СРАСТАЯСЬ С ОТЧЕЮ ЗЕМЛЁЮ…
Чистым утром
(районная хроника)
Волго-вятская земля –
всё леса да поля…
В небе ветер ходит звонко,
осень листья обожгла
и звенят березы тонко,
как зимой колокола.
Чистым утром еду в поле
в кузове грузовика,
еду в поле рядом с Полей
и смотрю на облака.
А они плывут гурьбою,
не боятся высоты,
и шумят над головою,
как осенние листы.
Холодок свистит над крышей,
птицей мчится грузовик.
- Эй, шофёр, езжай потише! –
Раздаётся Полин крик.
Держит руль шофёр не очень:
держит руль одной рукой
и готов рукой другой
обнимать, кого захочет!
Ранней будущей весною
налегке поедет он
снова этой стороною
в подберёзовский район.
Полю рядышком посадит
и от дома вдалеке
разговорчик с ней наладит
на шофёрском языке.
Про лихую жизнь-баранку,
про масла и про мотор…
Словом, душу – наизнанку!
Чуб – над бровью. Взгляд – в упор!
Пусть пройдёт немало дней, -
Поля встречу не забудет, -
губы сильно красить будет,
чтобы нравиться сильней.
Бисер к блузочке пришьёт
кудри чёрные завьёт,
и однажды с тем шофёром
на виду у всех пройдёт!
Верю я в союз счастливый,
пусть, как праздник, он цветёт,
пусть меня не обойдёт
в нашей жизни суетливой!..
А пока мир жёлт, как сочень,
и сжигает листья осень,
и несётся грузовик
по простору напрямик.
Птицам встречным Поля машет,
улыбается лучу…
Но когда ещё вот так же
я над миром пролечу!
Чтобы всё соединилось:
и земля,
и даль,
и высь,
чтобы птицы к нам неслись,
и мгновенье это длилось.
Чтоб шумели облака,
словно белые пелёнки,
и берёзы пели тонко,
как зимой колокола.
Пора
…Оставим, милая, дела!
и на попутке до села
доедем снежной колеёю.
Село. Ну, чем не благодать!
Здесь можно жить да поживать,
срастаясь с отчею землёю…
Посмотришь утром из окна
и обомлеешь – даль видна…
и лес пустой заполнен светом,
как снежный детский теремок,
и мёрзлый лист, летящий в лог,
играет с падающим снегом.
Глядишь – ни осень, ни зима,
ни Петербург, ни Колыма,
а что-то близкое меж ними!
Какой-то новый вольный дух
острит и зрение и слух,
как ветер, дующий с равнины…
Пора проститься с суетой,
летящей жизни городской,
и в тишине родной природы,
как на краю судьбы своей,
понять всю прелесть наших дней,
плывущих в будущие годы!
Снежный пир
Сады белы и птицы ни гугу…
Такие дни печальные настали.
Давно ли здесь в осипшую пургу
ветра окоченелые свистали!
И мой сосед, притихший у окна
ухоженной гостиницы районной,
смотрел на вихрь метели беспокойной,
где кувыркалась пьяная луна.
И слышал он, качая головой,
не вой собак напуганных, бездомных,
не хохот ветра в переулках тёмных,
а снежный пир над белою землёй.
Он был один, тот страстный, снежный пир!
Он грохотал железом леденистым,
серебряным размахивал монистом…
и, наконец, затмил снегами мир!
Ни страха, ни тоски, – и никакой
Другой стихии нет, – лишь ветер белый,
Да снег летит, летит во все пределы,
Метёт, сверкая крошкой ледяной…
А мой сосед поднёс себе огня,
и закурил табак: – Вот это сила!
Не та, что нынче кружит над Россией…
И вновь затих у белого окна.
Кровное дело
Н.К. Старшинову
Дед поставил дом на загляденье!
Внука топором тесать учил.
Только помер утром, в воскресенье,
И душою к небу воспарил.
Инструментам дедовым недолго
тосковать в сарае довелось,
ставит баню внук его Николка.
Ставит баню.
- Крепкую, небось…
Пляшет жёлтый луч щепы в кудряшках,
тешет внук осину для слеги.
Брёвна, как полоски на тельняшке,
друг на друга ровненько легли.
Отвяжись, постылая кручина,
чёрная, как чёрное смольё.
Вырастает дедовый починок -
дом без бани это не жильё!
Не жильё, не шик, не показуха…
Знают все, кого ты не спроси.
Даже если глух на оба уха –
Баню ты услышишь на Руси!
И, вздохнув украдкой, баба Майя
издали на внука поглядит
и пойдёт, о чём-то размышляя,
старую корову подоить.
Прощёное воскресенье
Это старая Вятка вселилась в меня,
деревянных домов дух жилищный вселила,
и я вспомнил соборов былых имена:
Александра, Андрея, Петра, Михаила…
И соседка вчера рассказала о том,
что наш дом, обнесённый непрочным забором,
пусть в подвале давно пахнет гнилью и льдом,
долговечнее стал белостенных соборов.
Оттого ли печально и радостно мне,
что такие же точно дома и домишки
образуют квартал в городской тишине,
деревенский квартал с городской телевышкой!
Здесь так много дворов и проулков моих,
каждым утром приветствую эту округу,
над которой вплетаются в снежный мотив
крики чёрных ворон и несутся по кругу.
И летит, и летит, и летит вороньё
над ручьём рукотворным общественной бани,
над протокой летит, где полощут бельё
в городских сапогах деревенские бабы.
И серебряный дым белоствольных берёз,
словно дым заводской, упирается в небо…
Это старая Вятка вселилась в мороз,
в гроздь рябины вселилась и в светлую небыль!
Это древняя стать, предков каменный свет –
Тимофея, Марии, Ивана и Ксении…
И округи другой и обители нет,
где прощёное сходит с небес воскресенье.
И не верю, не верю, но знаю вполне,
не покажется это нелепым и странным,
если всё перестроят однажды при мне
в этой чистой, как храм, стороне деревянной!