БУКЕТ
РАССКАЗ
- Вер. Вера-а!
Гена смотрел на спину жены, радостно улыбаясь. Вера, склонившись над раковиной. сосредоточенно мыла посуду.
- Вера-а.
Голова жены чуть вздрогнула, спина начала выпрямляться, плечи приподнялись. Под пёстрым ситцевым халатом было видно, как сомкнулись напряжённые лопатки. Вера повернула голову в его сторону. Её руки, с которых стекала обильная пена, повисли над раковиной. Гена сжал ладони и почувствовал укол в большом пальце, одновременно, почему-то, ёкнуло где-то в животе под рёбрами.
- Гена? Ты чего, отработался уже? А что не позвонил? Мы только поужинали-и…
Гена жестом фокусника вынул из-за спины огромный букет роз и протянул жене.
- Это тебе!
- Мне?! Откуда?
- Купил. Что я не могу жене цветы купить?
- Ой! - Вера машинально вытерла руки подолом халата и потянулась за цветами, не в силах оторвать от них завороженного взгляда. Букет выглядел шикарно. Голландские розы. На длинном тёмно-зелёном стебле упругие резные листочки без единого изъяна, вполовину раскрывшиеся бутоны изумительного алого цвета благоухали тонким ароматом свежести. Вера обхватила букет обеими руками и прижала к груди. Сделав глубокий вдох, она зажмурилась и на секунду замерла. Когда она открыла глаза и посмотрела на Гену поверх цветов, тот даже оторопел на мгновение. Ему показалось, что перед ним стоит незнакомая женщина. Он не узнавал этих глаз, таких больших, влажно блестевших. Их выражение менялось как в калейдоскопе: удивление, радость, растерянность…
- Спаси-и-бо, - Вера приподнялась на цыпочках и чмокнула мужа в щёку. - Ген, я что-то забыла, да? - виновато спросила она. - У нас какая-то дата?
- Нет. Просто так. Решил сделать тебе приятное, - Гену распирало от удовольствия. Он почувствовал себя крутым бизнесменом или, по крайней мере, лихим гусаром. Ему даже захотелось пристукнуть пятками в полинявших носках.
Вера немного отстранила букет, окинув его оценивающим взглядом:
- Мама! - крикнула она громко, - найди там какую-нибудь вазу.
- Да ищу уже, - послышался из комнаты голос тёщи. - Откуда тут вазам-то взяться, Господи-и.
Тёща Галина Ивановна жила в соседнем подъезде в однокомнатной квартире. Год назад, почти одновременно, от неё ушёл очередной муж, и она вышла на пенсию, отчего жизнь Гены и его семьи кардинально изменилась. Если раньше общение с тёщей ограничивалось редкими чаепитиями по случаю дня рождения и 8-го марта, то теперь она практически сутками не покидала их квартиру. Появляться Галину Ивановну по месту прописки вынуждала кошка Марыська, которая в отсутствии хозяйки нещадно гадила по всем углам. Гена хоть и наотрез отказал Марыське в переселении к нему в дом, считал её своим союзником.
Среднего роста, сухощавая, с мелкими чертами лица, Галина Ивановна всё ещё была довольно привлекательна. Всю сознательную жизнь она чем-то и кем-то руководила, поэтому имела на всё своё мнение. Она сходу вмешивалась в любую дискуссию, подтверждая свою точку зрения бесчисленными фактами из собственной биографии и биографии многочисленных знакомых. В большом количестве это утомляло и даже раздражало окружающих, что, впрочем, совершенно её не смущало.
Случались романы. Тогда Галина Ивановна начинала больше времени уделять собственной персоне. Дело даже доходило до безумств в виде розового платья с воланами, которое Вере пришлось «нечаянно» прожечь утюгом.
Сейчас тёща находилась в периоде глубокой депрессии. Об этом говорило всё: ежедневное облачение в чёрные брюки с тёмной блузкой, полное отсутствие косметики на лице и скорбно поджатые губы. Она решила посвятить «остаток своих дней» младшей дочери Вере и её семье, в частности, перевоспитанию «совершенно заброшенного» пятилетнего внука и, по мере возможности, зятя. Ох, не такого бы ей хотелось мужа для дочери. Отношения между зятем и тёщей вышли на новый уровень, как говорится, «потемнело сине море…».
