ЗВЕРОБОЙ

Первая часть

 

Путешествуя по горной стране Афганистану, английский пилигрим Ферер записал в своем походном блокноте: «Иностранец, которому случится попасть в Афганистан, будет под особым покровительством неба, если он выйдет оттуда целым и невредимым и с головой на плечах».

 

Буквально перед самым выполнением задания его вызвал к себе командир противодиверсионного отряда майор Звягинцев и, смотря ему прямо в переносицу, сказал:

— Мичман, проводим тест на выживаемость — это первое. Второе — надо скрытно, незаметно выйти на базу ракетчиков и там наследить. Особое внимание приказываю уделить охране: по периметру видеонаблюдение, сигнализация срабатывает от любого шума, дальше сетка под высоковольтным напряжением. О том, что мы проводим операцию, они знают, это усложняет твою задачу. — Он достал из стаканчика остро отточенный кохиноровский карандаш и провел по карте прямую: — На всё отводится ровно неделя. Спецназ ракетчиков будет тебя искать, они наверняка выставят оцепление. — Майор провел вокруг базы круг. — Дальше контроль с воздуха. Пойдешь один, из оружия только нож. Тайга в это время прокормит, на открытые участки не выходи. Задача понятна?

Мичман еще раз внимательно посмотрел на карту, прикинул, что предстояло идти только на север. Ресницы сомкнулись, и глаз, будто линза фотоаппарата, спроецировал в мозг рельеф местности и короткий путь: прямая — это кратчайшее расстояние между двумя точками.

 

* * *

Проснулся Самохин оттого, что рыжий солнечный лучик, пробив себе путь сквозь ветки кедра, буравил его глаз. Он шел по тайге уже шестые сутки. Первое время донимал голод. Приходилось на короткое время останавливаться, чтобы сорвать кисть-другую кислого винограда или бросить в рот горсть дикой смородины. Он двигался по тайге тихо, не оставляя за собой следов, аккуратно разводя руками ветки кустарника.

Единственное, что его беспокоило и постоянно напоминало о себе, — это табак, точнее, его отсутствие. Самохин поскреб пальцами в правом кармане, где он по обыкновению носил пачку сигарет. Под ногти забилось немного коричневых крошек табака. Он, жадно раздувая ноздри, втянул запах, даже голова закружилась от желания закурить.

Почувствовав, что тело приобрело прежнюю силу, Самохин потянулся так, что кости в суставах хрустнули.

— Да, брат, пора! — то ли вслух, то ли про себя сказал он. Поправив зеленый маскхалат, сделал шаг вперед, и тайга поглотила его сухую фигуру. Северный ветер гудел верхушками деревьев, они скрипели, издавая глухие, жалостливые стоны, иногда похожие на плач младенца.

Чтобы скрыть следы, Самохин прошел через прибрежные кусты и шагнул в быстрый и светлый ручей, из-под ног брызнула небольшая стайка серебристых рыбок. Он поскользнулся на круглом камне и, балансируя руками, стоял несколько секунд, чтобы не упасть в студеную воду. Цепляясь за кусты, вышел на полкилометра вверх по течению, начерпав полные сапоги воды. Скрывшись в плотном подлеске, на короткое время остановился, чтобы вылить воду из сапог. Его наметанный глаз увидел едва заметный в высокой сочной траве след кабарги. В этих местах браконьеры били зверя из-за его глупой доверчивости: он подпускал человека с ружьем на несколько метров.

 

* * *

Самохин вспомнил, как попал в противодиверсионный отряд. В тот год выдался небывалый урожай кедра. Лето щедро одарило тайгу. На южном склоне сопки бил звонкий родничок, начиная свою стремительную жизнь под большим, обросшим мхом валуном. В своем быстром беге он успел сделать канаву, которую размывали осенние дожди. Внизу образовалась большая грязевая лужа, вода в ней в солнечную погоду прогревалась, на ее поверхности отражались облака. Туда-то и повадились ходить дикие свиньи — полакомиться желудем, кедровой шишкой да поваляться в теплой грязи.

Ублажить высокого гостя из Москвы решили охотой. Дорога, по которой они ехали, резко оборвалась у подножья сопки. Генерал вышел из переднего вездехода, достал из серебряного портсигара папиросу, смял ее по привычке в пропеллер. Один из военных услужливо поднес огонек зажигалки.

— Товарищ генерал, перевалим через эту сопку, а кабанчик уже там, ждет нас, — услужливо проговорил организатор охоты. Вид у него был как у болотной птицы, и ноги он сгибал будто цапля. Облик дополнял длинный острый нос. Такому прикажут лететь, он и полетит. Генерал обладал тучной фигурой штабного начальника, привыкшего отдавать приказы. Пройдя немного вперед, через плечо коротко бросил:

— Кто со мной пойдет?

«Цапля», быстро преодолев дистанцию, вырос перед генералом:

— Самохин пойдет. Он лучший стрелок, белку в глаз бьет, надежный человек. А мы пока здесь стол накроем, всё как положено, чин-чинарем.

Генерал покрутил пальцем около его лица и с усмешкой процедил:

— Смотри у меня, майор. Если зверя не будет, ты у меня вместо него встанешь. Понял?

И он, тяжело ступая, стал подниматься на сопку. Скоро генералу стало жарко, бронхи свистели, он расстегнул пуговицу у ворота, но воздуха всё равно не хватало. Остановился у ели, оперся рукой о ствол со смоляными потеками. Глубоко, с хрипом дышал, платком вытирая красное лицо, складки кожи на затылке набрякли и лежали на воротнике камуфляжа.

Самохин стоял недалеко, насколько позволяла служебная дистанция между мичманом и генералом. Он держал генеральский карабин, свой висел на плече. С трудом взобрались на крутой склон сопки.

Сверху, с высоты птичьего полета, открывался изумительный вид. Солнце висело в небе раскаленным шаром. Теплый воздух дул издалека, со стороны океана, неся с собой запах водорослей. И стояла тишина, абсолютная, почти пугающая.

 Они спустились вниз. Самохин подошел к большому дубу, в коре застряли клочки шерсти.

— Кабаны тут совсем недавно были, скоро вернутся, свинья без грязи никак не может, — высказал он свое предположение. — Надо идти в укрытие. — Он показал рукой на поваленную ветром сосну.

Охотники заняли удобную позицию за корневищем упавшего дерева. Через несколько минут верхушки папоротника зашевелились, и из него вышел секач, оглядел всё вокруг маленькими глазками, низко опустив голову и похрюкивая. Загнутые желтые клыки его стерлись от возраста. Убедившись, что всё спокойно, вожак призывно хрюкнул, и стадо смело пошло к грязевому озерцу.

Все ждали выстрела генерала. Самохин присматривался, в какую свинью ему стрелять. Выстрел разорвал тишину. Эхо ушло между сопок. У вожака передние ноги подломились в суставах, и он ткнулся пятачком в рыхлую землю. Охотники стреляли в самок, те, пронзительно визжа, бросились в заросли папоротника. Две самки лежали на боку, у одной конвульсивно дергались ноги.

Генерал вышел из своего укрытия, не спеша направился к секачу. Тот вдруг очнулся от предсмертного сна, вскочил и, выставив клыки, бросился вперед, стремительно сокращая дистанцию между собой и генералом. Всё могло закончиться трагедией. Самохин вскинул карабин и выстрелил в голову кабану. Тот по инерции пробежал еще немного и ткнулся в генеральский сапог. Красное лицо начальника налилось синевой. Он лихорадочно искал в кармане таблетки, быстро бросил одну под язык. Стоял, ждал, пока начнет действовать лекарство. Переведя дух, обратился к Самохину:

— Спасибо тебе, считай, что спас меня, не то висел бы я на его клыках. — Потом грубовато спросил: — Как фамилия? Переведу тебя в Москву служить в роту охраны. Спасибо еще раз. — И протянул Самохину руку.

Накрыли стол, на костерке дымились шашлыки, расточая ароматные запахи, так что слюнки текли. Генерал налил в алюминиевую кружку темный, с терпким запахом коньяк «Самтрест», поиграл широкими скулами, сказал:

— Смелые у тебя люди, полковник. Не растерялся Самохин. Молодцом. Ну, будем здоровы!

Чокнувшись с высоким гостем, все выпили и с аппетитом вцепились зубами в немного жестковатое, пахнущее дымком мясо.

— Самохин, подойди сюда, — позвал полковник, махнув призывно рукой. Самохин, тушуясь и отводя в сторону глаза, подошел к столу, за которым сидели старшие офицеры во главе с генералом.

— На, выпей! — генерал протянул ему кружку с коньяком. — Разрешаю нарушить устав. Вообще, вот тебе от меня подарок. — Он снял с руки браслет с часами «Сейко». — На, носи.

Самохин, чувствуя неловкость, стоял, краснея от внезапно обрушившегося на него внимания. Генерал спросил:

— Ну так что, поедешь со мной в Москву? Посмотришь столицу на семи холмах. Отслужишь, в институт тебя определю. Решай, а то поздно будет.

Самохин смешался, не зная, что ответить, лихорадочно раздумывая о дальнейшей судьбе.

— Не было ни гроша, да вдруг алтын! — усмехнулся он наконец и, отрицательно качнув головой, тихо добавил: — Разрешите остаться здесь.

У генерала на мгновение застыло лицо — не привык, чтобы у других было свое мнение.

— Ладно, не хочешь, значит… Полковник, переведи его в противодиверсионный отряд «Дельта», там хорошие стрелки нужны.

 

* * *

И вот он в отряде. Первое боевое задание — проверка на выживаемость в условиях арктической тундры.

Самолет летел на север. В небольшом салоне их пятеро. Десантировавшись, они должны были встретиться в определенном месте. Бочки с питанием для них разбросали по тайге. Через час показалась долина среди холмов. Командир достал из планшета карту и, тыкая пальцем, показал точку встречи. Это было зимовье оленевода. Под потолком загорелась красная лампочка. Командир сложил карту и посмотрел на штурмана:

— Пора, говоришь? На подлете? Самохин, ты готов? — Он открыл дверь, и в салон ворвался упругий арктический ветер, внизу была видна гладь кристально чистого снега.

Самохин подошел к проему, напомнил себе, на какой секунде дернуть кольцо парашюта, и почувствовал толчок в спину. Сразу провалился в воздушную бездну. Купол парашюта раздуло ветром, и Самохина стало сносить в сторону.

Приземление было не совсем удачным. Он достал длинный нож и стал обрезать стропы. Правая нога не хотела отталкиваться от снежного наста, боль простреливала ее и уходила куда-то внутрь. Идти было невозможно.

К вечеру поземка усилилась. Самохин, лежа на животе, сделал небольшое углубление в снегу, впал в забытье.

…Поздно ночью в комнату тихо входит мать и, не включая света, шепотом спрашивает: «Не спишь, Женя?» Она приподнимает одеяло, забирает включенный китайский фонарик и, подсвечивая им, читает название книги в толстом переплете: Фенимор Купер «Зверобой». «Тоже мне охотник…» Мать гладит его по голове и, осторожно ступая по скрипучим половицам, уходит, плотно прикрыв дверь…

На вторые сутки поднялась температура, правая нога разбухла в унте, и Самохин разрезал его ножом до пятки. Вдруг он почувствовал чей-то взгляд. На него пристально смотрел, будто вырезанный из дерева, низкорослый старик. В руках он держал старый винчестер. Неподалеку стояли нарты с запряженным в них оленем.

Самохин отвел взгляд от охотника, опять увидел белую тундру и улыбнулся жалко и виновато:

— Помоги мне, кажется, я ногу сломал.

Старик как будто не слышал его.

— Ехал, однако, мимо, смотрю: что-то темнеет. Поедем ко мне в стойбище.

Он ухватил Самохина за воротник меховой куртки и медленно, с трудом потянул его по снегу.

— Нет!.. Найди винтовку! — проговорил Самохин, теряя сознание.

Очнулся он от тепла. Лежал голый, на правой ноге шина из двух дощечек, замотанная грязной красной тряпкой. Старик протянул алюминиевую кружку с крепким чаем:

— На! От температуры у тебя губы полопались. — Приподнял ему голову и стал поить черной жидкостью.

Сделав два глотка, Самохин почувствовал, как по телу растекается приятное тепло.

— Сколько я здесь? — спросил он.

— Немного, три дня. Недолго гостил у меня. Сейчас буду тебя лечить. — Старик достал с полки стеклянную банку с жиром и стал втирать его в горячее тело Самохина. После закутал с головой в меховое покрывало. — Поеду, однако, в совхоз, сообщу, что нашел тебя. Ты жди, к вечеру вернусь.

Самохин проснулся от звука человеческих голосов и некоторое время лежал не двигаясь. Откинулся полог, во-шел старик и еще двое, один из них подошел к Самохину:

— Сейчас заберем в госпиталь.

