— Сергей, уже четыре часа утра, — негромко сказал отец, — вставай, на рыбалку опоздаем. И уплывут твои карасики, куда глаза глядят и плавники шевелятся.

Теплая подушка манила к себе, одеяло ласково обволакивало. Так не хотелось просыпаться, умываться студеной водой из колонки и идти на речку. Хотелось смотреть сны про подаренную на день рождения железную дорогу и снежную зиму, пахнущую Новым годом, мандаринами и елкой.

— Вставай, тюлень!.. — хохотал отец.

Он выглядел очень бодро и молодо, в клетчатой сине-зеленой рубахе с коротким рукавом, джинсах, купленных по великому блату (что означало это слово, Сергей не знал, но часто слышал его от взрослых). Весело насвистывая песенку щегла, он скрипел половицами и пил душистый индийский чай из эмалированной кружки.

Сережа поежился, зевнул и зашлепал босыми ногами к двери. Выбежал в сени, поймал солнечного зайчика в ладошку, зажал его крепко-крепко и побежал на улицу — мимо грядок с викторией, мимо сарая с соседским мотоциклом, мимо клетки с кроликами — к туалету, похожему на большой скворечник. Сделав свои дела, он понесся к умывальнику, хлюпая задниками сандалий. Умывальник походил на голову Железного Дровосека из книжки про девочку Элли и волшебные туфельки. Первые капли упали на руки, душистое земляничное мыло вспенилось и защипало глаза. Белая ленивая гусеница зубной пасты из тюбика с мультяшными героями «Ну, погоди!» лениво улеглась на щетинку зубной щетки. Раз-два-три — и зубы почищены.

Улыбаясь солнцу и летнему великолепию, мальчик побежал по скрипучей лестнице наверх, на кухню. На столе его уже ожидал стакан земляники, теплый чай с молоком, хлеб, масло и плавленый сырок «Орбита». Сытный завтрак для настоящего мужчины. Так завтракал отец, и Сергей очень хотел походить на него, хотел быть таким же сильным и смелым, пускать сигаретный дым из носа, ходить на рыбалку и любить маму.

— Через пять минут отправляемся в поход, собирайся и не забудь взять с собой припасы. — Отец вышел на крыльцо (видимо, покурить).

Сергей, от усердия сопя носом, принялся собирать «припасы». Положил в сумку из-под противогаза пакетик с хлебом, вареный картофель, коробочку с грузилами и крючками. Положил футболку (на всякий случай), коробок спичек, кусок бинта и йод (мама просила всегда брать с собой йод: если порежешься, им можно про-де-зин-фи-ци-ро-вать рану). Застегнул рубашку в мелкий горошек на все пуговицы, заправил ее в шорты. Подошел к кровати, где спала мама, осторожно поправил краешек одеяла и, стараясь не скрипеть половицами, вышел за дверь. В сенях пахло сигаретным дымом. Иногда он был немножко сладким, иногда от него чесалось в горле. Вышел на крыльцо. Отец уже стоял с удочками и небольшим ведерком с червями. Ведерко было темно-синим, на нем нарисовано желтое улыбающееся солнце и лев из мультика «Каникулы Бонифация». Мультфильм очень нравился Сергею. Там лев, который тоже любил рыбачить, никак не мог поймать золотую рыбку, потому что всё время показывал детям трюки и фокусы. Это было самое настоящее жестяное ведро, с металлической ручкой. Мальчик любил его переворачивать вверх дном и стучать в «барабан», как стучали в тамтамы настоящие африканцы из передачи «Кинопутешественники». Он очень любил смотреть телевизор, но цирк, пожалуй, любил больше. Любил зверей и клоунов, боялся львов и почему-то лилипутов — было в них что-то пугающее и необычное.

— Ну что? Пошли? — Сережа подошел к отцу, вложил свою ладошку в его сильную ладонь, и они зашагали к пруду.

Идти предстояло долго, через две улицы и парк. В парке было полно комаров. Перед тем как войти в парк, папа достал из кармана бутылочку с «тройным» одеколоном. Отец и сын по очереди натерли шеи и руки друг другу. Комары, видимо, боялись одеколона и кусали меньше.

