Авторы/Маркиянова Лариса

ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ


В НОВОГОДНЮЮ НОЧЬ

 

Наступила последняя ночь истекающего года. Новогодняя ночь.

Она сидела за скромным праздничным столом. Смотрела на огонёк зелёной свечи. В углу светился экран телевизора. Вот и закончился ещё один год. Пролетел мгновенно, промелькнул, пропорхнул. Остались считанные минуты. Кажется, что чуть ли не вчера тоже была новогодняя ночь, так же горела свеча на праздничном столе. Правда, тогда она была не одна, напротив сидел сын Коля. Когда пробили куранты, открыли шампанское, чокнулись, поздравили друг друга, выпили. Потом сын убежал к друзьям, праздновать наступление Нового года. У неё хороший сын, заботливый. Ему не терпелось уйти к друзьям и раньше, но он не оставил её в одиночестве. Потому что у них в семье изначально так было заведено, что Новый год надо встречать в узком семейном кругу, дома, за праздничным столом. Сначала их было трое – муж, она и сын. Потом осталось двое. А сегодня она за столом одна. Конечно, есть ещё один член семьи – персидский кот Вася. Но Вася сидеть за столом категорически отказался. Так вот и получилось, что сидеть за столом в новогоднюю ночь ей придётся одной.

Подруга Маша настойчиво звала к себе, беспокоясь за близкую подружку. Но она отказалась: Новый год надо встречать в семейном кругу, даже когда этот круг сузился до точки.

Вот и сидит теперь в совсем не гордом одиночестве, смотрит на огонёк зелёной свечи. Ждёт боя курантов. До боя оставалось несколько минут.

Звонок в дверь прозвучал так неожиданно, что она даже подскочила на стуле. Наверняка сосед Смирнов Аркадий с пятого этажа. Он за вечер уже три раза к ней прибегал, одалживал то стулья, то тарелки, то вилки – гостей полон дом, а у неё всё равно никого нет. Так и сказал: «Дайте мне, пожалуйста, стулья (тарелки, вилки), а то у меня полон дом гостей, а у вас всё равно никого нет, и не будет». Бестактность, конечно, но, с другой стороны, всё верно. Интересно, что он сейчас попросит? Может, скажет: уступите на ночь вашу квартиру, у меня полон дом гостей, тесно, а вы можете прогуляться на улице.

За дверью стоял Дед Мороз, в красной шубе, расшитой серебристыми снежинками, отороченной белым мехом. В шапке и рукавицах, с мешком через плечо.

- С Новым годом! – пробасил Дед Мороз.

- Спасибо, – сдержанно ответила она, – и вас тоже. А я вас не заказывала.

- И слава богу, что не заказывали. Пожить-то ещё хочется.

- Я вас не заказывала в том смысле, что не приглашала. Вам, должно быть, в квартиру напротив, у них двое детишек. Или к Смирновым на пятый этаж, у них сегодня гости гуляют.

- Нет, милая, я не ошибся. Мне именно к вам. Войти-то можно?

Поколебавшись несколько секунд, она всё же распахнула дверь: «Входите».

- Я – настоящий Дед Мороз, я вам известие принёс, что Новый год уже в дороге и скоро будет на пороге! Вы чуда ждёте? Чудо будет! Ведь Дед Мороз не позабудет: подарок каждому положен, заботливо в мешок уложен… – нараспев задекламировал Дед Мороз басом, едва переступил порог.

- Послушайте, как там вас, – перебила она, – повторяю: вы ошиблись адресом. Либо не в тот дом вошли, либо не в тот подъезд, может, этаж не тот. Проверьте по заявке адрес того, кто оплатил услуги Деда Мороза. Вас там ждут, а вы меня тут стихами развлекаете.

- Дело в том, что я самый настоящий Дед Мороз. И мои услуги не нуждаются в оплате, – и неожиданно запел. – Просто я работаю волшебником. Волше-е-е-б-ни-и-ком!

- Не порите чушь. Если вы ещё сами не заметили, то сообщаю, что мне уже не пять лет.

- А через минуту будут бить куранты. Мы с вами вот тут в прихожей и встретим Новый год?

- Ах, чёрт! Действительно. Быстро в комнату! Надеюсь, хоть шампанское вы открывать умеете, дедуля? – не без ехидства спросила она.

- Что-что, а это запросто! – выкрикнул Дед Мороз и, подобрав полы своей шубейки, рысью ринулся в зал.

 

Били куранты. Пенилось шампанское в бокалах. Они с Дедом Морозом чокнулись, хором сказали друг другу «С Новым годом!», выпили искрящийся шипучий напиток.

«Апчхи!» – сказала она первое слово в новом году.

«Будьте здоровы!» – засмеялся Дед Мороз.

«Я постараюсь», – пообещала она.

А гость тем временем, не церемонясь, уже накладывал в тарелку салат «оливье».

- Это вам. А мне тарелочку? Бокал запасной поставили на стол, а тарелочку не приготовили. Я бы тоже не отказался от салатика. Дорога была дальняя, аж из Великого Устюга. Притомился, оголодал.

- А тарелок нет. Сосед все тарелки забрал, гости у них. Только вот последняя и осталась.

- Так это не беда. Давайте я тогда буду прямо из салатницы есть. Если вы не возражаете.

- Да чего там. Валяйте. Не церемоньтесь, – махнула она рукой. – Однако гость мне достался – ест из салатницы, за столом сидит в шубе, по квартире ходит в валенках.

- Эх, женщина. Романтика вам чужда, похоже, – весело басил гость. – Что за Дед Мороз без валенок? Вы ещё бы предложили мне шапку снять, шубу скинуть, то есть обнажиться до майки, трико и носков, а посох и мешок повесить на крючок в прихожей. Что же тогда получится?

- Ничего хорошего. Ничего хорошего нет в том, чтобы сидеть за столом в верхней одежде, головном уборе и уличной обуви. Вы что же, и рукавицы не снимете?

- Разумеется, нет.

- Делаю вывод, что вы вор или мошенник. Поэтому боитесь руки показать, они наверняка все в наколках, как обычно бывает у рецидивистов. А замаскировались одеждой, париком, бородой и усами, чтобы я потом в полиции ваш фоторобот не смогла составить.

- Точно. Именно по этой причине. Впрочем, мой фоторобот давно составлен и распечатан миллионными тиражами, им сейчас все стены и витрины оклеены, все газеты и журналы украшены, а также праздничные открытки. К тому же его регулярно демонстрируют по телевизору. Так что с этим проблем не будет.

- Ладно. Как говорят в Думе: прекращаем прения. Негоже новый год начинать с перепалки. Кушайте, дедушка, салат, не стесняйтесь. Впрочем, последнее слово явно лишнее, вы и так, я смотрю, чувствуете себя как дома. Вот вам пирожки с капустой и мясом.

- Вот, спасибо. А кстати, и моя лепта в совместную трапезу, – с этими словами Дед Мороз вынул из мешка огромный пакет с мандаринами, коробку «Птичьего молока», несколько плиток шоколада, ещё одну бутылку шампанского и даже живую алую розу в золотом целлофане, которую торжественно преподнёс ей.

- Надо же, и в самом деле подарки, – улыбнулась она, принимая розу.

- А вы что же думали, там у меня оружие, дубинка, кастет и наручники что ли? Вот вам мандаринчик. Угощайтесь.

Она взяла мандарин, понюхала его душистую кожицу. С детства Новый год у неё всегда ассоциировался с запахом мандаринов и смоляным запахом хвои. Новогодняя ночь… Самая прекрасная ночь в году. Так она всегда думала. Ещё две новогодние ночи назад было именно так. Теперь всё изменилось с точностью до наоборот: теперь новогодняя ночь – самая грустная ночь в году. В эту новогоднюю ночь она одна. Совсем одна. Хотя, как же одна? Вон напротив сидит не кто иной, как сам Дед Мороз. Разве не чудо? Тогда почему нет ощущения праздника и волшебства?

- А что это вы так внимательно мандарин разглядываете? – поинтересовался Дед Мороз.

- Да вот смотрю, нет ли на кожуре следов от шприца. Вдруг вы в него снотворное впрыснули? Съем фрукт, закемарю, проснусь первого января к вечеру, а квартирка обчищена под чистую. Здрасти дети – Новый год!

- А вы знаете, итальянцы, к примеру, специально под Новый год всю ветхую мебель выбрасывают и вообще стараются избавиться от хлама и старья. Так сказать, расчищают место под обновы. А вам и выбрасывать не придётся.

- То есть вы сейчас чистосердечно мне признались, что пришли меня грабить?

- Ни в коем разе! Просто я вместе с вами пытаюсь рассмотреть наихудший вариант развития событий и прихожу к выводу, что даже в этом случае ничего страшного не произойдёт, а напротив, получатся сплошные плюсы и преимущества: во-первых, вы без хлопот очистите пространство от ненужного, а во-вторых, отлично выспитесь.

- Философ, – усмехнулась она, – но позвольте мне самой решать, что у меня лишнее, а что нет. Это, во-первых. А во-вторых… а, была не была, съем ваш мандарин. Но только после вас. – Ей пришлось помочь ему очистить мандарин: в огромных рукавицах это было сделать не просто.

Мандарины были сладкими, сочными и ароматными. «Из Испании?» – спросила она. «Из Лапландии», – уточнил он.

Пили чай с домашним печеньем. Горела зелёная свеча, в хрустальной вазе посередине стола стояла красная роскошная роза. Было хорошо – уютно, празднично и немного грустно.

- Вот и год дракона наступил, – размышлял вслух Дед Мороз. – Китайцы очень любят и почитают это существо. В Китае считается, что люди, рождённые в год дракона, просто обречены на счастье, фантастическое везение и всяческое благополучие. Потому что дракон у китайцев – символ добра, мира и процветания.

