Авторы/Шихарева Ирина

ПЛАЧЬ, ДЕТКА, ПЛАЧЬ!




Если собака говорит тебе, что ты – сумасшедшая, скажи ей, что она преувеличивает. 
В тебе легкая сумасшедшинка, только и всего.

* * *
Пасть лифта привычно открылась, в ленивой зевоте обнажив свое нутро, и с лязгом захлопнулась, безразлично захватив двух пассажиров. Марина нажала нужную кнопку, и они с Динкой медленно поехали вверх.
«Ваш лифт – тормоз!» – поставила диагноз Маринкина мама. К её характеру подошёл бы ракетоноситель.
Впрочем, «тормозной» лифт Марину раздражал не меньше. Вот и сейчас, – «ну чего же так долго-то, ааа??!» – ныла она про себя.
Наконец, лифт остановился. Марина шагнула в открытые двери и… её ноги в осенних ботинках потонули в жёлтом горячем песке. Глазам же открылась бескрайняя пустыня – причудливо созданные барханы, солнце раскалённое добела, бледно-голубое выцветшее небо и странный непонятный запах… Или это отсутствие запаха как такового?

…И тишинааа…
Такая тишина, что Марина испугалась собственного голоса:
- Кажется, я сошла с ума!..
- Кажется, так креститься надо! – огрызнулась Динка.
Марина с тихим ужасом посмотрела на собаку.
В это время двери лифта знакомо захлопнулись, и Марина, еле успев отскочить, увидела как лифт плавно уходит под землю, а сыпучий песок быстро заполняет собой образовавшуюся пустоту. А был ли лифт-то? Лифт исчез, как мираж. На его месте была абсолютно ровная песчаная поверхность, и цветущий кактус на ней выглядел как издевательство.
Марина молча посмотрела на собаку.

- Ну? И чего уставилась? Я тебе не комп, чтоб на меня пялиться! – тут же отреагировала та и визгливо хохотнула.
- Ты… Ты как вообще со мной разговариваешь??! – решила возмутиться Марина. А про себя подумала: – «Абсурд какой-то!»
«Абсурд!.. Абсурд!..» – прочитала мысли Динка и проворчала: «Проще надо быть, проще! Глядишь, и не попали бы сюда…»
Хозяйка покорно плелась за собакой, держась за поводок. Та её куда-то целенаправленно тащила.

* * *
За большим песчаным барханом их взору предстал сказочно красивый дворец. С многочисленными куполами и башенками, с разного вида окошечками, резными ставнями, затейливыми арками, таинственными дверями и широкой белой лестницей, ведущей к ним. И всё это чудо архитектуры сияло-переливалось позолотой на солнце, слепило глаза.
Вокруг же был настоящий оазис, – били, радужно искрясь, фонтанчики и фонтаны, скульптуры ангелов и богинь, казалось, того и гляди, сойдут со своих мест – настолько живыми выглядели. Повсюду росли какие-то диковинные растения, может у них и были названия, но Марина их точно не знала.
Цветы на них благоухали, буйство красок поражало. Огромные, по Марининым меркам, роскошные бабочки, пролетая мимо, создавали крыльями иллюзию опахала. Лениво клевали накрошенный хлеб и изюм птицы, похожие на павлинов. Кажется, Марина видела таких где-то на картинке. Но, главное, у входа толпились люди. И это уже было счастье.
Иногда из арочных дверей появлялся человек в голубом одеянии и призывал толпу к порядку и соблюдению очереди. Повернувшись, чтоб скрыться за дверьми, он продемонстрировал наличие на спине больших смеженных крыльев. Но Марина уже перестала чему-либо удивляться.
Она пристроилась в конце очереди, с удовлетворением отмечая, что та движется довольно быстро. Видимо, единственное, что здесь не процветало – это бюрократическая канитель. Люди заходили в двухстворчатую дверь и почти сразу же выходили с какими-то листами, свернутыми в трубочку.
Марина подняла глаза на слепящий дворец и только тут заметила туго натянутое полотно над входом в арку. На полотне золотым по чёрному было написано: «Прием желающих расстаться с жизнью каждое последнее воскресенье месяца. Круглосуточно. Без
перерыва на обед».
«О, как! А это я удачно зашла!» – попыталась пошутить Марина. – «Так вот ты, значит, какая – материализация желаний! Интересно. А, может, я все-таки сплю?!»
- Простите, – обратилась она к стоящему за ней мужчине, – вы не могли бы меня ущипнуть?
- Не вопрос! За какое место изволите? – заулыбался тот.
- Хам! – отвернулась Марина и больно ущипнула себя за руку. Нееет! Не сон!
- Вот послал же Бог хозяйку! – заворчала, молчавшая до сего момента Динка, до этого надеявшаяся схватить райскую птицу за хвост. Но Марина беспардонно оттягивала её за поводок. Теперь, раздосадованная неудачей, она что-то нудно ворчала себе под нос.
- Да заткнись ты! – вяло ругнулась Марина.
Но собака уже не унималась.
- Что ж ты мне всю жизнь пасть-то затыкаешь??! Да я вообще никакой личной жизни из-за тебя не вижу!!!
- А я вижу?! – взбеленилась Марина и услышала за спиной короткий смешок.
- Не смешно! – обернулась она к еле сдерживающему смех мужчине. Но смех так и плескался на поверхности его тёмных глаз. И надо было признать, – красивых и умных.
- Дама, ви-таки в этом уверены?! – спросил он на одесский манер.
- Какая я вам дама?! – Марина сердито тряхнула головой, и светлый локон свалился на загорелую щёку, закрывая ярко-синий глаз.
- Да та, шо с собачкой! – продолжал мужчина в том же духе.
Марина взглянула на него и не выдержала, – оба рассмеялись.
В это время опять вышел человек в голубом одеянии и призвал к тишине.

* * *
Между тем, очередь плавилась от жары и таяла на глазах.
- Извините, вы не подержите собаку? – снова обратилась Марина к мужчине, – боюсь, она не пройдёт фэйс-контроль и вообще…
- Не подержит! – бесцеремонно перебила Динка. – Я с тобой хочу! «Нее оостаавляяяй мееняяя ооднуу! Нее оотдааваай меееняя еемуу…уууууу!» – вдруг жалобным сопрано пропела она, искоса следя за реакцией хозяйки.
Реакция последовала незамедлительно. Марина и мужчина хохотали, забыв где находятся.
- Вот что, сударыня! Я теперь ваш поклонник навеки! Не будете ли вы так любезны спеть мне ещё несколько песен из вашего репертуара?! – обратился мужчина к Динке, беря из рук Марины поводок и куртку заодно.
Динка, ведясь на грубую лесть, уже улыбалась в 33 зуба и кокетливо тупила глазки, даже не замечая, как Марина и её «спаситель» весело перемигнулись. Мужчина сделал жест рукой, говорящий «не беспокойтесь, всё будет о,кей!» и переключил своё внимание на новоявленную звезду.
А Марина уже поднималась по белоснежной лестнице. Остановившись у двери, она быстро перекрестилась и постучалась. Не услышав на «ау!» ни отклика, потянула резную дверь за фигурную ручку и вошла внутрь.

