ПРИВЕТ ОТ ЖУКОВСКОГО
(Размышления юной исследовательницы)
Посвящается моим землякам и 400-летию села Балезино
«Сибирский тракт, открытый в 1781 году, проходил и через село Балезино, которое называлось станцией Вятско-Пермского тракта.
…21 мая (по старому стилю) 1837 года во время короткого отдыха у переправы около Балезино В.А. Жуковскийсделал свою запись в путевом дневнике». (Из книги Д.Н. Шулятьева «Зори над Чепцой» Балезино, 1988г.)
В.А. Жуковский. Из дневника 1837 г. «Мая 21. Из Глазова на Ижевский завод. Завтрак на станции. Виды гор. Покрыты камнями и елями. Везде горизонт ограничен видами леса. Дым. Снег.Маленькие долиныкакрёбра, между ними еликак цветы. Быстрые лошади. Прекрасная дорога. Пустынность. Чепуха. Почта». (Из книги «Русские писатели об Удмуртии» Ижевск, «Удмуртия», 1978г.)
«Наши сосны высокие самые, Наши ягоды сладкие самые, Наши люди добрые самые. Это я говорю про свои края…» – девочка напевала экспромт из любимых строчек Флора Васильева и от души радовалась жаркому июльскому дню, прозрачному от южной высоты бездонного неба. Солнце слепило так ярко, что могло бы согреть весь хмурый декабрь. Такие редкие дни любит каждый житель северной Удмуртии, где лето короткое, а зима длинная. Поклонница поэта словно летела на крыльях, и чистый речной ветерок освежал миловидное личико, развевая ровные каштановые волосы, доходившие до пояса.До заветного маминого местечка, которое местные жители называли Гопул, что в переводе с удмуртского – яма, оставались считанные метры. Дорога круто спустилась в долину реки, которая веками несла свои летние воды под тем же небом, под тем же солнцем, на той же самой земле – родине её далёких предков.
Она остановилась у берега старой переправы и стала привычно всматриваться в красивые, словно декоративные, ракиты над водой и в быстрое течение реки. С детства она знала все её перекаты и переливы, островки, разделённые протоками, отмели, где можно перейти вброд на другой берег, чтобы полакомиться чёрной малиной и пробежаться босиком по песчаным плёсам. Грустно от того, что летом любимая Чепца увядает. Особенно это заметно в июле: в тихих заводях река цветёт жёлтыми кувшинками, и даже на стрежнях выглядывают тёмно-зелёные водоросли. А когда-то и летом она была многоводной! Здесь проходил Сибирский тракт, и через реку переправлялись разные проезжие люди. Переправа запомнилась многим. Девочке нравилась запись одного немецкого путешественника: «К утру 24 числа (июля 1816 г.) сели мы от первой станции Балезино на удобный, ходящий по канату паром…» Художница в душе, она легко представила широкий, светло-коричневый, добротный паром, причаливающий к песчаному берегу, и весёлый гомон речных ласточек-береговушек. За ними и сегодня наблюдать интересно: их круглые норки изящным решетом украшают крутые красные обрывы. И в эти норки молниеносно влетает тьма юрких маленьких птичек с длинными острыми крыльями. И шум стоит невообразимый, когда они стремительно снуют туда-сюда.
С восхищением посмотрела на выносливые тополя-исполины, защищающие берега от апрельского ледохода. Их ежегодно заливают вешние воды, а они неизменно живут и живут. Затем её взор остановился на вековом тополе. «Ну, здравствуй», – весело сказала она. Приблизившись, прикоснулась к шершавой коре, поглаживая глубокие морщины. Обошла любимое дерево кругом, считая шаги. Больше двадцати! Табличка с надписью – Вековое дерево подлежит охране! – висела на месте. Её смастерил отец, когда она вернулась из экологической экспедиции, и ижевские студенты-биологи специально приезжали, чтобы вычислить возраст тополя.
За деревьями, в долине реки, желтели мелкие цветочки полевой кашки. Среди высоких душистых трав прыгали акробаты-кузнечики, за которыми смешно гонялся солидный рыбак, оглушая их пластиковой бутылкой. В жару клевали только разноцветные голавлики и исключительно на кузнечиков! Рыбаки стояли по щиколотки в воде. Ниже, перегородив реку чёрно-белой полосой, наслаждались прохладой счастливые бурёнки. Любительница весёлой музыки внимательно прослушала жужжание кокетливых стрекоз, стрекот ловких кузнечиков, полёт визжащих шмелей и вместе с ними чувствовала себя на седьмом небе от яркого, солнечного дня.
