В кабинете начальника медицинского вытрезвителя, которым руководил капитан милиции Трегубов Виктор Иванович, жил молодой пёс по кличке Вертухай. Какой породы он был? Об этом никто не знал, но, по всей видимости, помесь дворового пса и легавой. От матери сыну достались длинные уши и продолговатое коричневое тело, а от отца – тупая морда и длинный лохматый хвост.

Вертухай был глуповатым и безалаберным животным, к тому же ленив до такой степени, что самый большой лодырь ему и в подмётки не годился. Если бы в кабинете росло дерево, то Вертухай гулять на улицу не выходил бы, а справлял свои собачьи потребности прямо в помещении. Целыми днями лентяй валялся на дерматиновом диване, стоявшем у стены. Диван был старый, кожзаменитель на нём шелушился и весь потрескался. Из него уже в двух местах вылезли пружины, войлок и мешковина. Диван Трегубову подарил прокурор района, Спицын Михаил Юрьевич, который хотел выкинуть эту рухлядь на свалку, но в это время открыли медвытрезвитель, где с мебелью было туго. Трегубов, увидев диван, попросил прокурора отдать ему старую вещь в порядке шефской помощи. Михаил Юрьевич подумал: «Зачем добру пропадать? Чем на свалку выбрасывать, пусть капитан забирает».

Трегубов подобрал пса на улице, когда тот, будучи бездомным щенком, мок у канавы под дождём. Виктор Иванович принёс бродягу домой, чем доставил неописуемую радость десятилетнему сыну Коле. Жена, Таня, наоборот, никакой радости по поводу появления в квартире четвероного друга не высказала. Сынишка назвал пёсика Вертихвостом, потому что тот любил играть со своим длинным хвостом и старался ухватить его зубами, юлой кружась по комнате. Щенок прожил в семействе Трегубовых полгода. Когда Вертихвост подрос, он оказался на редкость нахальной, вороватой и хулиганистой собакой.

Однажды он стащил на кухне и сожрал полсковороды жареных телячьих котлет, а вдобавок погрыз край шифоньера. Жена в первый раз промолчала и ничего не сказала. В следующий раз собаку вовремя не вывели на прогулку и – она же не человек – терпеть не стала и надула лужу в коридоре, проявив при этом своё собачье благородство, оправившись лишь по-маленькому. Тамара высказала своё возмущение ворчанием, когда вытирала в прихожей мокрый пол и даже ударила виновника влажной тряпкой.

Вертухай не смог забыть такую выходку хозяйки и однажды, в отместку ей, в клочья изорвал новое шёлковое платье Татьяны, которое она выгладила перед походом в театр и повесила на стул.

Эта выходка животного переполнила чашу терпения женщины, простить пса она уже не смогла и устроила мужу истерику:

- В чём я в театр пойду?! Выбирай! Или я – или собака! Это не Вертихвост, а самый что ни на есть Вертухай! Завтра же, чтобы и духу его в доме не было!

- А куда я его дену? – озабоченно спросил Виктор Иванович.

- Мама! Мама! Не выгоняй Вертихвостика! Пожалуйста, – запричитал навзрыд Коля.

Но мать оказалась непреклонной:

- Куда хочешь – туда и девай! Хоть к себе на работу забери! Но чтобы я этого вохровца в доме больше не видела. А ты, сынок, успокойся! Я тебе вместо этого хулигана кошечку принесу!

- Не хочу кошечку! Хочу собаку! – завопил подросток.

- Я сказала – нет! Прекратить капризы!

На этом разговоры были закончены, пёс перекочевал из уютного жилья в казённый кабинет своего хозяина, а вдобавок стал не Вертихвостом, а Вертухаем. Новая кличка Виктору Ивановичу почему-то понравилась больше прежней.

С тех пор пёс жил в кабинете начальника «профилактория» для алкашей. В рабочее время Вертухай протирал диван, катался на нём, словно на лужайке, зубами вытаскивал из дыр войлок, а по ночам лежал на крыльце у входных дверей медицинского учреждения и делал вид, что несёт караульную службу. На самом деле пёс дремал и мечтал о сахарной косточке и об овчарке Динке, которая его и близко к себе не подпускала, считая сближение с Вертухаем ниже своего достоинства. Динка жила в будке при РОВД и являлась служебно-розыскной собакой.

Всю ночь милиционеры проводили мимо пса нетрезвых посетителей, и каждый пьяница норовил пнуть ногой мирно лежащую собаку. Вертухай на посетителей за это не обижался, вставал и, поджав хвост, отходил в сторону. Он даже не лаял на дебоширов, понимая, что они накачались спиртным до такой степени, что не соображают, что делают. Только думал: «Почему люди такие злые? Особенно пьяные. Что я им плохого сделал? Завтра протрезвеют и будут совсем другие!» Но однажды один лысый мужик в телогрейке больно ударил Вертухая в бок ногой в кирзовом сапоге. Пёс взвыл от боли и обиды и цапнул обидчика за ляжку. Но тот был пьян в стельку так, что даже не почувствовал боли. Наутро клиенты, помятые, с трясущимися конечностями, выходили из помещения, но доброта и благодушие буром пёрли из них наружу. Они гладили Вертухая по голове, чесали у него за ушами и говорили животному ласковые слова, совершенно не помня, что ночью пытались ударить этого доброго пса и причинить ему боль. А лысый колхозник, который ночью съездил ногой по рёбрам, даже положил перед носом собаки завёрнутую в бумагу карамельку, которая осталась от вчерашней закуски.

