсет Третий Эсквайр решил действовать!
Он налил себе немного виски, закурил ещё одну сигару и начал думать.
«Так, обед слуги Ламера уже подходит к концу, и через полчаса он вернётся на своё место. Но с учётом важных сведений, касающихся безопасности страны, которые могут находиться в корреспонденции, это слишком большой промежуток времени. В создавшейся ситуации необходимо действовать быстро и решительно».
Докурив сигару, сэр Сэмюэль решительно встал и спустился на первый этаж. Он переоделся в твидовый костюм, предназначенный для долгих путешествий, и незамедлительно вышел из дома. Сэр Сэмюэль приблизительно знал, где находится жилище слуги, но не очень точно. Что ж, можно спросить у зеленщика или в мясной лавке, находящейся в том районе.
Сэр Сэмюэль шёл широкой размашистой походкой человека, идущего по очень важному делу. А его дело действительно было чрезвычайной важности. Для его возраста (семьдесят пять лет) он был в прекрасной физической форме благодаря утренней зарядке и постоянным прогулкам на свежем воздухе.
Преодолев большую часть пути и выйдя в тот район, в котором, по его предположению, должен был жить его слуга, сэр Сэмюэль зашёл в лавку зеленщика.
- Добрый день, уважаемый, – обратился сэр Сэмюэль к хозяину лавки, – не будете ли Вы так добры подсказать мне, где проживает господин Ламер Послентвейтер?
- Я прошу прощения у благородного сэра, – с живым вниманием ответил ему хозяин лавки, – я живу здесь всю свою жизнь и знаю всех жителей этого и трех соседних районов, но никогда даже не слышал о господине с таким именем. Может быть, Вам нужен Лемер Портвейтер, так он живёт в трёх кварталах отсюда, на Стенли стрит, номер двадцать пять.
Сказать, что сэр Сэмюэль был сильно озадачен, значит, ничего не сказать о том состоянии, в которое его привёл ответ зеленщика. Сэр Сэмюэль всю жизнь полагал, что он знает о своём слуге всё или, по крайней мере, почти всё, но оказывается, он о нём не знал абсолютно ничего, даже адреса, где проживает его слуга!
Он вышел из лавки и пошёл обратно, размышляя над создавшейся ситуацией.
В это время Ламер вернулся в дом господина сэра Сэмюэля Дорсета Третего Эсквайра в хорошем настроении, так как очень хорошо и вкусно пообедал и принял пару рюмочек шотландского рома. Он снял верхнюю одежду, сменил обувь и поднялся на второй этаж, чтобы убедиться в том, что его хозяин на месте и ждёт свой обед. Ламер сильно удивился тому, что сэр Сэмюэль отсутствует, и пришёл в неменьшее замешательство, чем сэр Сэмюэль, узнавший о том, что он, Ламер, живёт не там, где ему положено жить, по представлению сэра. Но Ламеру было плевать на то, что думает сэр Сэмюэль, перед ним стояла конкретная проблема – что делать с обедом? Ведь сэр Сэмюэль, чтоб ему пусто было, ушёл, не предупредив, когда вернётся. И что прикажете делать с приготовлением обеда? Но Ламер не склонен был долго испытывать сильные душевные волнения по всяким пустякам. Он подошёл к шкафу, в котором сэр Сэмюэль всегда держал виски, налил себе полрюмочки, выпил их одним махом, постоял немного с закрытыми глазами, мысленно прослеживая весь путь прохождения напитка по своему организму, затем выдохнул и пошёл на кухню. Проблема, разумеется, не была снята, но утратила свою остроту после того, как виски проникли в мозг Ламера посредством впитывания в кровь этого благородного напитка. Посидев немного в своём любимом кресле-качалке, Ламер пришёл к выводу, что необходимо выяснить, куда ни с того ни с сего попёрся старый дурак.
