ОРУЖЕЙНАЯ КУЗНИЦА РОССИИ

 

 200 лет ижевскому оружию

Так начинал строиться завод

 

Более двух веков назад на месте, где расположен завод, стояла таежная глушь, окрестные высоты и пади были одеты густыми нетронутыми лесами. Только на не­больших полянах, прижатые к берегам рек и речушек, ютились редкие удмуртские селения. Крестьяне пахали сохой землю, занимались охотой и рыболовством. Но од­нажды охотники приметили, что в лесах появилось много дичи, пришедшей из других мест.

«Быть перемене,— с тревогой думали они.— Какая-то сила спугнула зверя и птицу».

Приметы вскоре оправдались. Загадочная сила шла чугунной поступью с седых Уральских гор, где со времен Петра I начала развиваться металлургия России. В глу­хих лесах Прикамья звуки этой поступи стали особенно раздаваться тогда, когда на горе Благодать начались раз­работки богатейших залежей железной руды. Там возни­кали новые заводы с доменными печами и кричными молотами для перекова чугуна. В 1754 году императрица Елизавета Петровна пожаловала эти заводы сиятельному графу П.И.Шувалову, «яко к тому содержанию и разм­ножению оных заводов надежной персоне».

Шувалов строит молотовой Серебрянский завод, воз­водит две домны на Кушве. Он пытается угнаться за возросшим спросом на уральское железо и замышляет строительство еще трех заводов.

Строительство новых заводов граф поручил опытному специалисту горного дела Алексею Степановичу Москвину.

Но где строить новые заводы? Удобных мест возле горы Благодать уже не стало. Лесные массивы там поре­дели. А леса требовалось много. Он шел не только на сооружение заводских зданий, но и на выжигание древес­ного угля — единственного топлива для кричных горнов. Все полноводные реки, подходящие для пруда, были заня­ты, а население — вовлечено в горное производство.

Поиски пригодных мест для строительства заводов и привели Москвина в глухие края Прикамья. Зимой 1758 года по деревням разнеслись слухи о том, что на ре­ке Вотке строится завод. Осенью А.С.Москвин вместе с геодезистом И.Куроедовым и плотинными мастерами появился на тихих берегах Ижа. Он определил скорость течения реки, крутизну берегов и место для плотины, рассчитал объем будущего пруда. «Весьма способное место с лесами и прочими удобствами»,— заключил Москвин после осмотра местности и донес графу Шувалову, что второй Камский завод надо строить на реке Иж. Им­ператрица незамедлительно утвердила приисковое место, а Казанское горное ведомство отвело для постройки заво­да земли, леса и другие угодья.

Ранней весной 1760 года шуваловские подрядчики оторвали приписных крестьян от земли, свели их в сотни и конвоем пригнали на побережье Ижа.

Неприветливо встретили строителей таежные места, холодом и сыростью дышали густые заросли. Первопро­ходцы расположились на берегу реки, в наскоро устроен­ных шалашах и землянках. Тут и начались долгие дни их каторжного труда. Еще заря не занималась, еще в лесу стояла темень, а нарядчики будили людей на работу. Весь день в болотной долине, только что освободившейся от половодья, стучали топоры, звенели пилы. С треском пада­ли толстые деревья. По поречью разносилась тягучая пес­ня «Дубинушка», дошедшая до наших дней как свидетель тяжелой работы.

Вначале стали строить плотину, чтобы оградить буду­щую заводскую территорию от затопления во время весен­него паводка. Алексей Степанович Москвин сам руково­дил строительством. Его непосредственными помощниками были мастера-практики, имевшие большой опыт работы на Гороблагодатских заводах. Всё делалось строго по прави­лам плотинного дела. Люди в лаптях, домотканых руба­хах, утопая в торфяных ямах, лопатами рыли котлован от берега до берега, опускали в него срубы из толстых бре­вен и засыпали глиной. Где рыхлый слой земли был глуб­же, там забивали деревянные сваи. По обе стороны плоти­ны устраивалась откосная насыпь.

Работа шла медленно. Всё делалось вручную, при по­мощи топора, пилы да лопаты. Заводская администрация предпринимала меры, чтобы ускорить строительство. Она увеличивала рабочий день, задерживала отпуска домой.

Всюду процветала палочная дисциплина. Людей били за малейшую провинность, а то и без всякой вины.

