ШВЕДСКИЙ ПУНКТИР

Хочу поделиться тем, как я познакомился со Швецией, как познавал страну и ее людей.
Перед вами — путевые заметки, образы и события, хранимые памятью.
Умышленно избегаю подробного описания вещей материальных. Даже среди них стараюсь разглядеть человека, его характер, повадки, его отношение к окружающему миру.
Предпочитаю писать о конкретных людях и событиях, а уж читатель вправе делать свои собственные выводы — какие они, шведы.

ВИЗОВЫЙ РЕЖИМ — ЭТО НЕ ПО-ШВЕДСКИ

Виза (от латинского visus — увиденный, просмотренный) — официальная отметка в паспорте о разрешении на въезд в данное государство, проезд или выезд из него.
Советский энциклопедический словарь (М., 1987)

Мое знакомство со шведами началось около пятнадцати лет назад.
Произошло это благодаря финскому другу Ээро Корркинену, с которым я длительное время работал в Северной Африке.
В начале девяностых, когда уже в основном стал понятен характер происходящих в стране перемен, я призадумался о том, каких знаний у меня не хватает для новой жизни. Чем больше думал об этом, тем больше пробелов ощущал.
Решил начать с международного маркетинга. Ээро посоветовал взять краткий очно-заочный курс в университете города Оулу, который славится своей академической базой. Мне дали список предметов, по которым я должен был сдать тесты. Преподавателей не интересовал вопрос, как я буду готовиться, это личное дело. Главное, чтобы в назначенное время прибыл в университет.
Необходимую литературу также помог найти Ээро и выслал микрофиши — пленки со слайдами, потому что высылать книги по почте было долго и дорого, а об Интернете мы тогда и не мечтали.
Дело близилось к защите. Несмотря на лето, мне предложили индивидуальные предтестовые занятия, также по отдельной программе. Предстояло оформлять визу в Финляндию.
Мне прислали необходимые в таких случаях документы: официальное приглашение, свидетельство о зачислении, подтверждение о бронировании гостиницы.
Я уже подал анкеты, как у Ээро возникла идея добираться из Хельсинки до Оулу своим ходом, на его автомобиле. Чтобы как-то разнообразить путешествие, он предложил ехать не по Финляндии, а по Швеции, вдоль побережья Ботнического залива. В районе Хаппаранды, где сходятся государственные границы Швеции, Норвегии и Финляндии, мы должны въехать в страну Суоми, а там до Оулу рукой подать. По территории Финляндии поедем обратно — от Оулу до Хельсинки.
Пришлось заполнять второй комплект документов для шведского консульства.
Честно говоря, я не рассчитывал, что шведы согласятся на транзит, но их вице-консул, увидев финскую визу, справку о зачислении на платные курсы, сказал, что не видит причин отказать мне в праве на въезд в их страну, и за визой с трехдневным сроком действия можно будет зайти послезавтра. Ждать столько я не мог, поэтому посетовал, что в этом случае мне придется возвращаться в Ижевск, потом снова ехать в Москву — не ближний свет. Вице-консул понимающе согласился, что это дополнительная трата и времени, и денег. Переговорив с кем-то по внутреннему телефону, он сказал, что консульство идет мне навстречу, и виза будет готова сегодня после обеда.
Подобной оперативности и готовности войти в мое положение я не ожидал. Выйдя во внутренний дворик, я с уважением взглянул на синий с желтым крестом флаг.
Гораздо сложнее оказалось купить железнодорожный билет от Москвы до Хельсинки на нужную дату. Как ни уговаривал кассиршу, она стояла на своем: билеты есть только на более позднее число.
Делать нечего, и я согласился, решив пожертвовать поездкой в Швецию.
Через пару недель поезд «Лев Толстой» подходил к перрону вокзала Хельсинки, где меня встречал Корккинен.
— Времени у нас мало, — сказал он, помогая разместить мои сумки и чемодан в багажнике красного Volvo. — Надо успеть на паром в Турку.
— Погоди, у меня ведь шведская виза уже просрочена. Я не могу по ней въезжать.
— Ерунда, мы ее продлим прямо в порту. Главное, она у тебя есть. Уже билеты куплены.
В порт мы прибыли как раз в тот момент, когда начиналась посадка.
Пока Ээро дожидался своей очереди в веренице автомобилей, я с билетом и паспортом понесся искать пограничников. С ужасом обнаружил, что ни пограничников, ни паспортного контроля у них на посадке вообще нет! Подошел к девушке, которая регулировала погрузку легковых автомобилей и сидящих в них владельцев, попробовал объяснить свою проблему.
Она с удивлением посмотрела на меня:
— Билет на паром есть?
— Есть.
— Тогда проходите.
— А как же отметка в паспорте о пересечении границы?
Видимо, ей некогда было заниматься такой ерундой, как виза. Она хотела побыстрее поставить автомобили в грузовой трюм.
— Считайте, что моя улыбка — ваша виза. Пожалуйста, садитесь в машину, проезжайте. Счастливого плавания!
Так я оказался в щекотливой ситуации. На языке официальных правил, въезд на территорию иностранного государства без визы квалифицируется не иначе как «нелегальное проникновение». Что сделали бы у нас с нелегалом, я представлял очень четко, и оттого радости в моем настроении не прибавилось.
Ээро беззлобно подтрунивал:
— Ну, ты и влип, приятель. А если ваши узнают, что в Швецию ты попал без визы, что будет? Сибирь?
Заметив, что меня временно покинуло чувство юмора, он сменил тон и стал уверять, что между Финляндией и Швецией никогда не спрашивают ни паспорта, ни тем более визы.
Я в такое слабо верил и настоял, чтобы мои бумаги были приведены в порядок.
— Ну, если этого требуют ваши законы, тебе виднее, — согласился Ээро. — Отметку можно сделать по прибытии в Швецию.
Свой багаж я оставил в машине, так как все необходимые туалетные принадлежности входили в стоимость билета. При себе оставил только документы, деньги и билеты. Окинув беглым взглядом каюту, мы отправились на экскурсию по судну, заглянули в бар, а потом пошли на ужин.
Рано утром нас разбудил гудок парома — мы подходили к территориальным водам Королевства Швеция. Пассажиры вышли на верхнюю палубу. Судно стояло на рейде, будто чего-то ожидало. Действительно, минут через десять в небе показался военный вертолет. Вот он сделал облет и завис над водой позади кормы. С вертолета опустился кабель с какой-то насадкой на конце. Кабель вошел под воду. Я понял, что это за маневр.
— Это они так ищут наши подлодки?
— Именно их, — ответил Ээро.
Лодок под нами не обнаружили, вертолет поднял акустический аппарат и улетел на свою базу, а мы пошли своим курсом дальше. Вскоре объявили готовность к причаливанию. Мы спустились в транспортный трюм и менее чем через час оказались в городе, опять без проверок.
Ээро был морально подготовлен к моему очередному раунду поисков, припарковал автомобиль и пошел в кафе.
Мне указали, где находится паспортный контроль, и я, воодушевленный, пошел в нужном направлении. По закону подлости, все посты были закрыты, а турникеты, наоборот — открыты. Проходи кто хочет! Кое-как нашел дежурного. Тот сказал, что сегодня в стране национальный праздник и всю смену, кроме него, отпустили отдыхать.
Чертыхнувшись в очередной раз и окончательно осудив Швецию и всех шведов без исключения за полное отсутствие элементарной бдительности, пошел назад, к Ээро. Поняв, что без отметки о въезде в страну я дальше и шагу ни сделаю, он принял решение не сопротивляться и не критиковать меня за перестраховку.
— Мне даже самому интересно стало, как ты выкрутишься из этой ситуации. Будь я на твоем месте, я бы плюнул на всё и поехал бы дальше, но я — не ты. Едем в ближайшее отделение полиции. Я уже посмотрел карту, пока ты бегал.
Отделение нашли быстро. Я доложился дежурному офицеру, показал ему злополучную просроченную визу в паспорте. Озадаченный, тот покопался в своих бумагах и направил нас с Ээро к вышестоящему начальнику.
Это был рослый, крепко сбитый брюнет по фамилии Свенссон. Выслушав мое очередное объяснение, покрутив в руках паспорт, полистав его, Свенссон предложил нам посидеть в общем зале, пока он наведет нужные справки.
Разместившись на удобном диване, мы огляделись. На стенах — эстампы и картины. В углу, возле широкого окна — домашние растения: монстера и фикус Бенджамина. Возле стены напротив нас стоит стол с электрической кофеваркой и стопкой бумажных стаканчиков разового пользования. Пол покрыт керамической плиткой, чисто и тихо, как в больнице. Пахнет кофе.
— Как ты думаешь, надолго мы здесь? — спросил я Ээро.
— Не думаю. Хотя кто его знает, что там еще может быть. Давай лучше кофе возьмем.
— Этот кофе для посетителей или для сотрудников?
— Какая разница? Не обеднеют.
— Необычно как-то, у нас так не заведено.
— Я и сам в шведской полиции впервые, и то только благодаря тебе. Так ты кофе будешь?
— Буду. С сахаром и со сливками. Кому сказать в России — не поверят, что в шведской ментовке такой сервис.
Томясь в ожидании, стал сквозь окно рассматривать гуляющих горожан, пытаясь поделить их на «викингов» и «не викингов». По моим представлениям, викинг должен быть высокого роста, крепкого телосложения, вроде Свенссона, русый или рыжий, с голубыми глазами. Такие в поле зрения попадали редко — единицы. В основном люди среднего роста, брюнеты и блондины, далеко не атлетического вида. Одеты, обуты как везде в Европе, ничего примечательного.
Я вдруг понял, что изучать людей на расстоянии, глядя со стороны, — всё равно что лизать сахар через стекло, пытаясь узнать его вкус. Нужно прямое общение, какие-то совместные дела и действия.
Наконец-то вышел Свенссон.
— Господа, я предлагаю вам пойти погулять по городу. Пора обедать. Через час, я думаю, ваш вопрос будет решен. На всякий случай возьмите это, — он протянул мне письмо на бланке. — Это расписка в том, что ваш паспорт временно сдан для официальных процедур. Тут, за углом, есть кафетерий. Рекомендую.
Выйдя на улицу, я поделился с приятелем своим очередным впечатлением.
— Нет, ты только представь себе! Отпустили без паспорта и визы… Вот доверие к людям!
— Во-первых, ты сам сюда пришел, по собственному решению. Значит, ты отсюда никуда не денешься, не получив визы. Во-вторых, ты ведь не бродяга какой, а честный и законопослушный, даже слишком честный, гражданин. Если бы не твоя принципиальность, мы бы уже подъезжали к Стокгольму. Я хотел показать тебе город, свозить на место, где убили Улофа Пальме*.
— А ты вспомни, как сегодня утром вертолет искал советскую подводную лодку под днищем парома. Это о чем говорит? Если меня застукают без визы, то будет скандал. К полякам или прибалтам тут уже привыкли, даже если те по мелочам нарушают местные правила. К русским всегда и везде отношение более жесткое, без поблажек. Если меня, не дай Бог, депортируют и эта информация пойдет по официальным каналам, потом будет очень сложно въезжать в другие страны. На работе мне за такие дела… Словом, мне нельзя рисковать.
— Черт побери, как у вас всё сложно. Как говорится, если есть плохое правило, а изменить его нет возможности, этому правилу надо следовать — дешевле обойдется.
В условленный час мы вернулись в отделение. Не успели толком приземлиться на знакомый диван, появился Свенссон.
Было видно, что он торопится.
— Прошу в офис.
Мы проследовали за ним.
— Для рассмотрения вашей заявки о продлении срока действия визы я обязан провести с вами собеседование и заполнить анкету.
Теперь весь вид его был преисполнен важности и собственного достоинства. Говорил он медленно, четко формулируя фразы, не потому, что разговор был на иностранном языке, а ситуация так обязывала.
Данные из паспорта переписали быстро. В качестве моего гаранта выступил Ээро.
Когда дошли до графы «Занимаемая должность», я показал ему свою визитную карточку. Там было всё обозначено, вместе с адресом предприятия, где я работал.
Свенссон попросил подробнее рассказать о заводе. Я смекнул, достал из портфеля рекламный каталог: автомобили, мотоциклы, промышленное оборудование, спортивно-охотничье оружие. Еще раз посмотрев на визитку, неторопливо пролистав каталог, Свенссон не без удивления спросил:
— Так вы, судя по всему, босс?
— Не крупного калибра, но вроде этого.
— Это хорошо, — и в моей анкете появилась краткая пометка «BOSS». — Далее, каковы мотивы вашего посещения Швеции?
— Я ни разу не бывал в вашей стране. Хотелось бы повидать Стокгольм, возложить цветы на могилу Улофа Пальме. После этого намерен перебраться в Финляндию для сдачи экзаменов в университете Оулу.
— Возложить цветы — отдать дань уважения зверски убитому премьер-министру Швеции?
— Да, это действительно так. Я всегда с почитанием относился к этому политическому деятелю.
Прямо в старой визе Свенссон изменил даты, расписался и аккуратно поставил печать.
Получив то, за чем мы сюда пришли, я и Ээро собрались уходить, поблагодарили Свенссона и пожали ему руку. Он, однако, попросил нас на минутку задержаться.
— Не для протокола, господа… Я сегодня узнал столько нового! Никогда раньше не сталкивался с оформлением виз. Пришлось поднять целую гору справочников и инструкций, провести консультации с шефом полиции. Дело в том, что сегодня, как вы, наверное, знаете, все госучреждения отдыхают — в стране большой праздник. Шефа я нашел в гостях у родителей, чему он, сказать по правде, был не очень рад. К тому же, по моему служебному положению, я не имею права ни выдавать, ни продлять визы — это функции МИДа, ну, в крайнем случае, миграционной службы. Нас всех поразил сам факт, что человек добровольно явился к нам. Обычно мы нарушителей ловим, а тут — сам пришел. Похвально и благоразумно. Хочу обратить ваше внимание на то, что я не стал делать отметку о пересечении шведской границы. В таком случае ваша финская виза сразу бы утратила силу. Она ведь одноразовая — на один въезд и один выезд. У вас в Хельсинки — въезд, а в Турку — выезд. Так уж случилось, в Турку вам отметку не сделали… Надеюсь, и при пересечении границы в Хаппаранде вас тоже никто не остановит. Тогда будем считать, что вашего посещения Швеции вообще не было. Если вас всё же остановят для проверки, пусть свяжутся со мной вот по этому телефону, я всё объясню. Счастливого пути. — Свенссон вручил свою визитку.
Только после того как сели в Volvo и захлопнули двери, мы с Ээро разразились хохотом.
— Когда он тебе стал про финскую визу растолковывать, вид у тебя был — как бы это покорректней выразиться — совсем хреновый!
— Чего уж там, я думал, меня столбняк хватит. Одну визу с горем пополам сделали, как вторая тут же утратила свою силу… И всё же это поучительная история. Представляешь, простой капитан полиции взял на себя ответственность, дошел до самого верха, в такой-то день! Да если бы такое произошло у нас, меня бы точно задержали и проволынили день-другой до выяснения всех обстоятельств. Еще и штраф бы заставили платить. Все же Швеция — просто ненормальная страна.
— Идиот ты! Прости за такое слово. Это у тебя голова ненормальная. Привыкли вы там у себя во всем подозревать злой умысел. Нормальный человек заслуживает доверия и уважительного к себе отношения.
— По такому случаю сегодня вечером я банкую.
— В каком смысле?
— Сегодня за ужином выпьем с тобой за здоровье Гуннара Свенссона, капитана шведской полиции.
— За целый день это у тебя первая здравая мысль. Ладно, поехали в Стокгольм. По дороге надо еще цветов купить.
Забегая вперед, скажу, что в тот год к Рождеству отправил я Свенссону открытку с пожеланиями здоровья и успехов в службе.

