Авторы/Павлов Олег

Маленькие повести в стихах

 

 

КОНЕК-ВОРОНОК

Рассказ старого конюха

 

…Странный был жеребец — поджарый,

С треугольной звездочкой лоб,

И телегой не забижали,

Только все норовил в галоп.

Не тянул ни сохи, ни плуга…

А как выйдет в простор степной,

Так от холки его до крупа

Ветерок пройдет вороной…

Не ходил в хвосте у кого-то —

Фыркнет, вздрогнет, взобьет ковыль,

И обгонит на час полета,

Оставляя глотать свою пыль…

Ведь недаром какая-то немка

Собиралась его купить!

…Едем раз. Запылила «эмка»

Метров так в сорока пяти.

Конь добавил — я не мешаю —

Пусть побалуется слегка!

Ближе… Вот уже я читаю

Номер этого грузовика.

Догоняем, идем по борту —

Покосился шофер на нас.

— Что? — кричу я ему. — Ни к черту

Не годится твой тарантас?

Надо ж было сказать такое!

Парень с норовом, холостой —

Выжал газ, помахал рукою

И обставил нас метров на сто.

Догоняем — спокойно, ровно,

Он смеется, ядрена вошь!

— Эй! — кричу я ему. — На дровнях!

Не гони — коня изведешь!

Тут он врезал на всю железку —

И не видно его в пыли…

Конь мой вытянул тело в леску,

Отрывается от земли.

Вижу — дело зашло далече —

Заломил жеребцу скелет,

Конь легонько расправил плечи

И забросил меня в кювет.

Нет, не шибко меня зашибло,

Правда, кожу содрал с виска.

Встал — ни лошади, ни машины —

Только пыль, да горит щека…

 

Остальное узнал я после —

Гнал шофер, на педали жал,

Только конь оставался возле,

На полметра не отставал,

А потом дотянув до борта

Жадный зев горячего рта,

Запрокинул пенную морду

За шершавую грань борта.

Так и шел он, пока не рухнул,

Ноги вытянув впереди,

Только воздух усталый ухнул

Жутким колоколом в груди…

Помню, я бежал по дороге…

Долго ль — вспомнить уже не могу…

Конь лежал, разметавши ноги,

Будто все еще на бегу.

Рядом «эмка». Водитель «эмки»

Бледный — хоть сейчас хорони.

Подошел, говорю: «Зачем ты?

Я ж просил тебя — не гони!».

Взял его за грудки покрепче

Да встряхнул его пару раз…

Только толку! Лежит жеребчик,

Мухи кружатся возле глаз.

А потом мне лошачий доктор

Говорил: порвался мотор

И что будто жеребчик мертвым

Пробежал еще метров сто…

 

…Странный был воронок — поджарый,

С треугольной звездочкой лоб,

И телегой не забижали,

Только все норовил в галоп…

Только все мне потом казалось:

Сбрось меня он не в этот миг,

А пораньше хотя бы малость —

Он бы, черт, обогнал грузовик!

 

* * *

На тихом языке растений,

Немногословном и простом,

Бог разговаривает с теми,

Кого избрал своим перстом.

Увы, но Божье указанье

Еще не отверзает слух —

Без мук душевных, без терзаний

Избранник будет нем и глух.

Покуда страсти-пустоцветы

Не станут горсточкой утрат,

Он не услышит шорох света,

Гул облаков и ропот трав.

Дай Бог, чтоб речь, как дождь, как ветер,

Стихала, делалась ясней,

От искрометности соцветий

Поднявшись к мудрости корней.

 

РОЖДЕСТВО

 

По пустынным, по стоптанным пастбищам,

Где ни кустика нет, ни травы,

Не ища ни костра, ни пристанища,

Шли цепочкой седые волхвы…

Одержимые верой ли, страхом ли,

Шли без отдыха несколько дней…

Ночью дикие звери шарахались

Их безмолвных и странных теней.

Всем троим было им откровение,

Что сегодня и впредь никогда

Миру явлено будет знамение

И родится Господня Звезда

И укажет средь крика овечьего

На дитя, что сумеет вернуть

Все заблудшее Человечество

На тернистый, но праведный путь.

 

* * *

Шли волхвы, голодая и жаждая —

Двое зрячих, а третий — слепец,

И в походных котомках у каждого

Колотился с дарами ларец.

Догоняли их мысли тревожные,

Рвали в клочья одежды и дух…

Но однажды с холма придорожного

Их окликнул веселый пастух.

Он им крикнул: — А ну-ка, паломники,

Поклонитесь-ка мне, пастуху!

Я вам сыру отрежу по ломтику,

А потом отпущу по греху!

Но волхвы оказались от пищи,

Прошуршали, как тени в бреду…

Он спросил: — Так чего же вы ищете?

А волхвы отвечали: — Звезду!

— Да не ту ли, что встала над городом

И уснуть никому не дает?

И, задрав свои пыльные бороды,

Все волхвы закричали: — Ее!

Даже третий, слепой, беспрепятственно

Отыскал ее в небе перстом:

Так могуче, так ярко, так царственно

Восходила Звезда на престол…

 

* * *

И Звезда повела их по городу

До восточных от западных врат,

Где за выбеленными заборами

Процветали разбой и разврат.

Но у каждого дома с надеждою

Останавливались волхвы.

— Здесь? — взлетали горящие вежды их,

Но Звезда проплывала: — Увы…

Там, где улочки, камнем мощенные,

Распахнулись в песчаный пустырь,

Над пещерою, в хлев превращенную,

Встала в небе Звезда-поводырь.

А под нею, средь крика овечьего,

В трех волхвах воплотившись на миг,

Все заблудшее Человечество

Услыхало рождественский крик.

Весь пока что из Царствия Вечности,

Хоть и явленный в миге земном,

Новорожденный Сын Человеческий

Возвещал о приходе своем,

И светились духовностью детскою

Его ангельские черты…

И его, как царя иудейского,

В яркий хлев из ночной темноты

На коленях входя, мудрецы

Восхваляли пророческой песнею,

Предлагали с дарами ларцы,

Как Помазаннику Небесному…

 

Но напугана их появлением,

Укрывая младенца от глаз,

Роженица, светясь разрешением,

С Вифлеемской Звездою слилась.

— Прочь, безумцы! Дитя изурочите… —

Прошептала Мария волхвам. —

— Хворь накличете, бед напророчите!

Полно, старцы, безумствовать вам…

Кем он вырастет, чем он прославится,

Как его нарекут меж людей —

Для меня он на веки останется

Беззащитной кровинкой моей!

 

И волхвы отступили, смущенные,

И с поклоном оставили их —

В тайны звездных миров посвященные,

Но беспомощны в тайнах земных,

По которым во имя Спасителя

Ныне, присно, во веки веков

Новорожденным всем небожителям

Богоматерь дарует любовь —

И молочная белая грудь Ее,

И волос Ее светлый покров

Охраняет от глаза Иудьего,

От грядущих страстей и Голгоф.