Напротив дома сэра Сэмюэля проживала старая вдова, госпожа Бертруда Скпрингфилд, которая от нечего делать всё время пялится на улицу. Ламер решил расспросить её о том, в какую сторону попёрся старый дурак. Ламер оделся и вышел на улицу. Как он и предполагал, госпожа Бертруда была на своем посту. Он подошёл к её наблюдательному пункту и, вежливо поклонившись, сделал знак рукой, что желает перекинуться парой слов с почтенной дамой. Видать, старая ведьма так соскучилась по общению, что тут же распахнула окно и высунулась наружу, чтобы узнать, чего же нужно слуге господина сэра Сэмюэля.
- Добрый день, госпожа Бертруда! – обратился он к вдове.
- Добрый день, господин Ламер, – ответила та ему, чуть ли не вываливаясь из окна, – чем я могу быть вам полезна?
- Уважаемая госпожа, – обратился Ламер к даме, – не будете ли Вы так любезны сказать мне, куда отправился господин Семюэль Дорсет? Обычно в это время он должен находиться дома и ждать обеда. Я просто теряюсь в догадках, готовить мне для него обед или подождать, когда он соизволит явиться. Я ведь даже не знаю, придёт он сегодня домой или нет.
- Дорогой Ламер, я только могу рассказать то, что видела из своего окна. А когда вернётся Ваш господин, я знать не могу.
- Да, я понимаю. Так что же Вы видели из своего окна?
- Я видела, как сэр Сэмюэль Дорсет вышел из своего дома примерно сорок минут назад и пошёл в сторону района Соут. Он шёл довольно быстро, очевидно, торопился куда-то.
- Спасибо, госпожа Бертруда, Вы мне очень помогли, – сказал Ламер и попрощался с госпожой Бертрудой, которая явно была недовольна столь короткой беседой.
«Чего это он туда попёрся, старый дуралей»? – думал Ламер, идя в том же направлении. Он решил зайти на рынок в районе Соут, чтобы купить немного рыбы на ужин для сэра Сэмюэля.
Возвращаясь домой, сэр Сэмюэль напряженно размышлял над создавшейся ситуацией. И вдруг ему в голову пришла ужасная мысль: а может быть Ламер совсем не Ламер, а иностранный шпион, засланный к сэру Сэмюэлю с целью выведывания у сэра Сэмюэля государственных секретов! Он даже остановился от таких мыслей. И хотя сэр Сэмюэль давно уже не знал никаких государственных секретов, мысль эта его чрезвычайно взволновала. А что, собственно говоря, он, сэр Сэмюэль, знает о своем слуге? Только то, что тот представитель третьего поколения Ламеров, служивших в его доме. И всё! А может он не потомственный слуга, а потомственный шпион? Вот почему английская корона в последние сто лет теряет свои позиции в колониях! Когда-то могущественную империю – просто преследует рок! Британия теряет колонию за колонией, терпит поражения в дипломатии! Многие умы бьются над разгадкой этого феномена, а ларчик-то очень просто открывается! Действует тщательно законспирированная столетняя шпионская сеть. Ведь слуги в курсе всех домашних и околодомашних секретов своих господ! Вот он, ключ к разгадке! Но что же делать с этим ключом? Стоп! Ведь всё это только предположения сэра Сэмюэля, не подтверждённые никакими фактами. Значит, надо сначала добыть факты, подтверждающие шпионскую деятельность Ламера. И эту очень трудную задачу он, сэр Сэмюэль Дорсет Третий Эсквайр, возлагает на себя. Возможно, он будет раскрыт и убит коварным Ламером, но он готов отдать свою жизнь за величие Британии! Да, он готов!
И сэр Сэмюэль решительной походкой направился к своему дому.
Придя домой, он обнаружил полное отсутствие своего слуги.
«Странно, – подумал сэр Сэмюэль, – ведь он должен готовить обед для меня. Где же он может находиться в то время, когда настало время обеда»? Ответа не было.