Однако Вертухай был сильно обижен на лысого и поэтому конфету не взял, а демонстративно отвернул морду в сторону. А когда деревенщина хотел его погладить, клацнул зубами и зарычал, дав понять колхознику, что нанесённую обиду он не простил.

Пёс почти ежедневно ходил в гости к кинологу Мише и его подопечной служебно-розыскной овчарке Динке, сменившей гнев на милость, и доедал за ней остатки мясной пищи, которую каждый день готовил ей собаковод. Все кости Динка перемалывала своими мощными челюстями, и Вертухаю оставался только суп. Иногда овчарка делилась с гостем костью, с которой предварительно обгладывала мясо. Но приятель и этим был доволен, хотя голоден он не был, так как сотрудники вытрезвителя подкармливали его: кто куском хлеба, а кто и куском колбасы.

Как-то Трегубов взял Вертухая на охоту, однако собака оказалась не только бесполезной, но даже вредной в этом деле. Учуяв дичь, Вертухай, как и положено охотничьей собаке, делал стойку, напрягался и замирал, но тут же верх брали гены отца-дворняги, и пёс начинал громко лаять, крутя во все стороны дурной башкой и молотя по земле хвостом-помелом. Конечно, в такой ситуации охотник не успевал вскинуть ружьё, пернатая дичь быстро улетала прочь, показывая любителю охоты и его глупой собаке только хвост. Толку от животного не было никакого, но и выгонять его на улицу было жалко.

Однажды теплым майским днём Виктор Иванович надел выглаженную женой белую форменную рубашку и отутюженные брюки, на голову нахлобучил фуражку в белом чехле с кокардой и явился на работу в отличном весеннем настроении. Зайдя в кабинет, Трегубов прошёл к рабочему столу. Вертухай, как всегда, отдыхал на диване. В углу стояло почти полное ведро с фиолетовыми чернилами. Доставленных клиентов всегда раздевали до трусов. В связи с тем, что они лыка не вязали и не помнили ни своей фамилии, ни своего имени, чтобы не перепутать их поутру, помощник дежурного малярной кистью мазал чернилами номера на голых спинах бухариков. Кто мог до этого додуматься, сейчас сказать трудно, но так было по всему Советскому Союзу, согласно инструкциям, полученным из Москвы. Начальник каждый день вечером отливал из ведра пол-литровую банку чернил и выдавал под роспись дежурному.

Вертухаю надоело спокойно лежать на диване, и он начал зубами выдирать из него клочья войлока, чихая и вертя головой из стороны в сторону.

- Прекрати, поганец! И так уже весь диван изодрал! – возмутился начальник вытрезвителя и для убедительности запустил в шалуна форменной фуражкой, которая спикировала прямо на голову собаки. Вертухай повыпендривался на диване в головном уборе, а когда фуражка слетела, то спрыгнул на пол и стал гоняться за своим хвостом, пытаясь цапнуть его зубами. Однако хвост, не давая себя укусить, убегал прочь, и Вертухай закружился юлой по кабинету, подпрыгивал и по какой-то невероятной траектории довертелся до угла и плюхнулся в ведро с чернилами. Оно опрокинулось, и красящая жидкость залила полы в кабинете. Сам Вертухай мокрый, как суслик, вылез из ведра, а Виктор Иванович недоуменно смотрел на происходящее, не зная, что предпринять. Потом он нагнулся, чтобы поднять опрокинутое собакой ведро. Вертухай в это время судорожно дёрнулся всем телом, как это всегда делают мокрые собаки, стряхивая с себя воду. Веер фиолетовых брызг окатил Виктора Ивановича с ног до головы, запачкав и новые брюки, и белую рубашку, и лицо. Начальник вытрезвителя стал отмахиваться руками, словно его атаковал рой пчёл, и раскрывал рот, как выброшенная на берег зубастая щука. А Вертухай, как ни в чём ни бывало, запрыгнул на диван и стал ждать дальнейших действий хозяина. По лицу начальника растекались фиолетовые разводы, белая рубашка превратилась в серо-буро-фиолетовую, чернила попали в глаза, уши и нос.

Неожиданно двери кабинета открылись, и вошёл дежурный вытрезвителя, старший лейтенант Пахомов Игорь, с пустой банкой в руке.

Увидев своего начальника в столь неприглядном виде и оглядев залитый чернилами пол, Пахомов оторопел и удивлённо спросил:

- Виктор Иванович! Что случилось?

- Не видишь что ли?! – заорал на подчиненного совершенно обескураженный начальник. – Вон, обалдуй лагерный на диване лежит! В ведро сдуру сиганул, опрокинул его, все чернила разлил и меня вдобавок всего замарал!

- Боже мой! Какой кошмар! Так идите в душ – помойтесь, переоденьтесь, а я уборщицу позову. Пусть полы помоет.

- А во что я переоденусь? Что, мне теперь голым ходить, как наши алкаши? Не забудь мне номер на спине нарисовать! Ты что стоишь? Пустой банкой трясёшь?

- Так за чернилами пришёл. Кончились. А там двух пьяных доставили.

- Какие чернила?! Мать твою!.. Не видишь – все вылились!

 - А чем мне алкашей метить!

- Не сообразишь, что делать? Снять штаны и бегать! В приёмной за дверьми банка с зелёной краской стоит. Вот и мажь ею своих бухариков.

- А как они потом отмываться будут от краски?

- Это их забота! Да масляная краска легче, чем чернила смывается. Тряпку в олифе намочить, потереть – и как с гуся вода!

- А где же они олифу возьмут?

