Авторы/Верина Анна

КОГДА ЦВЕЛИ САДЫ…


Поэма

 

1. Декабрь

Декабрьский день – как лёгкий вспорх стрижа.

Едва к обеду Солнце приподнимет

Сонливый лик свой, полежит на крышах,

Как новый сумрак, в улицах кружа,

Где даже ветер ветви не колышет,

Крадётся меж домами, их обнимет…

И мир уснёт, объятий тьмы не слыша.

 

Декабрь неделю дождиком кропил.

Намокшие снега отяжелели.

И тусклый день тянулся еле-еле,

И был он влажен, ветрен и уныл.

Но вдруг зима опомниться решила,

Морозцем, словно кистью, провела,

И свежим снегом всё припорошила.

Округа инеем увита и светла.

 

Стал лес похож на снежного ежа

Уснувшего на белом горизонте.

Вы эту сказку зимнюю не троньте,

Ветра слепые, холодом дыша.

Когда и с чем погода к нам ворвётся? –

В её гульбе никто не разберётся:

То в январе расплачутся капели,

То вдруг в июне – образец метели…

 

Порой и мы – на поводке у страсти

Возделываем  беды и напасти.

Не всем ли нам незрелые порывы

Несут свой плод – печали и надрывы?

 

2. Неожиданная беседа

Придя домой и разгрузив покупки,

Я собралась поесть и отдохнуть.

Но наши замыслы порою очень хрупки –

Мой телефон меня отправил в путь:

– Я приглашаю Вас в кафе! –

Сказал он в трубку…

Пришлось пойти, –  не каждый день зовут…

Есть у судьбы таинственная рубка,

Где каждому размечен весь маршрут.

По улицам кружа, я отыскала

Подвальчик тихий в старом переулке

Со скромным и неярким антуражем.

Народу было – не сказать, что мало,

Все что-то говорили… Звуки гулко

Лепились к потолку. Но шум не важен,

Когда душа готова говорить,

Когда уже кричать бывает впору…

 

Чуть помолчав, Никита подступить

Решился к непростому разговору.

– Вы знаете, – сказал он, – мне неловко

Рассказывать кручину давних дней.

Но я таил в душе безумно долго

И боль, и горечь памяти о ней…

Я был влюблен…

Любовь не расцвела…

Вся жизнь моя в мечтах о ней прошла…

Подав наушники, Никита предложил

Послушать песни сердца и души…

Он пел свои стихи.

Он в песнях жил

Как в храме, где сияли витражи.

 

И плакала душа в единстве высшем –

Сама исповедальность вечной раны,

Любви, за годы так и не остывшей,

Такой, казалось бы, банальной драмы…

 

И было в тёплом голосе тоски

С Казбек, она о годы не разбилась.

И чувства не засыпали пески

Забвения.

Не заткала унылость.

За песней песня, как поток, струилась,

Печалью снова память обновив…

Как в зеркале туманном проявилась

История несбывшейся любви

 

3. Начало истории

В глубинке Предуралья ребятня

Поветрием повальным заразилась –

Дружили письмами; почти ни дня

На почте без письма не обходилось.

Конверты модной переписки детской,

В которых много фотографий милых,

По миру путешествовали дерзко

К досаде всей политике унылой.

Никита невзначай нашёл письмо,

Которое сестре предназначалось

И было перевязано тесьмой.

«Ни-но»,  «Ни-но» –  как песенка звучало,

С конверта имя, – напевал часами.

Не утерпев, прочёл… Увидел снимок

Красивой девочки со взрослыми глазами.

И воплотилось в образ это имя.

Немало писем из Тбилиси было.

Никита все украдкой просмотрел.

И как-то нежно вдруг душа заныла,

Узнать побольше он о ней хотел.

 

Нино писала, что у них свой дом,

И в нём уютно жить им вчетвером…

Что мать скромна, красива и строга,

Что у отца с войны – одна нога,

И весь он изуродован войной,

Но он всегда в заботе обо всех.

Сестре Нино – три годика весной,

И у неё такой задорный смех.

В последнем – написала, что она

Окончила успешно восьмилетку,

Что пением давно увлечена,

И побеждала в конкурсах нередко.