ЭКСПЕРИМЕНТЫ В ПУТИ

Мы здорово отстали от намеченного графика, поэтому на достопримечательности Стокгольма я взирал не выходя из автомобиля. Остановились только там, где покоится прах Пальме. Наш дальнейший маршрут был ориентирован на север, по побережью.
Проезжая через небольшие поселки и хутора, обратил внимание на следующие детали.
Строения в основном частные, одноэтажные. Домики опрятные, свежеокрашенные. Под окнами и вдоль дорожек — обилие цветов. Трава по обочинам проезжих дорог и во дворах тщательно пострижена. На бензозаправочных станциях, у торговых центров, даже возле жилых домов — флагштоки с национальными флагами, штандартами, желто-синими лентами — всё ярко и празднично.
Шведы — аккуратные люди, отметил я про себя.
От Стокгольма отъехали уже на добрую сотню километров, а я так ни разу и не заметил ни одного гаишника, или как там они называются. Интересуюсь у Корккинена:
— Если нет службы контроля за транспортом, то не увеличивается ли в праздничные дни количество ДТП?
— Хороший вопрос. Давай проведем эксперимент, чтобы ты сам убедился, как водители ведут себя на трассе. Для начала обрати внимание на качество дорожного покрытия и разметку — такого порядка нигде в Скандинавии не увидишь. Посмотри на ширину асфальтированной обочины.
— Я уже обратил. Фактически ширина обочины чуть ли не такая, как ширина проезжей полосы. Зачем?
— Сейчас узнаешь.
Чуть поднажав, мы вплотную приблизились к идущему впереди «фольксвагену».
— Проскочим! Давай, обгоняй, — советую я.
— Не стоит выезжать на встречную полосу, рисковать самому и других напрягать… Смотри дальше.
Мы едем за «фольксвагеном» еще метров сто — сто пятьдесят. Его хозяин заметил нас в зеркале заднего вида, включил правый поворот и, не сбавляя скорости, плавно вышел на обочину, уступив нам путь. Нам оставалось только чуточку ускориться, чтобы оказаться впереди.
Идя на опережение, Ээро поднял правую руку вверх — спасибо, мол. «Фольксваген» моргнул фарами. Выждав, пока мы отойдем на безопасное расстояние, «фольксваген» вновь вернулся на основное полотно дороги. Такой же трюк мы проделали еще пару раз, и каждый раз ритуал проходил по тому же сценарию.
— Понял?
— Понял. Культурно, ничего не скажешь. Не надо ни суетиться, ни тем более сигналить клаксоном. У нас ездят не так. Хорошая привычка. Не люблю хамов на дороге.
— То-то! А ты мне — про полицейские патрули, про ДТП. На дороге опасен не тот, кто ездит быстро, а тот, кто не думает о других, — читал нравоучения Корккинен.
Летнее солнце не спешило за горизонт. Тем не менее пора позаботиться о ночлеге. В ближайшем населенном пункте свернули с «хайвэя». Гостиницу нашли без труда — она стояла тут же, чуть в стороне от транспортной развязки.
В гостинице не надо было ни заполнять формуляров, ни предъявлять паспортов — все записи сделал администратор, поверил на слово. Опять не так, как у нас. За проживание заплатили сразу, так как выезжать мы намерились с утра пораньше.
На ужин с Корккиненом договорились идти не засиживаясь долго в номере. Приняв душ и наскоро побрившись, я был готов. Только сейчас понял, что за день здорово проголодался. У Ээро, наверно, тоже разыгрался аппетит.

ЕЕ ЗВАЛИ АНЬЕТОЙ

В ресторане было людно, играла музыка — и здесь чувствовался праздник. Чтобы снять стресс, решили взять водки. Я напомнил об обещанном.
Метрдотель, рыжеволосая толстушка лет сорока, разместила нас на невысоком подиуме, в углу, слева от входа. Отсюда нам хорошо было видно, как отдыхают местные.
Ээро подозвал официанта, о чем-то с ним переговорил, несколько раз указав на меня. Официант улыбнулся, понимающе кивнул головой, сделал пометку в книжке заказов и быстро удалился.
— Я его попросил водку не в рюмках подать, а в графинчике, на русский манер. Обычно они носят маленькими «дринками», но для нас сделают исключение. Я ему объяснил, что ты мой русский гость.
— Они что, и вправду считают, что русский мужик меньше бутылки не выпивает? Небось они тут думают, что русские обязательно бьют фужеры после каждого тоста?
— Ваше искусство в части пития во всем мире легенда. Хотя шведы тоже умеют пить.
— А что, финны не умеют? — подковырнул я.
— Твоя правда. Все мы, северяне, знаем в этом толк — сказывается историческая близость культур.
— Будет тебе мудрствовать… Давай к водке закажем селедочки. Она у них тут есть?
— Уже заказано. Надо определиться, что мы будем есть.
— Хочется чего-нибудь мясного, и побольше.
— Как насчет хорошего антрекота?
— Хорошо. И картофельного салата на гарнир.
— И я не откажусь.
— Под водочку, а!
— Ох и поужинаем… — Корккинен энергично потер руки. — Водка не напиток, это образ мышления. Помню, я еще мальчишкой был, отец — мы тогда жили на ферме — возвращается с поля, с другом. В дом входят, не снимая сапог, садятся за стол, достают бутылку самой дешевой картофельной водки «Коскенкоррво»… Жили мы тогда очень бедно… Отец берет луковицу и не режет ножом, а кулаком разбивает прямо на столе. Молча наливают два стакана, молча пьют по половинке. Посидят, покряхтят — и ни слова. Также молча прикончат, а на прощание только и услышишь: «Хорошо пообщались».
Принесли графинчик и две розетки с селедкой. Официант наполнил рюмки, принял заказ на антрекоты и, пожелав приятного аппетита, снова ушел.
— Эх, не так сделано. Я бы ее приправил лучком, полил бы подсолнечным маслом, чуток сбрызнул бы уксусом.
— О вкусах не спорят. Мне кажется, в винном соусе она тоже хороша.
— Ну что, за Свенссона?
— Чуть позже. А сейчас — добро пожаловать в Скандинавию. Скол!
По первой замахнули до дна, закусили ломтиком пряной сельди.
— «Скол» — это «на здоровье»?
— Не совсем, хотя в современном понимании очень близко. Говорят, история этого тоста восходит к древним викингам. По их обычаю викинг-воин отсекал верхнюю часть черепа убитого им врага, наливал в нее пиво и демонстративно выпивал под громкие одобрительные возгласы собравшихся соплеменников. Дословно «скол» означает «череп». Это сейчас шведы такие сдержанные и благовоспитанные — сказывается влияние христианской религии и морали. Суровые были люди, хотя свидетельств каннибализма у викингов никогда не находили, во все времена…
— Жизнь была такой…
Наше внимание привлекли голоса за соседним столом. Там все повставали, стали чокаться, говорить какие-то слова, смысл которых был для меня непонятен — говорили по-шведски. В компании были одни женщины. Ээро пояснил, что иногда женщины ходят в ресторан одни, без мужей — есть такая традиция.
— У нас это называется «девичником». А ты заметил, как вон та, в красном платье, поглядывает в нашу сторону?
— Та, что похожа на Мэрилин Монро?
— Она.
— Заметил.
— Какие на этот счет предположения?
— Мне кажется, она на тебя смотрит.
— А мне кажется, на тебя.
— Нет, я толстый, лысый, для нее староват…
— У нас говорят: старый конь борозды не испортит.
— Причем тут конь и пашня?
— Это же в переносном смысле! Это означает, что у мужчин зрелого возраста секс лучше получается.
— Интересная пословица. Ну-ка повтори еще раз.
Та, которая в красном, видимо, почувствовав наши взгляды, снова на мгновение повернула голову в нашу сторону. Я приподнял рюмку и жестом показал, что пью за ее здоровье. Она улыбнулась, в ответ подняла свой бокал.
Наконец-то принесли горячие, шкворчащие антрекоты.
— Вот теперь в самый раз за Свенссона.
— За Свенссона, — поддержал Корккинен.
Ресторанный оркестр играл танго. Несколько пар вышли в середину зала, а Она, подперев подбородок своим изящным кулачком, всем видом показывала, что скучает и ждет приглашения.
Корккинен упредил:
— Сиди, закончи антрекот. Я ведь чувствую, ты уже и о еде забыл. Сейчас расправимся с мясом, выпьем еще по рюмочке… Не суетись, мы никуда не торопимся.
— Прямо как в том анекдоте про двух бычков. Слушай, а что если я закажу бутылочку шампанского, пойдем, поздравим женщин?
— Ты с ума сошел! Здесь так не принято — мы для них ведь совсем незнакомые люди.
Я снова пригласил официанта. Парень неплохо владел английским, и мы договорились, что он передаст от нас тому столу шампанское и розы, для всех шестерых. Следуя правилам хорошего тона, я положил официанту в книжку десять крон, сказав, чтобы шампанское и цветы включил в наш счет.
Официант оказался прытким малым, и уже через несколько минут он, держа серебряное ведерко со льдом и шампанским в одной руке, а цветы — в другой, подошел к указанному столику. Последовало короткое объяснение, что к чему. Дамы разом обернулись, я привстал и в легком поклоне приложил правую руку к сердцу.
Дамы о чем-то посоветовались, и официант принес фужеры.
Одна из них, постарше, жестом пригласила нас в их компанию.
— Говорил же тебе, у нас получится, — торжествовал я.
— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, — демонстрировал знание русских поговорок Корккинен.
Поприветствовав очаровательных дам, я как мог представился по имени сам и представил своего финского друга. Дамы также назвались по именам. Ту, что была в красном, звали Аньетой. Старшая предложила разлить шампанское, что я и сделал. Нас усадили в центр стола.
Оказалось, что двое из них владели немецким, а остальные — английским. Пришлось переключаться с одного языка на другой. Разговор шел ни о чем: мол, из Финляндии переплыли в Швецию, побывали в Стокгольме, едем дальше, на север.
Пошла очередная медленная мелодия. Аньета намекнула, что давно не танцевала. Я попросил прощения у остальных, пригласил ее. Глаза у Аньеты кокетливо блеснули, губы чуточку вздрогнули. Ее подруги переглянулись, о чем-то зашушукали. Я деликатно взял ее под локоток, и мы вышли на танцевальную площадку. Она было довольно высока, плюс еще каблуки — в самый раз для меня. От нее пахло духами и дорогой косметикой. Танцевала она изящно, хорошо держала ритм. Я прижал ее плотнее. Она немного засмущалась, неловко попробовала отстраниться, но, почувствовав, что я и не сдаюсь, и не позволяю себе лишнего, положила правую руку мне на шею.
Мне уже казалось, что я начинаю владеть ситуацией, как вдруг она задала в принципе обычный для начала знакомства вопрос:
— Ты откуда?
Я понял суть вопроса, но ответил уклончиво:
— В этот раз — из Турку.
— Я не это имею в виду. Ты из какой страны?
— Из России.
Брови ее удивленно приподнялись.
— Никогда бы не сказала.
— Почему?
— Русские путешествуют только группами, а ты один.
— Не один, а в сопровождении Ээро.
— Друг не в счет. К тому же русские говорят только по-своему, а ты изъясняешься на двух иностранных языках.
— Лингвистика — моя профессия.
— Ты на русского даже не похож. По внешности, я бы сказала, ты голландец. За американца тоже бы сошел.
— Но я в самом деле русский.
— Зачем ты всё выдумываешь? Если ты так настойчиво хочешь меня обмануть, значит, у тебя есть на то причины. Ты или наркодилер, или контрабандист.
— Упаси Бог! Я еду учиться в Финляндию.
— Не верю, чтобы занятия были летом. Ты мне всё врешь, — и искорки в ее глазах погасли.
Она молчала. Стало ясно, что наше знакомство на этом закончилось. После танца мы вернулись на место. Подружки, заметив, как изменилось выражение лица Аньеты, стали шепотом ее расспрашивать. Она говорила не поднимая глаз. Я понял: пора отдавать швартовы.
В баре я всё рассказал Ээро.
— Я ей чистую правду говорил, а она не поверила. Выходит, не вписался в систему ее представлений. Ну да ладно… Не думал, что шведы такие консерваторы. Выходит, если в моей истории она узрела несколько нетипичных моментов, всё, что я ей говорил, вранье? Выходит, они признают только типичные вещи? Что, шведы все такие?
— Угомонись и не суди обо всех по одному человеку. Впрочем, ты прав — в провинции народ более недоверчив, чем в больших городах. Я же тебе говорил, у тебя ничего из этого не выйдет. Они тут друг друга наперечет знают. Если бы ты с ней куда вздумал улизнуть, подружки могли бы это не одобрить.
— А где же шведская свобода нравов?
— Это здорово преувеличено. Не путай метрополии с периферией. Вообще, с выбором друзей шведы не торопятся.