В полной задумчивости сэр Сэмюэль разделся и поднялся к себе в кабинет. В таком же чрезвычайно задумчивом состоянии он сел за свой стол, передвинул несколько газет, переложил с места на место несколько книг, взял нож для разрезания бумаг и вскрыл им толстый конверт, пришедший к нему из Нью Кастла от старинного приятеля сэра Стенли. Всё ещё пребывая в крайней задумчивости, сэр Сэмюэль стал вчитываться в строчки письма. Ничего особенного в письме не содержалось. Старые сплетни, пара новых сведений о старых приятелях по службе и вырезка из Нью Кастловской газеты за прошлую неделю о разоблачении шпионов, работающих на немцев. И, как говорится, зерна упали на подготовленную почву. Сэр Сэмюэль два раза прочитал высланную ему статью и понял – необходимо действовать! И действовать немедленно! Британия в опасности! Немцы после того, как им надавали по шее в первой мировой войне, снова поднимают голову. А вдруг Ламер работает на немцев? Да в общем-то не важно, на кого он работает, главное, необходимо добыть факты его шпионской деятельности.
В это время внизу стукнула дверь. Сэр Сэмюэль вздрогнул и выронил из рук сигару, которую уже собирался закурить. Всё его тело покрылось испариной. Он был в испуге!
Ламер, вернувшись с рынка, увидел, что его господин дома и пошёл на кухню готовить обед.
Через полчаса Ламер уже входил в кабинет сэра Сэмюэля.
- Сэр, прошу Вас спуститься в столовую – обед готов, – сказал он и вышел из кабинета сэра Сэмюэля.
Он заметил, что сэр Сэмюэль смотрит на него округлёнными глазами, но не заметил, что тот сжимает под столом в потной руке нож для разрезания бумаги.
«Что-то неладное сегодня творится с сэром Самюэлем, чёрт бы его побрал в самом деле»! – подумал Ламер, выходя из кабинета сэра Сэмюэля Дорсета Третьего Эсквайра.

ДВЕРЬ
Репортаж из мира вещей

Это была обычная дверь. Не дорогая, но и не дешёвая. Не молодая, вернее, не новая, но и не совсем старая. Ей было немногим более пяти лет. Разве это возраст для двери. И хотя она исправно несла свою службу на отведённом ей месте, на очень важном месте – ею запирали кладовую – с ней обращались не совсем… как бы это точнее выразиться… не совсем уважительно. Её всё время толкали, дёргали и пинали. Ею хлопали в сердцах, как будто это она была виновата во всех людских бедах и неудачах, и понемногу дверь начала рассыхаться и разбалтываться, скрипеть, и вместе с этим у неё начал портиться характер. А у кого, я извиняюсь за вопрос, не начнет портиться характер, если его постоянно и незаслуженно обижают?
И вот однажды дверь сказала сама себе: «Всё! Хватит! Натерпелась!»
И она решила немножечко поиздеваться над теми, кто её так безжалостно толкает и пинает. То есть, дверь решила проявить свой характер, и тем самым опровергнуть поговорку «спокойная, как дверь».
Кладовая, которую стерегла дверь, была расположена на третьем этаже статистического управления и служила для хранения моющих средств и моющих приспособлений, типа швабр и вёдер. В кладовой так же хранились всякие вещи вроде новогодних елок, гирлянд к ним, туалетная бумага, пустые коробки и Бог весть что ещё.
Но главное, что в кладовой переодевались уборщицы, то есть технический персонал, который и разряжал свои нервы на невинной двери. Вот это обстоятельство и решила использовать дверь в своих планах возмездия.