Учиться на артистку поступила…

Ещё и фото в том конверте было:

На нем Нино с лицом киноактрисы.

Куда там обаянью Моны Лизы.

Никита любовался бы часами…

Но на виду у всех ему неловко.

Изящно наклонив свою головку

С мечтательными грустными глазами,

Она смотрела мимо объектива…

И так она была красива,

Что сердце у Никиты защемило,

И стало все вокруг ему немило.

Он фотографию припрятал от сестрёнки.

А ночью с упоеньем рисовал

Портрет Нино. И полупрофиль тонкий

В альбоме старом словно оживал.

А утром он уже письмо отправил

С её портретом. А ещё признался,

Что хочет переписываться с ней.

В конце немного о себе добавил:

Чем занимается, и чем он увлекался

Во время беззаботных школьных дней.

Кто в юности терпением похвастать

Способен? Это редко с кем бывает.

Никита ждет письмо.

На почту часто

По вечерам с работы забегает.

А в мыслях – бесконечные беседы

И помыслы о встрече неизбежной.

Никита превратился в домоседа,

В плену мечты, невыносимо нежной.

 

Как в юности легко за счастьем гнаться.

Препоны пустяковые – долой!

Они поженятся, хоть ей всего пятнадцать! –

Три года пролетят для них стрелой!

– Моя горянка с чёрными глазами, –

Шептал он фотографии ночами,

- Ответь же поскорее!

Явь со снами

Переплелась в моей тоске-печали…

И в снежную субботу,

На излёте

Двадцатидневной вечности, 

Взлетела

Душа Никиты! – Сердце обогрело

Письмо Нино! И на высокой ноте

Звенело что-то трепетно и близко…

Она отозвалась!!! 

И началась

Двух искренних и юных переписка.

Сердца и помыслы, как родники, чисты.

И письма были радостно часты.

Зимы не замечая, дни летели.

И, наконец, метели присмирели.

Пришёл апрель, поющий и звенящий!

Он словно гимн! И он звучит во всём!

Кто ждёт и ищет, тот всегда обрящет!

Кто любит и любим – судьбой спасён!

 

И облака, и птицы, и трава,

Проросшая в проталинках весны,

Всё пело и звенело.

О, слова! –

Вы не нужны, когда сердца полны

Симфонией любви и откровенья!

И мир – самозабвенной жизни пенье!

 

4. Жажда встречи

В очередном письме Нино прислала

Вновь фотографию прелестную свою,

На обороте  скромно написала:

«Не забывай меня, как я тебя!

Я никогда тебя не позабуду.

И встречи ждать я с нетерпеньем буду».

Ах, что за фотография была. –

Не девочка, а фея из преданий

Могучего кавказского народа.

В ней проявилась древняя порода:

Сплав пылкости и гордости.

Кавказ

Рождал красивейших людей

средь прочих рас.

Ах, что творил с Никитой  воздух вешний…

В своих мечтах он смел и не умерен.

И днём и ночью взгляд тянулся нежный

К прекраснейшей из всех земных царевен.

 

Письмо… Оно медлительно. Быстрее

На самолёте к милой долететь.

Желание увидеть – всё острее…

Живая встреча!

А потом – хоть смерть.

 

Не выдержал. Забыл про всё.

Рванулся,

Отправил телеграмму для Нино.

И мысленно поступку ужаснулся…

Увидеть!!!

Остальное – всё равно.

Помчался наобум.

В Тбилиси.   К ней!

Увидеть! – 

Мысли не было важней.

И в девятнадцать – ум ещё не здрав,

Хотя уже работал в сельсовете.

Любовью был он, несомненно, прав!

Влюбленные – порой совсем как дети.

В своей деревне был он осуждён:

«Всё бросил. Никакого оправданья!»

За срыв работ уже уволен он.

Влюбленному – пустяк, не наказанье.

 

5. Тбилиси. День приезда

Беглец уже летел в небесной выси.

Бушующее сердце в рёбра билось.

Кавказ. Аэропорт. Дома Тбилиси

И быстрая Кура с горы струилась.

Вокруг Тбилиси – строгих гор кольцо.

Расцвёл миндаль. В его любом кусте

Никите виделось любимое лицо

Невесты в бело-розовой фате.

