УТИХЛО ВРЕМЯ ОБИЖАТЬСЯ
* * *
Всю ночь, прозрачны и легки,
На тихий свет моей лампады
Воздушной пылью мотыльки
Слетались из расщелин сада.
Неповторимые созданья
С небес упавшей акварели,
Ведомые слепым сознаньем,
К чему стремились и горели.
То были помыслы мои.
Их нянчила души услада.
Они сгорали от любви,
Которой ничего не надо.
* * *
Весь мир смеялся надо мною.
А я по миру тосковал,
Когда последний снег весною
На тротуарах умирал.
Он умирал так одиноко,
Так беззащитно смерть встречал,
Что, мне казалось, превысоко
На небе маятник стучал.
И провожая эту слякоть
Ботинками в последний путь,
Хотелось тихо, тихо плакать
И вёсны все перечеркнуть.
* * *
Зимний путь ровнее и короче.
Серебро, уставшее блестеть,
Превратится в снег с приходом ночи,
И дорога песню станет петь
О далёком огоньке в окошке,
Где кого-то ждут и гонят сон.
На столе вино, – еды немножко,
И стоит печи трескучий звон.
Вздрагивают плечи в ожиданьи,
Пальцы льнут к морозному стеклу,
Горло приготовилось к рыданьям,
Лоб горячий клонится к столу.
Не придёт никто к ней, святый Отче!
Будет лишь свеча гореть и тлеть.
Зимний путь ровнее и короче.
Серебру и звёздам не блестеть.
* * *
Увези меня, увези
В край пунцовых теней и блаженства,
Где так яблоками сквозит
Дух простейшего совершенства.
Где секунда тянется днём.
А душа отпадает, как лишняя.
Тело огненным петухом
Загорается еле слышно.
* * *
Тенью пляшет на стене
Ветвь большого клёна.
Был когда-то взор в огне.
Был в тебя влюблённый.
Только быт и суета
Остудили сердце.
Да и ты совсем не та.
Замкнутая дверца.
И судья нас не спасёт,
Не доброжелатель.
Только под душой сосёт.
Кстати иль не кстати?
Вечной не бывать весне.
Взору – окрылённым.
Отплясала на стене
Ветвь больного клёна.
* * *
День проскользнул незаметно.
Небо отвисло от тяжести,
Упав на заснувшие ветви,
И даже всплакнуло, кажется.
Дикая юная яблоня
Вновь торговала плодами.
Окраска её ярко-алая
Убогость двора латала.
Ночь наступила внезапно.
Растравленный ветер затих.
И звёзды, мерцая отрадно,
Составили Божеский лик.
* * *
Меж молодых и лёгких тел
Себя почувствуешь моложе.
Душой – страстнее и пригоже.
Как будто в юность прилетел.
И мне почудилось нежданно,
Что здесь забот и горя нет.
Что Божий спрятан здесь завет.
И зло бессильно, окаянно.
А теплоход порхал, летел,
Тяжёлым отдуваясь паром.
И всякий школьник был в ударе.
И берег, словно фильм, смотрел.
Знакомств, о, юная игра!
Наивность с простотой лукавой.
Причал. Вот подан трап. Пора.
Налево им. А мне – направо.
* * *
Меж ненавистью и любовью
Лишь лёгкий жест, лишь полутон.
О, сколько нужно сил воловьих,
Чтоб укротить обиды стон!
Не укротишь – война ворвётся.
И адом станет мирный дом.
Всяк близкий станет иноверцем.
И сам ты будешь, как фантом.
Гаси костёр обид мгновенно.
Дождём я плачу, градом бьюсь.
Пусть превратится жест забвенный
Лишь в тихий шелест, лёгкий блюз.
* * *
Уже не кровь бежит по венам.
Перебродившее вино.
Ему отдамся сокровенно.
Ведь согревает лишь оно.
Но утром вновь оно обманет.
И станешь: жалок и смешон.
Вчерашнее – опять в тумане.
А будущего – вновь лишён.
«Мотор» отчаянно клокочет.
Пора на пашню выходить.
И словно камикадзе-лётчик
Таранишь паутины нить.
* * *
Утихло время обижаться
На тину жалких мелочей.
К шершавым стенам тупо жаться
И быть тех стен ещё мрачней.
Настало время удивляться,
Глазами чада видеть мир,
И восклицать устами старца,
Что он в гробу лишь хмур и сир.
В обнимку с ветром прыгать в танце
Под листопляску тополей.
Таким до смерти оставаться,
Быть человеком средь людей.
* * *
Прохладная летняя ночь.
Пенье сверчков в пространстве.
В последождевом убранстве
Яблони, тополь и хвощ.
Пахнет: свободой и силой,
Георгинами и пионами,
Губами ещё не целованными
И вырытой свежей могилой.
Зачем полетать мне хочется?
Ведь скоро проснётся утро.
Синяя в перламутре
Сладкая ночь одиночества.