Рано утром в понедельник Марьванна, уборщица и по совместительству дверной мучитель, открыла дверь кладовой и вошла внутрь для смены цивильной одежды на рабочую. Дверь милостиво позволила Мрьванне войти в кладовую и намертво заблокировалась перекосившимся нижним краем. Не подозревающая Марьванна спокойно переоделась, надела на руки резиновые перчатки, взяла в руки ведро, швабру и пошла к выходу из своей резиденции. Но не тут-то было – дверь не открывалась. Причём, верхний край, дребезжа, приоткрывался на какое-то расстояние, а вот нижний – ни в какую! Марьванна размахнулась было изо всей силы, чтобы высадить дверь, но передумала. Все-таки культурное учреждение. Тишину здесь очень уважали, и начальство сердилось, когда кто-то громко стучал или шумел. Марьванна решила выдавить дверь своим не малым весом, но и тут потерпела неудачу. Дверь скрипела, но не поддавалась. Тогда Марьванна решила найти что-нибудь для того, чтобы поддеть дверь снизу, что-то типа лома. Она долго рылась в кладовой, но ничего не нашла. Настроение её сильно испортилось. Марьванна подошла к взбунтовавшейся двери и, несмотря на запрет начальства, изо всех сил стукнула по ней кулаком. Для двери это было делом привычным. А вот Марьванне пришлось несладко. Она, досадуя на дверь и на себя, дуру, чуть не заревела от боли. Как же ей было больно и обидно! Она даже присела и спиной навалилась на ненавистную дверь, отчего та открылась. Марьванна кубарем вывалилась из кладовой в коридор, по которому плотной толпой шли служащие на свои рабочие места. Их просвещённым взглядам открылась неприглядная, можно даже сказать, неприличная, картина. На середину коридора вывалилась Марьванна, показывая всё своё нижнее бельё не от кутюрье. Столпившиеся вокруг Марьванны интеллигентные люди, мягко говоря, были удивлены и слегка шокированы. А бедная Марьванна, утирая слёзы стыда и обиды, на четвереньках заползла обратно в свою кладовую с твёрдым намерением повеситься. Торжествующая свою первую победу дверь захлопнулась за ней.
Первый этап мести был закончен. Дверь в полной мере насладилась своей победой над врагом. Но это была только Марьванна. В общем-то, безобидное существо.
Больше всего неприятностей двери доставлял сантехник Михайлов, по кличке Хайло. Свой профессиональный псевдоним он получил, вероятно, за то, что любил пить горькую, а напившись, во все хайло… В общем, нравилось ему очень громко песни петь. Это был фрукт! В кладовой он хранил свой инструмент и различные железяки, но не переодевался там. Дверь подозревала, что он вообще никогда не переодевался. Ходил Хайло в замызганной спецодежде, и от его прикосновения на двери всегда оставались несмываемые жирные пятна. А уж как он обращался с дверью!.. Входя в кладовую, он пачкал ручку двери так, что потом за неё уж никто не хотел браться, а выходя, открывал дверь пинком или большим разводным ключом, отчего на двери оставались вмятины.
Когда Марьванна, вытерев слёзы и успокоившись, ушла по своим делам, в кладовую зашёл пресловутый сантехник. Он взял свой замызганный ящик с инструментом, свой здоровенный разводной ключ и направился к выходу. Настроение у него с утра было превосходным, так как ему уже удалось поправить свою больную голову. Больную в том смысле, что в воскресенье Хайло перебрал чуток. Самую малость. Буквально пару фунфыриков боярышниковой настойки. Подойдя к двери, он от всей души пнул её ногой и шагнул в коридор. Дверь, отлетев в сторону и стукнувшись о стену, с размаха врезала сантехнику по носу так, что у того посыпались искры из глаз и потекла кровь из носу. Хайло схватившись за нос, выронил ключ и ящик с инструментами из рук. Причём, ключ упал прямо на ногу, и вся эта гамма ощущений обрушилась на сантехника в тот самый момент, когда он был, можно сказать, на вершине хорошего настроения. Глазные искры осыпались и потухли, а вот кровь лилась не останавливаясь, и заливала грязную спецовку, отчего та не становилась грязнее. Наконец, боли в ноге и в носу немного утихли, а кровь удалось остановить, приложив к носу грязную тряпку, случайно завалявшуюся в кармане спецовки. Хайло стоял на одной ноге, задрав голову кверху, весь в крови, и не мог тронуться с места. Вот в таком положении его и застал заместитель директора по быту, то есть его непосредственный начальник.
