Авторы/Курашов Сергей

ВРЕМЯ-ВРЕМЕЧКО

 

 Редакция с прискорбием сообщает, что летом этого года Сергей Курашов (Сергей Васильевич Широбоков) ушёл из жизни. Он был поистине талантливым писателем, скромным, добрым и проникновенным человеком. Весной он принёс в редакцию вёрстку своей новой книги. В ней было и то, что мы уже публиковали, так и неизвестные нам рассказы. Пока они готовились к печати, произошло непоправимое, о чём мы узнали слишком поздно, уже после того, как в прошлом номере журнала появилась часть принесённого им материала.

 

 

НАТАЛЬКА

 

По субботам в нашей Липовке бабы счастливые ходили: вечером баню истопят, с мужиками своими попарятся. Молодежь готовилась на гулянку в соседнюю деревню. Тогда парней и девок было – туча. Подростки тоже за ними увязывались. Пока парни девок тискали в тёмных углах, мы, четырнадцатилетние, в мутные оконца бань подглядывали, как при свете фонарей женщины мылись. Как мужики их любили. Было стыдно-сладко-холодно в груди, дрожали руки, слабели ноги.

Тогда я в первый раз увидел Наталью, её все Наталькой звали. Вот смотрю на фотку и думаю: чем она меня взяла? Ведь не красавица, хотя и далеко не дурнушка. Наверно, взглядом, грудным особенным голосом. «Серёжка, – говорила она с ударением на последнем слоге, – а ты хорошо поёшь, знаешь ли об этом?»

 

В Одессе много, много ресторанов,

На каждой улице стоит там ресторан.

В Одессе много, много хулиганов,

И среди них есть Костя-атаман…

Так мы с сестрой пели. Песен знали много. Все жалостливые, женщины утирали слёзы: мол, насквозь прошибаете. После концерта уходили с Наталькой в рожь. Никого. Чуть ветерок запутался в колосьях, звезды над нами мигают. Мы смотрели на звёзды и загадывали желания. «Хочу, чтобы Наталька стала моей и родила двух дочерей», – загадал я.

- Ах ты, паразит такой, жениться тебе! Молод ишшо. Да ишшо на Натальке! Да ты знаешь, молокосос, что она с тобой в кошки-мышки играет. У неё парень в армии, беременная ходила, ребёнка сбросила. Жениться, ишь, что выдумал, – ругал не на шутку рассерженный отец.

- Да ты его ремнём, ремнём понужни! Не били мы его, вот и такой шустрый. Женилка ишшо не выросла, – подначивала отца мать.

- Серёжка, не слушай ты их, – торопливо шептала Наталька. – Я уж писать ему давно не пишу, как с тобой ходить стала. Давай вместе будем, а то ведь потом пожалеешь, очень пожалеешь.

Но я был молод, самолюбив, не научен ещё прощать. Думал, что найду лучше. Находил. Но прикипал ненадолго.

И грудной Наталькин голос с ударением на последнем слоге – «Серёжка!» – слышу и сейчас.

 

НА СЕВЕРЕ ДАЛЬНЕМ

 

Последние два года отец очень плох был. Молодушка ухаживать за ним не стала. Уж сколько подлости наделал – а мать взяла его к себе. Доходяга доходягой, с ложки кормила, в баню на себе таскала. Радовалась, что её Васенька опять с ней. Вот такая женская любовь.

Хоть плохой, да свой. Оказывается, любил я отца. После похорон запировал вчистую. Неделю гудел, с работы попёрли. И даже чуть на душу смертный грех не взял. Ружье у нас на стене висело. Сидим с соседом, пьём. Сам не помню – он потом рассказывал: взял я, дескать, ружье и говорю: «Смотри, там на кухне отцова б…ь ходит. Сейчас пристрелю». Ладно, он оттолкнул, стену дробь изрешетила, а то искалечил бы мать.

Оклемался. Сестра с сыном переехала к маме жить. А я с двумя знакомыми рванул на север, на лесозаготовки. Тогда ещё вербовали, деньги длинные обещали. Мы под Красноярском в лесном поселке вкалывали. В бараке холодно, в распутицу кормёжка плохая. Многие парни к местным вдовушкам пристроились, некоторые даже женились, чтобы не сдохнуть, да и чтоб веселей было. Я тоже подкатил к одной, Людмиле. Два года жил, мальчонка её, Сашка, папой стал называть. Женщин и детей я всегда любил. Пальцем не трогал, хотя в большинстве семей мужья жён поколачивали. Вместе грибы собирали, с ночёвкой уходили за орехами, клюквы по дороге набирали. Край богатый, кто с головой – живёт кум королю. А рыбы сколько, это же ужас! К голому крючку красную нитку привяжешь – рванёт, знай подтаскивай.

Не люблю расставаний. Последний раз её крепко полюбил, поехал с друзьями за получкой, а сам тихонько расчёт взял. Как раз моторка подвернулась. Поставил ящик водки – довезли до поезда. Не уехал бы, наверно, но мать плоха стала. Да и уверен был, что вернусь. Так и Люде написал. Но повернулось всё по-другому.

 

ШУМНОЙ

 

Сестра снюхалась с бывшим зэком. Ладно, был бы видный из себя.

Соплёй перешибёшь, а выпьет – столько помоев выплеснет. Я и сам в сердцах ругаюсь, но тут матёк на матьке. И сестру поколачивает. Сколько её пилил – без толку. Видно, любовь зла, полюбишь и козла.

Раз прихожу, он сестру за волосы таскает. У той голова о пол бьётся. Сынок, Витька, под кровать спрятался. Меня увидел, заревел. Когда меня разозлят, я страшный становлюсь. Особенно если слабых бьют.

Как схватил его за шиворот! На крыльцо выволок, и загремел он костями по лестнице. Сестра орёт: «Караул, Женечку убивают!» Ну бывают же такие дуры, а?! На суде на его сторону встала. Дескать, пришёл брат пьяный, Женю стал выгонять, столкнул с крыльца, и получился у бедного перелом руки и ноги, сотрясение головы. «Брат, прости ты меня. Ведь он пятнадцать лет сидел, друзей у него полпосёлка. Вступись за тебя – не жить ни тебе, ни мне, ни сыночку», – ревела она после суда. Я молчал, часто молчание спасает.

С милицией у меня по пьянке нелады уже были. Вспомнили и приклепали пять лет. Попал я почти в те же края, где когда-то лес валил. Те же деревья, тот же простор, но свободы нет. Это хуже всего. Но я легко сидел. Великое дело, когда на гитаре играть можешь и поёшь. Там с нами один оперный певец был, он удивлялся – с твоим бы, говорит, голосом на столичной сцене выступать, что заканчивал-то? Да ничего, восемь классов – и широкий коридор.

В тюряге самое главное, как в армии, не дать себя растоптать. Покажешь слабинку – считай, что пропал, весь срок на побегушках будешь. Или опустят. Раза три меня крепко побили. Не поддался, характер показал. Может, из-за этого, а больше всё-таки из-за голоса кликуху дали Шумной.