* * *
Ослепительно-яркий свет брызнул в глаза, источником которого вполне могло служить солнце, чудом спустившееся с небес, вжавшееся боками в стены, заполнившее собой до отказа пространство. И точно так же как глаза обычно привыкают к темноте, в данном случае им, наоборот, предстояло привыкнуть к свету. И вот постепенно Марина начала различать божественную красоту вокруг, в которой не было ничего лишнего, вычурного, помпезного.
От белизны и сусального золота, кажущаяся простота которых была обманчива, исходило теперь лёгкое сияние, и Марина с интересом разглядывала колонны, лепнину, иконостас, мастерски расписанный куполообразный потолок, изящные напольные подсвечники, уютные скамеечки вдоль стены… Надо же!!! На одной из них сидели, болтая босыми ножками, два кудрявых купидончика, и посматривая на Марину, что-то шептали друг другу на ушко и тихонько хихикали.
Марина улыбнулась. Но тут же снова забеспокоилась. Дело в том, что в голове у неё крутилась совсем непотребная песня. Богохульная, можно сказать. И Марина, как от назойливой мухи, никак не могла от неё отделаться. «Нельзя заходить в спальню к Богу, даже если его там нет. Нельзя заходить в спальню к Богу, за дверью большой секрет…» А Он уже был совсем рядом. Марина просто чувствовала Присутствие. И то обстоятельство, что она не видела Его, не мешало ей ощущать Его Любовь и самой испытывать ответную. Равно как и то, что она не слышала Его голос, совсем не значило, что Он молчал, ибо монолог, который звучал у неё внутри, не мог принадлежать никому, кроме Него.
Воспроизвести его дословно Марина не могла, но смысл сводился к тому, что она вправе распоряжаться своей жизнью по своему усмотрению. И если она желает вернуть Дар обратно, Он его примет без осуждения и упрёка, не теряя при этом ни толики своей
Любви к ней. Единственное, что она должна – это доделать некоторые дела на Земле, которые опять же она сама считает нужными доделать.
Тут из боковой двери вышел уже знакомый человек в голубом, вернее серафим, потому как был он шестикрылый. Передавая Марине лист, свернутый в трубочку, он произнёс: «Вам даётся полгода. Подробнее изложено тут», – взглядом указал он на лист.
Марина кивнула и направилась к выходу, но резкая боль под лопаткой, отдающая прямо в сердце, заставила её охнуть и обернуться. Хохочущий купидончик быстро улетал с «места преступления», а серафим, осторожно достав стрелу из-под лопатки, извиняющимся тоном сказал: «Вы уж простите его! Мальчишка! Шалит…»
Марина снова молча улыбнулась и вышла.

* * *
- Быстро вы! – улыбнулся мужчина при виде Марины, – мы даже пообщаться толком не успели!
Динка скромно молчала.
Марина забрала собаку и куртку. Сказала грустно:
- Спасибо вам! Удачи!
И они с Динкой медленно побрели за бархан.
- Тебя там что – пыльным мешком ударили? – поинтересовалась Динка.
Марина только тяжело вздохнула.
Дальше шли молча.
- Ой, смотри! Наш лифт! – обрадовалась собака.
Действительно, это был не мираж, а их родной лифт, и двери уже были нараспашку. Они прибавили шагу, вошли в знакомую до мелочей коробку, и только Марина хотела нажать на нужную кнопку, как услышала крик совсем рядом:
- Подождииите!!!
Мужчина из очереди с таким же листком в руке заскочил в лифт, и, переводя дыхание, облегчённо вздохнул:
- Успел, слава Богу!
- А разве нам по пути? – удивленно спросила Марина.
- Ышо как! – ответил неожиданный попутчик.
Марина пожала плечами и надавила на кнопку.

* * *
Увидев на стене знакомое «наскальное художество» – АНЬКА ДУРА! – и чуть ниже «достойный ответ Чемберлену» - САМА ДУРА!!! – Марина успокоилась. Лифт доставил их по назначению. При его паранормальных способностях они вполне могли сейчас
путешествовать где-нибудь в недрах Земли. А на сегодня это был бы уже явный перебор. «Может… как-нибудь в следующий раз?!»
- Марина не заметила, как произнесла это вслух.
- Э-э, нет, сударыня! Следующий раз, – само собой! Но сейчас я намерен-таки напроситься на чашечку кофе! – принял Маринину фразу на свой счёт новый знакомый. – Тем более, у меня к нему кое-что имеется! – И он движением фокусника достал из камуфляжных штанов блестящую металлическую фляжку, потряс её булькающее содержимое и заговорщицки подмигнул.
- Можно хотя бы узнать как вас зовут?! – поинтересовалась Марина, вставляя ключ в замочную скважину.
- Мартин! – тут же представился мужчина. – А вас?!
- Шутить изволите?! – насмешливо взглянула Марина, открывая дверь, заходя и впуская, возможно лжеМартина, внутрь. – Скажите лучше, что вас зовут Мартын и вам просто не нравится ваше имя!
- Отнюдь. Я действительно Мартин! Мартин Сергеевич Фиалковский! Да вот, пожалста! – и он протянул Марине визитку, в которой значилось, что он именно тот, за кого себя выдает. «Старший научный работник… кандидат исторических наук…» - быстро пробежала глазами Марина.

- Хм… Я знаю по меньшей мере трех известных Мартинов. Интересно, в честь которого вас назвали? – спросила Марина, отдавая визитку.
Мартин, оставляя её на тумбочке в прихожей, отвечал : «Боюсь, этот Мартин вам неизвестен, несмотря на свои научные труды по молекулярной биологии и естествознанию. Это мой отец, и он уже много лет живёт в Штатах. У него давно другая семья… Он уехал туда, не зная о том, что моя мать беременна, а она записала меня на свою фамилию и отчество деда… «И чтооо мне от отцааа оостаалось ныыне… Тоолькоо ииимяяяя!» – пропел Мартин, удивительно точно пародируя голос Боярского. – Так как же всё-таки вас зовут?! – улыбнулся он.
- Просто Марина! – улыбнулась она в ответ, и с деланным высокомерием протянула ручку для поцелуя.
Мартин искусно изобразил подобие придворного расшаркивания и впился в кисть губами.
Марина выдернула руку и засмеялась.
- Кстати, – сказала она, – хочу вас заранее предупредить… Если у вас бардакофобия, то у вас ещё есть время ретироваться! Нашатырь у меня закончился, а наука, боюсь, не простит мне ваш летальный исход. Хотя… вы, возможно, были бы мне благодарны… Ведь почему-то вы очутились ТАМ! – и Марина показала взглядом вверх.
Мартин улыбнулся, но промолчал.