Вообще-то, Геннадий относился к тёще уважительно, но мамой называл через силу. Однокомнатная квартира, доставшаяся ему от бабушки, была в своё время расширена за счёт размена тёщиного жилья. Поэтому просто выставить Галину Ивановну за дверь он не мог – это могло быть расценено, по меньшей мере, как неэтичный поступок. Однако и уклониться от воспитательного процесса в малогабаритной двушке не представлялось возможным. То, что раньше было привычным и никого не задевало, превращалось в ноющую занозу. Да, в ванной на кране перепутаны красная и синяя кнопки, а в холодильнике не горит лампочка. Но даже пятилетний Серёжка знает: там, где синяя - бежит горячая вода, переставь - у ребенка ожог будет, а холодильник в темноте никто не открывает! Тёща хотела шоковой терапии от холодной воды, получила от горячей. Гена же в её джакузи не залез ни разу, принципиально. Почему Вера лечит волосы остатками майонеза, а не специальным бальзамом? Почему 8-го марта всего лишь банальные тюльпаны, а вот сосед Кирилл своей жене… Да плевать хотел Гена на соседа Кирилла и его жену, честно говоря! Ещё не известно, откуда у этого Кирилла такие деньги. Сам Геннадий был аскетом, к изыскам не привык и не страдал от их отсутствия. Бабушка, с которой он жил лет с двенадцати, всегда говорила: где просто - там ангелов по сто, а где мудреного много, там нет ничего! (У деда тоже было много присказок на этот счёт, но в основном матерные.) Училище, армия, а потом сразу женитьба. Как увидел Веру на пляже, выходящую на берег из солнечных бликов, так словно остолбенел. До сих пор жена снится ему в сиянии алмазных капелек, и в каждой капле – маленькое солнце.
Во избежание серьёзного конфликта Гене пришлось пойти на жертвы. Объявление о том, что по вечерам он будет таксовать на их стареньком «Жигулёнке», теща восприняла как личную победу, результат её педагогических и организаторских способностей.
Вера, работавшая на том же заводе, что и муж (она - экономистом, а Гена - наладчиком станков), идею пополнения семейного бюджета поначалу встретила с радостным визгом. Позже оказалось, что заработки таксистов не столь уж баснословны, как думают несведущие люди. Бесконечные платы: диспетчерам, за ремонт машины и бензин, сожжённый в «пробках», не оставляли надежды на быстрый рывок семьи со среднестатистическим доходом в разряд высокообеспеченных. Теперь Вера видела мужа чаще всего наспех жующим на кухне или спящим. Выходные, праздники, которые раньше они любили отмечать в весёлой компании друзей, тоже проходили без Гены, ведь именно эти дни сулили таксистам хорошие деньги.
- Вот, - Галина Ивановна показалась в дверях кухни с запылённой трёхлитровой банкой, - сполоснуть только надо.
- Мама! Да ты что. Такие розы в банку? - возмутилась Вера. - Они и не поместятся туда. Где наша большая коричневая ваза с блёстками?
- Это ты у сыночка своего спроси, - Галина Ивановна, протиснувшись к раковине, начала отмывать банку. - Серёженька, где ваза с блёстками?
Серёжа уже несколько минут стоял на кухне между родителями и, задрав вверх голову, переводил взгляд с одного к другому. Огромный букет красивых цветов совсем закрыл мамино лицо. Ему тоже хотелось обнять этот букет и зарыться в него с головой. Зачем бабушка вспомнила какую-то ерунду, когда всем так хорошо?
- Она сама разбилась, - Серёжа надул губы и опустил голову. - Я только посмотреть хотел.
- Сама! В этом доме все такие самостоятельные, даже вазы. Сама разбилась, сама в кучку собралась и под ковер спряталась. Да, Серёженька?! - Галина Ивановна обернулась к внуку, натирая мыльной губкой банку так рьяно, что все с опаской ожидали услышать звон стекла. - Ты подними, подними голову. - Она вытерла руки полотенцем и наклонилась к Серёжке, выставив перед ним указательный палец, строгий и прямой как восклицательный знак:
- Владимир Ильич Ленин! Вождь мирового пролетариата, между прочим! И, между прочим, в твоём вот возрасте разбил в гостях кувшинчик, так промучился всю ночь и признался, - она выпрямилась и снова принялась за банку. - Но в нашем мальчике не воспитали ни чувства вины, ни раскаянья, ни ответственности. Вот, пожалуйста вам, новая ваза, - тёща поставила на стол сверкающую чистотой банку.