 

Дома обвиты гибкою лозою,

Во двориках уже цвели сады.

Не свыкнуться с божественной красою.

Любимая, ведь здесь живёшь и ты.

Густой и сладкий запах миндаля

Дурманил и манил в уют двора.

Дышали негой небо и земля,

И радостно резвилась  детвора.

Апрелем, на фантомный рай похожим,

На древней, на булыжной мостовой

Никита останавливал прохожих,

С восторгом задавал вопрос простой:

«Где улица такая-то?.. Где дом?..

В нём девушка прекрасная живёт.

Поверьте, моё счастье в доме том!..

Оно меня уже, наверно, ждёт…».

 

Напрасные вопросы. Все молчат,

Как будто сговорились люди гор

Беречь от чужаков своих девчат.

И, возведя невидимый забор,

Его, как сумасшедшего, обходят…

Какое недоверие в народе…

И ни один к нему не снизошёл.

– Ну что ж, пусть понимания лишён,

Но отыщу, во что бы то ни стало!

Забрёл в кафе, присел за стол устало,

Как будто после долгого пути.

И выпив очень крепкий чай, спросил

У старого грузина, как пройти

На улицу Вахтанга Горгасали…

– Так это здесь, мой юный генацвале,

Нам Горгасали город основал

Ещё в благословенном пятом веке,

И улица – об этом человеке.

Сверни на площадь и пройди квартал,

Увидишь справа горную гряду,

Оттуда счёт домов…

– Ну, я пойду.

А дом теперь уж я и сам найду.

Купил цветы. А мысли, как во сне…

– Нино! Нино! Ты будешь ли мне рада?..

А вот и дом, стоящий в глубине

Ликующего в ароматах сада…

Калитка приоткрыта, будто ждёт…

А во дворе в песке – малышка Лáли,

Три года ей, – играет и поёт…

Нино подробно о родных писала,

И даже фото несколько прислала –

Никита сад и Лáли узнаёт. 

Прохладу вечера навеял ветер с гор

И вдоль домов легли густые тени.

Ветвей цветущих сказочный узор

На мостовой печатал луч последний.

 

Внезапно оробев, Никита встал

В тени у дома под резным балконом,

И в оправданье вяло размышлял,

Что заявляться поздно – неудобно.

Наверное, родители строги,

Ведь правит ими древний их обычай –

Хранить спокойствие весны девичьей.

О, Господи! Дай силы! Помоги!..

Глухая тишина объяла сад,

В окне не шелохнулась занавеска.

– Никто мне здесь, наверное, не рад…

Нелепа и безумна вся поездка…

 

В калитке было медное кольцо,

В него вложил букет.

И… прочь от дома…

Подставив ветру жаркое лицо,

Пошел Никита в путь уже знакомый

По улицам холмистым.  

Скор закат.

Здесь горы у долин крадут светило,

Оно на миг сверкнуло, покатилось

По склону вниз.

И птичий свист и гвалт

Редеет в сонные задумчивые трели. –

В анданте* из аллегро** – ритм апреля.

 

А серебристый воздух, тени скрыв,

Усилил каждый тонкий аромат.

Тбилиси вечером отчаянно красив,

Благоухает, словно райский сад.

 

*Анданте – медленно, плавно;

** Аллегро – быстро, оживленно

 

6. В семье Нино

Тем временем Нино сидела в спальне,

В её окне белели пики гор.

А возле двери мать весь день в охране,

Отец же наблюдает вход во двор.

Всех телеграмма жутко всполошила:

С Урала парень едет к их Нино.

Нелепость ситуации страшила, –

Всё словно в легкомысленном кино.

Нино страдала от стыда и горя.

Ну что такого – он же просто друг…

Родители в ответ, как эхо, вторят,

Что к девушке нельзя являться вдруг…

Что если любит, то сватóв сначала

К родителям её направит он…

Проплакала всю ночь Нино. Молчала 

И мать. Какой охране сон…

Отец пошёл к друзьям, пока темно,

И попросил помочь отвадить парня.

Он знал, – их сын Сосо влюблён в Нино

И ждал, когда она взрослее станет…

Услышав  неожиданную весть,

Сосо сверкнул от бешенства глазами.