- Денатурат и политуру пьют? Достают где-то! Там и олифу возьмут. Я пошёл в душ, а этого раздолбая ушастого тоже отмыть надо. Пошли, Вертухай! А ты, Пахомов, штаны и рубашку мне раздобудь!

- А где же я одежду возьму?

- Что ты такой несообразительный, Пахомов? Позаимствуй у какого-нибудь спящего алкаша наряд поприличней. Я потом домой схожу – переоденусь и одежду назад принесу.

Трегубов воспользовался благами цивилизации – в медицинском вытрезвителе был предусмотрен душ. Капитан смыл чернила с лица, рук и головы, заодно с мылом «постирал» собаку, посетовав на то, что не оказалось горячей воды. Насухо вытерев полотенцем себя, а потом лохматого друга, начальник стал с нетерпением дожидаться одежду.

Долго ждать не пришлось. Пахомов притащил брюки и рубашку одного из клиентов. Одежда была явно на два размера меньше той, которую носил Виктор Иванович, однако разбираться было некогда, и начальник облачился в принесённый костюм. Затем он прошёл в свой кабинет, чтобы отдать распоряжения подчинённым, а затем ехать домой. Однако в вытрезвитель неожиданно нагрянул начальник районного отдела милиции, фронтовик, подполковник Круглов Семён Семёнович, которому какой-то недоброжелатель капнул о случившемся происшествии в медицинском вытрезвителе.

- Здравствуй, Виктор Иванович! Как дела? – без обиняков спросил шеф.

- Здравия желаю, товарищ подполковник! – вытянувшись в струнку, отчеканил капитан.

При этом рубашка натянулась и затрещала, гульфик на брюках расстегнулся, явно короткие штаны ещё больше задрались кверху выше носков, оголив ноги.

- Что случилось, капитан? Что за вид? Ты на кого похож? На пугало ты похож! Ты начальник, или чучело огородное? Что произошло? Я спрашиваю?!

- Ничего, товарищ подполковник. Вот, форму постирал, в гражданское переоделся, – пытался вывернуться Трегубов, не догадываясь о том, что Круглову уже всё известно.

- Не крути, капитан! Мне доложили, что ты собак в ведре с чернилами купаешь. Почему сам мокрый? Почему пёс мокрый? – сурово допытывался шеф.

- Так получилось, Семён Семёнович! Вертухай нечаянно ведро с чернилами опрокинул и меня забрызгал, – объяснил подчинённый.

- А почему собаку в кабинете держишь? У тебя здесь служебное помещение или псарня Троекурова? Ишь! Разлёгся, как барин! – бросил в сторону виновника происшествия начальник. Вертухай вначале хотел было гавкнуть на подполковника, но потом передумал: «Нельзя на начальство лаять и рычать! Это начальство имеет право на всех подчинённых лаять и кричать. А потом, этот руководитель настроен ко мне недружелюбно и вмиг попрёт не только из кабинета, а и вообще из учреждения. А на помойки идти мне не резон. Лучше промолчу. Может, ещё пронесёт?»

- Да это он случайно зашёл. А так собака больше во дворе бегает. Караулит! – заступился за лохматого друга хозяин кабинета.

- Я вижу, как она караулит. Немедленно удали пса из кабинета. Пошёл вон, Трезор! Или как там тебя? – крикнул фронтовик.

Вертухай нехотя спрыгнул с дивана и выбежал из кабинета на улицу.

- Виктор Иванович! А что это у тебя в приёмной за гильотина стоит? – немного поостыв, уже вкрадчивым голосом спросил начальник.

- Какая гильотина? Да это – ростомер. Рост у клиентов меряем!

- А на хрена у них рост мерить? Чтобы гробы по размеру заказывать? – пошутил Семён Семёнович.

- Так положено! По инструкции. У нас же медицинское учреждение, – парировал капитан.

- А почему железный этот… ростомер? Не деревянный? В поликлиниках ведь деревянные?

- Так завод железобетонных изделий в порядке шефской помощи дал, а у них только металлические делают.

- Так закажи на мебельной фабрике деревянный, а этот сдай в металлолом! Понял? Ну, ростомер – ещё понять можно. Рост – особая примета, а среди клиентов попадаются и те, что находятся во всесоюзном розыске. А на хрена у тебя в приёмном отделении напольные гиревые весы стоят, весь проход загородили.

- Это моя инициатива. Я подумал, раз ростомер положен, то и весы не помешают. Клиентов взвешивать при выходе от нас. На всякий случай.

- Если уж решил, так попроси на заводе медицинского оборудования медицинские весы, на которых людей взвешивают, а не мешки с картошкой.

- А кто мне их даст? Они недёшево стоят. И прокуратура прищучить может.

- Мне тебя учить, Виктор Иванович?! Ты уже столько всякого хлама натаскал, что девать некуда. Не прищучили же до сих пор? Я краем уха слышал, что директор завода любит выпить. Пригласи его в ресторан, напои как следует, а когда он пойдёт домой, то твои ребята окажут ему услуги медвытрезвителя. Наутро он тебе десять весов привезёт, чтобы ты только на работу не сообщил. Он ведь член бюро райкома. Если дать ход делу, то не только из бюро попрут, но и из партии, а заодно и с работы выгонят. А свой агрегат отвези директору. Будет равноценный бартер. Ты мне – я тебе, как говорится. Никакая прокуратура не подкопается, – учил уму-разуму Семён Семёнович менее опытного сотрудника правоохранительных органов.

- А зачем директору завода медицинского оборудования напольные весы?