- Серый, ну ты чего? - Гена приподнял за подбородок голову сына, - когда успел-то?
- Давно уже, - Серёжа махнул рукой как можно беззаботней, ясно, что папа на него не сильно сердится. Это бабушка говорит много непонятных слов и ещё ругается, если он переспрашивает.
- Пап, а это кому? Это у кого? - сын дёргал Гену за джинсы, показывая на букет.
- Не у кого, а чьи. Это я подарил нашей маме цветы.
- А почему?
- Ну-у. Настоящие мужчины должны дарить женщинам цветы.
- Ха. Ха. Ха, - произнесла тёща раздельно и с нажимом, скрестив при этом руки на груди.
- Мама! Ну перестань, пожалуйста, - Вере хотелось разрядить нарастающее напряжение. - Что с тобой сегодня?
Галина Ивановна передернула плечиками, налила воды в банку и начала ставить в неё розы. Она брала из рук дочери по цветку, придирчиво осматривая каждый.
- Со мной? Ничего. Прекрати меня одёргивать. Если мне не изменяет память, а она мне ещё ни разу не изменяла, то последними цветами в этом доме были недоразвитые зародыши тюльпанов на 8-е марта для тебя и засушенная мимоза для меня.
Вера бросила быстрый взгляд на мужа. Тот незаметно вздохнул, опустил голову и, медленно раскачиваясь с носка на пятку, скучным голосом произнёс:
- Вы что ли обиделись, мама? Так я же эти цветы для вас обеих купил. Вера вон налетела, схватила все в охапку…
- Угу, - теща картинно развела ладонями. - Я, наверно, должна воскликнуть - какая прелесть! Собачья чушь! Конечно, ты не думал обо мне, Геночка, но я не обижаюсь. Запомни, обижаются только зависимые люди, а это не мой случай. Я сама кого хочешь могу обидеть.
Она с усилием выдернула из букета розу:
- Вера, что ты в самом деле в них вцепилась?! Так радуешься, будто слаще пряника ничего в жизни не видела.
Вера с удивлением смотрела на мать, не понимая причины такого раздражения. Гена, засунув руки в карманы, внимательно рассматривал потолок. Серёжка тотчас перенял позу отца и старательно задирал голову, стараясь не упасть от усердия.
- Так, сюда вошло пятнадцать, и ещё осталось…, - Галина Ивановна деловито тыкала пальцем перед носом дочери, - осталось семнадцать, три из них сломаны. Какое странное число - тридцать два. Вам не кажется? Вере намного меньше, мне немного больше…
Вера вытаскивала из букета розы со сломленными головками:
- Ой, как жалко. Гена, как уж ты так?
- Не знаю. Не проверил…
- Вера! О чём ты говоришь? - тёща придерживала банку, которая грозила перевернуться, - сотней больше, сотней меньше, деньги считать неприлично.
Все смотрели на трёхлитровую банку, из которой нелепо торчали слишком высокие розы.
- Может, в ведро их поставить или подрезать наполовину? - устало проговорила Вера. Ей не хотелось конфликта. Главное поскорее развести по разным углам маму и мужа.
Галина Ивановна сделала возмущённое лицо:
- Что ты, Вера! Заплатить такие деньжищи и подрезать наполовину. Вообще, чтобы розы сохранить подольше, их кладут в ванну с холодной водой.
- Вот ещё! Я всё время должна сидеть в ванной, чтобы ими любоваться? Надо букет в нашей комнате поставить. Да, Гена?
Гена обречённо махнул рукой:
- Ставьте, куда хотите. Я устал как собака. Спать хочу.
- Ну, доченька, если уж выбирать место, где ты находишься всё время, так это кухня.
