РАССКАЗЫ
ФЛЯЖКА БЕРЁЗОВОГО СОКА
«Силён как медведь», – так говорили о Санко Петыре. И недаром: плечистый, высокий, за его широкой спиной могли спрятаться двое. «Семь сантиметров и семь миллиметров», – сообщал он слишком любопытным. Лишнее слово – и он своей широкой, как доска, ладонью поддаст человеку по мягкому месту, да так, что тот сразу свалится с ног. И не только молодых, но и мужиков постарше приводил Петыр в смущение. Поэтому люди боялись его, но вместе с тем и уважали…
Проклятая силушка и погубила Санко Петыра. Давно это было, лет двадцать назад. После долгой войны оставшиеся в живых возвращались домой. Вернулся и Санко Петыр. Повисли на его шее кроткая жена и двое детей. Посмотрел Петыр на разваленное хозяйство, обнял жену и сказал:
- Ничего, дорогая, всё будет хорошо. Раз победили ненавистного врага, нам теперь ничто не страшно.
Тут же Санко Петыр направился в кузницу. Работы – хоть отбавляй. За годы войны всё развалилось: сани, телеги, плуги… Руки истосковались по любимой работе. Санко не чувствуя усталости принялся за дело.
«Теперь жизнь потечёт по своему руслу», – говорили люди. Но не тут-то было: настала засуха. Весь собранный урожай пришлось сдать государству. Люди снова ели хлеб из лебеды, липовых почек и крахмала. Народу не привыкать, всё вынесет.
Да вот, не повезло с председателем. Прежний ушёл по состоянию здоровья, вместо него назначили человека из района.
- Вот ваш новый председатель, – представили его на собрании. – Он будет вашим хозяином. Слушайтесь его, любите и жалуйте.
- Нам посторонний человек не нужен, выберем из своих, – возмутились некоторые, но их будто не слышали.
Председатель был назначен. Он оказался человеком тщеславным. Как и чем жил народ, его не волновало. Знай, твердил своё: «Я стараюсь для государства». Руководители из района считали, что колхоз справляется с планом, а значит, и председатель хороший.
Как-то летней страдой члены правления собрались, чтоб выделить колхозникам на каждый трудодень по сто граммов хлеба. Председатель вышел из себя:
- Это саботаж! – начал он кричать на членов правления, – сначала надо выполнить план, уж потом и делить. А пока – ни грамма!
- Народ ест зелёную лебеду, – возразили ему. – Сдадим хлеб государству, остальное колхозникам выделим.
- Ничего не знаю! – отрезал председатель, – надо думать о государстве, а вы беспокоитесь только о себе. Как сказал, так и будет!
Считая, что разговор закончен, председатель направился к двери.
- Постойте, – обратился к нему до тех пор молчавший Санко Петыр.
Он зашёл сюда получить свои граммы хлеба, авансом – дети есть просят.
- Что ещё? – обернулся к нему председатель.
- У вас дети есть? – вопрос для председателя был неожиданным.
- Д-да, есть, – несколько заикаясь, ответил он. – Зачем тебе это?
- Сколько? – поинтересовался Санко Петыр.
- Двое…
- Они завтракают?
- Завтракают… Ну и что?
- Обедают, ужинают, не правда ли? – голос Санко Петыра задрожал. – Так вот, у меня тоже растут сын и дочь. Как и ваши, просят есть утром, днём и вечером. Вы здесь кричали: колхозникам – ни грамма! А чем, по-вашему, мы должны кормить своих детей?
- Вот это уж не моё дело! – председатель хлопнул дверью.
- Погоди! – вслед за ним вышел Санко Петыр. – Как это не ваше дело?! Мы же выращиваем хлеб, и мы же должны помирать с голоду? Так, что ли?!
- Ты что? – набросился он на Петыра. – Ты что?! Я разве против выполнения плана?! Да знаешь, я тебя за такие слова в тюрьме сгною! Ты выступаешь против Советской власти! Ты – враг народа!
- Что? Что ты сказал? Это я враг народа? Ты, щенок, говоришь это мне? Я жизни своей не жалел, боролся за Советскую власть, а ты, как крыса, таился, жир копил!
- Ну, это тебе даром не пройдёт! – пригрозил председатель и завёл мотоцикл.
Злоба переполнила Санко Петыра, и он что было силы, вцепился в мотоцикл.