- Найдёт применение! Не бойся. На то он и директор! Капусту и свинячьи туши в заводской столовой взвешивать будет. Ха-ха-ха! Пойдём, Витя! Я на машине. Домой тебя отвезу переодеться, – уже миролюбиво, сбросив отрицательную энергию, предложил шеф. – Ты же чучелом огородным не поедешь в трамвае. Милицию позорить. Тебя уже весь район в лицо знает. А Малахаю твоему, бухарики, пусть будку сколотят. Пусть живёт!

- Вертухаю! – поправил шефа подчинённый.

- А я и говорю – Вертухаю. Как-то странно, обидно ты свою собачку назвал?

- Это не я ей такую кличку дал. Жена так назвала, когда ещё это чудо гороховое у меня дома жило.

- Ну ладно, передавай привет жене, Витя! Поехали!

Трегубов не последовал предложению своего начальства и приглашать в ресторан директора завода медицинского оборудования не стал. И не потому, что ему жалко было денег, а потому, что подумалось: «Шапка-то – не по Сеньке! Вряд ли директор пойдёт бухать с каким-то капитаном милиции, хотя и начальником дома алкашей».

Но на другой день после разговора с шефом Виктор Иванович споткнулся о напольные весы и больно ушиб ногу. Поэтому действовать решил незамедлительно и дал задание своим гаврикам выловить директора в непотребном виде, что вскоре и было сделано. Капитан не стал стричь номенклатурного работника наголо «под Котовского» и рисовать чернилами на его спине порядковый номер, а самолично отвёз члена бюро райкома домой. Наутро в приёмном отделении медицинского вытрезвителя уже стояли новенькие медицинские весы, сверкая хромированными деталями.

Перед тем как войти в свой кабинет, Виктор Иванович почесал травмированную ногу и окинул хозяйственным взглядом помещение. Войдя к себе, с сожалением посмотрел на пустое цинковое ведро, окрашенное внутри в фиолетовый цвет. Вспомнил, кстати, что вчера израсходовали на спины посетителей последнюю банку масляной краски, тяжело вздохнул и позвонил начальнику райотдела Круглову:

- Здравия желаю! Товарищ подполковник! У меня чернила кончились. Нечем номера писать.

- Я же тебе, Виктор Иванович, на той неделе ведро чернил выдал. Вы что там? Пьёте их что ли?

- Так следователи приходили – я им двухлитровую банку отлил…

- А на хрена следователям столько чернил?

- Так пишут много! Авторучки не успевают заправлять. Секретарь, Зоя, прибегала – ей поллитровую бутылочку налил.

- А ей-то зачем?

- Подушечку для печатей и штампов смачивает. По разнарядке только вытрезвителю чернила положены. Старшина Сытин никому и не даёт. Вот и бегают к нам все, кому не лень. А поэтому перерасход получается. А полведра Вертухай опрокинул – Вы же в курсе.

- Да помню, помню. Он у тебя на диване сидит?

- Кто? Старшина?

- Да не старшина! Вертухай!

- Нет. Я его на улицу выгнал. Как Вы приказали. Так как? С чернилами?

- Пришли кого-нибудь. Подпишу накладную. Сытин выдаст. Да поэкономней чернила расходуй. Кому попало – не отливай. Борзописцев этих, следователей, в шею гони. Они уже полтонны бумаги исписали. В канцелярии – шаром покати. Приказ на тебя не на чем напечатать.

- А что за приказ?

- Выговор я тебе объявил!

- За что выговор? Семён Семёнович?

- За то, что директора завода медицинского оборудования задержал. Почти трезвого. И весы вымогал! И за то, что собак в кабинете держишь!

- Так Вы же сами, товарищ подполковник…

- Сами с усами! А ты головой думай, а не задним местом. Советы не все умные бывают. Я пошутил, понимаешь, а он за чистую монету… Выговор для тебя – это спасение. На бюро райкома партии требовали тебя с должности снять, но я отстоял. Вот так, мой дорогой. Работай. И чернила экономь!

Ветеран войны Круглов повесил трубку, а представитель молодого поколения Трегубов недоуменно хлопал ресницами, так до конца и не поняв, за что схлопотал выговор.

А тем временем события в одном из районов города развивались самым непредсказуемым образом.

Второй секретарь районного комитета партии, Самохвалов Валерий Иванович, тридцатилетний мужчина представительной внешности, холостяк, поздно вечером возвращался из гостей домой. Был он слегка навеселе, выпил совсем немного: пару рюмок коньяку и два бокала сухого вина. И видно потому, что по жизни секретарь спиртные напитки почти не употреблял и был к ним абсолютно равнодушен, Самохвалову стало плохо, и он прислонился к забору. Нельзя сказать, что его развезло. Развозить-то было не с чего. Может быть, человек просто устал или скушал что-то лишнее. Ноги держали хорошо, из стороны в сторону не шатало. Да и с чего шатать? С двух рюмок коньяку? Петух засмеётся. Просто закружилась голова, и мужчина решил переждать несколько минут. Но не тут-то было!

Как раз в это время по дороге проходили работники медицинского вытрезвителя: старшина милиции Кравченко Михаил Иванович и рядовой милиционер Худыбердыев Рашид.

Увидев у забора нетрезвого мужчину, недолго думая, блюстители порядка ни слова не говоря, подхватили «пьяного» под руки и поволокли его прямёхонько в медицинский вытрезвитель.

