По определению словаря символов, поэт в этом мире выступает в качестве олицетворения сверхъестественного видения, магической силы, коллективной памяти. Во многих культурах поэты сближались по функциям со жрецами. Изображая видимый мир в своих стихах, они как бы осуществляют новое творение. Поэт – посредник между мирами: он нисходит в преисподнюю, как Орфей, поднимается на небеса, как Данте. Способности поэта иррациональны, его поступки выходят за пределы ординарного. Поэт наделен даром предвидения.

Легендарный поэт – певец древних славян Боян считался Велесовым внуком, он всё ведал, обо всём слагал песни. От своего прародителя Велеса, бога мудрости, Боян научился понимать голоса птиц и зверей, а затем перелагать их на язык человеческий. Струны его гуслей – живые, персты – вещие. Боян был одним из немногих, кто умеет слышать пророчества птицы Гамаюн, кому навевает сладкие сны Алконост (услышавший пение Алконоста от восторга может забыть все на свете), кто не убоится смертоносных песнопений Сирина, посланника властелина подземного мира.

Ветхозаветному пророку Исайе, как повествует Библия, ангел вложил в уста пылающий угль, взятый с храмового жертвенника, чтобы очистить его уста, а речь сделать пламенной. Как известно, Пушкин в стихотворении «Пророк», говоря об «угле, пылающем огнем», использовал этот образ великого Исайи.

Историческая память хранит имена поэтов, живших в незапамятные времена. Библейский царь Давид был поэтом. История его любви к красавице Вирсавии вдохновила многих живописцев и писателей. Однажды царь увидел, выглянув в окно, красавицу, купающуюся в бассейне. Это была жена Урии – военачальника Давида. Царь отправил Урию на самый опасный участок войны в надежде, что гибель быстро настигнет счастливого мужа Вирсавии. Убедившись, что Урия находится в походе, Давид не преминул соблазнить Вирсавию. Урия погиб, а Вирсавия тяжко горевала о нём, не скрывая от Давида своих безутешных слёз. Но она уже ждала ребенка от царя, ребенок умер вскоре после рождения, что было воспринято как наказание за грех перед Урией. У них было ещё трое детей, один из которых стал знаменитым царем Соломоном. Давид был автором псалмов. Слово «псалом» обозначает по-гречески «пою», все псалмы собраны в книгу Псалтирь. На Руси псалтирь издревле пользовалась огромной популярностью и любовью, по ней ребенок, особенно крестьянский, нередко учился грамоте. Псалмы, являющиеся духовными песнями, исполнялись не только во время богослужений, но и в быту, так как многие стороны человеческой жизни нашли в них своё поэтическое мудрое и назидательное выражение.

В минуты горького раскаяния и поста царь Давид сочинил один из лучших своих псалмов, с его знаменитыми словами: «Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои. …Многократно омой меня от беззакония моего, и от греха моего очисти меня… Дай мне услышать радость и веселие…» Его слава и псалмы пережили века и тысячелетия.

Поэтический дар своего отца, певца-псалмопевца, унаследовал Соломон, он сочинял песни, гимны, покаянные и хвалебные псалмы.

Соломону приписывается вершина древней любовной лирики, Песнь песней. Существует толкование, согласно которому в ней видят развернутую аллегорию: Пастырь – Бог, а Суламита – Божий народ или церковь. Но слишком проникнуто это произведение земным чувством и чувственной любовью: «Да лобзает он меня лобзанием уст своих! Ибо ласки твои лучше вина», «Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют её…». «Песнь песней» – шедевр мировой литературы. Любовная лирика многих стран и разных времён обязана своим существованием этому непревзойденному произведению, недаром Ахматова писала:

А в Библии красный кленовый лист

Заложен на Песни Песней.

Давно замечен был поэтический дар одного из учеников Христа Иоанна, автора одного из четырёх канонических евангелий, трёх посланий и Откровения – он был не только одним из двенадцати ближайших учеников, но и возлюбленным учеником. Если евангелист Лука был писателем, то Иоанн – поэтом, его стиль отличается напряжённым лиризмом и экспрессивностью. Огромной силой таланта он проникает сквозь завесу времён, изображая борьбу Царства Божьего с Тьмою и Злом. Эти картины в Апокалипсисе написаны резкими красками, преисполнены экспрессией.

Имея в виду прежде всего поэтов, восточный мудрец написал о выборе жизненного пути: один начнёт строить мост, другой наймёт пловца, третий сядет ждать мелководья, но найдётся тот, кто соткёт серебряную нить духа и по ней пройдёт без тяжести тела.

Тот, кто пишет, внутренне одинок, его сущность облечена панцирем. Пушкин писал в своем знаменитом стихотворении, обращаясь к Поэту: «Ты царь. Живи один…», он же утверждал: «Цель поэзии – поэзия».

