Авторы/Солуянова Алина

НЕИЗВЕДАННЫЕ ТРОПЫ


Где сердце холодит гранитный камень

Лишь там услышишь звук её шагов.

В глазах её, твердят, что дивный пламень.

Пожрал немало он её врагов.

На голове блестит из змей корона,

Чего же хочешь ты, Горгона?!

 

ГОРГОНА

 

Говорят, на краю времён есть Пустыня Камня, место, где царят холод, тьма и тишина. Предки утверждали, что там живёт самое прекрасное и в тоже время самое ужасное из живых существ. Горгона – слепая женщина в платье зелёного шёлка и короне из змей. Кто посмотрит ей в глаза – пропал навсегда, ибо он узнает все тайны мира, но тотчас же обратится в камень. И вся пустыня усыпана каменными фигурками смельчаков, что хотели знать все тайны мирозданья.

Однажды в нашу деревню пришла женщина, она выглядела как ходячий скелет, из глаз её всё время текли слёзы. Она рассказала нам, что её муж увидел во сне прекрасную женщину на скалистом утёсе и с тех пор решил, что он – избранный. После чего отправился на поиски чудесного видения, женщина пошла с ним, так как удержать его дома не получалось, лучшие шаманы не смогли снять это наваждение. Они шли дни и ночи, пока не добрались до горной речки. Утро было туманным, женщина просила супруга переждать туман, но тот упрямо шёл вперёд, словно знал, куда нужно идти. Через какое-то время они перешли каменистое плато и обнаружили вход в гигантскую пещеру… К сожалению, женщина не смогла нам рассказать, что же было дальше – её глаза закатились, тело выгнулось дугой на циновке и она уплыла к Лунной кошке. Шаман велел похоронить её по нашему обряду, а горшочек с прахом забрал в свой дом.

 

В детстве я часто приходил к нему, чтобы посмотреть на этот горшочек, словно он мог рассказать мне о том, чем закончилась история поисков Горгоны. Отчего-то мне казалось, что древнее сказанье лжёт. Я был уверен, что там есть лазейка, есть какой-то обходной путь, может быть, достойного знаний, она не обратит в камень? Но как она определяет, кто достоин, она же слепа… Часто засыпая, я думал о том, какая она, эта Горгона. В сказанье говорилось, что неземной красоты, но красота для каждого своя…

Когда пришло время совершеннолетия, я легко прошёл процедуру посвящения во взрослую жизнь. Я был умелым плотником и древорубом, рыбаком и охотником, поэтому различные испытания вроде полосы препятствий или стычки с дикой собакой динго не могли меня напугать. Помню, в тот день, преподнеся мне защитный амулет с нашим покровителем – Гремучим змеем, шаман спросил меня, кем я хочу быть.

- Я буду украшать наши храмы каменными изваяниями.

-Да будет так, дитя, да будет так,- сказал шаман, но почему-то мой ответ его опечалил.

 Я не выбрал путь воина или оружейника, хотя мог бы. Но уже с двенадцатой весны я знал, что я хочу делать в этой жизни.

С дня посвящения прошло десять вёсен. Мои скульптуры стали знаменитыми, за ними приходили даже из соседних деревень, уважаемые женщины племени поглядывали на меня и всё время звали посидеть в женскую половину общего шатра, чтобы познакомить со своими дочками, старейшины стали приглашать на совещания совета, а шаман рассказал мне тайну моего рождения. Дело в том, что наше племя – это большая семья, но тем не менее у каждого здесь были отец и мать, так у всех, кроме меня. Жрец молний рассказал, что меня нашли в большой каменной расщелине в горах, из которой вытекал родник. В тот год была страшная засуха, племя отправило сильнейших на поиски воды в горы. Как только воины поднялись на плато, началась страшная гроза, они укрылись в расщелине, там меня и нашли. Назвали «Камень» (навахо) рождённый водой, моим талисманом стала бирюза – как символ единства матери Земли и отца Неба.

В один из тёплых летних вечеров я сидел на собрании совета старейшин, обсуждение вопросов и принятие решений здесь не начинали пока не выкурят трубку Мудрости и не выпьют стаканчик настойки из змеиного яда. Сегодня первый раз в жизни я сидел в кругу со старейшинами и, следовательно, был обязан так же затянуться трубкой и опустошить стакан, а когда начнётся обсуждение предлагать свои варианты решения проблем, если они окажутся не хорошими, мне объяснят почему и меня возьмёт в ученики один из старейшин, а если же мои предложения окажутся мудрыми, то меня будет ждать посвящение в служители храма и таким образом я попаду в ученики к нашему шаману.

Среди старейшин принято, что раскуривать трубку должен самый старший или самый уважаемый и от него по убывающей она передаётся по кругу, в этой традиции есть не только смысл, но и рациональное зерно – младшим не привычно ещё курить трубку и они могут просто не суметь её раскурить или же закашляться, им может стать нехорошо, поэтому им остаются лишь остатки. Тем более, что и остатки, как известно, сладки.

Когда я взял в руки трубку, она уже едва дымилась, но всё равно меня объял какой-то невыразимый трепет, по рукам побежали мурашки, а сердце забилось в ушах ритуальным барабаном. Вспомнив все наставления шамана, я взял губами мундштук и глубоко вдохнул. И вдруг увидел, как наяву, серую пустыню, всюду камень, острые крутые скалы, серое небо, в котором нет ни облаков, ни солнца. А в центре небольшое озеро, на берегу которого лежала женщина в зелёном переливающемся платье, оно держалось на плечах благодаря застёжкам – золотым змейкам. Её рука водила по водной глади, лёгкий ветерок шевелил чёрные волосы, как вдруг она подняла голову, мелькнула вспышка света и волосы на голове стали змеями, которые рванулись к моему лицу. Я пытался отбиться от них руками, почти получилось, но в какой-то момент я почувствовал, что меня скрутили. Я услышал своё имя, а затем на меня вылили ведро воды и я очнулся и увидел перед собой лицо шамана.