ДОРОГА НА СЕВЕР

Туман окутал городок сиреневой пеленой. Сиреневой оттого, наверное, что горы здесь — из гранита такого же цвета. Горы подходят прямо к морю. Безмолвие, только изредка доносятся одинокие гудки каботажных судов. Люди еще спят после вчерашнего.
— Заедем на заправку, там и позавтракаем.
— Они уже открылись?
— Работают круглые сутки 365 дней в году, включая выходные и праздники.
На заправочной станции взяли кофе с горячими пончиками, там же прихватили с собой в дорогу несколько яблок и бананов, две бутылки Sprite — к услугам водителей предусмотрено и это.
Какое-то время ехали с включенными фарами, пока солнце не взошло в зенит и окончательно не разогнало туман.
Скуки ради я съел яблоко.
— Куда огрызок? В окно?
— Ты не заметил, что тут через каждые километр-два стоят большие мусорные корзины? Их же для чего-то поставили.
— Слушай, а если мне приспичит по малой нужде, то как поступать? В лес бежать?
— Брось дурака валять. Если вправду надо, скоро будет придорожный туалет.
— Нет, не надо… Тоскливо тут у вас. Всё заранее расписано, всё правильно и благочинно.
— Ничего, пожил бы здесь год-другой, привык бы. А насчет воли — могу поспорить.
По мере того как мы продвигались дальше на север, реже стали попадаться населенные пункты. Деревья пошли низкорослые, жиденькие. Мы приближались к зоне лесотундры.
Вдруг я заметил большой металлический щит с надписью на нескольких языках, в том числе и на русском: «Линия обороны. Сворачивать с дороги категорически запрещено — опасно для жизни».
— Это что значит?
— Когда ваши в 68-м на танках вошли в Чехословакию, шведы не на шутку переполошились. Вдоль дорог северного направления срочно возвели укрепсооружения. Эта трасса идет прямо до Мурманска, откуда шведы ожидали возможного танкового прорыва русских.
Я действительно заметил массивные железобетонные дзоты с амбразурами.
— Какие мрачные строения. Что, до сих пор боятся?
— Такова жизнь. Вы им для этого даете поводы.
— Они не любят нас за танки и подлодки?
— Скажи по правде, вас, русских, кто любит?
— Надоело мне всё это… Любят, не любят… Поскорее бы делом заняться.
Примерно полчаса мы молчали, пока не миновали небольшой аккуратный дом. Опять вижу на щите надпись: «CUSTOMS».
— Для чего здесь таможня?
— Скоро граница, таможенный досмотр.
— Будут проверять? — вспомнил я о визе.
— Сиди спокойно. Здесь редко останавливают.
Проехали еще одно строение. Прямо по курсу — светофор, а метров через пятьдесят — другой. Оба показывают зеленый свет.
— Если дадут красный, будет проверка. Приготовь паспорт и визитку Свенссона, может пригодиться.
— Часто останавливают?
— Иногда, в основном по выходным.
— Почему по выходным?
— Шведы и норвежцы по уикендам ездят к нам делать «шопинг», у нас цены ниже. Таможня проверяет.
Чуть сбавили скорость. Светофоры остались позади.
— А где же шлагбаум, пограничный пост? Где проверка документов?
— Всё, расслабься. Мы уже в Финляндии.
— Ну, блин, Швеция! Тормози, есть идея.
— Что еще? — недовольно буркнул Корккинен, но машину всё же остановил.
Я полез в сумку и извлек бутылку «Кубанской».
— Тебе нельзя, а я с удовольствием — за успешное возвращение в страну Суоми.

ВОЕННАЯ АКАДЕМИЯ

Дело было так. Получаю как-то официальное письмо из Англии.
Полковник Ли, руководитель международного отдела, сообщал, что Академия делает мне предложение принять участие в симпозиуме. Учитывая, что в таких мероприятиях россияне никогда еще не участвовали, их департамент решил мою поездку полностью оплатить. В письме было указано время, место проведения и дана общая информация о симпозиуме. Тут же предлагалась тема моего доклада.
Обычно на работе без особого энтузиазма реагируют, если неплановая научная командировка сопряжена с расходами, но позиция англичан взять всё на себя существенно меняла ситуацию. Словом, переговорив со своим руководством, я стал готовиться. Съездил в Екатеринбург, в английское консульство, и оформил все необходимые документы.
В назначенное время прибыл в город Шривенгем, где располагается штаб-квартира Академии, встретился с Ли, получил дополнительные разъяснения. Полковник сказал, что наряду с разработчиками и производителями спецтехники будут и военные, представители министерства обороны Великобритании. Мой доклад назначен на утро третьего дня симпозиума.
Первый день симпозиума, как заведено, был посвящен тем, кто конструирует и выпускает боеприпасы. Внимание привлек доклад шведской фирмы «Норма». Их последние проекты мне показались перспективными. К тому же наш завод в то время заканчивал подготовку производства новой спортивно-целевой винтовки по заказу сборной России по пулевой стрельбе. Для успешной сертификации и доводки изделия нужен был особо качественный патрон. И — вот везение — шведы такой патрон уже выпускают в нужной нам спортивной конфигурации.
Дождавшись первого перерыва, я подошел к докладчику.
Это был Оке Нилссон, инженер-конструктор отдела опытных разработок. Оке представил своих коллег: Леннарта Фалька и Кристера Ларссона. Фальк — вице-президент по маркетингу, а Ларссон — начальник отдела исследований и развития. Зная, что «кофе-брейк» скоро закончится, я в очень сжатой форме изложил суть своего предложения. Шведы обещали подумать и дать ответ к концу дня, однако уже в следующий перерыв Оке нашел меня и сказал, что их команда хотела бы обсудить вопрос более обстоятельно.
— Как насчет того, чтобы вечером посидеть в местном пабе, обговорить всё за кружкой пива?
Я принял приглашение, а сам задался вопросом: почему же они меня, можно сказать чужака, так сразу потащили в паб? Подумал, что в бизнесе приходится действовать по особым правилам — тут надо ловить момент. Также подумал, что времяпрепровождение в пабе еще ни о чем не говорит. Так, мол, посидели, потолковали, на том и разошлись — ничего личного, чисто бизнес. Меня и это устраивало.
Уже через полчаса я понял, что мои представления насчет замкнутости шведов были неверными. Или «нормовцы» всё же были исключением? Ребята оказались довольно коммуникабельными, и между нами постепенно установились неформальные отношения. Друг к другу обращались только на «ты».
Делам мы уделили минут десять-пятнадцать. Они готовы получить от нас запрос и дать свои коммерческие предложения. Чувствовалось, дело шведы знают туго. Никаких лишних вопросов, только уточнили, какие документы должна представить та и другая сторона.
Фальк сказал, что они пригласили меня в бар не столько для деловой беседы, сколько для общения.
— Ты здесь один русский. Мы прикинули: в компании всем будет веселей — мы ведь почти соседи. К тому же я лично знаком со Стронским, автором той самой винтовки, нас представили на последнем чемпионате мира.
За разговором я признался, что когда-то путешествовал с другом по Швеции. Тогда мне показалось, что шведы трудно идут на контакт. Ларссон на это ответил:
— Мы ведь не просто шведы, мы оружейники, а оружейники — это особая каста, транснациональная.
Резонная поправка.
Прошло часа два, но, чувствую, народ ждет продолжения.
— Джентльмены, у меня в номере есть «Калашников». Нет, не автомат, а водка, названная в честь конструктора Калашникова.
Шведы переглянулись.
— Это намек или просто информация к сведению? — подмигивая товарищам, спросил Оке.
Словом, в тот вечер все мои прежние представления о шведах как о людях холодных и неразговорчивых сильно пошатнулись. Конечно, ритм и образы их речи, мелодию интонаций не сравнить ни с какими другими. Да, шведы в каком-то смысле уникальны, однако это не мешало нам находить общий язык.
Вечер подходил к концу. Мы договорились, что я им из дома по электронке вышлю основные технические данные требуемых патронов, они их изучат и дадут свое заключение.
— Поверь, мы умеем делать любые патроны, даже с индивидуальной баллистикой — по спецзаказу, — заверил Ларссон.
— И пули приличные подберете?
— Нет проблем.
— А порох?
— Ты нам только скажи, что нужно, а мы уж постараемся.
— Какие будут цены?
— Вопрос — по части Фалька.
Леннарт, производивший впечатление человека интеллигентного и вдумчивого, говорил взвешивая слова.
— Судя по тому, что ваш заказчик — стрелки национальной сборной России, которых мы всегда считали одними из лучших в мире, для нас участие в этом проекте — дело престижное. Уверен, мы найдем оптимальное решение.
Я тогда подумал: расскажи кому другому, что заказчик — сборная страны (а это означает гарантированную оплату!), мне наверняка заломили бы цену, но у шведов на этот счет оказалась своя точка зрения. Для них эта сделка не столько прибыль в деньгах, сколько возможность поработать на имидж фирмы.
Шведы думают на перспективу.

