РАССКАЗЫ
ДЕКОРАТИВНЫЙ ЗЯКА
Дочери Анастасии
Зяка появился в квартире Емелиных неслучайно. Его подарил Наде на день рождения Колька, двоечник.
- Вот. Это тебе, – краснея, пробормотал Колька и протянул Наде подарок.
Списывал Колька не часто, но его подарок Наде понравился.
В коробке из-под обуви, дрожа от страха, сидел рыжий с пышными бакенбардами и коричневыми глазами зайчонок и шевелил носом. Скорее всего, он так дышал.
-Это что ещё за чудо?- недовольно спросил папа.
- Папа, он такой пушистый. – Надя взяла зайчонка на руки и поцеловала в пушистую щеку.
- А если он цапнет?
- Не цапнет, – спокойно ответил Колька. – Он добрый.
Колька хотя и был двоечник, но животных любил. У него в квартире жили кот, щенок, две черепашки и большой говорящий попугай.
- Ну, и чем вы его кормить собираетесь? – поинтересовался папа.
- Он всё кушает: хлебушек, травку. Насыпали «геркулеса» – тоже не отказался, – сказал Колька.
- Ну, ну, – папа осуждающе посмотрел на маму, но та и сама была не рада новому квартиранту. – С попугаем хлопот не оберёшься, а тут ещё и зайчонок.
- Это декоративный кролик, – поправил папу Колька.
Проблемы начались сразу же, как только за Колькой закрылась дверь: где будет спать Зяка (Наде послышалось, что именно так мама назвала кролика), из чего будет есть и что делать, если заболеет.
Кролика на ночь посадили в картонную коробку из-под телевизора. Но он не хотел ещё спать. Скорее всего, привык к другому распорядку. Он встал на задние лапки и начал скрестись, пытаясь выбраться. И выбрался: прогрыз в коробке отверстие и, счастливый, оказался на свободе.
- Вот это да! – все от удивления вытаращили глаза. – И что с ним делать?
Зяку закрыли в ванной. И тише для всех, и надежнее. Он немного побушевал в темноте, но вскоре затих.
На следующий день – свобода! Зяка осторожно продвигался, изучая квартиру. Лапки на линолеуме непривычно расползались. И это было смешно. Он действительно был потешен, и его хотелось трогать и трогать, но в руки он не давался и забирался туда, где достать его практически было невозможно: под кухонный стол, за диван в зале и особенно часто под кровать в спальне.
Правда, отлеживался Зяка недолго. Когда мы, успокоившись, принимались за свои дела, он выходил из укрытия и начинал бродить по квартире, обнюхивая углы, быстро подружился с котом и делал так же, как и кот: царапал диван и грыз обои.
Это начинало раздражать. Зяку прогоняли, но он настойчиво продолжал свою работу. Его прямо тянуло погрызть что-нибудь или порвать.
-Надо купить клетку, – предложила Надя.
- А сколько она стоит? – спросил папа.
- Рублей 500, – предположила мама.
- 500?! – возмутился папа. – Нормально. Клетка – пятьсот, и уже на 500 обоев съел. Куда хотите, туда его и девайте.
На семейном совете решили (Надя была против) подарить Зяку папиной знакомой библиотекарше. Библиотекарша мечтала когда-то о декоративном кролике. Папа позвонил ей и уже представлял, что после совета с мужем её ответ будет положительным. Но вечером она сообщила, что муж против: «У тебя есть кот – хватит с тебя и кота».
Отнести Зяку Кольке нельзя – обидится. Да и подарки не возвращают.
- В городском парке есть небольшой частный зоопарк. Может, там возьмут? – подсказала мама.
В воскресенье все вместе поехали в зоопарк, в котором никогда не были.
На улице, в изгороди, несмотря на солнечный день, стояла сонная лошадь, а в помещении им ударила в лицо духота и непривычный запах, характерный для всех зоопарков. Здесь жили две худенькие лисицы, несколько кроликов, редкий для этих мест дикобраз, в коробке с опилками копошились хомячки, а в пустом аквариуме дремал, тоже декоративный, но рябой кролик.
Симпатичная женщина в спецовке и рукавицах сказала, что денег на покупку кролика у них нет. Мама объяснила, что они хотят отдать Зяку просто так.
- Привозите, посадим вашего к тому рябому, – женщина показала на аквариум. – И если они уживутся…
- Мамочка, он же не рыба, – захныкала Надя.
- Ничего страшного, временно посидит и в аквариуме.
- А что я скажу Кольке?
- Ничего. С двоечниками стыдно тебе общаться, – рассердилась почему-то мама.
И Надя с мамой в выходные отвезли подарок в городской зоопарк.
- Посадили Зяку пока к рябому. Он сразу в угол забился, – рассказывала папе мама, когда они вернулись.
На следующий день, когда папа пришел с работы, в квартире было тихо и как-то пусто. Никто не путался под ногами, не трепал нервы. Но папа ещё не один день по привычке вскакивал с места – ему казалось, что кто-то грызет обои. Засыпал он с головной болью. Но болела и душа: как там Зяка? Они его кормили, купали, сушили после бани феном, расчёсывали пушистые бакенбарды и челочку между ушей, а там никто за ушком не почешет.
И однажды папа, не вытерпев, поехал в зоопарк.
Зяка сидел, забившись в угол какой-то клетки: грязный, худой и всклокоченный. Рядом стояла миска с нетронутой едой.
- Воды даже не было, – рассказал, возвратившись, папа. – Ну, и что будем делать? – он вопросительно посмотрел на маму и Надю. После всего увиденного в городском парке папа был согласен на всё.
- Я уже заказала большую птичью клетку, – радостно сообщила мама. – Мы тоже были у Зяки и всё видели.
Папа обрадовался, что их решения совпали, потому что и сам соскучился по этому худющему комочку.
В понедельник у мамы был выходной. Она купила на рынке пластмассовую корзину для перевозки животных. В зоопарке нас ждал Зяка.