- Пусти, говорю! – крикнул председатель.
- Останови мотор, поговорим… Как же это я стал врагом народа?
- Да, враг народа! Тебя надо арестовать!
- Ах, так! – Санко Петыр приподнял мотоцикл, председатель перелетел через руль и распластался, как лягушка, на земле.
Рассвирепевший Петыр обхватил мотоцикл двумя руками и выкинул его в овраг.
- Караул! Убивают! – на всю улицу заорал председатель и побежал в контору.
- Алло! Алло! Милиция!
Только сейчас Петыр понял, что за этим последует. Возле конторы собрался народ, он взглянул на них, махнул рукой и побрёл домой.
- Эх, пропал мужик! – посочувствовал кто-то.
«Да, всё прахом прошло», – подумал Санко Петыр.
- Ну, Настя, готовь рюкзак и сухари, – сказал он, придя домой.
- Ты куда-то собрался?
- Да, в тюрьму.
- Что? Ты шутишь?
- Не шучу, Настя. Заберут меня. Я чуть не побил председателя. – Петыр стукнул кулаком по столу. – Э-эх! Жизнь! За что сражались? За что погибли мои товарищи, за что прошли через огонь и воду? За что – я спрашиваю? Меня, фронтовика, какая-то тыловая крыса смеет называть врагом народа…
- Ой, Петыр, о Боже! – начала плакать жена. – Что ты наделал? Как же мы без тебя-то? Сколько ждали, сколько пережили, а теперь… Ой, Петыр, что нам делать?
- Да разве я, Настя, работы боюсь? Как подумал о голодных детях, не стерпел, будто озверел. Не знаю, кто уж прав в этой жизни. Сами выращиваем хлеб и всё – государству. А мы, кто, не государство?
Санко Петыр сел за стол, облокотившись, обхватил голову руками, глубоко задумался.
В тот день председатель не дозвонился до милиции. На следующий день остыл: «Чёрт знает этих колхозников. Петыра надо прогнать из деревни, а то меня самого выметут».
Пригласил Санко Петыра, и не глядя, выпалил:
- Тебя бы за решётку, да ладно, прощу… Только тебе придётся уехать из деревни, поищи другое место.
- Уеду, если выгоняешь, – только и сказал Петыр.
Вот так и уехал Санко Петыр из родной деревни. Через месяц забрал и семью. Горько заплакала Настя, когда муж забил окна дома старыми досками. Она поняла: навсегда расстаются с деревней, с домом, пусть и разваленным, но родным, с черёмухой и старой берёзой.
Тяжко было и на сердце Санко Петыра. Перед тем как уехать, он вышел в огород, подошёл к кудрявой берёзе, освещённой золотыми лучами солнца, сел на пожелтевшую траву. Под шелест листьев вспомнил всю прожитую жизнь. Эту берёзу посадил ещё его дед. Петыр тогда был маленький, да и деревцо стройное и тонкое. С наступлением весны берёза угощала мальчика своим соком. С утра до вечера сидел и ждал он, когда наполнится его туесок. Потом они кипятили сок, и пили вместо чая. Как любил Петыр пить такой чай!
Пристроившись на толстой ветке своей берёзоньки, Петыр не раз делился с нею радостями и горестями. Она видела, как он первый раз обнял и поцеловал свою Настеньку, слышала, как он говорил ей о своей любви. Под берёзой расстались они, когда Петыр уходил на фронт. Надеялся Петыр, что придёт пора, и сын тоже доверит берёзе свои самые заветные тайны.
Но, видно, не суждено было этому случиться. Сегодня он навсегда покидает деревню.
Неожиданно Петыр замер: на ветке берёзы висела его фронтовая фляжка. Наверное, дети повесили и забыли…
«Взять, что ли, с собой? – мелькнуло у Петыра. Но до фляжки не дотянуться, высоко… «Ладно, поиграют детишки и выкинут», – Санко Петыр вытер рукавом наступившие слёзы, и тяжко вздохнул. В последний раз взглянул на берёзу и медленно зашагал прочь.