- Михайлов, что с тобой? Ты почему весь в крови и на одной ноге? – спросил его начальник, сам не понимая, для чего он это спрашивает.
Ну что можно ответить на вопрос, на который отвечать и не надо. Хайло опустил свою окровавленную физиономию, посмотрел на начальника и грустно сказал:
- Дверь.
- Что дверь?
- Она стукнула меня по носу.
- А с ногой что?
- Это меня ключ стукнул по ноге.
И тут до начальственного обоняния дошёл весь спектр вчерашнего и нынешнего утреннего букета соков не виноградной лозы.
- Ах, вот в чём дело! Ты пьян с утра!
Вы думаете, что Михайлов стал возражать и отнекиваться? Ничего подобного. У него просто кончились душевные силы и он, махнув рукой, вошёл в кладовую, дверь в которую тут же захлопнулась сама собой. Так Хайло, получив производственную травму, двинулся врачевать свои раны какой-нибудь лечебной настойкой.
Второй этап мести был закончен.
Дверь была довольна своей победой над самым ужасным своим врагом. Но Хайло был не последним, с кем ей хотелось бы свести счёты.
Следующая жертва справедливого возмездия явилась в кладовую к обеду, когда сантехник Михайлов её уже покинул. Жертва вошла в кладовую, что-то насвистывая. Это был завхоз, человек, который по долгу службы обязан был следить за порядком, включая состояние дверей. Это он своим халатным отношением к служебным обязанностям довёл дверь до такого состояния. Звали этого безответственного человека Сан Саныч. Сан Саныч по жизни был несуном. То есть, человеком, который тащил с работы всё, что только можно было унести без криминальных последствий. Он тащил с работы краску, шпаклёвку, мыло, туалетную бумагу, лампочки и всё, что только проходило через его руки. Но он не был клептоманом. Хотя, возможно, это была просто легкая форма клептомании. Но суть не в этом. Суть в том, что то, что унёс Сан Саныч, не досталось данному учреждению. К примеру, краска. Ну почему бы не покрасить дверь в кладовую? Ведь тогда она не рассохлась бы. И почему бы не сменить давно расшатавшийся замок? Но Сан Саныч считал, что и краска и новый замок ему нужнее.
Итак, объект вошёл в кладовую. Внимательно осмотревшись, Сан Саныч приглядел большую пластиковую бутыль с моющим средством и упаковку с рулонами туалетной бумаги. Взяв в одну руку бутыль, в другую упаковку с бумагой, он вышел из кладовой в коридор и аккуратно ногой притворил за собой дверь. Сделав пару шагов, Сан Саныч услышал противный скрип. Это за его спиной медленно открылась дверь в кладовую. Завхоз подумал: «А ведь так может зайти любой и утащить всё, что ему вздумается. Это непорядок!» И он вернулся к двери. Поставив на пол бутыль и упаковку с бумагой, завхоз аккуратно прикрыл дверь руками. Немного постояв и убедившись в том, что дверь не открывается, Сан Саныч взял присвоенные вещи в руки и пошёл по коридору. Но не прошёл он и пяти шагов, как снова услышал этот противный скрип. Он оглянулся. Дверь медленно открывалась, издавая омерзительный скрип. Сан Саныч вернулся к двери в кладовую. Он не был глупым человеком, иначе его бы давно уже поймали и посадили за воровство. Используя свой интеллект, Сан Саныч придумал, что нужно сделать для того, чтобы дверь не открывалась. Он достал из кармана какую-то ненужную бумажку и вставил её между полотном двери и косяком. Дверь была надежно зафиксирована в дверном проёме.