- Что ты видел?

- Погоди, ему надо отдохнуть, а нам закончить начатое, поговоришь с ним завтра. Сынок, младший брат проводит тебя домой, обопрись на него и иди с миром. А завтра мы обсудим случившееся.

Ноги меня не слушались, но позволить себе висеть на не прошедшем ещё посвящение малыше, я не мог. Поэтому мы кое-как шли со скоростью беременной черепахи в сезон ливней, как говорили в одной далёкой деревне.

- Старший брат, у тебя было видение как у нашего шамана? Что ты видел?

- Нет, младший брат, это было что-то другое, – наигранно рассмеялся я, – кажется, мне стало очень плохо от трубки Мудрости, видимо, я по рождению – дурак. Малыш посмотрел на меня, нахмурив брови, а потом рассмеялся звонким колокольчиком.

- Может и дурак, зато красивости какие делать умеешь. У тебя в руках любой камень как живой. Раз – и лошадка, два – и кролик. Малыш продолжал восторженно лепетать, а я шёл и думал: «Прости меня, младший брат, я солгал тебе для твоего же блага. Это моя печаль и мое предназначение. Я найду тебя, где бы ты ни была, всё равно найду и создам скульптуру, равной которой не будет на свете».

Ночью, лежа на циновках, я всё вспоминал видение: скалистый пейзаж, озеро, тонкое запястье и точёное лицо Горгоны. Тогда я понял, что значит неземная… И правда таких в нашем племени я не видал и таких скульптур я не лепил.

Прошло пять дней, на границе соседнего племени объявился гризли, срочно собрали совет старейшин, дабы решить будем ли мы участвовать в охоте на него, и шаман не смог добраться до меня со своими расспросами. И хвала Великому Змею, ибо на меня напала тоска, не такая, от которой излечит выходка младшего брата или улыбка девушки. На меня напало оцепенение, твердящее мне, что жизнь проходит зря, ведь я знаю куда идти и не иду.

Старейшины собирались каждое утро ещё два дня, я в это время жил в доме шамана, каждое утро я подходил к урне с прахом той женщины, что рассказала нам про Горгону, и спрашивал себя, хватит ли мне смелости уйти из племени за своей мечтой? И каждый раз меня останавливал липкий страх, а вдруг это просто легенда – не больше, и не меньше, вдруг её на самом деле не существует?

Но в ночь полнолуния я проснулся полный решимости, быстро собрал вещи и еду на несколько дней и вышел за порог. Только после того как я отошёл от деревни на двадцать шагов, я оглянулся. Там оставалось безмятежное, возможно, счастливое будущее, там оставались дорогие мне люди, там оставалась часть меня. Но в этот момент я твёрдо знал, я не принадлежу этому месту, я должен идти за своей мечтой, за Горгоной.

И я шёл через скалы, через горные речки и озёра, через небольшие полянки. Не знаю – сколько, я перестал считать дни. Я был счастлив, я нёсся по дорогам, которыми никто до меня не ходил. В этот момент я любил жизнь в каждом её проявлении – от источника с чистой водой до гордого полёта орла в небе. Я знал, что всё правильно, так и должно быть, это была эйфория. То чувство, о котором рассказывал долгими зимними вечерами шаман.

В один из дней после заката солнца я попал в облако тумана, густого, словно бобовая похлёбка. Было жутковато, но я шёл, я кипел изнутри, словно котёл на огне. В такие моменты шаман советовал успокоиться или довести состояние до предела. Я просто шёл. Его советы теперь не имели значения, я знал, что скоро увижу её, так как помнил по рассказу женщины, что в облаке тумана откроется вход в пещеру. Так и случилось. Туман оборвался, и я увидел гигантские своды пещеры. Серый камень скалы, вход, как гигантская глотка…

- Великий Змей, это безумие… я здесь, значит это не выдумки. Значит, легенда правдива!

Постояв некоторое время, я сделал шаг по направлению к входу в пещеру. Сердце будто билось у меня в ушах, я не слышал ничего, кроме его ритма. Сделав ещё несколько шагов, я резко остановился, так как в далёком небе, которое не было видно из-за тумана, пророкотал гром. Спустя мгновенье, прямо перед моим носом сверкнула молния. Чувствуя, что цепенею, я резко встряхнул головой и большими шагами направился к пещере.

Я шёл достаточно долго, успев привыкнуть к серым камням справа и слева от меня, как вдруг пещера кончилась, и я оказался на небольшом плато. Вспомнилось видение – где-то здесь должно быть озеро. Впереди было что-то вроде каменной поляны. Решив обойти поляну, усыпанную каменными изваяниями по краю, я всё же не удержался и подошёл к нескольким, что были неподалеку от выхода из пещеры. На лице мужчины средних лет застыла гримаса ужаса. Чуть подальше с такой же гримасой стоял юноша, а слева от него – старик. Сместившись ближе к краю плато, я последовал по намеченному маршруту. Шагов через семь я увидел, что противоположная её часть резко обрывается, а внизу глыбы камней ласкает синими валами волн хмурый седой океан.