Откуда-то из-под одежды он достал фляжку и влил Самохину в рот спирта. Внутри всё обожгло, и волной пошло тепло. Самохин повернул лицо к старику:

— Спасибо, если б не ты… — Хотел договорить, но в горле запершило, и он замолчал. Протянул длинный нож на ремне: — Возьми от меня на память.

Старик взял нож, подошел к печке, близоруко стал рассматривать его, покачал головой:

— Нет, не возьму, однако. Смотри, какой у меня, — он показал свой нож. Ручка была набрана из мамонтовой кости, лезвие острое, как бритва. Старик, скрывая неловкость, попросил: — Если можешь, подари бинокль, слепой стал, однако.

Командир протянул ему черный футляр:

— Это цейсовский бинокль, шестикратный!

Втроем они осторожно вынесли Самохина из яранги и двинулись к зеленому вертолету с красными звездами на бортах.

Лопасти медленно раскручивались, поднимая снежную пыль. Вертолет повисел немного в воздухе и начал удаляться в ту сторону, откуда старик встречал солнце. Одной рукой он прижимал к груди футляр, другую приложил ко лбу, щуря глаза и глядя на точку, исчезавшую за снежным горизонтом.

Пройдет время, и Самохин станет опытным бойцом, но первое свое задание запомнит на всю жизнь.

 

* * *

Самохин шел строго на север. Обоняние от голода обострилось, и он, как зверь, жадно втягивал ноздрями воздух, пытаясь уловить в нем признаки человеческого жилья. И ветер принес ему этот запах. Низко пролетел вертолет. «Ищут меня», — подумал он и быстро юркнул под шатер раскидистого дерева, провожая взглядом винтокрылую машину. Достал из кармана компас — стрелка слетела с иглы и уперлась в трещину в стекле. Видимо, при переходе речки, когда поскользнулся, компас и разбился. Посмотрел на солнце. Оно перевалило за полдень, а уже к вечеру он должен быть на базе у ракетчиков, иначе задание будет провалено.

Самохин побежал, выбрав нужный темп. Наконец выбрался из лесной чащобы, где длинные лианы, обвив деревья, подобно змеям, образовывали зеленый шатер. Впереди лес поредел и расступился.

Самохин обнаружил сетку-забор, который находился под высоким напряжением (это он определил, увидев табличку с костями и черепом). За металлической сеткой — сплошная бетонная стена. Осторожно ступая, чтобы не оставлять следов, он пошел вдоль сетки. Из-под ног шумно вспорхнула небольшая яркая птаха и часто за-хлопала крыльями. Самохин пригнулся и замер. Раздвинув кусты жимолости, стал осматриваться. К объекту вела дорога, сложенная из широких плит. Послышался натужный шум машины. Самохин лег в кювет, заросший высокой травой, и притаился.

Приближалась большегрузная машина, он ощущал это по вибрации земли. Боковым зрением увидел шестиостный тягач, поравнявшийся с ним. Самохин быстро вскочил и некоторое время бежал рядом с машиной, потом ловко нырнул под ее кузов, крепко вцепился в уголок рамы. Дым от дизеля не давал дышать, застревал в легких. Если б тягач не остановился перед воротами КПП, то пришлось бы искать другой путь к объекту. Фортуна улыбнулась ему.

Тягач дернулся и остановился у самых ворот. К нему подошли два солдата с автоматами и начали заглядывать под машину. Самохин достал нож и стал ждать. Напротив показалась пара армейских сапог. «Всё», — подумал он и приготовился к прыжку. Солдата окликнули:

— Николай, тебя к телефону, старшина зовет.

— Сейчас приду. — Солдат раздумывал: продолжать осмотр транспорта или идти к телефону. Решил, что не следует испытывать терпение старшины, и быстро пошел в здание. Второй солдат махнул рукой водителю:

— Проезжай.

Шлагбаум поднялся, и тягач, выбросив в прозрачный воздух клуб сгоревшей соляры, въехал на территорию ракетной базы стратегического назначения. Поравнявшись с КПП, Самохин оттолкнулся от рамы и, перевернувшись через спину, встал на ноги. Рывком открыл дверь, оказался в небольшом помещении с пультом посередине. Офицер, сидевший на стуле, потянулся за пистолетом. Самохин прыгнул на него, и они повалились на пол. Офицер пытался сопротивляться, но Самохин ударил его локтем в кадык, тот захрипел и обмяк.

Сержант-срочник смотрел с испугом на происходящее. Он побледнел и пытался передернуть затвор автомата. Отработанными движениями Самохин ударил его ногой сбоку и выбил автомат из рук. Сержант скрючился, упал. Схватив табуретку, Самохин заблокировал металлическую дверь и включил сирену. В зарешеченное окно увидел, как к КПП бежит тревожная группа объекта. Самохин присел на стул, глубоко подышал. Задание было выполнено. Секретная ракетная база оказалась не настолько крепким орешком для отряда «Дельта».

Позже их небольшими группами высадили на один из небольших островов Курильской гряды. Жили, питаясь тем, что море выбросит на берег. Командир тогда предупредил, чтобы они были готовы выполнять боевые задачи также и за пределами Советского Союза.

 

* * *

В большом кабинете стены покрыты темным лаком под мореный дуб. За креслом командира висит портрет Железного Феликса, неутомимого борца с контрреволюцией. Худое, аскетическое лицо поляка с узкой, клинышком бородой сурово смотрит сверху на входящих. Утренние лучи нежаркого солнца пробили себе дорожку сквозь плотную тополиную листву и скользят по длинному столу. За ночь летний ветерок надул через открытую форточку белого пуха, и он, не собранный мокрой тряпкой уборщицы, перекатывается по полу. Хозяин кабинета любит работать с утра.

Сергей Петрович сидел без кителя, с расстегнутым воротом рубашки и внимательно читал служебные документы. Иногда он брал остро отточенный красный карандаш, что-то писал размашисто. Слева от него, на приставном столике, стояли разноцветные телефонные аппараты. Один из них затрещал, и Сергей Петрович удивился: кто может так рано звонить? Снял трубку. Басовитый голос на другом конце провода пророкотал:

— Сейчас у вас только день начинается, а у нас, в Москве, солнце за соседнюю высотку закатилось. Не ждал, скажи откровенно, звонка?

— По этой линии всегда нужно ждать внезапных звонков, — ответил хозяин кабинета.

— Ждал, говоришь. Ну-ну, тогда молодцом. Сегодня была коллегия комитета. Обсуждали только один вопрос. — В трубке возникла пауза, слышны было глухие трески. Из пространства в тысячи километров опять возник голос: — Моджахеды активизировались, их постоянно подпитывают деньгами из Пентагона и Центрального разведывательного управления. Поступили разведданные, что госдеп США выделил на текущий год около полумиллиарда долларов для закупки вооружения. К американцам присоединились европейские страны. Ты сам знаешь, Сергей, что в Пакистане моджахеды устроили более сотни баз для обучения и подготовки мятежников. Даю команду моджахедов нейтрализовать. Главарей банд надо ликвидировать, обезглавить всё их сопротивление. Это не разовая акция. Постоянные операции будут проводиться спецназом сороковой армии и в том числе твоим отрядом. Мы ведь в Афганистан не с оливковой ветвью пришли. Тебе не стоит напоминать, что мы председателю комитета Андропову в свое время докладывали, чем это всё может закончиться. Завязнем в войне, как янки во Вьетнаме. Так что, Сергей, готовь пока человек десять для выполнения особых задач в горных условиях. Ну, вроде бы всё. Как семья, как Маша?

Сергею Петровичу было приятно, что бывший сослуживец интересуется его домашними делами.

— Да всё вроде хорошо, дочка школу заканчивает, невеста. Хочу отправить учиться в МГУ, на факультет журналистики. Бредит, что станет звездой на журналист-ском небосводе. Маша по дому всё хлопочет, за дочку переживает, что скоро она во взрослую жизнь вступит.

Трубка пробасила:

— Ладно, Сергей, конец связи.

Хозяин кабинета вытер носовым платком шею, лицо. Отхлебнул из стакана минеральной воды.

С говорившим только что по телефону они учились вместе на инязе. Это было уже на последнем курсе. К Сергею между лекциями подошел секретарь парткома института, отвел к окну, полушепотом сказал:

— Тебя приглашают в деканат. Пришли два человека из органов, хотят с тобой поговорить.

Так Сергей оказался в Комитете государственной бе-зопасности страны. После экзаменов в институте — спецшкола КГБ, а потом его, знающего три языка, направили за рубеж.

Специфика работы требовала внутренней дисциплины, уверенности в правоте действий. Сергей Петрович откинулся на мягкую спинку кресла, думая о только что полученном непростом задании. Он работал в посольстве Советского Союза в Пакистане и знал, что представляют собой фанатичные сторонники ортодоксального ислама. Но приказ есть приказ. Он снял трубку и бросил коротко:

— Майор Головин! Зайди срочно ко мне!

…Спецрейс «Хабаровск—Ташкент». АН-24 вырулил на взлетную полосу, турбины выли на предельных оборотах. Корпус самолета вибрировал и стонал всеми своими заклепками. Пилот отпустил тормоза, и самолет, увеличивая скорость, оторвался от бетонки, стал набирать высоту. Самохин, уткнувшись в толстое стекло иллюминатора, наблюдал, как облака затягивают тайгу. Сидеть было неудобно, колени упирались в спину впереди сидящего, тот иногда поворачивал голову, всем своим видом демонстрируя недовольство. Они летели вместе с морпехами в пылающий огнем и зноем Афганистан — отстаивать завоевания апрельской революции.

Ташкент встретил их жарким солнцем и запахом дынь. Современный аэропорт из стекла и бетона был настоящей душегубкой. Пассажиры изнывали от зноя. На улице, в жидкой тени, сидели на лавочках мужчины в халатах с обожженными до кирпичного цвета лицами. Тут же, на привокзальной площади, под белым навесом, молодой улыбчивый узбек в грязном халате варил что-то в небольшом казане. Самохин подошел к столику, на него пахнуло ароматом плова. Порылся в кармане, вытащил мятые рубли.

— Что там у тебя? — спросил он у торговца.

Узбек улыбнулся карими глазами, большим черпаком положил ему на общепитовскую тарелку горку золотистого плова, протянул пучок зелени.

— На, беры, пожалуйста, приятного аппетита, кушай, — произнес он с восточной радушностью.

Из магнитофона на окружающих лилась азиатская музыка, немного протяжная и грустная. Она напоминала Самохину мелодии из индийских фильмов. Он купил большую продолговатую желтую дыню, пахнущую медом, и пошел к дальней стоянке, где возле самолета суетились техники.

 

* * *

Мотострелковый полк, в расположении которого они находились, стоял в небольшой долине. С одной стороны ее подпирали мрачные горы, с другой расстилалась каменистая равнина, больше похожая на лунный пейзаж. По ней змейкой тянулась в горы асфальтовая дорога с выбоинами. Белое солнце жгло кожу. Белыми были и палатки разных размеров. Внутри каждой имелась печка, которая спасала от ночных холодов и зимних морозов. Печки делали так: бралась бочка из-под соляры, днище вырезали, приваривали колосники, делали топку — и готово.

Самохин положил вещи на аккуратно заправленную койку. Старший группы капитан Лещенко пошел в штаб согласовать действия.

— По-моему, пришло время отведать твою ташкент-скую дыню, как считаешь, Самохин? — лейтенант посмотрел на него с вызовом.

— Никаких проблем, все к столу.

Самохин, придерживая дыню за покатый бок, стал резать ее на тонкие куски. Сразу повеяло запахом восточного базара, настоянным на фруктах, зелени, и еще на чем-то неповторимо экзотическом.

— Всем воздержаться от питья холодной воды, — тоном знатока предупредил лейтенант. — А то станете прекрасной мишенью для снайпера.

Он хотел объяснить, какой неожиданностью это может обернуться, но в палатку зашел капитан.

— Всем находиться на местах. Есть хорошее правило, что со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Я не о том, что здесь религиозное место. Просто поменьше контактов. Всё для пользы дела. — И он ушел обратно в штаб.

Молча доели дыню. Самохин вынул из брезентового чехла винтовку СВД. Провел по ней рукой, достал из кармана чистую байковую тряпочку и стал протирать оптику.

Вернулся капитан, подошел к столу. Вытащил из планшета карту, подозвал всех, указывая пальцем:

— По этой дороге завтра должен пройти караван с грузом. На задание полетят пять человек. Вертушкой выбросят вот на эту горку. — Его палец замер. — Потом пешим ходом вот сюда. Занять позицию и ждать. Встретить караван, людей уничтожить. Затем вернуться на исходную точку.

 

* * *

На новом месте не спалось. Самохин натянул на голову одеяло, пытаясь урвать от ночи хоть немного сна. Совсем рядом застучал крупнокалиберный пулемет, вслед за ним забухали гаубицы. От близких разрывов землю потряхивало. Набросив на плечи теплый шерстяной свитер, он вышел из палатки и сразу очутился в темноте. Длинные струи трассеров тянулись в сторону гор. Оттуда огрызались огнем. Перестрелка закончилась внезапно, как и началась.