Задумал проучить его с друзьями, –

Отбить охоту отбивать невест.

 

7. Тбилиси. День второй

Купив билет домой на самолёт,

Никита эту ночь провёл без сна.

Смотрел на хороводы крупных звёзд,

И слушал, как ласкается весна

К лазури, заполнявшей небосвод.

– Ну вот и всё, последний мой восход

Встречаю здесь, где горы и Нино.

Куда меня день новый приведёт?

И что мне в этой жизни суждено?

Наутро в доме снова оборону

Семья по старой схеме заняла.

Шекспировские страсти из Вероны

В Тбилиси, видно, птица занесла.

Досталось даже и сетрёнке Лáли. –

Без голоса её скучал и сад и двор,

Её гулять уже не отпускали

Пока не завершится этот вздор.

Плясало солнце над зубцами гор,

Прохлада таяла, и волны аромата

В окно врывались, голубел простор.

Приблизилась внезапно гор громада,

И кажется,  рукой до них подать…

 

Никита шёл и думал: «Вот опять,

Ещё не встретившись, отчаянно  робею…

Хотел бы я красавцем жгучим стать…

Когда же робость я преодолею…».

Сосо с утра разглядывал прохожих,

Искал средь них приезжего врага.

– На горца он, бесспорно, непохожий…

 

И вдруг нашел – чужак вдали шагал

И был в себе он явно неуверен,

Он в драку чести ввяжется едва ли…

Замедлен шаг, и взгляд его растерян…

А за углом друзья сигнала ждали.

Но прежде, чем  позвать друзей и драться,

Сосо решил сначала разобраться.

И он увидел, что не нужно драки –

Чужак уйдет.

И будет все в порядке.

Никита пригляделся – в доме спали.

В саду прохлада затаилась сонно.

И золотые пятна напаяли

Лучи восхода на стекле оконном.

Калитка запертá.

Остановился…

Войти во двор?

Иль подождать немного?..

Вздохнув глубóко, наконец, решился…

 

Но тут увидел, как через дорогу

К нему подходит парень. Он небрежно

На пальце ключ с цепочкою крутил.

По-русски, но с акцентом неизбежным,

Знакомым пародистам, он спросил:

 – Ты что тут ходишь? Ты пришёл к кому?

Ещё вчера ты мною был замечен,

Ты здесь маячил целый день и вечер…

Никита рад, как брату, был ему.

Он простодушно с парнем поделился

Своей проблемой, даже показал

Все фотографии Нино. И удивился –

Как хмуро парень их назад отдал.

Сосо же думал: столько фотографий

Ему Нино напрасно надарила, 

И сердце не джигита покорила –

Пришельцу он и шанса не оставит.

 

Сосо был смел и ловок, он украл

У чужака последний лучший снимок.

Лишь одного Сосо не понимал,

Что чувства вырастали вместе с ними.

 

– Я не могу ничем тебе помочь.

Иди-ка, парень, ты отсюда прочь.

А лучше, если б ты домой вернулся.

Сказал он с неприязнью, и ушёл…

 

Никита на калитку оглянулся, –

Он этой встречей вовсе сокрушён.

Посеял он  в душе сомнений зёрна –

Вдруг всё предстало сном,

пустым и вздорным.

 

8. Возвращение

Дурман и зной. И даже воздух замер.

Отрава в нём и горечь в каждом грамме…

 

Как будто в этом мире всё служило

Неотвратимой мысли – «Возвращаться…».

Та телеграмма всех насторожила – 

Ведь ей всего исполнилось пятнадцать…

– В гостиницу!

Обдумать.  Обойти

Преграды все…

Уму всегда работа…

 

Он разложил на столике все фото,

Никак не мог одну из них найти…

И громом вдруг беда пророкотала:

Средь прочих фотографий не хватало

Одной, последней, с надписью Нино…

– Ах ты, подлец, похитил лучший снимок,

Который был дороже всех других…

Никита от волненья даже вымок,

Бежать?.. Искать?..

Понурился, затих…

И вдруг похолодел… А с ней что будет?..

И ни за что безвинно все осудят

Нино, посмевшую погнаться за мечтой…

У горцев нет не очень важных правил.

Не ведая того, её ославил

Наивною своею простотой.