- Ну, не знаю. Дракон – что-то в этом есть агрессивное, устрашающее, по сути, это огромное пресмыкающееся. У китайцев он может быть и символ добра и мира, а в русских сказках драконы, то есть Змеи Горынычи, всегда были отрицательными персонажами в конфликте с окружающими: то они кого-то жаром своим испепеляли, то им головы отрубали. К тому же наступивший год високосный, то есть несчастливый.

- Ещё забыли про календарь майя упомянуть, который заканчивается как раз 2012 годом, и про конец света.

- Точно! Конец света неминуем! Я сама недавно видела передачу по второму каналу, там один очень авторитетный учёный, кажется, академик РАН – забыла фамилию – говорил об этом так убедительно, на фактах всё стопроцентно доказал.

- Эх, вы… Поверили глупостям. Подумаешь – академик РАН… Я, главный волшебник, говорю вам наиавторитетнейше, что всё это чушь собачья. Вы же умная женщина, с университетским образованием…

- Стоп! Молчать! Руки вверх! Вот я вас и поймала! Прокол у вас, Дедулечка Морозушко! Откуда вам известно про моё образование, а? И не вздумайте врать, что вам, как главному волшебнику, всё известно. Итак, откуда такая точная информация?!

- Так я это… вообще имел в виду. Да сейчас практически у каждого высшее образование. К тому же сразу видно, что вы женщина интеллигентная, с высшим образованием.

- Не врать! В глаза смотреть! Вы не сказали «высшее», вы сказали «университетское», а это совсем не одно и то же. Стало быть, вы точно проинформированы, что я закончила именно университет. По наводке работаете, Дедушка Отморозушко?

Он вздохнул покаянно развёл руки в красных рукавицах, опустил седую головушку:

- Не велите казнить, велите миловать. Ваша правда. По наводке.

- Так! И кто наводчик? Отвечать быстро!

- Ваш сосед.

- Это который? Смирнов что ли, с пятого этажа? То-то я смотрю, он ко мне весь вечер бегал: то ему то, то ему сё, а сам глазами так и шарит вокруг, примечает.

- Да нет, не Смирнов. Это Пал Палыч из шестидесятой квартиры.

- Не может быть! – изумилась она. – Не может быть, чтобы Пал Палыч… Такой милый, приятный человек. Такой интеллигентный, эрудированный. Такой приветливый, всегда первым здоровается.

- И что с того? Такие вот приветливые и милые – самые отъявленные. Скажу по секрету, Пал Палыч – наш мозговой центр и главный организатор. В смысле, в нашей банде.

- И всё же я отказываюсь верить, – качала она головой, – чтобы Пал Палыч и вдруг бандит.

- И совершенно напрасно. Я вам чистосердечно признался, а вы не верите. Странная вы женщина.

- Но Пал Палычу на днях стукнуло 87 лет!

- И что с того? Седина в бороду, бес в ребро! Это он с виду такой смирный да дряхленький. Он ещё ого-го! Видели бы вы как этот божий одуванчик в совершенстве приёмами восточного единоборства владеет, да из маузера в десяточку со спины с закрытыми глазами шлёт. Вот и к вам сюда заслал. Дамочка говорит, одинокая, безмужняя, сынок в армии сейчас служит, кот кастрированный, то есть не мужик, сопротивления не окажет. Вот я и явился к вам. А попробуй не прийти – мигом шею мне свернёт! У нас дисциплина похлеще, чем в армии.

- А что он ещё сказал про меня?

- Что деньги и драгоценности хранятся в шкатулке в верхнем ящике комода. Разрешите проверить? – с этими словами Дед Мороз-бандит подошёл к комоду, выдвинул верхний ящик, вынул деревянную резную шкатулку, продемонстрировал ей в доказательство своих слов.

- Да какие там драгоценности и деньги, – отмахнулась она, – так, по мелочи. Колечко обручальное, цепочка, дешёвенькая бижутерия, да четыре сотни.

- М-да. Не густо.

- Так что надул вас ваш мозговой центр. Дезинформировал. И всё же я никак не могу поверить, что это Пал Палыч.

- А давайте сходим к нему? Прямо сейчас. Спросите сами его в лоб.

- Да как-то неловко… Поздно уже. Он спать рано ложится, старенький всё же. Мы его побеспокоим.

- Ничего, ничего. Сегодня можно. Всё же Новый год. К тому же он собирался ночью поработать – план ограбления центрального банка составить.

Неудобно было идти в такую ночь с пустыми руками, хотя бы и к главарю бандитов. Взяли с собою несколько мандаринов, бутылку шампанского и нераспечатанную коробку «Птичьего молока».

Пал Палыч дверь открыл сразу. Не спал. Может, и в самом деле работал над планом.

Удивлённо прищурился на Деда Мороза, заулыбался приветливо соседке, узнав её.

- Томочка, деточка, с Новым годом.

- И вас с Новым годом, Пал Палыч.

- Вот решили заглянуть к вам на минутку, поздравить. Не помешали?

- Что ты, милая. Я очень даже рад. Такая приятная гостья, да ещё и с Дедом Морозом. А то всё один, да один. Входите, гости дорогие.

Прошли к столу. Пришедшие выложили свои гостинцы. Тамара по просьбе хозяина достала фужеры. Выпили по бокалу шампанского. Съели по мандаринке. Замаскированный под Деда Мороза бандит кивнул ей: спрашивай, мол, задавай свои вопросы. Но у неё никак язык не поворачивался.

Хозяин квартиры между тем открыл коробку конфет, угостил гостей, угостился и сам.

- Сто лет не едал птичьего молока. Мои любимые конфеты с детства ещё. Правда, если честно, то вкус уже не тот. Нет, далеко не тот. Раньше и конфеты были вкуснее, и праздники веселее, и зимы морознее. Правда, Дедушка Мороз?

- А то! Знамо, морознее.

- Странное всё же название: птичье молоко, – задумчиво сказала она.

- Имеется в виду, что это нечто необычное, удивительное, чего не бывает в жизни, – пояснил Пал Палыч.

- Тогда надо бы произвести конфеты с названием «коровьи яйца», «свиные рога», «бараньи перья», – предложил Дед Мороз.

- Не хочу «бараньи перья», лучше «птичье молоко», – не согласилась она.

Уходя от Пал Палыча несколькими минутами позже, она в прихожей замялась, мельком глянула на Деда Мороза, и всё же решительно спросила соседа:

- Пал Палыч, хотела спросить вас. Извините меня, конечно, но… Я насчёт… наводки.

- Ах, вы об этом, Томочка, – тепло улыбнулся сосед. – Да, да, милая. Конечно. Надо взять полкило грецких орехов, вынуть из них перегородки и настоять на водке. Только на хорошей водке. Первое средство для повышения иммунитета. Только на нём и держусь.

Вернувшись домой, она расстелила на столе бумажную салфетку, переложила в неё из шкатулки золотую цепочку, четыреста рублей, янтарные бусы и металлическую заколку для волос в виде розы, аккуратно сложила концы, протянула Деду Морозу: «Возьмите. Чем богаты».

- А кольцо?

- Кольцо не дам. Это память. Да оно и не дорогое, за него много не выручите. Возьмите сами ещё, что вам надо. Только кольцо не дам, альбом с фотографиями сына и Ваську.

- Какого Ваську?

- Кота моего, Василия.

- Его же Оккупантом зовут.

Она застыла. Медленно подняла лицо, широко раскрытыми глазами впилась в глаза Деда Мороза. Он смешался, отвёл взор.

- Вася, ты?

- Ну я…

- Эх, ты. Вот как значит. Знаешь, кто ты после этого? Оборотень в бороде. Вот кто.

Она резко повернулась и ушла на кухню, плотно закрыв за собою дверь.

 

…Пила кофе чёрный, крепкий. Вошёл он. В отсутствии бороды, усов, шубы и прочих дедоморозовских признаков, это был мужчина немного за сорок, среднего роста, средней комплекции, средней внешности, с первыми признаками мужского возрастного облысения. Она кинула на него быстрый взгляд. Взгляд был строгим и сердитым. Поджала губы, нахмурилась.

Он покаянно стоял перед нею.

- Прости, Тома.

- Бог простит.

- А ты?

- Забирай салфетку и уходи.

- Какая салфетка? Тамара, неужели ты и в самом деле подумала, что я пришёл тебя грабить?

- А зачем тогда?

Он вздохнул, переступил с ноги на ногу. Робко попросил:

- А можно и мне кофейку?

Она равнодушно пожала плечом. Он налил себе кофе, сел за стол напротив неё. Пили молча. Молчание было напряжённым, тягостным.

- Так зачем же ты пришёл, Вася? Да ещё в таком законспирированном обличье?

- Просто так. На тебя посмотреть.

- Я не Джоконда, чтобы на меня смотреть.

- Ты лучше.

- Вона как заговорил. Два года назад совсем другое говорил.

- Дурак был.

- Сейчас поумнел?

- Поумнел.

Опять повисло молчание.

- Зачем Оккупанта в Ваську переименовала? Мне в отместку?

- Зачем? – она подняла на него печальные глаза. – Затем, чтобы хоть имя твоё со мною осталось. Чтобы было кого Васей окликнуть. Был рядом дорогой человек с дорогим мне именем. А потом сразу – раз! – и нет ничего: ни человека, ни имени. …Как ты жил это время, Вася?

- Плохо, Тома. Очень плохо. Так плохо, что чуть себя не порешил. А вчера подумал: пойду, хоть посмотрю на неё. Как она? Счастлива ли? Спокойна? Хоть услышать. Увидеть. Поговорить. Как прежде. Всё же новогодняя ночь. Авось, да не прогонит. А чтобы уж точно не прогнала, вот приоделся Дедом Морозом. …Знаешь, Тома, я в последнее время о будущем стал задумываться. Какое оно будет? И понял, что не так важно, что там будет, а главное – чтобы ты там была. Ты и Коля. А если вас там нет, то и будущего нет. Прости меня, Томочка. Прости, в эту новогоднюю ночь. Нет мне жизни без тебя. Ты – моё единственное солнце, – он говорил и говорил. Она кивала в такт его словам. Она его не слышала. Она слушала песню по радио: «Счастье вдруг… в тишине… постучалось в двери. Неужель ты ко мне? Верю и не верю. Падал снег, плыл рассвет, осень моросила. Столько лет, столько лет, где тебя носило?!..»