В начале 70-х годов правительство всерьёз начало очередную компанию по борьбе с пьянством и алкоголизмом. Повсюду были построены медицинские вытрезвители и лечебно-трудовые профилактории с приличным штатом работников. Находились они в системе МВД. Стригли всех под одну гребёнку, хватали всех подряд и тащили в вытрезвители. И того, кто валялся в канаве, и того, кто, покачиваясь, возвращался с гулянки домой. Сверху были спущены вполне официальные инструкции: всех задержанных, невзирая на личности и обстоятельства опьянения, стричь наголо, делать им успокаивающие уколы и сообщать по месту работы. Побывавший в медвытрезвителе гражданин лишался тринадцатой зарплаты, премии и отпуска в летний период. Вот в такую струю активной борьбы с пьянством попал и второй секретарь райкома партии.

Вначале он пытался объясниться с работниками милиции и разъяснить им, что произошло недоразумение:

- Позвольте, ребята! Что вы делаете? Куда меня тащите? Я – секретарь райкома!

- Сегодня уже доставили прокурора и генерала, секретаря нам не хватает, – заявил старшина Кравченко.

- Ищо прывызлы артыста и Наполеона. А сэкрэтара ищо нэ было! – добавил милиционер Худыбердыев.

Видя, что блюстители порядка его не слышат и слышать не хотят, Самохвалов стал упираться и пытался вырваться из цепких рук парней, но получил от Рашида удар ребром ладони по шее. Партийный работник понял, что с двумя здоровяками ему не справиться, и решил подчиниться, полагая, что на месте недоразумение прояснится и его отпустят.

На пороге медицинского вытрезвителя сидел обиженный Вертухай, выдворенный с мягкого дивана из дерматина. Собаку очень удивило, что новый хорошо одетый клиент, не только не попытался пнуть его ногой, но даже не сказал обычное: «Пошёл вон, барбос!» Вертухай от изумления добродушно проскулил и барином вытянулся на досках.

А бдительные милиционеры доставили жертву в приёмное отделение, где несли вахту: дежурный – старший лейтенант Пахомов Игорь, его помощник – милиционер Василий Деревянко, похожий на гориллу, верзила-санитар Охлопков Иван и смахивающая на гестаповку, врач, Зырина Ангелина Карловна. Все они только что попили чаю и кое-что покрепче и находились в благодушном настроении, располагающем к шуткам и веселью.

Самохвалов сразу же пытался втолковать дежурному, кто он такой, и то, что совсем не пьян, но старший лейтенант не хотел его слушать и накричал на строптивого задержанного:

- Много вас таких! Сейчас пойдёшь туда, где и первые секретари есть, а не только вторые, где имеются и прокуроры, и, даже, один космонавт. Быстро снимай ремень и из карманов – всё на стол!

Валерий Иванович снова стал говорить, что он не пьян, и попросил только об одном – позвонить прокурору или первому секретарю райкома, на что получил категорический отказ:

- Они уже отдыхают, зачем людей беспокоить по пустякам!

Помощник, Вася, неожиданно высказал сомнение:

- Что-то он на пьяного не похож! Речь внятная и движения не заторможены.

- Что ты в этом деле понимаешь? Молодой ещё! – ответил Пахомов. – От него же несёт, как от пивной бочки! А пусть пройдёт по половице! Посмотрим – какой он трезвый! Иди, секретарь! Иди! Пока ремень не снял, а то штаны спадут!

Самохвалов бодро, не качаясь, пошёл прямо по половице. Но надо же такому случиться! В самом конце то ли от волнения, то ли от пережитого стресса Валерий Иванович заступил за роковую черту – паз между двумя досками.

- Ну вот! Не прошёл! Значит – пьяный! – радостно воскликнул дежурный. Пусть у нас переночует! А то ещё, не дай бог, до дома не дойдёт. Кто-нибудь ограбит, а мы виноваты будем. Да и план нам выполнять надо! Ангелина Карловна! Подойдите пожалуйста! Подтвердите, что гражданин пьян и до дома не дойдёт.

Врач осмотрела пациента. Изо рта у того пахло спиртным. Естественно, от волнения дрожали руки, но доктор дала этому своё объяснение:

- Тремор! Алкогольный абстинентный синдром: клиническая картина.

От свалившихся напастей клиент уже стал дёргаться, что тоже говорило не в его пользу. И главное – не прошёл по доске!

- Мужчина пьян! Оставляем до вытрезвления, – вынесла приговор гестаповка с маленьким молоточком в руке, которым для убедительности стукнула жертву под коленкой ноги, которая никак на этот удар не отреагировала.

- Снимай ремень и брюки, раздевайся до трусов! – потребовал дежурный.

- Не буду! Не имеете права! Не 37-й год! Я буду жаловаться на ваш произвол! – заартачился Самохвалов, и это вышло ему боком.

- Ваня! Помоги гражданину раздеться! – приказал старший лейтенант санитару-горилле.

Верзила силой стащил с упрямца всю одежду, оставив того лишь в одних трусах, завернул руки за спину и стал держать клиента, а врач-гестаповка, выбрав шприц побольше и иглу потолще, всадила в мягкое место секретаря болезненный укол. При этом Ангелина Карловна, выдавив в мышцу всю жидкость, покачала шприц из стороны в сторону, чтобы причинить жертве нестерпимую боль, и выдернула иголку из тела, как штепсель из розетки.