После обзора знакомого ландшафта Полина достала из светло-зелёного рюкзачка книгу. Это был путевой дневник знаменитого русского поэта Василия Андреевича Жуковского. Открыла страницу с дорожными заметками 1837 года. Заметка от 20 мая была сделана в Глазове. Не спеша, уже который раз, перечитала запись от 21 мая. Очень отрадно, что сам великий Жуковский оставил для потомков (а значит,и для неё!) описание окрестностей её села. Именно здесь, у перевоза близ Балезино, поэт «облюбовал приятное местоположение берегов реки Чепцы и снял с оного очерк», т.е. сделал ещё и пейзажный рисунок. Юная исследовательница вчитывалась в строки дневника и всматривалась в знакомый с детства музей под открытым небом. Так это живописное место называла мама.
Перед глазами расстилалась та же восхитительная картина. Сходство пейзажа, описанного Жуковским, с действительностью приятно удивляло. Всё было как в дневнике: «Виды гор покрыты камнями и елями. Везде горизонт ограничен видами леса». Привлекательно настолько, что можно часами смотреть и не насмотреться. Туристы ежегодно покоряют эти высоты. И горы, и камни те же – они веками стоят на одном месте. А прошло-то чуть более 170 лет! Стена тёмно-зелёного леса, словно бесконечная волнистая линия, тянется до самого горизонта.
Следующие строчки заставили задуматься. «Дым. Снег». Но где поэт мог видеть белые снежинки в начале лета?! Не раз с мамой девочка бывала здесь в тот самый день, когда останавливался Жуковский, но снега не замечала. Возможно, поэт увидел на горах что-то белеющее, например, молочного цвета известняк? Или горы курились в туманной дымке. Она не раз наблюдала такое явление. А может, в тот день прошёл дождь со снегом? Сильный или слепой. Но очень быстрый. В начале июня, старожилы вспоминали, снег случался в этих краях.
Строку, похожую на стихотворно-поэтическую, Полина давно вытвердила наизусть. Было в ней что-то пленительное: «Маленькие долины как рёбра, между ними ели как цветы». Ели Жуковского с тех пор заметно вытянулись, повзрослели. Но их шатёр не так роскошен и густ, как у красавиц, растущих на просторе: под корнями камушки, а не рассыпчатый песочек. Почему же «ели как цветы»? Полина легко нашла ответ! Она видела молодые ёлочки рядом, на пригорке, где собирала жёлтые маслята и полосатые рыжики. Они были разного роста. Некоторые ёлочки всего с вершок! Она ласково прикасалась к ароматным иголочкам щекой, словно к мягким игрушкам. Малютки действительно напоминали цветы. Цветы… точно как цветы! Нежные, пушистые, словно изящные бархатцы.Только изумрудные, однотонные. Значит, такими увидел их прославленный поэт. Полина обожала этот цвет вечнозелёных деревьев и восхищалась сравнением ёлочек с цветами.
Затем путешественница стала привычно вслушиваться в журчание быстрого ручья, исток которого находился на горе, в тени развесистой сосны. Она любила смотреть, как спешит говорливый поток по каменистому руслу, чтобы напоить обмелевшую, местами покрытую сплошной ряской зелёных пластинок июльскую Чепцу. Если бы поэт подошёл ближе к горе, заметил бы красоту шумного родника, откуда и сейчас прохожие набирают вкусную водицу. Но спешили на Ижевский завод, и в заметке слово о роднике не появилось. Она легко поднялась по крутому склону горы, стремглав побежала к истоку и опустила руку в бьющий из-под земли ключ: обожгло ледяным холодом!
«Прекрасная дорога». Редко в дневнике Жуковского встречалось похвальное слово дорогам. Было приятно, что поэт назвал «прекрасным» знакомый ей до каждого кустика отрезок пути. Значит, умели наши предки содержать дорогу и всё, что с ней связано. Нынче же по этому месту в осеннюю распутицу ни проехать, ни пройти. Вспомнилось, как однажды в Покров день, – ей было шесть лет – увязла возле погоста, и мама с трудом вытащила сапог из клейкой глины. А «лошади быстрые» – потому что сытые и ухоженные. Было же их в том царском поезде более тридцати! И растянулся он на полверсты.