- Зачем ты пришёл? – едва не подпрыгнув на месте, я повернулся на звук голоса, который, почудилось в тот момент мне, шёл из глубокой расщелины неподалёку.

- Мастер, я с тобой разговариваю, отвечай, – теперь голос был за моей спиной. Я резко обернулся и увидел перед собой женщину из своего видения: ростом чуть ниже меня с бледной кожей, отливающей зелёным. Она стояла, скрестив руки на груди и приподняв голову на уровень моих глаз, при этом у меня создалось ощущение, что она осматривает меня с ног до головы, но веки её оставались закрытыми.

- Ты ответишь на мой вопрос или так и будешь стоять? – её руки ощупали моё лицо, спустились по скулам к подбородку. Холодные как камень, но, несомненно, прекрасные. Длинные пальцы, изящные кисти и тонкие запястья, увитые браслетами в виде золотых змеек.

- Я пришёл за тем же, зачем и другие.

- Уверен? – корона из змей даже не шелохнулась, когда она вопросительно наклонила голову к правому плечу.

- Что ж, отлично, только обычно я предлагаю каждому искателю знаний три дня подумать, прежде чем я загляну в его глаза и увижу, говорит он правду или же лжёт. Ты видел, сколько уже странников поплатилось за свою ложь.

- Чего в таком случае они хотели?

- Разное: кто-то богатства, кто-то власти, а кто-то бессмертия. Но исход был у всех одинаков… Знание должно быть целью, а не средством решения твоих проблем, только тогда ты хочешь действительно знания.

- Три дня, так три дня, – пожал плечами я. Не то, чтобы я испугался, но подумать действительно было о чём, – только есть одна просьба.

- Какая?

- Ты назвала меня Мастером, значит, ты знаешь, кто я. Мне лучше думается, когда руки заняты делом, не дав мне договорить просьбу, она махнула рукой и возле моих ног появились инструменты.

- Здесь много камней и статуй – ваяй, сколько вздумается, – Горгона медленно повернулась и скрылась за валуном с меня ростом. Не удержавшись, я сделал несколько шагов за ней; оказалось за валуном находилось то самое озеро. Она уже лежала у самой воды, тревожа водную гладь своими пальчиками. Такую действительно только увидеть и умереть. Создание прекрасное, опасное и интригующее. Я стоял и просто смотрел, не в силах уйти, и мыслей в моей голове не было, кроме одной: «Не тайны мира мне нужны, а ты». Словно услышав мою мысль она подняла голову и повернула её в мою сторону, мне причудилась молния, встретившая меня на пороге, и я выпал из оцепенения.

Я вернулся, забрал инструменты и отправился на поиски подходящей глыбы, из которой я собирался сделать то, что, несомненно, удивило бы Горгону. Скульптуру…

Сложно сказать, как в однообразно серо-коричневом пейзаже можно было определять время, но я приноровился. Тут пригодились уроки шамана о внутренних часах человека. Я работал над изваянием уже полтора дня и пока что оригинал вызывал больше чувств, нежели творение моих рук. Пока работали руки, голова тоже была занята делом. Я не знал как быть… надежда переиграть Горгону была глупой и наивной. Но всё же я думал. Ответ на вопрос мне известен? Да. Это ложь? Да. Тупик. Так я мучился до полудня, после чего целиком посвящал себя работе.

Отдыхал я, наблюдая за Горгоной. Иногда она часами стояла на краю плато, днём обычно бродила среди скульптур. Вечером – садилась на относительно ровное место и что-то чертила перед собой… то ли писала что-то, то ли рисовала… Самым любопытным было то, что в определённый час она куда-то исчезала. Я заметил это случайно. На тот момент прошло уже два дня, в мою голову закрался вопрос как же это так я здесь уже два дня без еды и без воды и при этом тело никак не реагирует. Это я решил выяснить у неё, но найти её оказалось невозможно… Так я и узнал, что примерно на час она куда-то пропадает, а потом возвращается к озеру.

К исходу третьего дня скульптура была почти готова, оставался лишь один завершающий штрих – глаза. Веки Горгоны всегда были опущены, а те, кто видел её глаза, уже никогда никому не смогут рассказать о том, какие они. Я медлил и сомневался… глаза человека или змеи… какие же они? Вспомнился совет шамана: «Если чего-то не знаешь, но очень хочешь узнать – просто загляни в себя».

Тогда я просто закрыл глаза, взял в руки резец и закончил своё творение. Всё-таки человеческие, и словно видят тебя насквозь… Мне было интересно одно, сможет ли Горгона увидеть новую статую? Я раздумывал над этим, как вдруг…

- Ты готов отвечать на мой вопрос? – появилась, как и в прошлый раз, неожиданно из-за спины Горгона.

- Да, – (ну вот и всё, я – очередное каменное творение в её саду).

Горгона подошла ко мне, снова ощупала моё лицо, её глаза пока что были закрыты…

Руки всё ещё держали моё лицо в прекрасных каменных тисках, когда она спросила:

- Зачем ты пришёл?

Трудно сказать почему, но мне стало радостно, сейчас всё закончится и моя глупая одержимость исчезнет. Жаль, напоследок не поговорить с шаманом. Я бы хотел поблагодарить его за то, что растил как сына. Благослови его, Великий змей, и попроси за меня прощения за то, что предал его доверие.

- За знанием…

Глаза её распахнулись, последним, что я успел увидеть, был поток зелёного света и её змеи, ринувшиеся к моему лицу. Возможно, мне это казалось, но я слышал её смех. Она знала, что это – ложь, с самого начала знала… Я почувствовал, что немеют кончики пальцев, как вдруг всё резко прекратилось.