ДЕНЬ МЕЖДУНАРОДНОЙ СОЛИДАРНОСТИ

Во второй день, когда выступал представитель немецких разработчиков противотанковых снарядов, в качестве доказательства их эффективности докладчик неоднократно упоминал:
— Наши снаряды надежно поражают броню русских БМП. На полигоне мы буквально изрешетили несколько русских машин.
Говоря это, он самодовольно подмигнул мне: дескать, знай наших. Я тут же почувствовал, как зал стал смотреть в мою сторону. Я вел себя сдержанно, внешне стараясь не выдавать эмоций. А что вы хотите — я ведь не где-нибудь, а на военном симпозиуме в стране — члене НАТО. Подспудно меня, конечно, подмывало задать пару каверзных вопросов, но это могло сыграть против меня, показать, что я сорвался. Решил всё обдумать и действовать не спеша.
Полковник Ли объявил очередной перерыв. Признаться, не ожидал, что ситуация может вызвать такой резонанс. Ко мне подходили знакомые и малознакомые люди: финны, канадцы, французы, американцы.
— Ты не должен оставлять этот инцидент без ответа. Мы расцениваем его как проявление бестактности. Да, мы солдаты, мы работаем на войну, но симпозиум не место для подобных выпадов. Дело даже не в том, что они били по вашим БМП, а в самом тоне докладчика.
Вечером оргкомитет устраивал званый ужин. Меня, как единственного представителя России, усадили за так называемый «Стол представителей наций».
Против специально отведенных гостевых мест, согласно протоколу, стояли маленькие флажки. Наш триколор был в самом центре, рядом с распорядителем, ведущим весь этот церемониал. Не знаю, явилось ли это оперативным решением организаторов, но немецкого представителя усадили на приличном расстоянии от меня. Всё же, думаю, утренний случай не был тому причиной. Иначе всё это выглядело бы просто нелепо — что ж теперь, войну объявлять?
После официального приема гости и устроители переместились в бар, что располагался тут же, в офицерской казарме. Впрочем, казармой этот дом никак не назовешь.
В обеденном зале добротная мебель из натурального дуба. На стенах картины со сценами баталий, портреты членов королевской династии Виндзоров и видных британских полководцев. В коридорах нижнего этажа снова картины — из жизни современных вооруженных сил Великобритании. В бар офицер обязан приходить в цивильном костюме, при галстуке. Курение в общественных местах запрещено — для этого есть специальная комната с кожаными диванами и креслами. В повседневной военной форме разрешено появляться только в дневное время суток. На торжественные мероприятия предписано ходить в парадном мундире, при всех регалиях. Во всем чувствуется строгость и дисциплина.
Тут-то и было решено провести неформальное продолжение приема.
Подошли шведы.
— Ты что решил?
— Есть идейка… Я вызову его на поединок — кто больше выпьет.
— Если нужно, мы тебе поможем. Его надо проучить, мы на твоей стороне, — поддержали «нормовцы».
— Нет, ребята, это теперь мое личное дело. За солидарность спасибо, конечно. Будет честная дуэль, я вам обещаю.
Видимо, чтобы уладить неловкий и досадный промах товарища, подошел другой немецкий участник, а мой обидчик, как бы ничего не замечая, оставался у стойки.
— Хочу сказать, что мы благодарны вашим БМП. Они — эталон надежности. Если бы не боевые качества вашей техники, нам бы не видать таких ассигнований на новые разработки.
— Согласен, машина хорошая. Я предлагаю выпить за наше оружие.
Было видно, что немцу мое предложение не понравилось. Сознавая, что такая постановка вопроса была политически некорректна, я тем не менее не отступал.
— Ну хорошо, выпьем тогда так: я — за свое оружие, а вы с вашим коллегой — за свое. Кто не пьет, тот не солдат, а тыловая крыса.
В другой раз за такие штучки меня бы попросту послали куда подальше, но мои оппоненты понимали, что на карту поставлено нечто большее, чем просто принцип. Наш диалог был в центре всеобщего внимания, но никто даже и не думал в него вмешиваться, чтобы развести нас по углам, как говорят спортсмены. Я понимал, что действую слишком прямолинейно, но мой вызов всё же был принят. Теперь к нам присоединился и тот, по фамилии Мюллер.
— Что будем пить?
— На ваше усмотрение.
— Русскую водку?
— Не люблю, когда за так дают фору. Как насчет виски, без воды и льда?
— Х-м… «Катти Сарк» устраивает?
— Вполне. Может, по двойному?
Немцы решили не уступать. Дело зашло уже слишком далеко.
— Можно и по тройному.
— Условимся, господа: за виски платит тот, кто первым не выпьет до дна.
Это мое предложение признали справедливым. С первой справились легко и достойно. Первый успех вдохновил немцев на второй раунд. Я, разумеется, согласился. На тех же условиях.
Мои шведские друзья не сводили с нас зоркого взгляда — мало ли как может всё обернуться. Я дал им знак: всё нормально, ситуация под контролем. Они понимающе кивнули. Потом был и третий раунд, и четвертый.
В какой-то момент Мюллер поплыл, четвертую выпил не до конца. Провоцировать дальнейшее развитие поединка я не стал, временно отдав инициативу соперникам, хотя по всем параметрам был готов к продолжению, но его не последовало.
По уговору Мюллер заплатил за виски и на такси уехал в гостиницу, а я присоединился к остальным, и мы еще выпили. Комментарии был скупые. Всё ясно — наша взяла.
Однако моя задумка этим не ограничивалась. Я ждал завтрашней сессии — ведь мой доклад был намечен именно на завтра утром. Учитывая, что все мы «приняли на грудь» во время официального ужина плюс до дуэли почти все успели взять в баре по пиву, то мешанина получилась приличная. Только утро покажет победителя. Ночью спал я плохо, всё думал, как построить свое выступление, ведь аудитория ждала публичной сатисфакции. Так ничего и не придумав, под утро задремал.
Мысль пришла неожиданно, когда я уже заканчивал доклад.
— Господа, мы с вами реалисты, и давайте называть вещи своими именами. Вчера наш немецкий коллега упомянул, что при разработке своих снарядов они стреляли по русским БМП… Кстати, а где господин Мюллер?
Я сделал паузу. Зал недружно засмеялся.
— Похоже, он всё еще не отошел от вчерашнего «эндшпиля» в баре. — Снова пошел смешок, веселее. Я продолжал: — Мы в своих испытаниях также используем боевую технику потенциального противника. Вчера, когда господин Мюллер рассказывал о своей методике, я увидел, как живо зал среагировал на эти слова. Меня потом спрашивали, как я себя чувствую в этой ситуации? Честное слово, господа, и вчера, и сегодня с утра чувствую себя весьма уверенно, разве только голова немного побаливает по чисто техническим причинам. Что же касается БМП, скажите откровенно, в мире есть ли машина лучше? Благодарю за любезное внимание.
Аудитория зааплодировала. Экзекуция состоялась без скандалов и эксцессов. Я принимал поздравления. Оке всё же признался:
— Мы за тебя волновались, но ты всё сделал правильно.
После симпозиума со шведами мы прощались уже как добрые знакомые.

ТРУБА ЗОВЕТ

На заводе мою новость о суперпатроне восприняли хорошо, если не сказать больше. Мы выслали «Норме» нужные характеристики. Те сообщили, что со своей стороны руководителем проекта назначили Нильссона, вся переписка будет идти через него.
Несколько раз то я, то Оке звонили друг другу, согласовывали технические детали. Однажды вынужден был искать его дома — дело было срочное. Вместо Оке трубку подняла Моника, его жена. Пришлось представиться. Так я заочно познакомился с его семьей. Одно за другим шли электронные сообщения. Иногда переписка заходила на личные темы, отношения становились более доверительными.
Вскоре шведы сообщили, что необходимая комплектация ими сделана. Они намерены собрать пробную партию для проведения предварительных испытаний. Еще через неделю получаем результаты контрольных стрельб. Они впечатляли. Такая расторопность в деле наших изрядно удивила.
— Они что там, день и ночь работают?
Николай Безбородов, главный конструктор, предложил командировать наших инженеров для проведения приемочных испытаний.
— Дело ответственное, с фирмой мы раньше не работали. Прежде чем давать добро на отгрузку, надо бы организовать входной контроль на месте.
Ехать в Швецию группой — накладно. Решили сэкономить, и директор подписал командировку на одного человека.
— Поедешь ты. Посмотри, может, у них есть еще что, полезное для нас.
«Норма» с нашими предложениями согласилась. Фальк вызвался быть координатором.