* * *
Идя за Мариной на кухню, он быстренько заглянул по дороге в её комнату и заметил: «А вы меня разочаровываете, Марина! Какой же это бардак? Это ж так… бардачок-с! Идеальный творческий беспорядок, можно сказать! Вот когда вы приедете ко
мне, вы сможете воочию наблюдать настоящий первозданный хаос!»
- Вначале был Хаос, и Мрак, и Хмарь, – начал громко и пафосно декламировать Мартин, – тоскливые бездны Тартара. Не видно Земли, не заметно Небес…
- Но вот в глубине, – неожиданно в тон ему подхватила Марина, – в жалкой пазухе Мрака, возникло яйцо из круженья стихий…
И они закончили в унисон: «Это Ночь возложила его, овевая своим соболиным плюмажем».
После чего изумленно уставились друг на друга.
- Ты кто?! – спросила Марина, незаметно для себя перейдя на «ты».
- А ты?! – улыбнулся Мартин.
Он уселся за стол и стал с удовольствием наблюдать, как Марина превращает стол в скатерть-самобранку.
- Открой пока вино и лечо, угу?! – она положила перед ним штопор и открывалку. А сама метала на стол приборы и тарелки с колбасой и сыром, маринованными помидорами и огурцами, завершив горячим картофельным пюре и котлетами. Потом посмотрела,  наклонив голову, оценивающим взглядом и вполне довольная села за стол.
Они подняли бокалы.
- Нуу… За знакомство?! – полувопросительно сказал Мартин.
Марина согласно кивнула. Они посмотрели друг другу в глаза… и тут купидончик дал о себе знать! Пресловутая искра пробежала-таки между ними. И они, дружно скрывая друг от друга сей факт, с аппетитом принялись за еду.
- Мммм… Как вкусно! – нахваливал Мартин, уплетая лечо за обе щёки.
Марина раскраснелась от вина и похвал и не сразу заметила, что Динка сидит рядом и странно двигает челюстью. Потом она издала странный гортанный звук полный отчаяния. Видимо, окончательно осознав, что дар речи безвозвратно утерян, собака ушла к себе в кресло предаваться унынию.
Покончив с трапезой, Мартин спросил:
- Не хочешь рассказать, почему ты оказалась ТАМ? – и тоже показал взглядом вверх.
- Расскажу. Но не сегодня…
На них обоих навалилась бешеная усталость. И глядя на состояние Марины, Мартин засобирался домой. На прощание они обменялись номерами телефонов.
- До свидания, Марина! – сказал он, уходя.
- До свидания! М а р т и н… – тихо по буквам произнесла Марина новое имя, будто пробуя его на вкус. Потом пошла в комнату, плюхнулась на диван и провалилась в глубокий, как бездонный колодец, сон…

* * *
А в «колодце» уже видения, если не сказать больше, – «привидения», дождавшись наконец определённой фазы Марининого сна и не желая оставаться неувиденными, лезли, наплывали, мелькали, то и дело сменяя друг друга. Театр абсурда не закончился.
Хочешь-не хочешь, Марине приходилось смотреть то, что показывают, «кушать то, что дают!»
Свадьба была «первым блюдом» театрального меню. Непонятно чья. Но «пела и плясала». Какие-то странные дамочки, похожие на фрейлин в роскошных платьях с пышными юбками, неожиданно достали спрятанные за спинами недозрелые кочаны капусты, и весело смеясь, дружно ими затрясли. Из кочанов полетели бабочки! Естественно, капустницы. Или, скорее, – неестественно! Они мелькали перед глазами жёлтыми пятнами, и Марина поздно увидела что-то в неё летящее. Она поймала это нечто двумя руками,
как мяч. «Мячом» оказался букет из роз, петрушки и сельдерея.
- Ты следующая! – услышала она и «картинка» поменялась. Марина оказалась в лодке посреди реки, с тихим ужасом наблюдая, как вода в реке собирается в огромную волну и нависает над ней. На волне чётко проявляется лицо. И Марина видит инфернальный блеск в глазах, беззвучно дико хохочущий рот, её величественную позу и думает: «ВОТ И ВСЁ!»
Но волна неожиданно откатывается, превращаясь в безбрежный бирюзовый океан. Рядом появляется Мартин. Они на необычайно красивом острове. Мартин подхватывает её на руки, как пушинку, и кружит, кружит, кружит… А рядом прыгает на задних лапах Динка и визгливо просит: «А меня?! А меня так же?!»
Марина хохочет и кричит ей, что пусть сначала потренирует свой вестибулярный аппарат.
А потом Марина уже кричит и Мартину:
- Мартин! Хватит!! Хватит!!! Мы же сейчас упа….Ааааа!!!
Марина открыла глаза и потерла ушибленный бок.
- В жизни никогда с дивана не падала! Впрочем, всё когда-то случается в первый раз…
Динка, глядя на неё, демонстративно громко зевнула, всем своим видом говоря: «Мне бы твои проблемы!»
Марина посмотрела на часы. Было уже 16.00. «Ничего себе, я продрыхла».
В это время «запел» телефон. На дисплее высветился незнакомый номер.
- Алло!
- Мариш, как ты?! – услышала она голос Мартина.
- Учусь летать с дивана! – ещё не придя в себя ото сна, отозвалась Марина.
- Шо прям так, без парашюта?!
- Во сне не выдали, пришлось – без!
- Кстати, я тоже только что проснулся. Укатали сивку крутые горки! Мариш, а я хотел пригласить тебя завтра в гости. Нанеси мне дружественный визит, а?! Обещаю обед и эксклюзивный показ первозданного Хаоса! Заодно, узнаем, что «в свитках» пишут! Я, кстати, свой у тебя оставил!
Марина ахнула. Она ведь совсем забыла про «свиток».
- Нууу, увидеть первозданный Хаос я мечтала всю свою сознательную жизнь, поэтому мой ответ – «да!» Но если природное любопытство возьмет надо мною верх и я прочитаю-таки свой “свиток”, то не обессудь!
- Не обессудю! – улыбнулся в трубку счастливый Мартин.
Перебросившись ещё парой фраз, они договорились о времени и месте встречи, которое, как известно, изменить нельзя.

