ОБЕЩАНИЕ
(Пьеса в 3-х действиях)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ФЕДОР СМИРНОВ, лейтенант
ИВАН, радист
ГОЛОС ИЗ ШТАБА
МЕДСЕСТРА
АННА СМИРНОВА, жена лейтенанта
МАРИЯ СЕМЕНОВНА, жена радиста
ПОЛИНА, соседка Марии Семеновны
ИГНАТ, деревенский бобыль
Действие первое
Темнота. Постепенно становится слышен шум ветра, колышутся высокие травы, листва берёз. И вот уже щебет утренних птиц. Кажется, вот-вот темнота спадёт, брызнет рассвет. В центре сцены появляется слабое пятно света – в нём, молодой парень в тельняшке. Черт лица не разобрать – так слаб ещё свет.
ПАРЕНЬ. Слышь… тебе обязательно надо ко мне приехать. Как так, ты столько прожил, а в деревне еще не был ни разу?! Это ж как… ну я не знаю даже… как детство без игрушек, что ли. Нет… как если бы ты родился, вырос, а в жизни музыки никакой не слыхал, ни песни хорошей, ни мелодии. Понимаешь? Нет, это, я считаю, упущение с твоей стороны непристойное. Это ты зря… в общем, обещай, как только это самое… в общем, сразу ко мне езжай. Я уж тебя встречу, как полагается. Жена накормит (стол накроет), как следует, по-нашему, по-деревенски (смеется приятным хрипловатым смехом), до отвала. Ну, самогончику, само собой. Ну, кваску, понятное дело. Нет, конечно, сразу-то всего нажираться не дело. Так что ты рассчитывай так на недельку, а то и на две. Чтоб каждый день по разной диете, как говорится – у нас ведь есть чего отведать – и квасу, да и просто колодезной водички, и водочки с огурчиками, и молочка! Враз же все не смешаешь! Сам понимаешь. Потом – в баньку обязательно, куда ж без нее. Попарю тебя по братски, уши в трубочку свернутся. У меня банька прямо напротив омута – ничего ж лучше нет, как из баньки сразу в реку-то! А? Слышишь меня? Я прям сам загорелся. Люблю это банное дело (снова смеется, и в смехе его слышна вся любовь к томительному деревенскому вечеру на берегу реки, у бани…) А хошь и с девками можно в омуте поплавать, слышишь, нет? Тут уж ты мой намек тонкий, правильно понимай. Красота, я тебе говорю. Не приедешь если… всю жизнь будешь жалеть, точно, помяни мои слова. Мы с тобой и на охоту сходим, и за грибами – я такие места знаю, ведрами можно рыжиков собирать, лопатой греби-не хочу. Да и просто по лесу походить – особое удовольствие, как тут расскажешь, если ты не был ни разу. Или в лесу-то был? А? А рыбалка, слушай… О-о-о-й! Сказка, в общем, а не жизнь у нас в деревне. И зачем только люди в свои города уезжают? Запрутся в каменных джунглях своих и это… сидят, газеты читают. Дураки да и только. Чего это там в ваших городах невиданного? Не, и вправду, дураки. Вот сам поймешь, как к нам в деревню приедешь. Дураки, скажешь, дураки, и че, скажешь, я такой же в городе своем сидел. Когда все, что для души и тела человеческого – все в деревне есть, да еще в тысячу раз лучше и полезнее. А там глядишь – умнее станешь и жить у нас останешься. Мы тебе и работу найдем, нормальную, мужицкую – а не какую-нибудь там худосочную, за столом сидеть в конторе. В поле, на свежем воздухе, если захочешь. А захочешь не в поле, в самой деревне – все одно свежий воздух, куда ни плюнь.
Смеется, хриплый смех его постепенно переходит в кашель, который становится все надрывнее, громче, неудержимее. Кашель заглушает шум радиопомех, в котором еле слышны чьи-то командирские слова, позывные – тоже как кашель или далекий лай. Иногда можно расслышать отдельные слова «Берег, берег, я остров – два, я остров – два…».
Луч света меркнет. Снова полная темнота.
Шум радио накрывает волной канонады. Отблески сигнальных ракет, лучи противовоздушных прожекторов, пунктиры трассеров, вспышки взрывов. Последний снаряд разрывается где-то совсем рядом – слышен шум осыпающейся земли.
Медленно освещается сцена. В воронке, присыпанные землей и пеплом, лежат двое. Тусклый свет выхватывает их из хаоса темноты и игры световых вспышек. У обоих взрывом перебиты ноги. Один из них, в тельняшке, в наушниках, борется с радиостанцией, пытаясь наладить радиосвязь. Слышен треск радиоволн и электроразрядов, невнятные обрывки слов на том конце.
РАДИСТ. Берег, берег, я остров два, прием. Берег, берег, я остров два. Прием… (стучит по станции, дует в микрофон, щёлкает тумблерами). Черт возьми, ну где же они.
ЛЕЙТЕНАНТ. Оставь. Я думаю, им уже нечего нам сказать. Тут и так все понятно.
РАДИСТ. Что понятно? Какого хрена? Они что просто так оставят нас здесь подыхать?
ЛЕЙТЕНАНТ. А ты что думал, что они сюрприз на твой день рождения готовят?