РЕГЛАМЕНТНЫЕ РАБОТЫ

От Карлстада до Амотфорса нужно добираться через Арвику. В Арвике я разместился в гостинице «Оскар», и мы поехали дальше.
Амотфорс — совсем небольшой городишко, уютный и опрятный. «Норму Пресижн АБ» увидел издалека — по большому постеру на крыше одноэтажного здания. «Нормой» фирма названа в честь одноименной оперы Беллини. Дело в том, что один из братьев Энгер, основателей фирмы, был большим поклонником творчества этого композитора.
Фальк повел меня знакомиться с боссом, президентом фирмы Торбъёрном Линдскогом. Навстречу нам встал среднего роста, лет пятидесяти человек. Суховатое, с узкими скулами лицо, высокий лоб, серые, проницательные глаза, острый, с горбинкой нос. Уже с первых произнесенных им фраз было ясно: по-английски он говорит блестяще. Шведы вообще хорошо говорят по-английски. Пожалуй, лучше всех в Европе, не считая британцев, конечно. В Голландии, где английский тоже очень распространен (там даже водители трамвая знают иностранный), говорят с более заметным, характерным акцентом.
— Приятно познакомиться, Алекс. Рад, что у нас складывается хороший совместный бизнес. Надеюсь, тебе у нас понравится. Парни рассказывали о вашем знакомстве в Шривенгеме. Забавная история.
Торб провел меня по офису, представил сотрудникам.
— Здесь, кроме моего кабинета и кабинета Леннарта, располагается отдел продаж и маркетинга, логистика, финансы и бухгалтерия, конструкторская служба. Производство — в соседнем корпусе. Я думаю, Оке тебе его покажет. Тебе будет интересно.
— У вас штат большой? — спросил я.
— Всего сто двадцать пять человек. Больше половины — рабочие и техники. Могу дать некоторую статистику: в этом году мы рассчитываем выпустить двадцать три миллиона патронов более чем семидесяти калибров. Кроме собранных, готовых изделий, продаем два миллиона пуль и три миллиона гильз. Пороха по нашей рецептуре нам делает фирма «Бофорс», основанная еще легендарным Альфредом Нобелем. Экспортируем в сорок стран мира. Экспорт занимает семьдесят пять процентов от общего производства, остальное — внутренний рынок.
— Как дисциплина?
— У нас этой проблемы, как и текучести кадров, никогда не было и, надеюсь, не будет. Мы неплохо платим своим работникам.
Заглянули в комнату с табличкой «Исследования и развитие». Там я увидел своих знакомых — Оке Нилссона и Кристера Ларссона. За третьим столом сидел еще один человек. Он представился как Кеннет.
— Алекс, оставляю тебя с этими джентльменами. Если будут вопросы, заходи, — бросил на ходу Торб.
Кеннет принес традиционный кофе, к работе приступили не сразу. К делам перешли только после расспросов, как я добрался, как и где устроился, какая в России погода. Я начинал поглядывать на часы, но Оке заметил этот жест, успокоил:
— Не волнуйся, мы всё успеем сделать.
Кристер изложил программу нашей работы на предстоящие два дня.
— Сегодня Кеннет и Оке повезут тебя на испытательную станцию. Там всё готово. Результаты сравним с теми, что мы отправили вам. Если они совпадут, будем считать, полдела сделано. Далее вы с Оке пройдете в цеха оснащения и сборки. Какие документы изучать будешь?
— В принципе мне хотелось бы посмотреть сборку, а документы меня меньше интересуют. Главное — получить сходимость результатов контрольных отстрелов. Кстати, у вас есть специальные стрелки-испытатели?
— А у нас все умеют стрелять.
Кеннет, до этого молчавший, спросил:
— Алекс, ты меня не помнишь?
— Честное слово, не припомню.
— В девяностом я был в Мытищах, выступал за сборную Швеции по пулевой стрельбе. Я тогда подходил к вам в представительство, интересовался вашими винтовками.
— Погоди-погоди… Ты тогда с Малькольмом Купером был?
— Точно! Малькольм на том чемпионате стал победителем, а я — третьим. Ваш стрелок в этом упражнении занял второе место.
— Мир тесен. Ну что ж, будем считать, мы все друг друга неплохо знаем. Кристер, у вас в отделе сколько сотрудников, если вы и разработчики, и технологи, и испытатели?
— На постоянной основе — трое. Есть еще два консультанта со стороны. На производстве — свои стрелки. Мы занимаемся только испытаниями новых разработок.
— Слушайте, ребята, трудно поверить, что вы всю номенклатуру тащите. Конструкторский контроль текущего производства тоже ведете?
— Формально, у нас есть служба контроля и управления качеством, но мы в этом процессе тоже активно участвуем.
В разговор снова включился Оке:
— Думаю, начнем с краткой экскурсии по производству, чтобы у тебя было представление. Если что будет неясно, сразу спрашивай. Пока стреляем, Кристер подготовит ответы.
С патронным производством я мало знаком, если не считать посещения завода в Барнауле. Как делаются патроны, изучал больше по специальной литературе. То, как это поставлено в Швеции, было действительно интересно. Репутация «Нормы» как производителя продукции высочайшего качества хорошо известна среди специалистов. Обход цехов начали с заготовительного участка, затем прошли на участки вырубки, штамповки, отжига, вытяжки, сборки гильз. Оборудование в основной массе новое. Многие технологические циклы полностью автоматизированы. Людей немного, но и они все заняты работой.
Оке пояснил, что каждый оператор имеет свое личное клеймо инспектора по качеству.
— Брака как такового у нас нет. Все параметры заложены в технологию, в оборудование и оснастку. Контроль ведем выборочный.
Я знал, что «Норма» славится своими пулями. Оке продемонстрировал и это производство.
— Наше ноу-хау — молибденовое покрытие пуль для спортивно-целевой стрельбы. Конкуренты тоже его применяют, но их процесс основывается на методе спекания, что довольно дорого. Мы внедрили более рациональный и эффективный способ. Рекомендую ознакомиться, поскольку для вас патроны оснащаются пулей именно с таким покрытием.
— Я уже наслышан о вашем изобретении. На прошедшем чемпионате мира десять победителей из двенадцати использовали ваш патрон. Это за себя говорит.
Побывали мы и в испытательном тире. Казалось, в производстве не было ничего такого, чего он не знал бы. Отвечал коротко, освещая самую суть. Что и говорить, Оке — профессионал. Эта черта не могла не импонировать.
— Кстати, вы все компоненты сами делаете?
— Как ты уже знаешь, пороха мы получаем от «Бофорса». Капсюли тоже покупные. Немного закупаем пуль, таких, которые сами не можем делать, запатентованных. Остальное — всё наше.
— Прекрасный завод! Культура высочайшего уровня. Спасибо за интересную презентацию, Оке.

Испытательная станция с так называемой «длинной трассой» располагалась вне основной территории, в нескольких километрах от Амотфорса — таковы требования экологов. Там нас уже ждал Кеннет.
— У нас всё готово. В какой последовательности стрелять будем?
Я предложил начать со стрельбы из баллистических стволов, со станка. Электронная мишень вынесена на 300 метров. Результаты попаданий автоматически считывались приборами и передавались на компьютер, стоявший в нашей кабине, тут же обрабатывались и распечатывались в виде официального «Сертификата соответствия». Оставалось только подписать их представителем изготовителя и заказчика.
Я еще раз отметил про себя, как четко и грамотно действовали шведы.
Темп стрельбы размеренный: выстрел, пауза несколько секунд. Оке даже руку на ствол кладет, чтобы быстрее снять вибрацию. Снова выстрел, снова пауза. На дисплее получалась красивая картинка: пробоины ложились компактной группой, без единого отрыва. Отрыв — это когда какая-то пуля ложится в стороне от остальной группы, что говорит либо о неправильной методике стрельбы, либо о неважнецком качестве патронов. Качество ствола тоже играет существенную роль. У нас же всё шло как надо.
Задаю вопрос:
— В вашем предварительном отчете размеры кучности даны на несколько миллиметров больше, чем мы получаем сегодня. Перестраховывались?
Оке кивнул.
— Пусть фактические результаты будут лучше, чем заявленные. То, что мы заявляем, мы гарантируем. Нынче у нас действительно всё получается тип-топ.
— Оке, я хотел бы взять не только распечатки, но и реальные карточки отстрела. Можно?
— Нет проблем. Кроме электронной мишени, мы предусмотрели дублирование на картоне. Что-нибудь еще?
— Перекур! Как насчет кофе?
— Вот глупая голова! Мог бы и сам догадаться. Заработались. Здесь слегка перекусим, а вечером Торб ведет тебя в ресторан.
После перерыва — стрельбы из винтовок, положение «сидя, с упора».
За дело взялся Кеннет. Открыл амбразуры, расчехлил оружие, выставил новые коробки с боеприпасами.
— Стволы производства фирмы «Бордер», Шотландия, а сами винтовки собраны на «Таннере», в Швейцарии. Отличная техника! — пояснил Кеннет.
Сделав по три незачетных выстрела, прогрели стволы.
Тягаться с Кеннетом я и не собирался, но даже у меня результат получился неплохой. Ясно, патроны — выше всех похвал. Можно всё подписывать.
Чисто для проформы решил позвонить Безбородову, доложить итоги приемки. Николай внимательно выслушал, с моими выводами согласился.
— Ты спроси, есть ли у них патроны более крупных калибров? Федерация прорабатывает новый проект для соревнований на дистанции до тысячи метров. Это, конечно, в перспективе, но, коль уж ты там, изучи вопрос.
Оке обещал такую информацию мне предоставить.
— Не знаю, сможешь ли вывезти образцы, но у меня вся документация имеется в компьютере. Если хочешь, мы тебе на дискетку всё сбросим, чтобы с бумажками не возиться.

Все регламентные работы закончили досрочно.
— С вами, ребята, мы бы любую пятилетку дали за четыре года!
— Как тебя понимать?
— Ой, это долго объяснять! Благодаря вам, у меня появляется куча свободного времени. Осталось только подготовить общий технический отчет, но это я сделаю по дороге домой, мой ноутбук всегда со мной. Завтра дела подчистим, и всё, можно отдыхать.
Вернувшись в офис к концу рабочего дня, поделился впечатлениями с Леннартом. Договорились, контракт подпишем, зарегистрируем, проштампуем завтра с утра.
Зашел Торб. Я ему вкратце всё снова повторил.
— Алекс, по такому случаю мы идем в «Оскар». Там отменная кухня, приличный сервис. Заодно обсудим перспективу. Сейчас мы тебя отвезем в гостиницу, а в семь часов сами подъедем. Нас будет четверо: ты, я, Леннарт и Оке.
— Какая форма одежды? — просил уточнить я.
— Свободная, без какого-либо протокола. Мы, как соберемся, позвоним тебе.
В назначенный час позвонили, и я спустился в фойе.
Прошли в ресторан, где нас встретили и усадили за учтиво накрытый столик.
Заказывали индивидуально, что кому нравится.
Я попросил малосольного лосося на закуску, а в качестве основного блюда — «оленину по-лапландски».
Торб изучал «Список напитков».
— Алекс, что будешь пить? Я слышал, ты в этом деле знаток.
— Я — как вы. Сильно набираться не хотелось бы, завтра на работу, но компанию поддержу с удовольствием.
— Здесь все свои. К тому же ты можешь выйти на работу чуть позже, — сказал Фальк.
— Ну хорошо. Я буду всё, что вы закажете. Только на работу — строго к восьми. У нас говорят: не умеешь пить водку, пей кефир. Работа — дело святое.
Выбор пал на «Столичную».
Я только от вина к горячему отказался, но попросил пива. Леннарт порекомендовал «Фалькона», местного производства.
Торб рассказал, что раньше профессионально занимался электроникой. В один прекрасный момент ему надоели схемы, микрочипы, герцы и гигабайты.
— Захотелось чего-то более живого, динамичного. Так я пришел на «Норму», работаю здесь почти двенадцать лет. До этого я толком не знал, как ружье стреляет, а сейчас заделался страстным охотником. Был на сафари в Норвегии, Испании, Соединенных Штатах. Люблю ходить на лося. Сейчас даже не представляю, как я вообще без охоты обходился. Алекс, ты охоту любишь?
— Если честно, я не охотник. В юности, еще с отцом, ходил на перепела, куропатку, зайчиков постреливал. Потом поостыл. Было у меня ружье, Иж-27, вертикалка. Я его сдал в милицию на уничтожение.
— Погоди, — удивился Торб, — ребята говорят, ты неплохой стрелок.
— Это уже из другой оперы, так сказать. Сейчас стреляю только в интересах маркетинга, да так, для удовольствия. Хотя я ничего не имею против охоты. Просто это уже не для меня.
— Каждому свое, — резюмировал Фальк.
Почувствовав некоторую заминку, я сменил тему.
— Между прочим, я изучил ваш новый каталог. Интересные вещи узнал, возникают сравнения. Вот, например, реклама американских производителей. Везде главный аргумент — цена, ее доступность при отличном качестве, но всё же упор делается на деньги. У вас о деньгах вообще речи нет. Прекрасный дизайн каталога, информативность. А вот некоторые текстовые заставки, особенно твое, Торб, обращение к потребителю, выходят за рамки коммерческой рекламы. Это уже тянет на приличную литературу. Вам кто тексты пишет? Я бы с удовольствием такого человека на работу принял.
Торб скромно опустил глаза. За него ответил Фальк:
— Оформление каталога — идея Торба. Он же и тексты составил, мы только помогали. Мы рады, что тебе каталог понравился. Значит, правильная концепция.
— Искренне поздравляю, Торб. Весьма толково, я бы даже сказал, талантливо.
— Алекс, ты мне льстишь. Каталог — наш коллективный труд. Когда продукция качественная, то и реклама должна быть подобающей.
В ресторане оставались только мы одни.
Торб спросил:
— Тебе как в Швеции? Что-нибудь хотел посмотреть, где-то побывать?
— Хотел бы побывать на каком-нибудь фольклорном концерте. Страсть как хочу послушать ваши народные песни. То, что идет по телевизору, не показывает истинную народную культуру.
Торб еще раз оглянулся, нет ли кого в зале.
— Я хоть и не мастак петь, но для тебя попробую. Леннарт, Оке, помогайте. Это старинная походная песня викингов.
С серьезными лицами, сосредоточенные, они запели грубыми голосами.
Как мне передать звуки мелодии при помощи слов? Мелодия отрывистая, динамичная, даже суровая. Доведись мне ее повторить, я бы не смог с первого раза — ухо не на тот лад настроено. К тому же я не понимал текста. Как жаль!
— Спасибо, ребята. Я взаправду тронут. Будет случай, возьмем гитару, я вам русские песни исполню.
Настала пора расходиться по домам. Если не считать участия в пении, Оке весь вечер молчал. Видимо, думать головой и делать руками у него лучше получается.