 

– Но, как я глуп! И что ж я натворил!..

Я мог войти, сказать её родным,

Что я впервые в жизни полюбил.

И показалось мне, что я – любим…

 

– Вернуть билет? Но денег больше нет,

Чтобы остаться и исправить зло.

Всё объясню в письме, пока навет

По городу молвой не разнесло.

Он полетел домой. Надежда тлела –

А может быть, всё будет хорошо?..

– Я вёл себя убийственно несмело,

В такую даль приехав, не дошёл…

Вернулся.

А друзья и все сельчане

Смотрели чуждо. Он уже уволен!

Он предал их! – Презрительно молчали.

Он – дезертир! Или рассудком болен…

 

И так прошло полгода.

Ей – писал,

В посланиях выпрашивал прощенья

И о письме коротком умолял…

Невыносимым мучился презреньем

К себе, к своим ошибкам и делам…

 

– Нино, моя прекрасная Нино!

В моей судьбе одни сплошные бреши,

А сердце чёрной болью сведено,

И только ты смогла б его утешить…

Нино не отвечала.

Боль свила

Отчаянье души в клубок тугой.

Его посланьям не было числа. 

На все мольбы – молчание, хоть вой.

 

Ну вот и всё… От душащей печали,

Что навсегда Нино он потерял,

И мысли умерли, и чувства замолчали.

Казалось, даже жить он перестал…

Сельчане его выходки простили.

И чуть позднее, чем через полгода,

Вдруг подвернулась тихая работа –

В колхозной бухгалтерии, – по силе.

И будни монотонно потекли.

Всё реже, реже вглядывался в снимки.

Потерянной любимой. Вдруг стихи!

Потоком! Музыкальны и легки.

И как свои сердечные молитвы,

Шептал их у окошка по ночам.

И души их, казалось, были слитны.

И он свою тягучую печаль

Расколотого сердца

на бумаге

Избыть пытался в горечи разлуки.

И, чувства все выплескивая в саге,

Светлел душой. 

Потом явились звуки,

И он запел, утешенный стихами.

Высокое души его коснулось.

Воспоминанья горькие стихали.

И снова жизнь от забытья очнулась.

 

9. Откровение

Я слушала Никиту…

Это ж надо,

Как может чувство душу озарить.

Оно цвело всю жизнь, подобно саду,

Но не смогло печали утолить.

 

– А отыскать позднее Вы пытались?

Или порыв немного приостыл?

Хотя бы написал, – ведь адрес был, –

Сестре Нино… Её ведь звали Лáли?..

 

– Нет, не писал, боялся навредить

Нино своим письмом. Молва убить

Порой способна раненое сердце.

К тому же был я чуждым иноверцем,

Не знал обычаев ни их и ни своих.

От неудач и вовсе я затих.

 

– Сейчас уж вряд ли можно навредить.

Жизнь позади, полвека пролетело.

Судьба не зря тянула эту нить,

Ведь что-то же она от Вас хотела?..

 

– Вы правы. Я о том же… Вот письмо,

Которое писал я долго-долго –

Все пятьдесят обрушившихся лет.

Невстреча эта – жгучее клеймо,

Как ноша неисполненного долга,

Мне омрачала радости и свет.

 

Я ей писал. И рвал, и снова правил,

Но все слова, казалось, неуместны…

Письмо я написал, но не отправил.

Прочтите и скажите, только честно,

Достойно ли письмо моей Нино?

Не слишком ли взволнует всех оно?

 

10.  Последнее письмо

«Ты помнишь ли, прекрасная Нино,

О юноше без памяти влюблённом.

О, это чувство было как вино…

Грозою было, первым майским громом…

Названья чувству мы ещё не знали,

И письма-птицы радостно сновали.

В них помещались прожитые дни,

И нас подробнее знакомили они.

И мне в ту пору было девятнадцать.

А ты ещё училась в средней школе.

Старалась ты по-русски изъясняться,

Язык свой чуждой грамотой неволя.

И в письмах было множество ошибок,

Счастливо я над ними улыбался.

И прятался в сторонке, на отшибе,

Писать ответ подробный принимался.

 

О, волны лет!..

Но память нам не смыло!