РАДИСТ (продолжает возиться с радиостанцией) Берег, берег, я остров два, берег, прием, я остров два, ответьте, черт вас всех задери, нелюди окаянные!
ЛЕЙТЕНАНТ (какое-то время молча наблюдает, затем говорит) Оставь, слышишь? Давай-ка лучше приготовимся, как следует. Скоро уже… недолго нам осталось.
РАДИСТ.(откладывая станцию и вглядываясь в линию фронта) Ты как думаешь, где они прорвутся?
ЛЕЙТЕНАНТ. Наверняка с левого фланга. Похоже, там еще наш пулеметчик живой, огонь на себя отвлекает, но…
Оба некоторое время прислушиваются к пулеметным очередям.
РАДИСТ. А ты откуда знаешь, про мой день рождения?
ЛЕЙТЕНАНТ в ответ неопределенно хмыкает, молчит.
РАДИСТ. В прошлый раз жена мне носки верблюжьи в подарок выслала. Сегодня они бы мне совсем некстати пришлись… (горько ухмыляется, смотрит на перебитые и кое-как перебинтованные какими-то тряпками ступни).
ЛЕЙТЕНАНТ. Скажи спасибо, что она тебе шапку не выслала. Или галстук.
РАДИСТ. А может, так бы и лучше было.
Молчат.
ЛЕЙТЕНАНТ. Ты во сколько родился?
РАДИСТ. Мать говорила, в полшестого.
ЛЕЙТЕНАНТ (смотрит на часы) Скоро уже. Может, дотянем еще.
РАДИСТ. Ну, тогда, приглашаю тебя, как говориться, на именины.
ЛЕЙТЕНАНТ. Спасибо, как-то неудобно без подарка.
РАДИСТ. Какие уж подарки, главное – сам приходи.
ЛЕЙТЕНАНТ. Я так не привык…
РАДИСТ. А ты мне привет по радио передай (тычет в радиостанцию) моя любимая песня «Вот пуля пролетела и ага…».
ЛЕЙТЕНАНТ. Попробую…
В этот же момент радио оживает, кашляет шквалом помех.
ГОЛОС ИЗ ШТАБА. Остров два, остров два, я берег…
РАДИСТ. Я остров два, берег – прием.
ГОЛОС ИЗ ШТАБА. Остров два, доложите обстановку…
РАДИСТ. Все хреново, командир, мы, похоже, в плотном кольце, нужна поддержка с воздуха.
ГОЛОС ИЗ ШТАБА. На данный момент поддержку обеспечить не можем. Сколько можете продержаться?
РАДИСТ. А хрен его знает…
ГОЛОС ИЗ ШТАБА. Точнее, сообщите точнее?
ЛЕЙТЕНАНТ (вырывает микрофон у радиста). Послушайте! Алло, на связи лейтенант Смирнов. Докладываю обстановку, позиция практически полностью уничтожена. Если немедленно не будет обеспечена поддержка… (подыскивает нужные слова), то мы уже не выйдем на связь. Как поняли? Прием. Повторяю, позиция полностью уничтожена, срочно нужна поддержка… Эти гады нас зажимают со всех сторон.
ГОЛОС ИЗ ШТАБА. Прием, остров два, прием. Повторите, сколько можете продержаться.
ЛЕЙТЕНАНТ. Черт. Знаете что… елки-маталки, вы слышите меня?.. (пауза, смирившись с положением, совсем другим тоном) Передайте, пожалуйста, для моего друга Радиста хорошую песню.
ГОЛОС ИЗ ШТАБА. Прием, остров два, я берег, сообщите ваши ко… (связь снова утопает в волнах шумового хаоса)
ЛЕЙТЕНАНТ. (отдает микрофон Радисту). Жди, теперь свою последнюю песню…
Молчат.
РАДИСТ. Ну и сколько нам еще ждать?
ЛЕЙТЕНАНТ. А что ждать, может, начнем?
РАДИСТ. Нет, раньше справлять нельзя. Примета плохая. Может, пока песню споем, а то от них (тычет в радиостанцию) ни песни, ни поддержки, ни слова хорошего не допросишься.
ЛЕЙТЕНАНТ. Я слов не знаю. Да и слуха у меня нет.
РАДИСТ. Это все брехня. У всех слух есть, только у каждого свой. А слова там простые, ты только подхватывай… (набирает воздух в легкие). «Вот пуля…»
В этот же миг раздается выстрел, совсем рядом с головой РАДИСТА в землю впивается пуля. Оба инстинктивно пригибаются.
РАДИСТ. Понял. Понял. Чем вам песня-то не угодила, изверги? Может, вам что-нибудь по-вашему проблеять? Отродье дебелое… Но в таком случае, уж я словей не знаю, в школе иностранному не учили. А ты, лейтенант?
ЛЕЙТЕНАНТ. Я знаю только «Хэппи бездей ту ю, хеппи бездей ту ю…»
РАДИСТ. Это че значит? Матерное что ли?
ЛЕЙТЕНАНТ. На вроде того.
РАДИСТ. А дальше как?
ЛЕЙТЕНАНТ. Ну… «Хэппи бездей ту… рэдиомэн, хэппи бездей ту ю!»