Ахматова сообщала в одном из писем: «Я читала вам оба эти стихотворения в Фонтанном Доме в присутствии старого шереметевского клёна». Это одушевление всего вокруг – также яркая черта поэтического мировосприятия. Он избранник, аристократ духа. Поэту свойственна мечтательность и нрав, чреватый неожиданностями. Высшая искренность есть высшее искусство. Поэт существует отдельно в толпе, умеет выделить себя среди многих. Для кого в мире всё просто, понятно, постижимо, тот не может быть поэтом. Пушкин приводит восточную пословицу: благослови день, когда встретишь поэта.

Поэтический дар случаен и несправедлив.

И судьба поэтических творений подчас совершенно непредсказуема, необычна. Мудрец советовал писателю не употреблять ядовитую краску для писаний, иначе, когда торговец завернёт в них ягоды, кто-то может отравиться.

Тем, кому утверждения о способностях поэтов кажутся преувеличенными, интересно будет узнать о факте прямого воздействия словесного искусства. Поэт и прозаик «серебряного века» Алексей Ремизов после публикации книги «Посолонь» собирал коллекцию игрушек, дополненную впоследствии, которая стала примечательной деталью интерьера его рабочего кабинета (независимо от его многочисленных переездов):

«Игрушки появились у меня с «Посолони». Московский психиатр доктор Певзнер затеял «Посолонью» вернуть душевный покой одной здравомыслящей, впавшей в «изумление ума»: на нее нападала тоска, перед ней копошились и мучили её чудища. По предписанию доктора она должна была сделать куклы упоминаемых в «Посолони» сверхъестественных существ. За несколько месяцев увлекательной работы образы «Посолони» обернулись в чудища – куклы. Видения, мучившие больную, ушли, и тоска рассеялась. С игрушек сделана была копия».

Известно, что в искусстве нет прогресса. Каждый поэт начинает своё творчество не с тех высоких достижений, которые позволило дарование их предшественникам, а словно с чистого листа. Учиться ли у предшественников, пусть и великих? В этом сомневался Бальмонт: отдавая дань уважения великим русским поэтам в словах возвышенных и ёмких (Пушкин – «легчайший стиха образец», Фет – «иссекавший в напевах камеи», Тютчев – «понявший созвучия шума, что Хаос родит по ночам», Лермонтов – «весь многозвёздная дума», Боратынский – «многомудрый, в словах меткострельный»), вслед за земным поклоном великим русским поэтам Бальмонт утверждает в стихотворении «Заветная рифма», что учителем поэта является природа:

 

Хореи и ямбы с их звуком коротким

Я слышал в журчанье ручьев,

И голубь своим воркованием кротким

Учил меня музыке слов.

Качаясь под ветром, как в пляске, как в страхе,

Плакучие ветви берёз

Мне дали певучий размер амфибрахий, –

В нём вальс улетающих грёз.

И дактиль я в звоне ловил колокольном,

И в марше солдат – анапест.

 

И всегда у великих, поистине одаренных поэтов поражаешься долгой и тщательной работе над стихами. Из дневника Анны Ахматовой 24 декабря 1954 года: «Стихи идут всё время, я, как всегда, их гоню, пока не услышу настоящую строку». В 1940 году Анна Андреевна написала новый конец элегии «Смеркается, и в небе темно-синем…», которую начала в 1916 году! Стихотворение «Мелхола» было начато в 1922 году, а завершилась работа над ним почти через 40 лет, 13 мая 1961 года.

Необычные творческие состояния испытывают поэты. Ахматова оставила об этом удивительное свидетельство: «Сегодня ночью (7 июня 1958 года) я увидела или услышала во сне мою поэму как трагический балет; это уже во второй раз, – первый раз так было в 1946 году» («Поэма без героя»). Балет – искусство чрезвычайно условное, его язык – язык тела. Как полномерно воспринимала стихотворную строку поэтесса, которая «видит» поэму в форме танцевальной трагедии, с музыкой, цветом, светом. Помимо синкретического восприятия замысла своей поэмы, поражаешься тому, насколько важны были для автора эмоции, отраженные в будущей поэме, ведь именно они сближают балет и поэму.

Ощущения «продиктованности», участия неведомых сил в создании стихотворения знакомы многим, особенно ярко выразил это в своем знаменитом стихотворении «Стихи» Николай Рубцов, сравнивая приход творческого вдохновения с восходом солнца или началом вьюги, совершенно неподвластными человеку:

 

Стихи из дома гонят нас,

Как будто вьюга воет, воет,

На отопленье паровое,

На электричество и газ.

 

Скажите, знаете ли вы

О вьюгах что-нибудь такое:

Кто может их заставить выть?

Кто может их остановить,

Когда захочется покоя?

 

А утром солнышко взойдёт, –

Кто может средство отыскать,

Чтоб задержать его восход?

Остановить его закат?

 

Вот так поэзия, она

Звенит – её не остановишь!

А замолчит – напрасно стонешь!

Она незрима и вольна.

 

Прославит нас или унизит,

Но всё равно возьмёт своё!

И не она от нас зависит,

А мы зависим от неё…

 

И для восприятия поэзии нужны не обычные люди, а читатели, беззаветно любящие стихи, недаром у Ахматовой есть горькое выражение «четвероногие читатели», возникшее, вероятно, на основании длительного опыта.