ТЫСЯЧЕЛИСТНИК
- Бабушка! – кричу я, уронив кухонный нож. – Я пальчик порезал!
Испуг от боли и вида крови несет меня через весь огород. Увидев мое заплаканное лицо, бабушка бросает работу.
- И как это тебя угораздило? – то ли жалеет, то ли ругает она меня.
Оглянувшись, бабушка выщипывает несколько каких-то мохнатых стебельков, трёт их пальцами и осторожно прикладывает к ране, боль постепенно утихает, и я успокаиваюсь.
«Раньше йод и зеленку в деревне мало кто знал, – вспоминаю слова бабушки, – поэтому лечение, если поранишься, было одно – тысячелистник. Его и искать не надо – повсюду растёт».
Когда в нашей семье кто-нибудь болел или за помощью обращались соседи, бабушка, не спеша, шаркая комнатными тапочками, проходила в спальню и, опершись сухой рукой о край старой деревянной кровати, по-старчески кряхтя, становилась на колени. Под кроватью, в царстве полумрака и пыли, в картонных коробках хранились высушенные стебли, корни и цветы.
Бабушка стелила старую, пожелтевшую от времени газету и бережно выкладывала на неё содержимое коробки, пока не находила нужный пакет или связанный пучок. Занятая поисками, бабушка не замечала моего присутствия, и я со стороны мог наблюдать, с какой осторожностью она берёт каждый пучок, как внимательно изучает его через сползшие на нос очки.
От пыли щекотало в носу, я чихал, но бабушка, обнаружив меня, не гнала, а усаживала поближе. Продолжая перебирать венички, пакетики, мешочки, она говорила о лечебных свойствах находящихся в них трав. Благодаря цепкой детской памяти я и сейчас узнаю, если встретятся, зверобой, душицу или «медвежье ухо».
В нашем доме не было той стерильной чистоты, так характерной для современной городской квартиры с крашеными полами, обоями и полированной «стенкой». Именно в эту простоту деревенского быта, наполненного нужными в хозяйстве вещами, тянуло меня всегда.
А какие она пекла пироги! На широких противнях они исчезали в прокопчённой пасти печи, чтобы появиться через некоторое время румяными, источающими неописуемый запах пропечённого сдобного теста.
Это было на праздники. А ещё были будни, не уступающие им: ржаные блины, как «колесо машины», которые мы, намазав сливочным маслом, уплетали за обе щеки, и «деруны», или, как правильно поясняет белорусская национальная кухня, «драники».
Чтобы рассказать о них кому-нибудь из своих друзей, мне для начала приходилось опускаться до выражения «картофельные блины». И это звучало настолько примитивно и серо по сравнению с тем объеденьем, какое представляли они, не только тушеные в сметане, а хотя бы просто со сковороды: румяные, вприкуску с прозрачными шкварками или с простоквашей.
Годы давали о себе знать: болели руки, болела голова и ноги, и что бы бабушка ни делала по хозяйству, она быстро уставала. Тогда она садилась на длинную некрашеную скамью у окна, что выходило в сад, устало шевелила пальцами ног.
Некоторое время она сидела неподвижно, точно прикидывала: а всё ли сделано? Затем, наклонив голову и охнув, она отрывала от скамьи своё невесомое тело и медленно направлялась к комоду. Скрипела дверца, и бабушка доставала коробочку из-под фиолетовых чернил, где хранились «таблетки от головы» – «пятирчатка». Приняв лекарство, бабушка проходила в спальню. С этой минуты от нас с братом требовалось одно: тишина. Но разве мы тогда понимали это? У нас была своя жизнь, свои дела и заботы. Мы бегали, стучали дверью, шумели…
Бабушка появлялась через мгновение. В дрожащей руке у неё был дедов ремень. Лицо её, маленькое и смуглое, выглядело усталым и жалким. Била она не больно, но я как волчок вращался на месте и орал в надежде, что громкий плач – признак боли и раскаяния – удовлетворит расстроенную бабушку. Впрочем, она и сама вскоре бросала ремень, садилась на ту же скамью у окна и начинала плакать.
От вида слёз нам становилось не по себе, и мы, продолжая реветь, принимались просить прощения. И бабушка, конечно, прощала.
Она умерла через три месяца после того, как я стал курсантом военного училища. Тщетно пытался я объяснить командиру роты, что после смерти матери бабушка заменила её. Её посчитали дальним родственником, а потому на похороны меня не отпустили.
Через неделю я получил письмо от дяди. Он сообщал, что похоронили бабушку на городском кладбище, что в пяти километрах от села, возле отца и матери, рядом с большим кустом сирени.
Спальню бабушки облюбовал вернувшийся из армии брат. Он быстро потеснил все в комнате – сундук и шкаф для одежды, коробки с травами – стеллажами для книг и журналов. Теперь в пропахнувших травами картонных коробках хранились многочисленные тома беллетристики.
Больно было видеть, как исчезает последняя память о близком человеке, осознавать личную причастность к этому, поскольку ни я, ни дядя не смогли, а точнее, даже не пытались противостоять этому книжному нашествию.
И я за целый месяц отпуска не нашёл времени сходить на кладбище. Что это: эгоизм или непонимание того, что наша любовь нужна не только живым, что помнить о ближнем нужно не только, когда он рядом, но и когда его нет больше с нами? Ведь главное наше предназначение на этой земле – творить добро. Только в этом случае у нас есть надежда остаться в памяти потомков. А много ли я добра сделал?
Осенью я не поехал на юг, как планировал, и в рапорте на отпуск указал адрес бабушкиной деревни.
Знакомый куст сирени без листвы стал почти прозрачным, за ним ещё издали я заметил гранитную плиту. На ней было высечено знакомое до боли лицо бабушки. Ограды, как на других могилах, не было, и я свободно подошёл к могилке и положил на поросший барвинком и другой кладбищенской травой холмик букет таких обычных, но дорогих мне цветов тысячелистника.