Пруд. Сергей очень любил воду. Мог часами сидеть у воды и смотреть, как волны смывают прибрежный песок. Отец наживил червяка на крючок. Сергею было жалко червяка, смешно извивающегося, похожего на шнурок от кед.

— Пап, а червяку больно?

— Наверно, больно, сынок.

Отец вручил Сереже удочку. У него была своя собственная удочка. Легкая, удобная. Из бамбука. Этот кустарник растет в Индии и вырастает по десять сантиметров за день — об этом ему рассказала мама. Она любила своего сына и часто покупала ему книжки в магазине со стеклянными витринами. В книжках были большие картинки и много приключений.

— Нужно прикормить, Сережка, давай сюда хлеб. — Отец улыбнулся и расстегнул рубаху.

Сергей замешкался и опрокинул сумку на траву. Пакет с хлебом выкатился и смешно плюхнулся в воду.

— Эх ты, тюлень, — укорил отец, но не рассердился, сказал это улыбаясь, смеясь.

Сережа быстро подобрал пакет и принялся крошить хлеб, ругая себя за неловкость и нерасторопность. Он очень не любил, когда папа сердился на него.

Отец резко взмахнул рукой, и крошки хлеба, смоченные водой, полетели в воду. Словно дробь, они с легким шлепаньем решетили гладь утреннего пруда.

— Ну вот, теперь можно и закидывать наши удочки.

У отца было огромное телескопическое удилище из голубого пластика, очень тяжелое, и Сергей, когда брался за него, всё время боялся его уронить. У папы был белый поплавок из гусиного пера с красными метками (папа нанес их с помощью маминого лака для ногтей), у Сергея — из кусочка пенопласта и спички. Папа закинул свою удочку, помог Сергею. Присев, отец и сын стали ждать, когда начнутся поклевки.

Сережа до этого был на рыбалке всего два раза. В первый раз он ничего не поймал, во второй ему посчастливилось вытащить маленькую рыбку, покрытую серебряной чешуйкой. Папа назвал ее «карасиком». Сереже стало жалко рыбку, и он отпустил ее в воду.

Припекало. Мальчик сбросил с себя рубашку и сандалии, и они с отцом подставили спины августовскому солнцу. Глаза начали немножко уставать от постоянного напряжения — сотни солнечных зайчиков рябили в них и устраивали гонки. Мальчик улыбался им и подмигивал.

— Сергей! Ты чего ждешь? Тащи давай… У тебя же клюет! — голос отца вырвал мальчика из сладкого оцепенения и дремы.

Сергей засуетился, рванул удилище что было силы. Рыбка вылетела из воды, как маленькая серебряная ракета, и тут же шлепнулась обратно.

— Сорвалась, — сказал отец. — Ничего страшного, сынишка! Мы с тобой еще тысячу поймаем.

Он подмигнул и принялся катать из хлеба и картошки упругие лепешечки. Из каждой лепешки потом лепились горошины. Их насаживали на крючки.

Солнце медленно поднималось всё выше и выше. Совсем скоро оно вылезло на середину неба и принялось жарить что есть силы. Рыба перестала клевать вовсе. Мальчик аккуратно смотал леску, отряхнул удилище от воды, всадил крючок в поролоновую пробку. Ведерко, наполненное водой и осокой, приятно оттягивало руку. Там плескались караси. У Сергея сегодня был праздник — он поймал целых пять серебристых увесистых рыбок. Ни одна больше не сорвалась, не упала в воду, не зацепилась за водоросли.

Стоял чудесный день. Первое августа. У мамы был день рождения, и Сережа шел домой довольный. В одной руке он нес ведерко, другой держал папу за руку. А дома его ждала мама, и он нес ей подарок, настоящий взрослый подарок.

 

«Сергей Александрович, Сергей Алек…» — закричала медсестра Нина в белом халатике. Приборы и датчики, регистрирующие импульсы сердца, тревожно запищали. Человек с седыми волосами лежал на больничной койке. Он улыбался и смотрел прямо в потолок. Он часто вспоминал тот жаркий августовский день, когда поймал пять карасей и подарил их маме. Тогда он был счастлив, как никто другой на Земле. Всегда, когда ему было плохо, он вспоминал этот день. Это была его дорога в детство, ведь когда мы дети, мы счастливы и беззаботны. И у каждого из нас есть своя дорога в детство, где нет старости…