Вздохнув с облегчением, Сан Саныч подхватил ворованные вещи и двинулся по коридору. Уже подходя к лестнице, он обернулся и замер на месте от удивления. Дверь была открыта. Сначала завхоз подумал, что в кладовую зашёл кто-то и забыл притворить за собой дверь. Но что-то подсказывало ему, что это не так, и он вернулся к злополучной двери. Он заглянул в кладовую, убедился в том, что там никого нет. Рядом с дверью валялась бумажка, игравшая роль гаранта запертой двери. Сан Саныч тупо уставился на эту бумажку. Он не понимал, что происходит, и это его очень раздражало. Если бы он только знал, кто его за нос водит! Но всего знать нам не дано по определению. Сан Саныч поставил на пол у двери бутыль с бумагой и зашёл в кладовую. Он долго там шарил в поисках чего-нибудь подходящего для того, чтобы прикрыть дверь, но ничего не найдя, вышел в коридор. Первое, что он обнаружил, была пропажа бутыли с моющим средством и упаковки с туалетной бумагой. Если вы хотите сказать, что Сан Саныч сильно расстроился, то лучше бы вам промолчать, так как в этот момент Сан Саныч потерял веру в порядочность рода человеческого окончательно. Он потерял не просто какое-то там моющее средство и какую-то там туалетную бумагу, у него украли веру в людей! Это была трагедия!
Сколько времени простоял Сан Саныч в таком прединфарктном состоянии, нам не известно, но, в конце концов, его вывела из этого состояния Марьванна.
- Что это с вами, Сан Саныч? – спросила она, подходя к завхозу.
Но Сан Саныч не был расположен к разговору с кем-либо из людей вообще, а с Марьванной тем более. Он просто повернулся к ней спиной и ушёл. Марьванна пожала плечами и вошла в кладовую, чтобы пообедать и передохнуть немного. Дверь с большим удовольствием захлопнулась за ней.
Марьванна спокойно обедала, затем наслаждалась тихой послеобеденной дрёмой в кладовой, где её обычно никто не тревожил в это время. Но этот понедельник не был обычным. Только Марьванна задремала на своем стуле, как в её тихую обитель ворвался электрик Потапов, по кличка Фаза. Это был молодой развесёлый оболдуй лет двадцати двух, с алюминиевым кейсом в одной руке и фазоопределителем в другой. Он с такой силой распахнул дверь кладовой, что та отлетела к стене и, вернувшись, с размаху врезала электрику по затылку так, что тот поморщился от боли, но не обратил на это особого внимания.
- Привет, Марьванна! – закричал оболдуй с порога. – Как жизнь молодая?
- Ты что орешь как оглошенный?! Чуть меня от ума не отставил, придурок!
- Да ладно тебе! Дома выспишься. На работе работать надо.
- Чо тя черти-то принесли? Какого рожна припёрся?
- Да пару ламп дневного света надо взять. На втором этаже в коридоре поменять надо. Но если ты меня чайком угостишь, я упираться не стану – с утра ничего не ел.
- А на обед чо не идёшь? Время-то, вроде бы, обеденное.
- Экономлю.
- Ага, чтобы пропить потом?
- Ну, не без этого, конечно, но экономлю я для того, чтобы девушек в кафе водить, в кино, на дискотеки. Им ведь не просто в постель прыгнуть охота, им ещё и развлечься на халяву необходимо. Иначе никак не соглашаются. Вот и приходится прижимать немного свои потребности.