После отсидки звали кореша на «дела». Но я честно сказал, что отец с матерью меня по-другому воспитали, не приучен ни воровать, ни людей обижать. Посмотрели недоуменно, как на дурачка: «Ну, брат, тогда паши землю. И сыграй-спой нам на дорожку…»

За Доном угрюмым идут эскадроны,

Нас благословляет Россия сама.

Поручик Голицын, раздайте патроны,

Корнет Оболенский, налейте вина.

 

ЗАКЛАНИЕ ТЕНЕЙ

 

Бывший зампредседателя бывшей Заонежской группы народного контроля выстроил свою семью в строгую шеренгу: законная супруга Галатея Дормидонтовна, законнорожденный сын Тимофей и дочь Пелагея. Кондрат Тимофеич Экивоков был не в духе. В обычном своем состоянии. Привычно и решительно он снял трубку телефона, набрал номер и сухо потребовал для разговора заведующего Заонежским управлением здравоохранения Сарафанова О.Г. «Да-да, для официальной, не терпящей задержки беседы…» – строго прервал секретаршу бывший зампредседателя. Его соединили моментально, зная принципиальный неконтролируемый характер.

- Олег Геннадьевич, официально заявляю вам, что подобные безобразия надо рубить на корню. В самом зародыше, во избежание самых печальных последствий.

Никакой реакции на критику у собеседника не появилось. Это нисколько не смутило Кондрата Экивокова. Подобное самореагирование бывшему было не в новинку.

- Я имею в виду то, что мало внимания уделяете человеку труда. В результате плохой организации труда вверенных вам сотрудников приходится колбаситься в длинных очередях. В результате эффективность труда снижается до критической черты. Как следствие, у больных возрастает число микроинфарктов. К сожалению, количество оказываемых бесплатных медицинских услуг имеет тенденцию к сокращению. А ведь наши люди не богаты, а здоровье нации – это показатель благосостояния нашего великого Союза Советских… короче говоря, великой России.

Да, дорогой наш депутат, вы не смогли организовать работу с населением. И что же происходит? Люди спиваются, а политико-массовая работа на нуле. Ведь это возмутительно, когда лекции о вреде алкоголя не читаются, 80 процентов врачей и медсестер злоупотребляют курением, а 30 процентов – алкоголем. На местах на глазах ваших медработников преступные элементы организуют продажу спиртосодержащих жидкостей. Целые «КамАЗы» развозят по деревням эту дрянь. С милицией вместе, на корню надо пресекать подобные явления. А пока результат печален: в этом году от всякого рода бомиков, трой уже погибла по меньшей мере сотня наших сограждан. Какие меры будете принимать? Какую ответственность будете нести перед своей совестью, обществом и партией… Я имею в виду профсоюзную организацию.

На другой стороне провода продолжали хранить гробовое молчание. О! как оно понятно бывшему зампредседателю, а сегодня патриоту Отечества. Это молчит голос совести.

Не могу не сказать, что в свете последних постановлений правительства вы превратно истолковали процесс оптимизации. Это преступно, когда в участковых поликлиниках закрылись стационары. Остались только дневного пребывания, да и те в мизерных количествах. Это позор, когда на тысячу человек в участковой поликлинике имеется два места дневного пребывания. Откуда будет здоровье населения при такой организации труда. Сбережёте деревянный рубль, а потеряете рубль золотой.

И ещё. Последнее. Личное. На днях я лежал в хирургическом отделении ЦРБ. И что же? Печальное зрелище, дорогой товарищ. Кормят исключительно кашей да рыбой. А где полагающиеся мясо, сыр, сливочное масло? А я знаю где. Народный контроль, то есть патриоты Отечества, разберутся, откуда растут рога. И не будет так, как у вас, когда каждая минута пребывания в ЦРБ отнимает здоровье, а последняя – лишает жизни.

Кондрат Экивоков решительно положил трубку телефона. Молчавшего, потому что неделю назад его отключили за неуплату. Пар был выпущен, стресс ему теперь не грозил. Можно было спросить мнение членов семьи и дальше определиться со стратегией и тактикой действий.

- Батя, ты молодец, дал ему перца. Далеко пойдёшь, если только вовремя не остановят, – сказали сын с дочкой и пошли по своим делам.

Пример для молодежи был преподан поучительный. Пусть они, как отец, с молодых ногтей учатся принципиальности. Другое дело супруга Галатея Дормидонтовна, что скажет она? Удивила новым анекдотом: «Ленин с Крупской отдыхают на кровати. Надежда Константиновна просит: дескать, Володя, давай ещё разочек. – Давай, – соглашается Володенька Ильич. Они ныряют под одеяло и девятый раз поют: «Смело, товарищи, в ногу, духом окрепнем в борьбе…» Экивоков подозрительно посмотрел и отрезал: «Не понял юмора, разве у нас не демократия, разве надо, как страус, прятать голову в песок вместо того, чтобы критиковать во имя торжества правды…»

- Демократия демократией, а своя рубашка и сегодня должна быть ближе к телу. Критикуй про себя на здоровье.

А вот если на деле будешь строить из себя патриота-правдолюбца, то тебе не увидеть бесплатную путевку в профилакторий. Опять же мне надо бы зубки подлечить. Для доченьки нужны будут дефицитные лекарства. Кто тебе даст бесплатно, по знакомству, как не Сарафанов. Так что – тупоумием не страдай и держи нос по ветру, – учила уму-разуму Галатея Дормидонтовна.

Не он такой, жизнь такая, прочь железный меч справедливости, картонным мечом можно добиться большего. Кондрат Тимофеич взял сотовый телефон и набрал номер Сарафанова О.Г..

- Здравствуй, Олег Геннадьевич. Рад, что вы успешно продвигаетесь по служебной лестнице. Соответствуете, так сказать, духу перестройки. Официально заявляю вам, что наше районное здравоохранение под вашим руководством сделало шаг вперёд. Да, очереди пока есть, но везде оказывается квалифицированная помощь. Болеть стало непрестижно, болеть стали меньше. Здравоохранение прочно переходит на платное обслуживание согласно сегодняшних экономических реалий. За всё надо платить – и это правильно, это соответствует статусу рыночной экономики. Вызвал «скорую помощь» – будь добр, заплати; попал в стационар – гони рубль. Мы живём в обществе, где богатый выживает, а слабый умирает. Таков закон природы, таков закон жизни.

Под эгидой правящей партии мы ритмично преодолеваем кризисные явления. Нам нечего бояться: в наших руках нефть, газ и другие богатства земли. Дело осталось за малым: наладить переработку природного сырья, построить новые заводы и фабрики. Не сумели построить коммунизм, воздвигнем здание капитализма. Балом уже правит его величество рубль, который в конце концов станет золотым. Именно экономический интерес сметёт с нашего светлого пути такие позорные явления, как пьянство, курение, наркотики. Тогда последние станут в ряды первых. Как родниковая вода самоочищается, так и наше общество освобождается от грязной пены. Бомжи, лентяи, разгильдяи и прочее отребье станут реликтовым явлением.