- Что это значит?! – она взвыла раненным зверем, глаза всё так же светились зелёным, но гасли, а руки были уже по локоть каменными. Отпустив меня, она бросилась к обрыву. Ведомый каким-то предчувствием, я рванул за ней… Горгона прыгнула и в воздухе полностью стала камнем, я видел, как её тело разбилось о скалы внизу. Я не успел её остановить…

- Уходи, моя душа свободна, а сосуд для неё уже готов. Ты выжил, но змеиный яд успел проникнуть в твою кровь. Забери её и не позволь стать чудовищем. В тот день, когда она придет сюда по праву, ты станешь камнем. Запомни это! И уходи, как можно скорее, проход в скалах скоро закроется.

- Кто это говорит? Кого я должен забрать? Какое чудовище?

- Обернись.

Сначала я подумал, что Горгона вернулась… но потом понял, что это всего лишь моё творение одиноко стоит среди скал. С той стороны послышался странный звук, вроде трескающейся скорлупы гигантского яйца. Статуя пошла трещинами и из камня вдруг появилась девушка. Она была ожившей статуей, копией Горгоны с глазами человека, хотя правильнее было бы сказать с человеческой душой, коей и была Горгона до того, как стала чудищем из легенд. Мы бы так и стояли и разглядывали друг друга, я – от растерянности, она – не знаю почему. Но в этот момент скала под нами пошла трещинами.

Не помню, как мы забежали под своды пещеры, за нашими спинами вход в каменное царство засыпало камнями…

Я вернулся в племя вместе с ней. Нас приняли, но мне пришлось все рассказать шаману и попросить объяснить последние слова Горгоны.

- Она станет чудовищем – ты станешь камнем. Оставаясь здесь, ты подвергаешь племя опасности.

- Почему она станет чудовищем? Как я должен это предотвратить теперь?

- А ты подумай, – хитро улыбнулся шаман, – есть только один правильный ответ и она тебе его уже сказала…

- Знание? – шаман кивнул.

- А ты думаешь, она теперь просто девушка и всё? Не знаю насчет всех тайн мира, но тайну человека она знает и от того, как она ей распорядится, и будет зависеть её сущность. Удружил ты нам, сынок. Всегда подозревал я, что неспроста ты в племени объявился в тот день, да о таком и не думал даже…

Закуривая трубку в тот вечер у костра старейшин, я посмотрел в сторону костра женщин племени. Девушка сидела среди старух и что-то им рассказывала, её черные волосы на лбу были прихвачены ремешком из змеиной кожи, глаза горели зеленоватым блеском, а лицо практически всегда оставалось серьёзным. Я обвёл взглядом других молодух племени. Дааа… слишком отличается. Что же мне с тобой делать-то?

- А ты подумай … раздался в голове голос Горгоны.

 

 

ТА ЖЕНЩИНА

 

Вне времени и пространства, я снова был в этом загадочном месте. Здесь собирались все категории людей – от банальных любителей дешёвых шоу, до местной элиты. Сегодня я был поклонником Мексики, поэтому на мне было пончо, а в руках была гитара. Не то, чтобы я особо умел играть, скорее надеялся найти себе подружку. В этом месте было возможно всё и кто знает, может быть какая-нибудь мимолётная встреча могла бы изменить мою жизнь. О, да, вы совершенно правы – наивные размышления безусого юнца. Хотя вот усы-то как раз у меня к тому моменту уже были…

 

В тот вечер я не поехал домой после одиннадцати, как обычно, решил, что не уйду пока не найду свой Идеал. Время шло, я непринуждённо выяснял у бармена – крепкого на вид пожилого китайца – подробности об этом замечательном месте: не смущает ли хозяев настолько разношёрстная толпа, кто завсегдатаи, кто владельцы? На все мои вопросы я не получил ни одного стоящего ответа, китаец улыбался, кивая в сторону банды чёрных энергичных рэперов, и отвечал, что здесь всем рады. Ну и ладно, азиатская морда, – подумал я, – не захочешь, так не скажешь, всё у вас там на Востоке не по-людски.

Оставив в покое бармена, я прошёл в сторону танцзала, там играла невероятно чарующая мелодия, насколько я понял, это был вальс одного польского композитора. Повинуясь какому-то неясному наитию, я прошёл туда и увидел то, чего не ожидал. Зал был пуст, музыка играла всего для одной пары, но боги, что это было за зрелище. Эта женщина, иначе я её назвать не могу, кореянка невысокого роста, в летящем белом платье. Глаза её были полуприкрыты и она парила в кольце рук мужчины. Взметнулся рукав, она подавала руку партнёру, и на тонком запястье золотистой змейкой блеснул браслет. Очнулся я, когда музыка закончилась и меня обступила толпа людей. Находясь всё ещё под влиянием этого постыдного подглядывания и смутно ощущая, что я видел то, на что не имел права, что-то интимное и личное, я протиснулся в центр толпы. Секунду всё было тихо, а потом в зале вспыхнули прожекторы, красивый пол ушёл вниз, и появилась круглая арена, вокруг неё откуда-то снизу стали появляться ряды кресел. Что происходит?

Толпа занесла меня на одно из этих кресел, рядом со мной присела какая-то девушка-хиппи, она повернулась ко мне и спросила: «Ты на кого ставить будешь? – Я неопределённо покачал головой, она улыбнулась, доставая сигарету из расшитой сумочки. – Ты, наверное, новенький, о, готовься, ты такое увидишь».