 

 

ЗОЛОТАЯ РЫБКА

 

Однажды вечером, придя с работы совершенно вымотанной (трудный выдался денёк), Вероника грустно уселась перед аквариумом. Она сидела, подперев щёку рукой, долго смотрела на золотую рыбку. Так долго, что в глазах зарябило золотыми бликами.

- Тебе хорошо. Плаваешь себе и плаваешь в своё удовольствие. Ни проблем тебе, ни забот. А тут всю жизнь горбатишься, а нет ни счастья, ни денег, ни простой благодарности. Обидно. Досадно. И грустно. Очень грустно. Когда же будет и на моей улице праздник, а? С фанфарами, фейерверками, цветами и шарами? И будет ли? Нет, не будет уже ничего. А если и будет музыка, то разве что похоронная. Потому что всё хорошее уже позади. Остается только дожить остатки. А было ли это самое хорошее? Не было его. Разве что, когда замуж выходила. Тогда был праздник. Очень короткий праздник. А потом опять трудности и заботы. Ещё когда Игорёк родился. И всё. Остальное – рутина, тяжёлый труд, безрадостная жизнь. Ну может, и не совсем так, конечно. Были светлые дни, пока Андрей был рядом, а теперь уж точно ничего хорошего нет и быть не может. Тебе хорошо, ты сама праздник. Вон какая вся блестящая, яркая и красивая, как новогодняя игрушка. А мне каково? А я ведь тоже живая, как и ты. И тоже хочу праздника… Слушай, а ведь ты у нас золотая рыбка! Значит, можешь, нет, даже должна исполнять желания! Точно! В общем, так, хочу… хочу море любви, хочу много денег, хочу красивой и интересной жизни! Нет!.. Нет, не так. Надо конкретно сформулировать задачу и не валить всё в одну кучу. Итак, конкретизирую: я, Иванцова Вероника Андреевна, 1966 года рождения, проживающая по адресу: улица Фета, дом 15, квартира 42, старший экономист планово-диспетчерского управления приборного завода, не судима, за границей не была, к уголовной и административной ответственности не привлекалась, владею английским языком со словарем (впрочем, это, наверное, не имеет отношения к делу), хочу… хочу, для начала, повышения зарплаты. Да, именно так, хочу повышения зарплаты. Работаю в отделе двадцать лет, служу верой и правдой родному предприятию, а где благодарность за труд, спрашивается? Вот сегодня, например, без обеда, как папа Карло, пахала, не поднимая головы, готовила этот нудный отчёт для статуправления. Подготовила. И что? Кто спасибо сказал? Прямо сщаз, разбежались! Скажут они, жди. Вот если ошибка где вылезет, то голову потом с плеч снимут моментально. Тут желающие мигом найдутся. А благодарностей объявлять некому. Где справедливость, спрашивается? Нет её, не было никогда и не будет. Короче, так, рыбья душа, ставлю перед тобой конкретную и вполне выполнимую задачу: чтобы завтра же мне повысили зарплату!

 

Следующий рабочий день Вероники начался с того, что едва она, запыхавшаяся после утренней пробежки от остановки до рабочего места, уселась за свой стол, как перед нею мгновенно появился лист бумаги. Табельщица Зинаида, которая и положила этот самый листок перед нею, безапелляционно заявила своим низким грубым голосом: «Подпиши скорее, Иванцова. А то мне ещё в отдел кадров и отдел зарплаты бежать надо». – «Что это?» – спросила Вероника, занося ручку над бумагой в том месте, где стояла галочка для её подписи. – «Переводная на повышение оклада», – невозмутимо пояснила Зинаида, выдергивая листок, едва Вероника черкнула свою подпись. – «Что?!» – запоздало удивилась Вероника в спину уходящей Зинаиде, но той уже и след простыл. Вот это да! Вот тебе и бабкины сказки про сказки. Ай да рыбка! Ай да кусочек живого золота! Неужели это и в самом деле её работа? Надо будет проверить ещё раз. И потрясённая таким оборотом дел, Вероника не без труда, переводя себя из шокового состояния в нормальное рабочее, принялась за дела: надо честно отрабатывать повышение зарплаты.

Вечером Вероника, едва прибежав с работы, наспех кинула на кухонный стол пакет с продуктами, купленными по пути в супермаркете на ужин, прямо в плаще подбежала к круглому аквариуму, где, не спеша, важно плавала маленькая волшебница, поблескивая золотыми чешуйками.

- Привет, моя хорошая. За повышение оклада большое русское мерси. Честно говоря, не ожидала. Ай, молодец! Умничка ты моя! Спасибочки тебе огромадное. Если бы не ты, ходить мне со старым окладом до самой пенсии. А теперь ставлю перед тобою задачу номер два. Предупреждаю, что это задание посложнее будет. Я насчёт Игорька. Парень совсем от рук отбивается – учиться стал через пень колоду, пиво начал, как чаи, гонять, болтается с дружками ночи напролёт неизвестно где, голова бог знает чем забита. Ну, ты и сама всё знаешь не хуже меня, всё у тебя на глазах. Короче, дорогая моя, золотая, драгоценная, умоляю, делай что хочешь, но пусть парень перестраивается на нужные рельсы. Пусть берётся, наконец, за ум. Ведь не мальчик уже, скоро 21 стукнет. Боюсь, не выбросили бы его из института в грядущую сессию, хвосты ещё с прошлой тянутся. Если ты мне в этом вопросе поспособствуешь, то клятвенно обещаю тебя долго не беспокоить. Договорились? Ой, звонит кто-то в дверь, побегу открывать.

И она побежала. Причём так спешила, что едва не растянулась в прихожей, зацепившись ногой за край паласа. За дверью стоял Игорь.

- Привет, ма. А я ключи дома забыл.

- Привет. Что-то ты сегодня раненько. Не заболел?

- Нет. Всё нормально. Просто не охота сегодня никуда. Есть чего поесть?

- Конечно, – захлопотала Вероника, как и любая нормальная мать захлопотала бы, услышав от любимого чада, что оно голодное, – плов вчерашний сейчас подогрею. А чуть позже котлет нажарю с гречкой на гарнир.

Игорь с аппетитом с неимоверной скоростью поглощал плов. Вероника перебирала гречку, незаметно поглядывая на сына. Как-то странно он себя сегодня ведёт. Вернулся из института непривычно рано – раз. Ест на кухне, а не убежал с тарелкой в свою комнату, как обычно делает, два. И ещё что-то в его облике не так. А, да он подстригся! Странно всё это.

- Ты подстригся, что ли?

- Угу, – кивнул с полным ртом сынок.

- Что это вдруг? А впрочем, тебе так гораздо лучше. Что будешь – компот или какао?

- Чай.

Они пили вместе чай, и Вероника поймала себя на том, что вот так вместе они ужинали с сыном уж и не вспомнить когда. Она уже открыто разглядывала сына и всё больше ловила себя на мысли, что, несмотря ни на что, с сыном ей повезло. И красивый, и высокий, и спортивный, и не дурак. Сидит вот рядом с мамой, пьёт с ней чай.

- У тебя всё в порядке? Какой-то ты не такой сегодня.

- Да нормально всё, ма. Чего ты дёргаешься? Просто подстригся, надоело ходить с лохмами. Пришёл рано, потому что не захотелось с приятелями в бар переться.

- А как у тебя с учёбой?

- Представь себе, нормально. Как раз сегодня получил, наконец, последний зачёт, по техмеху. Добил-таки Семён Семёныча. А то он едва меня не добил. Всё, мать, больше таких промахов не совершу. Себе дороже потом нервы мотать, от декана прятаться, да в ножки преподу кланяться. Торжественно и клятвенно заверяю, что впредь все зачёты буду сдавать вовремя и хвостов больше не допущу. Согласись, глупо вылетать из института в конце четвёртого курса.

Мать кивком согласилась с сыном. Ещё бы ей не согласиться с таким разумным доводом. Как говорится, речь зрелого мужчины, а не дитяти. Она отставила пустой бокал и вышла из кухни. Подошла к аквариуму, молча погладила его круглый стеклянный бок, кивнула рыбке, спасибо, мол. Ком в горле не давал говорить. Да и что тут скажешь. Вот тебе и рыбья душа! Вот тебе и хвост с чешуёй! Золото, а не рыбка. И в прямом, и в переносном смысле. И Вероника отправилась в зоомагазин, пока его не закрыли, за наилучшим рыбьим кормом, который только там найдётся.

…Вероника слово своё сдержала, она почти два месяца не тревожила рыбку новыми просьбами. Хотя временами её так и подмывало это сделать. И когда нагрянул неожиданный грозный аудит из налоговой, и когда на несколько дней скрутил жесточайший хондроз – ни встать, ни разогнуться, и когда вдруг загорелась отправить сына в начале летних каникул в Турцию на несколько дней отдохнуть, отвлечься, а с деньгами было туго. Ничего, обошлось всё и без рыбкиной помощи. Аудит хоть и рыл носом землю, но в итоге ничего существенного не нашёл и написал вполне сносный акт. Хондроз был успешно излечен домашними и медицинскими средствами. Сынок в Турцию-таки поехал, подзаняв у приятеля пять тысяч рублей и добавив припрятанную от себя же заначку из заработанных прошлым летом денег.