С приходом первых строителей появились и первые могилы. Люди помирали от побоев, непосильной работы, от повальной болезни — горячки. Не было ни одного дня, чтобы не хоронили двух-трех покойников. Недаром старо­жилы говорили, что заводская плотина строилась на чело­веческих костях.

«Живыми из этой трясины не вылезем»,— проклинали свою горькую долю крестьяне.

Пришла мрачная осень. Подули холодные ветры. На­чались затяжные дожди. Приписных крестьян отпустили.

Строительство на Иже замерло. Не хватало рабочих рук. Многие крестьяне, возвратившись домой, отказыва­лись идти вновь на заводскую стройку, не хотели мириться с диким произволом. Посылка Москвиным своих нарядчи­ков по приписным селениям не давала результатов. В де­ревнях вспыхивали восстания. Особенно усилились они в 1761—1762 годах. В донесениях Казанской губернской кан­целярии в Петербург упоминается свыше двадцати селе­ний, крестьяне которых не подчинились распоряжениям властей. В селе Костенеево собрались крестьяне многих деревень. Вооружившись пиками, вилами, топорами, они выступили против прибывшего из Казани большого кара­тельного отряда. Восстание было жестоко подавлено.

Но крестьяне не успокоились. В деревнях распростра­нилось воззвание в форме царского манифеста, якобы по поводу восшествия на престол императрицы Екатерины II. Позднее выяснилось, что его написали дьячок села Крас­ная Горка Иван Козьмин и приписанный к Ижевскому заводу крестьянин Герасим Куликов. В нем указывалось, что крестьяне освобождаются от заводской работы.

Губернская канцелярия направила в селения нарочных в сопровождении солдат. Им поручалось разъяснить, что распространяемый манифест является фальшивым, выя­вить возмутителей и арестовать. Но к губернским послан­никам отнеслись враждебно, недоверчиво. Когда это до­шло до Екатерины II, она разгневалась, сказав, что мани­фест заключает в себе самые пасквильные речи против царской власти. Для усмирения приписных крестьян импе­ратрица немедленно направила на Урал экспедицию во главе с князем Вяземским и генерал-майором Бибиковым.

Волнения крестьян не прекращались. Они вспыхивали то в одном, то в другом селении.

В 1763 году П.И.Шувалов умер. Ижевский и Боткин­ский заводы перешли в казну. К этому времени на Иже была построена плотина, явившаяся одним из крупных сооружений того времени.

Выше плотины раскинулась на многие километры зер­кальная гладь самого большого в то время на Урале за­водского пруда, ниже нее расположились приземистые де­ревянные производственные помещения, ближе к шлю­зам — лесопилка, амбары для хранения готового железа и сторожка. На левом высоком берегу реки расположи­лись кирпичный завод, кузница, заводская контора и око­ло 50 жилых домов.

Завод был построен по образцу лучших железодела­тельных заводов. В него были вложены многолетний опыт и мастерство талантливых уральских умельцев. Академик Паллас, посетивший Камские заводы в 1773 году, признал высокое искусство строителей.

 

 

На молотовой фабрике

 

Ранним июльским утром 1763 года зажглись огни кричных горнов молотовой фабрики. В открытый прорез плотины вода с ревом понеслась по деревянному ларю к водяным колесам. Они натужно заскрипели, завертелись, разбивая струю неудержимой стихии на мириады сверка­ющих брызг. Пришли в движение воздуходувные мехи, раздались глухие удары тяжеловесных молотов.

У горнов стояли старые кричные мастера: Осип Лиси­цын, Елисей Малышев, Михаил Тепляков, Федор Агапитов. Они заготовили первые пуды железа.

Завод быстро расширялся.

Железо выделывалось широко распространенным тогда кричным способом из чугуна. Этот способ возник в нашей стране примерно в 1673 году на Городищенских заводах, ознаменовав собой начало периода замены старого сыро­дутного способа получения железа. С тех пор он подверг­ся некоторым изменениям, нашедшим отражение и на Ижевском заводе.

Однако техника передела чугуна оставалась старой, примитивной, условия труда были тяжелыми. Молотовая фабрика представляла собой приземистый деревянный ам­бар. Окон не было. Свет проникал только через двухстворчатые двери, которые всегда, даже в зимнюю стужу, были открытыми. Амбар покрывала двухскатная крыша с так называемым неостекленным «фонарем», служившим для вытяжки дыма и гари из помещения.