В этот момент в центр площадки вышел ведущий, тот самый китаец из бара. «Дамы и господа, я рад приветствовать вас на очередном шоу «Победить Дракона». Правила те же, участвовать может любой желающий, социальный статус, группа крови и половая принадлежность значения не имеют. Итак, есть доброволец?»

Из первого ряда поднялся мужчина и вышел на арену. Такое чувство, что это был капитан школьной команды по регби. Шкаф с квадратной челюстью, маленькими глазками и бычьей шеей.

- Почему ты хочешь сразиться с Драконом? – Ведущий подставил детинушке микрофон.

- Потому что она меня подрезала, эта с… на своей дрянной машинке.

- Вижу, тебя это задело… Как твое имя?

- Спайк.

- Почему тебя это задело, Спайк?

И вот тут детина меня удивил, изменившись буквально за секунду, он ссутулился, став как будто ниже на полметра и губы его стали поддёргиваться, как у обиженного младенца, а на глаза навернулись слёзы.

- Потому что… потому что… эта… она… я был ребёнком, зачем она дразнила меня… да я не мог догнать ее… но… (и тут злоба исказила его лицо и обиженного ребёнка как не бывало). Она за всё ответит!

- Что ж, хорошо, Спайк, пройдите к ребятам для экипировки. А мы пока вспомним, кто же как и всегда наш несравненный Дракон…

В этот момент на арену вышла женщина невысокого роста, в зелёном чонсаме… ТА женщина… моя кореянка, которая пять минут назад показалась мне цветком лотоса, чем-то хрупким. На её спине переливался золотой чешуёю дракон.

- Дамы и господа – Лия! – прогремел китаец. Она улыбнулась, помахала рукой и тут же скрылась.

- Пока наши герои готовятся, делаем ставки, сможет ли Спайк сегодня победить своего Дракона?

Свет на арене погас, я сидел оглушённый и понимал, что не могу заставить себя думать. Так я и просидел всё время до начала боя, сжимая до боли в руках гриф своей гитары.

Снова вспыхнул свет, противники были уже в центре арены. Кореянка была в том же самом чонсаме, только спину сзади украшали два прямоугольных с неровными краями мачете. Спайка одели в серебристое трико, а в руках у него была бита.

Лия повернулась лицом к противнику и поклонилась, затем прозвучал удар гонга и противники стали кружить по кругу. Спайк поигрывал битой, пробуя её вес и свои возможности, женщина же двигалась слегка приподняв руки, как бы готовая в любой момент выдернуть мачете.

Я не запомнил момент, когда Спайк пошёл в атаку, помню только вихрь клинков и обрубок биты у него в руке. Лия была спокойна, она улыбалась и что-то говорила ему. Он замотал головой и кинулся на нее… вы не представляете себе, как я испугался… она же отпрыгнула в сторону и снова повернулась к противнику. Я в этот момент пытался разглядеть её лицо, я хотел знать, видеть, что у неё в глазах? Спайк взревел от ярости и попытался ударить её справа. Кулак влетел в подставленное мачете, детина потряс рукой, было видно, что ему больно, очень больно. Пока я отвлёкся на него, я прозевал момент, когда мачете вернулись в ножны на спине Дракона. Она встала в боевую стойку – я не понял что это, но явно восточные единоборства, – вытянула руку и поманила Спайка, крикнув что-то. Тот взвился как ужаленный и кинулся к ней, секунду они боролись… как вдруг, я не знаю как это случилось, но Спайк уже душил её. Мне хотелось кинуться к китайцу, который сидел в первом ряду, заорать на него, чтобы он что-нибудь сделал. В этот момент она улыбнулась и как по волшебству мы все смогли услышать, что она прохрипела Спайку: «Убей своего Дракона, Спайк». Детина застыл, а потом отпустил её, поднял на ноги и сошёл с арены. Толпа взревела, китаец взлетел со своим микрофоном и прокричал: «Спайк победил! Молодец, Спайк». Свет на арене погас, оставив лишь жёлтый круг для китайца.

- Есть доброволец?

- Да, – я вдруг с ужасом осознал, что это «да» только что выкрикнул я. Что я делаю? Это безумие, зачем? Но ноги уже несли меня к китайцу. Я поднялся на арену, удивившись её гигантским размерам.

- У тебя есть причины сразиться с Драконом?

- Да, я хочу видеть её лицо. Мне надо увидеть её лицо.

- Воля твоя, – китаец вопросительно на меня взглянул.

- Фред.

- Воля твоя, Фред, – повторил китаец и указал рукой направление, куда мне идти.

Я спустился и прошёл под саму арену, какой-то мужчина подозвал меня рукой и завёл в небольшую комнатку. На стуле для меня уже висел чёрный национальный китайский костюм. Я начал переодеваться, отметив, что мужчина не ушёл и видимо ждёт, когда я закончу.

- Кто она?

- Вы про Лию, ведь так? – мужчина достал сигарету и глубоко затянулся.

- Да, про неё. Почему она это делает и что она делает? Она же позволила этому детине схватить себя за горло, так ведь?

- Да, само собой, он ей не противник. Она подставилась сама.

- Но зачем?

- А ты странный, – мужчина лениво потянулся и закурил, – обычно сюда приходят обозлённые, брызжущие слюной от ярости и орут, что размажут её по стенке, а ты спрашиваешь, зачем ей это? А зачем это тебе?

- Не знаю, – я завязал пояс и развёл руками.