…Жизнь кидала Санко Петыра, что ветром оторванный лист. Где только не побывал и не работал он: рубил лес, добывал уголь на шахте, в далёком колхозе был кузнецом. Нигде он долго не задержался, сердце постоянно куда-то звало. Он-то знал – в родную деревню. Но сказать об этом боялся не только семье, – самому себе признаться не решался. «Что там ждёт нас, кроме разваленного хозяйства, разве что берёза?.. Как возвратиться в деревню, что скажут люди. Убежал в тяжёлые годы, а как жить стало лучше, вернулся». Хоть и уехал он не по своей воле. Но ведь уехал – значит, искал лёгкую жизнь. Многие уезжали в те годы, и только старые дома остались ждать своих хозяев. Не может Санко Петыр возвратиться обратно. «Прикатил на готовенькое», – скажут в деревне, а для Петыра нет более обидных слов. Не привык он жить на готовеньком, он своим трудом зарабатывает на хлеб.
Устроился Санко Петыр железнодорожником. На станции построил небольшой дом. «Это будет наша последняя станция, – сказал он своей жене, – больше отсюда никуда не уедем, здесь и умрём».
Казалось бы, жизнь Петыра пошла своим чередом. Не ведал он, что ещё один удар свалит его с ног.
Повзрослевшие дети радовали отца. Сын работал шофёром, дочь выучилась на инженера, уехала на край света – на Камчатку, там же вышла замуж. Сын тоже вскоре женился. Да вот беда – разбился…
После похорон сына, крепкая, как дуб, спина Петыра сгорбилась, и сам он постарел на все двадцать лет: поседел, лицо избороздили глубокие морщины…
Хотя Санко Петыр и продолжал работать, но утрата и горе сломили его. Никакие врачи не могли помочь ему. Разве вылечишь душевную боль лекарствами… Лежит Санко Петыр и думает о своей неудачно сложившейся жизни…
- Настя, открой окно, – просит он ослабевшим голосом. – Дай напоследок подышать весенним воздухом.
- Что ты, Петыр, не всё же болеть, скоро выздоровеешь, – открывая окно, говорит Настя.
- Нет, Настя, зря успокаиваешь. Слаб я стал. Эх, побывать бы разок в деревне, увидеть черёмуху в цвету, услышать шелест листьев берёзы…, а потом и умереть можно.
Растревожилось сердце Санко Петыра, повернулся к стенке, горячие слёзы потекли по морщинистому лицу.
И Настя в ответ тихо заплакала.
В это время на пороге появился Лёгор – друг сына: тоже шофёр, вместе работали. Раньше он часто заходил к ним, и сейчас не забывает стариков, по возможности помогает им.
- Как живёте? Как настроение? – широко улыбаясь, спросил он.
- Жизнь… Что уж говорить о нашей жизни, – ответила Настя, утирая слёзы. – Петыр вот не встаёт, да и сама… так и живём.
- Ну что вы, всё будет хорошо…
- А-а… Лёгор, – начал Петыр, – это ты? Иди поближе, садись, рассказывай, как на белом свете живётся.
- Посиди, Лёгор, если время есть. Поговори со стариком – полегчает, – прошептала Настя. – Я не буду мешать.
Настя вышла. Лёгор, взяв табуретку, сел поближе к Петыру.
- Как чувствуешь себя, Петыр агай?
- Да что там говорить, Лёгор, последние дни доживаю…
- Выздоровеешь, Петыр агай, поверь мне.
- Не знаю, не знаю, Лёгор. Хорошо, хоть ты не забываешь меня… ты мне как сын, – на мгновение улыбка осветила его лицо. – Весна на улице?
- Да, Петыр агай, на улице вовсю бушует весна. Через неделю весь снег растает.
- Весна… Любил я это время года. За огородом у нас росла берёза, да, наверное, и сейчас растёт, если не срубили. Помню, травка под нею проглянет, а мне кажется, что лето наступило. Босиком бегали мы по травушке. А какой был вкусный берёзовый сок, вот бы сейчас попробовать – самое время. Ведь сколько лет живу на свете, в каких краях только не бывал, но лучше родимой деревни ничего не встречал.
- В деревне у вас никого нет?
- Нет, – вздохнул Петыр, – остались мы вдвоём горе мыкать. Всё б пережил, только придётся мне умереть так и не повидав родной деревни, где в молодости исходил тропы, поля, луга, леса… Вот ведь о чём плачет сердце…
Долго говорили они в этот день по душам. Понял Лёгор: никакие врачи не поднимут старика. Он нуждается совсем в другом лекарстве. Возвратившись домой, он долго что-то писал, потом, заклеив конверт, обратился к сестрёнке:
- Отправь это письмо.