* * *
Марина шла и злилась. На себя и на юбку. На себя за то, что не надела привычные джинсы. На юбку за то, что та имела дурную привычку подниматься при ходьбе и показывать ноги больше, чем Марине хотелось бы.
Октябрьское солнце, напоминающее потихоньку остывающий блин, сегодня пригревало не по-детски, не давая Марине застегнуть пальто, и когда ветер играл маленьким боковым разрезом, чуть обнажая кружево чулка, Марина приходила в отчаяние.
- И чего я вырядилась? – с досадой думала она. – Замуж я сходила. Больше не хочу! Неужели, это Наташкино влияние?!
Наташка, её знакомая, умеющая разгонять тучи, посещающая все мыслимые и немыслимые тренинги, дико раздражалась от одного вида Марининых джинсов.
- Ты никогда не выйдешь замуж! – авторитетно заявляла она. – Ты понимаешь, что своими джинсами ты перекрываешь всю энергию янь?! Юбки надо носить, дурочка! Ююбкиии!!! – протягивала она, и делала руками круговое движение, имитируя юбкин подол.
Марина в ответ только смеялась: «И откуда у тебя такое страстное желание сплавить меня замуж?! Ну ты-то должна знать – «уж замуж невтерпеж» – это не про меня!»
Наташа беззлобно ворчала. «Шаманила». И вот результат! То, что Марина чисто по-женски хотела понравиться Мартину, – эта мысль при попытке высунуться наружу тут же загонялась обратно в неосознанное… бессознательное… до времени…
- Дэвушка! А, дэвушка!!! Пачиму мимо праходищь?! – оклик заставил Марину оглянуться, и, обернувшись, она увидела смеющегося Мартина, стоящего у фонтана. Собственно, у фонтана и было место их встречи, но Марина, погруженная в свои мысли и идущая, к слову сказать, дорогой, по которой она привыкла ходить на работу, машинально проскользнула мимо.
- Ой! Привет! – растерянно улыбнулась она. – А я вот… это… задумалась!
- Если не секрет, – о чем?!
- О разном… – вздохнула она, – всё началось с энергий инь и янь… Потом я стала думать о паранормальных способностях человека и о влиянии шаманизма на индивидуум, потом о том, что жизнь аллегорична и полна субординаций, и каждый индивидуум защищает свою тенденцию. А ты как думаешь? – закончила она с умным видом.
Мартин, напустив на себя такой же, отвечал ей в тон: «Так-то оно так, потому как не может быть, кабы не было бы никак. И не потому, что оно вообще, а потому что, когда оно вон что, вот тогда и пожалуйста!»
Они посмотрели друг на друга и заржали як кони.
- А это тебе! – сказал Мартин, и достал из-за спины букетик фиалок.
Марина вылупила глазищи: «Фиалки??! Где же ты их взял в октябре?!»
- Вырастил… – скромно соврал Мартин, глядя как Марина поднесла букетик к лицу, вдохнула тонкий, почти неуловимый аромат, и на её лице появилось выражение блаженства.
- Спасибо! Я очень люблю фиалки! – она глядела очарованными глазами то на него, то на цветы, и Мартин счастливо улыбался.
На площади играла музыка. Праздно шатались люди. Бегали смеющиеся дети. И тут у Марины опять возникло то ощущение чего-то ненастоящего, искусственного. Ей опять показалось, что она, а теперь ещё и Мартин, они оба, – участники снимаемого
телевизионного ролика, который вставляют в промежуток между передачами, и как всегда, ей захотелось поскорее избавиться от этого ощущения.
- Мартин, пожалуйста, давай уйдём отсюда! – попросила она.
- Конечно, конечно, – не требуя объяснений, согласился он, – тем более, что нас дома ждёт что-то очень вкусное!
- Давай я угадаю, – сказала Марина, беря Мартина под руку и следуя по его маршруту, – наверное, это древесные грибы, обжаренные лучами заходящего солнца через лупу…
- О-о-о! Несомненно, это прекрасное блюдо! – засмеялся Мартин, – но у меня круче! Тебя ожидает салат из курицы со свежевыжатым майонезом, суп из подмышек акулы и традиционное китайское блюдо – кожа гусениц тоже в традиционном таком серовато-зелёном соусе…
- Все! – смеясь, остановила его Марина, – О меню больше ни слова!
- Понимаю! Ты просто боишься слюнками подавиться! Ничего, терпеть недолго осталось! Видишь, через дорогу красный дом?
Считай, что мы уже пришли!
- Надо же… а я мимо него на работу хожу… уже года три! – задумчиво произнесла Марина.
- Да-а… Бог любит пошутить, скажу я тебе, и делает он это изысканно и со вкусом. И последняя его шутка показалась мне наиболее удачной! – сказал, подмигивая, Мартин. – Кстати, человек рассеянный, ты случайно не забыла «свитки»?!
- Тута они! – Марина похлопала по сумке, висящей на плече, и зашла в придерживаемые Мартином двери. Он за ней. Парочка скрылась в подъезде.

* * *
- Слушай, суп из подмышек акулы пахнет… как… – Марина втянула носом идущий из кухни запах, прикрыв при этом глаза от удовольствия, – … как картошка с мясом!
- Ты будешь смеяться, но он ещё и со вкусом картошки с мясом, – помогая снимать ей пальто, признался Мартин.
- Это как-то обнадёживает! Радует даже как-то! – улыбалась Марина.
Пока Мартин доставал из духовки два глиняных горшочка и водружал на стол «Шато Руж», Марина мыла руки и ставила в воду фиалки.
- Силь ву пле, мадам! – пригласил Мартин, отодвигая для гостьи стул.
- Мерси, месье!
- За встречу! – они подняли бокалы, – Чин-чин! И открыли горшочки.
- Мммм… какая красотаа! – Марина попробовала и чуть не проглотила язык. – Признавайся, почему так вкусно?!
- Это мой фирменный соус, рецепт которого я держу в строгом секрете, – с гордостью похвастался Мартин.
- Ничего! Я найду способ как его выудить! – пообещала Марина.

(далее следует набор обычно произносимых за столом слов, по-русски говоря – болтовня)

- Ты очень красивая! – сказал Мартин и накрыл своей ладонью Маринину. Болтовня как-то сразу испарилась, и воцарилась тишина. И в этой тишине Марина отчетливо услышала стук своего сердца и с удивлением почувствовала порхание бабочек в животе.
- Я… «свитки» принесу… – Марина выскользнула из-за стола, давая шанс облаку обоюдного желания развеяться. В прихожей она перевела дух и вернулась, неся «свитки» в двух вытянутых руках: «Выбирай!» На вид «свитки» были совершенно одинаковые.
Мартин выбрал, и Маринин «свиток» оказался у него.
- Это знак! – сказал он, и с невозмутимым видом принялся читать. Марине ничего не оставалось, как сделать то же самое.
Немного погодя, они уже вовсю хохотали, зачитывая друг другу «особо важные» дела, которые им предстояло завершить в этой жизни.
- … сделать дизайнерский маникюр?! О-ооо! Ну конечно, в рай без маникюра – это ж не комильфо! – закатывался Мартин.
- … разукрасить две боевые машины и пять солдатиков наполеоновской армии?! Не забудь поцеловать мишку перед уходом! – чуть не плакала Марина, зачитывая алаверды.
- … сложить пазлы! Куда не сказано! Наверно, обратно в коробку! – хлопая себя по коленям, не унимался Мартин.
- … дошить исторические шаровары! А доисторическую набедренную повязку ты уже износил?! – притворно расстраивалась Марина.
Смех смехом, но в действительности списки у обоих были хоть и не такие большие, но дела в них были большей частью серьезные, требовали много времени и сил, душевных в том числе, потому что бумажной волокиты было не избежать.
Прочитав полностью свои «свитки», оба взгрустнули.