- Так вот и она может не знает, – сигарета была потушена носком ботинка и мы отправились наверх.

Яркий свет прожекторов на несколько минут ослепил меня, я стоял посреди арены и не мог взять в толк, что же я делаю. В какой-то момент я почувствовал, даже не увидел, а почувствовал её. Она стояла рядом со мной, на её щёку упала прядь волос, поэтому я не видел глаз. Тишину расколол удар гонга. Каким-то неуловимым движением она оказалась напротив меня, быстро поклонилась и замерла в стойке.

Моё время застыло, сердце бешено стучало в висках… Я занимался боями, было дело. Но это всё были жёсткие мужские драки или фехтование в спортивном зале. Я смотрел в её лицо, глаза, я не мог определить их цвет… как будто бы они переливались от чёрного в зелёный. Она смотрела на меня и мне казалось, что это какое-то зелёное пламя. Я бесстыдно разглядывал её, на секунду я взглянул вниз и увидел у своей левой ноги катану. Не сомневаясь в том, что она не нападёт первой, я нагнулся поднять оружие, но тут же полетел кубарем на спину.

Что она делает?! В бою со Спайком она всегда ждала его удара… Я рывком вскочил и приготовился к ещё одной атаке, но она опустила ногу и вернулась в стойку. Помедлив долю секунды, я нагнулся и схватил катану. Она стояла не двигаясь, её губы исказила усмешка и лицо стало напоминать Горгону – Медузу из греческих мифов.

- Что-то не так, Фред?

Я услышал её голос и вдруг осмелел. Это не то видение, что парило в кольце рук, это совсем другая женщина, я убедил себя в этом и ответил.

- Я видел ваш танец, в тот момент я подумал, что…

- Я твой Идеал, не так-ли? Ты решил, что женщина в белом платье не способна причинить боль, так? Тебе ведь уже делали больно, Фред? Как её звали? Франческа, Мадлен, Розетта? А неважно, ведь главное, что ты был полон надежд, а потом было больно.

Вспоминая сейчас, что я тогда почувствовал и увидел, я не могу ничего сказать точно. На секунду мне показалось, что передо мной действительно Дракон. Да как она смеет? Чудовище, вот что я тогда подумал, такое же чудовище, как то, что растоптало меня однажды. Все они такие двуличные твари!

Я не выдержал, я замахнулся, но отвел удар, я не мог… хоть и знал, что она боец. А она рассмеялась, жестоко и холодно рассмеялась мне в лицо. И достала мачете. Я почувствовал, как по венам побежал адреналин, я хотел её ударить, безумно, и я хотел её… Даже такую, дикую и жесткую. Хотел сказать «моя»!

Я всё-таки ударил, сталь встретила сталь. Дальше был вихрь и звон, я атаковал и защищался, но потихоньку я начал понимать, что мне не выстоять. Это надо прекращать или я просто свалюсь. Она открылась, это был шанс. Всего-то полоснуть по косой от плеча к животу. В тот страшный миг я понял, что я могу это сделать, я этого хочу, ведь не моя же… убить, увидеть кровь и потухающий огонь.

Я нанёс удар, но что-то пошло не так, катану встретило мачете, а потом меня развернуло и шлёпнуло пузом на арену. Как распластанная лягушка, – возбуждение ушло, и я чувствовал себя уставшим. Я перевернулся на спину, она не нападала, только смотрела в глаза. Я встал и понял, что надо что-то делать, а что? И второй раз за вечер меня подхватил некий порыв, я подошёл и поцеловал её. Через секунду завопила толпа.

Лия погладила меня по щеке, улыбнулась и спустилась с арены. Ко мне подбежал китаец.

- Ты победил, Фред, ты победил своего Дракона, поздравляем! Мы все тебя поздравляем!

Уже внизу я увидел, как она уткнулась в плечо мужчины, с которым танцевала. Я спросил у китайца, кто это.

- Муж, он не пропустил ни одного боя, говорят, это он её тренировал. Однажды, когда это всё только начиналось, он остановил бой и увёз её домой. Их не было месяц, а потом она вернулась, но он с тех пор всегда присутствовал.

Теперь я завсегдатай этого бара, и я видел уже много боёв, но даже после арены я зову её «Та женщина». Недавно я женился. Моя девушка – будущая смена Лии. Говорят, они с мужем хотят детей, поэтому теперь натаскивают Кори. Когда на арену выйдет Кори, бои назовут «Победить химеру».

 

 

ХУДОЖНИК В МОЕЙ ДУШЕ

 

Больница провинциального городка, три часа ночи. У двери палаты № 7 столкнулись дежурные медсёстры.

- Ты куда так летишь?

- К нам пациента везут, надо реанимацию готовить, автокатастрофа. Где Николай Петрович?

- В ординаторской был.

- Ладно, я побежала тогда. Беспокойная выдалась ночка.

 

* * *

Больничная палата №7 через полтора часа.

На больничной жесткой кровати лежит без сознания бледный мужчина, у кровати на стуле лицом в ладони сидит черноволосая женщина. В коридоре слышен громогласный голос доктора, но гениальному художнику Михаилу Питторе всё равно, он сейчас в плену своего подсознания…

- Миш, послушай, тебе надо отдохнуть, иначе ты сойдёшь с ума с этой своей картиной. Ну что это такое? Ты уже три дня сидишь в мастерской безвылазно, дети по тебе соскучились, мама твоя звонила.