«Пустынность». Наверное, поэт записал его после «завтрака на станции». Вышел на балкон или террасу постоялого двора, обозрел контуры древнего городища Узякари, необъятные просторы. Ей и самой очень нравилось смотреть на место старого городища, откуда пошли корни её земляков. Теперь на высокой-превысокой горушке плотной стеной стоит дремучий лес, и издали кажется, что вершины вековых деревьев соприкасаются с лёгкими облаками. Рядом с городищем возвышаются ещё две горки, покрытые тёмно-зелёным сосняком. А между ними светло-жёлтой лентой вьётся дорога. Местные жители ходят на третью гору за малиной и любуются с высоты птичьего полёта на своё село. Дома как на ладони, и среди них выделяется белое здание бывшей волостной управы с вековыми тополями и вязами.
Дальше шло слово «чепуха». Возможно, в нём отразились размолвки (девочка знала, что они случались) со своим воспитанником – наследником царского престола? И не только с ним. Жуковский спешил в Сибирь, к декабристам, и не все в свите одобряли его сочувствие к государственным преступникам. Но он успокоил себя, мол, чепуха, пустяки. Всё пройдёт, как дым. Последним было слово «Почта». Следующая запись от 22 мая после «Переезд из Ижевского завода на Воткинский» заканчивалась фразой «Вечер писал письма». А читал почту здесь, во время короткого отдыха.
Настроение Жуковского в год путешествия было безрадостным: прошло всего три месяца со времени гибели его несравненного ученика. Она помнила историческую фразу Жуковского, сделанную на своём портрете и подаренную А.С. Пушкину: «Победителю-ученику от побеждённого учителя». Полина считала, что лишь мудрый и любящий наставник мог написать такое двадцатилетнему юноше, и ещё более уважала такого учителя.
О чём же думал поэт, когда рисовал виды гор и берега реки Чепцы? Несомненно, он любовался нашими горами. Эти рисунки открывали его дневник – шёл первый месяц знакомства с Россией. Впереди были семь месяцев пути. И, должно быть, наши пейзажи, наша добрая и живая природа, – пусть на мгновенье – скрасили настроение Жуковского и подарили художнику минуты радости.
Наконец, она достала то, ради чего пришла сюда сегодня. Это был новенький фотоаппарат. Подарок родителей на день рождения растрогал до слёз. А ещё слова запали в душу: «Дочка, ты заслужила!» Было очень приятно слышать их. От таких слов и крылья могут вырасти. Полина облюбовала удобное место и начала съёмку. Щелчок! И виды гор – на вечные времена! Другой – ели как цветы! Третий – горизонт с видами леса! Дальше пошли старая дороженька, родник с деревянным желобком, место старой переправы, вековые тополя…
Затем по старому Сибирскому тракту она направилась туда, откуда начала своё путешествие. Во всех палисадниках односельчан зеленели заросли сирени. В некоторых они плотной стеной закрывали окна, выходящие на дорогу. «Сиреневая традиция» родилась давно: именно сирень лучше других деревьев защищала от пыли. А пыль, действительно, стояла столбом – летом проезжающих по государевой дороге было не перечесть. Полина подошла к белому двухэтажному зданию бывшей волостной управы, во дворе которого когда-то располагались конные дворы и останавливались лошади. Запечатлела его вместе с красавцами-тополями, которые уже давно переросли оба этажа и возвышались над кровлею. Это необычайно привлекательное здание со множеством окон и выступами над крышей, украшенное декоративным фронтоном, придавало центру села величавый вид.
…Дом Полины, построенный уже после войны, стоял рядом с этим историческим зданием на перекрёстке двух улиц. Он был пятистенный и очень просторный. Она зашла в свою комнатку, открыла окно, чтобы ветви яблонь оказались на подоконнике, сирень заглядывала в окна, а высокие розовые мальвы сравнялись с окном. Теперь можно и помечтать! Бережно включила миниатюрный ноутбук, открыла свой сайт и, мягко касаясь клавиш, начала печатать.