Олег Геннадьевич Сарафанов молчал, но это было хорошее молчание. К чему слова, он привык к конкретным делам…

- У вас за словом следует дело. Оптимально провели оптимизацию, освободившись от балласта. В результате в ЦРБ оказывается квалифицированная медпомощь. А что было раньше? Средства распылялись, в сельских больницах тратились большие средства, а результат был минимальный. Вот я у вас пролечился и могу с партийной принципиальностью заявить: обслуживание отличное, а рыбные блюда способствуют скорейшему восстановлению здоровья. Строгая диета без всяких там сливочных масел, сыров, пряников помогает освободиться от лишнего веса. Посмотрите, как я постройнел.

Это благодаря правящей партии, правительству и лично Президенту в вашей больнице проведён газ, строится новое родильное отделение. В этом и ваша заслуга, дорогой Сарафанов. Как депутат вы проделали большую плодотворную работу. Доверие своих избирателей оправдываете. Будем опять выдвигать и голосовать за достойного единоросса.

О.Г. Сарафанов продолжал хранить молчание и только одобрительно кивал седой головой. Но кивал значительно, достойно, с уважением к звонившему. Мягко стелет, мягко будет спать. Хотя путёвок в обрез, но придётся с одной расстаться. Попробуй не выполни просьбу Экивокова. Ведь завалит заказными письмами Администрацию Президента, полномочного представителя Президента России по родниковому краю…

С чувством исполненного долга шагал по дому Кондрат Тимофеич. Вот отдохнёт в санатории, наберётся сил и такую критику устроит Сарафонову О.Г., что все будут помнить зампредседателя. Есть ещё порох в пороховницах. Сегодняшний разговор – это репетиция перед генеральным сражением за место под солнцем.

 

P.S.: Стиль речи К.Т. Экивокова оставлен в первоначальном виде.

 

ЖИЛ СЕРЁЖКА

 

Серёжка и его друг пропали в конце января. Фотографии показали пo телевидению. Люда, мама Серёжи, плакала и молилась: «Господи, лишь бы был живой. Пусть где-то далеко, но чтобы билось его сердце, и вернулся, если не сейчас, то через годы».

Не были услышаны её молитвы. Их нашли на заснеженном поле, в апреле. Убили страшно, перерезав горло, а другу сломали шейные позвонки. Подозреваются приехавшие из чужих краев нелюди, позарившиеся на сотню шкурок норок и безжалостно уничтожившие наших славянских парней. У каждого народа есть свои подонки… и герои.

Цифры номера «сотика» Серёжи врезались в память матери. Набирала Людмила вновь и вновь, но в ответ гробовое молчание. «Сынок, откликнись, я звоню тебе», – молила она. Нет, его уже не было. Красивый, истерзанный, замёрзший, Серёжа лежал в снегу, и ветер трепал его белые волосы, солнце отражалось в широкораскрытых мёртвых глазах.

Отпевали. Народу было полно. Рыдания сотрясали бабушку Евдокию, не смог сдержать слёз дядя Анатолий, плакал брат Алексей. «Сынок, сынок, почему ты такой холодный», – безумными глазами смотрела на сына Людмила и гладила его израненное лицо.

Безмерное горе повисло в доме. И вдруг, как бы чувствуя страдания близких ему людей, из повреждённого глаза Серёжи покатилась кровавая слеза. «Ведь плачет, плачет», – шептали односельчане. Людмила смахнула кровавую слезу и упала без чувств у гроба сына…

Умом она понимала, что его на белом свете нет, но сердце не хочет поверить в эту несправедливость. Людмила набирает равнодушные цифры. Сережа, где ты? Откликнись…

Говорят, что время лечит. Не верьте, это неправда. С каждым днём боль всё сильней. Людмиле кажется, что сын дальше и дальше уходит от неё, и его любимый образ исчезает в тумане. «Не уходи, мне плохо без тебя!» – кричит она далёким звёздам, но тихо вокруг, даже соловьи устали петь в логу.

Она тёмной тенью возвращается в дом. Не спится, не лежится. В половине второго послышался едва уловимый шорох в радиоприёмнике на кухне. И вдруг с тяжёлым придыханием, но чётко и ясно прозвучали слова: «Жди меня, и я вернусь. Жди меня и я вернусь».

Что это, кто это? Людмила тревожно-радостно охнула: да ведь это Серёжа. Ей показалось, что это галлюцинация, не может говорить радио в два часа ночи. Но перед рассветом, в четыре утра, вновь ясно и чётко послышался голос Серёжи: «Жди меня, и я вернусь». Как в бреду, Людмила закричала: «Слышу, слышу тебя, сынок! Скажи мне, как жить дальше?!»

Луна уплывала за облака, и звёзды тихо меркли. Никого, только ветер сердился, запутавшись в листве волчьей ягоды.

 

Надо помолиться. Людмила накинула куртку и вышла к тропинке. До Якшур-Бодьинской церкви километра три. В низине, в логу, пахло полынью, кипреем и свежескошенной травой. Луна совсем исчезла за облаками. Наверно, будет дождь, ветер посвежел.

Красивая церковь. Людмила упала на холодные камни, начала истово молиться, чтобы легко и светло жилось на том свете рабу божьему Сергею. Хороший у неё был сын. Добрый, жалел её, купил красивое платье, пальто. Не было дров, приехал за восемьдесят вёрст и за ночь наколол целую поленницу.

Тихий шёпот дождя нарушал тишину пробуждающегося дня. Слёзы смешались с дождём. Казалось, что полынная горечь заполонила всю округу. Похолодало. Надо было идти домой.

 

ПЕЛЬМЕНЬ

 

Над нашим братом, крестьянином, испокон веков издевались. Загляните в недалёкое прошлое. С каждой овцы хоть клок шерсти, от козла – молока, от курицы – яйцо норовили в карман государства забрать. Деньгами брали и борзыми щенками, а чтобы крестьянину в город удрать не надумалось, паспорт категорически не выдавали!

На пороге XXI век, а жизнь по-прежнему не сладкая, дерут крестьянина словно сидорову козу. Как в старорежимные времена приходится потеть за палочки-трудодни. Зарплата – кот наплакал, да и ту задерживают. Вот и приходится выживать за счёт своего подворья, вкалывая вторую смену на откорме хрюшек и выгуле бычков. Зато свобода, зато демократия: хоть налево шагай, хоть направо, никто тебе не указ!

В бывшем колхозе «Заря коммунизма», а теперь в свежеиспечённом кооперативе «Ростки капитализма», дела идут из рук вон плохо. Иначе и быть не может, когда топливо в два раза дороже молока и мяса. Диспаритет, однако, за никудышный тракторишко надо стадо коров под нож пустить. Не заря, а закат, и ростки под злыми ветрами чахнут. Что делать прикажете? Думу думает директор Андрей Парфильевич Передрягин. Одна голова хороша, а правление собрать – во сто крат лучше.

