* * *

В театральной жизни шаткой,

жизни зыбкой, жизни злой

есть и скрипка, и лошадка,

и фонарик подвесной.

 

В театральной жизни дышат

едкой пылью золотой

и шаги глухие слышат

в ночь на лестнице пустой.

 

В этой жизни театральной

останавливаю взгляд —

за поверхностью зеркальной

черный видится квадрат.

 

Как в шкатулке музыкальной,

скрыт ажурный механизм

сложной жизни театральной.

Только есть ли эта жизнь?

 

Там в шкатулке — город Вятка,

золотая пыль со мной,

деревянная лошадка

и фонарик расписной.

 

* * *

Иду и думаю:

откуда так метет

песчаной поземью? Откуда тот,

который непрекращаемою поступью по следу

идет, украдкою смекая путь короткий?

 

Пустынных дуг смыкающийся круг

откуда тут, —

где стен перегородки?

И скорее от

ветра люди ждут ответа,

и дует в дудку и лютует ветр,

но все-таки скорее будут утки на пруду,

чем бурь песчаных мертвые закрутки.

 

А люди за продуктами идут

и, продуваемые ветром, ждут простуды,

друг друга будят в будни и идут

куда-нибудь — не до недуга им.

А все трущобы, трубы, с деньгами туго,

трескаются губы, искрит проводка,

 

и скорее от

задуманного отступить готовы, но не тот,

который потупил очи вкрадчиво и кротко.

Песчаной поземью откуда-то метет. И чуда

никто не ждет. А Он идет

и думает: один из вас Иуда.