По углам помещения были расположены кричные гор­ны с выводными трубами. У каждого горна находились вододействующий молот с наковальней, два ящичных меха, клещи и тележка для подачи крицы. Пол перед горнами был покрыт чугунными плитами. На площадке высились груды чугуна, подготовленного для передела. Чугун посту­пал с Гороблагодатских заводов, преимущественно с Кушвинского. Летом под палящим солнцем бурлаки тянули бечевой баржи по Каме до Гольян, а потом приписные и вольнонаемные крестьяне перевозили чугун на подводах на завод.

Железо получали тогда путем окислительного плавле­ния чугуна в горне, в непосредственном соприкосновении с топливом. Поэтому в качестве топлива употреблялся дре­весный уголь, не содержащий в себе вредных примесей, которые могут перейти в металл.

Уголь выжигался осенью в ближайшем лесу, в стоячих кучах. Зимой его привозили на завод и складывали в за­речной части плотины. Когда завод обнесли забором, на этом месте сделали проходные ворота, которые получили название «Угольные».

На каждом горне работали три человека: мастер, под­мастерье и работник или ученик, от которых требовались большие физические усилия и сноровка. Работа начина­лась с заправки дна горна. Подмастерье насыпал на него слой угольного мусора, чтобы расплавленный чугун не приставал к донной доске. На мусор накладывали до шес­ти лопаток шлака, а выпускное отверстие заслоняли кирпичом. Потом работник наполнял горн углем и разжигал огонь, а подмастерье пускал дутье через фурму, располо­женную наклонно в верх горна. Когда уголь хорошо разго­рался, в горн давали несколько выше фурмы чугун.

Пока чугун плавился, посаженные в горн куски крично­го железа нагревались до белого каления, поочередно по­давались к молоту и протягивались в полосы. Эту сложную работу выполнял мастер. Проявляя умение и сноровку, он доводил полосы до требуемых размеров и ставил на обоих концах свое клеймо, «дабы ответственность за могущие оказаться в них неисправности падала на него, а не на других».

Когда все куски были протянуты, на дне горна остава­лась твердая масса переплавленного чугуна. Ее перево­рачивали, снова расплавляли и превращали в крицу. Мастер при помощи подмастерья, работника и работав­ших на соседнем горне вытаскивал ее, подавал к молоту, обжимал и разрезал на 5—6 частей.

Мастеровые, преодолевая усталость, изнемогая от жа­ры и дыма, работали с большим напряжением, без отдыха. Обедали не выходя из молотовой, ели то, что принесут из дома. Особенно трудно приходилось на обжиме крицы и протяжке полос. Молот бил ритмично. Его удары зависе­ли от движения водяного колеса. Надо было успеть по­ворачивать многопудовый раскаленный кусок металла. Тут нельзя ни замедлить, ни прервать начатой работы.

Мастеру полагалось приготовить крицу за 9—10 часов, а в месяц выковать 270 пудов железа. Если он делал мень­ше, его обвиняли в «ленстве», ему и подмастерью снижали расценки, заставляли в наказание работать в празднич­ные дни. А чтобы они не смогли самовольно уйти с ра­боты, с ними оставляли и тех, которые «выполняли уроки свои даже с излишеством».

Вечером, когда солнце склонялось к вершинам сосен, раздавалось 50 ударов колокола, висевшего у нарядной избы. Они извещали о конце смены. Мастеровые выходи­ли из полумрачных дымных помещений, усталые, закоп­ченные, с черными лицами. Дома их ждал скудный ужин. За работу платили гроши. За выковку железа мастер по­лучал по три копейки за пуд, подмастерье — в половин­ном размере, а работник — по три четверти копейки. Но и эти гроши не полностью попадали в руки работнику.

Работных людей всюду преследовали штрафы. Если молот сломался, его чинили за счет мастеровых, чтобы они «в бережении молотов поступали осторожно». Потерялся или испортился инструмент — стоимость его взыскивалась с мастера. Получился повышенный угар в чугуне или перерасход угля — вычтут из жалованья. Вышла крица сы­рая — штраф. Опоздал на работу — штраф. Выдали по­жарные ведра — плати за них. Испортились мехи — жди вычета из жалованья. Появился на улице во время цер­ковной службы — пропал дневной заработок. Денег не хватало даже на хлеб. Постоянные недоедания вызывали частые заболевания, увеличивалась смертность.