Все непроизвольно обвели взглядом их четырёхметровую кухню. Покрашенная голубой краской стена обтёрлась на уровне спин, окно с узким подоконником, с потолка свисала стоваттная лампочка, вкрученная в чёрный патрон. Стоя сейчас вчетвером, они занимали почти всё свободное пространство между газовой плитой, небольшим столом и холодильником. Когда семья ужинала вместе, чего уже давно не случалось, высокий и широкоплечий Гена садился в угол первым и придвигал стол на себя, чтобы остальные могли как-то разместиться.
Галина Ивановна покачала головой:
- Да, Верочка, твой «будуар» даже цветами украсить трудно. А почему? - она наклонилась к внуку, - потому что наша мама не женщина, а посудомоечная…
- Маффына! - радостно подхватил Серёжка, он не дружил с шипящими.
- Правильно, малыш. Машина!
У Гены даже челюсти свело:
- Египетская сила! Мама! Ну почему вам никогда ничего не нравится?! Что же вы во всё вмешиваетесь?!
– Гена, не разговаривай так с мамой! Как тебе не стыдно?!
- Ах, вот оно как! Значит, я вмешиваюсь?! - тёща даже задохнулась от возмущения. - Ну, Гена, спасибо! Я твоего сына забираю из садика. Я помогаю твоей жене, которая одна тут скребётся. Тебя же никогда нет дома!
- Да, меня нет. Потому, что я сутками работаю. С одной работы - на другую.
- А где деньги, Геночка? Где результат твоих героических усилий? - Галина Ивановна, продолжая одной рукой придерживать банку, второй ткнула вверх, - вот! Второй год, как переехали, а ты паршивенький светильник купить не можешь. В моё время самыми богатыми людьми были директора заводов и таксисты. Может, ты просто так катаешься по городу? Или на других много тратишь, а?
Гену передёрнуло:
- Ну, знаете… Я не собираюсь отчитываться перед вами!
- Да-а-а? А вчера отчитывался. Помнишь?
Вера не в силах остановить эту ужасную перепалку вдруг встрепенулась:
- А что вчера было?
- Вчера, извини уж меня, Гена, твой муж занял у меня денег на кредит. По секрету от тебя. Трудности у него с финансами были на вчерашний день. А сегодня, видишь, какой сюрприз: целых, почти целых, тридцать две розы.
Вера испуганно раскрыла глаза:
- Гена-а, ты не заплатил по кредиту?!
- Да заплатил я всё, - муж досадливо махнул рукой, - а от вас, мама, я такого не ожидал. Сказал же, в субботу заработаю и верну.
- Как в субботу? - Вера обиженно скривила рот, - в субботу мы хотели покупать мне туфли. Забыл? Вот так всегда…
Из груди Гены вырвался стон, переходящий в рычание:
- О-о-о! Ничего я не забыл. Ни-че-го я не забыл!
- Ты чего кричишь?! - одновременно выдохнули обе женщины.
Галина Ивановна едва успела подхватить выскользнувшую банку с цветами. Вода выплеснулась на пол, образовав огромную лужу.
- Ну всё, с меня хватит! - Вера сунула мужу остаток букета и кинулась к мойке в поисках тряпки. Все замолчали и расступились. Гена в мокрых носках, прижимая цветы к груди, пятился к двери. Тёща испепеляла его взглядом. Вера, что-то мыча сквозь зубы, собирала тряпкой воду и отжимала её в ведро.
- Пап. Это упало. Я наффёл. Пап! - Серёжка поднял с пола розовую ленточку, которой был перевязан букет.
Вера выпрямилась с тряпкой в руке и строго посмотрела на сына:
- Ты чего здесь делаешь? Времени одиннадцать часов, быстро спать!
- Да, Серый, чего тут уши греешь? Смотри, красные уже. Иди к себе, - Гена подбородком показал на дверь.
Серёжка пощупал свои уши, выдвинул вперёд нижнюю губу, готовый расплакаться:
- Не кричите на меня! Я им наффёл, а они кричат, - он протянул матери ленточку и нехотя поплёлся в свою комнату. На ленточке висела крохотная открытка в виде розового сердечка. Вера, не выпуская тряпку, одной рукой раскрыла лаковые створки и прочитала вслух:
- Кошка, я тебя люблю. Т.
Она молча уставилась на мужа. Гена с не меньшим удивлением смотрел ей в глаза. Слова застряли у него в горле. Мысли стали носиться в таком количестве и с такой скоростью, что это можно было наблюдать в его широко открытых глазах.