А рыбка всё плавала в своём стеклянном доме, поглядывая на Веронику из воды своим круглым глазом, становилась всё больше и круглее на отличном корме. Вероника изредка с ней разговаривала шёпотом, рассказывала о своём житье-бытье, советовалась иногда, размышляя вслух, естественно, не рассчитывая на ответное слово. Но пока ни о чём её не просила. Берегла для более важных и значимых дел и времён. И такие времена наступили.

 

Однажды ночью её разбудила тревожная телефонная трель. Ночью все неожиданные громкие звуки тревожны – в дверь ли позвонят, домашний или сотовый телефоны подадут голос – всё не просто так, все предвестники новостей и почему-то чаще всего неприятных или скорбных. Хорошие новости могут подождать и до утра, а вот плохие… Плохие не могут ждать и бесцеремонно заявляют о себе в любое время суток.

Вероника пулей выскочила из постели, подлетела к столику, схватила трубку.

- Да. Алло, – громким шёпотом отозвалась она.

- Это квартира Иванцовых? – строго-официально спросил незнакомый энергичный мужской голос.

- Да… Квартира Иванцовых… – упавшим голосом подтвердила Вероника, поняв, что, во-первых, это не ошибка, звонили именно к ним, и, во-вторых, действительно что-то случилось. Что-то неприятное.

- Вас беспокоят из Северной клиники. Час назад к нам поступила ваша родственница Федорова Анна. В связи с неотложностью ситуации её необходимо срочно оперировать. Вы её сестра?

- Да… Я её старшая сестра Вероника Андреевна Иванцова. А что случилось с Аней?

- Вероника Андреевна, вы не возражаете против операции? Имейте в виду, что речь идёт о жизни и смерти вашей сестры.

- Да. То есть, нет, я, конечно, не возражаю. Вам виднее, вы же врачи. Раз надо…

- Вот и хорошо. А страховой полис у Федоровой Анны имеется? Дело в том, что в суете и суматохе совершенно забыли о страховом полисе. А дело не терпит отлагательства.

- Есть! У неё есть страховой полис. Я это точно знаю, так как буквально неделю назад в разговоре Аня упоминала о том, что продлила страховой полис, так как скоро выходит срок его действия.

- Очень благоразумно и своевременно, – похвалил мужчина, – в таком случае, будьте так любезны, привезите его нам. Желательно как можно скорее.

- Я сейчас! Я мигом! Вы только сделайте всё как надо. А полис я вам привезу немедленно. Хорошо?

- Хорошо, – согласился мужчина и отключился.

Вероника метнулась туда-сюда по спальне. Боже мой! Какое несчастье! Аня в больнице! Какой ужас! И надо же, именно сейчас, когда Анин муж с сыном уехали по путёвке в Дом отдыха. Поначалу планировалось, что поедет Аня с Геной, но в последний момент срочные дела на работе не отпустили Аню в отпуск, пришлось быстренько переиграть, собрать справки и отправить вместо неё сына Максима. И вот вам, пожалуйста – Гены и Максима нет в городе, а Аня попала в больницу. Кстати, что с ней? Мужчина так и не сказал, что случилась с Аней. И Вероника дрожащим пальцем набрала сначала справочную, чтобы узнать телефон Северной клиники, а потом и саму клинику.

- Северная слушает, – равнодушно отозвался немолодой уставший женский голос.

- Здравствуйте. Извините, что поздно. У вас находится Федорова. Я её сестра, я хотела бы узнать, какое у неё состояние?

- Федорова? Это которая под машину попала, что ли?

Трубка выпала из рук. Ромбики на обоях качнулись и резко подпрыгнули вверх. Вероника лежала на полу и слушала, как в качающейся над ней телефонной трубке несколько раз сказали «алло», а потом запикали короткие гудки. Наконец она, с трудом опираясь локтями и коленями о пол, встала, положила трубку на рычаг, нетвёрдыми шагами подошла к кровати, тяжело села на неё, привалилась на подушки. Надо срочно ехать в больницу. Но сначала заехать к Ане домой, поискать полис. Надо торопиться, а то ещё задержат операцию из-за полиса, а дело не терпит отлагательства. Так сказал мужчина, должно быть, хирург. Господи, какое несчастье. Перед глазами рисовались картины одна страшнее другой: окровавленная Аня распласталась на чёрном ночном асфальте в луже крови с переломанными руками-ногами, с пробитой головой. Господи, только бы жива осталась. Только бы не инвалидом, прикованным пожизненно к инвалидному креслу. Ах, Аня, Аня… Сколько раз Вероника ей говорила, чтобы она не мчалась через дорогу сломя голову, не глядя по сторонам. А той всё некогда. Всё спешит. Всё торопится. Вот и доторопилась… Ах, Аня… Вероника взглянула на настенные часы. Без пяти минут три. Практически, середина ночи. Час назад… Мужчина сказал, что она поступила к ним час назад. Значит, в два ночи. Где же Анька болталась в два часа ночи, что её сбила машина? Вот дурёха. Нашла приключение на свою голову… Ладно, причитать потом будем. Сейчас надо ехать, собраться с силами и ехать. Надо…

В три часа сорок пять минут Вероника торопливо поднималась на крыльцо клиники. Ей везло, если так можно выразиться, учитывая ситуацию: она моментально поймала такси, заскочила домой к Ане, благо запасные ключи от Аниной квартиры у неё были, тут же нашла страховой полис и на том же такси приехала в больницу. Но перед этим… Перед этим, прежде чем выскочить из дома, Вероника поговорила с рыбкой. Она, молитвенно сложив ладони, со слезами на глазах, дрожащим голосом горячо просила, умоляла рыбку помочь, сделать всё возможное и невозможное, чтобы только у Ани всё обошлось, всё было хорошо. Рыбка задумчиво косила на Веронику круглым глазом, чуть шевелила плавниками и раздувала круглый золотой бок. Наконец, она вильнула хвостом, как бы говоря: да ладно тебе, убедила, вали в больницу, а я тут похлопочу, чтобы всё было тип-топ.

В приёмном покое было тихо. За столом сидела, навалившись обширной грудью на стол, пожилая толстенная тётка в белом халате и явно дремала.

- Извините, пожалуйста. Здравствуйте, – тихо сказала Вероника тётке, та открыла правый глаз и посмотрела на неё, – я насчёт Федоровой Анны, которая сегодня ночью под машину попала. Её сейчас должны оперировать. Я страховой полис привезла. Я её сестра. Меня доктор попросил.

Женщина открыла второй глаз и посмотрела на неё с заинтересованностью, даже весело как-то.

- Сестра, говоришь? Сестра – это хорошо. Только ты, сестра, чего-то путаешь. Если ты насчёт Федоровой Анны, которой сейчас сделали операцию, так она под машину не попадала. У неё был элементарный приступ острого аппендицита. Вот её и прооперировали. Уже от наркоза отходит в палате. А если насчёт той Федоровой, что под машину попала, так её Ириной зовут. И она уже месяц как у нас находится, завтра к выписке готовим. Опять как новенькая. Может снова под машины сигать, коли понравилось. Так тебе какую Федорову надо, милая? Да ты водички попей, а то уж больно бледна. И за сестру не переживай уж так, не убивайся. Все нормально. Сергей Василич, хирург от бога, сделал всё как надо, по наивысшему разряду. Я тебе сейчас халатик белый подберу, да в палату к сестре провожу. Посиди, поухаживай за сестричкой, а то после наркоза обычно нехорошо бывает, мутит и кружит.

 

…После этого Вероника окончательно уверилась во всемогуществе золотой рыбки. Не рыбка, а золото, и в прямом, и в переносном смысле.

На работе дела шли нормально. Завод план выполнил, и всем выдали приличную квартальную премию. Сынок устроился подрабатывать на время каникул на автозаправочной станции у знакомого. Аня шла на поправку и уже готовилась к выписке. Всё было нормально. Всё хорошо. Разве что чего-то не хватало для полного счастья. Чего же? Вопрос был чисто риторическим. Вероника знала, чего ей не хватает для полного счастья. Для полного счастья ей не хватает женского счастья. Веронике месяц назад исполнилось 43. Для женщины немного многовато. Хотя, как посмотреть. Бывает, и в 60 замуж выходят. Бывают и в 20 лет одинокими и несчастными. С мужем Андреем они разошлись два года назад. Жили-жили, растили сына, вели общее хозяйство, принимали гостей, ходили в гости, по осени в четыре руки закатывали на зиму соленья, варили варенья. Вроде, нормально жили, хорошо. А потом что-то случилось, что-то сломалось в отлаженном механизме. Андрей вдруг стал отдаляться от неё, всё больше замыкаться в себе. Приходил с работы хмурым, был всем недоволен, стал придираться к Веронике, к её стряпне, раздражаться её разговорами. Поначалу она не обращала внимания на поведение Андрея, ну, устал мужик, подошёл к критическому мужскому возрасту. Надо просто переждать, пережить этот период по возможности с меньшими потерями. Всё пройдёт, перемелется. Не перемололось. Андрей в один, совсем не прекрасный, день вдруг собрался, покидал вещички в чемоданчик и ушёл, оставив ключи на кухонном столе. Оказалось, что у него появилась другая женщина. Вот он и рвался какое-то время, разрывался между любовью и долгом, мучился двойственным положением и, наконец, сделал выбор в пользу любви и счастья. Ушёл в другую интересную, яркую жизнь, где наверняка не было места банкам с соленьями и вареньями, обыденным разговорам о хлебе насущном, о том, на чём бы ещё сэкономить, чтобы летом устроить сыну поездку на отдых на юг. Вероника тяжело пережила уход мужа. Это было тем тяжелее, что случилось неожиданно. Ей казалось, что они с мужем уже давно срослись душами, как сиамские близнецы телами. А вот и не срослись, оказывается, раз он сумел так легко уйти, оторвать от сердца её и сына. А вот Вероникина душа ещё долго кровоточила и болела. Да что там говорить, она и по сей день ещё ноет незажившей раной. Она не интересовалась, как живёт Андрей, не наводила справок о его новой жене и семье. Она даже не видела его ни разу с тех пор. Что же делать, ушёл и ушёл. И только вот теперь, по прошествии чуть более двух лет с тех пор, впервые задумалась о себе, как об одинокой ещё не старой женщине, которая вполне может быть счастливой, и любимой, и любящей. Она всё чаще стала задумываться над этим. И уже не удивлялась своим мыслям, всё больше привыкала к ним. А однажды поздним августовским вечером, будучи дома одна (сынок ушёл с приятелями на вечеринку, предупредил, что скорее всего заночует сегодня у друга), Вероника подсела к аквариуму. Она не включала свет, сидела в полутьме, долго смотрела на рыбку, на светлые блики, что отсвечивались ею в слабом свете, отбрасываемом уличными фонарями. Гладила холодное круглое стекло. Вспоминала свои прожитые годы. Вроде и длинный жизненный путь она прошла, как-никак 43 года позади, сына вырастила, почти до ума довела, ещё несколько месяцев и готовый дипломированный специалист будет, скоро начнёт работать, семью заведёт, детей родит, продолжит род Иванцовых. А что же остается ей, Веронике? Надо честно признать, что особо хорошего ждать не приходится. Дорабатывать до пенсии, женить сына, нянчить внуков, а потом потихоньку доживать остаток жизни насколько хватит здоровья и сил. Вот и всё. Да… Не радужная перспектива, прямо скажем. Как быстро всё прошло, как моментально закончилось. А что прошло? Что закончилось? Что вообще было? Было не очень, как оказалось, счастливое замужество, печально закончившееся два года назад. Было рождение сына и вечная забота о нём. Была бесконечная работа – домашняя и на производстве. Были коротенькие и реденькие проблески радости в виде праздников – Новый год, дни рождения, 8 Марта… И всё, пожалуй. Да… Вот уж воистину: жизнь моя – жестянка… А где же твоя любовь, Вероника? Где потрясения? Восторги души и тела? Слёзы счастья? Где всё это? Неужели и не было ничего?