РАДИСТ. Какая-то мелодия напыщенная. Сразу понятно, что не наша. Без души. Не умеют они песни складывать. (вздыхает). А ты где ихние слова учил, в школе или в институте?
ЛЕЙТЕНАНТ. И в институте тоже учил.
РАДИСТ. А на кого выучился в институте-то?
ЛЕЙТЕНАНТ. На филолога.
РАДИСТ. Доктор что ли?
ЛЕЙТЕНАНТ. Нет. Это на вроде писателя. Или скорее читателя.
РАДИСТ. Ишь ты. И сколько ж этому учат?
ЛЕЙТЕНАНТ. Пять лет. Только я не доучился.
РАДИСТ. Надоело?
ЛЕЙТЕНАНТ. Война.
Молчат.
ЛЕЙТЕНАНТ. А ты кем был?
РАДИСТ. Что-то вроде помощника механизатора. Меня поэтому и к радиостанции приставили. Насилу еле разобрался. Надо было кого-нибудь посмышленее, чем я, к ней приставить, поди б подкрепление уже бы выпросил. Честно говоря, я с этой техникой не в особых ладах. Одно только слово – «помощник», а на деле – самому бы кто помог. Тоже в общем, как и ты – не успел еще на свою профессию выучиться. А тут еще война. Что б ее…
Молчат.
РАДИСТ. Слышь. Кажется, пулемет замолчал.
Прислушиваются.
ЛЕЙТЕНАНТ. Не слышно.
РАДИСТ. Я и говорю. Давно уже не слышно. Давай-ка это, была не была, отметим рождение мое, а то неровен час… вместо именин на поминки попадем.
ЛЕЙТЕНАНТ. (смотрит на часы) А уже и время как раз.
РАДИСТ. Вот и ладушки.
Лейтенант шарит по карманам. В них только крошки земли, какой-то мусор.
РАДИСТ. Ты чего?
ЛЕЙТЕНАНТ. (продолжая искать) Я говорю ж, подарка у меня нет. Вещмешок куда-то взрывом унесло…
РАДИСТ. Брось, командир, слышишь-нет, кому сказал?
Лейтенант нащупывает что-то в нагрудном кармане. Достает личные документы, завернутые в целлофан.
РАДИСТ. Что это?
ЛЕЙТЕНАНТ. (разворачивает целлофан, показывает Радисту две бордовые корочки и старую фотографию). Вот, все что есть. Держи (протягивает документы, оставив себе фотографию).
РАДИСТ. Не дури, слышь. Совсем что ли умом тронулся? Я таких шуток не понимаю.
Пауза. Лейтенант не опускает руку. Радист смотрит на протянутые черными пальцами личные документы.
РАДИСТ. Этому тебя, значит, в институте научили? Что без подарка нельзя? Филолух, блин. Знаешь, что… Давай, я еще подумаю, какой подарок от тебя попросить. Подумаю и скажу. Будет вроде желания моего. Идет? Это спрячь, не гневи судьбу.
ЛЕЙТЕНАНТ. (неохотно убирая документы обратно в карман) Хорошо. Давай так.
РАДИСТ. Вот и отлично. А у меня, кстати, вещи где-то здесь… (заметно повеселев, отыскивает рядом вещмешок, развязывает). Чуть было не забыл. У меня, наверное, и выпить что найдется. Ой, как кстати…
Радист достает фляжку. Отвинчивает крышку, нюхает. Улыбается. Протягивает Лейтенанту.
ЛЕЙТЕНАНТ. (приняв фляжку) Ну, за тебя.
РАДИСТ. И за победу.
ЛЕЙТЕНАНТ. За победу и за тебя.
Пьет, возвращает фляжку Радисту. Тот тоже делает глоток, занюхивает рукавом.
РАДИСТ. Закусить только нечем, а так хорошо.
ЛЕЙТЕНАНТ. Нет, что ни говори, а пирушка на славу удалась у тебя.
РАДИСТ. Ага, осталось только фейерверку дождаться и все будет в полном ажуре, товарищ лейтенант. Давай, по второй.
Снова пьют из фляжки. Радист делает последний глоток. Задумчиво вертит в руках опустевшую фляжку, будто раздумывает – выкинуть или оставить.
ЛЕЙТЕНАНТ. Давай-ка я тебе чего-нибудь пожелаю. Между прочим, у нас в институте к моим пожеланиям прислушивались с особым трепетом – потому что все что ни пожелаю, все сбывалось. Меня даже некоторые Касандриком обзывали.
РАДИСТ. Ну и нравы в ваших институтах. (ухмыляется) Касандрик. Ну ладно, давай, свои пожелания. Вот и проверим, какой из тебя Кас… Касатик. Посмотрим, сбудутся или нет.
ЛЕЙТЕНАНТ. Значит так… (внимательно изучает лицо Радиста, будто читает в нем его будущее) Желаю тебе в этот важный день, чтобы жена твоя дождалась от тебя вскоре благой весточки. И чтобы сердце ее за тебя успокоилось. Потому что спокойствие жены оберегает мужа от всех напастей.
РАДИСТ. Так, хорошо.