- Кому написал? – поинтересовалась девочка.
- Далеко, – сказал Лёгор, – иди, иди, брось в почтовый ящик. Будем ждать добрую весточку.
***
С тех пор прошло недели две. Растаял снег, под окнами набухли почки черёмухи. «Скоро и наша, небось, зацветёт, – подумал Санко Петыр, грустно поглядев в окно. – Интересно, а пьют ли сок нашей берёзы? А может, уже нет ни берёзы, ни черёмухи…»
Пока он так размышлял, к ним зашёл почтальон.
- Вам посылка, – сказал он.
- Посылка?! – удивилась Настя. – Откуда может быть посылка?
- Не знаю. А посылка вам, вот извещение.
Почтальон ушёл, Настя осталась с извещением в руках.
- Что, Настя? – послышался голос Петыра. – Вроде почтальон заходил, письмо, что ли?
- Посылка, говорит. Кто нам может послать посылку?
В это время появился Лёгор. Услышав речь о посылке, он почему-то очень обрадовался.
- Сходим, Настя апай, на почту, получим. Может быть, выслали лекарство.
- Какое лекарство, Лёгор? – улыбнулась она.
Через полчаса они вернулись с посылкой. Лёгор поднёс её к кровати Петыра.
- Из родной деревни! – объявил Лёгор.
- Неужели?! – в глазах Петыра заблестели радостные искры.
Открыв посылку, они увидели кусок сухаря и фляжку. Ещё – письмо.
- Моя фляжка, – сразу узнал Санко Петыр. – Моя фляжка… – прошептал он.
- Она не пустая, – сказал Лёгор.
- Открой же, – попросил Петыр.
- Самогон, что ли? Да нет вроде… Попробуй, Петыр агай, посылка-то тебе.
Петыр поднёс фляжку к губам:
- Берёзовый сок! – воскликнул он.
- Берёзовый сок? – удивилась Настя.
- Да, сок нашей берёзы, – он дал фляжку жене. – Пей, Настя, до чего же вкусно!
- И правда берёзовый сок, – с удивлением сказала она. – Господи, кто же догадался, кто вспомнил о нас?
- Здесь ещё и письмо, – сказал Лёгор, – прочитать?
- Читай, читай, Лёгор.
«Здравствуйте, Петыр агай и Настя апай! Пишут вам колхозники из вашей деревни. Все передают вам огромный привет! Мы совсем недавно узнали, где вы живёте. В деревне не забыли вас, вспоминаем хорошими словами, вы всегда были добрыми и трудолюбивыми. Высылаем вам небольшую посылку. Отведайте сухарик из нашего хлеба, запейте берёзовым соком. Ваша берёза по-прежнему стоит и ждёт вас. Черёмуха ещё пуще разрослась.
Петыр агай, Насьта апай! Нам известно, что живёте вы вдвоём. Всей деревней просим: возвращайтесь в родные края. Колхоз поможет обновить ваше хозяйство. Желаем Петыр агаю поскорее выздороветь. Его золотым рукам всегда найдётся работа. Хотя в колхозе вся работа механизирована, без кузнеца не обойтись. Настя апай тоже найдёт работу по душе. Живём мы дружной семьёй, и вы поскорее возвращайтесь. Приезжайте. Ждём.
От имени жителей колхоза – секретарь парторганизации В. Степанов».
На глазах стариков появились счастливые слёзы. Их не забыли, их зовут в родную деревню.
- Откуда они знают, где мы живём? – прошептал Петыр. – Какой добрый человек сообщил им об этом?
Лёгор повернулся к окну, на его лице просияла улыбка.
- Слышишь, Настя, о нас помнят, нас ждут!
- Слышу, Петыр, слышу…
- Подай фляжку, ещё попью берёзового сока, – он маленькими глотками начал пить. Чувствую запах берёзы, – сказал он, гладя фляжку, – воздух… Настя, Лёгор, помогите мне встать. Эх, Настя, выздоровею я, вот увидишь, обязательно выздоровею… И поедем мы с тобой в родимый край, к нашей берёзе.
- Я ж говорила, что поедем…
Лёгор и Настя вывели Санко Петыра на крыльцо. Вдохнув чистый воздух, он произнёс:
- Выздоровею! Ещё увижу родную землю!