Вероника тяжело вздохнула. А шут его знает… Может и было что-то такое, только воспоминаний не осталось. Разве что в раннем детстве, когда сердце охватывало необъяснимое и, как теперь кажется, беспричинное всеобъемлющее счастье. Да в замужестве случались счастливые дни. Она уронила руки на стол, а голову на руки. Жизнь – штука суровая и бессмысленная. И зачем приходим мы в этот мир? Чтобы вот так вот суетливо пробежать предназначенный тебе путь, выполняя некую миссию, на тебя возложенную кем-то, и сгинуть навсегда в вечности, не оставив практически ничего после себя.

Вероника сморгнула слезу с ресниц. Та упала на руки горячей каплей. Она протянула руку, включила бра над столом. Рыбка шевельнулась, блеснула в хлынувшем потоке света золотым слитком.

- Тебе хорошо. Твоя жизнь ещё более бессмысленная, чем моя, но ты об этом, по крайней мере, не знаешь. Плевала ты на разные переживания, на смысл жизни и прочую философскую чушь. Плаваешь, жрёшь свой корм, толстеешь и всем довольна. Вот скажи мне, пожалуйста, чего ради ты существуешь, а? Ты даже на уху не годишься. Разве что… Разве что желания мои заветные исполнить можешь. Слушай, подруга, я понимаю, что уже достала тебя своими просьбами. Во всех сказках золотые рыбки исполняют только три желания, а ты уже этот план выполнила. Но я тебя ещё раз побеспокою. Ну что тебе стоит, а? Всё равно делать тебе не фиг? Так ты уж постарайся, милая. А я тебе за добро добром отплачу – со следующей квартальной премии куплю аквариум побольше. И ракушек красивых накуплю тебе. Разных, перламутровых, блестящих! Стеклянными разноцветными шариками всё дно аквариума украшу. И водоросли накуплю. А хочешь, я тебе приобрету другую золотую рыбку, в смысле, золотого рыба или как его называют? Чтобы ты была счастливой, не в пример мне. Но сначала выполни мою просьбу. Я не обещаю, что это будет последняя моя просьба, но я обещаю тебе, что очень долго не буду тебя беспокоить. А просьба моя такова: я хочу быть счастливой. Хочу обыкновенного женского счастья. И только. Разве это так много? Разве это так невыполнимо, а? И ещё, хочу отдохнуть, отвлечься от повседневности. Почему другие нормально отдыхают, а я никак не могу позволить себе такую роскошь? – Рыбка не ответила на её вопросы, более того, она равнодушно повернулась к ней спиной, то есть хвостом. Мол, отстаньте от меня, наконец, господа хорошие. В конце-то концов, дадите мне покоя или нет? Задолбали меня своими просьбами, прямо сказать. То им то, то им это… Что я вам, рыбка золотая, что ли, ваши просьбы выполнять? То есть, я рыбка золотая и есть, но имейте совесть, блин. Ë-к-л-м-н!

Но Вероника тоже женщина настырная. Она взяла, да и крутанула аквариум в пол-оборота: встань избушка к лесу задом, ко мне передом. Рыбка оказалась лицом (или что там у рыбки, не морда же, и не рожа, в конце концов, но вроде и не лицо) к лицу с Вероникой, которая попыталась поймать рыбий взор своим пристальным взглядом. Рыбка презрительно жевала нижней губой, как корова жуёт жвачку, смотрела на неё холодно и отстранённо, но вполне осмысленно. Тогда Вероника попробовала другую тактику. Она тепло улыбнулась рыбке, назвала её «моя хорошая», «золотко моё самоварное» и «солнышко». Доброе слово и кошке приятно. Рыбка – не кошка, но существо тоже живое, хоть и холоднокровное. Вдруг да сработает? Ничто не даётся нам так дёшево и не ценится другими так дорого, как вежливость. Так, кажется, сказал кто-то из великих и мудрых. Рыбка скосила голову набок и моргнула глазом, словно просигналила: верной дорогой идёшь, товарищ. Ага! Кажется, начинает работать! Хорошо! «Моя распрекрасная, расчудесная, необыкновенная рыбонька! Как человека тебя прошу, будь другом, сделай милость, осчастливь, в смысле, сделай счастливой. Глядишь, и я тебе когда-нибудь пригожусь. Хотя, чем я могу тебе пригодиться, вот уж не знаю. Так как? Договорились, а?». Рыбка открыла-закрыла рот. Вероника расценила это как знак согласия. Вот и славно. Вот и договорились. И она с лёгким сердцем пошла спать.

А на следующий день случилось вот что. Незадолго до обеда в отдел заглянула Танька Зуйкова. То есть, Танькой она была для Вероники, с которой бок о бок проработала в своё время 15 лет. Для остальных она была Татьяной Борисовной Зуйковой, так как серьёзное должностное положение не располагало к панибратству. В своё время была Танька работницей неприметной, так как была не очень расторопна, не очень смышлёна в экономических вопросах, в общем, несмотря на её фонтанирующую энергию экономист из неё вышел так себе. Когда пять лет назад ей сделали неожиданное предложение о переходе на работу в профсоюзный комитет завода, первой, к кому она обратилась за советом, была верная подруга Вероника. «Иди и не раздумывай даже!» – заявила Вероника. Танька так и поступила. И вот через неполных пять лет из бестолкового экономиста получился прекрасный, просто блестящий председатель профкома – яркий, незаурядный, талантливый профсоюзный лидер.

- Вероника Андреевна, выйдем на пару минут. Дело есть, – и Танька увела её в коридор. – Значит так. Тут неожиданно нарисовалась горящая путёвка в санаторий «Волжский плёс». Мужик из цеховых сдал буквально полчаса назад. Чуть ли не со слезами на глазах принёс обратно. Жена у него вчера ногу сломала, теперь в гипсе. А он как примерный муж решил, что его долг ухаживать за больной женой. Нет, видала, какие мужья заботливые в природе существуют, а? Мой благоверный бы тем более побыстрее сбёг, чтобы не пришлось весь отпуск потратить на уход за временно инвалидной жёнушкой. А этот наоборот. Пусть на небесах зачтётся ему этот геройский поступок. Короче, Вер, я думаю, что тебе надо поехать по путёвке. Представляешь – платишь только 10% от стоимости! То есть, стоит она 8 тысяч, а ты отваливаешь 800 рублёв и две недели полного кайфа: спишь до отвала, ешь за двоих (в санатории этом кормёжка отличная, на убой, неоднократно проверенный факт), днём разные лечебные процедуры, вечером танцы и флирт с мужиками. Если не пожмотишься и кому надо подкинешь штуку, то к тебе никого не подселят, проживёшь весь срок одна в двухместном номере. Короче, ты плечом тут не пожимай и неопределённые улыбочки мне не строй, а быстренько идём оформлять путёвку, пока про неё никто не разнюхал и у тебя из-под носа не увёл. А если с деньгами напряжённо, то я за тебя заплачу. А как в санатории спонсора богатенького найдёшь, так потом с процентами троекратно всё мне и вернёшь. Договорились?

Вот так вот и получилось, что уже через день с сумкой через плечо держа в одной руке путёвку, а в другой санитарную книжку и медицинское заключение о состоянии здоровья, Вероника поднималась на крыльцо санатория «Волжский плёс». Надо сказать, что ехать далеко ей не пришлось. Санаторий располагался на противоположном берегу Волги. Его высокое современное здание даже просматривалось вдалеке из окна Вероникиной квартиры. Уезжая, она пошутила, прощаясь с сыном, мол, буду через бинокль контролировать тебя.

Её поселили в двухместном номере на четвёртом этаже. Вторая постель была не тронута, а встроенный шкаф совершенно пуст – пока Веронике предстояло пожить без соседки. Это её только обрадовало. Телевизор работал, горячая вода была в наличии, и даже телефон в номере присутствовал. Что ещё надо для счастья? Больше ничего и не надо. Разве что само счастье.