- Ну-ка, ну-ка, - тёща, не обращая внимания на немую сцену, выхватила открыточку и стала внимательно изучать. На розовом сердечке золотой вязью было напечатано «Я тебя люблю!», выше - надпись синей пастой печатными кривыми буквами «Кошка», ниже - печатная буква Т.
- Что ты, Вера, на него воззрилась? Видишь, он онемел. Всё просто, даже очень просто. Лично у меня два варианта. Первый. Гена изменил твоё прежнее ласковое прозвище «мать» на новое. Теперь, видимо, он будет звать тебя - кошка, хотя общепринято, насколько я помню, - киска. А чтобы заинтриговать тебя, он подписался не «твой муж Геннадий Трофимов», а только буквой Т.
Видя, что никто ей не возражает, Галина Ивановна наслаждалась возможностью блеснуть красноречием:
- Второй вариант. Всё-таки существует некая ПОКА неизвестная нам Кошка. Наверно, ей года тридцать два, но зато имеет свой бизнес или наоборот: не имеет ничего кроме круглой попки и длинных тонких ножек. Гена сегодня ей чем-то не угодил, она обломала об него розы и выставила за дверь. Поэтому наш муж пришёл домой раньше обычного с нетипичным для него, а вернее для нас, букетом, - тёща была в ударе, ощущая себя, по меньшей мере, мисс Марпл.
Вера всё ещё, не отрываясь, смотрела на мужа. Лицо её бледнело с каждой фразой матери, в глазах появились слёзы.
- Это правда, Гена? Это правда?! У тебя есть другая?!
- Вер, да ты чо, дура что ли?! Что ты слушаешь какой-то бред? Всё было не так… - Гена от волнения с трудом подбирал слова.
- А как было? Скажи, - Вера говорила, почти не размыкая губ.
- Да никак! Пошёл, купил, тебе принёс. Чего они там навязали, навертели, не знаю. Может, взяли, что под руку попало. - У Гены вдруг мелькнула гениальная мысль. Он, мгновенно овладев собой, деловито протянул руку к тёще.
- Что вы там так долго разглядываете? Дайте мне.
Галина Ивановна быстро спрятала руку с открыткой за спину. Гена нетерпеливо тряс ладонью перед её лицом:
- Почерк. Почерк-то посмотрите. Я же говорю, что ничего не писал.
- Там, Геночка, печатными буквами накарякано. А в каком, говоришь, магазине ты покупал эти розы? Это же элементарно проверить. - Тёща изобразила на лице милую улыбку.
- Э-э-э. В каком… - замялся зять и вдруг взорвался. - Вы что, обалдели совсем?! Устройте ещё очную ставку с перекрёстным допросом. Вер, ты что, не веришь мне?!
Голос тёщи окончательно отвердел. - Не надо кричать! Я понимаю, лучшая защита - это нападение, но тут пугливых нет. Что мешает нам сесть в машину и поехать в этот магазин прямо сейчас? По горячим, так сказать, следам. Всё сразу и выясним.
Вера стояла с тряпкой в руке, совершенно потрясённая поворотом событий:
- Я тоже хочу поехать с мамой в этот магазин. Сейчас же!
- Ах, так! Знаете что… - Гена переминался в мокрых носках, не зная, куда деть розы. Потом, отодвинув жену, сунул цветы отпрянувшей в испуге тёще:
- Вы хорошо спелись. Совет вам да любовь! Вот и живите здесь без меня. Достали вы меня обе! Домой идти не охота, - Гена резко развернулся и вышел из кухни. В коридоре сунул ноги в растоптанные туфли и выскочил на лестничную площадку, так хлопнув входной дверью, что с потолка посыпалась штукатурка.
Вера в то же мгновение сорвалась с места. Она сгребла в охапку все розы и босиком выбежала за дверь. Муж стоял у лифта и беспрерывно нажимал на кнопку. Лифт всё не шёл.
- Гена! Как ты мог?! Ты всё это время мне врал?
- Думай, как тебе удобно, - муж отвернул голову и ударил кулаком по дверце кабинки.
- Удобно? Ты сказал, удобно? - Вера швырнула розы на пол, - вот так мне удобно. Забирай свой подарок и отнеси этой драной Кошке!