Лёгор улыбнулся, и чтоб не мешать старикам, ушёл.
А Санко Петыр ещё долго сидел на крыльце, прижимая к сердцу фляжку с берёзовым соком, и улыбался. Тихо присела рядом Настя. Петыр молча положил на её плечо правую руку. Слова были не нужны.
ЗАПОЗДАЛЫЕ ЦВЕТЫ
Мужчина средних лет, минуя деревню, пошёл огородами. Одной рукой нёс небольшой чемодан, в другой держал букет прекрасных пионов и розовых гладиолусов. По его одежде сразу было видно – не местный. Сейчас в деревне уборка картофеля, поэтому не время наряжаться.
Из-под шляпы виднелись поседевшие волосы. Наверное, когда-то они были чёрные, как крыло ворона, а сейчас только кое-где блестели тёмные пряди.
Чувствовалось, многие километры мужчина прошагал пешком. Пуговицы плаща расстегнуты, чёрные ботинки посерели от пыли. Вот он остановился возле одного огорода, поставил чемодан, белоснежным платком вытер пот с лица. Несмотря на сентябрь, погода тёплая и солнечная. Стояло бабье лето.
Мужчина обвёл глазами огород. Кое-где народ собирал последний урожай. И только на одном ещё не скошенная, пожелтевшая ботва картофеля ждала хозяина. «Материн», – подумал мужчина. Он открыл калитку и торопливо направился к крыльцу. Но в дверях висел большой замок. Он дёрнул его, потом поискал ключ в щели, где он обычно лежал, но ключа там не оказалось. Мужчина присел у крыльца, положил цветы на чемодан, и о чём-то крепко задумался. Долго сидел он, не шелохнувшись, опустив голову на руки.
Вдруг услышал скрип ворот, вздрогнул. Во двор зашёл седобородый старик с ножовкой и молотом в руках. От неожиданности оба растерялись и долго смотрели друг на друга.
- Да… это же Вася? – произнёс старик. – Приехал, значит?
- Приехал… дядя Степан… Не узнать вас… Что ж, здравствуйте, – протянул Вася руку.
- Здорово, – старик сделал вид, что не заметил протянутой руки. Присел на крыльцо, рядом положил инструменты. – Всё было бы нормально, если…
- А что случилось? – испуганным голосом спросил Вася. – Что случилось? Где мать?
- Мать?.. Мать, сынок, на кладбище…
- Умерла?!
- Да… Отдала душу богу… Только вчера похоронили. Говорили, что отбили тебе телеграмму, не получил, что ли?
- Не-ет, – Вася густо покраснел.
- Надо же, а? – хлопнул старик по коленям. – Как же так? Вроде бы нынче письма и телеграммы не теряются… Надо же… Домой хоть зайдёшь? Ключ у меня. В деревне из ваших родственников никого нет, вот и попросили меня присмотреть за хозяйством.
- Да нет, не зайду. Что мне теперь там делать? – не глядя на старика, ответил Вася.
- Чего поделаешь… Я вот пришёл заколотить окна досками… А то ребятня – народ бойкий – все окна разобьют, раз никто не живёт здесь. На могилу к матери сходишь?
- А? Что? На могилу? Конечно, схожу, – он тут же встал.
- Сходи, сынок, сходи… Хоть после смерти обрадуй её, а то совсем забыл дорогу в деревню…
На это Вася ничего не ответил, отвёл глаза в сторону. Потом взял чемодан, цветы и направился к воротам:
- Пока, дядя Степан.
- Пока, Вася, пока… Хорошо, что приехал… Охо-хо… – глубоко вздохнул старик.
Эти слова Вася уже не слышал, он быстро зашагал по улице, боясь с кем-нибудь встретиться. Но, к счастью, улица была пуста, лишь старая собака одиноко слонялась по ней. Но увидев человека, она подняла хвост крючком и перешла на другую сторону.
Вот и заросшая тропинка к кладбищу. Ещё свежи следы от колёс телеги: это мать везли хоронить…
На кладбище царила тишина. Лишь слегка шелестели берёзы позолоченными листьями да шуршали длинные иглы стройных сосен. Ничто не нарушало сон мёртвых.