ЛЕЙТЕНАНТ. А еще желаю, чтобы ты сам…
РАДИСТ. А вот тут уже осторожнее, лейтенант – могет и не сбыться. Ты подумай хорошенько прежде чем за меня самого браться, лучше как-нибудь в обход, по-иносказанному…
ЛЕЙТЕНАНТ. Значит, желаю чтобы ты … чтобы ты ко мне в гости пришел, посмотрел, где я живу, с женой моей познакомился и, причем, чтобы с этого самого дня и года еще не прошло.
РАДИСТ. (восхищенно) Во как загнул! Молодец. Ну, теперь пусть только не сбудется, лейтенант, ну смотри у меня!
Вдруг слева доносится неясный шум. Оба замолкают, всматриваются в сторону, откуда доносится возня. Наконец появляется медсестра. Подползает к воронке, смотрит на ошалевших бойцов. Видит их перебитые ноги.
МЕДСЕСТРА. О голубчики, как же это вас… ползти можете?
РАДИСТ. Сестрица, ты откуда здесь? Боже ж ты…
МЕДСЕСТРА. А я за вами. Здесь недалеко есть пока проход сквозь кольцо, я бы вам его показала… Но… Как же вы так, родимые? Что ж теперь делать?
РАДИСТ. Ползи отсюда, родная, пока эти гады кольцо не замкнули. Пропадешь, красавица.
МЕДСЕСТРА. Нет, вы что. Я хоть одного, но с собой заберу.
РАДИСТ. Кого же? (смотрит на лейтенанта)
ЛЕЙТЕНАНТ. Тащи его, сестра, за мной позже успеешь.
РАДИСТ. Какой там позже, ты что, лейтенант! Не успеет, (сестре) тащи его, он старше званием. Для родины, значит, нужней.
ЛЕЙТЕНАНТ. Сестра, приказываю взять радиста, у него жена, двое детей.
РАДИСТ. А у него трое… будет, он мне сам только что рассказал, что тройню хочет.
ЛЕЙТЕНАНТ. Отставить разговорчики! Сестра, выполняйте приказание. У него день рождения сегодня, так что сам бог велел его первого тащить.
РАДИСТ. Какого черта, лейтенант! Погоди-погоди. День рождения, говоришь. Вот и подарочек твой пригодился, парень. (довольно улыбается). Обещал желание мое исполнить – вот и ползи с сестрицей, и не кобенься. Понял? Это мое желание и есть. (пресекая возражения Лейтенанта) Давай-давай, лейтенант, дал слово – выполняй.
ЛЕЙТЕНАНТ. Да ты что, как же я потом жить-то буду. Пусть тебя забирает. Я везучий, как-нибудь пронесет. Мало ли…
РАДИСТ. Хватит мне зубы заговаривать. Я сказал, ползи на хрен отсюда. Сестра, хватай его за шкирку!
ЛЕЙТЕНАНТ (сдаваясь). Но… епть, старик… Я же… Может тебе…
Долго смотрят друг другу в глаза. Затем сестра помогает Лейтенанту выбраться из воронки и волоком утаскивает его в темноту.
РАДИСТ (спохватываясь кричит во след медсестре и Лейтенанту) Сестра, как тебя зовут-то, родная?
В темноте вспыхивает подсвеченное снизу страшное лицо медсестры, бледное, с черными глазницами и впалыми щеками.
МЕДСЕСТРА. (шипит из темноты) А ты разве не узнал меня?…
Темнота. Смех медсестры заглушают звуки артподготовки, которые постепенно сходят на нет. И снова, как в начале действия – в узком и сумрачном луче света – лицо Радиста.
РАДИСТ. Слышь… тебе обязательно надо ко мне приехать. Как так, ты в деревне еще не был ни разу?! Нет, это, я считаю, упущение с твоей стороны непристойное. В общем, обещай, как только – так сразу ко мне. Я уж тебя встречу, как полагается. Жена накормит, как следует, по-нашему, по-деревенски. Ну, самогончику, само собой. Сам понимаешь. Потом – в баньку обязательно, куда ж без нее. Попарю тебя по братски, уши в трубочку свернутся. У меня банька прямо напротив омута – ничего ж лучше нет, как из баньки сразу в реку-то! Мы с тобой и на охоту сходим, и за грибами – я такие места знаю, ведрами можно рыжиков собирать, лопатой греби-не хочу. Да и просто по лесу походить – какое особое удовольствие, как тут расскажешь, если ты не был ни разу. А рыбалка, слушай… О-о-о-й! Сказка, в общем, а не жизнь у нас в деревне. И зачем только люди в свои города уезжают? Дураки да и только. Вот сам поймешь, как к нам в деревню приедешь. А там глядишь – умнее станешь и жить у нас останешься. Мы тебе и работу найдем, нормальную, мужицкую – а не какую-нибудь там худосочную. В поле, на свежем воздухе, если захочешь. А захочешь не в поле, в самой деревне – все одно свежий воздух, куда ни плюнь.
Действие второе
Темнота. Оглушительные звуки канонады, выстрелы, свист и взрывы бомб, отголоски солдатских криков, некий структурированный, не лишенный гармонии шум войны. Постепенно сходит на нет и совсем прерывается громким стуком в дверь.