Вероника распаковала сумку с нехитрыми своими вещичками, развесила всё аккуратно на плечиках, переоделась в коротенький халат и пошла принимать душ. В душе она пела. Вернее, напевала себе под нос, мурлыкала песенку. «Куда уходит детство? Куда ушло оно? Наверно, в край чуде-е-есный, где каждый день кино». Было хорошо и светло. Давно забытое чувство свободы и ощущение беззаботности поселилось в душе. И вместе с этим душа словно помолодела, окрылилась. После душа в одних трусиках Вероника босиком танцующей походкой прошлась по номеру. Подошла к трельяжу, глянула на себя придирчивым взглядом. А что, она ещё очень даже ничего. Без косметики с распущенными влажными волосами вообще как девочка. Ну, девочка–не девочка, но ещё вполне симпатичная, стройная и привлекательная особа. И куда только мужики смотрят? А смотрят они на молоденьких, модных и длинноногих. Ну и дураки. Им же хуже. И Вероника опять пошла-затанцевала по комнате. «Куда уходит детство? Куда ушло оно?..» Да, не только детство, но и молодость уже давно позади. Она вздохнула. И тут же улыбнулась сама себе. Пусть. Пусть всё хорошее уже позади. Но пока ещё не старость. Ещё не немощность. Спасибо и за это. «Куда уходит детство?..»

Потом она сходила на приём к врачу, получила листок с прописанными процедурами. Пообедала в просторной уютной столовой. Обед, как и предупреждала Танька, оказался очень обильным, плотным и вкусным. Настолько обильным и плотным, что Вероника не осилила творожную запеканку, густо политую сметаной, и уступила её мрачному дядьке, с которым ей выпало обедать вдвоём за столом. Дядька предложенную запеканку принял мрачным кивком и смолотил её в два счета.

После обеда Вероника, бессовестно наплевав на тихий час, отправилась гулять и осматривать окрестности. Окрестности выглядели великолепно: сплошь хвойные леса, покрывавшие песчаные холмы, красиво обустроенная набережная (санаторий был российского масштаба и даже отчасти мирового, так как время от времени сюда наезжали и иностранцы), отлично обустроенный песчаный пляж, на котором загорало несколько десятков отдыхающих. Недалеко от причала расположилось кафе с символическим названием «Волжаночка», около которого бравый мужчина кавказской национальности жарил мясо на мангале. Волга широко и величаво раскинулась, вот уж воистину – великая русская река.

Вероника разулась, прошлась по колено в воде. Искупаться бы, но купальник оставила в номере. Ладно, успеется ещё. И она отправилась в лес. В лесу было прохладно, сумеречно, запах хвои кружил голову. Ноги мягко утопали в толстом слое опавших ржавых сосновых и еловых иголок. Чувствовалось, что руководство санатория заботиться о лесе (он был тщательно очищен от лежника, сухие деревья вырублены) и об отдыхающих (время от времени вдоль тропинок встречались симпатичные резные скамеечки, раскрашенные в весёлые жизнерадостные цвета, уютные беседки). На душе у Вероники было солнечно, спокойно. Она опять стала напевать. «Куда уходит детство? Куда ушло оно?..» И что ей сегодня всё детство вспоминается? С другой стороны, а почему бы и не вспомнить детство золотое, босоногое. Действительно, прекрасное время жизни. И Вероника, оглянувшись не видит ли её кто-нибудь и убедившись, что окромя птичек и насекомых никого нет, запела в полный голос: «Куда уходит детство? Куда ушло оно? Наверно, в край чудесный, где каждый день кино!». Так она шла и пела, слегка перевирая мелодию, так как не имела от рождения идеального слуха, поэтому и стеснялась петь на людях, хоть и любила это дело. Но тут в лесу можно себе позволить такую вольность. И Вероника загорланила ещё громче, что говорится, от души.

Вернулась в свой номер уставшая, умиротворённая, довольная собой и окружающим миром. Поставила в стакан с водой сорванный букетик лесных цветов. Распахнула настежь окно. Да, жить хорошо! И опять запела-зафальшивила, но зато от души, от всего сердца.

Вечером после ужина (к ней, кстати, опять подсел угрюмый дядька, и Вероника в благодарность за это пожертвовала ему полстакана сметаны) позвонила домой, поговорила с сыночком, убедилась, что у него всё хорошо. Потом приоделась и пошла гулять по огромному, современному, красивому, но несколько замысловато устроенному зданию санатория. На втором этаже её внимание привлекли звуки музыки, раздававшиеся из левого крыла. Пошла на музыку, как мотылёк летит на свет. В большом зале были танцы. Вероника с любопытством разглядывала публику. Были тут люди в основном среднего и более старшего возраста, что и понятно – не стремится молодёжь к отдыху в отечественных санаториях, им больше импонируют туристические поездки или заграничный отдых. Музыка была соответствующая – шлягеры 80-х, 90-х годов прошлого века. Моложавые и не очень мужчины кружили в вальсе моложавых и не очень женщин. Но танцевали красиво, молодые так не могут вальсировать. Вероника постояла несколько минут, понаблюдала и уже повернулась, чтобы уйти, буквально наткнувшись на мужчину, который подошёл к ней сзади. «Разрешите пригласить вас на танец?». Вероника согласно улыбнулась, ещё не видя мужчину, подняла глаза и обомлела. Перед нею стоял… её бывший муж Андрей собственной персоной. Вероника остолбенела. Так и стояла соляным столбом, хлопая ресницами.

«Так как насчёт танца?» – тепло и просто улыбнулся Андрей. Как будто и в помине не было этих двух лет. А приехала на отдых дружная семейная чета чуть старше среднего возраста. И муж приглашает на танец любимую жёнушку, слегка недоумевая по поводу её растерянности и затянувшейся паузы. Вероника подала ему руку, и он повел её в круг танцующих.

Они танцевали, и она исподтишка разглядывала Андрея. Он почти не изменился. Даже рубашка на нём была та, которую купила Вероника. Он не пополнел, не похудел, не постарел, разве что седины в висках добавилось, да морщинка между бровей стала глубже. Танцевали молча, как будто и не о чем было им уже поговорить. То ли раньше было – за ужином обсуждали прошедший день, делились впечатлениями, наблюдениями, новостями, планировали разные мероприятия. А теперь тем общих не было. Разве что сын Игорь.

- Что же ты ничего не спросишь о сыне? Или тебе не интересно как он живёт, как у него дела?

- Ну почему же. Разумеется, меня это интересует и очень. Просто я в курсе дел Игорька. Знаю, что он успешно завершил четвёртый курс, ликвидировал все хвосты, взялся за ум, сейчас подрабатывает в автосервисе. Да и то пора – двадцать первый год парню.

- Откуда информацию черпаешь, если не секрет?

- Да какой тут секрет может быть? – улыбнулся Андрей. – Никакого секрета нет. Просто живём в одном городе. Общие знакомые. В общем, кое-какая информация до меня доходила. Знаю, например, что ты и по сей день дама свободная, незамужняя.

- Я в разводе.

- Да. С мужем – негодяем и предателем.

- Да, представь себе. Ну, негодяем я бы его всё же не назвала. Так… Годяй он, только слабоват нутром оказался и мелковат душонкой.

- Что же ты его не разглядела за столько лет совместной жизни. Или он шибко хорошо маскировался?

- Кто его знает? Может, и маскировался. Может, я не разглядела вовремя. Пока сам себя не выдал. И как тебе живётся в твоей новой жизни, полной любви и счастья? Ведь я, в отличие от тебя, ничего о тебе не знаю.

- Я один. И давно. Почти сразу как расстался с тобой и Игорьком, так с тех пор и бобылём живу. Так уж получилось.

Вероника промолчала. Прислушалась к себе: в душе не было злорадства или чувства удовлетворения по поводу услышанного. Она удивилась – ей было жалко Андрея. Она-то думала, что он живёт себе припеваючи в новой семье с молодкой, жизни радуется, а оказывается всё не так. Андрей одинок. Не больно-то хорошо мужику в середине пятого десятка жизни одному остаться. Сам себя обстирывает, сам себя обглаживает (вон ворот рубашки морщинит), сам себе готовит. Хотя, если честно, то он не выглядит неряшливо или потерянно, да и во взгляде нет ни затравленности, ни подавленности. Взгляд открыт, весел и спокоен. Совсем как раньше. Как раньше… И на неё потоком хлынули воспоминания прошлого. Такие яркие, такие свежие, как будто это было вчера или даже сегодня утром. Вот он с широкой улыбкой на лице стоит на крыльце роддома с белоснежным свертком, перепоясанным голубой лентой, в руках. Вот слегка усталый и голодный пришёл домой после трудового дня, но на лице опять улыбка. Он всегда приходил домой в хорошем настроении, что бы не случилось на работе, не нёс домой накопленный за день негатив, как делает большинство мужчин, чтобы дома сполна разрядить его на близких, и потому самых беззащитных. Разве только в последние месяцы их совместной жизни был хмурым и раздражённым, когда в душе пошёл разлад. Вот он за рулем новенькой «Лады», их первой машины, о которой мечтал долгие годы. Ну, тут уж понятно – море счастья и положительных эмоций. Потом был «Рено-Меган», который он приобрёл как раз перед тем… Перед тем, как уйти от них с Игорем. Это был удар. Страшный и неожиданный. Она не любит вспоминать этот день. Да что там не любит, она никогда не вспоминала этот день и этот чёрный час, слишком тяжело, слишком больно.

Музыка смолкла, танец закончился. Воспоминания погасли. Он проводил её к стене, к тому месту, где она стояла. Сам остался рядом.

- Ты давно здесь? – спросила она только чтобы что-то спросить.

- Первый день.

- Да? – подняла она удивлённые глаза. – Надо же. И я первый день.

