«Где-то там, в незабывшейся жизни своей…»

 

СТАРАЯ, СТОЛЕТНЯЯ…

 

В землю вжат,

Век избыв,

Дом, как семечко.

Возле самой избы

Есть скамеечка.

 

Чуть зарницы мелькнут

В ранней продыми,

Глянь, хозяйка уж тут,

За воротами.

 

Дочь манила,

Звал зять:

Не помеха, мол;

Внучек рад был забрать…

Не поехала.

 

Свой-де двор-огород

Брошу-кину я

Лишь ногами вперед,

Под холстиною.

 

Есть причина у ней

Так вот речь вести:

Сын меньшой на войне

Сгинул без вести.

 

КУЗНЕЧНОЕ ДЕЛО

 

Известно из седых легенд

Вот про какой царев запрет:

«…Народам, бывшим с Пугачевым,

Железа в кузнях не ковать,

Дабы они — всяк вор и тать —

Мечей не отковали снова!..»

 

Сбегались на кузнечный звон

Псы-холуи со всех сторон.

Они людей, в труде упорных,

Из кузниц гнали вон взашей

И, надавав им плюх-лещей,

Гасили жар в мужицких горнах.

 

Был край наш пасмурен и тих,

Но всё же в кузнях потаенных —

Среди чащоб, в подземных норах —

Звенел-позванивал металл.

Народ ковать не перестал,

Упорно дело шло и споро.

 

Ковались в потайной глуши

Мотыги, топоры, ножи,

Рогатины, горбуши, вилы…

Всё шло в житейский обиход,

А также и на случай тот,

Когда встать силой против силы.

 

Народ не плакал-куковал,

А думы дерзкие ковал.

И вместе с огненным металлом

Из той купели горновой

Свой норов и характер свой

На пугачевский лад ковал он.

 

По вехам горя и невзгод

Упорно время шло вперед.

И, сокрушая все запреты,

Как реки взламывают лед,

Сковал оружие победы

И счастье выковал народ.

 

ГОЛУБИ

 

Не могу я слышать голубей,

Всякий раз бывает тяжело мне:

Лишь они застонут — столько вспомню

Из былых, давно ушедших дней.

 

Сразу вспомню я, что в дни войны

Госпиталь был в нашей средней школе,

Госпиталь — кровавый сгусток боли

На сердце у матери-страны.

 

А на низком школьном чердаке

Жило голубиное семейство.

Голуби сбивались на ночь тесно

У самой беды на сквозняке.

 

И когда они, бывало, днем

Выбирались ворковать на крышу,

Всё тогда казалось мне — я слышу

Раненых бойцов тяжелый стон.

 

Я поверить даже был готов

В то, что птицы переняли муки

От солдат безногих и безруких,

В панцирях из гипса и бинтов…

 

Отстучали в классах костыли.

Выживших — по свету не отыщешь.

За поселком — братское кладбище,

Там крушины гнутся до земли.

 

Снова возле школы смех и гвалт,

Вновь звенит малиново звоночек,

И пришкольный сад шумит-лопочет,

И на крыше голуби сидят.

 

Но едва увижу голубей,

Тотчас, как ударит, всё я вспомню

И услышу стон людей в их стоне —

Он с годами стал еще слышней.

 

И когда мелькает на листке

С веткой в клюве белый голубь мира,

Кажется мне, что в войну он, милый,

Жил на нашем школьном чердаке.

 

* * *

Где-то там, в незабывшейся жизни своей,

Я считал, как другие считали:

Если в радости ты — сколько рядом друзей!

Много меньше их — если в печали!

 

Постучалась беда: — Отворяй ворота! —

Я поник: чем ее изведу, мол?!

Но хотя не живал без друзей никогда —

Оказалось их больше, чем думал.

 

ПЯТИСТЕНОК

 

Гляжу в селе на пятистенный дом

С необжитой второю половиной

И думаю, всё думаю о нем —

О горемычности его полынной.

Немало их у нас, домов таких,

С поры еще едва ль не довоенной.

Вот он темнеется, суров и тих,

А как сиял когда-то — пятистенный!

Жилье хозяин ставил в добрый час,

Делил, мечтая, на две половины.

Одна — себе, другая — про запас:

Сын подрастает. Женится. Для сына!..

Как свечи брёвна, продорожен тес,

Проконопачены пазы навечно.

Да только, как мечталось, не сошлось:

Где сыну б жить — не тапливалась печка;

Где петь снохе бы — немоты печать,

Старья в пустое место натаскали;

Где в окна литься б голосам внучат —

Забито небо черными досками.

Свил ли гнездо сынок в краю ином?

Сроднился ль вместо дома с домовиной?..

Как птица с перешибленным крылом

Дом с нежилой второю половиной.

 

* * *

Ноги обмету, ступивши в сени,

Заробев, шагну через порожек.

— Я пришел к тебе просить прощенья —

Давняя вина меня тревожит.

 

Батожочком постучу в окно я

К побратиму и единоверцу.

— Дело-то, — промолвлю, — вот какое:

Не держи-ка на меня ты сердца.

 

Словом ли кого задел спроста я,

Взглядом ли обидел ненароком —

Перед всеми голову склоняю

Нынче я в раскаянье глубоком.

 

Я прошу вас, милые мне люди,

И зверье, и птицы, и дубравы:

Если в чем сплошал — не обессудьте,

Не держите сердца на меня вы.

 

Даже в том — покаюсь — я виновен,

Что не всё сумелось, как заветил,

И с загаданной не стала вровень

Чаша добрых дел моих на свете.

 

Душу, заскорбевшую с промашек,

Не унять, как перепелку в жите,

И шепчу я голосом пропавшим:

— Сердца на меня вы не держите.

 

ЖЕНЩИНЕ

 

Пусть равны мы правами с тобою

(Что тебе их дано, то и мне) —

Есть особое право мужское:

Поклоняться тебе всей душою,

Славить имя твое на земле.

 

Общий труд наш упорен и вечен,

Но я правом особым горжусь:

Для тебя оставлять что полегче,

А себе брать в работе на плечи

Самый тяжкий и горбящий груз.

 

У тебя на руках наши дети,

Жизнь рожая, зовешься ты — мать.

Но зато я себе взял на свете

Право — первым за жизнь быть в ответе,

Право — первым за жизнь умирать.