Вася без труда нашёл могилу. Увидел выжженные железом буквы: «Петрова Мария Никитична, 1907—19…» И новый деревянный крест. Сняв шляпу, он долго стоял в оцепенении. По лицу, как стеклянный горох, катились слёзы.
- Эх, мама… – глубоко вздохнул Вася. – Эх, мама…
Потом, опомнившись, поставил чемодан, положил цветы на могилу.
- Только запоздали твои цветы, сынок, – неожиданно услышал Вася.
Он вздрогнул. Позади него стояла сгорбленная старушка с морщинистым лицом.
- Запоздали, говорю, твои цветы. Подарил бы, пока она жива была, радости-то сколько…
- А, баба Оксинья… – попытался улыбнуться Вася. – Присаживайтесь…
Вот как довелось встретиться с матерью…
- Каждый день, бедная, ждала твоего приезда, да так и не дождалась, – Оксинья присела рядом с Васей. – Куда же ты, сынок, потерялся, ни слуху ни духу о тебе? Совсем забыл ты нашу деревню, но разве можно забывать родную матушку?.. Далеко, что ли, живёшь от нас? – допытывалась баба Оксинья.
- Да всё там же, – ответил Вася. – Разве я знал, что всё так получится? Но что теперь говорить… – он достал из чемодана портвейн, свои гостинцы. – Давай, бабушка, помянем мать, – Вася протянул ей рюмку с вином.
- Пусть земля будет Марье пухом, – пригубив рюмку, произнесла баба Оксинья.- Хороший человек была твоя матушка – вся её жизнь прошла перед моими глазами.
Но Вася ничего не слышал, погрузился в свои мысли. «Как же это случилось? Как?!» – кричало его сердце… Один за другим предстают прошедшие дни, недели, годы… Покинутая в одиночестве старая мать…
***
,,,Тихо тикают настенные часы… Они провожают время, и к Марье незаметно подкралась старость: волосы покрылись инеем, лицо – морщинами – это нелёгкая судьба оставила свой след. Но в последнее время Марья особенно сдала: сгорбленная, она мелкими шагами подходила к окну и долго смотрела на улицу, терпеливо кого-то ожидая. А он, её единственный сын, её радость и надежда, не появлялся. Одинокая женщина с горечью вспоминала о погибшем на войне мужа, и вновь о сыне, единственном кормилице… Рос он крепким и здоровым, пришло время и жениться. Луч надежды затеплился в Марье: появятся у неё внуки – начнётся счастливая жизнь. Что ещё надо старухе?..
Но вышло всё иначе.
***
Вася работал в колхозе шофёром. Свою работу любил, не раз получал благодарности. Как-то случайно познакомился с городской девушкой. Звали её Оля. Парню она понравилась с первого взгляда. Встретились раз, другой, и тут он понял: не может без неё жить. Об этом сказал своей красавице.
- Я, Василёк, конечно, не против, а что скажет моя мама?
- Ты, Олечка, поговори с ней, мы ведь любим друг друга, с чего ей быть против?
- Поедем к нам, познакомишься. Надеюсь, ты понравишься. Моя мама любит таких, как ты, – последние слова она сказала с какой-то насмешкой, но влюблённый Вася не обратил внимания.
Парень несмело вошёл в просторную уютную квартиру. Мать Оли что-то шила, но увидев их, оставила работу.
- А-а, доченька пришла, – нежно нараспев произнесла женщина. – И обед как раз готов. Да ты, оказывается, не одна… – подведённые брови то поднимались, то опускались, но улыбка по-прежнему не сходила с губ.
Вася побагровел, совсем растерялся, а Оля коротко объяснила:
- Это, мама, Вася. Помнишь, я как-то говорила о нём.
- А-а, это он самый? – снова улыбнулась женщина. – Что ж, будем знакомы – Марина Ивановна.
- Вася… Василий Петрович… – растерявшись, он протянул широкую мозолистую ладонь и с осторожностью пожал нежную ручку будущей тёщи.
- Ну, вот и познакомились, – засмеялась Марина Ивановна и пригласила гостя в зал.
Как на гвоздях сидел Вася в этой уютной квартире, несмотря на гостеприимство улыбающейся Марины Ивановны.
- Ну и как, понравилась тебе моя мамочка? – пока та хлопотала на кухне, поинтересовалась девушка.
- В общем, понравилась.
- Скажешь, почему пришёл, или стесняешься?