Хотелось покурить. Он достал мятую пачку, хотел чиркнуть спичкой, но подумал, что так тоже можно стать хорошей мишенью для снайпера. Откинул полог палатки, вошел внутрь. Лампочка помигивала нитью накаливания — дизель работал с перебоями. Вот она вспыхнула последний раз и потухла.

Утро принесло жидкие белесые тучи, их натянуло со стороны гор. На улице Самохин плеснул из рукомойника в лицо пару пригоршней воды, пахнувшей хлоркой. Без аппетита пожевал кусок мяса, отодвинул тарелку и принялся собираться в дорогу. Положил в вещмешок взрывчатку, гранаты, сухой паек. Взялся за лямки: тянет килограммов на сорок. Решил для себя: «Пойдет».

На вертолетной площадке крутил лопастями МИ-8. Постепенно их вращение усилилось. Группа в маскхалатах, пригибая головы, по крутой лестнице поднялась внутрь. Из кабины вышел пилот с мятым лицом, под носом темнела небольшая полоска черных усиков: «Все в сборе? Тогда летим. Доставим и заберем». Он что-то еще говорил, но грохот турбин заглушил его.

 

* * *

Группа шла скрытно, продвигаясь к подножию гор. Обошли стороной кишлак. Лейтенант дернул Самохина:

— Женя, вид — как в песне у Высоцкого: лучше гор только горы. Красота неописуемая. Посмотри, вершины будто парят в небе.

Самохин шел впереди и внимательно смотрел себе под ноги: были случаи, когда мины маскировали под небольшие камни. Он устал от несусветной жары, хождения по камням — это не родная тайга. И, не оборачиваясь, ответил:

— Пейзаж как у Рериха, от закатов я первое время просто млел. Красота. После войны приедем сюда почетными гостями. Жаль, народ живет у баев вроде как в рабстве.

Солнце стало клониться к западу. Группа нырнула в расщелину и оказалась в небольшой долине, окруженной невысокими холмами, покрытыми жидкой пожелтевшей травой. Дорога шла оттуда, видно было, как она петляет по долине и скрывается за горизонтом.

Залегли по обоим склонам холма. Ждать пришлось недолго, вдалеке появились люди. Самохин взял бинокль и увидел, что впереди небольшого каравана шел худощавый молодой парень с черной бородкой. Красная рубаха до колен, из-под которой были видны широкие штаны. Он держал верблюда за веревку. Корабль пустыни шел гордо, покачивая горбами. По информации, в хурджинах было стрелковое оружие и переносные зенитные комплексы. Моджахеды хорошо платили за сбитый самолет или вертолет.

Кругом тишина, безмолвие. Ни ветерка, ни звука, только слышно, как стучит собственное сердце. Караван шел не спеша. Дрожь в руках прошла, как только Самохин крепко взял винтовку за деревянное цевье. Передернул затвор, патрон будто только ждал этого, зашел в патронник как солдат, чтобы выполнить свой долг.

Караван двигался в сторону засады. В прицеле Самохин хорошо видел лицо молодого парня, который что-то говорил, а остальные весело смеялись. Самохин подумал: может, они радуются скорому отдыху, прохладе сумерек, вечернему намазу.

Раздался первый выстрел. Моджахед с пулеметными лентами крест-накрест, ехавший верхом, завалился на круп своей гнедой. От испуга лошадь понесла. Самохин плавно нажал на спусковой крючок и почувствовал толчок приклада. Увидел, как упал парень в красной рубахе, и сразу перевел стрельбу на другие цели. Стрелял хладнокровно, как на стрельбище, без эмоций. Закончили работу быстро.

Караван без погонщиков остановился. Командир, выделив двух бойцов для прикрытия, с остальными спустился вниз. Верблюд равнодушно повел глазом, продолжая подбирать чахлую траву своими большими губами. Лейтенант, привалив винтовку к серому с красными прожилками камню, бросил:

— Времени у нас в обрез. Кишлак недалеко. Караван ждали. Делаем всё быстро и уходим.

Торопясь, они снимали поклажу. Сбросили всё в одну кучу. Сверху положили длинный зеленый ящик с переносным зенитным комплексом «Стрела» китайского производства. Лейтенант начал распутывать тонкий шнур.

— А знаете, сколько платят духам за подбитый или подорванный танк? Сообщаю для развития интеллекта: сто тысяч афгани — для бедных дехкан это астрономическая сумма. Можно обеспечить себя на несколько лет, купить молодых жен — и дальше воевать. Так, мужики, а сейчас возьмите несколько итальянских мин и закопайте возле трупов, сделаем небольшой сюрприз с фейерверком.

Вдалеке появилось облако пыли. Можно было разглядеть всадников на лошадях. Они быстро приближались, и было ясно, что через короткое время они окажутся здесь. За спиной раздался взрыв. Ударная волна догнала спецназовцев, обдав горячим потоком воздуха.

На месте высадки лейтенант достал из тайника рацию, стал посылать позывные: «Акация, акация, я десятка, вернулись домой, прием. — И после короткой паузы: — Ждем».

Вертолет приземлился на крохотной площадке возле каменного уступа, напоминающего рог носорога. Из двери показалось лицо командира:

— Ну, молодцы, все целы. Сейчас будем взлетать.

Самохин обратил внимание на несколько пулевых отверстий в полу. Штурман поймал его взгляд.

— Недавно погибших солдат в полк перевозили. Только взлетели — а духи снизу автоматными очередями. Прошили, как консервную банку! Свинец убитые на себя приняли, иначе нам каюк, свидание с Богом на небесах запросто бы обеспечили.

 

* * *

В палатке на столе стоял радиоприемник «Спидола». Самохин покрутил ручку настройки и сквозь треск и электрические разряды услышал далекий женский голос: «Говорит “Голос Америки” из Вашингтона. Последние новости. Борцы за свободу Исламской партии Афганистана, возглавляемой Гальбуддином Хекматиаром, провели ряд успешных операций в центральных провинциях Афганистана. Подбито шесть танков, один самолет. Взято в плен десять солдат. Мировое сообщество направило в МИД Советского Союза ноту протеста, требуя вывода войск сороковой армии, насчитывающей около ста тысяч человек».

Он выключил приемник. Пошел вдоль прохода и прилег на свою кровать. Она жалобно скрипнула, принимая его тело. Заложил руки за голову, закрыл глаза и провалился в неглубокий сон. Ему привиделось детство.

Лето в деревушке на Северном Урале. Утро только намечалось, и в небе догорала последняя звезда. По сочной траве, пригнувшейся от ночной росы, он шел вслед за отцом в лес. Туман пропитывал всё вокруг, висел на ветках мохнатых елей. Жене было радостно, оттого что отец взял его с собой. Ему хотелось даже немного поскулить по-щенячьи, выразить таким образом свой восторг. Отец, когда собирался, похлопал его по плечу и ласково сказал:

— Это твоя первая охота, иди за мной и всё запоминай: где ветка сломана, кто прошел, оставил след или клочок шерсти. Люби лес, и он откроет тебе свои тайны.

…Кто-то тряс его за плечо, веки не хотели размыкаться. Сквозь дремоту услышал голос капитана:

— Дома выспишься, а сейчас — в штаб полка. Там тебя большие начальники ждут.

В сумерках они прошли в штабную палатку. На столе была расстелена карта, рядом — стаканчик с разноцветными карандашами, журнал фиксирования боевых приказов. Самохин провел рукой по груди, проверяя пуговки на камуфляже. В прогревшейся за день палатке было жарко, нечем было дышать.

За столом сидели три человека: седой подполковник — командир полка и двое без знаков различия. Самохин попросил разрешения войти. Один из военных, высокий, худой, улыбнулся:

— Так, подходи поближе. Для тебя работа нашлась.

Карта хорошо освещалась, и было видно, что горы занимают большую ее часть.

— Смотри, Самохин, сюда, — худой карандашом указал точку. — Здесь вход в Панджерское ущелье, там банды под командованием Ахмад Шаха Масуда. Это хитрый лис. В свое время окончил военное училище в Англии, так что тактику и стратегию войны знает хорошо. К тому же окружен инструкторами из центрального разведуправления США. Но не он твоя цель. Вот этот. — На карту легла фотография молодого человека с густыми бровями, сходящимися у переносицы. Тонкие губы выдавали упрямца. Лицо украшали позолоченные очки, и выглядел он вполне интеллигентно. — Это мулло Карим. Идеологический лидер. Прикрывается Кораном, обещая после смерти рай на небесах. Его отец — крупный землевладелец, очень хитрый и коварный азиат. На той неделе ему в плен попали два офицера и три солдата. Так этот зверь сварил офицеров в котле и накормил дворовых псов. Солдат расстреляли. Мы трижды пытались ликвидировать Карима, но он, как змея, уползал и прятался в нору.

Самохин сглотнул, соображая, что перед ним далеко не простая задача.

Говоривший продолжал водить по карте карандашом.

— Через два дня он должен приехать в этот кишлак на отдых и заодно встретиться с Мирза-ханом, обсудить свои дальнейшие дела. Подходы к кишлаку сложны, оттуда всё видно как на ладони. Но тебе надо подняться на гору именно со стороны кишлака, более она никак недоступна. Пойдете вдвоем, задача ответственная. Вопросы есть?

Самохин посмотрел на худого военного:

— Разрешите идти одному.

— Почему?

— Знаете, в горах слух бежит быстрее путника, одному спокойнее.

Присутствующие переглянулись.

— Хорошо, — согласился худой. — Но спрос будет как с двоих, не промахнись. Одна мишень — один выстрел. При отходе по необходимости прикроем тебя артиллерией.

Он положил сухую, с длинными пальцами кисть на карту, давая понять, что разговор закончен.

Самохин дошел уже до выхода из палатки, как услышал:

— Удачной охоты тебе, Зверобой.

Возвращаясь к себе, он думал, откуда мог знать тот военный, как звал его в детстве отец.

 

* * *

Колонна автомобилей, выплюнув из себя черную гарь в призрачный рассвет, выехала из ворот и покатилась в сторону гор.

Самохин сидел в кабине рядом с водителем и смотрел, как черная полоса асфальта исчезала под колесами машины. В открытое наполовину окно залетал прохладный ветерок, лохматил волосы, приятно обдувал лицо. Шофер искоса поглядывал на молчаливого пассажира. Он несколько раз пытался заговорить, но его спутник равнодушно отворачивался. Не выдержав, шофер с раздражением спросил:

— Откуда, земеля, будешь? Ты что, глухой?

Самохин в знак согласия кивнул головой. Водитель сразу успокоился и стал насвистывать: «Через две весны, через две зимы отслужу, как надо, и вернусь».

Казалось, мотор работает на последнем издыхании, ощущалась нехватка кислорода. Сверху было видно, как вдалеке синеет небольшое озеро одного цвета с небом. Самохин повернул голову и попросил:

— За поворотом сбрось газ, я выскочу на ходу.

Шофер в душе даже обрадовался, что избавится от молчаливого спутника. Как только машина оказалась в тени, Самохин спрыгнул с подножки и незамеченным оказался под скальным карнизом. Последним в колонне шел бронетранспортер с пулеметом, повернутым в противоположную движению сторону. Проводив его глазами, Самохин ступил на еле заметную тропу. Поднялся почти по отвесному склону.

Солнце набирало свою огненную силу и начало припекать спину. Внизу, в небольшой долине, паслось стадо. Белым пятном выделялся четырехугольный шатер пастуха. Самохин снял винтовку и в оптику стал рассматривать окрестности. Люди представляли для него опасность. Через полчаса из шатра вышел киргиз с бронзовым лицом, изрезанным морщинами. Это был высокий старик, похожий на того, которого он встретил когда-то в снежной тундре. На нем был грязно-синий халат, надетый на голое тело, подпоясанный цветным платком. Постояв немного, старик сходил по малой нужде и зашел обратно в шатер.

Самохин обошел стоянку пастуха стороной и снова стал подниматься вверх. К вечеру с гор потянуло холодом, ветер продувал маскхалат насквозь. Чтобы немного согреться, он прибавил шаг. На отвесной скале увидел несколько пещер, до которых можно было добраться по очень узкому карнизу. Прижимаясь всем телом к камню, еще хранившему дневное тепло, он достиг одной из них. Вытянув вперед руку, ступил в темноту и шел, пока не наткнулся на глухую стену. Достал несколько таблеток сухого спирта, зажег. Синеватые огоньки слабо осветили прокопченные стены небольшого убежища. Возможно, это была стоянка древних людей или здесь скрывались беглецы. Самохин достал пакетик с сушеным мясом, пожевал его, запив несколькими глотками воды. Потом лег, свернулся калачиком, положив руки между колен, и уснул тревожным сном.