И верить хочется – исполнится желанье!

И то, что сердце ласково хранило,

Преодолеет скоро расстоянье!

Осознавать печально мне и горько,

Что в жизни нам не выпало родства.

Прости меня, Нино! Есть поговорка,

Что простота  страшнее воровства…

 

Нино, скажи мне, что с тобóю было?

Какой тропой судьба тебя водила?

Какие грозы пели над тобой?

Как, вообще, ты ладила с судьбой?

Картины прошлого мы бережно храним

В слепой надежде вновь туда вернуться.

Но вектор «жизнь», увы, необратим,

Короткий сон, где не дано проснуться.

Неутоленная любовь моя жива,

Хоть мы с тобой не виделись ни разу…

Мечта нас обаяла и слова…

Для встречи не дала судьба ни часу.

Но ты во мне – весенним ароматом

Цветущего в апреле миндаля,

Мечтой неувядающей, крылатой

Живешь доныне, дни мои деля.

Я виноват. И на костре вины

Горю-сгораю вот уже полвека.

И нет уже на карте той страны,

Соединившей русских и абреков.

В твои глаза бы мне хоть раз вглядеться

В конце моих многопечальных дней.

И вымолить прощение, чтоб сердце

Освободилось от немых теней.

Прошу тебя о встрече. А в любви 

Я вслух тебе признаться не посмею.

Но ты живи, хорошая, живи!

Твоею радостью утешиться сумею.

Пусть я снегами стылыми увит,

Бутон любви в душе моей сокрыт.

Ему раскрыться пусть не суждено,

В бутоне навсегда лишь ты, Нино.

Пусть не шептать мне ласковые речи, –

Зачем смущать далекую мечту? –

Я об одном прошу тебя – о встрече,

Чтобы восполнить жизни пустоту.

Я принял то, что суждено судьбою.

Печаль в глубинах сердца затаил.

Женился я, но грезил лишь тобою.

И четверых детишек народил.

Они уже давно все повзрослели,

По собственному следуют пути.

И внуков подарить уже успели,

Милее их, пожалуй, не найти.

Уютный дворик мне доселе снится,

О, как деревья радостно цвели!

Хотел бы я навек там поселиться –

На краешке восторженной земли,

Где улицы взбегали на холмы

И вниз, смеясь, внезапно устремлялись…

Туманы голубые, как дымы,

За горы изумрудные цеплялись…

Судьбы непостижимы виражи. –

Те впечатленья разбудили лиру.

Вняв новизне неведомого мира

И чувству невесомости души,

Парил, как птица, плача и смеясь,

И страстно, словно инок, я молился…

Но за мечтой порхающей гонясь,

На скалы сердцем с высоты свалился.

Мне встретился коварный твой сосед,

Который фотографию похитил.

От этой встречи омрачился свет

И лопнули связующие нити.

О, лучше б он тогда меня убил…

Душевных мук страшнее нет на свете.

Жалею я, что слишком робок был,

За все года-печали – я в ответе.

Но горше мне всего – твоя беда.

Тот парень мог тебя хулой ославить.

И не прощу себе я никогда,

Что смог тебя в беде твоей оставить.

Прости меня, Нино! Был слишком глуп,

Но со своей мечтою не расстался.

Мир оказался и жесток и груб,

А я – слабее, чем себе казался.

И нам теперь уже не изменить

Того, что было суждено случиться.

Я буду до конца тебя любить!

А время в дверь мою уже стучится…»

 

11. Весть из Тбилиси

Здравствуйте, Никита!

Вам пишу

Ответ на Ваше длинное письмо.

Мне больно вспоминать…

Я дорожу

Всей памятью своею о Нино.

Её ведь нет.

Она ушла давно

Из этой жизни.

Но совсем не Вы

В её кончине ранней виноваты.

Дорожки судеб так порой кривы,

Что никого, пожалуй, в том винить не надо.

Сосо уехал, – он не смог здесь жить, –

В Москву, где магазин хотел открыть.

Но через год погиб от рук бандитов, –

История темна и не раскрыта.

Будьте счастливы, Никита!

И прощайте.

Молитесь о Нино,

И вспоминайте.

Я знаю – Вы и так не забывали.

Лáли.

 

2011-2012