* * *
Сидели молча. У обоих было ощущение, что они давным-давно знакомы. Без прошлых воплощений тут явно не обошлось… или без Божьей помощи. Одно не исключает другого.
- Кстати, ты как ТУДА попала? – нарушил молчание Мартин.
Марина взглянула на него. Ещё раз убедилась – «ему можно!» – и рассказала свою историю. «Анамнез» жизни. Вкратце. Без «соплей». Потом он рассказал свою. Оба друг друга поняли.
У каждого свой мир. И каждый прав в своем мире, даже если большинство считает иначе. Они не были слабы, несмотря на то, что их однажды принятое решение уйти из жизни, многие считают уделом слабых. Они не зависели от чужого мнения, потому что всегда имели свое. Эти двое были созданы друг для друга, и они не могли этого не понимать.
- Мариш, я ж грозился тебе Хаос первозданный показать, – опомнился Мартин. Он схватил её за руку и потащил в комнату.
- Вот! Любуйся! – сказал он, как ребёнок показывающий свое творение.
Горы книг, кипы бумаг, стопки различных папок хаотично заполоняли всю комнату. Такого чуда Марина ещё не видела.
- А что?! Мне нравится. Есть возможность из Хаоса создать новый мир. Я бы непременно с ним что-нибудь сотворила, – сказала Марина, беря двумя пальцами какой-то лист и сдувая с него «вековую» пыль.
- Я предоставлю тебе такую возможность! – великодушно разрешил Мартин.
- Ой, солдатики! Можно взглянуть? – она подошла к окну и взяла в руки одного раскрашенного, подсыхающего на подоконнике.
С интересом его рассматривая, она почувствовала, что Мартин стоит сзади и его руки обвились вокруг её талии. Кажется она перестала дышать в этот момент, а Мартин осторожно взял из её рук фигурку и поставил на подоконник, потом развернул Марину
к себе лицом, и так они стояли некоторое время обнявшись. Мартин был намного выше её, и когда Марина подняла голову и взглянула в его глаза, их губы наконец встретились… и кажется для того, чтобы понять свое истинное предназначение…
«Сплетенье рук, сплетенье тел, души сплетенье»… этот день стал для них откровением. Отдаваясь друг другу каждой частичкой, они улетали… и возвращались, и улетали снова… и это был рай на земле… и невозможно было насытиться друг другом… и каждый раз был не похож на другой… и каждый раз был лучше прежнего… и нужно было остановиться, чтоб не сойти с ума…
- Останься… – попросил Мартин.
- Я не могу… у меня Динка…
- Я провожу! – сказал он, но Марина сказала: «Нет! Мне нужно побыть одной!»
Они скомкано попрощались, всё ещё не придя в себя. И Марина «улетела» домой с горящими щеками и пылающим сердцем…

* * *
Полгода пролетело незаметно. Всё свободное от работы время Марина и Мартин проводили вместе. Выделив на «свитках» самые на их взгляд трудновыполнимые «долгоиграющие» дела, они сначала принялись за них. И к их общей радости, дела шли на удивление споро. В нужный момент всегда находились какие-то связи и бюрократической канители удалось избежать. То и дело ставились ими галочки напротив завершённых пунктов. Они так сблизились за это время. Можно сказать – срослись. Жизни друг без друга они уже не мыслили. Они вместе складывали пазлы, сами являя собой пример двух идеально подходящих частей. Они вместе раскрашивали солдатиков, вместе читали книги и смотрели фильмы, «они ели, пили и спали вместе, – это была настоящая любовь!»
И в назначенный день в назначенное время они решили явиться и сказать, что передумали, потому как мысль о смерти казалась им теперь совершенно абсурдной. Они так хотели жить, и видя жизнь в новом свете, они не воспринимали её иначе как Дар.

Явившись к лифту за 10 минут до «часа Х», они вошли в него не без волнения.
- Жми на любую! – сказал Мартин, видя, что Марина не может выбрать кнопку.
Марина придавила «семерку», и они медленно поплыли вверх. Когда двери распахнулись, ожидаемой пустыни не оказалось. Лифт тупо привёз их на седьмой этаж. Они озадаченно переглянулись, и катались в лифте еще минут 15. Безрезультатно!
- Я понял, – сказал Мартин, – нам ТУДА не нужно. Всё было подстроено с одной целью! Догадываешься с какой?!
Марина кивнула: «Только я не понимаю, для чего такие сложности… Всё можно было организовать гораздо проще!»
- Вот только не нужно сейчас критиковать деятельность СВЕРХУ! У всех свои причуды! Не будем гневить Бога! – суеверно оборвал Мартин Маринины высказывания. И без всякого перехода вдруг заявил: «Выходи за меня!»
Лифт за двадцать лет, слышавший многое, но предложение руки и сердца впервые, вздрогнул от неожиданности.
- Я подумаю! – скрывая внутреннее ликование, подмигнула Марина.
- Думай! Только недолго! А то не влезешь в платье, на которое запала, – улыбаясь поддел Мартин, нежно гладя наметившийся живот Марины.
- Шантажист! – она прижалась к нему, обнимая за спину и Мартин услышал счастливое «я согласна!»
- И мы будем жить долго и счастливо… вместе… до конца! В горе и в радости… А Мартин продолжил:
- В болезни и в здравии…

* * *
…В ГОРЕ И В РАДОСТИ, В БОГАТСТВЕ И В БЕДНОСТИ, В БОЛЕЗНИ И В ЗДРАВИИ, – хорошо поставленный голос священнослужителя разносился по собору, и акустический эффект заставлял прочувствовать торжественность момента. Марина и Мартин были так
хороши в своей радости, в соответствующем случаю приятном волнении, они буквально светились от счастья, создавая вокруг себя особую необыкновенную ауру.
Таинство продолжалось, как вдруг Марина, почувствовав что-то, заволновалась сильнее и, не в силах сдерживаться,произнесла:
- ОН ЗДЕСЬ…
По гостям пробежал лёгкий шепоток. Батюшка остановился и внимательно на неё посмотрел.
- ОН ЗДЕСЬ! – повторила Марина ещё громче, не смущаясь того, что нарушает обряд. Глаза её наполнились слезами:
- Я ЧУВСТВУЮ ЕГО ПРИСУТСТВИЕ! – сказала Марина и разрыдалась.
Мартин, догадываясь о чём она, обнял её и немного виновато посмотрел на батюшку. Тот понимающе улыбнулся ему:
- Ничего! Пусть поплачет! Это хорошие слёзы… Плачь, детка, плачь!
 

5 месяцев спустя 

Марина сидела на берегу океана, подставив нежаркому утреннему солнцу огромный живот. Волны наплывали и тут же нехотя отплывали назад, омывая Маринины ноги. Из бирюзовой воды высунулась счастливая голова Мартина.
- Смотри, что я нашёл!!! – помахал он, держа в руке открытую раковину.
Подойдя к Марине, он отдал раковину ей, и она увидела маленькую жемчужину. Она лежала в ней как младенец, только что пришедший в этот мир! Вдруг Марина достала её двумя пальцами и опустила жемчужину в рот. Мартин даже опомниться не успел:
- Ты… ты… что сделала? Зачеееем???
- Это чтоб она затвердела, дурачок! Её надо во рту подержать, – почти не раскрывая рта, прошамкала Марина.
- Ну ты даёшь! В следующий раз предупреждай, когда надумаешь чего в рот тащить! – обнял жену Мартин.
- Ой, смотри, пятка! – засмеялся он, щекоча её через Маринин живот. – Интересно, мальчик там или девочка?!