Сердобольная Марьвана напоила электрика чаем, поболтала с ним чуток и снова отправилась по своим делам, так как обеденный перерыв закончился. Фаза залез по стремянке на верхнюю полку кладовой, достал оттуда коробку с лампами и спустил её вниз. Он извлёк из коробки две лампы метровой длины, положил их на пол, а саму коробку поставил обратно. Выходя из кладовой, электрик Потапов сначала потушил в ней свет, затем взял в одну руку свой электриковый кейс, а в другую две лампы дневного света. Он спокойно вышел из кладовой и направился к лестнице, но вдруг вспомнил, что забыл в кладовой фазоопределитель. Он вернулся и попытался, не выпуская из рук ламп и кейса, открыть дверь при помощи ноги. Не тут-то было! Тогда Фаза поставил кейс на пол у двери, а лампы положил у стены и открыл дверь кладовой. Свет он не стал зажигать, так как точно знал, куда он положил фазоопределитель. Как только он вошёл в кладовую, дверь тут же закрылась, накрывая помещение, в котором не было ни одного окна, полной темнотой. Сначала у Фазы мелькнула мысль включить свет, но он отверг её как непродуктивную. Он сделал пару шагов вдоль стеллажа, затем повернулся к стеллажу лицом и начал шарить по нему руками, надеясь быстро отыскать фазоопределитель. Но тот как сквозь землю провалился. Шаря рукой по стеллажу, Фаза зацепил локтем что-то большое и громкое. Оно упало и потянуло за собой ещё что-то, и в результате это что-то упало, а потом это всё ещё и присыпалось чем-то мягким и рассыпчатым с верхней полки. Потапов стоял и боялся шелохнуться. Но делать-то надо было что-то. Он сделал шаг назад. Что-то добавилось в кучу с противоположного стеллажа. Он повернулся к выходу лицом и стал совершать маневр по преодолению препятствия. На него что-то падало сверху и сбоку, но он упорно шёл к выключателю, находившемуся у выхода. Когда Фаза был уверен в том, что он уже дошёл до выхода и слева стал нащупывать выключатель, его на том месте не оказалось. Тогда Потапов решил приоткрыть дверь. А её как назло заклинило так, что даже щели не видно было. Но Фаза был оптимистом и, долго шаря, всё-таки нашёл выключатель на ощупь. Он включил свет. Но лампа, как назло, ярко вспыхнула и потухла. Кладовая снова погрузилась в темноту. Электрику Потапову стало грустно и неуютно в темноте. Он изо всех сил толкнул дверь. Та даже не шелохнулась. Стояла намертво. Фаза постоял немного, затем отступил от двери на шаг и со всей дури врезал ногой посередине двери. Дверь со страшной скоростью раскрылась и врезала в лоб проходившему в это мгновение мимо заместителю директора по быту. Отчего тот упал навзничь, потеряв сознание. Электрик Потапов вышел в коридор, увидел дело ног своих, и ему стало ещё грустнее и неуютнее, чем в темноте. Он стоял и смотрел на своего начальника, лежащего на полу, на толпу, собирающуюся вокруг них, и думал: «Уволят на хрен, как пить дать».
А за спиной Фазы тихо, без скрипа закрывалась дверь в кладовую. Щелчок её внутреннего замка возвестил всем окружающим о её полном удовлетворении своей местью. Но этого никто не понял.

ЛЖЕПРОРОК
притча

- Очнитесь, люди! – кричал он. – Я тот, кто спасет вас! Верьте мне!
Но ему не верили. Его не слушали. Его не слышали.
- Я послан вам, как вестник! Сделайте, как я говорю, и будете спасены!
- А что нужно делать? – спросили его жители Первого города.
- Соберите все ваши богатства, выкиньте в глубокую пропасть и откройте ворота, ибо скачет уже неисчислимое войско, оно разрушит ваш город, заберёт ваши богатства и убьёт всех вас до последнего.
Над ним смеялись. Ему говорили:
- Кто же захочет выкинуть всё, что нажито?
И он в великой печали ушел во Второй город. И пророчествовал там, на базарной площади, но никто не обращал на него внимания. И он плакал. Видевшие его слёзы, удивлялись и смеялись над ним.
- Поверьте мне! Ведь я же не прошу у вас ничего взамен, – увещевал он, – бросьте ваши дома, спуститесь в долину и будете спасены! Иначе обрушится на вас страшный оползень и погибнете все.
Но его опять не слышали.