- Не могу, я должен написать эту злосчастную картину, только не пойму, какую. Он требует, постоянно требует, всё твердит своё: «Пиши! Пиши!» А что конкретно, не говорит. Да как я должен понять-то?!»

- Вот посмотри, ты уже всю комнату завалил этими холстами с ледяной пустыней, что не так-то… красиво же, правдоподобно. Луна, скалы, покрытые снегом на горизонте и лёд такой прозрачный, искрящийся, как настоящий.

- Ты не понимаешь, Наташа, ему не это нужно, а что, я не знаю, только я беру в руки кисть, выходит это. Как будто ничего другого рисовать я в принципе не умею. А он не уходит, всё требует и требует. Боги, как же я устал, когда всё это кончится?! – В отчаянье сорокапятилетний мужчина порывистым движением толкнул мольберт с готовой картиной, и очередная ледяная пустыня полетела на пол.

- Миш, успокойся, всё будет хорошо, всё наладится, – худощавая черноволосая женщина выскользнула из кресла и обвилась вокруг рассерженного художника, державшего кисть, словно древний воин оружие. Жилы на его руках вздулись от сдерживаемой ярости. Карие глаза полыхнули гневом от сознания собственного бессилия. Ещё секунда и он сорвётся. Но объятия жены подействовали успокаивающе. Мужчина посмотрел в такие знакомые и всегда такие тёплые глаза жены и опустил кисть на палитру.

- Этот голос сведёт меня с ума, ты не поверишь, но он всё время тут… даже сейчас я его услышу, как только ты выйдешь за дверь.

- Ну, тогда я, пожалуй, останусь… – На секунду в небольшой мастерской известного художника Михаила Питторе – ребёнка двух миров: широкой своими просторами России и утончённой Италии – наступила тишина. Наташа – дочь русского музыканта, занимающаяся организацией выставок в галереях России и Европы, пыталась по лицу мужа понять, что же такое с ним творится.

По всему было ясно, что это далеко не обычные капризы любимца музы, которые проходили, выливаясь в очередной шедевр, от которого публика млела и которому рукоплескала. Это было что-то иное. Что-то происходившее в нём самом. Да и голос, что за голос? Плод воспалённого измочаленного натянутыми нервами мозга? Бред, галлюцинация? Как же ему помочь?

А Михаил тем временем мерил комнату шагами, что-то тихо бормоча себе под нос. Его спутанные курчавые волосы маячили туда-сюда перед глазами Наташи, и от этого зрелища ей почему-то становилось не по себе.

- Так, всё, хватит, пока ты носишься по комнате, как тигр по клетке зоопарка, проблема не решается. Иди сюда, ну-ка положи голову ко мне на колени и успокойся, – женщина заставила художника сесть на пол, и стала тихо напевать ему что-то, пропуская сквозь пальцы спутанные пряди каштановых волос.

- Та самая песня…

- Что? А… да, та самая…

- Ты её пела, когда мы познакомились, весёлый тогда был день. Помню, я всю ночь жалел, что позволил увезти себя в Россию, я же не знал, что тебя встречу. Но так было обидно, на всё лето в какое-то захолустье ехать, ладно бы в Москву или в Петербург, а то как же, в провинцию, где по моим представлениям ещё козы по улицам бегают.

- Не угадал, тогда по улицам бегала только одна коза, песни распевающая.

- Да ну, перестань, тогда получается, что первую свою картину я, значит, козе посвятил. Нет, так дело не пойдёт. А детям ты уже сказала, что их мама – коза? – Впервые за три сумасшедших дня Миша улыбнулся добродушной улыбкой ребенка, но Наташа, увы, этого не заметила, она продолжила петь и всё смотрела на картину. Прошла минута. Казалось, мастерская становится очередным мишиным шедевром, безмолвным, пустым, пугающим своим холодом.

- Поняла, – хлопнула себя по лбу женщина и, отодвинув с колен голову мужа, бросилась к картине.

- Что ты поняла? Наташа…

А женщина тем временем схватила кисть, макнула её в жёлтую краску и крупными мазками нарисовала над ледяной пустыней солнце. Оно вышло кривоватым, но спустя секунду, сверкающие льдины на картине ожили и поплыли по направлению к краю холста.

- Что происходит?! Боже, Наташа, что это?! – Михаил вскочил и еле успел оттащить жену от холста, с которого серебристо-синей рекой стекал тающий лед. Через несколько секунд холст остался чистым, на нём не было даже грунтовки и Михаила потянуло к нему с непреодолимой силой. Увидев, как загорелись глаза её мужа, Наташа чмокнула его в щёку, и коротко бросив: «Твори!», выскользнула из мастерской. «Вот теперь всё в порядке».

А тем временем на холсте расцветал всеми своими красками старый лес, на поляне в центре картины уснула девушка, её волосы чёрными змеями рассыпались на траве, блестящей бриллиантами росы. Из-за дерева выглядывал пугливый оленёнок, а в небе величественно парил орёл.

 

* * *

Больница провинциального городка, три часа дня молоденькие медсёстры болтают в ординаторской.

- Ну и что там?

- Да ничего, три дня уже в коме, в себя не приходит, жена-красавица вон все глаза уже выплакала.

- Ну, ещё бы, такой мужчина, красавец, художник знаменитый, говорят. В Италии учился, да и фамилия у него итальянская. Жалко будет, если…

- Тьфу ты сплюнь…

Болтовню подруг неожиданно нарушил вбежавший санитар

-Девчонки, бегом в седьмую палату, Питторе в себя пришел, осмотр требуется.