Мастеровых секли плетьми, палками, кнутом за ослу­шание и непокорность, били за несвоевременную очистку наковальни, за предъявление к пробе неисправного или неклейменого железа и другие малейшие проступки. Каторжная работа, палочная дисциплина выматывали по­следние силы. Более сильные и смелые пытались бежать с завода. Их ловили, заковывали в кандалы, надевали железные ошейники с торчащими отростками, при­ковывали цепью к рабочему месту.

На вспомогательных работах — на подвозке чугуна с пристани Гольяны, заготовке дров для углежжения, тран­спортировке готового железа — были заняты приписные крестьяне. Высылали их на заводские работы в самую страдную пору, не давая возможности справить дела в хозяйстве. Несжатые полосы оставались до поздней осени. Некоторые крестьяне совсем перестали сеять хлеб и при­шли в крайнее разорение и нищету. Приписные должны были, кроме всего прочего, выделять мастеровых на завод, лишаясь наиболее трудоспособной части населения.

Жестокое угнетение, бесправие и произвол самодер­жавно-помещичьей власти порождали среди приписных крестьян и мастеровых возмущение и недовольство, кото­рые проявились в активном участии ижевцев в Крестьян­ской войне, руководимой Емельяном Пугачевым.

 

 

Пугачев на ижевском заводе

 

Шла суровая, метельная уральская зима 1773 года. Приземистые производственные помещения, избы до крыш замело снегом. Трескучие декабрьские морозы сковали толстым льдом пруд. Работать стало невыносимо. Утром работные люди ломами и топорами очищали ото льда за­мерзшие сливные лари и водяные колеса, деревянными лопатами откидывали снег, а потом, усталые, приступали к выделке железа.

Горны дышали жаром. К ним трудно было подойти. А через открытые двери дул холодный ветер.

Как только дошел слух о появлении в Прикамье пуга­чевских отрядов, работы на заводе почти прекратились. Мастеровые и приписные крестьяне вышли из повинове­ния, перестали выходить на работу, «льстили себя надеж­дою быть от заводских работ навсегда освобожденными».

Находившийся в это время на заводе начальник Горо-благодатских и Камских заводов Венцель пытался угова­ривать, запугивать, наказывать сочувствующих Пугачеву работных людей, но бесполезно.

Отряды Пугачева 25 декабря заняли Сарапул и при­близились к Ижевску. Венцель сбежал в Казань. Скрылся и управитель завода Алымов. Хозяевами положения стали мастеровые. Они послали к пугачевцам своих ходоков во главе с приписным крестьянином Андреем Носковым. Посланцы призывали пугачевцев ехать на завод без вся­кого опасения: все мастеровые люди, мол, ждут и хотят встретить их с честью, хлебом-солью.

Рано утром 1 января 1774 года отряд пугачевцев под командой Ю.Кудашева вступил на завод. Его встретили торжественно, с колокольным звоном.

Пугачевцы освободили из заводской тюрьмы работных людей, остановили молотовые фабрики, сожгли контору и долговые бумаги, разгромили дома Венцеля и Алымова, захватили заводские деньги в сумме 8223 рубля и отпра­вили их в деревню Чесноковку к Чике-Зарубину.

Наблюдателем на заводе был назначен шихтмейстер Губанов, которому приказали организовать производство седел, кожи и оружия для пугачевской кавалерии. При­писные крестьяне были отпущены домой. Многие из них влились в повстанческие отряды.

Пугачевцы недолго пробыли на заводе. Они отправи­лись под Уфу, где в это время войска Чики-Зарубина вели тяжелые бои. Андрей Носков организовал из ижевских работных людей большой отряд, который провел ряд боевых операций. 27 января он занял Воткинский завод. Воткинцы с радостью встретили повстанцев. К Носкову присоединился отряд Ф.Шамоты, пришли многие приписные крестьяне. Численность повстанцев увеличи­лась до 1700 человек. Но вскоре отряд в ожесточенном бою у деревни Полозовой потерпел поражение. 25 марта отряд Алымова, двигавшийся из Казани, занял Ижевский завод. Через несколько дней сюда возвратился и Венцель. После некоторого ремонта завод был пущен в ход.