Позже, сидя в номере, я сделал кое-какие записи, чтобы в отчете не упустить детали прошедшего дня.
Действительно, с организацией труда на «Норме» всё в норме. Я думал, для такого объема работы придется минимум два дня попотеть, но всё оказалось куда как быстрее и эффективней и, что более примечательно, без толкотни и суеты. Шведы умеют ценить время, и свое, и своих партнеров. Нам бы так научиться. Да и народ они ничего, учтивые и даже приветливые.
Мне припомнился тот эпизод в отделении полиции, когда я пробовал по внешним признакам отличить, кто викинг, а кто нет. Думаю, ошибочно пытаться изучать другой народ, зацикливаясь на различиях. Конечно, важно знать об этих различиях, но гораздо важнее находить то, что нас сближает.
Теперь знаю точно, шведы — нормальные мужики.

ОКЕ НИЛССОН

До Нового года оставалось целых две недели, но близость его ощущалась везде и во всем, в том числе и в настроении людей.
Рейс на Москву был запланирован на понедельник, и я даже радовался, что выпали два выходных дня. Хотелось посвятить их походам в театр, в музеи, по улицам предновогоднего Стокгольма — когда еще такое удастся.
Стал наводить справки, как можно сдать авиабилет на внутренний рейс, так как из Арвики решил ехать поездом, проходящим из Осло до Стокгольма.
Узнав про мои приготовления, Оке предложил свою альтернативу:
— Стокгольм, конечно, красивый город, но в наших краях ты увидишь то, чего больше нигде нет. Сегодня вечером ты выписываешься из гостиницы и два дня проводишь у меня. Правда, мой дом не пятизвездочный отель, но комната для тебя есть. В Стокгольм мы тебя отправим в воскресенье последней электричкой. Насчет гостиницы в Стокгольме не волнуйся, мы всё решим.
Такая перспектива ввела существенные изменения в мои планы. За что люблю командировки, так это за экспромты. Пока я сидел за компьютером, изучал чертежи, таблицы и графики, Оке сделал несколько звонков, на что у него ушло, как мне показалось, не больше двадцати минут.
— Так, с твоими билетами и отелем всё улажено — бронь изменена. Сегодня по пути домой заберем билет на поезд. Твой перелет из Карлстада аннулирован, стоимость неиспользованного билета получишь в аэропорту в Стокгольме. Вот номер кассы, куда надо обратиться. Моника ждет нас к шести часам. По этому случаю ее обещали пораньше отпустить с работы.
— Когда ты всё это успел?
Оке ответил со свойственной немногословностью:
— Есть телефон, есть номера… Что тут сложного? Сейчас закончим отчет испытаний и будем собираться.
Как хорошо, что у меня в чемодане было достаточно подарков и сувениров. Спасибо моей Катерине. Это она посоветовала, зная, что еду в Швецию накануне Рождества:
— Возьми! Если в этот раз не раздаришь, пригодятся потом. Хуже когда с пустыми руками.

Живет Оке в местечке под названием Оттебол. По нашим меркам, Оттебол — хутор, дворов на пятнадцать-двадцать. Вокруг — леса и озера. То тут, то там — поля.
Забросив свои пожитки на второй этаж, в отведенную для меня комнату, пошли искать Монику. Шумнув ее в доме и не услышав ответа, выглянули во двор, но там не обнаружили. Нашли ее на террасе, выходящей в сад. Более лаконичного знакомства я не припомню. Оке был краток:
— Это — Моника, а это — Алекс.
Вид у Моники смущенный. Отведя Оке в сторону, она ему сказала что-то такое, от чего он почесал темечко.
— Алекс, у нас проблема. Понимаешь, завелся у нас какой-то сумасшедший лис. Каждый вечер повадился приходить в сад. Совсем обнаглел, не боится ни людей, ни собак в вольере. Моника выставила мясо для отбивных на террасу, накрыла кастрюлю, даже придавила камнем, но этот разбойник влез на стол, сбросил кастрюлю и утащил несколько кусков. Для Моники — трагедия.
— Я хотела приготовить хороший ужин, а этот рыжий всё испортил.
— Что-нибудь осталось? — я заглянул в кастрюлю. — У-у-у, да тут еще на целый взвод хватит. Главное, он в посудину мордой не залез, а съел только то, что вывалилось на пол. Схватил и был таков!
Моника считала, что вообще не стоит мясо брать на кухню. Оке вопросительно смотрел на меня как на рефери.
Пришлось высказывать свои соображения.
— Во-первых, мясо хорошо прожарится. Во-вторых, мы используем самое лучшее дезинфицирующее средство — водку. Гарантирую, всё будет в порядке.

Пока Моника колдовала на кухне, Оке решил показать свое хозяйство, включил внешнее освещение.
— Здесь, в самом дальнем углу участка — склад пиломатериалов: доски, брус, бревна. Весной хочу начать ремонт дома.
— Где лес покупаешь?
— Как-нибудь покажу. Тут недалеко.
— А это что за нора?
— Это — жилище Свена. Свен — барсук, старый и толстый. Живет здесь уже лет пять. Пришел из леса и вырыл себе нору.
— У тебя не дом, а заповедник! Лиса, барсук, две собаки…
— Это еще не всё. Под сараем живет целый выводок ежей, а вон в той липе, в дупле, обосновалась белка.
— Ого!
— Иногда в сад приходит большущий лось, иногда — олениха с двумя оленятами. На этих собаки больше всего лают, чуя крупного зверя. Однажды эти ночные концерты мне изрядно надоели, и я со стороны леса натянул пластиковую ленту, думал, звери побоятся ее.
— Помогло?
— Помогло. По утрам стал проверять следы. Видно, что зверь подходил. Лось сразу разворачивался, а олени уходить не торопились. Видимо, малым очень сладкого яблочка хотелось. Понял я, несправедливо поступил, и убрал ленту. Яблок, что ли, жалко.
— А собаки?
— А что собаки? Так, потявкивают… Я уж привык.
— Слушай, я только сейчас обратил внимание — у тебя столько техники!
— Это мой авто-мото-аква-парк. Бот остался от отца, а лодку сам недавно купил. Джип ты уже видел. Это механический дровокол, циркулярная пила. Мотоцикл не мой, Моники.
— Где рыбачишь?
— С лодки — на озере, оно рядом. На боте по озерам выхожу к заливу. Во фьордах ловлю треску и камбалу. Правда, редко это удается. До моря почти полдня ходу. Ты сам рыбалку любишь?
— Не то слово!
— Правда? Тогда завтра возьмем лодку. Места я знаю. Как предпочитаешь рыбачить?
— А как угодно. Могу на удочку с поплавком, в отвес с руки, на спиннинг.
— Как насчет тролинга?
— Ну-у-у! Тролинг — королевская рыбалка.
Тут Моника позвала нас на ужин.