После этого Вася Деревянко принёс баночку с фиолетовыми чернилами, обмакнул в них малярную кисть, которой на голой спине второго секретаря нарисовал жирный номер 17. Пока чернила просыхали, а укол ещё не подействовал, Василий, по совместительству исполняющий роль парикмахера, ржавой ручной машинкой оболванил голову клиента наголо, «под Котовского». На пол медицинского учреждения светлыми хлопьями уныло падали пряди волос красивой кудрявой шевелюры секретаря, а из правого глаза медленно катилась на грудь сиротливая предательская слезинка.

Я не раз задавал сам себе вопрос: почему у нас так принято унижать людей? Да так, чтобы мордой в грязь. Выжечь калёным железом, пригвоздить к позорному столбу, уничтожить, как бешеную собаку, – типичные выражения во все времена Советской власти. Какому идиоту пришла в голову дикая абсурдная мысль: в медицинских вытрезвителях стричь людей наголо и чернилами писать на спинах номера? А ведь это было повсеместно по всему Союзу, а не только в описываемом мной вытрезвителе. Видимо, кому-то доставляет радость унизить человека, показать ему, что он мерзкий червяк, вонючий мелкий клоп, тля. Такие нелюди достойны только презрения и осуждения. Ведь в вытрезвители зачастую попадали не только злостные пьяницы и алкоголики, но и добропорядочные граждане, случайно перебравшие горячительных напитков в гостях или питейном заведении и волею судьбы оказавшиеся беспомощными в руках карательных органов. Но всех стригли под одну гребёнку. Действовал непререкаемый постулат вождя: «Лес рубят – щепки летят!» И действовало это изречение не только при жизни Иосифа, но и много позже, вплоть до наших времён.

А между тем, успокоительный укол начал действовать, и Самохвалов уснул в большой комнате-палате, где, кроме него, отдыхало ещё человек пятнадцать, блестя лысинами и отсвечивая чернильными номерами в тусклом свете единственной лампочки. Электричество экономили. Зачем алкашам лишняя лампочка? Свет только мешать будет. Пусть алкоголики спят спокойно – вытрезвляются.

Наутро все любители зелёного змия проснулись с помятыми лицами и прескверным настроением, которое немного поднялось оттого, что пьяницы увидели на спинах соседей намалёванные чернилами номера, и ехидно посмеивались друг над другом.

Самохвалова в одних трусах позвали в комнату, где сидел дежурный, который оформлял «доставленный живой груз».

- Это кто? – спросил Пахомов. – Вася! Какой номер?

- Семнадцатый!

- Дай ему мешок под номером семнадцать, пусть одевается!

В приёмном отделении царила благодушная обстановка. Дежурный персонал с похмелья не страдал, так как успел с утра пораньше «подлечиться». В левом углу, рядом со столом старшего лейтенанта, высился железный ростомер, внизу которого стояло полное ведро чернил. Их принесли вчера и не успели занести в кабинет начальника. Вплотную к «гильотине» стояли и радовали глаз новенькие напольные медицинские весы, которые шеф дома алкоголиков на завод не вернул из принципиальных соображений: директор не обеднеет! Пусть спасибо скажет, что не обстригли! Да ещё выговор из-за него схлопотал! На весах, пользуясь тем, что они временно были не заняты, сидел Вертухай, который зашёл с улицы погреться, а заодно посмотреть, как будут вести себя сегодняшние постояльцы. Врач Ангелина Карловна и санитар Охлопков Иван, примостившись в уголке, пили горячий чай с мятой. Они измотались за время суточного дежурства и с нетерпением ждали новую смену, чтобы уйти домой.

- Распишись, гражданин Самохвалов, в получении вещей и в том, что никаких претензий не имеешь! – предложил Пахомов Валерию Ивановичу.

- А где мой кошелёк с деньгами? – спросил секретарь, который ещё не успел одеться, так как Вася рылся в куче и никак не мог найти нужный мешок.

- Где пил – там и ищи!

- Расписываться не буду. А вы ответите мне за всё! Нехорошо присваивать чужие деньги!

- Ты мне ещё поговори! Ишь! Деловой нашёлся! Кошелёк ему давай. Ты по пьяни потерял его!

С этими словами Пахомов огрел секретаря резиновой дубинкой по спине.

Такого хамства и наглого обращения Самохвалов вынести не мог. Он был не хилого телосложения, в юности имел разряд по боксу. В нём накопилось столько обиды и злости на унижения и издевательства этого хама в милицейской форме, что Валерий Иванович не сдержался и врезал дежурному по зубам кулаком. От сокрушительного удара тот полетел в угол и, к несчастью, угодил головой в ведро с чернилами. При этом тяжёлая «гильотина» упала на него, придавив своим весом к полу, а ведро опрокинулось, и чернила залили весь пол приёмного отделения.

Испуганный Вертухай пулей бросился к выходу, налетел на Ангелину Карловну, которая поскользнулась на мокрых досках и шлёпнулась на пол, задрав кверху кривые ноги и завизжав поросячьим визгом.

Амбал Иван кинулся на защиту дежурного и хотел ударить буяна кулаком по голове, но тот увернулся и боксерским приемом, апперкотом, нанёс верзиле сокрушительный удар снизу в подбородок, отчего у того хрустнула челюсть, и туша санитара повалилась в нокауте в сторону входных дверей. Помощник Вася оторопело стоял с мешком в руке, не зная, что предпринять: защищать товарищей или стать на сторону ни в чём неповинного клиента.

А как раз в эти минуты к дверям медицинского вытрезвителя подъехали на «Волге» начальник милиции Круглов и начальник медвытрезвителя Трегубов. Они увидели, что из помещения, как ошпаренная, выскочила собака, и услышали подозрительный шум и грохот.