Дельные предложения предлагают члены правления СПК «Ростки капитализма». К примеру, старый колхозник Трифоныч ратует за возрождение льноводства. Дескать, в старые добрые и недобрые времена «северный шёлк» миллион давал. Тогда лозунг был: «Посеешь лён – получишь миллион». Ну, не в долларах, но тогда и рубль не был деревянным, однако. В довесок к старой дедовской культуре хороший доход принесли бы клевер да рожь – завсегда с силосом и хлебушком будешь.

- И пчеловодство не баловство, мед – в цене. А вспомните, какие пруды у нас были! Карпы, что свиньи, по два пуда! Поймаешь, голова в ведро не лезет. Вот до чего рыба умна и крупна была, – свои рецепты от банкротства предложил главбух Лаврентий Лаврентьевич Пчёлкин.

Не зря носит шляпу Илья Ильин. Молод, но голова у него, как Дом советов – идей целый короб. Надо, говорит, животноводство возрождать. Купить элитную породу коров, осеменять по-современному, и касса пустовать не будет. Научится народ густую сметану сбивать, масло и сыр делать. Свои менеджеры появятся. С их помощью и при содействии земляка-депутата Адама Катушкина можно будет поставлять свою продукцию на стол народных избранников. «Масло наше не хуже вологодского, проторим пути-дороги даже за бугор», – уверен зоотехник Ильин.

Как во времена коллективизации, накурили до синевы – лампочку Чубайса не видно; доспорились до хрипоты, но истины не добились. Разошлись по домам не солоно хлебавши.

В просторном двухэтажном коттедже председателя Передрягина ждали с пельменями. «Расстёгивай ремень, когда садишься за пельмень», – скаламбурил Андрей Парфильевич, наливая рюмочку. Опрокинуть опрокинул, а закусить забыл, так и сидел с открытым ртом. Была причина, и при этом очень уважительная: «Ёк-колёк, да ведь с этим пельменем в люди можно выбиться!»

Воображение Передрягина рисовало радужные перспективы. На оживлённом Сибирском тракте надо переоборудовать под пельменную магазин райпотребобщества. Благо, он недавно перешел в ведение кооператива. От народа отбоя не будет, золотым ручейком потечёт в кассу денежка. Клондайк да и только, Эльдорадо – страна всеобщего благоденствия.

- Итак, товарищи, под шум корабельных сосен родилась идея, за счёт внедрения которой мы сможем встать на крепкие капиталистические рельсы. Не надо брать грабительские ссуды в банках, просить вложения инвестиций. Есть у нас первоначальный капитал в виде бесплатной ключевой воды, помещений, и пока что не весь скот пущен под нож… – начал свою речь на внеочередном правлении кооператива Передрягин.

- Говори, Андрей Парфильич, не томи, – торопили члены правления.

- Райповский магазин под столовую переоборудовать, что котлетку съесть. Но мы будем есть пельмени. И не только мы, но и весь Сибирский тракт, где дальнобойщиков и проезжающих, как второй Китай. Не нужны будут значительные вложения, сразу начнём стричь купоны, – закончил короткую речь председатель.

В горрайгазете «Светлая дорога» появилась статья о новой пельменной. Экономист кооператива кандидат наук Н. Погорелкин научно доказал преимущества уральских пельменей по сравнению с чипсами и гамбургерами.

Народ валом валил. По вечерам столовая превращалась в ресторан. Здесь устраивали торжества по случаю дней рождения, свадеб, новоселий. Было рекомендовано внедрить опыт «Ростков капитализма» во всех хозяйствах района. Благодаря пельменю элитное стадо бурёнок и свинок увеличилось втрое. Было возрождено льноводство, мощный импульс получило развитие коневодства, создали козеферму и, благодаря молоку рогатых, народ излечился от изжоги. Полученная прибыль позволила расширить машинно-тракторный парк, построить двадцатиквартирный жилой дом с удобствами. Но самое главное – улучшилась демография: в новый детский садик места были распределены заранее.

На очередном собрании правления кооператива по предложению председателя решили воздвигнуть памятник. Необычный, посвящённый пельменю, благодаря которому доморощенный народ из грязи угодил в князи.

 

КРАНТИК

 

В каждом хозяйстве есть кран или, как говорил слесарь-водопроводчик Никита Пивоваров, крантик, за которым глаз да глаз нужен. Правильно рассуждает, потому как от его текучести настроение зависит. А уж если сломается, то большая неприятность выйти может. Зальёт за милую душу и квартиру, и дом, и даже квартал.

Через этот крантик Никита Никитич сильно пострадал. Можно сказать, честной репутации лишился, а за одним и с работы погнали.

А было так. Дали Пивоварову задание – сменить краник в лечебном учреждении. Срочно, так как вода хлобыстала через край, и было в больнице сумрачно и сыро.

Никита Никитич бодро зашагал в направлении беды, но, как назло, встретил свата, который сообщил о приезде зятя. Загляни, говорит, по пути домой, полюбуйся, какой он тебе самовар с крантиком в подарок привёз. На юбилей, значит, потому как в выходные ему исполнилось 60 лет.

Не утерпел Никитич, решил хоть одним глазком на подарок посмотреть. И было на что посмотреть: медным золотом сиял самовар, а крантик и того лучше, фигурный, с загогулиной. А зятёк и говорит, что не самовар это, а сама Маша: целуй не нацелуешься, пей до пуза, напивайся сладким чаем. Но не чай, а золотистая рябина на коньяке потекла из загогулистого крантика. Характер слабый, как тут откажешься. По градусной причине про больницу Пивоваров вспомнил, когда звёзды на небе густо высыпали и ему подмаргивали. Ноги в руки, сумку за плечо и давай до крантика чесать.

Там форменное безобразие. Главврач икру мечет и водопроводчика вместе с костями готов сожрать. Вода хлобыстает, кругом по колено, ценный инструмент ржаветь начинает. Никита Никитич вокруг подлого крантика бегает и гайки крутит, вентили меняет и на чём свет стоит клянёт отечественных товаропроизводителей гнилой резины. Как цуцик мокрый, и в голове нехорошие шумы.

Героическими усилиями усмирил разбушевавшийся крантик и домой пошёл, потому как у главврача после такой аварии спирта не выцыганишь.

Ночью ещё два крантика свой скверный характер показали. Правильно, где тонко, там завсегда рвётся. Пивоваров так старался, что даже палец сломал и на левую ногу захромал. Ему в «скорой помощи» мизинец толсто перебинтовали и даже домой отвезли.

Он чувствовал свою вину, но в качестве аргумента смело показывал забинтованный палец. На это мастер Коля Короедов реагировал скептически и тряс перед его носом заявлением главврача. Там было расписано, какой ущерб понесло медучреждение по вине водопроводчика Пивоварова. Хотел сказать Никита Никитич, что не надо колбаситься, но пpoмoлчaл.

После смены коллектив водопроводчиков поздравил Никиту Никитича Пивоварова с выходом на законный отдых. Жали руки и говорили, что он золото-человек, его не будет хватать, и придётся им нелегко в борьбе с прохудившимися унитазами и крантиками. Мастер Коля Короедов, морщась, от лица всех и начальника ЖКХ вручил ему пылесос. Чтобы он, значит, пылесосил все свободное пенсионное время и квартира блестела как у кота яйца. Пивоваров даже прослезился за такую заботу, обещал быть верным братству водопроводчиков и отдать все силы и знания ремонту и замене кранового хозяйства.