Вспыхивает свет ночника, освещая комнату. Старые пожелтевшие обои. Слева железная кровать и тумбочка. Справа стол, стул.
Женщина сидит на кровати, она, судя по всему, только что проснулась, включила ночник. На ней шерстяная юбка, кофточка, голова обвязана платком, на ногах шерстяные носки. Оглядывает комнату, пытаясь понять, что произошло, смотрит на будильник на тумбочке, который показывает немногим больше после полуночи. Вспоминает, что видела какой-то сон. Сидит некоторое время в ошеломленной задумчивости.
Стук в дверь раздается снова. Теперь уже ясно, что он был не из сна.
Она вздрагивает, идет в прихожую, робко заглядывает в глазок и поспешно открывает дверь. Отступает назад, снимает платок с головы.
Входит Радист – в военной форме, с очень бледным грязным лицом, с перевязанной бинтом головой. Заходит медленно, нерешительно. Не отрываясь, смотрит на нее.
РАДИСТ. Анна Смирнова, супруга Федора Смирнова здесь проживает
СМИРНОВА. Здесь. Это я. Вы… вы… от него?
РАДИСТ. Да… Я его однополчанин, сослуживец…
СМИРНОВА. (роняет из рук платок, подносит руки ко рту) С ним что-то случилось?
Огромная пауза. Оба не шевелятся, смотрят друг на друга.
РАДИСТ. (почти незаметно преодолев в себе что-то, а потом уже совершенно естественно недоумевая) Да вы что, как вы могли подумать! С ним все в порядке, жив, здоров. Я вот просто по дороге домой, на побывку, а он просил к вам заехать, передать вести, что все хорошо…
СМИРНОВА. Вы его видели?
РАДИСТ. А как же, мы в одном отряде, бок о бок, уже второй год.
СМИРНОВА. (ожила, засуетилась, не может все еще придти в себя) Ой, да вы проходите, что ж это, на пороге… Проходите, вот, присаживайтесь, располагаетесь, я вас сейчас накормлю, устали с дороги-то?..
РАДИСТ. Нет, нет, не надо, прошу вас, я совсем не голоден. В самом деле. Я не надолго. (присаживается на стул возле стола).
СМИРНОВА. (не зная, куда себя деть, стоит перед ним, вне себя от волнения) Ну, как он там? Расскажите, все расскажите…
РАДИСТ. (почти не смотрит на нее, куда-то в пол) Хорошо. Вы за него не волнуйтесь. Он так и передал. Не волнуйтесь, мол за него, все будет хорошо. Да вы тоже сядьте, а то мне как-то, неудобно…
СМИРНОВА. Да-да, конечно, вы рассказывайте, рассказывайте … (садится на край кровати, не отрываясь смотрит на него).
РАДИСТ. Ну, что тут, значит, рассказывать-то… Он очень скучает, жалел, что не может приехать. Знаете, он там очень нужен, без него никак, вот поэтому… А меня не надолго отпустили, и я сразу… вернее, проездом, и к вам, передать, что все с ним хорошо. Я видите ли обещал, мы с ним клятву друг другу дали, навроде если что случится… ну то есть, если что, я имею в виду, если вдруг выпадет такая возможность, то я сразу к вам и заеду. Сообщу, что все в порядке, ваш Федор жив и здоров, шлет приветы и просит о нем сильно не беспокоиться.
СМИРНОВА. Он что-нибудь передал, письмо или…
РАДИСТ. Да где там, что вы… Все так неожиданно случилось. Мы и глазом моргнуть не успели, где уж там письмо написать. Так только, на словах и еще… (достает из кармана документы в целлофане) Вот, его личные вещи…
СМИРНОВА. (настороженно) Зачем же это он?
РАДИСТ. (поспешно) Ну, это чтобы вы мне поверили, что я его знаю, чтобы… А вдруг я мошенник какой. Хотя, конечно, придумал он тоже… я ему, между прочим, сразу сказал, что это не дело, но он же всегда с причудами. Вы же сами знаете, как взбредет ему что-нибудь в голову, так не переубедишь. Поэтому я уже и спорить не стал, пришлось взять. Я ему это конечно верну, когда назад вернусь, не беспокойтесь. Сами знаете, он какой странный всегда, не от мира сего, что называется, придурошный. Ну в хорошем смысле, то есть… Вот случай у нас недавно был, в последний раз в баню ходили, редкая возможность выпала, деревню освободили, а там одна баня только и уцелела, мы ее и затопили. Так он пошел, а я ему говорю, воды холодной возьми, а то там кончилась. Ладно, говорит, возьму. Ушел, значит, и что-то долго нет его, я даже беспокоиться стал, пошел взглянуть, мало ли чего, может, угорел. Так нет, он, оказывается, про воду все-таки забыл, стоит посреди бани голый и из ведра в ведро горячую воду переливает – остужает, значит. Так что вы за него не беспокойтесь, он еще всех переживет.
СМИРНОВА. (расстроено) Да как же можно не волноваться, там ведь… Скажите, мне честно, опасно там?
РАДИСТ. Ну как вам сказать, сами, наверное, все понимаете.
СМИРНОВА. Обещайте, что присмотрите за ним! Вы ведь из одного полка? Друзья?