- А ты иди и целуйся со своей мамашей!
- Какая же ты скотина!
- А ты - дура!
Двери лифта раскрылись. Гена заскочил в кабину. Вслед ему полетела половая тряпка, которую Вера так и держала в руке. Постояв несколько секунд в наступившей тишине, Вера повернулась и вошла в квартиру. Её душили рыдания. Галина Ивановна обняла дочь за плечи и, гладя по голове, повела на кухню:
- Ну, ну. Умница моя, красавица. Успокойся. Нашла о ком плакать. Вон у Ивановых дочь разошлась…
Вера дёрнула головой. Галина Ивановна недовольно отвела руку:
– Что, опять не согласна? Не слушаешь мать. Говорила я тебе, что он слишком красив, чтоб работать в такси. Это ты ж сама козла в огород отпустила. Нужны деньги, пусть подрабатывает в кочегарке какой-нибудь. Пусть чумазый ходит, меньше заглядываться будут, – она глубоко вздохнула. – Надо было ему получать образование, работу нормальную иметь с приличной зарплатой, а не жениться с голым задом. Вон у Зои дочь вышла…
– Мм-ама-а! Ппереста-ань! – Вера закрыла лицо ладонями, между пальцами текли слёзы.
– Ты перестань. Не реветь надо было перед ним, а хохотать вслед. Пусть катится, не унижайся! – мать села за стол напротив.
Вера вскинула голову:
– Ты уже нахохоталась. Теперь не знаешь, куда себя деть. Хочешь, чтобы я тоже одна осталась?
У Галины Ивановны перехватило дыхание от такой чёрной неблагодарности:
– Это ты мне говоришь?! После того, что я для тебя сделала?!
– Мама! – Дочь молитвенно сложила ладони, – вы оба сведёте меня с ума. Я между вами, как между двумя огнями. Я тебя очень люблю и уважаю, но даже когда ты молчишь, я чувствую твоё недовольство. Я так больше не могу…
– Другими словами, я здесь лишняя, – мать медленно поднялась со стула. – Не ожидала от любимой дочери такого удара в спину. Вместо поддержки в трудную минуту, меня же ещё и обвинили во всём. Что ж, живи, как знаешь!
Галина Ивановна торжественным шагом вышла в коридор. Надевая туфли, она медлила в ожидании, что её окликнут и извинятся, но Вера рыдала на кухне, уронив голову на руки. В глазах матери тоже закипели слёзы. Она с силой хлопнула входной дверью. С потолка на линолеум, кружась, опускались белые чешуйки штукатурки.
* * *
Гена сидел в машине напротив своего подъезда. Было немного прохладно и по-осеннему тихо. Начало сентября, бабье лето. Слабый сквознячок шевелил на дорожках первые опавшие листья. В доме одно за другим гасли окна. Вокруг единственного фонаря, освещавшего облезлый грибок над песочницей, сгущалась тьма. В ботинках было сыро и неприятно, на душе - паршиво. Такая крупная ссора у них с Верой случилась впервые. Гене казалось, что внутри у него перетянули все гайки, и сейчас что-то должно лопнуть от перенапряжения.
Звонко хлопнула дверь. Гена подался вперёд. Из их подъезда вышла Галина Ивановна. Она оглянулась по сторонам, вытерла ладонью щёки и направилась к своей двери.
- Египетская сила, - мелькнуло в голове, - она же слёзы вытирает, а ещё говорила, что каждый культурный человек должен при себе иметь носовой платок. Пидагог хренов! Вот и ты, тёщенька, попала под раздачу. Неужели Верка щёлкнула ей по носу? А, может, обо мне ревёт, жалеет разрушенную семью? Чёрт их разберёт этих баб: так не ладно, и этак…
Гена посмотрел на часы, половина двенадцатого. Работать уже не хотелось, домой идти - тем более, а завтра утром на завод. - Надо же, - подумал он, - за час с небольшим вся жизнь под откос пошла. А всё почему? На чужом горбу в рай захотел въехать… Надо было Верке всё рассказать, а лучше выкинуть этот букет…
* * *
Два часа назад Гена посадил в машину клиентов. Парочка ехала от ресторана немного навеселе. Гена особого внимания на них не обращал, назвали адрес и вези. Это раньше, когда только начал таксовать, разглядывал пассажиров с интересом, а кого и с опаской. Мужчина говорил с южным акцентом и пытался, видимо, целовать спутницу:
– Ты моя кошка! – всё время повторял он и урчал, изображая, наверно, тигра.