Однако обстановка оставалась напряженной. В конце мая 1774 года в Прикамье проникли слухи о том, что «царь-батюшка идет с пременогим войском на освобожде­ние народа».

Отряды Пугачева двигались в сторону Камских заво­дов. Венцель, ожидая новых боев, вооружил мастеровых и приписных крестьян для защиты Ижевского завода, распорядился сделать рогатки и расставить пикеты, доро­ги, ведущие к заводу, завалить лесом.

Тем временем пугачевцы заняли город Осу и быстро переправились на правый берег Камы, взяли по пути Рождественский завод.

Венцель, узнав о действиях пугачевцев, направил свое войско к Воткинскому заводу, но было уже поздно. 24 июня завод был взят Пугачевым.

Развязка событий наступила около деревни Завьялово. Здесь 26 июня 1774 года Пугачев одержал победу над отрядами Клепикова и Алымова. На другой день он вступил на Ижевский завод.

До нас дошло предание о том, что ижевские работные люди встретили Пугачева с великим почетом, с крестом и иконами. Звонили колокола. При приближении Пуга­чева толпа опустилась на колени. Пугачев, слезая с ло­шади, сказал: «Вставайте, детушки, я ведь не воевода».

Затем он потребовал, чтобы «перед его ясны очи» привели администрацию завода и стал расспрашивать ра­ботных людей, на кого из них имеется жалоба. Больше всего жалоб поступило на полковника Венцеля. Суд и расправу Пугачев вершил быстро. Венцеля четвертовали, управителя Алымова и его брата повесили.

Пугачев пробыл здесь два дня, освободив приписных крестьян от подушной подати в течение семи лет и от недои­мок за все прошлые годы. Завод был сожжен. Многие работные люди влились в пугачевское войско и двинулись с ним на Казань.

После поражения Пугачева под Казанью приписные крестьяне и мастеровые еще долго оказывали сопротивле­ние карателям, посланным в деревни заводской админи-ст­рацией. Мастеровой завода Егор Слотин, возвратившись домой в Рождественскую волость, организовал отряд из бежавших с ним работных людей и призывал крестьян не подчиняться распоряжениям заводской администрации, не платить подать, не отдавать рекрутов и не приступать к заводским работам.

В волость пришли каратели под командой молотового мастера Опалева и стали арестовывать работных людей за нежелание идти на завод. Слотинцы, вооруженные копьями, саблями и дубинами, напали на квартиру Опа­лева, избили его и возили по деревням, поднимая крестьян на восстание. Вся Рождественская волость перестала по­виноваться заводской администрации.

Прибывшему на завод новому управителю Васи­лию Раздиришину удалось подавить движение лишь в 1775 году. Над участниками восстания учинили жесто­кую расправу. Егора Слотина предали суду «яко главного во всем показанном зачинщика» и приговорили к смерт­ной казни, которая была заменена наказанием: «высечь оного Слотина кнутом, дав 50 ударов, и урезать ему одно­го уха, сослать на Ижевский завод в тяжкую работу».

Два года длилась Крестьянская война. Приписные крестьяне и мастеровые Ижевского завода, окрыленные надеждой избавиться от заводской каторги, активно сра­жались в рядах пугачевцев. Они пережили радость побед, горечь поражения и ужасы царской расправы. Сказы и легенды о событиях этих грозных лет передавались из по­коления в поколение.

 

 

Опять все по-старому

 

Во время пугачевского восстания заводские здания сгорели. На месте деревянных молотовых амбаров оста­лись лишь обугленные груды развалин и опаленные осто­вы кричных горнов. Прорезы плотины были разрушены, и почти вся вода из пруда ушла. Огромный водоем пред­ставлял теперь собой просто широкий разлив реки с ме­лями и островками, какой бывает в весеннее половодье.

В рабочем поселке стало безлюдно. В немногих уце­левших от пожара избах остались только те, кому некуда было бежать. На проселочных дорогах стояли виселицы — страшные свидетели жестокой расправы.

Поздней осенью 1774 года под конвоем привели пер­вые группы убежавших с завода мастеровых и приписных крестьян. Начались строительные работы. За зиму восста­новили деревянные части плотины, возвели срубы произ­водственных помещений, отремонтировали горны.