 

* * *

Весь следующий день Самохин карабкался в гору, отвесные карнизы ему приходилось преодолевать, подтягиваясь на руках. К полудню он вышел к кишлаку, который прилепился к основанию большой серой горы наподобие ласточкиного гнезда. Прижимаясь к камням, Самохин стал осматриваться кругом. На противоположной стороне моджахеды устроили пулеметное гнездо, крупнокалиберный пулемет с заправленной лентой прикрывал выход из ущелья.

Мулло Карим должен был остановиться у своих близких родственников внизу, около ручья, где росли абрикосы, а во дворе зеленел виноград.

Самохин лег удобно между камнями, накинув на голову сетку маскхалата. От сильного напряжения слезились глаза.

Из дома, весело переговариваясь между собой, вышла стайка молодых женщин. Это он определил по фигурам, которые не могли скрыть широкие платья и шелковые шальвары по щиколотку. Лица скрывали темные чадры. В руках женщины несли медные кувшины с длинными носиками. Набрав воды, они направились обратно к дому, из которого вышел мужчина в белой рубахе, красной жилетке и кожаных сапогах с загнутыми вверх носами. Опустив головы, женщины быстро юркнули в дом. По узкой улочке пробежало несколько молодых барашков.

«Ждут, ждут мулло, большого гостя ждут. Он обязательно приедет», — успокаивал себя Самохин.

Солнце обжигало тело, камни нагрелись и источали жар, как и многие тысячелетия назад. Самохин лежал, проклиная зной, проклиная мулло Карима, который должен же наконец появиться. Но он готов ждать целую вечность, и единственное, что ему может помешать — солнце. Когда оно встанет на противоположной стороне, то будет слепить глаза.

На крышу дома вышел старик с белой бородой. Сложив ладошки рупором, он гортанным голосом призывал к обеденной молитве. На других крышах, как по команде, мужчины, сняв обувь и расстелив небольшие коврики, стали молиться, падая ниц в сторону востока.

 

* * *

Из ущелья выехали конники с автоматами. У крайнего дома они осадили лошадей, подняв коричневую пыль. Как по мановению волшебной палочки всё пришло в движение. К вороному жеребцу, который был гораздо выше и стройнее других лошадей, подбежали двое и помогли спуститься на землю высокому, чернобородому, в черной атласной чалме, расшитой бисером, человеку.

В сопровождении охраны мулло Карим зашел во двор, где все склонились в смиренном поклоне. В тени виноградника его ждал дастархан, застеленный красным персидским ковром. Мулло прилег, и заботливые руки тут же подложили ему под спину подушки. На моложавом лице мулло сверкали очки в золоченой оправе, которые увеличивали его глаза. Бледная кожа выдавала болезненность. На худых пальцах блестели золотые перстни с драгоценными камнями. Охрана подпустила к нему сгорбленного слугу, который полил гостю на руки из кувшина, после чего окружила место отдыха. Из соседнего дома вышел и уверенно пошел на встречу с высоким гостем главарь банды Мирза-хан. На плече его болтался короткоствольный автомат «УЗИ». Как только он вошел во двор, один из охранников протянул руку, принимая оружие.

Мулло Карим, не вставая, указал рукой место на дас-тархане.

— Аллах акбар! — произнес он и провел ладонями по лицу.

— Аллах акбар! — в тон ему повторил Мирза-хан, всем своим видом показывая покорность и готовность служить своему господину. — Как доехали? Неверные не причиняли вам в дороге беспокойства?

— Нет, слава Аллаху, всё хорошо. Я пригласил тебя, Мирза-хан, чтобы обсудить планы на будущее. Наши друзья из-за океана в этом году выделяют дополнительные средства для священной войны.

— Иншала, — громко ответил Мирза-хан с поклоном.

Голос у мулло Карима стал тверже, черты лица посуровели.

— Тех, кто перешел на сторону неверных, надо убивать как собак. Надо показать людям, что с ними будет за измену Аллаху! Мы должны всё вернуть на старое мес-то. В жизни каждому свое. Один родился орлом или львом, другой ишаком. На всё воля Аллаха.

Мирза сидел, преданными глазами пожирая говорившего.

— Да сбудутся ваши слова! Так и будет, как вы, господин, сказали. Смерть неверным! С Всевышним мы победим. До наступления холодов и снегопадов перейдем перевалы, ударим в тыл кафырам. Оружия и боеприпасов достаточно.

— Хорошо, что ты всё понимаешь, Мирза-хан, после войны мы отблагодарим тебя по-шахски. Лучше быть львом, чем шакалом, питающимся гнилой падалью. Давай откушаем!

Мулло подал знак рукой, и тут же перед ними поставили серебряное блюдо с жирным пловом.

У Самохина от напряжения заслезился глаз. Он ждал, когда освободится пространство для выстрела. Один из охранников отошел в сторону за фруктами. Этого мгновения Самохину хватило, чтобы нажать на спусковой крючок. А еще через мгновение разрывная пуля со смещенным центром тяжести, разбив очки, влетела в правый глаз мулло Карима. Студенистые мозги разлетелись в разные стороны. Мертвая рука продолжала сжимать черные четки.

Самохин, не дожидаясь реакции охраны, быстро спустился вниз. Запоздало застрекотал пулемет, высекая искры из камней в том месте, где совсем недавно лежал снайпер.

 

 

Часть вторая

 

Рослый стрелок, осторожный охотник,

Призрак с ружьем на разливе души.

Б.Пастернак

 

У Самохина кольнуло в правом подреберье так остро, будто нож всадили. Стараясь пересилить боль, он прошел еще несколько шагов и привалился к грязной стене дома. Мимо, по разбитой дороге, проезжали машины, обдавая удушливым дымом. Одна, несколько раз выстрелив выхлопной трубой, остановилась. Вместе с матом из нее вылетел мужчина высокого роста с короткой, как у спортсмена, стрижкой. На лице его можно было прочесть всю гамму чувств, которые бушевали в нем. Подойдя к капоту, мужчина с силой рванул его кверху. Сразу повалил дым, водитель помотал головой и за-хлопнул капот.

Самохин пристально посмотрел на водителя и узнал в нем сослуживца по отряду «Дельта» Виктора Максименко, с которым не виделся около пяти лет. Сделав шаг, он дружески хлопнул приятеля по спине, и через мгновение рука его была захвачена на болевой прием. Ойкнув от нестерпимой боли, Самохин присел на левое колено:

— Ну, ты, дурень, руку вырвешь, силища-то какая!

Бывшие сослуживцы встретились глазами.

— Женька! Ты же знаешь, что не следует подходить сзади! Извини, рефлекс сработал.

Они долго жали друг друга в объятиях, не веря, что повстречались таким удивительным образом. На дороге уже образовалась пробка, водители сигналили, высовывались из окон, что-то крича. Виктор потянул Самохина за рукав:

— Пойдем, не будем дразнить гусей, а то водилы совсем разбушевались. — Вдвоем они толкнули «жигуленок» к обочине. На немой вопрос Самохина приятель ответил: — Да никто не угонит, кому нужен этот хлам. Лучше пойдем в местную забегаловку, спрыснем встречу да поговорим.

Солнце закатывало свой красный диск за соседнюю высотку, и тень накрыла узкий переулок. Где-то в стороне шумел прибоем проспект, звуки то наплывали, то затихали. Москва жила своей жизнью, готовясь встречать ночь. Между домами горела неоновая реклама. Она вспыхивала фиолетовым светом, и казалось, что уже совсем темно.

Стекляшка прилипла к торцу старого дома с почерневшим кирпичным цоколем. Они вошли в прокуренное помещение, слабо освещенное двумя лампочками. Пройдя через весь зал, сели за стол, на котором громоздилась гора посуды. Виктор махнул рукой, давая знак официантке. Разрезая табачный дым, к ним подошла худощавая, с абсолютно равнодушным лицом девица, лет этак тридцати. Придирчиво окинув взглядом клиентов, спросила:

— Что будете пить, мальчики? — И, не дожидаясь ответа, предложила: — Есть неплохая водка из Кабарды, можно сказать, совсем не паленая.

Виктор утвердительно мотнул головой.

— А чебуреки есть?

Вопрос утонул в грохоте, раздавшемся из динамиков возле стойки бара. Музыка свободно гуляла по маленькому залу, заполняя всё пространство:

 

Звенели колеса,

Летели вагоны,

Гармошка пела: «Вперед!»

Шутили студенты,

Стучали вагоны,

Дремал разночинный народ…

 

К столу мягко подошел невесть откуда взявшийся толстый кот, положил передние лапы на стул и вытянулся всем телом. Длинная шерсть его отливала серебром.  Самохин увидел большой зрачок кошачьего глаза, переливающийся всеми цветами радуги. Кот протянул лапу, выпустив острые коготки. В голове молнией пролетела шальная мысль: «Вот так котище! Попроси заговорить человеческим голосом — заговорит!» Взгляд кота притягивал как магнитом, и Самохин, с трудом оторвавшись от него, уставился в окно.

Через мутное стекло было видно, как из темного провала неба сыпался мелкий дождь, подгоняя прохожих. В большом доме напротив стали зажигать свет. Окно на втором этаже было настежь распахнуто, и в нем угадывался силуэт женщины. Она стояла, высоко подняв руки, и не спеша поправляла прическу. На мгновение женщина замерла, и Самохину показалось, что она высматривает кого-то в темноте.

Перехватив взгляд Самохина, Виктор иронично заметил:

— Не узнаю самурая, больше привыкшего к оружию, чем к созерцанию барышень в окошке. Или возраст уже подкрался незаметно, захотелось на диване полежать? — Он потянулся к графинчику с водкой; на правой руке его блеснули дорогие часы с браслетом. — Пока ты любовался дивой за окном, нас тут успели обслужить, правда не по первому классу.

Самохин обвел взглядом стол. Он был чист, разводы от тряпки, которой второпях провела по столешнице официантка, досыхали. В граненом стакане, вместо салфеток, была скуповато порезанная серого цвета туалетная бумага. В центре стола стояла тарелка с целой горой хорошо прожаренных чебуреков.

Друзья без лишних слов сдвинули стаканы. Тепло клубком скрутилось внизу живота, и вскоре тело стало мягким, расслабленным. В голове началась круговерть, окружающие предметы поплыли сначала вправо, потом влево. Самохин тряхнул головой, и всё сразу стало на свои места. Витькино лицо источало радость от встречи.

— Еще по одной? — Не дожидаясь ответа, он снова разлил водку по стаканам.

— Может, не стоит гнать лошадей, лучше поговорим. Я от контузии еще не совсем отошел, в момент улечу.

— Ладно, — согласился Виктор, — только по глотку — и перекусим.

На этот раз в голове забили тамтамы, горячая кровь прилила к вискам, на лбу высыпал мелким бисером пот. Звуки музыки стали более приглушенными и отдалились куда-то в сторону. Виктор дружески положил руку Самохину на плечо:

— Ну, рассказывай, как дела?

— Дела как дела… Пенсию собес насчитал — ровно неделю жить можно, и то если не обедать. Наши с тобой ордена в зачет не идут. Родина нас выжала и бросила на произвол судьбы. Сейчас хоть в гаражный кооператив в сторожа не нанимайся… Я ведь, когда были в командировке в Африке, на мине подорвался… Чуть живого погрузили на борт — и домой, на историческую родину. Долго в госпитале валялся. Знаешь, мочиться уже стал одними лекарствами. Доктора махнули на меня рукой…  …А капитана Леухина тогда из автомата прошили, так что кровь фонтаном била. Командир решил, что оставлять его повстанцам нельзя и нам при отходе большая обуза, ну и прекратил, так сказать, его земные мучения — выстрелом в голову. Как могли, закопали, чтоб гиены не рас-терзали, и стали отходить. Тогда повстанцы нам уже на пятки наступали… Я после командировки долго в себя приходил. Контузия, с головой стали непонятные вещи происходить. Вот только что, веришь, видел здесь дымчатого кота с радугой в глазах…

Самохина прервал неряшливо одетый человек без возраста. Он подошел к столику и прошамкал, еле шевеля синими губами:

— Ребята, не дадите на сто грамм, а то душа болит.

— А чего она у тебя болит? — спросил Виктор, доставая мятые купюры из кармана курточки.

— Несется наша Россия в бездну, словно паровоз без тормозов. А машиниста-то нет! Летит этот паровоз, сминая всё на своем пути, и совсем некому дернуть стоп-кран, чтобы искры из-под колес.

— Ладно, на тебе на пол-литра, только оставь нас, пожалуйста, друга не видел несколько лет.

Мужик повернулся и, шаркая ногами, потянулся к стойке бара. Виктор проводил его взглядом.