Женщина была явно моложе его, а, может, просто хорошо выглядела. Она закрывалась огромным букетом роз, не переставая, смеялась и пищала деланно детским голоском:
– А я не хочу быть кошкой. Я хочу быть зайкой. Тофик, я хочу быть белой зайкой…
Мужчина вышел у гостиницы. Он сразу щедро расплатился с Геной за подругу, пригрозив, что достанет со дна морского, если с её головы упадёт хоть один волос. Гене её волосы были совершенно до фени, он, молча, поехал по названному адресу. Когда до места оставался квартал, сзади послышалось: «Здесь останови».
Гена даже вздрогнул, ему показалось, что в машине появилась ещё одна женщина. Голос звучал совершенно обыкновенно с нагловатыми нотками. Он вопросительно взглянул в зеркало заднего вида. Пассажирка махала ладонью, как-будто сажала самолёт на полосу:
- Чего уставился? Тормози, сказала, - она оставила огромный букет роз на заднем сидении, подхватила сумку и пересела вперёд. - Тебе забашляли? Вот и постой немного, отдохни.
Молодая женщина оказалась симпатичной блондинкой. Нисколько не смущаясь, она разложила на коленях содержимое своей косметички: какие-то флаконы, тампоны, салфетки. Быстро и ловко смачивая салфетки из разных пузырьков, стерла тушь с ресниц, помаду с губ, провела по лицу, шее и груди. Использованные салфетки она выбрасывала в открытое окно.
- Чего смотришь? Жена так не делает?
- Дура что ли?
- Ну, раз не делает, значит, дура. А что она делает, пока ты тут бабло собираешь?
- Меня ждёт.
Блондинка коротко хохотнула, закинув голову назад:
- Ну-ну. Блажен, кто верует… - она сняла туфли на каблуках, засунула их в сумку, надела другие, похожие на тапочки. Когда длинные волосы были закручены в култышку на затылке, Гена с удивлением отметил про себя, что пассажирка изменилась до неузнаваемости. Та взглянула на его обескураженное лицо и усмехнулась:
- Закрой рот, замёрзнешь! Пока.
Женщина вышла из машины, сгорбилась, скрючила руки и пошла, приволакивая ногу. Потом оглянулась, засмеялась и, помахав рукой, бодро зашагала вперёд. Гена провожал её взглядом и вдруг вспомнил о цветах. Высунувшись из окна, он закричал:
- Эй! Э-эй.. Гражданочка!
Блондинка вернулась. Облокотившись на дверцу, засунула голову в салон:
- Чего орешь?! Гражда-а-ночка. Народным заседателем что ли работал?
- Ты розы забыла.
- Не забыла я. Дарю!
Гена замотал головой:
- Не надо. Забирай! Мне еще работать. Куда я пассажиров посажу?
- Ты что, тупой? Щасс! Пришла жена от больной мамы, принесла цветов и горшочек масла. Бери, жене подаришь, - женщина выпрямилась, собираясь уходить.
- Вот стерва! - вырвалось у Гены. Он уже потянулся к ручке, чтобы поднять стекло, но дверца резко распахнулась.
- Сам козёл! Понял?! - зло крикнула блондинка. - Миллион ставлю, что ни разу жене цветов не дарил. Деньги, деньги! Успеешь заработать. - Она хлопнула дверкой и пошла. Через два шага обернулась и с усмешкой добавила:
- Любить надо жену, а то ведь надоест ждать одной-то…
* * *
Становилось всё холоднее. Фонарь во дворе вдруг погас, то ли сам собой, то ли рачительный житель выключил. Гена завёл машину и включил печку. Через минуту на первом и втором этажах зажёгся свет. Он знал этих бдительных пенсионерок, у которых бессонница отступала только днём. Тогда они могли спокойно спать под стук трамваев и рёв моторов во дворе. Сейчас откроются окна, и он услышит о себе многое, чего ещё не знал. А в конце – обязательное: «Сталина на вас нет!» Не дожидаясь выступления дуэта, он решил поехать в центр, где обычно тусуются таксисты.