- Я знаю, – опять улыбнулся он. И чего он всё время улыбается? Чему так радуется? Или всё же напрасно она его жалеет, и жизнь его совсем не так плоха, как ей привиделось.

- И откуда ты это знаешь, позволь спросить?

- Видел, как ты сегодня утром шла с причала с большой коричневой сумкой. Сам-то я приехал утром шестичасовым автобусом. Хотел тебе помочь, да поостерёгся, что ты меня этой сумкой, да с обрыва в матушку Волгу и скинешь, как Степка Разин княжну.

- Ты не княжна, а я не Разин. И в Волгу я тебя кидать не собираюсь. Живи как живётся. Просто удивлена немного, что вот так вот обстоятельства опять нас вместе свели.

- Да уж. Как говорится, хочешь не хочешь, но придётся теперь две недели видеться и часто. Очень уж замкнутое пространство.

- А тебе, значит, не хочется? – усмехнулась она краем губ. – Ну, спасибо за откровенность.

- Мне-то как раз хочется. И очень. Я просто счастлив, что обстоятельства так сложились. Это я про тебя сказал, так сказать, озвучил твоё нежелание меня видеть.

- Спасибо, – сказала она, – только я пока и сама в состоянии озвучивать свои желания.

- Учту. А как насчёт следующего танца?

И они опять танцевали вместе. После танца Вероника ушла. Вышла из здания санатория на крыльцо, вдохнула головокружащий воздух, густо наполненный запахом хвои и речной воды. Закинула руки за голову, потянулась от души до хруста в плечах, улыбнулась небу синему предвечернему и легко сбежала со ступенек к лесу. Опять пошла бродить среди сосен и елей по песчанику, сплошь усеянному пружинистым слоем иголок. А хорошо в лесу! Она уже и забыла в городской суете, как хорошо на природе. Тишина, только ветер немного шумит в вышине, качая верхушки сосен. Вселенский покой. А какая красота кругом! Вероника медленно брела по лесу, впитывая в себя, как губка, и тишину эту, и покой, и красоту, и воздух, чувствуя, как всё тело наполняет блаженство и нега. А голова была полна воспоминаниями. И всё о нём, об Андрее. Об их совместной, такой счастливой, такой прекрасной, как оказалось, жизни. Жизни, которая теперь в прошлом. Ах, как это жалко! Как обидно, что нельзя всё вернуть. Или вернуться хотя бы в тот треклятый день, поставивший точку в их отношениях. Сейчас, с её печальным опытом прожитых последних двух лет и нынешним умом, она бы, пожалуй, сумела исправить то, что невозможно исправить теперь.

…Начало темнеть. Пора, однако, восвояси. Что ж, восвояси, так восвояси. И Вероника повернула назад. Минут через десять поняла, что идёт не туда. Повернула наугад на 90 градусов, прошла ещё метров сто, вышла на край глубочайшего обрывистого оврага и поняла, что заблудилась. Вот тебе и здрасти. Смешно. Именно смешно, а не страшно, так как лес не дремучий, где-то рядом Волга, цивилизация, медведей, волков и рысей здесь вряд ли встретишь. И всё же надо выбираться, возвращаться в санаторий. Только вопрос: как? Куда идти, чтобы вернуться?

- Ау! А-у-у-у!!! – крикнула, что было сил, не особо рассчитывая на отзыв. В ответ – тишина. Только ветер стал шуметь ещё больше. И уже что-то слегка угрожающее померещилось в этом шуме. И не безмятежность чувствовалась в природе, а скрытая угроза. Вероника мотнула головой, усмехнулась, ободряя себя. Чего она, в самом деле? Какая может быть угроза ей от леса? Сейчас лето, так что смерть от холода и голода в ближайшие несколько дней ей не грозит. Да и санаторий где-то рядом, наверняка кружит вокруг него в двухстах-трехстах метрах. Если не в санаторий, то на какую-никакую деревушку непременно наткнётся. Или к Волге выйдет, а там по бережку к любому причалу добредёт. Только не надо отчаиваться. И Вероника закричала «ау!», и сама же услышала отчаяние и страх в этом вопле.

Рядом затрещал куст. Она в ужасе шарахнулась от него. А из-за куста показалось нечто тёмное, большое. «Помогите!» – тонко пискнула она и рванула в сторону. «Стой! Вероника! Это же я, Андрей! Не узнала? Да стой же, тебе говорят! Стой, а то стрелять буду!». Она остановилась. Из темноты вышел действительно Андрей. Что-то часто они сегодня встречаются.

- Ну, ты и спринтерша. Еле догнал. Чего испугалась? – опять улыбается, хоть и запыхался. Чего он, в самом деле, как дурачок всё время улыбается?

- Ты чего всё время улыбаешься, как больной? И чем собрался в меня стрелять?

- Улыбаюсь, потому что рад, что тебя нашёл. А стрелять действительно нечем. Пойдём, выведу к людям. Тут совсем недалеко.

Оказалось, что до санатория действительно рукой подать. Через несколько минут за деревьями мелькнули светящиеся окна его корпуса.

- Мерси за помощь, – сдержанно сказала Вероника и, прощаясь, подала руку своему спасателю.

- Я до двери номера провожу. Так, на всякий случай. А то вдруг опять заблудишься. В этом санатории лабиринты не меньше, чем в лесу. У тебя какой номер?

- Ага. Прям сейчас тебе и сказала, – ехидно подумала Вероника, а вслух вдруг произнесла. – Четыреста двадцать первый.

- Отлично. А у меня четыреста двадцать третий. Соседи. Можно через стенку азбукой Морзе перестукиваться. Пошли. Нам по коридору налево.

Она шла рядом с ним и думала о том, что подозрительно много совпадений случилось за один день. Говорят, бомба не падает в одну и ту же воронку дважды. А тут не только дважды, а целых четырежды получилось. В один и тот же санаторий приехали – раз. В один и тот же день – два. В лесу столкнулись – три. А теперь ещё и номера рядом – четыре. Так не бывает, однако. Так случилось, однако. Единственное объяснение всему этому – рыбка. Это она старается, это она подстраивает эти якобы случайности. Только Вероника пока ещё не знает благодарить её за это или наоборот. Ладно, подождём с выводами. Время покажет.

Перед своим номером остановилась, сухим кивком поблагодарила Андрея, зашла и закрыла за собой дверь. Он остался по ту сторону двери. Похоже, надеялся, что его пригласят в гости. Это уж извините – подвиньтесь. Это уж фиг вам.

Она долго не могла заснуть в эту ночь. То ли оттого, что место было непривычное. То ли от пережитого волнения. Хотя, если честно признаться, причина бессонницы был Андрей. Она лежала в темноте, закинув руки за голову и уставив немигающие глаза в белеющий во тьме потолок, и вспоминала, вспоминала, вспоминала… Вся их совместная двадцатилетняя жизнь пробежала перед её глазами. И воспоминания эти были яркими, светлыми. Как будто и не было недоразумений, размолвок, неприятностей. Вспоминалось всё только хорошее, счастливое.

Вдруг… Ей показалось или и в самом деле за стенкой раздался тихий стук. Она прислушалась. Да, действительно в стенку стучали. И она даже догадывается кто. Хотя, чтобы догадаться кто бы это мог быть, ума большого не надо. «Тук. Тук-тук. Тук-тук-тук. Тук.» Тоже мне, морзист нашёлся. Она придвинулась ближе, приложила ухо к стене. Закрыв глаза, слушала отчетливые постукивания. «Тук-тук…» Ей стало смешно. Глупейшая ситуация: бывший муж заигрывает с бывшей женой. Стучит ей в стенку как какой-нибудь подросток понравившейся девчонке. «Тук. Тук-тук. Тук-тук-тук. Тук.» Она слушала и тряслась в мелком смехе. Постепенно смех сменился беззвучными рыданиями. Вот дурак! Всё имел и всё потерял. А теперь стучит тут, спать не даёт. Чего же он хочет? Вернуть прежнее? Это уже невозможно. Возврата к прошлому нет и быть не может. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Она уткнулась в подушку и дала полную волю слезам. А за стенкой все стучали и стучали. «Тук. Тук-тук…»

На следующий день Вероника проснулась поздно. Даже завтрак проспала. Долго плескала в лицо холодной водой, смывая с век припухлость от вчерашних слёз. Пора идти на процедуры. По расписанию у неё в 9 часов лечебная гимнастика, потом сеанс люстры Чижевского. Можно, конечно, и не ходить, прогул никто не поставит. Но она пойдёт. И Вероника натянула бриджи, красную полосатую футболку и отправилась на физкультуру.

На площадке около лифтов стоял Андрей, курил у раскрытого окна. Она почему-то смешалась, увидев его, даже, кажется, покраснела. А он заулыбался радостно, кинул сигарету в окно, заскочил за нею следом в подъехавший лифт.

- Как спалось на новом месте?

- Плохо. Кто-то всю ночь стучал в стенку, не давал спать, – глянула она на Андрея исподлобья.

- Безобразие. Давай накатаем жалобу администратору. Что, мол, за дела такие? У вас тут в порядке вещей – барабанить по ночам в стены?

Вероника не удержавшись, прыснула. Потом расхохоталась. Андрей тоже смеялся, откинувшись к стене лифта.

Вместе сходили на гимнастику. Потом сидели на соседних креслах под раскоряченной в полпотолка люстрой Чижевского. После процедур, не сговариваясь, пешком спустились по лестнице, вышли на улицу. Погода стояла благодатная: было очень тепло, но без изнуряющего зноя, обдувал ласковый ветерок, солнце светило в меру ярко, не слепя. Побрели к причалу. На причале Вероника села на скамью, подставила лучам лицо. Андрей куда-то отошёл. Она, закрыв глаза, слушала плеск волн, шум сосен. Вдыхала запах воды, травы и солнца (улыбнулась – солнце тоже пахнет, оказывается). К этим запахам вдруг добавился резкий запах жаренного мяса. Открыла глаза. Взгляд уткнулся в широкое блюдо, полное кусков шашлыка, щедро политого кетчупом и посыпанного зеленью. «Ты не завтракала. Я тоже. Прождал тебя в холле. Давай поедим вместе». С аппетитом ели обжигающе горячие, ароматные куски мяса. Запивали «Фантой» из пластиковых стаканчиков, что прихватил с собою Андрей. Было невообразимо вкусно.