РАНЕНЫЙ «ОРЛЁНОК»
О том, что в нашем микрорайоне будет проходить военно-патриотическая игра «Орлёнок», мы с Валериком узнали из объявлений, расклеенных почти на каждом доме. В этой игре мы были не новички. У нас даже была своя команда с грозным названием «Динамит». С толстушкой Светкой, капитаном нашей команды, мы всегда занимали призовые места – второе или третье и никогда первое. Может быть, сегодня нам повезёт?
Чтобы не опоздать на построение, мы всю дорогу бежали, представляя, как волновалась Светка. Ничего, похудеет килограмма на два, это ей полезно.
Команд было семь. После поздравления депутата всем ребятам раздали ленточки, похожие на российский триколор, и булавки. Светка быстро, как будто ежедневно это делала, приколола нам ленточки к рубашкам. Команда под №3 «Динамит» к соревнованиям была готова.
Светка бегала к судьям, к организаторам соревнований. Она им что-то говорила, они ей отвечали, размахивая руками.
- Надо пробежаться по трассе. Так сказать, проверить её на зуб, чтоб меньше было проблем, – предложила нам Светка.
С этим согласились все и, когда до начала соревнований осталось десять минут, мы быстро прошли маршрут: противогазы, полоса препятствий, оказание первой медицинской помощи, преодоление рва, «мышеловка», «паутина»…
Валерик скривил презрительно губы и поплевал на ладошки:
- Элементарно. Первое место у нас в кармане.
- Не скажи, – оглянулась Светка на трассу. – Одно дело со стороны смотреть, другое – соревноваться.
После короткого инструктажа на старт вышла первая команда.
Наша очередь была ещё не скоро, и мы расположились так, чтобы видеть все этапы соревнования.
- «Динамит»! Где у нас «Динамит»?! – крикнула в рупор судья.
Мы выросли перед ней, как грибы после дождя.
- Готовы? – спросила она.
Светка только открыла рот, чтобы ответить, как за спиной кто-то рявкнул:
- Так точно!
Это был Валерик.
- Ваш девиз?
И мы дружно, хором, во весь голос прокричали:
Мы команда классная
И взрывоопасная.
Кто сегодня победит?
Ну, конечно, «Динамит»!
Судья бросила взгляд на трассу (она была свободна) и скомандовала:
- На старт! Внимание! Марш!
И мы рванули с места. Первый этап – стометровку – мы пробежали быстро и бросились к противогазам. В них надо было пробежать второй этап, метров 20, потом снять и отнести противогазы обратно.
Мы уже добежали до финиша, когда услышали за спиной страшный рёв. По звукам – за нами мчался слон. Слоном оказался Валерик. Его алые щеки выглядывали из противогаза и вместо того, чтобы бежать вперед, он топтался на месте и трубил. Мы подхватили Валерика под руки и быстро потащили к финишу. Только там выяснилось, что не была снята заглушка на противогазной коробке, и Валерик чуть не задохнулся.
На третьем этапе нас ждала врач с повязкой «красный крест».
- Вам задание: мальчик потерял сознание, – сказала она. – Ваши действия?
Мы посмотрели на Светку. Все-таки папа у неё врач, пусть и ветеринарный.
- Привести его в чувство, – тяжело дыша, бросила Светка.
- А конкретнее? Надо дать больному … – врач пыталась нам помочь.
- Мороженое, – запрыгал от находчивости Валерик.
- Ещё одно слово и ты, вместо мороженого, в ухо получишь, – показал я кулак Валерику.
- Дать больному понюхать нашатырь, – вспомнила Светка.
- Правильно! – похвалила нас врач. – А теперь на «тарзанку».
Так же легко, но не без проблем мы преодолели «тарзанку», качающееся бревно,
отстреляли из «воздушки» и замерли перед последним испытанием – «паутиной».
- Прижимайтесь к земле, когда будете ползти под сеткой, – напомнила нам судья. – Касаться её нельзя. И не спешите! Главное – не скорость, а отсутствие штрафных очков.
Сетка была натянута так низко, что Светка не могла её не задеть, но тут случилось ЧП, которое спасло Светку.
Я прошёл этап быстро и ждал Валерика. Он упал под сетку и так заработал руками и ногами, что мы чуть не потеряли его в пыли.
Когда же сияющий Валерик появился на финише, он напоминал индейца: грязное от пыли лицо и белые зрачки.
- Ну, как я? – сияя, спросил он.
- Можно было и лучше, – заметила Светка. – А что это у тебя с ногой?
Все посмотрели на левую ногу Валерика и только тут заметили, что она в крови.
Валерик побледнел и, чтоб он не упал, мы усадили его под дерево. А Светка побежала за врачом.
Врач быстро осмотрела рану.
- Скорее всего, стеклом поцарапался, – доложила она судье.
- Мы ведь всю дистанцию перед соревнованием осмотрели, – судья виновато развела руками.
Врач дала понюхать Валерику нашатырного спирта, обработала рану перекисью водорода и наложила повязку.
- Как дела у «Динамита»? – спросила она судью.
- Скорее всего, 3-е место.
- Как третье? – чуть ли не вскочил Валерик. – Да если бы не ранение, мы бы обставили всех.
Судья соревнований ещё раз посмотрела на списки, потом на доктора:
- Второе место, в принципе, они заслужили.
- Ура! – взорвался «Динамит» от радости.
Домой мы возвращались не спеша. Во-первых, сказалась усталость от соревнований. Плюс, как призёрам, каши нам дали с добавкой. Валерика мы вели по очереди. Каждый из команды считал за честь помочь раненому герою. Хотя хромать Валерик почти перестал. Все понимали: без него мы ни за что бы не завоевали второго места.
Уже возле дома, прощаясь, Валерик заметил:
- Чепуха! Какой я герой. Вот если б и вторая нога была ранена – первое место у нас было бы точно!
ТУЛЬСКИЙ ПРЯНИК
Тимка лежал на русской печи и наблюдал, как мать разжигает грубку. «Ужин собирается готовить», – догадался он.