После вручения Похвальной грамоты и чаепития все были в приподнятом настроении. И уже хотели выйти из-за стола, чтобы покурить на воздухе и анекдоты потравить, но зашел начальник ЖКХ Федор Корнилыч Трегубов. Он пожал руку юбиляру, подарил именные часы, обрадовал коллектив сообщением о выплате тринадцатой зарплаты, а Пивоварову ещё и месячной премии за устранение аварии.

Ибо не отремонтируй он крантик, вода могла залить электрощитовую, и тогда случилось бы непоправимое.

Никита Никитич важно сидел и показывал ноющий палец. Все сочувствовали и уже хотели очень курить, но начальник ЖКХ Трегубов велел минуту посидеть. Достал бумагу с гербовой печатью и начал читать. По этой самой бумаженции выходило, что Пивоваров совершил подвиг. Водопроводчики крикнули: «Молодец!» «Но, – продолжил со скорбным видом начальник ЖКХ, – наш друг Пивоваров опоздал на предотвращение аварии. Вследствие этого медучреждению нанесен ущерб. За проявленную халатность коллектив может лишиться квартальной премии. Я написал приказ об увольнении Н.Н. Пивоварова и взыскании с него штрафа в сумме трех месячных окладов».

Водопроводчики помолчали, а потом дружно захлопали по примеру мастера Короедова.

Выходя курить, они говорили, что начальник принял единственно правильное решение. Ибо нельзя нарушать трудовую дисциплину и квартальная премия – это не потроха собачьи, а лишившись её, коллектив пострадает материально и морально.

Все ушли курить. Никита Никитич сидел растерянный, Он не знал: радоваться пылесосу и Похвальной грамоте или печалиться увольнению и штрафу.

 

ОСЕННИЕ ЛИСТЬЯ

 

В каждой деревне живут такие умельцы, как Николай Васильевич Ворончихин. Они как хлеб: есть на столе – не замечаешь, а нет – будто солнце погасло. К Васильичу все идут. Косу подправит, корзину сплетёт, корыто выдолбит, топорище выстругает. Не корысти ради, а чтобы добро сделать. Мало уж таких осталось, народ теперь пошёл с руками загребущими.

Хозяин отправился за хлебом, а мы разговоры ведём о житье-бытье с Валентиной Ивановной. Слава Богу, картошку выкопали, дрова подвезли – много ли старикам надо. Живут потихонечку. Только очень жалеет баба Валя – не слышно в доме детского смеха. Как горох, порассыпались-поразъехались сыны и дочери.

После смерти жены остался Николай Васильевич с пятью детьми. Валентина Ивановна заботой и лаской одарила сирот. Да и не сироты они – её росточки любимые, её кровиночки. Как увидит почтальона, за ворота выбежит: нет ли письма от Капы из Воронежа? Нина в Ижевске живёт, приезжала картошку копать, кашляла – не заболела ли? Саша в Кировской области. Борис в Сургуте, Гена в Янауле. Скучно без детей. Может, кто вернётся? С другой стороны, в деревне народ сейчас денег не видит. Опять не ладно.

Валентина Ивановна всю жизнь надрывалась дояркой, свинаркой, овцеводкой. Давным-давно на пенсии, а до сих пор чувствует на плечах тяжесть коромысла с полными вёдрами молока. И Николая Васильевича судьба гнула крепко, вспомнишь – вздрогнешь. Какие рвы заполняли у Кекорана на строительстве железной дороги! Выполнишь норму – получишь законные шестьсот граммов чёрного хлеба, заболел – пропадай, не нужен такой Родине.

Осенью веяло от воспоминаний Ворончихиных. Осень утренними заморозками подбила их волосы. Осень была и на дворе.

Пошаливает здоровье. Но старая закалка помогает. Покряхтит дед Николай и начинает у граблей зубья менять. Соседка опять же просила корыто выдолбить для поросёнка.

Может, вспомянут добрым словом. Валентина Ивановна повздыхала, пожаловалась на хвори и пошла скотину кормить.

Совсем холодно, скоро осени конец, зиме начало.

 

АРКАНЯ

 

Каждый день он подходит к «Снежку», выгружает из тачки нехитрое добро – деревянные ложки, поварёшки, плечики, топорища большие и маленькие, черенки для лопат и грабель, лопатки, столики-подставки для продажи семечек. В этот раз и корзину продавал. Красивая получилась корзина.

- Да уж где красивая. По Ваебыжке ходил, ивовые прутья там так себе, долго выбирал. Далеко-то идти ноги не ходят, – объясняет Аркадий.

- Арканя, дай чирик, опохмелиться надо. Да не бойся, отдам, – подходит бомжеватого вида мужик. – Не продал ещё ничего. Холодно стало, самому бы не грех остограмиться. Живёт Аркадий в Западном посёлке, давно уже на пенсии. Своё хозяйство у него, огород. Пенсия не сказать, чтобы маленькая. Поделками своими торгует из интереса – на людях постоять, поглядеть, поговорить. Ну и чтобы пенсию не тратить. Старуха-то, говорит, не больно любит давать, а я на сто грамм и на пачку сигарет выручу, и то хорошо, просить не надо.

- Так ведь труда сколько вложишь, пока то же топорище сделаешь.

- Дак как не вложишь. В лес за материалом идти – целый день трачу. Потом сушить, строгать, точить, пилить. Зато занят, зато людям пригодится. Хотя сказать, народ-то всякий есть, зазеваешься – украдут. Ох, жизнь стала какая-то дурная. Со мной рядом мужик торговал, с чёрной косичкой. Убили. Как мух нынче убивают. Пойду-ка я уж домой. Так дёшево продаю, за три, за пять, за десять рублей, а всё торгуются, роются. Совсем, что ли, бесплатно отдавать, – ворчит Аркадий, складывая своё добро в тачку.

- Арканя, дай-ко я у тебя плечико куплю, – подходит невзрачный мужичонка.

Аркадий расцветает, нахваливает товар… Хороший, безобидный человек.

У забегаловки в раздумье останавливается, что-то про себя бормочет. Наверное, старушку свою вспоминает, которая учует запах водки и привычно ругать будет. Но желание сильнее воли. Аркадий оставляет тачку перед окнами и заходит остограмиться.

 

ПАМЯТЬ

 

Каждый год Наталья Иосифовна ездит за Екатеринбург «поклониться отеческим гробам». Отец у неё работал кузнецом, ещё до войны, лошадей подковывал, примусы чинил, лудил, паял. Наташа приходила к нему в мастерскую и смотрела, как летят искры от точащихся ножей. «Дай, помогу», – просила она. Отец улыбался в рыжеватые усы и потом, гладя по непослушным кудрям, хвалил: «Молодец, вся в меня».

Он редко улыбался. Жизнь была такая. Стал ещё более хмур и молчалив, когда от голода умерла жена, мама Наташи и трёх её сестрёнок.