И снова в долине Ижа раздались глухие удары тяже­ловесных молотов. По заезженной, разбитой глубокими колеями дороге на Гольяны потянулись обозы с металлом.

В 1782 году завод перешел в ведение Вятской казен­ной палаты, при которой потом была учреждена горная экспедиция. Берг-коллегию упразднили. Но в составе казенной палаты не было специалистов, которые могли бы квалифицированно направлять производственную дея­тельность завода. Необходимые ресурсы на развитие тех­ники не выделялись. Производство не совершенствовалось. Оставались те же дымные, сумрачные помещения, кричные горны, вододействующие молоты.

Особенно трудной и тяжелой была выделка якорей. Они изготовлялись по частям. Вначале делали цевье. Бра­ли необходимой длины куски четырехгранного и полосо­вого железа, складывали их в пучок, скрепляли железны­ми обручами и проваривали в горне. Затем, вынув из горна, пересыпали речным песком и проковывали молотом с широкой боевой частью. Таким же способом сваривали рога. К ним приваривались лапы. Отдельно ковалось и кольцо. Якоря весили от 60 до 250 пудов.

Испытывали готовые якоря на плотине. В заречной стороне плотины устанавливалась вышка из толстых бре­вен. На вершине ее крепился бревенчатый блок. Через него протягивали пеньковый канат, верхний конец кото­рого привязывался к вороту, а нижний — к якорю. Рабочие вручную вращали ворот, канат наматывался на него, и якорь поднимался на высоту 8—10 метров. Затем якорь отцеплялся и падал на камни. Если на нем не обнаружи­вались поломки или изгибы, то он считался прочным.

В 1796 году завод вновь перешел в ведение восстанов­ленной Берг-коллегии. Возвращение в Горное ведомство оживило его деятельность.

Ижевские мастера уже тогда изготавливали металл высокого каче­ства. Он шел во все концы России, применялся при строи­тельстве Зимнего Дворца в Петербурге и реконструкции Московского Кремля. Много кричного железа вывозилось за границу — в Англию и другие страны. Иностранные купцы охотно брали металл, изготовленный на берегу Ижа.

 

 

Железоделательный и оружейный

 

Вскоре на берегу Ижа произошли большие перемены. Они были связаны с обострением международной обста­новки, вызванной активными действиями наполеоновских войск в Европе.

Чтобы обеспечить возросшие потребности армии в руч­ном огнестрельном оружии, царское правительство реши­ло построить еще один оружейный завод. Строительство его было возложено на обер-бергауптмана 4-го класса А.Ф.Дерябина, видного деятеля горного дела начала позапрошлого века.

Андрей Федорович Дерябин — сын бедного священ­ника в Гороблагодатском округе Пермской губернии. В 1790 году он окончил Высшее горное училище, получил чин берг-гешворина и был определен на службу на Hepченские горные заводы. Вскоре его направляют за грани­цу, где он знакомится с немецкими, французскими и ан­глийскими рудниками, горными заводами и фабриками. После возвращения из-за границы Дерябин назначается членом Берг-коллегии, а спустя три года — главным на­чальником Гороблагодатских и Пермских заводов.

В 1804—1806 годах он принимает деятельное участие в комитете по рассмотрению проекта нового Горного поло­жения, составленного на основании его доклада и особых донесений по этому вопросу. После окончания этой рабо­ты Дерябин получает должность главного начальника Гороблагодатских, Камских, Богославских заводов и уп­равляющего Дедюхинскими соляными промыслами.

Хорошо зная работу уральских железоделательных за­водов, он определил, что самым лучшим и удобным местом для нового оружейного завода может служить Ижевская молотобойная фабрика. Здесь было изобилие воды в заводском пруду, значительное количество лесов для по­строек и выжига угля, привлекали удобство получения самых лучших металлов для оружия без дальнейшей перевозки их, обширность места для населения и многие другие преимущества.

В летний солнечный день 10 июня 1807 года на завод­ской плотине отслужили молебен, затем была открыта оружейная контора. А через несколько недель по лесным ухабистым дорогам Прикамья к Ижу потянулись одна за другой колонны рекрутов. Более 4800 их было назначено на работу на завод вместо отбывания солдатской службы.