Напротив стоянки такси, на пятачке, где допоздна шла торговля всякой всячиной с садов и огородов, одиноко сидела старушка. Гена, молча, послушал байки мужиков про тупых пассажиров, лучше не стало. Он послонялся вокруг машины, постукал носком ботинок по колёсам и направился к старушке. Та была экипирована на все случаи жизни: поверх старого пальто натянут прозрачный дождевик с капюшоном, на ногах поношенные мужские ботинки на меху, голова повязана шерстяным платком. Женщина сидела на перевёрнутом ящике, перед ней стоял бидон с единственным букетиком красных гладиолусов. Услышав звук приближающихся шагов, она подняла склонённую голову. Впалый рот растянулся в приветливой улыбке, а щёчки стали похожи на два круглых яблочка:
– Возьмите цветочков. Последний букетик остался, вас дожидался. Жене подарите.
Гена невесело усмехнулся:
– Не поверишь, мать, розы сегодня ей подарил, а она меня из дома выгнала.
– Вся-я-кое бывает. Не переживай. Вот возьми моих и езжай, повинись. Пра слово, пустит.
– Сама-то чего домой не идёшь? Ночь ведь.
– Сын обещался забрать, а всё нету. Выпил, поди, да и забыл.
– Давай довезу. Далеко живёшь?
Оказалось, что бабушка живёт в его районе. По пустому ночному городу поездка заняла пятнадцать минут. Гене всё-таки насильно вручили гладиолусы, побожившись, что они принесут удачу.
В квартире Трофимовых стояла тревожная тишина. Тревожность добавляли всхлипывания Веры. Она так и сидела за кухонным столом, положив голову на руки. Открывая опухшие от слёз глаза, она некоторое время смотрела в окно на чёрное ночное небо, потом снова зажмуривалась.
Серёжка не мог заснуть. Он не понимал, что же случилось? Все были такие радостные и вдруг рассорились. Наверно, мама не захотела быть посудомоечной машиной. Он на цыпочках вышел в коридор, постоял у кухонной двери, но зайти не решился. Серёжке очень хотелось обнять маму, погладить её по голове, чтоб она тоже прижала его к себе крепко-крепко. Но если мама увидит, что он не спит, наверно, сильно разозлится.
Входная дверь была не захлопнута до конца. Серёжка подошёл и посмотрел в щёлку. С лестничной площадки тянуло холодком и неприятным запахом. Папа говорит, что так в подъезде пахнет кошками. Серёжа чуть приоткрыл дверь. Перед лифтом на полу лежали розы. Он уже было хотел выбежать и собрать цветы, но тут приехал лифт. Из него вышел сосед дядя Игорь, отец Сашки Токарева. Сашка большой, он уже учится в школе и обзывает Серёжку мелким. Дядя Игорь запнулся о тряпку и чуть не упал. Смешно выставив руки в стороны, он громко сказал:
– Стоять, Зорька!
Потом он увидел розы, посмотрел вокруг и сказал нехорошие слова, которые нельзя повторять, если не хочешь заработать в лоб. Дядя Игорь долго стоял, покачиваясь вперёд и назад, затем присел и начал собирать цветы. Перевязал их розовой ленточкой, которая валялась тут же, и позвонил в свою дверь. Он долго звонил, а потом ему открыла тетя Наташа и громко сказала: «Вау!»
Серёжка так и задремал на полу у входной двери, завернувшись в мамину кофту. В полусне он услышал папин голос:
- Серый, ты чего здесь моржуешь? Ноги-то холодные какие…
Папа поднял его на руки и понёс. Серёжка обнял его за шею.
- Пап, а дядя Игорь забрал мамины цветы и отдал тёте Натафе. И ленточку тофе. Помнишь я наффёл?
- Ну и флаг им в руки. Пусть тоже повеселятся.
Серёжка широко и сладко зевнул. Папа был уже не сердитый, внутри стало тепло и спокойно. Они говорили шепотом:
- Ага-а, фа-а-лко…
- Не жалей. Я маме другие цветы привёз.
- Покафи.
- Завтра увидишь. Спи.