РАДИСТ. В одном отряде, конечно, друзья. Он у вас, знаете какой, таких еще поискать, смелый, благородный, знаете, как его уважают. Да я вам за всех ребят скажу, что он настоящим товарищем был.
СМИРНОВА. Был?
РАДИСТ. …Ну да был… (пауза) пока его командиром отряда не назначили. А после этого он не просто товарищ, он для нас наставником стал, за отца его почитаем. Он там не заменим, так что вам уж потерпеть придется, без него там совсем никак. Но ничего, нас сейчас на другой фронт перекидывают, а там уже и до победы недалеко, дожмем гадов, вы только ждите, ждите и верьте.
СМИРНОВА. Да, да, как же можно иначе, только верой и живы. А вы куда, домой, вас ждет кто-то?
РАДИСТ. Ждет. Конечно, ждет. Хотите я вам… (достает из кармана свои документы, пачку сигарет, протягивает фотографию) Вот.
СМИРНОВА. Красивая. Хотела бы я с ней познакомиться.
РАДИСТ. (возбужденно) А вы ей письмо напишите. Давайте, я вам адрес оставлю. (поспешно пишет на клочке бумаги). Вы только обязательно напишите, напишите, что меня видели, что жив, шлет привет…
СМИРНОВА. А как же сами? Разве вы…
РАДИСТ. Знаете, я ведь просто не хотел говорить, но я, наверное, не поспею, времени совсем мало, туда и обратно не успеть, вот только до вас и добрался…
СМИРНОВА. Как же это так?
РАДИСТ. Но ничего, вы главное напишите ей и все. Мне больше не надо. А ей, знаете, какую радость подарите. Напишите?
СМИРНОВА. Конечно.
РАДИСТ. (встает) А мне, пожалуй, пора, вы уж извините.
СМИРНОВА. Как? Куда, на ночь-то глядя. Я вас не отпущу. Никуда вы не уйдете.
РАДИСТ. Ну хорошо, если только до утра.
СМИРНОВА. Конечно. Оставайтесь, я вам на кухне постелю.
РАДИСТ. О, нет, не надо…
СМИРНОВА. Почему?
РАДИСТ. Я после… контузии (показывает на забинтованную голову) совсем не сплю. Просто посижу тут. А вы ложитесь, не волнуйтесь обо мне.
СМИРНОВА. Ну хорошо, как хотите. (оставляет его сидящим на стуле, возвращается в кровать, и не раздевшись ложится.)
РАДИСТ. Спокойной ночи, вы свет тоже можете выключить, я и в темноте посижу, до утра, мне даже так лучше.
Она выключает ночник.
Полный мрак. Тишина. Через некоторое время чиркает спичка: он зажигает сигарету, тлеет красный огонек.
СМИРНОВА. Вы не спите?
РАДИСТ. Нет.
СМИРНОВА. Скажите, а там очень страшно?
РАДИСТ. Страшно. Но с такими, как ваш муж – не очень. (пауза) А он о вас часто вспоминает. Вы помните, как вы познакомились?
СМИРНОВА. Да, конечно помню… Это было на втором курсе.
РАДИСТ. Он об этом столько раз рассказывал. И о вас, какая вы у него умница. Я тоже помню, как мы с ним познакомились, сразу стало ясно, что он Человек с большой буквы.
Всплывает музыка. Скрипка (например, струнная Соната №1 И.С.Баха, адажио – bwv 1001). Вместе с первыми нотами музыки загорается луч проектора, который разрезает сцену надвое, между женой лейтенанта Смирнова и радистом. На стену в глубине сцены падает проекция старых фотографий, прямо поверх ободранных обоев, поверх висящих на стене часов, картин в рамках. На фотографиях – в хронологическом порядке, один за другим, важные моменты жизни семьи Смирновых. Весь путь лейтенанта Смирнова от младенчества, от босоногого детства, до окончания школы, института, знакомства с будущей женой. Потом идут кадры военной хроники. Победа. Налаживание послевоенного быта (будто Смирнов, как ни в чем небывало, вернулся с войны). Старость. Внуки. И последняя фотография – ветеран Смирнов лет восьмидесяти, с орденами и медалям, с морщинистым, уставшим лицом.
Проектор гаснет. Музыка стихает. Темнота.
РАДИСТ. Скоро начнет светать, мне пора уходить.
Она зажигает ночник, встает, готовая провожать его.
Радист встает, некоторое время в нерешительности мнется, молчит.
СМИРНОВА. (вдруг вспоминает) Может, я вам на дорогу соберу что-нибудь?
РАДИСТ. Нет, не надо.
СМИРНОВА. Но как же мне отблагодарить вас, постойте…
Бросается к нему, касается его ладоней и тут же вздрагивает.
Пауза.
СМИРНОВА. Какие холодные у вас руки.
РАДИСТ. (поспешно) Это я ночью замерз. Ничего страшного. (пятится спиной к дверям) Вы только ждите его, слышите? Обязательно ждите.
Она кивает, не в состоянии вымолвить и слова. Рука ее поднимается, чтобы перестить его, но он ловит ее на полудвижении и опускает, качая головой. Поворачивается и идет к выходу. На спине, под левой лопаткой, чернеет огнестрельная смертельная рана с кровавым подтёком.