В это же время в Ижевский рабочий поселок прибыли иностранные мастера и мастеровые с других уральских заводов. Такого скопления людей здесь еще не было. Они разместились в казармах, в тесных избах жителей посел­ка. Часть рекрутов за неимением квартир Дерябин напра­вил на другие заводы его ведения.

Поздней осенью в долине Ижа снова, как и полвека назад, зазвенели пилы, застучали топоры, возводились производственные здания и другие строения. Почти за один год были возведены деревянные здания для заварки стволов, изготовления замков, ружейных приборов и дру­гие. По инициативе Дерябина было организовано инстру­ментальное дело, построена фабрика для цементования стали.

Вся производственная деятельность железоделатель­ного завода была направлена на выпуск высококачествен­ного металла, удовлетворявшего требования оружейного производства. Были составлены планы и сметы на строи­тельство новых зданий и развитие производственных мощ­ностей, рассчитанных на выпуск 40—50 тысяч ружей и 90 тысяч пудов железа в год.

По проекту талантливого архитектора Семена Емельяновича Дудина начали возводить каменные здания: глав­ный четырехэтажный корпус с башней — центр заводско­го фасада и примыкающие к нему с обеих сторон трех­этажные здания для оружейного производства. Позади них закладывалась большая кричная фабрика, вместо старой, которая, по свидетельству инспектора Ижевских заводов полковника Грена, «оказалась во всех частях ветха, сгнила и ежечасно угрожает опасностью от пожара и вовсе грозит разрушением. Машины от долговременного их употребления пришли в такое положение, что не заслу­живают починки».

Ижевские мастера, имевшие к тому времени большой опыт, выделывали железо лучшего качества по сравнению с железом других уральских заводов. В 1826 году оно стало поставляться на Тульский, а затем и Сестрорецкий оружейные заводы.

В связи с этим вновь принимаются меры к расширению кричного производства. Древние клинчатые мехи, действующие с начала основания завода, заменяются воздуходувными цилиндрическими машинами. Для подачи крицы из огня под молот устраиваются дере­вянные ворота.

Одновременно появляются и другие производства. В 1814 году на заводе была построена деревянная чугуно­литейная мастерская с воздушной печью и сушилом, соору­жено каменное одноэтажное здание сталеделательной фабрики.

Несколько позднее была применена одноручьевая мо­лотовая штамповка мелких оружейных деталей на штам­повальном станке.

Наряду с развитием железоделательного производ-ст­ва совершенствовались и способы обработки металла. Видную роль в этом сыграл выдающийся техник-изобре­татель Л.Ф.Сабакин, работавший в 1806—1813 годах на Камских заводах.

Лев Федорович Сабакин с юношеских лет имел склонность к механическим занятиям, за изобретение оригинальных астрономических часов он был командирован в Англию для приобретения дальнейших познаний по части механики. Здесь он неоднократно встре­чался с известными английскими механиками М.Болто­ном и Д.Уаттом. За время пребывания в Англии Л.Ф.Са­бакин изобрел несколько машин, в том числе машину для подъема воды паром. С 1800 года он работает механиком в Главном управлении заводов в Екатеринбурге. Ему была поручена реконструкция Монетного двора. Здесь он создает мастерскую и небольшой музей. В 1803 году Л.Ф.Сабакин с помощью своих учеников начал изготов­ление паровой машины — первой на казенных заводах Урала.

Встретившись с Дерябиным, Сабакин согласился по­ехать на Камские заводы, где проработал вплоть до своей кончины в 1813 году. Будучи уже в преклонном возрасте, выдающийся механик изобрел более совершенную шусто­вальную машину, которая была установлена в 1811 году на оружейном производстве.

Завод расширялся. Значительно возросло количество машин, которые приводили в движение более 60 водяных колес. Можно представить себе, сколько воды расходовалось. В связи с этим начала ощущаться острая нехватка гидроэнергии.

В 1812—1824 годах плотину удлинили на 35 сажен, расширили на одну сажень и подняли ее высоту. Одновре­менно перестроили весняшные прорезы, первый ларевой прорез, кричный ларь, проложили водопроводные трубы, сделали канавы и кожухи. В 1835 году на проезжей части плотины устроили каменное шоссе с водостоками и тро­туары для пешеходов.

 

 

Публикуется  по изданию:

Фомичев А. Ижевская сталь. Ижевск: Удмуртия, 1977