- Пожалуй, Олечка… ты сама скажи ей об этом…
- Эх, Вася-Василёк, жених ты мой ненаглядный! Свататься, называется, пришёл, – весело рассмеялась Оля.- Так и быть, сама с ней поговорю…
За столом девушка заявила:
- Мамочка, мы с Васей решили пожениться.
Эта новость Марину Ивановну нисколько не удивила.
- Что ж, если вы любите друг друга, я не против. Места нам всем хватит.
- Что вы, Марина Ивановна, – улыбнулся Вася, – у меня в деревне свой дом, я увезу Олечку с собой.
- Ещё чего?! А я останусь одна?
- Ну что ты, мамочка, никуда мы не уедем. Он так для приличия сказал.
- Да нет, Оля, я серьёзно… Ты не знаешь, у меня в деревне старая больная мать…
- Из-за какой-то старухи портить отношения, – возразила Марина Ивановна. – Будете жить здесь.
- Хорошо, я поговорю с ней, только не приедет она сюда, вся её жизнь прошла в деревне…
Звонкий смех остановил парня.
- Неужели, Вася, ты думаешь, что мы будем жить с твоей старухой в одном доме? Пока молоды, берите от жизни всё. А старый человек будет только помехой…
- Что вы говорите, ведь мама…
- Знаю, что хочешь сказать, – снова перебила женщина. – Мать воспитала, одела-обула… Я всё понимаю, Васенька, милый, но и ты пойми меня правильно: я забочусь о вашем счастье, и пусть никто не мешает. А мать ты не оставишь. Каждый месяц будешь высылать ей денежки. Что ещё надо старому человеку?
Вася ушёл из дома совершенно подавленный. Он пытался перебороть себя. Больше не встречаться с Олей, но её сияющие глаза, льняные волосы, добрая улыбка не давали покоя. Через месяц они встретились. Парень ещё и ещё раз объяснил, что Олечка непременно должна хорошо подумать и поехать вместе с ним в деревню. Но девушка не согласилась. Вася сдался и, собрав чемодан, переехал к Оле…
А Марья осталась одна-одинёшенька в огромном доме…
Долго тянулись дни, а ночами и вовсе конца не было. «Эх, сынок, сынок», – шептала она, держа в руках фотографию Васеньки. Завтра у сына день рождение, и Марье было особенно тревожно и обидно. Как, бывало, Васенька любил мамины перепечи… До позднего вечера ждала мать сына и невестку, но те так и не приехали. «Совсем забыли меня», – думала женщина и по щекам покатились слёзы.
В это время к ней зашёл сосед.
- Марья кенак, Вася вам отправил десять рублей, – сказал он.
- А к себе он меня не приглашал?
- Ничего не говорил.
Марья аккуратно завязала платок и решила испечь перепечи. «Завтра через кого-нибудь передам сыну».
На семейном совете решили, кого пригласить на день рождение Васи, что приготовить.
- Надо б и мать пригласить, ни разу ещё не была здесь, – сказал Вася.
- Да ты что, сдурел? – рассердилась Оля. – На празднике будет одна молодёжь, и среди них будет сидеть твоя мама? Да потом все гости городские, она не образованная – тебе же будет неловко.
- Правильно, – включилась в разговор Марина Ивановна. – Действительно, стоит ли приглашать старуху, она всё испортит.
Приглашённые собрались вовремя. В самый разгар торжества вдруг раздался звонок. «Кто бы мог ещё прийти?» – вопрошающе посмотрели друг на друга хозяева.
Это был бригадир из Васиной деревни. Оглядев гостей, он извинился:
- Уж не сердись, Вася, помешал вашему веселью.
- Да что вы, Трофим Гаврилович, садитесь за стол.
- Спасибо, тороплюсь. Вот, возьми. Мать просила передать, – он отдал белый свёрток. – Потом, посмотрев в Васины глаза, покачал головой:
- Эх, бессовестный ты… – резко повернулся и ушёл.
Вася остался со свёртком в руках.
Гости слышали слова бригадира, они незаметно начали выходить из-за стола. Что-то бормоча, пошла в свою комнату и Марины Ивановна. Оля боялась поднять глаза. Вася развернул свёрток, положил выпечку на стол. Вкусный запах перепечей напомнил ему мать, деревню. «Бессовестный ты… – доносились слова бригадира, – бессовестный ты…» Долго не мог заснуть в эту ночь Вася.