Положив под дрова старую скомканную газету, мать подожгла её. Огонь начал лизать сухие, принесенные из сарая дрова.
Загудело за окном. Тимка поднял голову и прислушался: не отцов ли мотоцикл? Хотелось соскочить на пол и припасть к замерзшему окну. Но слазить с печи мать запретила: у него ангина.
Гул за окном постепенно затих – нет, это не мотоцикл, по улице проехала машина.
Тимка ждал отца. Ждал, когда он привезёт подарок от лисички? Что же она передаст на этот раз: конфету или яблоко, и не знал на чём остановить свой выбор – хотелось и того, и другого.
- Когда папа приедет? – спросил Тимка.
- Да пора бы уже, – мать посмотрела на часы. – Может, опять мотоцикл сломался?
Поломался – это плохо, огорчился Тимка. Сегодня вечером он собирался спрятаться за деревьями, что растут вдоль дороги и подсмотреть, как лисичка передаёт подарок. А тут на тебе: горло заболело. И это от горстки снега.
Недомогание Тимка почувствовал утром. Хотел глотнуть и скривился от непривычного комка в горле, испугался и заплакал. Подошла мать, потрогала лоб, и всё открылось: играли на пруду за селом, стало жарко, и он зачерпнул ладошкой снега…
Не скоро он теперь лисичку увидит…
Отец счастливый, он каждый день встречается с ней. А Тимка не то что лису, обыкновенного зайца не видел.
Трещали в грубке дрова, в соседней комнате негромко бормотало радио. Залаял на улице Лапун. Лапун потому, что у него широкие, лохматые лапы, огромные, как и он сам. Положит на плечи – с ног валишься.
Лапун полаял и замолчал, значит, шёл свой.
В сенцах кто-то затопал ногами, оббивая снег, затем начал шарить по двери в поисках щеколды. Наконец скрипнула дверь, и Тимка по голосу узнал соседку, бабу Марью.
- Ну что, снегоед? – заглянула она на печку. – Будешь ещё снег лопать?
Тимка обиженно отполз вглубь печки.
- Я не снегоед.
- Чисто снегоед, – повторила соседка. – Держи, – и она протянула Тимке что-то, завернутое в газету.
Тимка молча взял сверток.
- Что нужно сказать? – напомнила мать.
- Спасибо, – прохрипел Тимка.
Баба Марья, кряхтя, села на стул, расстегнула фуфайку и сказала, расправляя на груди шерстяной платок:
- Ты хоть посмотри, что тебе баба Марья принесла.
Тимка аккуратно развернул газету и радостно промычал:
- Пряник.
- Тульский пряник, – поправила баба Марья. – Медовый! Мне сынок из Тулы посылочку прислал.
Тимке не терпелось проверить: так ли это? И он понюхал, а затем и лизнул пряник. Пряник действительно был медовый.
А Баба Марья уже рассказывала о подарках сына, о высокой должности, какую он занимает в Туле, что на работу его возит персональная машина. Тимке слушать это было не интересно, и он уставился на огонь в грубке. Он вдруг представил, что это луч фары отцовского мотоцикла, который несётся по укатанной снежной дороге. Нет, это Тимка мчит на мотоцикле по зимней дороге. Свистит в ушах ветер. Какое прекрасное время – зима! Вокруг деревья в снегу, а Тимке почему-то нисколечко не холодно, а даже наоборот – жарко…
…Проснулся он от голоса отца, открыл глаза и тут же зажмурился от яркого света. За окном уже темно. Стул, на котором сидела баба Марья был пустой, возле умывальника фыркал, умываясь, отец.
- Три раза останавливался, пока доехал, – говорил он, принимая из рук матери полотенце. – Замучил он меня, хоть продавай.
«Неужели действительно продаст?» – со страхом подумал Тимка про мотоцикл и не решился спросить про лисичку.
Заметив, что сын проснулся, отец с грустью сказал:
- Не видел я сегодня лисичку, сынок. Не дождалась, видно, меня, убежала.
Отец повесил полотенце и сел за стол.
Тимка увидел, как расстроился отец. Ещё бы: ведь у лисички был подарок для него и теперь она, может быть, отдаст его другому мальчику, если, конечно, волки не отнимут.
- И никуда лисичка не убежала, – Тимка соскочил на пол и положил перед отцом пряник, тот самый тульский пряник, что принесла нынче баба Марья.
Отец перестал жевать и удивленно посмотрел на Тимку. И они оба загадочно улыбнулись…
«ТАРЗАНКА»
Я с нетерпением ждал лета, и оно, наконец-то, наступило. Мы закончили работу на пришкольном участке и шагнули в пятый класс. В моём дневнике, как стулья в кинотеатре, стояли «четвёрки». Среди них даже одна «пятёрка» красовалась – по физкультуре.
Мама с папой радовались окончанию учёбы не меньше, чем я. Они наперебой предлагали мне разные мероприятия и даже поездку на Чёрное море, но победило папино предложение навестить своего друга по службе в армии и заодно покататься на «тарзанке».
Кино про Тарзана я смотрел у Валерика – моего закадычного друга. Мы смотрели его почти каждый день, пока не надоело. Но никакой «тарзанки» мы там не видели.
И вот в воскресенье после обеда мы отправились на нашей новенькой машине в необычное путешествие.
Пруд был большой. Со всех сторон его окружали кусты, деревья и камыши.
- Ну что, на «тарзанку» идём? – спросил папа.
- Конечно, – согласились мы с Валериком и пошли с папой в ту сторону, где слышались весёлые детские голоса.
Никакого Тарзана мы, конечно, не увидели. Обыкновенные сельские мальчишки, черные от загара, топтались на плотине под высоким деревом.
- А вот и «тарзанка», – показал папа на длинную верёвку, которая была привязана к высокой толстой ветке.
- Кто из вас смелый? – улыбаясь, папа обратился к местным мальчишкам.