-Вот видишь, все обошлось, а ты…

 

* * *

- О, как раскалывается голова, где я? – Мужчина с бледным лицом покойника приподнялся на кровати, первым, что он увидел, было застывшее камнем лицо его жены Наташи. На её виске пульсировала жилка, скулы сведённые болью и страхом за мужа словно одеревенели, и только из угла правого глаза прозрачной лодочкой текла слеза.

- Миша, – выдохнула женщина и бросилась к кровати, я уже не знала, что и думать, эта автокатастрофа, реанимация, ты три дня был в коме, врачи ничего не говорят…

- Ну, ну, перестань, – длинные пальцы привычно зарылись в чёрные кудри, – вот я совсем живой, и всё хорошо. – Блуждающий взгляд на секунду задержался на тумбочке, где на листке бумаги сияло солнце, нарисованное дрожащей от слёз рукой Наташи.

- Я тут такой сон видел…

 

 

ОДНАЖДЫ ЗИМНИМ ДНЁМ

 

Снег валил большими хлопьями, заметая дома и улицы, казалось, на город опустилась белая вуаль. Мимо цветных витрин проносились автомобили, рассержено сигналя друг другу в след, магазины зазывно мигали гирляндами, в воздухе носилась суета, медленно, но верно вытесняемая лёгким дуновением чуда…

Несмотря на жуткий холод по заледеневшим улицам туда-сюда сновали люди. Одни, уныло кутаясь в шарфы, быстрым суетливым шагом пробегали мимо переливавшихся иллюминаций магазинов, другие, радуясь снежной метели, медленно бродили по площадям и скверам, теснее прижимаясь друг к другу, чтобы не замёрзнуть. Они смеялись, ловя пальцами снежинки и азартно перекидываясь снежками.

 

Никто из них не замечал, что в тысяче тысяч километров над городом парит маленький ангел. Как он оказался в этом мире, для чего он там, в небе, застыл, и какое ему было дело до этих людей…

- И что они там о себе думают? – спрашивал ангел сам себя, – скоро Новый год, а они тратят время на всякую ерунду, вместо того чтобы закончить все свои дела, исправить совершённые ошибки. А чудо? Они ведь совсем, совсем его не ждут, как же это так?

О, вот, поглядите-ка на них, идут, смеются, а у кого-то дома бабушка переживает, что ещё год-два и внук совсем о ней позабудет и она зачахнет от одиночества, у другой вообще беда – сама не знает, чего хочет, то ли в актрисы пойти, то ли во врачи, то ли Костя, то ли Витя. Эх, а ответ-то совсем рядом, себя послушать – только и всего, и сразу всё понятно станет.

 

Или вот, вот эта – все у неё есть, и семья большая, и работа любимая, и на одиночество не жалуется, праздник скоро, все за большим столом соберутся, хорошо… Ан, нет, идёт и плачется подруге на то, что, видите-ли, надоела ей рутина, муж-пьяница… А почему он пьёт-то? Нету потому что в его жизни чуда, не знает, ради чего жить. Ой, ну не смех ли, радоваться надо, радоваться, у других-то и этого нет, а они радуются.

 

А этот… Ну что это такое? Пьянки-гулянки одни на уме, из университета вылетел, друг из-за него в передрягу попал, мать извелась уже вся из-за нытья нерадивого дитяти, что не нравится ему, не знает, где себя применить. А кто виноват-то? Сам же не слушал. Под ноги тебе тропинку положили, так нет… Теперь идёт себе, очередной сигареткой дымит и в ус не дует, что ещё годик так помыкается и приберёт его к себе седая Старуха. И что тогда? Ну и кому от этого счастье будет?

 

Ой, ну эта старушка – совсем беда, все же есть: дети, внуки, свой дом. Нет, идет-ворчит на весь свет обиженная, пенсию ей не подняли, лекарства дорогие и суставы ломит. А ты улыбнись, старая, повидать внучков сходи, порадуйся маленько жизни-то, может и болеть перестанешь?

 

Ну вы, люди, странные существа, как желаемое получите, так сразу оно для вас ценность свою теряет, а как ничего не имеете, так сердцем надеетесь, и бороться готовы.

 

Вот, например, идет одна, замерзла: зубы стучат, дрожит вся, дома черте что, учеба особой радости уже не приносит, а идет и улыбается, ловит с восторгом снежинки. И знает ведь, что, как и прежде будет к Новому году ждать чуда, а его не случится, потому как не бывает чудес-то, а бывают чудотворцы, а кто для неё чудеса творить будет? Никто, ну и что теперь идти топиться что ли? Перестали в них люди верить, погрязли в быте, им теперь не чудеса, а машины с квартирами подавай, а этой – нет, вот чудо чтобы – и баста, а если не случится само, так она его выдумает, есть ведь те, для кого можно чудо совершить (ну и пусть оно будет маленьким), есть люди, с которыми тепло, которые поймут, так отчего же не радоваться жизни?

 

Ой, нахмурилась, видно вспомнила чего… Эх- ма, ребенок, да не переживай ты так… Ну хочешь, устрою тебе чудо, только вот как ты потом-то будешь, поверишь ведь в чудеса, а жизнь – штука не простая сегодня… Нет, не буду, не мое это дело глаза твои горящими сделать, не мне это предназначено. Совсем уже замерзла, ай-яй-яй… ну хоть ветер от тебя отведу, иди уж своей дорогой, удачи тебе, а остального сама добьешься, – улыбается минуту назад ворчавший ангел, укрывая крыльями одиноко бредущую среди предпраздничной суеты фигурку.