Марина «ответила» через неделю. Когда родила двойню. Мальчика и девочку.



 

МИНИАТЮРЫ

 

 

Любовница

- А что такое любовница?
- Это такая птица…
- А что она делает?
- Она разоряет чужие сады.

Надо выскользнуть тихо, не разбудить. Он, сквозь сон:
- Ты куда?..
- Щас приду…
Выхожу в сад в чём мать родила, в рубашке. Калитка скрипнула, – «чтоб тебя!» Но никто не услышал, кажется, тихо. Сад запущенный, дикий, растрёпанный. Такой и должен быть, когда уходит жена и тайно приезжает любовница. Лезу в огород соседский, трава по колено, мокрая. В траве огромные ягоды. Клубника. Но я зову её виктория. Здесь её все так зовут. Наклоняюсь к самой крупной и спелой, рву тихонько за хвостик и слышу:
- Здравствуйте…
Соседка!
Теперь он меня убьёт, думаю.
- Здравствуйте… – говорю я и стою – ни с места, – взглядом её пригвожденная.
- Ну что же вы? – спрашивает она. Рвите, говорит, не стесняйтесь.
- Спасибо, – говорю, – я одну, можно?
И в дом бегу. К нему под одеяло ныряю. Выдыхаю:
- Соскучилааась…
А он уже радостный такой, возбуждённый. Я на спине, он надо мной. Смотрит, голову склонил. И глаза такие, как я люблю, когда сквозь нежность чёртики выпрыгивают. И тут я эту ягоду достаю и как маятник перед носом у него раскачиваю. Он сразу в лице переменился.
- Откуда? – спрашивает, хотя ответ уже знает.
- Оттуда! – подтверждаю я.
- Соседка?
- Видела.
А сама зажмуриваюсь. Жду, когда убивать будет. А он вдруг говорит:
- Ну, когда-то это должно было произойти.
Знакомство с соседкой типа.
- И ты меня не убьёшь даже? – спрашиваю.
Он смотрит на меня долго и серьезно:
- Конечно, убью… Вот ягоду съем сейчас и убью…
Он берёт из моей руки клубнику и водит ей по моим губам, когда я откусываю половину, он забрасывает в рот другую,  набрасывается на меня и долго-долго убивает разными способами. А какими, я вам не скажу. 


Мама, мама

- Ну зачем тебе кто-то? – говорит она время от времени. – Ведь одной так хорошо…
Она даже не представляет, как эта фраза действует на меня. Да и как она может представить, если даже я не могу объяснить её феномен. Но после этих слов я какое-то время не могу ничего говорить и молчу в трубку. В эту минуту происходит очень много. В «эту минуту падает небо», и я, не знаю почему, испытываю чувство вины за то, что во мне не умерла женщина, и я стыжусь своих желаний, связанных с мужчиной. И я думаю «мама, мама… как же ты можешь желать мне одиночества… ведь я умру не завтра, и не послезавтра… и как же ты должно быть несчастна с ним, чтобы желать мне такое…»
Каждый раз я молча проговариваю этот текст, не решаясь произнести его вслух, а потом перевожу разговор на другое, но настроение уже тоже другое. И я кладу трубку и чувствую горечь не сходящего с губ «мама, мама… мама, мама…»


Шарик

Она шла и не чувствовала своего тела, таким оно было лёгким, почти невесомым, воздушным, как шарик. И душа в нём как-то держалась, должно быть на ниточке.  Он подошёл и поцеловал её в нос. Потом в губы. У неё закружилась голова, и она взлетела. Он даже не успел схватить её за ногу. Она летела и смеялась, а он бежал за ней по земле и не знал, что делать. Когда она превратилась в чёрную точку, он сел и заплакал. Он вспомнил, как в детстве выпустил из рук шарик, тот улетел и не вернулся. Ничего не изменилось. Он встал, отряхнулся и пошёл домой.


Зверок

Ирка вдруг подумала, что она – зверок, посаженный в коробку. Коробка хорошая, тёплая, с окошком в небольшой кусочек мира, который пропадает в чёрных дырах Иркиных зрачков и может даже влиять на её настроение. Сегодня Ирке тоскливо. За окном январская чёрно-белая графика. Ирка вспомнила, как ела в детстве снег. А сейчас даже снег не такой. Безвкусный. Она пошла и снова легла. Закрыла глаза и увидела океан, солнце, зелень, цветы, бунгало. Если бы ей оставалось жить пять дней, она бы бросила коробку и купила билет в намечтанный рай. Но она будет жить долго. У неё длинная линия жизни. Больше половины она уже прожила, но всё равно осталось ещё много. Когда-то у неё была пара. Потом были намеки на пару. И пародии на пару тоже были. А теперь она совсем одна. Она даже не могла сказать, нужен ли ей сейчас кто-нибудь или нет. Она самодостаточный зверок. Ей самой себя достаточно, и этот кто-нибудь наверняка уже будет  только мешать. Хотя, кто знает, а вдруг ей скажут – «Когда я смотрю в твои глаза, я слышу крик дельфинов», и она возьмёт и растает, как ванильное мороженое в вафельном стаканчике. Ирка глубоко вздохнула. Глубоко, но воздуха не хватило. Надо пойти подышать. Она натянула джинсы, свитер. Сапоги. Сначала, как закон, – левый, потом правый. Куртка. Шапка. Взгляд в зеркало. Потянет. Господи, благослови! На улице тихо. Мёрзко. Снег скрипит. Машина мчится. Зверка не видит. Давит. Океан, солнце, зелень, цветы, бунгало, рай – последнее, что видит Ирка.

Странные люди

Есть очень странные люди. Они любят говорить правду. Даже если те, кому они эту правду говорят, их не просят.
Вот если бы я попросила его – «Посмотри что во мне не так и выскажи конструктивную критику», – тогда другое дело!
Все началось с духов. Он сказал, чтоб я выбросила их на помойку.
Интересное начало, – подумала я и спросила чем ему не угодил «Сальвадор Дали».
- Эт ещё кто? – покосился он на меня, и не дожидаясь ответа, сказал, что женщина должна пахнуть мылом.
Теперь уже я покосилась на него и, слегка к нему принюхавшись, потрясла перед носом ладошкой, проветривая воздух:
- Аааа… так вот откуда хозяйственным мылом тянет.
- Не обижайся! – сказал он.
- На дураков никогда… – и я мило улыбнулась.
Потом он читал мне стихи экспромтом. Про медведей, целомудрие, весну и персики. Было смешно.
И вдруг – раз! – и он стукнул меня по спине, от чего мой живот рефлекторно выпятился. Тогда он стукнул по животу, и живот снова ушёл в себя, но теперь выпятился зад. Выдав заключительный шлепок по заднице, он сказал:
- Как ты ходишь? Ну как ты ходишь?! – и принялся изображать какую-то гамадрилу.
Я говорю:
- Ты охренел что ли?
Развернулась и пошла домой. Выпрямившись и походкой от бедра.
Он за мной.
- Ты стаптываешь обувь вовнутрь – услышала я в спину, – тебе надо дома ходить на внешней стороне стопы.
Я офигела, если не сказать больше.
- Посмотри на себя в зеркало, когда придёшь домой, – сказала я и прибавила шагу.
Он выдохся, догоняя меня своей прыгающей походкой и потея от лишнего веса, о которых я не сообщила ему из своей природной деликатности.
- Приходи ко мне завтра кашу варить, – поравнявшись со мной, сказал он и увидел перед носом изящный наманикюренный фиг. Это было неожиданно. Даже для меня.
- Молодец, – похвалил он и повторил – Приходи, а…
Я улыбнулась, поправила ему выбившийся шарфик и ушла навсегда. 