Они с ухмылкой переглянулись. Скорее всего, смелыми здесь были все.
- Федька, покажи городским класс!
Ростом Федька оказался ниже всех – худенький и конопатый. Даже ниже нас с Валериком. Чтоб достать до веревки, Федьке надо было встать кому-то на плечи. Но друзья без труда подбросили его к «тарзанке», затем резко потянули назад, и – отпустили. Федька, как маятник, качнулся в сторону пруда и в самой высокой точке полёта отпустил руки и красиво нырнул в воду.
- Кто следующий? – посмотрел папа на нас.
- Надо размяться перед прыжком, – сказал Валерик и замахал руками, как мельница. Но мне показалось, что он специально тянет время. Первым прыгать ему, видно, не хотелось. Но казаться трусами перед чужими ребятами тоже было зазорно.
- Папа, давай я, – охрипшим от страха и волнения голосом выдавил я и посмотрел на Валерика. Тот заметно повеселел. А папа, точно перед полётом в космос, принялся меня инструктировать:
- Долетаешь до воды и отпускаешь руки. И не бойся, я рядом.
Он подсадил меня на «тарзанку» и сильно толкнул. Ушел из-под ног берег, можно прыгать, но пальцы не хотели разжиматься и я, болтая ногами, полетел обратно.
- Ты чего? – крикнул папа.
- Скорость маленькая, – объяснил я.
- Повторим? – спросил папа.
- Повторим.
Местные мальчишки собрались в кучку и с интересом наблюдали, чем закончится мой полёт. Валерик даже разминаться перестал.
Когда я перелетел плотину и понёсся опять к пруду, папа ещё раз толкнул меня. Прыгать было страшно, но не болтаться же на верёвке целый день? И я отпустил палку. В этот момент кто-то крикнул так страшно, что вода подо мной расступилась, и все звуки вокруг на мгновение стихли.
Когда я вынырнул, папа на берегу хлопал в ладоши, а Валерик от радости прыгал и что-то орал. И я, не торопясь, как олимпийский чемпион, поплыл к берегу.
- Это кто так кричал во время моего прыжка? – спросил я гордо папу.
- А нам показалось, что это кто-то орал от страха, – и папа посмотрел на Валерика:
- Ты плавать умеешь?
Валерка умел только по-собачьи, а потому выдавил:
- Умею.
- Ну что, прыгаем? – спросил его папа.
- Прыгаем, – ответил Валерик. В этот момент он больше походил на тушканчика, чем на Тарзана.
Начиналось всё хорошо. Валерик взмыл над прудом, и мы следили, когда он прыгнет. Но «тарзанка» с висячим, точно сосиска, Валериком вернулась обратно.
- Все нормально? – спросил папа.
Сосиска почему-то молчала и болтала ногами.
- Если боишься, то не прыгай, – сказал я.
- Счас прыгну! – почему-то заорал Валерик и крепче уцепился за палку.
…Он шлёпнулся в воду почти возле самого берега и поднял такой фонтан брызг, точно в воду бросили глубинную бомбу. В этот момент лягушки из пруда от страха выскочили на берег и повертели лапками у виска: ты, парень, случаем не квакнулся?
Валерик через мгновение показался из воды и, задрав голову, заработал руками, точно винт моторной лодки.
- Вставай, там мелко! – крикнули ему местные ребята.
Валерик бросил мутить воду и встал на ноги. Воды было по пояс.
- Эх ты, Тарзан, – обнял я Валерика.
- Ничего. Не получилось сегодня, получится завтра, – подбодрил его папа.
Солнце склонилось над прудом. Мы сели в машину и оглянулись. Сельские мальчишки уже ушли и только «тарзанка» одиноко раскачивалась на дереве.
САД НА ЗАРЕ
Тимка Гришанов ходил в огород и не закрыл, как следует, калитку. Корова открыла её рогом и успела истоптать не одну грядку, пока Тимка выгонял её. И Тимке в который раз влетело от матери.
Когда он прибежал к деревенскому клубу, Валерка уже был там.
- Что это у тебя глаза красные? – спросил он.
- Лук чистил, – соврал Тимка.
- Для коровы что ли? – усмехнулся друг.
Клуб стоял почти напротив Тимкиного огорода, поэтому Валерка видел всё. Тимке ничего не оставалось, как открыться.
- До смерти, говорит, добра от тебя не дождешься, – повторил он слова матери и потёр ладошкой пониже поясницы. – Корова, оказывается, какой-то там саженец сломала.
- И за это бить человека? По-моему, несправедливо, – философски заметил Валерка и хлестнул веткой по земле. – Еще неизвестно, вырастет ли саженец. А вдруг он возьмёт завтра да засохнет? Тогда получается, что тебя наказали зря… Я бы на твоем месте вместо него сто этих саженцев посадил. Из принципа!
- Сто – это же целый сад, – осадил товарища Тимка.
- Подумаешь, сад!.. На один день и делов-то.
- Это сколько б варенья можно было наделать, – мечтательно произнёс Тимка и почесал затылок. – И все-таки сто – это много. Десять – куда ни шло…
- Давай на спор, что… утром у вас в огороде будет сад.
- Давай, – нерешительно протянул руку Тимка. – А если не будет?
- Тогда… Тогда я отдам тебе…
- Видеокассету со “Шрэк-2″!
- Ла-а-дно, – Тимка вяло разбил рукопожатие.
- Как только стемнеет, бери лопату и приходи сюда же. Понял?
Не в силах представить сад на месте своего огорода, Тимка хотел было отказаться от затеи, но вместо этого согласно кивнул головой.
…Первое дерево – молоденькую вишню – мальчишки выкопали в огороде деда Маркуша. Ох, и намучились же с ней! Копая, они старались не поранить корни, поэтому яма вышла большой.
- Я слышал, что во время цветения деревья нельзя пересаживать, – тяжело дыша проговорил Тимка.
- А мы быстро, – уверенным тоном сказал Валерка, – оно и опомниться не успеет.