Сполоснув руки, прошли в столовую, объединенную с кухней.
На подоконнике — зажженные свечи. На столе — полотняная скатерть и такие же салфетки, посредине — деревянные тарелки с хлебом, маслом и сыром. Из духовки доносился аромат запеченного мяса с картошкой и луком.
Вспомнив о подарках, я сбегал наверх и вернулся с пакетом.
— Водка — на стол, а это вам, к Рождеству.
Моника всплеснула руками.
— Какая прелесть! Это лен?
— Лен из Удмуртии, с Урала. Вышивка шелком ручная, орнамент русский, традиционный. А вот эта деталь отделки называется «мережка». Мастерица иголочкой по всей длине убирает несколько нитей, прореживает ткань.
— Очень красиво! Наш лен тоже качественный, но отделка ткани более сдержанная, даже скуповатая, по сравнению с вашей.
— В этом тоже есть свой шарм. Если бы все делали всё одинаково, было бы скучно.
— Погоди, я на минуточку! — И Моника побежала в соседнюю комнату, к шкафу.
Пока она ходила, я достал другой подарок — пару больших лаптей с подвязками, для Оке.
— Снимай тапки, надень это. Быстро!
— Ты что, сегодня работаешь Санта Клаусом?
Заметив необычную обувку, Моника оценивающе разглядывала лапти.
— Я только в книгах читала, что русские делают плетеные туфли. Думала, как же можно ухитриться плести обувь из дерева? В старину у нас туфли вырезали из цельного куска, вот я и не могла понять…
— Берется кора, замачивается в воде, потом обдирается внутренняя часть. Получается что-то вроде ленточек. Есть еще мастера, которые сохранили это дедовское ремесло.
— Оке, тебе в них нравится?
— Не надейся, они для тебя велики! Пожалуй, я их сегодня снимать не буду.
— У, жадина, всё равно я их у тебя заберу… Алекс, это — твоей жене от меня. Ничего что в фабричной, а не в праздничной упаковке?
— Спасибо, Моника. Так будет даже удобней везти в багаже.
— Из нашего местного льна делают скатерти для королевского двора, а еще для торжественных приемов в честь Нобелевских лауреатов. Специальная лицензия выдана только одной фабрике на всю Швецию, в Арвике.
— Здорово! Катерине понравится, я знаю ее вкус.
Пока мы с Моникой были заняты разговорами о прикладном искусстве, Оке внимательно осмотрел бутылку.
— Русскую водку я оставлю как сувенир, а пить будем «Абсолют», — и он полез в морозилку.
От водки Моника отказалась, налила себе вина.
Мы же своего решения не стали менять.
— Оке, у вас водку как принято пить?
— Просто: наливай и пей.
— Это я понимаю. Водку пьют до или после еды.
— А как хочется. Я пью как пил мой дед: стопку — перед едой, стопку — под горячее, а потом как пойдет.
— У нас так же. В Европе, кстати, водка — аперитив, а во время еды пьют вино.
— Так это же в Европе!
— Ты считаешь, Швеция — не Европа?
— Сложный вопрос. Мне всё же кажется, мы прежде всего скандинавы, а только потом — европейцы. В ресторанах, конечно, всё более утонченно, а дома — свои порядки.
Когда я предложил тост за хозяйку, Моника немного растерялась.
— Мне что делать? Встать?
Оке состроил суровую физиономию.
— Ты что балуешь женщин! Только дай повод, они тебе мигом на шею сядут.
Моника с ним не согласилась.
— Заткнись, дай человеку высказаться! От тебя доброе слово только в день рождения услышишь.
— Алекс, я же тебя предупреждал. Чувствуешь, как она уже права качает!
— Ребята, тост за хозяйку и хозяина — традиция. Вообще, за праздничным столом у нас произносят не просто тосты, а целые «спичи», как в парламенте.
— Я поддерживаю тост за меня! За него пить не будем, не заслужил.
— Моника, — хмурил брови Оке, — следи за своим языком…
Выпили всё же за обоих, по моему настоянию.
Вволю повеселившись, Моника убрала посуду, сунула ее в моечную машину.
— Ну, вы тут посидите, а я позвоню маме. Кофе — вот, чашки — вот.
— Гарантирую, на два часа мы свободны, — шепнул ей вслед Оке.
Заметив, что мы уже опростали почти весь килограммовый «Абсолют», я предложил перейти на «полрюмочки».
Оке решительно отверг эту идею:
— Если соседи увидят или услышат, что гостю я наливаю по половинке, мне позор. Только после войны, в голодные годы, наливали не по полной, экономили. Ты хочешь, чтобы на меня потом пальцем показывали?
— Не хочу. Я подумал, что мы будем пить, когда эту закончим? Придется распечатывать твой сувенир.
— Хо! Ты полагаешь, в моем доме заначки нет? Ошибаешься. Пойдем, покажу что-то.
По винтовой лестнице спустились в подвал.
Рядом с отопительным котлом, в пыльном углу, за кирпичной перегородкой приютился самогонный аппарат.
— Часто пользуешься? — живо поинтересовался я.
— Раз в год, когда яблоки поспевают. Мне этого надолго хватает.
— У вас это разрешается?
— Ты про меня налоговому инспектору не донесешь? Шучу, конечно. Скажу по секрету, в нашей округе я не один занимаюсь этим. Хочешь попробовать моего «Лунного сияния»?
— Стаканы далеко?
— Где-то здесь есть, я припрятал, — пошарив за котлом, Оке достал посуду, заботливо обернутую в полиэтиленовый пакет. Выпили.
— О-о-х! Хороша штука. Пять баллов!
— Вот тут, в своей кочегарке, я ее тихонечко и гоню.
— А ты котел чем топишь?
— Дровами. Солярка стоит уйму денег. На одном топливе разориться можно, а дров у меня полно, сам пилю и сам колю.
— С лесом у вас, чувствую, дело хорошо поставлено. Смотрю, и стройматериал у тебя имеется, и дрова.
— У меня в собственности есть небольшой участок леса, там и беру. Я тебе обязательно покажу. Пойдем наверх, а то тут потолок не по твоим габаритам. Нам бутылочка про запас не помешает?
Возражений не последовало.
Возвращаясь на кухню, Оке приложил палец к губам.
— Т-с-с… Слышишь? Это Моника вещает — как радио, без перебоя. Рассказывает о твоих подарках. И где только эти женщины учатся так много болтать!
— Знакомое явление. Женщины везде одинаковы.
Сверху донеслось:
— Оке, вынеси кости на террасу, завтра собакам отдашь, — и она снова прильнула к трубке.
— Что-то покурить захотелось. Пойдем?
— Давай, только накинь куртку. Может, прихватим с собой домашней, посидим на воздухе?
Поудобней усевшись на лавке, поближе придвинули столик. Оке подсунул банку с водой.
— Тут Моника обычно курит. Это ее пепельница.
Я дымил, а Оке неторопливо рассказывал:
— Погода в этом году необычно теплая. Морозов еще не было. Снег один раз выпал, но тут же растаял. Думаю, завтра можно спокойно лодку на воду ставить.
И вдруг мы оба, практически одновременно, заметили, как в кустах сирени метнулись два светящихся глаза.
— Не шевелись, это лис пожаловал.
Мы на какое-то время замерли, стараясь не глядеть в сторону сирени.
Вот показалась узкая морда. Лис выждал, прислушался, принюхался, а потом и весь вышел на садовую дорожку. Сел, на нас смотрит.
— Хорош зверь, — прошептал я.
— Видимо, решил проверить, не осталось ли чего, чем поживиться.
Оке протянул руку к посудине с объедками. Лис мгновенно вскочил, сделал пару прыжков в сторону леса, но потом передумал и остановился.
Оке достал кость пожирней, бросил ее на дорожку. Лис снова стал через ноздри втягивать воздух. Всё его грациозное тело напряглось, вытянулось, подалось вперед. Всё еще опасаясь подвоха, лис осторожно приблизился к пище, потом схватил и мигом шмыгнул в кусты.
Минуты через две-три он снова объявился, но уже с другой стороны. Смелея, подошел к нам ближе, сел.
— Ну чем не дворовая собака! — Оке бросил еще один кусок.
На это раз рыжий плут неторопливо поднял угощение и закопал в землю на грядке.
— Оке, я никогда еще такого не видел. Он нас видит, слышит наши голоса, но не убегает, как обычный дикий зверь.
— Я долго думал о его странном поведении. Было бы это больное животное, когда само охотиться уже не может, было бы понятно. Но ты сам видишь, мех у него в отличном состоянии, движения легки, хорошо координированы.
— А может, эта тварь просто обленилась и ищет легкой добычи? У нас на Крайнем Севере белые медведи часто ходят на городские свалки, народ пугают.
— Лень — это качество, характерное только для человека, да еще, пожалуй, для домашних животных, вроде того кота. Кот знает, что его всегда накормят, впустят в теплый дом, целыми днями спит. Такое поведение — утраченный инстинкт хищника. В дикой природе такого в принципе не должно быть. Странно, что на него даже собаки перестали реагировать. Может, они знают его секрет? Жаль, что собаки не могут об этом рассказать.
Видимо, поняв, что подачки больше не будет, лис бесшумно исчез в темноте.
Я добивал уже вторую сигарету.
— Там, под тентом, что за агрегат стоит?
— Трактор. Вернее, и трактор, и бульдозер, и экскаватор.
— На кой черт тебе трактор?
— Ты его еще не видел. Увидишь, по-другому начнешь думать. Иди за мной.
Включив фонарь и сбросив тент, Оке любовно похлопал машину по капоту.
— Это мой главный помощник. Я им в лесу просеки делаю, бревна таскаю, где надо — дренаж рою. Я даже контракт с местной администрацией заключил, зимой и летом дороги чищу, слежу за тем, чтобы выбоин и ухабов не было.
— Подрабатываешь?
— Да нет… Деньги платят чисто символические. Просто мне нравится такая работа.
— Откуда ты на всё время находишь? У тебя дел и дома хватает, и на фирме…
— Успеваю. Спать ложусь попозже, встаю пораньше. Летом особенно хорошо, день длинный. Утром собак выгуляю, покормлю, а в пять я уже на тракторе. К восьми успеваю на фирму. А что до сна…
— Отец мой, бывало, говорил: «Отоспимся на том свете, а в этой жизни дорога каждая минута, трать ее с пользой».
— Правильные слова. С годами цена времени особенно ощущается…
— Технику сам обслуживаешь?
— Автомобиль и трактор гоняю на станцию техсервиса, а всё остальное сам. Что тут необычного? Я, как и ты, беру пример с отца.
— Родители живы?
— Отец давно умер, а мать живет в Арвике, в многоквартирном доме. У нас так заведено: пока молод и есть здоровье, человек живет в частном доме, а как состарится, дом продает и перебирается в город. Там полегче. Все услуги, магазины, клиники — всё рядом.
— У матери бываешь?
— Обязательно. Иногда забираю ее сюда, погостить на день-другой. Ей здесь очень нравится.
Дверь на террасу отворилась, показалась голова Моники.
— Мужчины, я вас потеряла. Пора домой, а то замерзнете.

Когда я проснулся, было темно. В доме еще спят. Оделся и как можно тише, чтобы никого не разбудить, стал спускаться вниз.
Я ошибся, Оке был уже на ногах, бодр и свеж.
— Доброе утро! Если хочешь принять душ, твое полотенце синее, большое. Кофе и тосты готовы.
Приведя себя в порядок, пошел на кухню.
Я с удовольствием выпил большую чашку кофе без сахара, налил добавки, но от еды отказался — вечером очень плотно поужинали.
Одевшись потеплей, вышли на задний двор.
Заслышав хозяина, возню в вольере устроили собаки, гончаки Таня и Понтиус.
Убравшись в их жилище при помощи лопаты, Оке насыпал им в миску сухой корм, налил свежей воды, потрепал по загривку.
Потом, будто что вспомнив, вернулся в дом и принес мешочек с зернами, подсыпал в кормушку, прикрепленную к большой липе, стоявшей напротив окна.
— Люблю, когда птахи прилетают. Им подмога, и нам веселей. Моника может часами за ними наблюдать. Иногда белка прибегает. Птицам не нравится конкурент, скачут по веткам, освистывают, но еды всем хватает.
К рыбалке готовились основательно. В лодке заправили основной бак, наполнили резервный. Пошли в сарай выбирать снасти. Выбирать было из чего. Одних только спиннингов — с десяток, от легких до морских, мощных, рассчитанных на трофей до пятидесяти килограммов.
Взяли два среднего строя, из углепластика. Стали разбираться с катушками.
Повертев в руках, Оке забраковал безинерционные.
— Эти «яйцевзбивалки» в целом ничего, но для тролинга предпочитаю мультипликаторы с плетеной леской. Любую рыбу легко вытаскивать, как лебедкой. Не люблю возиться, вываживать.
— Поводки надо взять. Обидно, когда щука леску перекусывает.
— Согласен. Возьми вон ту банку, там и поводки, и карабинчики, и вертлюжки — вся необходимая мелочевка. Для полноты ассортимента возьмем зевник и отцеп.
— Запасные тройники пригодятся?
— Не думаю. Лучше блесну целиком сменить, чем мучаться с крючками. Вот, выбирай.
— О, тут надо разобраться. Какое богатство!
— Годами собиралось. Еще от деда есть наследство.
— Предлагаю несколько воблеров для глубины, рыба уже наверняка скатилась с мелководья в ямы.
— Бери еще мелкие блесны на окуня. Вдруг придется в отвес рыбачить.
— А вот этого «Бергера» я сразу в карман положу. И на окуня, и на щуку, и на судака сгодится. У вас судак водится?
— Судак — редкая рыба. В прошлый сезон попался-таки один, почти на два кило… Надо найти катушку с тонкой леской. В отвес плетенка не очень, а монофильная 0,2 будет в самый раз. О, чуть не забыли сачок! А может, багорчик пригодится?
— Шутишь? Это какая же рыбина должна быть, чтобы ее багром?!
— Поверь мне, щука в наших местах бывает до десяти-двенадцати кило, настоящие аллигаторы.
— Ты меня заинтриговал. Пора выдвигаться.
Мощный Taho легко тронулся с места и потянул прицеп с лодкой.
Вот мы уже на плаву. Снасти аккуратно разложены. Съестные припасы и термос поместили в носовой отсек, а сами расселись так, чтобы не нарушать балансировку: Оке — сзади, у руля, а я — в центре лодки.
— Ну, тогда отчаливаем.
— Есть, сэр!
— А ты угадал, я во флоте боцманом служил.
На малых оборотах лодка шла, присев на корму, но когда вышли на большую воду и набрали скорость, нос опустился, и корпус ее повис над водой.
Покраснели щеки, немного зябнут руки. Но мы ведь оба хорошо знакомы и не с такой стужей. Оке уверенно вел лодку, лавируя меж скал, местами торчащих из-под воды. Обогнув лесистый мыс, остановились.
— Вот здесь — длинный, метров пятьсот, разлом. Глубина до пятнадцати метров. Довольно широкий, — сказал Оке.
— Ты без эхолота профиль дна как узнаешь?
— Эти места я знаю не хуже ладони своей руки, с детства тут рыбачу.
— Давай попробуем такую тактику. Со средним воблером пройдем по кромке, ближней к берегу. Если рыбы нет, развернемся, сменим воблер на более глубокий. Ну, ни чешуи тебе, ни хвоста!
— Это у вас так рыбаку желают удачи?
— Именно так.
Оке держал удилище параллельно воде. Ему трудно было делать сразу два дела — и удочку держать, и руль. У меня было больше свободы, и потому я то подтягивал леску, то отпускал, играя кончиком спиннинга. От таких манипуляций воблер то нырял глубже, то поднимался выше, тем самым больше походил на раненную рыбку. Это должно было привлечь хищника.
Вдруг конец удилища у Оке вздрогнул, согнулся, и Оке сделал подсечку.
Немного выбрав, плюнул от разочарования:
— Водоросли. Надо проверить, чтобы на крючке ничего не болталось.
— Давай пока порулю, — я перебрался на корму.
За весь проход — ни одной поклевки. Развернулись, сменили воблеры. Не успели еще выйти на прямой курс, как у меня резко дернуло, потянуло, затрещал чутко настроенный тормоз на катушке. Судя по натягу и по тому, как леску рывками повело в сторону, на крючке сидело что-то приличное. Вдруг леска ослабла.
— Она пошла на нас, мотай! — крикнул Оке.
— Вижу, слабину нельзя давать.
Маневр был вовремя разгадан, и рыба в конце концов прекратила сопротивление.
— Щука, — предположил Оке, — ее поведение.
Когда до лодки осталось метров двадцать, рыба вышла на поверхность, лежа на боку.
Это действительно была щука.
— Хорош экземпляр. Цвет темный, не то что у травянок.
— Возьми сак, помоги. Не хочу, чтобы первый улов ушел.
Щука спокойно вошла в ловко подставленный сачок.
— С почином. Это твой первый улов в Швеции?
— Конечно.
Я достал сигарету, с чувством удовлетворения закурил. Удочку мою так дернуло, что я ее чуть не выпустил из рук. Подсекать нет смысла, рыба заглотила крючок и мощно сопротивляется.
— Это что ты такое делаешь?! Озеро мое, а рыбу ловишь ты, — деланно сердито сказал мой напарник.
— Что-то не то. На щуку не похоже. Тянет резко на дно. Хо-ро-шо тянет!
— Тащи смелее, не возись с ней. Если уж села на тройник, никуда она не денется.
— Погоди, дай я ее повожу. Интересно даже. Сомы у вас, случаем, не водятся?
— Никогда не видел, да и не слышал, чтобы кому-то попадались. Да ты поэнергичней, не церемонься!
И я его послушал — стал живее крутить мультипликатор. В какой-то миг рыба как будто уперлась во что-то, остановилась. Я прибавил силы, но последовал рывок, и… всё кончено. Леска, еще миг назад натянутая как струна, обвисла.
— Говорил же, дай поводить. Не-е-е-т, тяни… Мне сдается, это был судак. Судак — превосходный боец!
Проверил воблер. Крючки целые.
— Точно, судак был. У него губа слабее, чем у щуки. Осторожней вываживать надо.
Наконец и у Оке клюнуло. Хорошо клюнуло. Он подсек и уверенно закрутил катушкой.
Я схватил подсак, но Оке остановил:
— Не надо, я рукой возьму — рыба не очень крупная. — Подведя щуку прямо к борту, он, как клещами, всей пятерней подхватил рыбу под жабры. — Чуть поменьше твоей, но тоже сгодится.
Потом он поймал еще одну, и на этом клев как обрезало. Безрезультатно пробороздив впадину туда-сюда, решили закончить тролинг и перейти на другое место. Оке сказал, что здесь «Чертова яма». Вид у этой части озера действительно мрачный. Справа нависла скала. Того и гляди свалится на голову. Вода почти черная, по краям омута топорщатся мертвые руки топляка.
Оке говорит, что здесь — самая большая глубина, до двадцати пяти метров.
— Неподалеку в озеро впадает речушка, она и натащила всякий хлам с берега, но окунь тут крупный.
К зимним удочкам приладили леску, прицепили блесны. На «Бергера» я возлагал особые надежды: начищенная до блеска латунь хорошо играет при опускании. На тройник Оке посоветовал насадить рыбий глаз. Толковый совет, я принял.
Почти килограммовый, темный, с ярко-красными плавниками окунь брал активно. Мелочь попадалась редко. Вытащили с дюжину, клев пошел вялый. Пробовал стучать блесной о дно, как самодуром. Не помогло.
Оке вытащил еще одного щуренка, и всё.
Пора было прерваться на ленч.
Горячий кофе оказался очень кстати. Пили, грея руки о металлические кружки, неторопливо расправляясь с сэндвичами.
— Говоришь, тут черти водятся? — спросил я.
— Обычно рыбаки обходят это место стороной. Тут даже в ветреную погоду тихо. Сюда и птицы редко залетают. Иной раз, когда один долго сидишь, так и кажется, из воды вот-вот появится свиная морда с рогами. Знаю, что всё это сказки, но тем не менее… Предрассудки — вещь живучая.
— Есть старый, испытанный трюк. Если нет в рыбалке фарту, надо в воду бросить денежку, задобрить хозяина. Смотришь, дело и направится.
Я пошарил в карманах куртки, но там оказалась только одна монета — металлические десять рублей.
— Это сколько будет, если на наши перевести? — поинтересовался Оке.
— Около трех крон.
— Много, на такие деньги черти шабаш устроят, перепьются, передерутся — нам удачи не видать, — завозмущался Оке, а у самого рот до ушей, издевается. — К тому же русских рублей они отродясь не видали.
— Ничего, им интересней будет.
Монета, булькнув, ушла на дно.
Не успела моя блесна как следует опуститься, последовала поклевка. Леска пошла легко. На крючке сидел небольшой ершишко.
— Это они дают знак — твоя взятка получена. Не нравится мне ёрш. Бестолковая рыба, колючая, как у черта рога.
Не знаю, чем это можно было объяснить, но действительно, началась какая-то ерунда.
С завидным постоянством, по очереди, то у меня, ту у Оке пошли зацепы. Подняв со дна какие-то коренья, коряги, наделав шума и напрочь распугав всю рыбу, поняли: здесь нам ловить больше нечего. Оке насупился и молчал.
— Не переживай, боцман. Мы с тобой замечательно провели время. Килограммов двенадцать поймали?
— Я обязательно расскажу Торбу и Леннарту, как ты развращаешь нашу нечистую силу. Вот уж они посмеются!
— И мне будет что вспомнить.
Выпив еще по кофе, разобрали и сложили снасти. Оке оторвал «Бергер» и протянул мне.
— Бери, это тебе на память, о твоей первой шведской рыбалке.
— Спасибо, подарок для меня очень дорогой. Я его сохраню.