Сюрприз

Верка не любила сюрпризы, а жизнь про это знала, но сюрпризы делала регулярно, причём чаще всего неприятные. Поэтому на почве сюрпризов у Верки с жизнью была взаимная непрязнь.
Вот и в тот раз Верка, не ожидая подвоха, стояла на кассе и отбивала тётке многочисленные брошюрки и журналы, потом она отбила подарочный пакет девушке. Девушка тут же положила в него подарок и не успела покинуть отдел, как шнуровочная ручка у пакета оборвалась.
- Ой! – растерялась девушка, – а у меня ручка оборвалась…
Тётка, складывающая журналы в сумку, насмешливо посмотрела на неё и, закатив глаза, сказала:
- Гооосподи, так там просто узелок завязать надо! Ведь молодая, голова-то должна работать!
Верка посмотрела на тётку и с ужасом увидела, как из её рта одна за другой выпрыгивают жабы. Она даже про узелок забыла, который принялась было завязывать. Девушка напряглась и приготовилась к бою:
- Чё самая умная что ли?! Тебя спрашивают нет ваапще?! – и Верка увидела, что жабы выпрыгивают и изо рта девушки тоже.
Больше Верка их не слушала. Она схватила трехлитровую банку из хозяйственного шкафа, выбежала из-за прилавка и стала ловить жаб. Жаб было много и они прибывали, Верка даже вспотела. Наполнив банку, она с трудом разогнулась и увидела  людей в белых халатах и просто людей. Все они смотрели на неё. Верка улыбнулась.
- Здравствуйте, Вера! – сказали люди в белом. – Что это вы тут делаете?
- Жаб ловлю! – удивилась она, неужели плохо видно. – Уже полную банку наловила, представляете, ужас какой?!
- Представляем! – как-то равнодушно сказали люди в белом и предложили Верке проехать с ними.
- А куда?! – наивно захлопала она глазами.
- Недалеко. Жаб будем выпускать! – ответил один за всех и вяло улыбнулся.
Верка взяла банку, закрыла горлышко тетрадным листом, проткнула пальцем дырку для воздуха, закрепила лист резинкой для денег, закрыла отдел и поехала.
Через полчаса Верка сидела на койке в 6-ой палате отделения неврозов, держа банку на коленях и прижав её к животу.
В палате было пять человек.
- Зачем тебе банка? – спросила бабка с синими волосами. Все вопросительно уставились на Верку. И только одна симпатичная девушка сказала:
- Совсем что ли дуры слепые? Жабы там у неё.
Верка поняла, что нормальных в палате только двое, она сама и девушка Света, поэтому им надо держаться вместе.
Света сказала, что знает одно замечательное место, куда можно выпустить жаб. И они пошли в лес за территорию, где Света показале ей милое болотце.
- Жабам тут понравится! – сказала Верка и открыла банку.
Потом Веру вызвали ко врачу. Врач был молодой, красивый и добрый. Он беседовал с ней на разные темы, а Вера вдруг засмеялась и сказала:
- Ой, а у Вас изо рта роза выпала!
Врач улыбнулся и сказал:
- И у Вас!
Это был сюрприз. Они до сих пор вспоминают о нём и смеются, и ещё постоянно покупают вазы, потому что розы совершенно некуда ставить. 


Пуговица

Самым дорогим в дубленке были пуговицы. Они были от Бриони. Дублёнка же была от тётки. Тётка богатая и меняет дубленки, как я перчатки не меняю, потому что с каждым годом сильно растет вширь от хорошей жизни. У меня же жизнь, судя по комплекции, стоит на месте. Но иногда заставляет прыгать от радости, примеряя дубленку с тёткиного плеча. А что? Если поддеть под неё свитер толстой вязки и обмотаться сверху шарфом, то сидит очень даже ничего. Казалось бы, носи и радуйся. И я честно носила и радовалась аж до следующего вечера.
На следующий вечер от дублёнки отвалилась пуговица от Бриони. Причём прямо на дороге. На самой её проезжей части. Я не спросила у тётки, кто такой Бриони. Но если у него такие дорогие пуговицы, то терять я их не имела никакого морального права. Я встала на четвереньки и стала искать пуговицу. Было темно. Я была близорука, и ещё мне постоянно мешали  машины. Они сигналили, светили фарами, водители опускали стёкла и что-то кричали мне на ходу. Просто психи какие-то.
Потом рядом остановилась машина. Кажется полицейская, потому что из неё вышел человек в форме и спросил, что я делаю на проезжей части.
- Пуговицу ищу! – сказала я, а сама подумала: « Какой странный, что я ещё могу тут делать…»
- Какую ещё пуговицу? – не унимался он. «Вот пристал!» – подумала я, а вслух ответила:
- От дублёнки! Зелёную! – и добавила: –  От Бриони!
- Почему же зелёную, если у вас дублёнка синяя? – игнорируя Бриони, совсем не по делу спросил он.
- Потому что я дальтоник, вот почему! – начала терять терпение я.
- Понятно… – сказал полицейский и пошёл к машине. Через минуту из неё вышли ещё трое. Они, как и я, встали на четвереньки и тоже стали искать пуговицу, а главный светил фонариком.
Пуговиц на дороге было много. Но все от кого-то другого, не от Бриони.
Потом мне все это порядком надоело, и я сказала:
- Чёртик, чёртик, ну хватит, поиграл и отдай!
И он и вправду отдал, хвостом ещё покрутил. Виноват, значит.
- Ну что же ты, ааа? – пожурил его полицейский, но в отделение забирать не стал. Я не дала. Поздно уже было, и он тогда сказал чёрту со мной идти.
- Чёрт с тобой! – так и сказал.
А мне чёрт тоже не нужен. Я же не сумасшедшая. Мне ангелы больше нравятся.
Они пуговицы лучше пришивают.