– Здравствуйте, мои дорогие друзья! Помните, о чём мы договорились? Чтобы наши последние каникулы стали и весёлыми, и полезными. Сегодня я побывала на нашем любимом месте – у старой переправы и родника. Всем большой привет… от Василия Андреевича Жуковского! Кстати, поэту, переводчику и художнику в год поездки было 54 года – солидный возраст для подобных странствий, тем более в то время. Хочется назвать одну из новых улиц села его именем. У нас есть улицы Советская, Чапаева, Школьная, Сибирская, но нет улицы Жуковского. Давайте восстановим историческую справедливость, увековечим имя поэта. Посмотрите альбом…
И Полина стала создавать альбом из лучших фотографий, подбирая к каждой самые выразительные слова. После этого скопировала портрет поэта и поместила его на первой странице: «В.А. Жуковский окрылил юного Пушкина своими знаменитыми словами – Быть Сверчку Орлом и долететь ему до Солнца». И добавила своё: только от большой любви у юных дарований вырастают крылья и они долетают до Солнца!
Полина Светлакова ничем особенным не отличалась от своих сверстниц. Живые карие глаза, лучистый взгляд, необычайно тонкая талия – сказались увлечения танцами и гимнастикой. Но в десятом классе одноклассники стали замечать, что в науках она на голову выше всех. После оценки её сочинений можно было увидеть чётким учительским почерком написанное – прекрасно! превосходно! великолепно! Она, единственная в классе, прочитывала всю классику из «летнего списка». Все знали, что она любила книжный шкаф больше, чем компьютерную мышку. Кто её на это сподвиг – оставалось загадкой. А недавно друзья обнаружили на её сайте гимны России и Удмуртии. Удивились, назвав странным такой выбор. Но Полина не обижалась. Иногда хотелось послушать гимны и вальсы Чайковского. А размышления и чтение приносили радость.
Ей было интересно знать о месте, где родилась, о земле, по которой ходит. Любила бывать на городище, где когда-то поселились её далёкие пращуры. Она узнала, что ещё в конце шестнадцатого века братья Балезины за достойную службу в Сибири получили от царя одну деревеньку, откуда и пошло название родного села. Её село упоминалось в первых переписях раньше Глазова и даже Ижевска – в 1615 году. Одно из старейших поселений в Удмуртии! Это удивляло и восхищало одновременно. Именно здесь проходила самая большая ярмарка в Вятской губернии. Бабушка рассказывала, что было море народа и ещё больше товара. Её отец мастерил и продавал всё деревянное: бураки, пестери, корзины, бочонки, вальки, коромысла и даже гвозди. Праздник длился всю неделю! А после ярмарки в доме появлялось множество разных сладостей.
В душе царила гармония, хотелось петь, танцевать, сочинять стихи и узнавать, узнавать, узнавать что-то новое о своём крае. Она представляла, как её прадед перевозит людей на пароме, как получает от богатого путешественника монету, которая до сих пор хранится в семье; как Жуковский пишет свой путевой дневник и создаёт пейзажный рисунок живописных берегов реки. Пылится дорога, гремят колокольчики, и народ встречает проезжающих у Кабаквыжа – моста через безымянную речку, впадающую в Чепцу. А вот прабабушка спешит в Петропавловскую церковь. Идёт той же дорогой, по которой она ходит в школу. И также видит тот самый бесконечный горизонт, который «везде ограничен видами леса».
А в душе рождалась новая мечта – побывать на родине Флора Васильева, чьи родные места недалеко от Балезино. Хотелось прикоснуться к миру поэта, любившего, как никто другой, свою малую родину. Впервые Полина увидела его стихи в кабинете литературы, когда пришла в пятый класс. Их обрамляли знакомые сельские пейзажи. Слова запомнились и стали родными. Это не просто слова – это гимн, который можно слушать стоя. Закрыть глаза и представить: «Хватает Волге широты и сини, Но с Камою она ещё синей. И для меня бы не было России без маленькой Удмуртии моей». Они созвучны – Флор Васильев и Василий Жуковский. Прошлое и настоящее восхитительны! Стоит лишь прикоснуться к ним…
Из дневника Полины Светлаковой: «19 июля 2014г. Солнечный день. Душевная гармония. Шагаю по ступенькам. Перекличка поколений. МояЧепца. Трогательная встреча. Роман. СМС».
На празднике последнего звонка Полина подарила школьной библиотеке свой альбом с эпиграфом «Пусть каждому откроется то, что стало для меня большим дыханием».