— А ведь прав дядька. Несемся в никуда со скоростью курьерского. Как только наши правители придумают закон, который не идет вразрез с людским понятием, так сразу найдется сто причин его обойти. Действительно, Россию умом не понять. Совсем недавно тут один рыжий пообещал всем по две «Волги» взамен ваучера. Моя покойная бабуля говаривала: «Бойся, внучек, рыжих да косых: от них одна напасть. Бог шельму метит!» Ладно, хватит нам политиков обсуждать, они приходят и уходят, а мы с тобой, брат, остаемся на этой грешной земле. Выпьем лучше за нас! Поносила нас судьба по белу свету! Не калеки, живы, значит, не умрем!

Самохин уже не чувствовал вкуса водки, она вливалась в него спокойно, не вызывая содроганий. Голова опять куда-то поплыла. Люди, стоявшие возле окна, сначала растворились в белой дымке, затем появились снова, уже похожие на камбоджийцев. Они улыбались, показывая мелкие зубы, и щурили ласково черные глазки.

 

* * *

Подводная лодка всплыла в Южно-Китайском море глубокой ночью. Ее длинный корпус, похожий на узкое щучье тело, облизывала небольшая волна.

Темноту рассек, словно острый нож, луч прожектора. Вскоре откуда-то с берега ответили двумя короткими световыми сигналами. Командир подлодки, капитан второго ранга Мельников, широко расставив ноги и глубоко заложив руки в карманы штормовки, бросил в темноту:

— Слушай, Рощупкин, буду ждать ровно сутки, лягу на грунт и притаюсь.Тут больших глубин нет, да и американцы делают облеты на самолетах. Так что запомни, жду только сутки, а потом не обессудь, жалобы не принимаются.

Лунная дорожка уперлась в борт субмарины. Капитан поторопил:

— Быстро в лодку, она уже ждет. Всем счастливого возвращения!

Десять членов группы, вооруженные бесшумным автоматическим оружием, сидели в лодке, плотно прижавшись друг к другу. Заработал мотор, звук сначала дробно растекался по воде, затем затих, лодка быстро растворилась в темноте.

Спецы из отряда «Дельта» отправлялись на выполнение боевого задания в одну из стран Юго-Восточной Азии, некогда находившуюся под протекторатом Франции. Представители местной знати, изучавшие гуманитарные науки в Сорбонне, подхватив там вирус марксистских идей, решили построить у себя в джунглях упрощенный вариант коммунистического общества. Вернувшись домой с идеями о равенстве и братстве, в их понимании, они потопили родину в крови, так что мутные воды Меконга окрасились местами в красный цвет.

Нос лодки беззвучно ткнулся в берег реки, затянутый до самой воды мелким кустарником. Послышался шорох, и из кустов вышли два человека в камуфляже, с автоматами АК-47 в руках. Пока группа высаживалась на берег, они тихо переговаривались между собой на родном языке, затем заученным движением закинули автоматы за спину. Один, с выбитым передним зубом, улыбнулся широким ртом и махнул рукой, дав знак следовать за ними. Группа исчезла в плотной зелени джунглей.

Дул теплый юго-западный ветер. Через несколько дней он принесет с собой проливные дожди, которые зарядят на несколько месяцев и затопят все окрестности. Река выйдет из привычных берегов, вода с шумом понесется вниз, к океану.

Группе был дан приказ ликвидировать местного наркобарона, контролировавшего сбыт опиумного мака. Самохин привык не обсуждать приказы, поэтому шел, не загружая себе голову, и смотрел, как мелькает тесак, которым впереди идущий проводник рубил заросли. Движения его были короткие и сильные, ничего лишнего. Спецназовцы несли на себе самое необходимое — оружие и боеприпасы. Пропитание, если потребуется, найдут на месте. Замыкал колонну второй проводник. Его ноздри втягивали запахи джунглей, он шел, мягко ступая по лесной подстилке из листьев и травы, и посматривал по сторонам. У наркогенералов была своя армия и разведка.

Передний проводник подал условный сигнал: всем остановиться. Спецы присели на колено и сняли автоматы с предохранителей. Командир группы Рощупкин, пригнувшись, спрятался за большим деревом. Впереди была видна дорога.

Вскоре послышался шум мотора — из-за кустов справа юрко выскочил небольшой грузовичок с солдатами. За ним ехал джип белого цвета с затемненными окнами. Солдаты, полусонные, сидели, держа в руках винтовки М-16. Машины исчезли так же быстро, как и появились, оставив после себя небольшое облачко сгоревшего бензина.

Рощупкин собрал группу возле себя.

— Там дальше, за поворотом, — он показал рукой в сторону, куда проехали машины, — начинается небольшая деревенька, вот она нам и нужна. На противоположном ее конце будет наш объект. Дом узнаете сразу, он стоит на сваях, выглядит побогаче остальных. Василенко и Самохину выдвинуться вперед и снять без лишнего шума охрану, которая возле дома. — Самохин утвердительно мотнул головой. — Коркин, Леухин, Бражников прикрывают нас со стороны дороги. Все остальные за мной!

За спиной раздался едва слышный шорох. Это проводники ушли так же тихо и без слов, как и появились.

Небо было густо замешано на синеве. День набирал силу, птицы тревожно кричали, будто чувствуя посторонних в своем царстве. Группа шла еще какое-то время вдоль дороги, скрываясь в тени плотного кустарника. Вскоре им открылся вид на небольшую долину.

Она утопала в зелени. Между невысоких гор, поросших лесом, текла река — один из рукавов Меконга. На затопленном рисовом поле работали, склонившись, крестьяне. Рядом паслось несколько буйволов. Дома стояли совсем близко, повыше излучины реки.

Выстрелы из бесшумного автоматического оружия не потревожили царившего вокруг безмолвия. Охранники, слонявшиеся по двору, упали, не издав ни звука, словно споткнулись о невидимое препятствие.

В доме, казалось, никого не было. Легкие занавески  в открытых окнах слегка колыхались от теплого ветерка. Капитан показал рукой, чтобы двое зашли с противоположной стороны, остальные вошли в дом. По сторонам узкого коридора было несколько небольших комнат. За-глянув в первую, они увидели самого хозяина, лежавшего на низкой кровати. Широкое лицо, немного скошенный рот, маленькие глазки с нависшими веками. Он удивленно и одновременно с испугом посмотрел на непрошеных гостей. Рука с горевшей сигаретой задрожала. Лежавшая рядом женщина забилась в угол кровати и стала натягивать цветное покрывало на голову.

Хозяин что-то крикнул, видимо призывая к себе охрану, быстро вскочил, обнажив грузное тело с обвисшими боками, и побежал на Самохина, вытянув вперед руки. Пуля вошла ему точно между бровей, и он откинулся обратно на кровать. Кровь тонкой струйкой потекла по носу и каплями стала падать на белую ткань подушки.

Подойдя к кровати, Самохин откинул покрывало. Женщина лежала, скорчившись, поджав под себя ноги. Лицо ее окаменело, губы вытянулись в тонкую полоску подобием улыбки. Она посмотрела на Самохина взглядом, полным страха и мольбы о пощаде, но прочитав в его глазах свою смерть, снова натянула покрывало на голову и затихла. Самохин никогда не стрелял в женщин, но нарушить незыблемое правило — не оставлять свидетелей не имел права. Он нажал на курок, женщина дернулась и затихла.

Внизу послышалась беспорядочная стрельба. Он подошел к окну и увидел, что к дому бегут солдаты, стреляя на ходу. В комнату заглянул капитан:

— Уходим. Погостили, пора и честь знать.

Самохин выскочил во двор. Леухин, снимая с плеча гранатомет, объявил:

— Марш «Прощание славянки», соло на трубе исполняет старший лейтенант Леухин.

Из ствола вылетел огненный шар и, коснувшись дома, взорвался, обдав всех теплой упругой волной. Языки пламени стали жадно лизать крышу, кверху потянулись столбы дыма.

Группа бежала к лесу рваным бегом, но, достигнув спасительной зеленой стены, перешла на более равномерный, экономя силы. Двигались по только им заметной тропинке, ориентируясь по заранее оставленным знакам. Вдалеке послышался лай собак, звуки погони быстро приближались. Капитан выругался:

— Скоро на пятки наступать будут, да еще собак пустили, нам только этого не хватало. — Оглядев людей, он остановил взгляд на Самохине: — Ты и Иванченко останетесь нас прикрывать, потом догоните, маршрут знаете. — И группа растворилась в тени джунглей, словно призрак.

Ротвейлеры неслись, обгоняя друг друга. У первого пса с сильно развитой грудью из пасти вылетала пена, он бежал, легко перепрыгивая через поваленные деревья. Небольшие глазки, налитые кровью, без труда выбирали дорогу. Воздух был насыщен враждебными запахами, они раздражали его, хотелось вцепиться клыками в плоть чужака и рвать ее, как это он делал раньше, когда его натравливали на людей для забавы хозяина.

Самохин приложил к плечу теплый приклад винтовки и прицелился. Первая пуля разнесла череп ротвейлера, вторая попала в солдата, который стрелял с колена. Прошитый насквозь, он выпустил автомат из рук и стал заваливаться телом на сторону.

Иванченко бил из-за поваленного дерева длинными автоматными очередями. Позиция была удобная — впереди лес расступался, открывая пространство. Солдаты отвечали беспорядочной стрельбой, пули шмелями пролетали вверху, срезая ветки деревьев. Иванченко свистнул два раза, давая знак, чтобы Самохин отходил дальше в лес, а сам, не жалея патронов, обстреливал то место, где залегли солдаты. Отбежав метров шестьдесят, Самохин прислушался: стрельба затихла, и через несколько секунд раздалось два взрыва.

В лесу царила прохлада. Где-то рядом послышался легкий посвист неведомой птицы. Возле самого ботинка, извиваясь, проползла небольшая зеленая змейка. Самохин брезгливо убрал ногу. Вспомнилось, как однажды в Африке ему пришлось есть змею. Морщась, он снял с нее кожу, обнажая белое мясо, поджарил на углях и, подавляя тошноту, съел.

Иванченко вышел из-за кустов, остановившись, сплюнул:

— Плотно обложили, гады, уже стали обходить. Бросил им на память пару гранат, ноги в руки — и бежать. — Он огляделся. — Надо растяжки поставить. Без внимания не оставят, пойдут по следу, а так хоть немного задержим.

Они прикрутили тонкую проволоку за чеку к Ф-1, натянули между деревьями. Потом бежали след в след, как учили. Перед глазами Самохина маячил крепкий затылок Иванченко, по которому стекал пот. Через какое-то время по лесу приглушенно прокатился звук взрыва.

…Лодка была на месте. Наспех забросанная ветками разлапистого дерева, она лежала на берегу, словно рыба. Солнце к тому времени закатилось, и на небе уже был виден заново рождающийся серп луны. Звуки сменились на более громкие, в темноте, стоявшей плотной стеной, закричала птица, ей ответили где-то рядом другие голоса ночного леса.

От моря исходила прохлада, запах рыбы и водорослей. Капитан, определив местонахождение лодки, просигналил фонариком два раза, им ответили светом прожектора. Сильные руки затащили их на скользкую палубу субмарины. И уже там, внутри, в самом ее чреве, после того как все почистили перышки, капитан Рощупкин, держа стакан с водкой, произнес короткую, но выразительную речь:

— Всем спасибо за службу! И приказываю забыть, где мы были. Для вас всех это был просто сон, о котором не нужно больше вспоминать.

В ответ прозвучало:

— Служим Советскому Союзу!

 

* * *

Самохина тряс за плечо Виктор:

— Ты что, уснул? Совсем не реагируешь, минут пять пытаюсь привести тебя в чувство.

По лицу Самохина пробежала виноватая улыбка:

— Извини, наверное, контузия сказывается.

— Собираться пора, дома, наверное, заждались. — Виктор встал с места, поискал глазами официантку. — Не переживай, пойдем ко мне домой, пару деньков отдохнешь, потом можно будет о деле поговорить.

Самохин неуверенно произнес:

— Может, сейчас поговорим? Не хочется твою семью ставить в неловкое положение.

— Какое там положение!.. — начал было Виктор, но тут входная дверь с шумом распахнулась, и в зал уверенно вошли бритоголовые парни спортивного телосложения. Их экипировка состояла из черных кожаных курток, спортивных штанов с лампасами и кроссовок на толстой подошве. Музыка сразу замолкла, голоса посетителей сделались тише.

Бритоголовые твердой походкой прошагали к стойке бара. Один из них, видимо, главный, с массивной золотой цепочкой на шее, облокотившись на стойку, скривил губы в усмешке.

— Ну что, краля, бабки приготовила?

Перепуганная буфетчица смотрела на него широко открытыми глазами.

— Выручка сегодня небольшая, надо Григория Николаевича пригласить, он вам ответит.

— Не пудри нам мозги, какой еще Николаевич! Мы с хозяином договорились, что ты вечером отстегиваешь нам бабки! — Он наклонился к ней, дыша свежим перегаром.