Радист уходит. Она садится на кровать, закрывает лицо руками. Темнота.
Действие третье
Деревенская изба. Очень простое убранство, почти как в предыдущей сцене, за исключением некоторых новых деталей крестьянского быта. Печка-мазанка. Деревянная кровать. Стол. Лавки.
Мария Семеновна сидит задумчиво на кровати. Одета по-деревенски. Выходит из задумчивости, встает, занимается хозяйством – чистит картошку, режет лук, выходит из избы, заносит ведро с водой, ставит чугунок с картошкой в печь… и так далее. Все делает очень тихо, размеренно (но не слишком медленно) все время как будто к чему-то прислушиваясь.
С улицы доносятся какие-то крики, шум мотора – будто грузят что-то в машину. Несколько раз хозяйка дома ненадолго подходит к окну, смотрит на улицу, осторожно отведя занавеску, вздыхает, и снова продолжает заниматься хозяйством.
В сенях слышны чьи-то торопливые шаги. Стук в дверь и, не дождавшись ответа, в избу входит запыхавшаяся соседка.
СОСЕДКА. Семеновна, ты тут? Уф, умаялась я с этим скарбом, сама теперича жалею, что связалась. Одно ж то люди говорят, не ищи добра от добра, а мы будто муравьи натаскали полный грузовик, аж еще и не все влазит, ты представляешь! Я, короче, тебе табуретки там оставляю и эту, тумбочку, там у ней ножку сейчас подломили, но ниче быстро направить можно. Слышь? Ребята у тебя возле сарайки под навесом поставили, чтоб дождем не замочило.
Мария спокойно слушает соседку, продолжая чистить картошку, кивает.
СОСЕДКА. Ну, там, как я и раньше говорила, еще много чего тебе я в избе оставила, ты не забудь, потом зайди, глянь. Все что надо – бери не задумавшись, все равно тут кроме тебя никто уж не хозяин. Я избу открытой оставляю. Сначала-то хотела запереть, да ключ тебе отдать, а потом думаю, что зря чесаться да прыщи смешить – кому это все нужно, никто ж сюда больше не воротится. Прально, нет, Семеновна?
Мария нахмурившись с вызовом глядит на соседку.
СОСЕДКА. (поспешно) Нет, я твоего не имею в виду. Я про наших всех, кто уж сознательно уехал. Твой-то радист, знамо дело, рано или поздно воротится, ну тогда – помяни мои слова – вы уж вдвоем отсюда езжайте. Чего вам одним тут торчать в глуши. Прально говорю? (садится на лавку) Ноги не держат. Не балаболила бы – так замертво свалилась бы от суеты (смеется). У меня язык, как вентилятор, за счет его и стою. Ты меня знаешь, Семеновна. (пытается отдышаться) Я вообще-то попрощаться пришла, мы, кажись, загрузились, ехать готовы. Что-то я много чего хотела сказать. Да в уме мало что держится, все на языке – да выветривается быстро. Ты, это, мы вас, в общем, ждем с Иваном. Вы давайте тута не задерживайтесь, слышь? Как только он пожалует – сразу собираетесь и к нам. Я вообще-то не представляю, как ты, Семеновна, одна тут будешь в пустой деревне. Жуть. Как ты так решилась, не понимаю… но уважаю, Семеновна, оченно уважаю твое решение, ты меня знаешь. И правильно. А то как это твой с войны вернется? Он ни слухом, поди, ни духом о делах местных не знает, ни в зуб ногой, как говориться. Глянь – деревня пустая, а жены и след простыл. Он тута не смекнёт, что все съехали. Тут умом тронуться можно – как я себе это представляю. А ежли нет – ежли смекнёт, что к чему, то где тебя искать будет? А тут ты – его дождёшься и всё ему растолкуешь. В общем, ты у нас мудрая голова, не мне тебя учить. (вздыхает). Про избу, значит, я сказала. Про табуретки сказала… Ты мне что-нибудь, что ли, скажи, Семёновна.
МАРИЯ. (тихо) Езжайте с Богом. Обо мне не беспокойтесь.
СОСЕДКА. (встаёт, идёт навстречу) Ну дай тогда обниму тебя, только быстро-быстро чтобы не прикипеть и совсем тута не остаться.
Обнимает Марию порывисто, тут же отпускает, прячет лицо.
СОСЕДКА. (идёт к выходу) Ну, всё-всё прощай-прощай, соседушка, не поминай лихом, прощай… (открывая дверь из избы и перешагнув одной ногой порог, замирает, оборачивается). Маш… (пауза) Может, всё-таки с нами? Записку оставишь своему. Хошь ребята на фанере выжгут и гвоздями прибьют, ежли боишься за бумажку, что ветер сдует али мыши сожрут. Ну?
МАРИЯ. Иди, Поля, тысячу раз уже всё переговорено. Езжайте спокойно, а я тут останусь. Мне Ваню дождаться надо.
СОСЕДКА. Ну, это я так, на всякий запасной, не думай ничего. Прости-прощай, Семеновна. (уходит).
Мария продолжает заниматься хозяйством. К окну больше не подходит. С улицы доносятся звуки последних приготовлений к отъезду, хлопают двери грузовика, кто-то кричит что-то на прощанье. Звук удаляющегося мотора. Тишина.