Вернувшись, стали гадать, что с рыбой делать. Моника наотрез отказалась чистить. У меня возникла мысль.
— Оке, сегодня шеф-поваром буду я. Сварю-ка я уху.
— Рыбный суп?
— Рыбный суп — это другое. Уха — дело более тонкое.
— Нет, ты гость. Не хватало, чтобы мой гость работал у меня в доме.
Моника тоже запротестовала.
— Ребята, вы упускаете редкий шанс попробовать блюдо настоящей русской кухни. Словом, ввожу абсолютную диктатуру. Моника, ты должна мне помочь найти картошки, репчатого лука, моркови, свежей зелени. А еще нужен черный перец-горошек, соль, лавровый лист. Что еще? Утиный бульон есть?
— Есть только куриный.
— Какой?
— В брикетиках, Knorr.
— Хорошо, пойдет и куриный. Оке, у нас немного водки не осталось?
— Ты что, не помнишь? Вчера всё до донышка осушили. Домашняя пойдет?
— Нет, нужна чистая водка. Всё же придется дареную «Русь-матушку» открывать.
— Ни за что! Я схожу к соседу, попрошу в долг. У него всегда есть.
Я принялся за лук, картошку и морковь, а Оке отправился за водкой.
Вернулся быстро, сунул бутылку в холодильник.
Я выбрал трех окуней покрупнее, двух щук и поручил ему чистить.
— Алекс, если бы не любопытство, я бы ни за что не стал возиться на кухне. Терпеть не могу. Я даже яичницу поджарить толком не могу.
— А я люблю готовить рыбу и морепродукты. Особенно рыбу. Сам ловлю, сам готовлю… Погоди, ты зачем шкуру снимаешь?
— Хочу ободрать, срезать филе.
— Не годится так. Счищай только чешую и потроши. Остальное я сам доделаю. Рыба на уху должна быть с кожей и костями. Головы тоже используются. От этого уха получается наваристей. Головы мы выбросим, а мясо, когда рыба сварится, отделим от костей, снова в кастрюлю опустим. Ты ведь не любишь, когда ешь и кости попадаются.
— Я хоть ничего не понимаю в кухне, тебе зачем бульон и водка?
— Водку можно в принципе и сейчас, по пять капель. Не возражаешь, с шеф-поваром? А для ухи — я ее в конце варки добавляю, для пикантности. Бульон — это мое ноу-хау. Рыбу варю не всю сразу, а в два-три захода. Картошку режу небольшими кубиками, мне так больше нравится. Увидишь, у нас получится царский обед.
Уха удалась.
Мы с Моникой уже перешли к десерту, а Оке наливал себе третью добавку.
— Эх, был бы жив отец… Он просто обожал рыбный суп. Твоя уха ему бы понравилась.
Оке глянул в кастрюлю.
— Кто-нибудь еще будет? Я хочу оставить для мамы. Уха до воскресенья на холоде не испортится?
— Хорошая уха, когда остынет, превращается в студень. Это еще вкусней.
— Отлично, я маме завтра вечером отвезу, когда тебя провожать поедем. Жаль, что отца с нами нет…
Засиживаться допоздна не стали. С утра решили ехать смотреть лес. Утром умылись, слегка перекусили, оделись и вышли на свежий воздух.
Термос, пакет с бутербродами, большой охотничий нож и топор отнесли в джип. Там, в заднем отсеке, уже лежал тюк сена, кусок каменной соли, полмешка комбикорма — Оке с вечера всё приготовил. Пока прогревался мотор, он сходил в сарай за лопатой.
— Пригодится. Мне кажется, после осенних дождей дорогу могло размыть.
— Если дело так плохо и твой вездеход не пройдет, лучше вовсе не ездить.
— Нет, надо. Скоро могут ударить холода, пойдет снег… Зверье будет голодать.
Включив противотуманные фары, тронулись. Свернули с шоссе на гравийку, потом на грунтовую дорогу. В одном месте действительно была промоина, но, включив передний мост, мы ее с первого захода успешно проскочили. Доехав до неглубокого овражка, остановились.
Перебравшись через ложбину, пошли по узкому, извилистому серпантину. То тут, то там лежали огромные гранитные валуны, поросшие седым лишайником. Вдоль тропинки и чуть поодаль — заросли брусники. Кое-где оставались красные сочные ягоды, еще не склеванные птицами.
Повеяло чем-то родным и знакомым: кисло-сладким запахом гнилушек, болотиной, мхом, опавшими листьями, хвоей.
— Если бы не камни и скалы, было бы совсем как у нас в Удмуртии.
— Красивые места. Люблю просто посидеть, послушать тишину. Даже когда работаю, сердцем отдыхаю, голова свободна.
Увесистая ноша не располагала к многословию, поэтому дальше шли молча, стараясь дышать глубже и размеренней, углубляясь в ельник.
Я обратил внимание, как тщательно вырезан чапыжник, от чего взрослым деревьям доставалось больше простора. На стволах кое-где отчетливо видны клейма — так хозяин метил то, что уже созрело для заготовки. В двух местах приметил муравейники. Лес чистый и здоровый. Вскоре мы вышли на поляну, метров эдак тридцать на сорок. Сбросили груз, присели передохнуть.
— Вот мой участок. Всего чуть больше пяти гектаров. Три года назад сделал котлован под пруд. Пробурил шурфы, заложил сотню килограммов аммонала и рванул. Потом берега подчистил, перегородил ручей. Посредине сделал островок. С озера завез кувшинки, лилии, осоку — всё прижилось.
— Рыбу запустил?
— Пробовал, но без успеха. Слишком мелко, за зиму всё промерзает. Иногда утки, казарки залетают, но им нужно больше воды. А вокруг озер и так хватает.
— Ну что, пошли кормушки заправлять.
Растрепав сено, развесили его на воткнутые в землю вилашки. Соль положили на плоский камень, а корм Оке рассыпал в нескольких местах прямо на землю.
— Олени сюда часто приходят, реже — лоси. Охота здесь запрещена, поэтому зверье чувствует себя вольготно.
— Скажи, зачем тебе всё это надо?
— Как тебе сказать… Нельзя от природы только брать, давать тоже надо. Лес, конечно, и без меня полон жизни, но хочу, чтобы у меня был такой уголок, куда в гости приходил бы весь лесной люд — и звери, и птицы. От мысли, что я им хоть чем-то помогаю, в груди становится теплее. Между прочим, мне тут муниципалитет Арвики присудил первую премию за содержание участка и охрану окружающей среды. Бесплатно выделили комбикорма, саженцев ясеня и бука. Вон, видишь деревца? С желтой биркой — ясень, с красной — бук. Не интересно, когда однообразие, только ели да ели.
Я пальцами размял «Винстон», достал зажигалку, а Оке пошел осматривать дамбу.
С виду такой увалень, грубоватый, ходит как матрос по палубе, расставляя ноги, ручищи мозолистые, крепкие — совсем не похож на работника интеллектуального труда. Во всей его внешности чувствуется недюжинная физическая сила, а загляни ему в душу — оказывается, в ней столько доброты и бескорыстной заботы о других.
Правда, душу свою он не торопится выворачивать наизнанку, напоказ.
Показуха — не в шведском характере.

Ижевск, 2005