УХОДИТ В НЕБО ИЖ-РЕКА

* * *
Всё мне не впрок ни вчера, ни сегодня
(Правда земная, увы, не проста) –
Щедрость цветущего летнего полдня,
Долгих осенних ночей темнота…

Ветер взовьётся и птицы взлетят…
Так, позабыв своё прошлое разом,
Перетекаю я в дальний закат
Тенью бесплотной, невидимой глазом.

Я ничего от тебя не хочу,
Жизнь, – просто жить, разве этого мало?!
Должен жене я, и должен врачу
То, что несчастье меня миновало.

Жизнь, – и опять я шепчу как во сне:
Ты из какого восстала напева?–
Воспоминанья о давней родне,
Давней любви из семейного древа.

Пусть, по сусекам метя и скребя,
Хватит тех лет, что отмерил мне случай…
Жизнь – тихий свет мой, закат неминучий,
Я ничего не хочу от тебя.

…Ветер и птицы взлетают всё круче,
Знать не дано мне назначенных бед.
Только бы близких людей не измучил
Непредсказуемой жизни сюжет.

* * *
В ту страну гляжу издалека –
Там сияют горних высей склоны,
Там уходит в небо Иж-река
И круглятся годы с лёгким звоном.

Забываю прошлое своё,
Находясь у отчего порога,
(Пусть оно позарастёт быльем…)
Но прошу я милости у Бога.

Не о будущем – как дальше жить,
Я о прошлом – пусть явит мне милость.
Раз его уже не изменить,
Так хотя бы чтоб оно не снилось.

Это мука в бессонной тиши,
Год от году она тяжелее …
Это «шалости» юной души,
Вот о чём я теперь сожалею.

На последней житейской черте,
Жизнь окинув придирчивым взглядом,
Говорю: счастья нет и не надо,
Счастлив тем, что душа в чистоте.

…За рекой догорают костры,
Утихают фантомные боли.
Вот и кончились… Я вне игры.
И молчание хуже неволи.

На кудрявой рябине моей
Чище совести утренней иней.
За столом ни родных, ни друзей,
И ни крошки на скатерти синей.

КУПИНА НЕОПАЛИМАЯ

Это ж вымысел, бред – не иначе…
Тихо кружиться призрачный лес –
Шаг шагну – и лечу наудачу
В остывающей сини небес.

Мне легко, невесом и прозрачен,
Весь как сказка, как небыль, как сон.
Я душою едва обозначен,
Я в тебе,мой Ижевск, растворён.

Что со мной будет завтра, не знаю,
С детства милая мне сторона.
Здесь горит и горит, не сгорая,
Куст рябины – моя купина.

И рябины моей полыханье
Обозначило в той простоте
Миф библейский – огонь мирозданья,
Заключённый в нетленном кусте.

Чьи-то тени в мерцающем звоне
Надо мной беспрерывно парят…
Это мама моя окрылёна,
Вся светла, как листва сентября.

Всё настойчивей трепет касаний,
Как понять, что твориться вокруг…
Тени близких, как напоминанье
О душе, замыкающей круг.

Дышит осень и жёлтым, и синим,
Тает в дымке небесная высь.
Этим пламенем неугасимым,
Благодатью его, опались.

* * *
Привиделось, а может быть, приснилось,
А может дождь, шумящий за окном,
Навеял эту боль и сиротливость,
И горечь одиночества вдвоём.

Не ко двору непрошеные гости…
А в полынье густеющего дня
Звезда горит, и черпаю я горстью
Частицу благодатного огня.

На берегу, в осеннем запустенье,
Меж облетевших ив и тополей
Мелькают неприкаянные тени
Каких- то незнакомых мне людей.

Почти что осязаемая вещность
Теней, оттенков и полутонов…
А впереди – таинственная вечность,
Нок встрече с ней я как-то не готов.

Ненастье позади, нонебапросинь
Так холодна, и ветреной порой
Я остро чувствую, как дышит осень:
Безмолвный вдох и выдох ледяной…

О, этот сон, в нём горечь, тени, шалость
И сожалеть об этом нет нужды…
Жизнь прожита и подступает старость,
И силы нет для дружбы и вражды.

* * *
Стихи пишу тебе, любимый Ижевск,
О жизни, что прожили мы с тобой.
Ее, как книгу открывая, вижу
Все то, что и не виделось порой …

Там снег, зима, еще беззвучны строки,
Той книги, что открылась так легко.
И в снеговом, мерцающем потоке
Безжизненно чужое далеко.

Там песенные кони снег копытят,
Обдав страницы снежным серебром.
И мир, уже почти, не любопытен,
Он противоречив в себе самом.

… Зима гудит, ворочается, бьется,
Гудят в январской стыни провода.
Что в книге непонятное поймется,
Не сразу, а когда-нибудь… Когда,

Любовь и мне уже не будет в радость
И серых дней сплошная череда.
Неслышно подойдет ко мне усталость,
Чтобы потом остаться навсегда.

По снегу тех страниц иду сутулясь,
Скрипучим шагом раннего утра.
Мне вопиет в лицо безлюдье улиц,
О том, что дактиль взнуздывать пора.

…В той книге, средь немого опаданья,
Далеких и туманно – зыбких слов,
Услышу вдруг я слабое дыхание
И шелест возникающих стихов.

Чтоб позже в той предмысленной основе,
Сомкнув наитий круг и на меня,
Стихи нахлынули – живое слово,
Крепчая, накаляясь и звеня.

Стихи мои … Мне далеко за сорок,
Все меньше рядом близких мне людей.
И хочется без лишних разговоров
Подумать о душе, душе своей.

Которая над суетой людскою,
Бульдозерного пиршества тоской.
Мечтала быть звездою, быть звездою,
Звездою над измученной землей.