И они заработали лопатами ещё быстрее, чем разбудили собаку деда. Мальчики притихли в ожидании, что на лай выйдет хозяин, и их операция сорвётся в самом начале. Но свет в окнах не загорался, и ребята, приставив саженец к плетню, спокойно засыпали яму.
- Ну их, эти вишни, – заявил Валерка, когда деревце заняло место в огороде товарища, и вытер потный лоб. – Давай лучше смородину посадим. Варенье из неё ничуть не хуже вишнёвого, а даже полезнее.
- А где мы её возьмём?
- У бабки Федоры.
Тимка демонстративно воткнул лопату в землю:
- Ты как хочешь, а я воровать больше не пойду.
- Разве два каких-то несчастных куста – это воровство? – удивленно произнес Валерка. – И потом, она сама как-то говорила, что смородина замучила её, и она не знает, как от неё избавиться.
- А ты не врёшь? – Тимка зачем-то потрогал черенок лопаты.
- Больно нужно…
Это убедило Тимку, и друзья направились к огороду соседки.
…Небо на востоке ещё только начинало светлеть, а участок Тимкиного огорода за баней уже темнел от смородины.
- Шестнадцать! – сосчитав кусты, радостно воскликнул Валерка. – Может, хватит уже? Ты ведь и так выиграл.
- Ну, если сдаешься…
- Да и сажать уже некуда, – добавил Тимка. – Дальше вода.
Почти в самом конце огорода, в низине, начиная с весны, стояла большая лужа.
Мальчишки бросили лопаты в сарай, вымыли руки в бочке и, довольные сделанным, разошлись по домам.
…Разбудил Тимку грохот опрокинутого в сенцах ведра и голос матери:
- Смородины ему захотелось! – ругалась она. – Ну, я тебя сейчас накормлю. Долго ты у меня её помнить будешь!
Не дожидаясь, когда мать начнет «кормить» его ягодой, Тимка схватил брюки, рубашку и выпрыгнул в окно. Опомнился только на сеновале. Сердце билось часто-часто…
А всё открылось так. Помогая утром выгнать за околицу стадо, соседка тетя Ульяна увидела на огороде Нюры Гришановой зелёное поле кустов и удивилась: вроде бы вчера их не было. «Загадка природы» понесла тетку Ульяну по селу.
Слухи о том, что у Гришановых «за ночь вырос сад», дошли и до бабки Федоры, которая с утра ломала голову: куда девалась её смородина… И старуха решительно направилась к их двору. Через забор увидела пропавшие кусты.
Соседки тут же объяснились, и мать Тимки бросилась в избу. Ботинки сына были выпачканы в земле. Но самого его в спальне не оказалось.
- Отольются кошке мышкины слёзки, – сердито произнесла мать, выглянув в распахнутое окно.
Слухи об утренних событиях докатились и до Валерки. Поняв, что товарищ в опасности, он поспешил ему на помощь. Тимка сидел возле окна сеновала и наблюдал за всем, что происходило во дворе и в огороде. А там, переговариваясь, выкапывали кусты мать и бабка Федора.
- Ну что? Посадил сад? – расстроенно бросил Тимка, увидев товарища.
- Кто же знал, что так получится?
- Кто-кто? Теперь хоть домой не ходи, – сказал Тимка, когда мать и соседка скрылись за калиткой с кустами в руках.
- Не хныч, что-нибудь придумаем, – поспешил успокоить товарища Валерка.
- Сейчас главное – убрать вишню. Если и её заметят – дед Маркуш на нас точно собаку натравит.
- А если в лужу её? – несмело подсказал Тимка.
- А что?.. Идея!
За ночь деревце изменилось до неузнаваемости. Листья и цветы на ветках завяли и не были такими яркими и сочными, как на остальных деревьях.
- Ну что я тебе говорил! – упрекнул Тимка товарища, кивнув на вишню: «…опомниться не успеет». Теперь уж точно – не опомнится…
Валерка промолчал: не время было выяснять отношения. Они выдернули деревце из земли, и через несколько минут последняя улика ночной операции скрылась в глубокой луже.
Грозу, нависшую над Тимкиной головой, надо было переждать, и остаток дня ребята провели за селом, где два огромных бульдозера рыли пруд. Это было так интересно, что Тимка напрочь забыл о предстоящем наказании и опомнился лишь тогда, когда трактористы, заглушив моторы, начали собираться домой. Мальчишки неохотно поплелись к селу. Тимка решил возвращаться не улицей, а огородами. Он уже запер за собой садовую калитку, как на крыльцо вышла мать. Тимка юркнул в сарай и забрался на сеновал. Но было уже поздно: мать заметила его.
- Тимка, сейчас же иди домой! – крикнула она.
Он лежал, не шелохнувшись. Вскоре заскрипела лестница, и над сеном появилась голова матери в белом повязанном назад платке.
- Не слезешь – хуже будет, – предупредила она.
- Я знаю, ты бить будешь, – заныл он, поняв, что дальше скрываться бессмысленно.
- А ты хотел, чтоб я тебя пряником одарила? Я жду…
- Не слезу, – упрямился Тимка.
Мать посмотрела вниз, собралась спускаться:
- Тебе виднее, – устало вздохнула она, – но если через пять минут не будешь на земле, расскажу отцу. Мыслимо ли дело: весь день не емши!
Шурша сеном, Тимка на четвереньках пополз к лестнице.
Ужинали молча. Тимка жадно уплетал за обе щёки, не забывая, впрочем, из-под бровей следить за матерью. Ремня на добавку ему не хотелось.
- Скажи хоть сейчас честно: зачем тебе эта смородина понадобилась? – нарушила молчание мать, – что у нас своей мало?
Тимка положил ложку на стол, загундосил:
- Вчера утром ты сама сказала, что до смерти от меня добра не дождешься, вот я и решил сделать что-нибудь хорошее. А что – не знал… Валерка помог.
