18 мая этого года Григорию Юрьевичу Рубинштейну исполнилось бы 70 лет. До своего юбилея он немного не дотянул. Он, который написал несчетное количество поздравлений, юбилейных од, посланий к дням рождения — всего того, что настоящие поэты серьезной продукцией не числят, так и не дождался стихов к своей круглой дате.

По роду своей деятельности Григорий Юрьевич был, казалось бы, куда как далек от всякой поэзии (много лет трудился в Удмуртгеологии и занимался разведкой нефти). Но подлинной его страстью являлось слово. Его хорошо знали в редакциях республиканских газет, он был членом Союза журналистов.

Как человек остроумный, с уклоном в сарказм, более прочего ценил игру понятий и смыслов, иронию и каламбур. Из тех же соображений ненавидел словесный штамп во всех его проявлениях. Легко и охотно разменивался на пустяки и безделки, стихи на случай — эпиграммы, экспромты и прочие поэтические забавы. Хотя игрушка, пусть даже и прелестная, всё равно остается игрушкой.

После смерти Григория Юрьевича появилась его книжка под названием «Суета сует» — сборник, изданный дочерью. Изданный самиздатом, для узкого круга друзей и близких. Собранные «под одной крышей», стихи неожиданно явили нам значительного и интересного поэта, который, что редко случается, с каждым годом писал всё сильнее. Перед нами предстал глубокий и пронзительный лирик со своей особой интонацией, где сквозь печаль постоянно мелькает тень улыбки, выраженная в неожиданной рифме, смене темпа, самой технике стиха.

Стоит добавить, что Рубинштейн прекрасно переводил, его переводы Флора Васильева по праву одни из лучших.

Как всякий автор, он мечтал увидеть свои произведения напечатанными, жаль что этого не случилось при его жизни. Отдавая дань его памяти, мы предлагаем читателю подборку стихов Г.Ю.Рубинштейна разных лет, малую часть его поэтического наследия.

 

ЯНВАРЬ

 

Мороз сечет, неотразим,

И днесь его довлеет злоба.

Уже шестой десяток зим

Торю дороги сквозь сугробы.

 

Жестоко. Стыло. Холодно.

Как много тьмы и мало света.

А лето было лишь одно.

Короткое скупое лето.

19.01.89

Крещение

 

* * *

Когда бывает очень жутко,

Когда совсем невмоготу,

Бывает, помогает шутка,

И я держу ее во рту,

Заместо дорогой таблетки,

Которой нету никогда,

На удивление соседки:

— Ну, вы сегодня хоть куда!

15.07.97

 

* * *

По рыбам, по звездам

проносит шаланду,

три грека в Одессу

везут контрабанду…

Э.Багрицкий

 

…Когда-то —

Вы слышали эту баланду? —

Два грека в Одессу

Везли контрабанду.

Сквозь Черного моря

Кипящую ярь

Везли они старый

Потертый букварь,

Тюки на корме

Попирая ногами,

В которых и перья,

И тушь, и пергамент,

Священных писаний

Весь фонд золотой

И амфоры с влагой

Эллады густой.

Чтоб русские знали

Про «аз» и про «буки»,

Чтоб все научились

Записывать звуки,

Чтоб даже мальчишка,

Чья жизнь — благодать,

Умел свою юную

Мысль записать.

Да будет «письмэнным»

Сей край еретицкий!

А позже в Одессе

Родится Багрицкий,

Найдет Паустовский

Свой временный кров,

И будут Катаев,

И Ильф, и Петров…

Ай, греческий парус!

Ай, Черное море!

Написано «поц»

На одесском заборе.

А кто это чудо

Для нас сотворил?

— Нормально, Мефодий!

— А-ат-лично, Кирилл!

24.05.99

День святых Кирилла и Мефодия —

Праздник славянской письменности

 

* * *

Страна намеков и доносов,

Страна советов и наветов,

Где у матросов нет вопросов,

У адмиралов — нет ответов,

Где промысел зачахнул божий,

Где все — не против и не за

И образ жизни не похожий

Ни на какие образа.

19.07.97

 

* * *

Я до смерти люблю бумагу.

Возьму нетронутый листок

И сам на нем строкою лягу,

Весь протянувшись поперек.

 

Хоть ревматически, хоть криво,

Но всем понятный оттого,

Что не придуманное чтиво,

А весь — живое естество.

 

Сажаю буквицы, как семя, —

Святой кириллицы резьба.

И прорастет живое время,

Татарник — горькая судьба.

Сент.-окт. 1997

 

* * *

Сквозь бокал, сквозь женский силуэт,

Сквозь уснувшей стрекозы крыло

Должен мир разглядывать поэт,

Улыбаясь детски и светло.

А в бокале должен быть мускат,

Силуэт, конечно, будет твой.

Стрекоза с утра влетела в сад,

Как цветок светящийся живой.

Вот как должен жить большой поэт

С небом и собой наедине.

 

И, конечно, не читать газет,

И не видеть ничего в окне.

20.07.97

 

* * *

Весенний клен заптичен, засиничен,

Он на рассвете трепетно звенит

И, оставаясь деревом на вид,

Одушевлен и даже эротичен.
Он весь с утра до вечера поет,

Сережками звеня, как бубенцами,

Его зеленый, в сто оттенков свод

Заплодоносит юными птенцами.

А когда лето вырастит свой сад,

Когда сомкнется крон густая пена,

Плоды не упадут — они взлетят.

И это будет необыкновенно.

18.06.97

 

* * *

Дождь шуршит, настойчиво и вкрадчиво,

Шелестя по осенним крышам.

Значит, быть не могло иначе,

Раз уж так уж оно всё вышло.

Днем и ночью небо сочится

Мутноватой тяжелой влагой,

И не спится, и не лежится,

Снова встану и снова лягу.

Затянувшаяся немилость,

Затянувшаяся тревога.

Отчего всё не так случилось,

Всё не так, всё не слава богу…

1997

 

* * *

Мой голос был тверже металла,

Твой голос был чист, как кристалл.

И ты предо мной трепетала,

И я пред тобой трепетал.

 

Нас время по-своему лепит,

По-своему пишет портрет,

И этот загадочный трепет

Продлился до старости лет.

 

Загадочны люди и вещи,

Загадка — прилив и отлив…

Звони. Мы еще потрепещем,

Пока позволяет тариф.

Ноябрь 1998

 

* * *

Душа замрет и канет в бездну,

Где ни просвета, ни огня.

Я из числа живых исчезну,

Как будто не было меня.