Хвост

У Таньки была осенняя депрессия. Не хотелось никого ни видеть-ни слышать. И на работу ходить не хотелось, а «надо» было и ходила. Хорошо, что смена уже заканчивалась. Вот сейчас подстрижёт мужчину и домой. Спать.
- Вас как обычно? – взглянула Танька на отросший «бокс».
Мужчина кивнул и сел в кресло.
- Хвост отращиваете? – спросила она, причёсывая длинные волосы на затылке.
- Отращиваю, – подтвердил мужик.
Танька включила машинку и стала стричь. За годы работы она могла, наверно, уже стричь с закрытыми глазами. Движения были доведены до автоматизма. Она задумалась и автоматически «купировала» мужику хвост.
Мужик дёрнулся, почуяв неладное.
- Не дёргайтесь! – поморщилась Танька.
- Мой хвост… – тихо сказал мужик.
- Какой хвост? – не поняла Танька.
- Вы обрезали мне хвост… – обречённо вздохнул он.
Танька посмотрела на гладкий затылок и обмерла, но тут же пришла в себя и объявила мужику, что это не трагедия, и что хвост – это, вообще, атавизм, и не мужское это дело – хвосты носить. И поглядите, как красив у вас затылок, ткнула она ему в подставленное зеркало. От увиденного мужик склонился, заслонил глаза ладонью и медленно процедил:
- Я растил его два месяца…
Танька начала закипать:
- Так это что за мужики пошли? В конце концов, не уши ведь я вам обрезала! Всего лишь хвост какой-то жиденький…
И утешила: «Хвост – не уши, новый вырастет!»
Мужик попросил жалобную книгу.
- Нате, жалуйтесь! – презрительно бросила Танька.
Мужик «пожаловался» в тетрадь с мятой корочкой и выскочил вон.
Танька открыла тетрадь и прочитала, что она грубая и халатно относится к работе, и не имеет уважения к чужим хвостам, и должна быть наказана.
«Вот это псих!» – подумала Танька и стала собираться домой. Настроения и так не было, а теперь было хоть вешайся. По дороге она решила напиться и зашла в магазин. Напиться решила «Кьянти». На кассе перед ней мужик покупал водку. Он взглянул на неё, и она узнала в нем «безхвостого».
- И снова здрассьте! – узнал он её тоже и внимательно посмотрел на её бутылку. Танька отвела взгляд.
«Безхвостый» ждал её у магазина. Она хотела пройти мимо, но он её остановил:
- Слушайте, а давайте вместе напьёмся… Вдвоем-то  веселей как-никак…
Танька молчала.
- Я же этот хвост не для себя отращивал… – совсем мирно продолжил он.
- Для соседа что ли? – устало и почти без издёвки спросила она.
- Ну как? Так-то для себя конечно, но это для того, чтоб меня в заводскую группу взяли… ударником…
И он пропел «… yesterday all my troubies slemed so for away…» и постучал по воображаемой ударной установке воображаемыми ударными палочками…
Танька улыбнулась. Он посчитал это хорошим знаком, взял её под руку и повёл к машине. Сопротивляться у неё почему-то не было никакого желания.

Про синицу и просто…

Я вымыла окно. Так чисто, что кажется стекла нет. Даже моя знакомая синичка-вуайеристка тюкнулась в него клювом, чем выдала своё присутствие. Она как-то угадывает момент и прилетает, когда я переодеваюсь. Может, я просто слишком часто переодеваюсь? Или ей просто хотелось убедиться своими глазами, есть у людей на спине крылья или нет. Ведь она, наивная, думает, что люди не летают, потому что им мешает одежда. И ведь не объяснишь ей, что люди не летают просто потому что недостаточно счастливы…

Коламбия пикчерз даже не представляет…

 40 тысяч лет до Нашей эры
Жила-была птеродактичка-ряба. Снесла птеродактичка яичко-яичко. Да не простое, а золотое. Неандерталец бил-бил. Не разбил. Кроманьонец бил-бил. Не разбил. Землеройка бежала, хвостиком махнула. Яичко-яичко упало и… не разбилось. Взъярился тогда кроманьонец и бросил яичко-яичко в самое море.

Наше время
Русско-американский экипаж подводной лодки К-007 уже вторую неделю исследовал морское дно. Лодка была особого назначения, поэтому с какой целью экипаж исследовал дно, история умалчивает. Вторую неделю дно было как дно, и команда скучала. Вдруг Джон заметил справа по курсу поросший зеленью камень правильной яйцевидной формы. Доложил капитану. Тот сказал:
- Отстань, Джон!
Но Джон не отстал.
- Этот камень надо смотреть. Я пойду смотреть этот камень или я умру от смертный скук! – сказал зануда Джон.
- Чёрт с тобой! – благословил его капитан.
- Я с ним, капитан! – сказал Иван.
- Чёрт с вами… – вздохнул тот.
Американский Джон и русский Иван вышли в открытое море и подплыли к камню. Камень и вправду был интересен. Особенно после того, как они его потёрли и увидели блеск с красноватым оттенком и три девятки вдавленные в поверхность. Не сговариваясь, они подхватили камень с двух сторон и поплыли к лодке.
Когда его почистили и он засверкал соответствуя своей природе, Джон заявил:
- Этот камень должен быть достоянием Америка!!!
- С какого фига? – поинтересовался Иван.
- Я первый его увидел. Скажите, капитан! – обратился Джон за поддержкой.
Капитан молчал.
Спор как и положено закончился межнациональной потасовкой, которую остановил непонятный треск. Команда прислушалась. Это трещал камень. Все замерли. И тут изнутри показалась голова с длинным птичьим клювом, а за ней и остальное туловище.
- Птеродактиль дарвиноптерус … Darwinopterus modularis… Юрский период… 130 миллионов лет до нашей эры – констатировал биолог и упал в обморок. Медик обошёл всех с нашатырём. Все очухались, и в результате трехдневных переговоров решено было тайно переправить реликтовую особь в Окский заповедник.
Что с превеликим удовольствием и сделали. А что сделали со скорлупой, это уже другая история.

P.S.: Сейчас птенец жив и здоров, а летать его учит сам ВВП, но пока это государственная тайна, так что вы никому, ладно?


Теория невероятности

Я проспала. По теории вероятности я должна была опоздать. Я даже не против была опоздать. Подумаешь, один неоставленный автограф на ресепшене. Но тут активировалась теория невероятности. Для начала она остановила время, и я вышла из дома как обычно, не бегая перед этим как сумасшедшая, не выбирая в панике что делать – чистить зубы или пить кофе, и не дергая на прогулке собаку.
Честно говоря, я была удивлена. Ещё больше я удивилась, увидев зелёного человечка. Теория невероятности явно была в ударе. Я, ликуя, переходила дорогу, еле сдерживаясь, чтоб не показать язык стоящей на светофоре колонне машин. Но меня остановило «одно обстоятельство», переходящее со мной дорогу в белом костюме от Бриони. «Баа, какие принцы и без коней…», – подумала я и добавила шагу. Принц не отставал. В воздухе нежно запахло анемонами. А я уже давно знаю, что анемоны – это не цветы. Это поцелуи. Ну это уж слишком! Я оглянулась и мой взгляд спросил «в чем дело?» Принц развёл руками и виновато улыбнулся – «мол, ничего не могу с собой поделать» и продолжал меня анемонить нежно и в пределах дозволенного, то есть не ниже спины. Анемоны уже давно перебили запах моих духов. Да и я сама была уже не я, а один сплошной анемон. Принц взял меня в руку и понёс. По теории вероятности он должен был бы поставить меня в вазу, а по теории невероятности даже не представляю последствия…