Мария присаживается на кровать, словно прислушиваясь, к этой внезапно наступившей, тишине.
Долго задумчиво сидит.
Вдруг слышны осторожные шаги в сенях. Мария привстает. Дверь скрипит, без стука заходит мужчина с вещмешком. Он слегка хромает. Левая рука высохшая, в черной перчатке.
МАРИЯ. Игнат, ты ли? (садится обратно)
ИГНАТ. Он самый, Мария Семеновна.
МАРИЯ. Напугал меня. Я думала, все уехали. Да и ты, вроде бы, приходил уж прощаться.
ИГНАТ. Приходил, Мария, да вот увидел последний грузовик соседей твоих, да деревню осиротевшую, пустую, как улей разоренный. Мне аж жутко стало – представил, что ты одна посреди пустых изб. По улице ветер метет, через забитые окна сквозняки свистят…
МАРИЯ. И что ж ты вернулся? Меня пугать? (встает, подходит к столу, начинает мыть посуду в тазике).
ИГНАТ. Да нет. Просто волнуюсь за тебя, Мария.
МАРИЯ. Не бери в голову. Не твоего ума дело. У меня муж есть, пусть он за меня и волнуется.
ИГНАТ. Да он же погиб, Мария. Все похоронку видели.
МАРИЯ. Ты хочешь, чтоб я бумажке какой-то поверила, когда у меня сердце живое есть. Мало ли ошибок на свете, ни в Сосновке ли солдат вернулся, а на него аж две похоронки было?
ИГНАТ. Да кончилась же война давно. Что ж он, по-твоему, где задержался так?
МАРИЯ. Значит, есть ещё дела. Мало ли. Кончилась ему война. Сам знаешь, в армии всегда дел полно, а Ивана просто так от дел не оттащишь, вечно ему надо всё как полагается завершить. Нечего тут болтать зря. Знаю я, что не погиб он, нет у меня чувства, что упокоилась душа его. Вернётся. Он обещал, говорил, если ждать сильно буду… А ты не трави мне душу, ступай отсюда, да поскорей.
ИГНАТ. До чего упрямая.
МАРИЯ. Ступай, говорю, Игнат. Опять старую песню завёл.
ИГНАТ. Что ж ты со мной делаешь, Мария. Сердце мне на части рвёшь. Как же я оставлю одну тебя.
МАРИЯ. Не твоя забота.
ИГНАТ. Да как же не моя? Мы с Иваном твоим первые друзья были, что он мне скажет, ежли узнает, что я тебя одну бросил, без подмоги, без обережения.
МАРИЯ. Ничего не скажет. Ладно бы ты и вправду стерёг меня от ухажёров праздных. Так нет же, ты сам первый из них.
ИГНАТ. Мария, ну так я люблю тебя. Люблю, ничего не поделаешь. Пойми ты…. Погиб твой Иван, смирись. Ты молода ещё, у тебя жизнь вся впереди. Идём со мной.
Не дожидаясь ещё окончания фразы Игната, Мария выходит из-за стола со скалкой в руке.
МАРИЯ. (угрожая) Хватит, Игнат, уходи, кому сказала. Сам говоришь, деревня пустая. Некому меня сдержать будет. Покалечу организм твой влюблённый.
ИГНАТ. Давай, бей. И то легче будет.
Мария замахивается. Потом опускает скалку, отходит, присаживается на кровать, закрывает лицо руками.
МАРИЯ. Уходи, прошу тебя. Мне Ивана дождаться надо.
ИГНАТ. Сколько можно ждать его?
МАРИЯ. Сколько надо, столько и буду. Уходи. Найдется, кто и тебя ждать будет. Каждого кто-то ждать должен.
ИГНАТ. Значит, и мне ждать можно?
МАРИЯ. Хватит. Уходи.
Пауза. Наконец, не сказав больше ни слова, Игнат выходит. Мария вздыхает с облегчением. Лицо ее светлеет. Сидит, почти улыбаясь, будто обрела покой в душе. Встаёт, подходит к радио на стене. Включает. Звучит вальс. Мария подходит к комоду, берёт фотографию мужа, танцует под музыку. Лицо светлое, задумчивое. Вся жизнь пролетает перед её глазами – счастливая жизнь с Иваном…
Вдруг раздается стук в дверь.
Музыка смолкает. Мария замирает. Смотрит то на фотографию, то на дверь.
Стук повторяется. Мария медленно идет к двери. Останавливается в двух шагах от нее. Дверь открывается, входит жена лейтенанта Смирнова, в руке чемодан.
СМИРНОВА. Здравствуйте. Вы Мария Семёновна?
МАРИЯ. Я…
СМИРНОВА. У меня письмо от вашего мужа.
МАРИЯ. Он жив?!
Долго смотрят друг на друга. Потом делают шаг навстречу. Обнимаются.
И снова продолжает звучать тот же вальс. Сцену заполняют кружащиеся пары. Все счастливы, улыбаются, смеются. Обнимающиеся женщины стоят посреди сцены, пары кружатся, не задевая их, то ли плачущих, то ли смеющихся – не понять…
ЗАНАВЕС
16 июля, 2009