Начальство поспешило вовнутрь и замерло от ужаса и удивления. Перед их глазами предстала такая картина. На полу, залитом чернилами, ящерицами ползали санитар Ваня с разбитой рожей и какая-то кикимора, похожая на врача – Зырину Ангелину Карловну. Они что-то нечленораздельно кричали и загребали руками, как пловцы в плавательном бассейне. В углу, под железной штуковиной, в судорогах корчился какой-то негр, похожий на дежурного Пахомова. А в другом углу стоял помощник Вася, похожий на придурка, и зачем-то тряс мешком с вещами под номером семнадцать.

А посередине приемного отделения в стойке боксёра прыгал лысый мужчина в одних трусах и яростно махал кулаками. На спине спортсмена красовался большой яркий номер семнадцать, из чего можно было сделать вывод, что мешок принадлежит ему. Других выводов пока сделать было невозможно.

- Что здесь происходит?! – закричал громовым голосом подполковник, так он кричал на подчиненных во время взятия Берлина.

- Что случилось?! Что это всё значит?! – на более приглушённых тонах поинтересовался капитан, который не штурмовал не только Берлин, но даже город Будапешт.

- Вот! Вот! Нападение! Во время исполнения! – наконец выговорил дежурный, выбравшись из-под железного агрегата и показывая пальцем на боксёра в семейных трусах.

Семён Семёнович всмотрелся в лицо спортсмена, и челюсть у него чуть не отвалилась. Он узнал в человеке… второго секретаря райкома партии Самохвалова.

- Валерий Иванович?! Это Вы?! Что Вы здесь делаете? Почему в таком виде? – спросил обескураженный подполковник. – Виктор Иванович! Что за бедлам в твоём заведении?! Пройдёмте в кабинет! – приказал шеф, обращаясь к капитану. – Валерий Иванович! Дорогой! Простите! Оденьтесь! Что случилось?

- Спросите у своих подчиненных, – выдохнул Самохвалов, проходя в кабинет Трегубова, а потом, переодеваясь, рассказал Круглову и Трегубову о том, что произошло.

- Боже мой?! Какой позор! Какой конфуз! – причитал начальник. – Распустил коллектив, понимаешь! Совсем одурели! Не видят, кого берут! Разгоню всех! Погоны посрываю! А ну, зови этого деятеля сюда!

- Кого? – робко уточнил Трегубов.

- Дежурного! Пахомова! Мать его!..

В кабинет зашёл старший лейтенант с мокрой головой и чернильными разводами по всему лицу. Он помыл голову, но отмыть чернила ему не удалось. Руки у дежурного тряслись, вид был растерянный.

- Он кошелёк с деньгами у меня присвоил! – заявил секретарь.

- Как? Не может быть! Пошли! Посмотрим! – предложил Круглов.

Все прошли в приёмное отделение. Круглов нервным движением выдвинул ящик стола дежурного, где лежали кошельки и пачки купюр различного достоинства.

- Вон мой! – опознал свой кошелёк Валерий Иванович.

- Негодяй! Кражами занимаешься?! – закричал на Пахомова подполковник, подошёл к нему и сорвал с левого плеча погон. – Положи удостоверение на стол! Пойдёшь под суд. Сейчас вызову прокурора.

Старший лейтенант тяжело вздохнул и с убитым видом, нехотя, положил на стол красную книжечку.

- Пошёл вон! Пёс смердячий! – крикнул подполковник. – Жди в дежурке. Надо бы первому секретарю доложить, да рука не поднимается.

Однако всё же Круглов трясущейся рукой взял телефонную трубку и стал набирать номер райкома партии. Пальцы дрожали, тыкали не в те дырки, не докручивали диск. Наконец на другом конце провода раздался длинный гудок, а потом послышался голос хозяина:

- Бутурлин слушает!

- Анатолий Яковлевич! Это Круглов беспокоит! Тут у нас ЧП случилось. С Валерием Ивановичем произошло несчастье…

- Что? Что такое?! Какое несчастье? Он – жив?

- Жив-то – жив! Да только его побрили!

- В армию забрили? Он же служил! Если мне не изменяет память – в десантных войсках.

- Да не забрили, а побрили! Остригли наголо. Он к нам случайно попал – вот его и остригли в медвытрезвителе.

- Как попал? Он что – пьяный был?

- Да не то чтобы пьяный. Нет. Слегка выпивши. Чуть-чуть.

- Так какого лешего его в вытрезвитель забрали? Вы что там?! Совсем рехнулись? Вы знаете на кого руку подняли! На самое святое вы покусились. На родную партию. Тебе, Семён, это даром не сойдёт! Готовь, мой друг, удочки!

- Зачем мне удочки?

- На пенсии рыбачить будешь. А рюкзачок я тебе подарю. Только зачем он тебе, беспартийному, рюкзак? Обойдёшься холщовой сумкой! Как мне наверх прикажешь докладывать? Что я скажу секретарю обкома? Что доблестная милиция обмишурилась, перепутала хрен с пальцем и вместо алкоголика загребла второго секретаря райкома партии.

- У него ещё деньги дежурный прикарманил. Но я наглеца отдам под суд. Сейчас же звоню прокурору.

- У вас, я вижу, там не вытрезвитель, а осиное гнездо преступников. В два часа бюро – приходи докладывать. Партбилет не забудь. А Валерию Ивановичу скажи – пусть идёт на работу.

 - Так скоро прокурор придёт. Допрашивать будет, как потерпевшего.