- Ох уж этот мне Валерка, – мать легонько постучала кулаком по столу. – Если я вас ещё раз вдвоём увижу, не знаю, что тебе сделаю…
Тимка виновато шмыгнул носом. Но он не собирался менять товарища.
- Добро радовать должно, а не огорчать, – вздохнув, сказала мать и тяжело поднялась. – Ты так скоро меня со всеми соседями перессоришь.
…На улице послышался треск мотоцикла. Во дворе он устало смолк.
- Отец приехал!
Тимка, стрельнув взглядом на мать, выскочил на крыльцо.
- Вот как они меня ждут, – нарочито строго проговорил отец, заметив в руке сына кусок хлеба. Он отвязывал от багажника какой-то мешок. – Я им подарки везу, спешу, а они без меня ужинать сели …
За спиной Тимки, скрипнув дверью веранды, появилась мать:
- Ужин-то давно на столе, а вот где подарки? – пошутила она.
Отец прислонил к забору мешок, из которого выглядывали какие-то мохнатые веточки.
- Ремонтировал сегодня электропроводку на складе плодопитомника, – сказал он, – так начальник выписал мне черенки чёрной смородины. Стройная, говорит, как бамбук.
Сын взглянул на мать, и они дружно засмеялись.
…Тимка лежал в постели и слушал, как мать гремит посудой, убирая со стола. Он все ломал голову над ее словами: «Добро радовать должно».
Отступать не хотелось, а фантазия не подсказывала ничего такого, что могло бы порадовать мать.
«Без Валерки не обойтись, – подумал Тимка. – Завтра же с ним посоветуюсь». И уже засыпая: «А вишню деду Маркушу надо вернуть. В воде ведь ночь пролежит. Может, не погибнет?»
БОЛЬНО!..
У Маринки начал качаться молочный зуб, и мама сказала папе:
- Надо показать ребенка врачу, но я это сделать сегодня не смогу. Я уже опаздываю на работу.
- Тогда мы сходим в наш лазарет, – сказал папа. Папа у Маринки был военным.
В коридоре лазарета было пустынно и пахло лекарствами.
Папа посадил Маринку на стул и сказал:
- Никуда не уходи, я сейчас. – И скрылся за белой дверью, на которой Маринка по слогам прочитала «Сто-ма-то-ло-ги-чес-кий ка-би-нет». Рядом с дверью, на стене, висел красочный плакат, на котором был изображен большой зуб с черным пятном сбоку.
- Ка-ри-ес, – продолжала читать Маринка. И ей почему-то стало страшно от вида зуба и незнакомого слова. Она потрогала языком свой зуб. Он был на месте.
- Ты чья, девочка?
Перед Маринкой стояла незнакомая женщина в белом халате.
Маринка молчала, но тут вышел папа.
- А мы вот к тебе, Людочка, – улыбнулся папа, увидев женщину.
- А я думаю, что это за ребенок один без родителей? – сказала она и тоже улыбнулась.
- Зуб вот пришли полечить, – доложил папа и посмотрел на Маринку.
Тётя Людочка открыла дверь.
- Проходите пожалуйста.
И они вошли в кабинет.
- Я сделаю всё как надо, Саша, – улыбнулась Людочка и помогла Маринке забраться на кресло. Потом она надела маску и подошла к столику с инструментами. Над креслом вспыхнула плоская, похожая на зеркало, лампа.
- Покажи, Маринка, какой зуб у тебя качается? – спросила доктор.
Маринка открыла рот и успела только хныкнуть от острой боли, как Людочка сказала:
- Вот и всё.
Она положила ей тампон, попросила закрыть рот и сказала:
- А это тебе на память, – и она протянула Маринке зуб. – Храни его, пока не вырастет новый.
- Посиди немножко, – сказала Людочка и подошла к папе, который стоял у двери. Они о чем-то разговаривали и тихонько смеялись.
- Ты что сегодня делаешь? – услышала Маринка вопрос Людочки.
- Извини, Людочка, сегодня не получится, – ответил папа, и наступила тишина. Это почему-то смутило Маринку, и она оглянулась. Папа целовал Людочку.
- Я буду тебя ждать, – не сопротивляясь, шептала она.
- Ну что, мы пошли? – сказал смущенный папа, заметив Маринкин взгляд.
- Два часа ничего не кушать. Рот не полоскать, – громко сказала Людочка.
Маринка сползла с кресла. Она в этот момент ненавидела тетю Людочку, папу, зуб, весь кабинет. Маринка отвела руку за спину и разжала ладошку.
СОЛДАТСКАЯ ПИЛОТКА
Тимка сидел за столом и рисовал. Он ждал – после новостей по телевизору должны быть мультики. И вдруг на экране – летят вертолёты, стреляют бронетранспортёры, парашютисты одуванчиками сыплются из самолёта. Оказывается, в их области начались учения войск округа.
- Эх, попасть бы на такие учения, – мечтательно произнёс Тимка. – Стреляй, сколько хочешь! Хочешь из автомата, хочешь из пушки, а хочешь – из танка.
Он любил смотреть передачи про войну и про армию и мечтал стать военным, как дедушка, портрет которого в военной форме висел в зале на самом видном месте. Звезда Героя Советского Союза украшала его грудь. Каждый раз в День Победы дедушка вспоминал войну и боевых товарищей, а потому Тимка уже наизусть знал, за что дедушке присвоено звание Героя.
Когда по улице перед домом Тимки проехала первая машина, он не придал этому значения. Мало ли кто ездит через их село, а мультики только утром и вечером показывают. Но гул за окном не прекратился – за первой машиной шла вторая, за ней – третья, четвертая, и не было им ни конца ни края. Тимка выглянул в окно и не поверил своим глазам – все машины были одного цвета -зеленые, а значит, военные. Неужели учения дошли и до их села?
Тимка быстро оделся и выскочил на улицу.
Машины большие и маленькие, покачиваясь на ухабах, двигались в сторону леса. Длинные антенны на машинах раскачивались из стороны в сторону: хлесь-хлесь! Тимка чуть не задохнулся от восторга, и когда колонна прошла, побежал искать Валерика с Федькой.