Спасала коза, но на четверых молока хватало только забелить чай. Весной на колхозном поле удавалось выкопать до полведра сладкой мёрзлой картошки. По берегам речки, на лугах, появлялась кисленка. Потом наступал черёд землянике, грибам, поспевала малина.

Когда отца не стало, Наташа одна поднимала сестёр на ноги. Младшей нездоровилось, она стала худая и холодная, как ледышка. Сёстры спрашивали, где болит, что ей надо. «Есть хочу, принесите мне пряничка», – в бреду стонала она. Пока они искали пряников, девочка тихо скончалась.

«Вот и свиделись», – говорит она и долго молится за упокой души своих родных. Они рядом: отец, мать, две сестры. Тихо на кладбище, тускло светит солнце, осенний лист готовится к зиме. Наталья Иосифовна вытирает слезу, пора торопиться к поезду. Она ещё раз молится: «Господи, да святятся ваши чистые души, спаси и сохрани».

 

 

ПРЕМУДРЫЙ ПЕСКАРЬ

 

Андрей полсвета объехал. В Донбассе уголь добывал, в Сибири лес рубил, на Каспии в рыболовецкой артели деньгу зашибал. Как уехал в одной рубашке, с неказистым чемоданчиком, так и приехал через четверть века гол как сокол. Сестре сказал: «Хорошо там, где нас нет, нигде караваи на деревьях не растут». Галя расспрашивать не стала, про себя пожалела, что к 55 годам брат семьёй не обзавёлся, один-одинёшенек.

Он бы не приехал, но здоровье стало слабеть. Решил немного погостить и, может быть, в последний раз сварить уху из премудрого пескаря. Эту рыбу так называл ещё дед. Пескаря на Ваебыжке было пруд пруди, сами в намёт лезли. А сейчас сколько ни ботали – пусто, только два усача попались. Где рыбе-то быть, если в реку чёрт знает что накидано. А пескарь на то и премудрый, что чистоту любит.

Галя посочувствовала, повздыхала и пошла в «Рябинку». Купила полкило мойвы. Жирная, как утка под осень. Андрей удивлялся: «В России, при такой худой жизни, такая толстая рыба. Вся беременная, что ли?» Мойва-то была не наша – норвежская. А наша мелкая, хотя на рубль дешевле.

Ели уху из мойвы. Не речная рыба, к тому же не наша – нет вкуса, как у премудрого пескаря. Узнай дед, что его внук Андрей уху из иностранной рыбы ест, то весь бы обсмеялся. Но ничего-ничего, раз премудрого пескаря не стало, зато грибы в лесу пока что не перевелись. Завтра в Люм съездить надо будет, говорят, лисички хорошо взошли.

 

ТЕЛЕФОНИЗАЦИЯ

 

Не знаю, дорогие товарищи, может быть, ошибаюсь, уважаемые господа, такими медленными темпами к хорошей жизни двигаться нельзя. Больше скажу – это преступно. Со дня установления Советской власти прошло почти 100 лет, а дорог асфальтированных как не было, так и нет. О газе только мечтаем, но вот телефонизация, что радует, шагает семимильными шагами. Я имею в виду нашу Липовку, которая от райцентра в сорока километрах.

Прямо скажем, живем не совсем культурно, не по заветам Ильича. Кумышку-самогонку попиваем, артистов видим только по телевизору, щи лаптями хлебаем, но и до нас проблески цивилизации в виде сотовых телефонов дошли. Пока что они имеются у бригадира и у меня, дояра Липовской молочно-товарной фермы.

Бригадиру звонить не ходят, народ валом валит ко мне. А потому, что душа у меня добрая, бессеребреная, а у бригадира Акимыча даже снега зимой не выпросишь. И жена моя отказывать не любит. Душа нараспашку: заходите, говорит, звоните, сколько вам заблагорассудится. Это она попервости так, потому как не знала, что за сотик платить надо: и за исходящий, и входящий, и ещё чёрт знает за что.

- Пожалуйста. Телефон не кальсоны, не износится, – так встречал страждущих позвонить.

А как стали большие счета платить да в ночь в полночь стали надоедать, то стал права качать: дескать, дорогие господа своей судьбы, не годится так, мы не миллионеры, извольте платить, а недосыпание равно прерыванию беременности.

Что вы думаете, за мои справедливые слова меня же стали поносить срамными словами. Кум Степаныч напрямик сказал, что богатство портит человека. Это я-то богач… Велосипед во дворе, старый холодильник в доме. У него, между прочим, мотоцикл «Урал» и недавно цветной телевизор купил. Хотел я правду-матку сказать, но не стал.

По причине телефонизации сельского населения, у жены Парани Гуськиной характер изменился донельзя. Ругает меня, и поделом! Оно, конечно, верно, её понять можно, и особенно, если после бани звонят или в праздничный день. Однажды она даже сотик в ремонт отдала и надолго в мастерской забыла. Покой и порядок воцарились в нашей интеллигентной семье.

Наша радость была недолгой, а потому пришлось созвать семейное вече и решать, как дальше жить. Самыми весомыми оказались аргументы тёщи: за телефонные переговоры надо установить минималку – 20 рублей за минуту разговоров.

Доводы стали претворять в жизнь. Соседи морщились и платили. А куда денешься? Нac винить не надо: как говорят французы, се ля ви – такова жизнь.

Телефон мне пригодился для снятия стресса. Потому как нервный стал. Как только подкатывает к голове тяжёлая волна ярости и неудовлетворённости политикой тёщи, жены или правительства, так хватаюсь за телефон, как утопающий за соломинку. «Едрид на моржовый корень Чубайса, ядрёный пень на плетень. Не шуми, Параня, сердце раня» -и так далее и в том же роде, числе и падеже. Покричишь, глядишь и полегчает. И опять хлебаешь редьку с квасом.

Спрос рождает предложение. Деревня начала телефонизироваться. Сначала один, потом второй, затем третий начали приобретать сотики. А так как причиной прогресса стала наша семья, то начальство одной солидной фирмы наградило нас путевкой в Эмираты. Радость была большая, в честь такого события купили ещё один телефон. Хоть и коммунистов не стало, а телефонизация всей страны продолжается.

 

ЖАЛОБА

 

При прежних порядках тоже кое-что положительное имелось, поэтому очень-то чернить не надо. К примеру, сосед бузу учинил или почтальон не ту газету принёс, или в автобусе билетёрша последними словами оскорбила, скорей за бумагу и строчишь, бывало, критику в горгазету «Ленинский путь». Не успеешь суп с горошком похлебать, корреспондент в дверь стучится для восстановления попранных свобод и прав граждан великого Союза.

Ну, если в газету не мастак сочинять, мог в районный контроль зайти или к первому. А при Иване Иваныче, так было всегда, фиг правду скроешь. Он за правду горой стоял, родную мать не пожалеет, но человеку поможет. «Иван Иваныч кривую палку выпрямит» – вот так его оценивали.