- Прокурора мы самого допрашивать будем. Только на бюро. Как он соблюдает в районе социалистическую законность? Надо будет – Самохвалов даст показания… Прокурору области! Понял? Рыбак в погонах!

- Всё понял, Анатолий Яковлевич!

- Вызывай комиссию из города и готовься к самому худшему! Весь твой змеёвник разгоним к чёртовой матери!

На этом можно было печальную историю закончить, но в конце, всё же, нужно подвести некоторые итоги.

Начальника милиции, подполковника Круглова Семена Семеновича, действительно отправили на заслуженный отдых. В партии, правда, бюро райкома его оставило. Приняло во внимание былые заслуги фронтовика и то, что свой партбилет он получил в окопах на полях войны, а поэтому ограничилось строгим выговором с занесением в личное дело. Но это наказание пенсионеру, подполковнику в отставке, уже было как мёртвому припарка. Ранними утрами, с удочками в руках и мешком за спиной, он уныло брёл на речку. Его всегда сопровождал наполовину охотничий пёс Вертухай, который всегда с лаем носился по берегу речки, когда рыбак выуживал из воды очередного карася.

Со старым хозяином, начальником медицинского вытрезвителя Трегубовым Виктором Ивановичем, собаке пришлось расстаться, так как его разжаловали до старшего лейтенанта и отправили участковым в дальний цыганский посёлок. Ходить с милиционером по чужим дворам и слушать цыганские разборки Вертухаю было неинтересно, поэтому он предпочёл им утренние зори, шум реки и ворчанье старого ветерана.

Дежурного медицинского вытрезвителя, старшего лейтенанта милиции, из органов уволили за дискредитацию, а вскоре арестовали и осудили за нанесение побоев гражданам и за присвоение их кошельков к пяти годам лишения свободы.

Врача – Зырину Ангелину Карловну и санитара – Ивана – перевели на работу в морг. «Гестаповка» шустро вскрывала трупы, а «горилла» таскал их в морозильник, потом размораживал, переодевал перед похоронами, получал с родственников определённую мзду и на этом неплохо зарабатывал.

Милиционеры, Кравченко Михаил и Худыбердыев Рашид, за свою излишнюю ретивость и непрозорливость из органов уволены не были, так как людей не хватало. Но работать в вытрезвителе им больше не доверили и перевели в пожарную часть досматривать тревожные сны, которые им снились каждую ночь после происшествия.

Штат работников медицинского вытрезвителя полностью заменили, за исключением помощника дежурного милиционера Васи, в действиях которого нарушений и злоупотреблений не усмотрели.

Вася по-прежнему добросовестно малевал чернилами номера на спинах клиентов, пока новый начальник не спросил его: «Ты зачем на горбу людей цифры мажешь?»

- А где же мазать? – добродушно спросил помощник.

- Где?! Где?! На заднице… У себя!

Однако последнего слова Вася не услышал, так как пулей вылетел из кабинета и понял слова шефа вполне серьёзно, как руководство к действию.

На следующее утро новый начальник пришёл на работу и в приёмном покое увидел у стены шеренгу голых людей в одних трусах. Они стояли лицом к стене. «Что ещё за представление?» – подумал пришедший. Помощник дежурного Василий кричал крайнему: «А ну, дружбан, приспусти трусы», – и тот, немного стесняясь нового врача Вали Белоусовой, двумя руками тащил резинку трусов вниз. «Двадцать первый – очко!» – радостно кричал милиционер и вытаскивал из кучи баулов мешок под номером 21. На заднице клиента чернилами малярной кистью был выведен этот же номер, причём по одной цифре на каждой половинке мягкого места.

- Что за цирк? Кто позволил рисовать номера там, где не положено, – возмутился новый начальник.

- Так вы же сами велели там рисовать, товарищ капитан! – оправдывался Василий.

- Заставь дурака Богу молиться – он и лоб расшибёт! Я же в шутку сказал. Перестань, Вася, заниматься рисованием на телах людей. Это тебе не холст и не панорама.

- А как потом мешки с вещами находить? Когда их доставляют, они не мычат не телятся! Фамилии своей не помнят. Что нам теперь делать?

- А ты подумай, Вася! Как в роддоме младенцев не путают? Что им к ножкам привязывают?

- Бирки, что ли?

- Правильно, Вася! Вот и привязывай бирки с номерами нашим посетителям.

- Куда, товарищ капитан!

- Я бы тебе сказал куда, да ты точно исполнишь! Не на хрен же! На ноги привязывай!

С тех пор пьяниц больше чернилами не метили, а старшина отдал весь бидон следователям. И то больше пользы!

Второго секретаря райкома партии Самохвалова Валерия Ивановича перевели в другой район третьим секретарём. Волосы на голове у него быстро отросли, и шевелюра стала ещё красивей прежней. Оказывается, что стричь наголо головы взрослым также полезно, как и маленьким детям.

Спустя много лет Самохвалов дослужился до начальника административного отдела обкома КПСС, обзавёлся семьёй и двумя детьми. В его подчинении оказались все силовые структуры, в том числе и милиция с вытрезвителями. Валерий Иванович часто вспоминал тот забавный, и в то же самое время неприятный случай, когда его забрали в медицинский вытрезвитель, остригли наголо, нарисовали на спине номер, сделали больной укол и вдобавок огрели дубинкой. Партийный работник сам себе задавал один и тот же вопрос: «За что?! Нельзя сказать, что я был трезвый. Но ведь и пьяным я не был! Пил я совсем мало! Ничуть не перепил!» А ответ на этот вопрос был довольно банальный. Валерий Иванович в компании просто недоперепил.