Из кухни выплыл администратор Григорий Николаевич, широко разводя руки и приговаривая:

— Какие люди посетили наше скромное заведение! Мы так рады! Маша, — крикнул он через плечо, подзывая официантку, — накрой гостям столик и принеси, что полагается.

Один из братков, стоявший с краю, сделал шаг навстречу.

— Ну ты чего, Николаевич, не соблюдаешь нашу договоренность? Надо делиться с бедными людьми, иначе дело не пойдет. А для начала мы тебя профилактируем.

Он головой ударил администратора в лицо. Тот, взвизгнув по-бабьи, закрылся руками, из разбитого носа ручьем полилась кровь.

В зале воцарилась тишина. Слышно было, как за окном проехала машина.

У Самохина моментально стала трезвой голова, невесомость исчезла, и он почувствовал, как напрягается тело. Кивнув Виктору, двинулся к стойке бара.

— Ребята, шуметь не надо, — начал он урезонивающе, но чьи-то руки обхватили Самохина за горло и сдавили, словно в тисках. Самохин отреагировал мгновенно и пяткой ударил стоящего сзади по стопе. Тот от боли ослабил хватку и тут же получил удар рукой в пах, отчего ему пришлось сложиться перочинным ножичком и некоторое время пребывать в состоянии болевого шока.

Виктор оказался рядом, Самохин почувствовал его плечо.

— Держись, старина, один за всех, все за одного!

— Ну ты чего, паря! Много на себя берешь!

Качок в распахнутой курточке, под которой была видна футболка с надписью Adidas, без размаха двинул кулаком прямо в лицо Самохину. Тот, уклонившись в сторону, ударил его ногой в колено. Нападающий присел и сразу получил крепкий удар ногой по голове, отчего упал на пол и отключился.

Встретив активное сопротивление, качки пошептались между собой, молча подошли к лежащему товарищу и, посмотрев на Самохина, зло процедили:

— Ладно, сейчас ты герой, но земля круглая, может, и встретимся, тогда посчитаемся по-хорошему!

— Ребята, идите спокойно! Бог не выдаст, свинья не съест, — добродушно кинул Самохин им на прощание.

Виктор улыбался ему, отчего возле глаз образовались тонкие лучики морщин.

— Ты еще хорош, не забыл уроки каратэ! Два клас-сных удара, и твой партнер валяется на полу. Молоток! — похлопал он по плечу Самохина.

— Да это не я, а наш тренер, Вячеслав Григорьевич! Ты же помнишь, как он гонял нас днем и ночью. Могли биться даже с завязанными глазами.

— Ладно, пойдем! Кажется, мы с тобой здесь загостились, — сказал Виктор, увлекая за собой Самохина.

Они оказались на улице. Дождь к тому времени перестал, но ветер, сновавший меж узких переулков, проникал через одежду, и немного знобило. Луна, выкатив свой диск, скуповато светила сквозь продырявленные облака, отражаясь в темной луже.

Самохин поднял голову, в неосознанной надежде еще раз увидеть ту женщину в окне. Дом встретил его темнотой. Душевная тоска вдруг стала свиваться где-то внутри клубочком, и нервная дрожь пробежала по телу.

— Перестал я себя контролировать, эмоции так и прут наружу, видимо, контузия достает.

Виктор остановился, прикуривая сигарету, небольшое пламя выхватило острый подбородок и тонкие упрямые губы. Закашлявшись, выпустил клуб дыма.

— Не переживай, найдем тебе классного доктора, глядишь, подлечит. — Он повернулся и медленно пошел вниз, откуда раздавались шумы большого города. Самохин шел на полшага сзади, слушая, о чем говорит друг. — У меня к тебе будет неплохое предложение. Сейчас придем домой, посидим, поговорим, может, и понравится. Я посмотрел на тебя со стороны, когда ты дрался с этими. Самое главное, ты не потерял хладнокровия, не струсил. Ведь в армии одно, а на гражданке совсем другое. Поверишь ли, сам иногда теряюсь, не могу сообразить, что в нашей жизни происходит. Всё перевернулось с ног на голову.

Виктор прибавил шаг, и Самохин шел за ним след в след, как учили ходить в лесу. Шли недолго. Показалась широкая улица с интенсивным автомобильным движением. Машины ослепляли светом фар, потом обдавали едким дымом отработанного бензина. Воздух стоял неподвижно, скапливался между домами, отчего Самохину было тяжело дышать. Возле небольшого магазинчика остановились, и Виктор предложил:

— Забежим на минутку, возьмем что-нибудь для сугрева, да и продуктов жена заказывала купить.

Толкнув дверь, они оказались в тесноватом помещении со стойким запахом гниющей капусты. За прилавком стояла женщина неопределенного возраста. Привычным взглядом окинув их, нехотя спросила:

— Вам что-нибудь выпить? — и выставила бутылку водки с винтовым колпачком.

— Ладно, это тоже берем! Нарежь, пожалуйста, колбаски. — Виктор протянул руку и показал в сторону витрины, где были уложены ровными рядами разные сорта колбасы. — Как насчет креветок? — спросил он у Самохина.

— Да вообще никак, ты бери на свой вкус, я всеяден. Мне хоть картошку на стол поставь, буду только рад.

Забив продуктами пакет, они завернули в плохо освещенный переулок. Сердце Самохина вдруг забилось раненой птицей. Воздуха стало не хватать, он присел на корточки и привалился к сырой стене дома.

— Ты чего, тебе плохо? — заволновался Виктор и начал расстегивать ему ворот рубашки.

— Ладно, ладно, я сам. — Самохин попытался встать, но невидимая сила тянула его куда-то вниз.

— Сиди и не двигайся, я побегу «скорую» вызову! — Виктор, оставив пакет, исчез в густой, чернильного цвета, темноте.

Очнулся Самохин от похлопывания по щекам и острого запаха нашатыря.

— Ну вот и хорошо, что глаза открыл, а то мы думали, придется тачку искать, чтоб в больницу тебя везти. Смотри, сам пришел в себя! — В голосе Виктора чувствовалась неподдельная радость.

Самохин разлепил непослушные веки и увидел Виктора и продавщицу из магазина. У нее было встревоженное лицо, верхняя пуговица кофточки расстегнулась, и виднелся белый кусочек тесноватого лифчика.

 

* * *

— Кораблям большое плавание, корабли устали, — с такими словами Виктор потянул дверь на себя. Упругая пружина скрипнула и впустила полуночников в темный подъезд. Отвратительно пахло кошачьей мочой.

— Это местная клоака, а если точнее — общага, пережиток прошлого нашего счастья! Так, осторожнее, поднимай повыше ноги, иначе носом будешь считать ступени. — Виктор подхватил Самохина за руку. Они медленно поднимались по стертым ступеням до площадки второго этажа. — Вот пришли! — Звякнув ключами, Виктор открыл одну из трех дверей, обитую дерматином. Пропуская вперед, вежливо предупредил: — В коридоре на стенах разный хлам висит, смотри рога не обломай, если они, конечно, есть, — усмехнулся он лукаво и, сделав два шага вперед, сам стукнулся головой о висящий на стене детский велосипед. — Прими правее и сразу вперед.

За спиной зажглась лампочка, давая скудный свет. Они оказались в общей кухне коммунальной квартиры, просторной, с большим, во все стену окном. В дальнем углу проходила труба мусоропровода, выкрашенная в зеленый цвет. Оттуда раздался звон стеклянной посуды. Виктор прокомментировал:

— Началась ранняя сдача стеклотары.

Сверху бросили еще бутылку, она летела, задевая стенки мусоропроводной трубы. Таракан, сидевший на подоконнике, встревоженно шевелил усами, недовольный приходом людей.

— Посиди здесь немного, я сейчас вернусь, только благоверной доложусь о прибытии, — проговорил Виктор и исчез.

Самохин присел на табурет, его слегка подташнивало, ком стоял в горле и не хотел исчезать. Не вставая с табуретки, он дотянулся до небольшой детской кружечки синего цвета с улыбающимся котом на боку, налил воды из чайника, стоявшего на столе. Вода с запахом ржавчины унесла стоящий ком куда-то вниз, стало немного легче.

Послышались быстрые шаги Виктора. Лицо его помрачнело после разговора с женой.

— Ну ее! Всё что-то зудит на одной ноте — видите ли, поздно пришел. Давай каких-то баб мне приписывать!

Он взял пакет и начал раздраженно выкладывать содержимое на стол возле раковины. Самохин встал, голова опять закружилась, постояв немного, подошел к другу и предложил:

— Давай сыр порежу, где нож?

— Сиди уж, видок у тебя — краше в гроб кладут! Не обижайся, я так, к слову пришлось. О женщинах думаю. Когда они девушки — сама невинность, целомудрие, а как только обрастут детьми — муж побоку, начинают принципы показывать. Знал бы наперед, разборчивее был бы.

Он раздосадованно поджал губы. Возле носа протянулись упрямые морщины. Возникла пауза.

— Садись поближе к столу, не стесняйся! — уже успокоившись, пригласил Виктор.

Закуска была незамысловатая. Крупно порезанный белый хлеб соседствовал с янтарно-желтым сыром. Открытая банка маслин притулилась к бутылке водки.

— Сейчас вода закипит, креветок сварим! Дело нехитрое. Их, ракообразных, надо варить не дольше пяти минут, только покраснеют, и сразу доставать.

Со дна широкой кастрюли забили серебряные ключики, Виктор немного убавил газ. Держа в руке солонку, напоминающую гриб на толстой ножке, посолил воду. Достал из пакета бумажный сверток с креветками, высыпал в кастрюлю.

— Ладно, Жека, пока у нас всё варится, мы с тобой по рюмочке хлопнем.

В коридоре промелькнула тень, щелкнул выключатель в туалете.

— Не обращай внимания, мы тут привидениями по ночам ходим. Я однажды ночью пошел по-малому, иду, еще не проснулся, и головой утыкаюсь во что-то теплое. Стою себе, ничего не понимаю. А это, оказывается, соседка из пятой комнаты из туалета возвращается, тоже сонная. Стоит, бедная, в ночнушке выше колен, с глубоким вырезом. И такое от нее тепло исходит, что тянет меня к ней, будто магнитом. Вокруг нас темно, и мы с ней только вдвоем в коридоре. Она тоже прижалась ко мне, чувствую, как сердце у нее стучит, чуть не на весь коридор. А у меня всё внутри ходуном ходит, кровь прилила к голове, и отойти от нее не могу, нету сил, стою ни жив ни мертв. Только тогда смогли разойтись, когда услышали, что дверь входная открывается. Верка-аспирант-ка припозднилась.

Виктор неопределенно махнул рукой в сторону. Креветки плавали поверх воды и были красного цвета.

— Вот и готовы. — Виктор достал из верхнего ящика стола алюминиевый половник и стал вытаскивать креветок в тарелку. — Кстати, а где твоя супруга? — выразительно посмотрел он на Самохина.

— Да где ей быть? Уехала вместе с ребенком к матери, в Пермь. Я писал ей несколько раз — ни ответа ни привета, как в омут канула. — Вздохнув, он потянулся за бутылкой. Выпив водки, сморщил лицо: — Надо завязывать с этой гадостью, врачи совсем не рекомендуют пить. Говорят, что после контузии эпилепсию можно заработать, потом и на работу никуда не примут. Вот тебе и пироги с котятами!

Виктора от выпитого развезло, он сидел, откинувшись на стул.

— Ты мне лучше скажи, вот строили мы так называемое светлое будущее, а оказались в глухом тупике, на заброшенной станции, которую и на карте-то не найдешь. Ну, помотались мы с тобой по свету, а что взамен? Ни пенсии, ни квартиры! Эти шаркуны штабные, которые только и знают, что интриги плести, всё получили тихой сапой. И на хрена мы за узкоглазых воевали? Они только с пальм послезали, томик Ленина под мышку — и к нам просить помощи военной. Мы будем строить социализм у себя в племени людоедском! Сначала нас бросят повоевать, а потом вождь к ним на самолете прилетит из эмиграции — законное правительство!

Самохин слушал своего собеседника в пол-уха. Мутная пелена окутала всё пространство коммунальной кухни, лицо Виктора расплылось, голос доносился как из трубы.

— Страну нужно лечить, и как можно скорее! Иначе наступит коллапс.

Что за коллапс и с чем его едят, Самохин не знал, но утвердительно мотнул головой в знак согласия. Виктор ораторствовал вовсю:

— Надо заставить богатых делиться! Олигархи проклятые, обворовали всех и сидят у себя в офисах, от страха трясутся. Нету на них, извергов, Железного Феликса, он-то навел бы порядок в стране!

Самохин немного пришел в себя:

— Ну, ты совсем разошелся! Вспомни еще товарища Сталина.

Виктор похлопал глазами.

— Ладно, у нас с тобой не политзанятие. Ты, наверное, и спать уже хочешь. Посиди, я за раскладушкой схожу. Ты уж извини, комнатка у нас маленькая, а здесь тебе привольно, хоть песни пой.