Фадей Керетонов жалобно вздохнул: всё это в прошлом, а сегодня правды не добьёшься, она за семью замками спрятана. Но кажется, зажёгся луч правды в нашем зарождающемся царстве капитализма. Две недели назад Фадей написал нелицеприятную статью «Об имеющихся место недостатках в отрасли культуры». Дескать, как могут нести в массы разумное, доброе, вечное специалисты этого уважаемого органа, если сами приходят на работу в джинсах и курят принародно дешёвую «Приму». И ещё добавил, что начальник управления культуры не стесняется сдавать «пушнину» из-под водки в посудный отдел супермаркета.

Спасибо журналистам из райгоргазеты «Путинская правда» – отреагировали оперативно и безвозмездно. Но правда для правдолюбца Керетонова обернулась нервными переживаниями: начальник отдела культуры, некто Сыропятов А.Б., человек склочный, погрозился подать в суд за клевету и передергивание фактов.

Фадей не растерялся и отреагировал принципиально, с бывшей партийной прямолинейностью – «за правду и пострадать не грех».

Вот такие, брат, загогулинки. Все стали умные – никого не ущипнёшь, судом грозятся, а у самих рыльце не только в пушку, но и обросло самой что ни на есть дикой растительностью. А всё туда же, в калашный ряд. Нет бы помалкивать, в тряпочку сморкаться и делать оргвыводы. Куда там, ни чести, ни достоинства, а моральный ущерб им подавай.

Фадей Керетонов этому товарищу Сыропятову прямо отрезал: «А не подавишься ли деньгами пенсионера, господин дешёвый?» На что отморозок от культуры, криво усмехаясь, ответствовал, что всю выигранную в суде сумму пожертвует на восстановление церкви. Вот ведь как: мода пошла священникам потакать, а в районе клубы на ладан дышат, и молодёжь по углам жмётся, распивая бормотуху.

И что самое печальное, редакция написала опровержение на статью Ф.Керетонова.

Фадей контраргументы выдвигать не стал – о времена, о нравы! – а затребовал гонорар за статью. Получил и рысцой побежал домой. Необходимость была: руки чесались написать разумную, добрую, вечную жалобу и отправить лично на имя Президента России.

 

ИЩУЩИЙ ДА ОБРЯЩЕТ

 

Кто ищет, тот обязательно найдёт. Но мир полярен, и у любой палки два конца. Поэтому, согласно учению Мао-Цзэ-Дуна, шустрая вошь первая попадает под ноготь, а счастливчик хлеб с мёдом вкушает.

К примеру, взять Петьку Рыжова из колхоза «Ветряная мельница». Ростом маленький, плюнешь – в плевке утонет, тихий, ровно мышь, а жена красивая, как весенний цветок.

Живёт – дом полная чаша, в гараже «Жигулёнок» свежей краской посверкивает, в сарае пяток свиней похрюкивают и даже корова мычит весело. Умеет жить человек, одним словом.

А вот его сосед – неудачник по жизни. У Геры должность небольшая, ни кола, ни двора. Вроде бы, старается, из сил выбивается, а результат нулевой: даже Почётной грамотой не награждают.

В один тёплый вечер Петя Рыжов своего незадачливого соседа в гости позвал. Повод имелся – десятилетие супружеской жизни. Не стол, а скатерть-самобранка: балыки да колбасы, расстегаи да кулебяки, уха из петуха, коньяки и водки – есть чем оторваться! Живут же люди! Гера так напрямик и сказал Рыжову.

- Н-да, жить надо уметь. Скажу тебе, сосед, что рецепт успешности не так сложен, как ты думаешь. Для этого надо уметь создать ситуацию и извлекать из этого максимум пользы.

Увидев недоуменный взгляд соседа, популярно объяснил, почём фунт лиха. Как большевики продержались более 70 лет? А всё потому, что умели создавать ситуацию. А это значит вот что. Для ликвидации протестных выступлений коммунисты поворачивали реки вспять, заставляли голодать целые регионы и создавали другие трудности, чтобы народ их героически преодолевал. Так что не до демонстраций было – строили светлое будущее. «Примерно так должен действовать и ты. Но для этого надо найти звено в цепи, взявшись за которое можно вытянуть всю цепь. А таковым звеном является женщина».

Крепко задумался Гера. Правильно, надо мозгами пораскинуть, так сказать, ситуацию создать. Есть на примете у него дивчина – наливное яблочко. Но как к ней подойти, если у Светочки отец и мать высоко сидят. К тому же она из натур утончённых, мечтает о принце на белом коне и рыцаре на лодке под красными парусами. А с Геры что взять: ни молока, ни шерсти, образно выражаясь, – простой слесарь ЖКХ, хотя не без царя в голове.

Перво-наперво будущей тёще надо подфартить. Муженёк у неё под каблуком, сделаешь доброе дело – ужом в дом проскользнёшь. Мозги у Геры не куриные, кто ищет, тот находит. Есть у будущей тёщи пёсик, ласковый, любимый донельзя. Одевают как куколку, первое-второе готовят, на десерт – молочко с припёком. Создай ситуацию и тогда из тёщи хоть верёвки вей. И Гера ситуацию создал: на прогулке в парке цоп! Барбоску за холку и в кусты.

Даже гавкнуть не успел пёсик.

На следующей неделе в газетке объявление появилось: дескать, пропала собака, вознаграждение гарантируется. Вечером собачка уже была у законных хозяев. Тёща будущая особенно обрадовалась, когда Гера от вознаграждения отказался. «Жадновата», – радостно подумал будущий зятёк.

Гера стал бриться каждое утро, купил мужской дезодорант и галстук в скромную полосочку. По идейным соображениям покинул ряды коммунистов и удачно примкнул к единороссам. «Хочу строить светлое демократическое настоящее», – написал он в заявлении. Про него стали говорить, что далеко пойдёт, и осторожно добавляли: «Если никто не остановит».

Гера тем временем создал солидную базу для opганизации революционной ситуации. Поздним вечером, когда Света возвращалась с кавалером, на сладкую парочку было совершено нападение. Девушка взывала о помощи. И она пришла в лице случайно оказавшегося на месте трагедии Геры. Ловким боксёрским хуком он обратил противника в паническое бегство.

- Ну ты, браток, ситуацию довёл до абсурда, по два синячища нам поставил, – позвонили ему на работе.

- Понял, не совсем дурак. Приходите, с меня бутылка.

А заодно начинайте готовиться к свадьбе – дело на мази. Н-да, вот такая она жизнь: кто ищет, тот находит. Правда, кто-то сам умеет жар-птицу поймать и конька-горбунка охомутать, а кто-то синяками довольствуется…

 

ОТЧЕТ

 

Бумага выдержит – пиши, но годовой отчёт составить – не кашу перловую сварить. Особенно если мероприятий проведено – серогорбый кот наплакал! Завклубом Илья Титыч Дядьков вечером клуб открывал, музыку включал, а в полночь двери закрывал. Не густо! Много не напишешь, но без бумажки ты букашка без премии.

Одна голова неплохо, но три – лучше. Правда, культработников по списку два, Илья Титыч да уборщица Дуня. Сторожа Максимыча, чтобы соответствовать духу оптимизации, сократили, но он всё равно спал в клубе, так как старуха из дома выгнала на неопределённый срок. Хоть без зарплаты, но всё равно третья голова.