И он шёл в Третий город. И опять стоял там, на площади, и молил людей отступить от привычного и спастись. Но никто не хотел спасаться, отступив от привычного, устоявшегося. Людей невозможно уговорить нарушить привычный ритм жизни, ещё труднее уговорить расстаться с нажитым ради спасения, в которое можно и не верить, если не знаешь о нём наверняка.
И люди смеялись над ним, как и в двух предыдущих городах.
И пришли в Первый город вражеские войска, и уничтожили всех, и забрали все их богатства. И сошёл на Второй город страшный оползень, и поглотил всех под огромной толщей земли и камней. И пришла в Третий город страшная болезнь, и вымер весь город.
И пошла о нём молва, как о вестнике беды, и стали запирать перед ним ворота, и не пускали его даже на ночлег.
Тогда ушёл он от людей в горы.
Он выбил в скале пещеру и запирал её на ночь огромным камнем, который нельзя было отворить снаружи. И не пускал к себе никого. Он мылся в горном ручье и пил из него. Он питался лесными плодами и травами и не желал никого видеть.
Он много думал о людском неверии, о всеобщей глупости и нечистоплотности, порождающей болезни, о суеверии и вере в богов, никогда и никого не защищающих.
Он прожил в горах пятьдесят лет. И забыли о нём.
Тогда спустился он с гор и пошёл по городам, в коих пророчествовал.
И увидел он, что Первый город восстановили заново, снова нажили много богатства и живут по-прежнему беспечно.
Второй город тоже отстроили на не менее опасном месте, чем прежний.
Третий город заселился заново, но жили в нём такие же неопрятные люди, которые постоянно болели, но при этом не желали уважать чистоту тела и души.
И плакал он, и не понимал их.
Выйдя из Третьего города, сел он на край дороги и горько заплакал, не в силах сделать больше ни единого шага.
И тут подошёл к нему странный человек, и завёл с ним беседу. И говорил он странные вещи, о которых даже не подозревал пророк, о которых никогда даже подумать не мог.
И говорил ему странный человек:
- Я такой же, как и ты, я тоже когда-то пытался осчастливить всех людей своим даром, но понял, что это никому не надо. Пророки не могут быть пристрастными и слишком эмоциональными. Этим они и отличаются от лжепророков, которые просто изводят себя любовью к людям. Пророки знают цену пророчествам, они знают, что основная масса человечества не слышит их, и лишь в силу чувства долга и в расчёте на ту малую толику людской толпы, что прислушивается к ним, произносят свои пророчества и живут дальше. Пророчества пророков в основном предназначены для таких же пророков, как они сами. Только пророк может понять другого пророка.
- Но так не должно быть! – воскликнул человек. – В таком случае, пророки самая бесполезная и никому не нужная вещь на земле.
- Возможно, ты и прав. Возможно, это просто форма существования, например, как птица ворон. Он тоже всегда кричит при приближении опасности, но слышат его только такие же вороны, как он сам.
- Но ведь я не лжепророк! Мне свыше дан великий дар предвидения! И я должен его использовать во благо человека.
- Но человеку это не нужно, он живёт так, как будто он бессмертен. И его не заботит его будущее, он ленив, глуп и весь во власти мелких страстей и сиюминутных желаний. Он ежедневно молится, прося здоровье, счастье, богатство, и ничего сам не делает для того, чтобы стать здоровым, счастливым и богатым.
- Но почему? В чём причина?
- В том, что человек глуп и ленив, в том, что он возвёл свою лень в ранг закона, в ранг самого великого права! И с великим трудолюбием борется со всеми, кто пытается отобрать у него право лениться.
- Но надо же что-то делать, чтобы он стал счастливым, раз он сам не хочет этого или не может преодолеть свою лень.
- Поверь мне, многие пытались это сделать. И не нам с тобой чета. Но дело в том, что насильно человека сделать счастливым не возможно! Это закон непреодолимой силы, и если ты поймёшь это, ты станешь настоящим пророком.