Самохин хотел как можно скорее заснуть, провалиться вместе с воспоминаниями и впечатлениями сегодняшнего дня в царство сна. В дверях возник Виктор с раскладушкой в одной руке будильником в другой.

— Это тебе, чтобы не проспал! Знаешь, надо пораньше подняться. Тут одна бабка живет, зловредная такая, чуть что, жалобы пишет в разные инстанции. На той неделе ее один синяк случайно в подъезде толкнул, так она накатала в ментовку, что он хотел ее изнасиловать, старую большевичку. — Хохотнув, он начал расставлять раскладушку посредине кухни. — Спокойной ночи, утро вечера мудренее, — с этими словами он оставил Самохина.

 

* * *

Будильник настойчиво дребезжал, и Самохин открыл глаза, некоторое время не понимая, где находится. В памяти промелькнули события вчерашнего дня. Голова была тяжелая, во рту — как кошки сходили. Глазами поискав, что бы попить, и не найдя ничего, встал, потянулся сильным телом и, легко ступая по полу, пошел к раковине. Первым делом прополоскал рот. Теплая вода застоялась в трубе и отдавала затхлостью.

Наскоро перекусив яичницей с колбасой, они вышли на улицу. Утро было хмурое. Небо затянуло, облака цеплялись за высотку, стоявшую в отдалении. Виктор глубоко затянулся сигаретой и, окутав себя облачком сизого дыма, натужно закашлялся:

— Вот ведь какая гадость, пробрала до самого копчика! Ладно, пошли, опаздывать нам никак нельзя.

До нужного места добирались сначала в душном вагоне метро, потом пересели в автобус, где пахло сыростью. Водитель простуженным голосом объявлял остановки.

— Нам выходить на следующей, — с этими словами Виктор стал проталкиваться к дверям. Автобус остановился возле здания с большими окнами. Они зашагали прямо в прозрачный вестибюль, где возле дверей топтались два охранника в униформе.

— Вам куда, на какой этаж? — спросил один.

— У нас время назначено с Петром Игнатьевичем, — Виктор посмотрел на свои часы.

— Тогда проходите. — Охранник рукой потянулся к рации, которая была у него на поясе. Другой открыл им дверь.

За большими стеклянными дверями их встретил еще один охранник, вежливо поздоровавшись, предложил:

— Если не против, я провожу вас до лифта.

Самохин оглядел интерьер вестибюля. Всё блестело чистотой. В самом центре, в небольшом бассейне, бил фонтанчик. Проходя мимо столика в окружении диванов, они почувствовали благородный запах кожи.

— Неплохо живут господа буржуи, — бросил Самохин и добавил: — вот сюда надо идти в охрану. Сиди себе на кожаном диване, покуривай кубинскую сигару, живи не хочу.

Подойдя к лифту, двери которого сразу же раздвинулись, они зашли в кабинку. Стены ее были облицованы зеркалами. Самохин с неудовольствием посмотрел на свое отражение: усталый вид, набрякшие мешки под глазами, на скулах трехдневная небритость, джинсовая курточка потерта на рукавах. Под самым потолком кабины раздался тренькающий звук, приятный женский голос промяукал что-то по-английски, и лифт мягко остановился.

— Вот и приехали. Когда будешь разговаривать с боссом, больше молчи и кивай в знак согласия головой, будто ты китайский болванчик, — напутствовал Виктор.

— А что за работа? Ты так и не сказал, — допытывался на ходу Самохин.

— Должность сантехника тебе здесь точно не предложат, — успокоил его Виктор. — Найдут применение твоим знаниям, это точно.

С этими словами он открыл дверь, и они оказались в приемной того человека, который ждал их ровно в девять часов утра. Стрелки напольных часов показывали, что у них есть три минуты для того, чтобы собраться с мыслями.

Девица, сидевшая за полированным столом, выразительно посмотрела на них и, отложив иллюстрированный журнал, как бы нехотя встала. Самохина чуть не хватил паралич. Таких ножек он никогда не видел — казалось, они начинаются от самых подмышек. Бедра, еле прикрытые короткой юбкой, переходили в изящные голени и дальше в тонкие щиколотки. Она улыбнулась им, как старым знакомым, показав ровные зубы и чуть обнажив розовые десны. «Где они только таких находят?» — мелькнуло в голове у Самохина.

— Пожалуйста, проходите, Петр Игнатьевич вас уже ждет.

Девица приоткрыла дверь настолько, чтобы можно бы-ло пройти, и еще раз одарила их белоснежной улыбкой.

За длинным столом, возле самого окна, сидел хозяин кабинета.

— Присаживайтесь, пожалуйста, господа, — предложил он негромким голосом и отодвинул стул с высокой спинкой. Обойдя стол, сел напротив, бросив изучающий взгляд на Самохина. — Виктор, ты объяснил своему другу, чем он будет полезен для нашей организации?

— Если сказать прямо, то нет, Петр Игнатьевич, — замялся с ответом Виктор. — Мне кажется, вы более конкретно объясните ему суть нашей работы.

Начальник раздраженно повертел карандаш в руке.

— Ну ладно, кота тут нечего тянуть за хвост, здесь, как я понимаю, все свои люди. Женя, — начал он, подняв глаза. Взгляд был такой тяжелый, что у Самохина похолодело в груди. Он продолжал: — Понимаешь, у нас работа в некотором смысле деликатная, и ты с твоими армейскими навыками можешь нам пригодиться. Ты же снайпер. Я ознакомился с твоим личным делом. Наша контора выполняет специальные заказы, и они хорошо оплачиваются.

— Не совсем понимаю, о чем речь, — Самохин поерзал на стуле.

Петр Игнатьевич снова раздраженно постучал по столу карандашом, и звук этот отдался в голове у Самохина.

— Объясню более конкретно. Есть мишень, в которую надо стрелять, и за эту непыльную работу у нас неплохо платят в валюте. В любой, какой ты пожелаешь.

У Самохина сильно застучало сердце, ему показалось даже, что собеседник может это услышать. Он кашлянул в руку.

— А можно немного подумать, работа, как вы сказали, больно уж деликатная…

— Нет, товарищ прапорщик, решать надо здесь и сейчас. Вариантов два: либо да, либо нет!

Самохин посмотрел на Виктора. Тот сидел напряженно, хотя на лице его было написано абсолютное безучастие ко всему происходящему. Хозяин кабинета встал со своего места и медленно подошел к окну, повернувшись к ним спиной.

— Будешь получать за выполненное задание десять тысяч баксов. Думаю, на первое время хватит. Обживешься, купишь себе квартиру, женишься, и всё пойдет своим чередом. — Он обернулся и, не давая ничего сказать Самохину, заключил: — Вот и хорошо, значит, договорились! — Он вернулся к столу и снова внимательно посмотрел на Самохина. Глаза его были холодны и ничего доброго не сулили. — Нет ничего в мире совершенного, но будем стремиться к нему, чтобы изменить окружающее, — сказал на прощание Петр Игнатьевич и проводил своих посетителей до дверей кабинета.

Уже на улице Самохин спросил Виктора:

— Слушай, я не понял, чего он хочет изменить? По-моему, у нас в стране и так всё изменилось, без бутылки не понять.

— Рановато еще пить. Сейчас посидим где-нибудь, потолкуем.

Пройдя квартал, они зашли в небольшое кафе.

— Как бы начать… — Виктор сморщил нос, казалось, он хочет чихнуть. — Всё гораздо проще. Надо выполнять заказы на отстрел неких физических лиц, и нам за это платят в твердой американской валюте. Схема очень простая. — Виктор провел рукой по столу, рисуя невидимую линию. — Получаю конверт, он находится в ячейке камеры хранения на железнодорожном вокзале. В конверте фотография человека, которого надо убрать, указано время и место, где он будет.

— А оружие? — спросил Самохин.

— Накануне мне звонят по телефону и сообщают, где оно находится. Информация идет закодированная, если другой услышит, никогда не догадается, о чем речь.

— Это что, борьба с мафией? — поинтересовался Самохин.

— Да, что-то наподобие этого, — задумчиво произнес Виктор.

У Самохина разболелась правая половина головы. Боль пришла откуда-то из глубины мозга и пульсировала возле самого виска.

— И давно ты работаешь на эту фирму по оказанию добрых услуг? — усмехнувшись, спросил он.

— Год, наверное. Может, чуть больше, точно не скажу, — виновато растянул губы Виктор.

— Знаешь пословицу: «Меньше знаешь — дольше живешь»? — Самохина трясло от негодования. — Ты хоть сам-то понимаешь, в какую грязь влез и меня втягиваешь? Мы ведь потом ноги не унесем. Ну поработаем на этих господ, постреляем, а потом что? Нас в расход самих, как много знающих? Ты об этом подумал?

Виктор сидел с красным лицом, губы сжались в тонкую нить.

— Ладно, успокойся ты, всё я понимаю. Да, самого могут в любое время отправить на тот свет. Но ты пойми и меня! Деньги нужны позарез. — Он рукой провел по горлу. — Ты видел, в какой халупе мы живем? Дочку надо учить дальше, а за всё приходится платить звонкой монетой. Или ты думаешь, родное государство о нас с тобой позаботится?..

 

* * *

На следующий день Виктор отправился ремонтировать машину на станцию технического обслуживания.

— Погуляй по городу, отдохни, пока я занимаюсь с машиной, а вечером встретимся, — с этими словами он исчез.

Самохин вышел на улицу и направился к ближайшей станции метро. Целый день был потрачен впустую. Ближе к вечеру он вернулся к дому Виктора и, чтобы не мозолить глаза соседям, стоял возле подъезда. Плотной зеленой изгородью вдоль фасада дома тянулась сирень. Возле самого подъезда остановилась «Волга», из которой показалась сначала нога в туфельке на высокой шпильке, затем ярко-каштановая копна волос. Окинув оценивающим взглядом Самохина, обладательница огненной прически попросила:

— Извините, вы не могли бы помочь мне донести компьютер до квартиры? Вы не беспокойтесь, нести совсем недалеко, только на второй этаж, а там я сама. — Открыв дверь, она пошла вперед, показывая дорогу. — Ну вот и пришли. — Они стояли у двери коммуналки, в которой жил Виктор. — Большое спасибо вам, не знаю, как бы я сама донесла такую тяжесть… Может, кофе выпьете? — предложила она, стоя уже в дверях и глядя ему прямо в глаза.

— Если угостите, не откажусь.

Самохин окинул взглядом ее жилище. Большая комната, около тридцати квадратных метров. Плотные красные шторы были сдвинуты к самой стене. Сразу бросилось в глаза высокое зеркало. Справа от него стоял старый потертый секретер, напротив, возле стены, — низкий диван, на котором лежал коричневый клетчатый плед. На полу мягко распластался ковер.

— Несите сюда. — Девушка рукой показала на письменный стол, заваленный стопками бумаг. — Минутку, я сейчас всё уберу. — Она быстро сложила бумаги и, прижимая их к груди, понесла на диван.

Самохин аккуратно поставил коробку на стол и, поправляя выпроставшуюся рубашку, спросил:

— А вы кем работаете? — Больше на ум ничего не приходило.

Улыбнувшись одними губами, Вера ответила:

— Я пока не работаю, всё учусь. Пока в институте, на историческом факультете, но уже подала документы в аспирантуру. Так что, видимо, мое призвание — наука.

— И чем вас так привлекает наука? — поинтересовался Самохин.

— Вы что-нибудь слышали о даках?

— О ком, о ком? — переспросил он.

— Давайте лучше пить кофе, а потом, если вам будет интересно, я кое-что расскажу, — предложила Вера и добавила: — И лучше перейдем на ты, так проще.

В знак согласия Самохин кивнул головой.

— Посиди здесь в одиночестве, а я пока схожу на кухню.

Самохин прошелся по комнате, половицы немного поскрипывали. Возле самого окна, на стене, висела картина, которую он сразу и не заметил. На большом камне в гордой позе стоял волк с поднятой кверху головой. Под густой, необычного, пепельного цвета шерстью угадывалась мощная грудь. Самохин подошел поближе разглядеть картину, но дверь открылась, и в комнату вошла Вера, осторожно держа поднос, украшенный замысловатым восточным рисунком.

— Заинтересовало?

— Да, своеобразная работа. А почему у волка такой необычный окрас? — спросил Самохин.

На подносе дымились чашечки с кофе, источая ароматный запах.

— Вот, купила по случаю. Выкинули в институтском буфете старые запасы, ну, мы все и нахватали. — Хозяйка жестом пригласила гостя присесть.

Отпив обжигающего напитка, Самохин поставил чашечку и попросил:

— Может, расскажешь, все-таки про волка?

— Вот этот зверь, — Вера махнула рукой на картину, — и, как ни странно, смелые и отважные фракийцы носили одно имя. Этот народ получил свое этническое название от волка, потому что поклонялся ему. — Голос Веры был размеренный, как будто она читала лекцию студентам.

