Духовные вершины России/Авторы/Злотников Натан

НА ХОЛМАХ РОССИИ НЕНАГЛЯДНОЙ


ПЕСНЯ

 

Расставанья злая мука

Да кривая колея…

Стережёт меня разлука,

Подколодная змея.

 

Только не могу понять я

Пулю-дуру у виска.

Очень коротки объятья,

А потом весь век – тоска.

 

РАСПУТЬЕ

 

Когда себя бывает стыдно,

Рассмотришь и траву, и глину,

Дороги в край родной не видно,

А что видна, та на чужбину.

 

* * *

Лукавство, неправда и лесть

Опять почему-то в чести.

И каждая новая весть

Способна сгубить и спасти.

 

* * *

Нет, в печали, видно, мало проку,

Времена не повернутся вспять,

Мне бы только вовремя и к сроку

Овладеть самим собой опять.

 

Жить начну я с чистого листа,

Праздничной порой, как свет, нарядной,

На холмах России ненаглядной -

Ведь пред ней душа моя чиста.

 

Век мой краткий прожит на две трети,

Я дивлюсь богатству бедных руд,

И читатель верит в мои сети,

Ценит ненавязчивый мой труд.

 

Нет, душе совсем не одиноко,

Ведь болезнь моя, увы, не мёд -

Вдруг звонок примчится издалёка,

Память, засыпая, оживёт.

 

КНИГА БЫТИЯ

Памяти В.Т.Шаламова

 

Под крыльями стервятников и пчёл

Я книгу заповедную прочёл,

И грешная душа зашлась в полете,

Увидел то, что видеть не умел

Не оттого, что мал был и не смел, -

Не с умыслом, с бедой одной был плоти.

 

Как надо было повернуть мозги,

Чтоб в ясный век не увидать ни зги,

Тьма по Российской поползла равнине,

Чумным пожаром мысль ввергая в прах,

Кромешным страхом порождая страх,

И Бог-отец не спрашивал о сыне.

 

Не дьявол, не Интернационал

Сто языков в одну купель согнал,

А крестным наречен был вор в законе,

И зло с тех пор умножилось стократ.

Каким проклятьем проклял брата брат,

Не разберешь, как в Древнем Вавилоне.

 

С тех пор звучат похоже смех и плач,

И жертвой может сделаться палач,

Но невозможно поменять им роли.

Я всё познал, был всюду и нигде,

В кремле, в тюрьме, в прикамской слободе -

И всюду сахар был мне горше соли.

 

Я только искра из того костра,

Где смерть была роднее, чем сестра,

Она со мной не вынесет разлуки,

Со мной и с той уральскою избой,

Где что ни поселенец – то изгой,

И род его клеймён, сыны и внуки.

 

Как буковка живу среди страниц,

Я нужен, чтоб запомнить много лиц,

Молва о них молчит тысячеусто, -

Мечтатели, строители, врачи,

Громилы, вертухаи, стукачи…

Их свято место долго ль будет пусто?

 

И, чтобы не забыть про гнёт и срам,

В стране моей построят люди храм,

Как только выпадет удобный случай.

Я там уже не буду никогда,

Где полумесяц, крест или звезда -

Над алтарём из проволоки колючей.

 

ПОСОХ

 

Постарел неустанный мой посох, —

То он в чёрной грязи, то он в росах,

Как тебя мне узнать за туманом,

За изгибом тропы, за курганом?

Друг у друга, родная, мы в сетях,

Но узнаем себя только в детях.

 

* * *

Я не спускался постепенно

От вертикали бытия.

Я рухнул вдруг без крена —

Лишь в пропасти очнулся я.

 

Зачем ещё когда-то в марте

Перед поездкой на Урал

Гнилой доверился я карте

И очень много проиграл.

 

Таинственным внемлю приказам,

Движений скуден мой паёк,

Судьба всё отбирает разом,

Но, впрочем, разом и даёт.

 

ДЕТСКАЯ ГОРДЫНЯ

 

Во сне я всё ещё ребёнок,

На Воткинский ступаю пруд,

И лёд скрипит, заснежен, тонок,

И зелен скол, как изумруд.

Мерещится мальчишке, мне,

Что я пришёл из дальних стран,

А здесь страна совсем другая,

Бреду, тоску превозмогая

От тяжести побед и ран.

Нет, эта даль мне не чужая,

И светит огонек в окне,

И горд я, словно бы въезжая

На белом, может быть, коне.

 

ВДОВЫ ВОЗЛЕ КАМЫ

 

Пароход запрячет лето

В глубине пустых кают.

Вдовы ходят вдоль кювета,

Песни старые поют.

 

Молодость не знает цену

Красоте ночей и дней.

Трудно пережить измену.

А любовь ещё трудней.

 

КОЛЬКА

 

На колени стелили бархотку,

Приносили гармонь иль баян,

Я играл целый вечер в охотку,

Трезвым-трезвый, но кажется — пьян.

 

Не хочу даже и лиходею

Пожелать, чем язвит меня старость.

Инструментами я не владею, —

Но вот музыка в сердце осталась.

 

Дирижировал музыкой Колька,

Драмкружковец и главный помреж,

А под утро, не спавший нисколько,

Я был снова и собран, и свеж.

 

В стороне от веселья и смеха

Я теперь осторожно бреду,

Если слуха касается эхо —

Мнится мне — это слышу в бреду.

 

Брезжат вальсы и танго, и полька,

И над Камой ночной небеса,

Наши игры и танцы, и Колька,

И умерших друзей голоса.

 

* * *

Ах, за уральским бараком

Я верил в множество примет.

Пусть мир пока окутан мраком,

Но где поэзия — там свет.

 

КОЛЫБЕЛЬ

 

Помнится, катил в телеге я

Средь родных холмов Урала,

И звучит моя элегия

Там, где матушка стирала.

 

Спину разогнёт степенно

Возле бедных, верных книг,

И сойдёт густая пена

С рук бессонных на рушник.

 

Путь не вёл меня лишь прямо,

Хоть избег я пуль и стрел,

Где же ты сегодня, мама,

Без тебя я постарел.

 

И в груди болит от бега

Аж за тридевять земель,

А уральская телега —

Первой жизни колыбель.