Известно, как начнёшь, так и кончишь. Побрившись, надев галстук, Илья Титыч взялся за ручку. Пришло просветление, легко ложились слова: «В честь достойной встречи 450-летия добровольного вхождения республики в состав России коллектив Ольховского клуба отремонтировал здание, подготовил топливо на зимний период. Составлен график проведения мероприятий с учетом пожеланий населения…»

Всё правильно, комар носа не подточит. Сам Дядьков пол выкрасил в бежевый цвет, дрова расколол, электрик розетку сменил. Надо ещё написать, что в течение двух месяцев для проведения дискотек использовался его личный магнитофон, а в ноябре на сбережённые оптимизацией средства приобретён музыкальный центр «в целях качественного проведения досуга молодёжи».

- Титыч, опиши в своем отчёте, как в клубе свадьбу моего сына справили. По старинным обычаям, с венчанием в церкви. Стол-то какой богатый был! Перепечи, шанежки. Хрен с квасом, блины с солёными рыжиками, саламата, гусь жареный в русской печи, караси в сметане. Без водки обошлись, пиво-то сколь вкусное да пенное было! Первачок – высший сорт… – порекомендовал Максимыч.

Должны в районе знать, что в разрезе культуры деревня Ольховка может пример показать. Илья Титыч с легким сердцем принялся за продолжение отчёта: «Разум без памяти туп. В деревенскую жизнь возвращаются из небытия обычаи предков. Свадьба Пряслиных прошла строго по заветам старины, с венчанием в церкви Святого Воздвиженья. Как в старые добрые времена сидели за общим столом. Ели-пили наши исконно русские кушанья и напитки. Катались на рысаках и бились на кулачках. С возрождением села возродится святая матушка Русь». Правды ради надо бы написать, что Саня Корепанов первачком злоупотребил, но стоит ли бочку мёда портить ложкой дегтя?! Он всегда такой, никакой, и странно было бы видеть его трезвым.

На дне рождения кума Степана, на золотом юбилее тёщи и тестя, Илья Титыч Дядьков прочитал поздравление от имени совета ветеранов. Женсовет вручил скромный подарок. Все гости пили культурно. Как водится, на гармони играл Дядьков и народ его хвалил. До позднего вечера пели, плясали, объяснялись в любви. Поэтому нелишне будет это отразить на бумаге: «Культработники Ольховки строят свою работу в тесной взаимосвязи с сельской администрацией, депутатами, советом ветеранов и дирекцией кооператива «Огни капитализма». Доброй традицией стало чествование ветеранов войны и труда, золотых юбиляров, многодетных матерей. В этом году проведено восемь таких мероприятий».

- Илья Титыч, нельзя ли отразить, что количество злоупотребляющих алкогольными суррогатами снизилось на 30 процентов. Вот и я завязал с этим, сам ты курить бросил. Дышим чистым воздухом, ведём здоровый образ жизни, – дельное предложение у сторожа Максимыча.

С пьянкой, конечно, культработники деревни борются, но успехи незначительные. Но алкашей стало меньше, это точно, от суррогатов умерли пятеро мужчин до 60-ти лет и одна женщина, возраст которой определить затруднительно. По цифрам выходит, что в связи со смертью шести сельчан злоупотребляющих почти не стало. Поэтому смело можно зафиксировать: «Среди населения ведется целенаправленная работа по профилактике алкоголизма. В настоящее время в деревне злоупотребляющих пьянством практически нет. В этом вопросе культработники показывают личный пример. Наш девиз: «Делай как я».

Что касается личного примера, то тут надо бы показать себя ещё в одном актуальном разрезе. Два месяца назад уборщица Дуня вследствие рождения внука завела корову. Сам Илья Титыч откармливает поросёнка и держит с десяток овец, гусей, кур. С прошлого года в клубе выписываются журнал «Овощевод», газета «Сельское подворье». Будет справедливо, если в отчетном докладе прозвучат такие слова: «Выполняя задачи правительства по приоритетному развитию АПК, коллектив Ольховского клуба большое внимание уделяет развитию личных подсобных хозяйств граждан, внедрению высокоэффективных сортов картофеля, репы, брюквы и хрена».

С организацией концертов прямо беда. Народ сидит у телевизоров, палкой из дома не выгонишь. Фольклорный коллектив на стадии зарождения. На районном фестивале песни и пляски ольховцы ничем не отличились. Но зато приезжали артисты из столицы, пчеловод Переверзев на «Поле чудес» побывал. Почему бы не помечтать. Серые будни праздниками не сделать! «На достигнутом не успокаиваемся. В будущем создадим ансамбль песни и пляски, музей Сибирского тракта. Положено начало липовой аллее героев-орденоносцев. Крепим культурный союз между городским молотом и деревенским серпом».

А так как конец – всей работе венец, то И.Т. Дядьков красной пастой по белому листу крупно дописал: «В целом коллектив клуба деревни Ольховка и в дальнейшем будет способствовать раскрытию художественных талантов народа, развитию песенного творчества в лучших традициях расцветающего капитализма и мирового империализма».

Илья Дядьков прочитал написанное, почесал левой рукой правое ухо, удовлетворенно хмыкнул: «Не зря хлеб едим».

 

ЖЕСТОКАЯ ПРАВДА

 

Многим был известен Никита Шагимарданов. Колоритная фигура. Ужас, который он наводил своим появлением на женщин в редакциях газет, был поистине священным. Они бежали от него, как мыши от кота.

И зимой, и летом всегда в одном ужасно замусоленном кожаном пальто с чужого плеча, с неизменно разящим наповал запахом перегара, Никита на справедливые упрёки послушно кивал головой, отвечая: «Жестокая правда!», и просил на похмелье. После его ухода женщины тщательно протирали всё, к чему невольно прикасалась его немытая рука, раскрывались окна, чтобы поскорее выветрить стойкий запах помойки, оставшийся после его посещения.

А ещё, но это случалось гораздо реже, Никита оставлял после себя стихи, в которых чувствовалось живое дыхание жизни, жестокой и прекрасной одновременно.

 

А впереди светло и шало,

Оборотясь лицом ко мне,

Асфальт и тучи освещая,

Вокзал встает, как взрыв во тьме.

 

И сам я в сумраке бездонном

Иду на свет. Спасенья нет.

Вдали за рельсовым разгоном

Весь белый свет. Весь белый свет.

 

Так и шёл он во мраке, ощущая себя в этой жизни транзитным пассажиром, шёл на яркий нездешний свет, неожиданные проблески которого прорывались в его стихах. Да, прожил он свою жизнь безобразно. Пропил и семью, и комнату в посёлке Птицефабрик. А сколько раз друзья пытались направить его на путь истинный, однако он упрямо падал на самое дно, словно это о нём сказала однажды Анна Ахматова:

 

Когда б вы знали, из какого сора

Растут стихи, не ведая стыда…

 

Может быть, это звучит дико, но в своей такой неустроенной жизни Никита был намного счастливее и свободнее многих из нас.