- Ну что, видали? – спросил он друзей.
- Видали.
- Когда пойдём к военным? – спросил Тимка.
- Только не сегодня, – ответил Валерик. – Они должны сначала разместиться, окопаться. Лучше завтра с утра.
На следующий день, позавтракав на скорую руку, они встретились на окраине села и зашагали в сторону леса. В карманах курток у них лежали яблоки. Марш-бросок ведь предстоял приличный.
- Главное – достать пилотку. Я без пилотки оттуда не уйду, – сказал Тимка.
- Чего ж ты у дедушки не возьмёшь?
- У него её уже нет – в школьный музей отдал.
- Достану пилотку, тогда хоть завтра в армию, – мечтательно сказал Тимка.
- Я лично в армию не хочу, – возразил ему Валерик. – Папа говорит, что там «дедовщина».
Тимка представил своего дедушку, бегущего в шлепанцах с автоматом, и возразил другу:
- Такого не может быть. Ну какой из дедушки солдат? Солдат должен быть молодым и сильным, как мы, и тогда на нашу страну никто не нападёт!
Тимка и Федька шагали бодро, а Валерик то и дело отставал.
- Не отставать! – прикрикнул на него Тимка. – Ползёшь, как сонная муха.
Военный лагерь оказался на удивление близко, слева, на окраине леса. Машины стояли ровными рядами, а чуть подальше раскинулся палаточный городок.
Ребята осторожно подошли к крайней, самой красивой машине: вместо кабины и кузова у неё была небольшая башня с торчащим вверх пулемётом. На её курносом передке рядом с фарами лежала забытая кем-то пилотка.
- Вот тебе и пилотка, – обрадовался Валерик. – Точно ждала тебя.
- Но без разрешения это же …
- Вам чего, ребята?
Друзья вздрогнули и оглянулись. Рядом в плащ-палатке стоял солдат, скорее всего, часовой. Из-под капюшона выглядывала каска.
- Да вот… – замялся Федька. – Тимка у нас всё мечтает о пилотке и стать военным, как его дедушка – Герой Советского Союза. А какой военный без пилотки.
- В армии, ребята, главное не пилотка, а то, как ты служишь, – сказал часовой. – У кого вы говорите, дедушка – Герой?
- Вот у него, – Федька показал на Тимку.
- Варламов! – крикнул часовой и зачем-то постучал кулаком по курносому капоту. Из верхнего люка, точно из воды, показалась голова солдата в ребристом шлемофоне.
- К тебе гости, – доложил часовой. – Они тут твою пилотку нашли…
- Не нашли, а просто подумали, что кто-то её забыл, и решили посторожить, – поправил Федька. – Угощайтесь! – и он протянул часовому и Варламову яблоки.
- Яблоки – это хорошо, – улыбнулся часовой и посмотрел на Варламова. – А чем же вас угостить?
- Нам бы на этой машине покататься.
- Эта машина называется бронетранспортер и прокатиться сегодня не получится – что-то забарахлила, – Варламов спрыгнул на землю. – А вот полазить можно.
И Варламов рассказал о бронетранспортере всё и даже ответил на вопросы ребят.
- Всё понятно? Кто повторит мой рассказ?
На удивление всем Тимка рассказал о боевой машине так, точно он, а не Варламов был её водителем.
- Ты, я вижу, прирождённый командир, – сказал Варламов. – Я случайно услышал, что ты мечтаешь о пилотке? Я дарю тебе свою, и ты береги её. Эта пилотка не простая. Мне подарил её брат после службы в Афганистане. Видишь след на звездочке? – он показал пилотку: на звездочке не было одного луча. – Это след от душманской пули. Звездочка спасла ему жизнь.
И Варламов надел пилотку Тимке на голову. Пилотка была большая и закрывала уши, но зато это была настоящая пилотка.
- Служу Советскому Союзу! – Тимка приложил ладошку к пилотке.
Варламов и часовой от удивления переглянулись.
- А ты откуда это знаешь?
- Так у него же дедушка – Герой Советского Союза, – подсказал Федька.
Возвращались ребята уставшие, но счастливые: «разведка боем» оказалась успешной и завтра они опять пойдут в гости к военным.
Дома Тимку встретил дедушка. Он надел очки и уставился на внука:
- Ты где это взял? – показал он на пилотку.
- Солдаты подарили.
Дедушка хотел ещё что-то спросить, но тут дверь на кухню отворилась и в избу вошли незнакомый капитан и уже знакомый Тимке Варламов.
- Товарищ Герой Советского Союза! – приложил капитан руку к фуражке. – Вверенное мне подразделение прибыло для дислокации в ваши края по случаю окружных учений.
Дедушка на мгновение растерялся, но потом стал по стойке «смирно», вытянув руки по швам. Глядя на него, Тимка тоже вытянулся в струнку.
- Прямо напугали старика, – улыбнулся дедушка. – Чем обязан вашему визиту?
- О вас мы случайно узнали от сельских ребят и хотели бы просить вас выступить перед нашими солдатами.
- А вы где расквартировались?
- В лесу, на окраине. Вот он, – капитан кивнул на Тимку, – знает где.
Дедушка на мгновение замялся:
- Это для меня уже далеко.
- А вам не надо ходить. Если вы согласны, за вами придёт моя машина. Когда вам удобно?..
Дедушка и капитан договорились о дате, и Тимка в пилотке проводил гостей за калитку, помахал на прощанье рукой.
Тимка уже лежал в постели, когда мать подошла к нему и спросила:
- Ты так и будешь спать в пилотке?
- А на войне все так спят. Ведь учения – это почти что настоящая война.
Мать удивленно покачала головой:
- Тогда ты и ботинки надень.
Тимка молча снял пилотку и бережно положил её под подушку.
Ночью он несколько раз просыпался и проверял рукой. Пилотка была на месте.