- Спасибо. Очень вкусно, – вытирая руки салфеткой, что жестом фокусника вынул Андрей из нагрудного кармана, сказала она. И тут же, без паузы. – А ты что же, ухаживаешь за мною? Так сказать, одинокий мужчина решил слегка приударить за одинокой женщиной. Обычное дело на отдыхе в санатории.

Андрей нахмурился. Она усмехнулась. Ах, какие мы нежные, нам грубости не нравятся, видите ли.

- Когда я узнал, что ты едешь в этот санаторий, то решил во что бы то ни стало тоже приехать сюда. Достать путёвку в разгар сезона не так и просто, между прочим. Ещё больших трудов мне стоило подстроить так, чтобы наши номера оказались рядом. И сделал я всё это не для того, чтобы слегка приударить за тобой, как ты выразилась. Я решил сделать всё возможное и невозможное, чтобы вернуть тебя. Вернуть былое счастье, так глупо разрушенное мною два года назад. Я думаю, что это возможно. Если очень постараться. Я постараюсь. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы добиться этого.

Она молчала, закрыв глаза. Думала. Почему людям не живётся спокойно? Сначала всё разрушают. До основанья. А затем… Затем строят новый мир, в надежде, что он окажется совершеннее прежнего. Потом выясняется, что прежний был куда лучше. И начинаются героические усилия по возрождению теперь уже разрушенного прежнего мира. А жизнь тем временем проходит, годы упущены. Выясняется, что человеческая жизнь вообще очень коротка.

- О чём ты думаешь?

- Я думаю о том, откуда же ты узнал, что я еду отдыхать именно сюда? Кто тебя об этом информировал, интересно знать?

- Игорь.

- Кто!!! – она даже подскочила на скамье.

- И чему ты так удивляешься? Игорь мой сын, если ты забыла об этом. Ничего странного не вижу в том, что сын общается с отцом и сообщает ему, что мама едет отдыхать в санаторий. Только умоляю тебя, не горячись бога ради и не вздумай обвинять парня в предательстве. Ведь мы с ним встречались все эти годы, общались. Он даже изредка ночевал у меня. Недавно, например.

- Ага, – сообразила Вероника, – а мне сказал, что будет у друга.

- А разве отец не может быть другом?

- Да может, может, – махнула она рукой, успокаиваясь. А и в самом деле, что плохого в том, что они остались друзьями. Отец и сын – куда уж роднее и кровнее. Только в душе неприятно царапнуло, что-то вроде ревности или обиды, что сын втихаря встречается с отцом, о чём-то с ним беседует, рассказывает про свои дела, а она знать об этом не знает и даже не догадывается. Ладно, пусть, ведь действительно не чужие они друг другу. Вот только не нравится ей, что они встречались за её спиной. Хотя, если бы Игорь ей рассказал об этом раньше, вряд ли бы она это одобрила. Нет, она была бы против.

- А сын наш возмужал и поумнел в последнее время. Заметила?

Она кивнула.

- Взрослеет, должно быть.

- Да нет. Тут другое. Это рыбка золотая помогла.

- Что? Кто помог? – он удивленно заглянул ей в лицо.

- Рыбка золотая. Волшебная рыбка. Которая желания исполняет. Чего тут непонятного? Я её попросила насчёт Игорька, вот она и подсуетилась.

- …Ты … ты это серьёзно? Или я чего-то не понял, может, ты иносказательно говоришь.

- Да, прошедшие два года не пошли тебе на пользу. Ты стал хуже соображать, Андрей. Или просто стареешь. Я тебе русским языком говорю: у меня есть золотая рыбка. Которая исполняет мои желания. Вот я и попросила её образумить Игоря, внушить ему, что надо нормально учиться. Она и помогла.

- Золотая рыбка – это …декан что ли?

- Ну, кому как, а для меня это такая живность с плавниками, вуалевидным хвостом, вся в чешуе, как жар блестя. Плавает себе в аквариуме. Посмотреть на неё – дура дурой. Но желания исполняет исправно.

- Вона как! Да ты славно устроилась. Слушай, по старой памяти разреши и мне побеседовать с твоей рыбкой. Только одно желание! И всё! И больше никаких. Слово даю.

- Ага. Прямо сейчас. Я сама её не напрягаю лишний раз. Обращаюсь только в самых крайних случаях. Попросила её, чтобы мне зарплату прибавили, на следующий же день оклад увеличили. Насчёт Игорька обратилась, и парень моментально за ум взялся. С Аней беда случилась, я опять к ней, и всё обошлось. Попросила мне отдых устроить, и тут же горящая путёвка нарисовалась. Ещё кое о чём попросила, но это пока в стадии осуществления. Да ладно, так и быть, по старой памяти, как ты говоришь, помогу. Выкладывай своё желание, а я её попрошу от твоего имени. Чего тебе надобно, старче?

- Насчёт старче я бы не был так категоричен. А желание моё таково: передай своей рыбке, что я очень хочу понравиться одной даме. В общем, как пелось в одной песне моей далёкой юности: «Рыбка, рыбка сделай так, чтобы дама эта побежала бы за мной даже на край света. Чтоб глядела на меня, синих глаз не отрывая. А дворец возьми себе, рыбка золотая». Всё поняла? Или тебе лучше записать для верности?

- Поняла. Всё поняла. Ты только не назвал координаты своей дамы. А то ещё не ту даму в тебя влюбит рыбка. И будет: хотели как лучше, получилось как всегда.

- А координаты дамы очень просты. Есть симпатичная такая особа, среднего роста, стройная, глаза серые, волосы с рыжинкой, имя редкое – Вероника. Некогда состоявшая со мной в интимной близости на законных основаниях. Мать сына моего единственного. Так вот, пусть твоя золотопузая сделает так, чтобы она опять … ну, в интимной близости на законных основаниях. Поспособствуешь этому? И учти, что ты мне уже пообещала помочь. Негоже от слов и обещаний, данных ранее, отказываться. Вероника, куда же ты?..

Она обернулась на ходу.

- Как куда? Ты же сам просил. Звонить рыбке, конечно.

 

Обедали они втроём за одним столиком – Вероника, Андрей и мрачный дядька. Вероника молча без лишних вопросов подвинула дядьке заливную рыбу и творожный пончик. Дядька так же молча придвинул подношение к себе как должное. Андрей удивленно поднял брови, но ничего не сказал. Ели очень вкусный рассольник, потом котлеты по-киевски, запили всё это клюквенным киселём. Вероника в отсутствии заливной рыбы и пончика расправилась с обедом быстрее своих компаньонов, но сидела, ждала Андрея. Всё равно бы он вскочил за нею следом, не доев своего обеда. Так пусть уж поест спокойно. Он допил кисель, пончик свой по её примеру пожертвовал дядьке. Встали, вышли из столовой, не сговариваясь пошли к берегу. Сели на бревно, что лежало так близко к реке, что вода добегала до ног. Вероника сняла босоножки и подставила ступни воде, которая словно только того и ждала, стала нежно облизывать её ноги.

- Вер, – нарушил он молчание, – я опять к нашему разговору возвращаюсь. Я ведь не пошутил насчёт своей просьбы золотой рыбке. Это очень-очень важно для меня. Вопрос жизни и смерти. Дело в том, что я очень люблю эту даму. Я тебя люблю, Вер…

- Я же обещала тебе исполнить твою просьбу, – она подняла на него свои серые глаза. – Я её выполню, Андрей. Обещаю тебе.

 

-… Рыбка, моя дорогая. Это опять я тебя беспокою. Нас сейчас разделяет расстояние, но для такой волшебницы, как ты, это наверняка пустяки. Тем более, что между нами сейчас река – твоя родная стихия. Помоги мне. Помоги в последний раз. Ты устроила нашу встречу, я это знаю. Сделай теперь так, чтобы мы были вместе. Я люблю этого человека. Люблю всей своей душой. И он меня любит, я это точно знаю. Соедини нас, пожалуйста. Ой, кто-то стучит в дверь. Подожди, пожалуйста. Я только открою.

За дверью стоял он, Андрей. У Вероники закружилась голова. И прежде чем упасть головой на его грудь, только и успела подумать: «Спасибо тебе, милая».

 

…- Сынок, как дела? Что нового? Ты там не утонул ещё в грязи и не умер от голода без меня? У меня для тебя есть хорошая новость, но сначала ты о своих новостях расскажи.

- Ма, я уже большой мальчик. Чего ты, в самом деле, за меня беспокоишься. Да всё нормально. Только одна маленькая неприятность. Да не пугайся ты. Так, пустяки. В тот день, как ты уехала я рыбу в аквариуме начал кормить, да пакетики перепутал, насыпал ей вместо корма какой-то суповой приправы. В общем, сдохла она. Но ты не переживай из-за этого. Я другую рыбку купил. Такая красивая, в бело-чёрную полоску. А в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо. Всё хорошо!

 

…Она сидела на берегу, на том же бревнышке и думала. Так это вовсе и не рыбка привела Андрея вчера к её двери. Он сам пришёл. Сам. И оклад ей повысили, потому что она давно это заслужила. И сынок повзрослел и поумнел тоже сам по себе, время пришло. И с Андреем они встретились потому, что рано или поздно всё равно это должно было случиться. В душе она это всегда знала. Ведь они духовные сиамские близнецы. Две половинки одного яблока. И рыбка тут совершенно не при чём.

Или всё же при чём?..