***
- Говорят, деньги помаленьку высылал, – словно из могилы слышится голос бабы Оксиньи. – Но зачем твоей матери деньги? Ей и пенсии хватало. Тебя она ждала, да так и не дождалась… Времени, что ли, не было? Или жена не пускала? Мать умерла, так и не увидевшись со своей невесткой… – голос старушки затих. Вася же задумался – вся его жизнь предстала перед глазами, как в короткометражном фильме… Что же было потом, после дня рождения? Жена неделю не разговаривала с ним, только однажды зло бросила: «Поезжай к своей матери, если её так жалко!» Прошелестела бархатным халатом Марина Ивановна:
- Деревенщина! Из-за этой старухи заставляешь краснеть Олечку! Не получится, дорогой! Может, тебе не нравится у нас? Тогда закрой дверь с той стороны и чтоб ноги твоей больше здесь не было!
- Мама! – крикнула Оля.
Но та с ненавистью взглянула на дочь.
- Что мама? Я хозяйка в этом доме! Как сказала, так и будет!
Вася впервые задумался: любит ли его Оля? Может, она вышла замуж, боясь остаться одна?
… Болезнь не отпускала Марью. И, наверное, чувствуя приближение смерти, она частенько говорила: «Вырастила единственного сына, думала, будет надеждой и опорой, но не так-то всё получилось… да разве я только одного вырастила бы? Война во всём виновата, год только и успели пожить с Иваном… А они и детей-то не заводят».
«Почему у нас до сих пор нет детей?» – однажды спросил он у своей Олечки. – «Молодость даётся один раз, – объяснила Оля. – Ещё успеется. Не для того вырастила меня мама, чтобы я стирала пелёнки». Так и жили без детей. А годы шли. Теперь уже поздно думать о них. Но Оля особенно и не переживает. «Может, стоит взять из детдома?» – как-то спросил Вася. «Ещё чего!» – тут же возразила жена.
- Долго и тяжело болела твоя мама. Отбили телеграмму. Но ты не приехал. Ей становилось всё хуже и хуже, снова отбили телеграмму, чтоб увидеться, пока она жива, но ты так и не приехал…
Получив первую телеграмму, Вася непременно решил поехать домой, попросил у жены денег, на гостинцы. «Каждый месяц отправляешь ей десять рублей, и всё не хватает! Хоть бы сдохла скорей!» – возмутилась Оля.
Она ещё долго не могла успокоиться. Вася отмалчивался. Он понял: его любят из-за денег, ведь он неплохо зарабатывает. Так и не съездил тогда он в деревню, после долгой разлуки было особенно стыдно приехать с пустыми руками. Успокоил себя тем, что мать непременно поправится. А о второй телеграмме он узнал совершенно случайно: Оля доставала из сумочки перчатки и выронила какую-то бумажку. Вася тут же поднял её. Это была телеграмма о смерти матери. Он побледнел, как полотно, вопрошающе посмотрел на жену.
- Ой, Вася, я забыла… Это тебе…
- Забыла?! – на весь дом закричал он. – Забыла такую телеграмму?! Эх, ты… Вася быстро собрал чемодан, хлопнул дверью… «Вася!» – крикнула вслед Оля, но он её не услышал…
Запоздали его цветы…
- Засиделась я, – сказала баба Оксинья, – так уж суждено: один раз родиться и один раз умереть. Не дай бог, умереть, как Марья, в одиночестве. И слава тебе Господи, что мои дети далеко не уехали: все рядом живут, меня подбадривают. А я говорю им, что и мне пора на тот свет. Микол, чай, скучает без меня… Э-э, совсем опьянела от твоего вина, ноги ослабли. Заходи, Васьлей, и к нам, найдётся, чем угостить, – и, сгорбившись, направилась к могиле мужа.
- Обязательно зайду.
Долго сидел Вася на могиле матери. Мысли тугим узлом путались в его голове. Пожелтевшие листья всё падали… А цветы запоздали, запоздали. Вася встал, оглянул осеннее кладбище, могилу матери и быстрыми шагами направился в деревню.
Вот и отчий дом с заколоченными окнами. Не то с обидой, не то с яростью, Вася начал отдирать доски…
Переводы с удмуртского Лидии Нянькиной.