— Извини, — перебил ее Самохин, — я не совсем понимаю, почему народ поклонялся волку, этому хищнику, санитару леса.

Вера снисходительно улыбнулась.

— Насчет санитара это слишком утрированное определение и достаточно затертое. Северные племена фракийцев — даки были очень воинственным народом, который смог победить только Рим. Кстати, согласно мифу, основателей Рима Ромулуса и Ремуса, детей бога-волка Марса, тоже вскормила волчица. А в генеалогическом мифе ингуханов, представителем которых был Чингиcхан, великий полководец и завоеватель, есть сказание о том, что прародителем их был пепельный волк, который спустился с неба и соединился с ланью.

Самохин посмотрел на картину, и ему показалось, что волчья шерсть отливает серебром.

— Волки — идеальные охотники. Ритуал поклонения волку сопровождался копированием всех его повадок. При воинском посвящении юноши надевали на себя волчью шкуру. Считалось, что вместе с ней воину передаются такие качества, как смелость и отвага. Происходило магическое превращение в волка.

— Ничего подобного раньше не слышал. Теперь буду относиться к волкам с большим уважением. — Самохин встал и снова подошел к картине. — Настоящий волчара, с таким не дай Бог в лесу встретиться. А мне приходилось, правда те были поменьше.

— Где это было? — спросила Вера.

— В тайге дальневосточной. Тогда стая вышла из леса и, как ни странно, огня не побоялась. Глаза в темноте сверкают, видимо, твердо решили нами поужинать, — нехотя ответил Самохин.

— А что вы там делали?

— Мы с корешами лес там заготавливали один сезон, зима была тогда лютая. — Самохин посмотрел на часы. — Засиделся я у тебя. Виктор, наверное, меня потерял. — Самохин поймал себя на том, что ему совершенно не хочется уходить из этой комнаты.

— Надеюсь, что мы не прощаемся, — протянула руку Вера.

Самохин протянул свою и почувствовал, как тепло женской руки перетекает в него.

— Ладно, если ты не против, я могу зайти чуть позже. Может быть, поговорим о волках.

Вера улыбнулась ему в знак согласия.

Самохин прошел дальше по коридору и остановился у комнаты Виктора. Постучав, прислушался, за дверью была тишина. Наверное, еще не пришел, подумал он и вышел на улицу.

Стемнело. Очертания домов растворила темнота. Одинокий фонарь высвечивал только небольшой кружок выщербленного асфальта. Из темноты раздался грубоватый окрик:

— Мужик, а мужик! Закурить не найдется, а то губы опухли.

Не обращая внимания на пьяного, Самохин направился в магазин, который был в пяти минутах ходьбы. Возле винного отдела колобродился народ. Купив бутылку пятизвездочного коньяка и коробку конфет, вышел из магазина и столкнулся с Виктором.

— Как дела? — спросил Самохин.

— Дела у прокурора, а у нас только делишки, — отшутился Виктор. — Подожди, я сейчас, забегу купить продуктов, — и исчез за дверями магазина.

Самохин вспомнил Веру, ее чувственный взгляд, и у него сладко засосало где-то в груди.

Вернулся Виктор, прижимая к груди большой сверток.

— Сегодня побывал у твоей соседки. — Самохин выдержал паузу.

— У Верки, что ли? — переспросил Виктор.

— Помог ей компьютер до комнаты донести, а там попили кофейку, поговорили по-умному.

— Ты с ней осторожней — баба-огонь, не смотри, что худенькая, так закрутит, не сразу очухаешься. — Виктор усмехнулся уголками губ.

…Самохин вежливо постучал в дверь. На пороге возникла Вера и своими зелеными, бездонными глазами буквально втянула его в комнату. У Самохина сразу взмокла спина.

— Вот, купил. — Не зная, что сказать, он протянул бутылку коньяка и коробку конфет.

— Как раз будет кстати. — Вера приняла подарок и прошла вглубь комнаты. Там царил полумрак, горела только лампа, стоявшая на письменном столе.

Вера резала лимон на тонкие дольки и жаловалась:

— Ножи тупые! Может, любовника завести, хоть будет кому точить.

Расположились на диване, поскольку другого места не было. Самохин отвернул пробку, и по комнате распространился терпкий запах коньяка.

— Совсем даже неплохой напиток, хотя сделано у нас, в Дагестане, — сказал Самохин и стал разливать коньяк по рюмочкам, стоящим на подносе.

— А за что будем пить? За знакомство! — Вера потянулась чокнуться с Самохиным. На ней было платье с глубоким вырезом, так что была видна ложбинка между небольших грудей. Она сидела, поджав под себя ноги.

После третьей рюмки Самохин почувствовал жар в голове. Там опять застучали молоточки.

— Позвольте узнать, чем занимается товарищ Же-ня? — поинтересовалась Вера и при этом сократила расстояние между ними до опасного.

Самохин посмотрел ей в глаза, там вспыхивали зеленые огоньки. Он не сразу нашелся, что ответить.

— Временно не работаю. А так служил в армии.

— Это интересно! Я всегда представляла офицеров такими мужественными, интеллигентными, способными на геройские поступки, как в старых книгах. И любить они могли красиво, и умереть могли за любовь. — Вера взяла его за руку и попросила: — Расскажи что-нибудь, в жизни не приходилось с военными встречаться.

— Служба как служба, ничего особенного, служил поваром в обозе, — отмахнулся он.

— Ну хорошо, не хочешь говорить, тогда будем танцевать. — С этими словами она потянула Самохина на середину комнаты и щелкнула клавишей небольшого магнитофона.

Приглушенный, с хрипотцой, мужской голос пел под гитару. Струны издавали мелодию любви, понятную на любом языке. Вера прижалась к нему всем телом. От нее исходил сумасшедший жар. У Самохина опять поплыла голова. Музыка закончилась, но они продолжали медленно танцевать, ноги утопали в мягком ковре.

— Ты подожди минутку, я сейчас вернусь. — Вера отстранилась от него и вышла из комнаты.

…Она лежала рядом, и Самохин бедром чувствовал ее шелковистую кожу. Он провел по ней рукой, отчего Вера вздрогнула и повернулась к нему, жарко и прерывисто дыша ему в лицо. Волны сладострастного прилива закачали Самохина и понесли. Он жадно ловил губами ее податливые губы, глаза, волосы, пахнущие полынью…

Потом они лежали на скомканных простынях. Подушки были скинуты на пол и высились там белыми сугробами. Вера покорно положила голову ему на плечо.

— У тебя шрам на груди, откуда он? — спросила она сонным голосом.

Самохин ничего не ответил, истома погружала его в сладкую и липкую дремоту. Он сомкнул глаза и увидел, что поднимается по крутой горе, заросшей деревьями… Ночь. В близком небе ярко светят звезды, так близко он их никогда не видел. Он вышел из-за деревьев и оказался возле костра, поднимавшего в воздух снопы искр. Совсем близко от огня танцевали люди в волчьих шкурах. На лицах красноватые отблески, шкуры блестят в свете пламени. Самохин замер, боясь быть замеченным. Один из даков упал на четвереньки и стал изображать волка-охотника. На мгновение он остановился, принюхиваясь к земле, затем поднял голову в черное небо и завыл. От этого воя Самохина пробила дрожь. В руках у танцующих появились короткие мечи. Издавая волчий вой, они в танце показывали, как будут рубить своего противника.

 

* * *

Самохин проснулся от прикосновения мягких губ к своим глазам.

— Пора вставать, милый, — улыбнулась Вера.

— Ты всех называешь милыми? — грубовато поинтересовался Самохин.

— Не всех, только тех, кто рано встает, — отшутилась она и, откинув одеяло, встала, ничуть не стесняясь своей наготы, подошла к зеркалу.

Оно отразило ее молодое, гибкое, как у пантеры, тело. Грудь смело торчала вперед темными сосками. Немного выпирающие ребра, плоский живот, треугольник женского начала. Прямая спина с косточками позвоночника заканчивалась довольно-таки нежными округлос-тями.

— Ну что, насмотрелся, ночью не до того было? — улыбнулась Вера, поправила рукой прическу и, накинув халатик, выпорхнула их комнаты.

В дверях показалась голова Виктора. На лице — щедро размазанная улыбка.

— Как отдохнул? Пора и честь знать в этих палатах. Жду тебя на улице, на детской площадке.

Самохин быстро оделся и вышел в коридор. Из кухни навстречу ему шла Вера, держа в одной руке кофейник, в другой — плетеную тарелку, на которой лежали бутерброды с сыром. Вопросительно посмотрела на Самохина:

— Уже уходишь, а как же кофе?

— Кофе потом. — Он, торопясь, направился к выходу и уже у двери услышал:

— Вечером, если будешь свободен, заходи на огонек.

Виктор сидел на невысокой лавочке и курил.

— Присаживайся, — предложил он Самохину и по-двинулся, уступая место. — Спрашивать о твоей ночной жизни не буду, но предупреждаю еще раз: можешь спалиться. — Виктор затянулся и выпустил дым.

— А ты откуда знаешь, бывал у нее, что ли? — вырвалось неожиданно у Самохина.

— Ладно, не кипятись, что было, то было. Ты ж ее в жены брать не собираешься и под венец не поведешь. — Виктор примирительно улыбнулся. — Лучше о деле поговорим. Мне сегодня рано утром позвонили и дали координаты. Сейчас мчимся на вокзал, посмотрим, что нам оставили в ячейке. — С этими словами он встал, отряхивая брюки.

Вокзал жил своей обычной жизнью. Меж пассажиров сновали носильщики, предлагая свои услуги. На сиденьях в зале ожидания в неудобных позах спали люди. На полу в проходах громоздились тюки, сумки и чемоданы.

Приятели спустились по серым ступеням вниз, где стояли рядами автоматические камеры хранения. Найдя нужную, Виктор набрал код и открыл дверцу. В темноте лежал плотный конверт.

— Ладно, пойдем на свежий воздух. — Виктор засунул пакет за пазуху и стал торопиться к выходу. На привокзальной площади быстро нашли извозчика. Разбитной парень в бейсболке сам подошел к ним.

— Куда отвезти? Качество сервиса гарантирую, — кивнул он головой в сторону старенького «жигуленка».

— Да какой, к матери, сервис! Я сам такую же музейную редкость держу, — усмехнулся Виктор. В салоне пахло бензином с примесью духов. — Ну и запашок у тебя. Кого возил? — спросил он, открывая окно.

— Ночью таксовал на Тверской, подобрал двух девиц. Заказ на них был. Вот они, путаны, воздух мне и подпортили.

Парень даванул на газ, и машина выскочила на широкий проспект.

— Вон там останови, мы выйдем. — Виктор порылся в кармане, достал деньги, отсчитал несколько купюр. — Хватит?

Лицо у водилы вытянулось, он стал жаловаться насчет старой резины, что надо откатывать привокзальной братве. Виктор, выслушав монолог до конца, положил сверху еще один дензнак.

Вышли из машины. Сверху брызнуло водяной пылью. Напротив, через дорогу, под навесом стояло несколько столиков. Туда они и направились. Придвинув пластмассовые стулья, сели поближе друг к другу. Заказали у подошедшего официанта бутылку нарзана. Виктор достал конверт. Там была черно-белая фотография немолодого мужчины. Большое полноватое лицо с волевой ямочкой на подбородке. На отдельном листке была схема расположения домов.

— Всё понятно, — протянул Виктор. — Идем с тобой вдвоем, стрелять придется из машины. Этот человек будет сегодня в ресторане «Виктория». Будет не один, и стрелять в него придется через стекло, что, конечно, усложняет работу, но ничего, в арсенале есть бронебойные патроны. Короче, пульнули и быстро сваливаем, иначе можем попасть в весьма щекотливое положение. Наш объект хорошо охраняют, и не любители, а спецы, которые раньше на Лубянке работали.

…Сумерки упали сразу же, как только солнце закатилось за дома. Возле подъезда стояла подержанная иномарка с тонированными окнами.

— Садись на заднее сиденье, — предложил Виктор.

Самохин открыл дверь и увидел, что на сиденье лежит винтовка, едва прикрытая куском ткани. Ехали полчаса, оживление на дорогах спало, и пробок возле светофоров не было. Подъехали к ресторану и остановились поближе, посмотреть. Машину поставили неподалеку, метров в тридцати. Им было хорошо видно, как в ресторане собирается народ.

У самого окна, напротив друг друга, беседовали двое мужчин. На столе стояла бутылка вина и ваза с фруктами. Слева сидел тот, с фотографии, в дорогом костюме и ярко-красном галстуке.

Самохин взял в руки винтовку и подержал на весу, вспоминая это давно забытое ощущение. Виктор посмотрел на часы и, повернувшись вполоборота, спросил: — Руки не дрожат? Давненько не стрелял по мишеням? Ну ничего, всё будет о’кей. Возьми патроны. — И протянул коробку.

Самохин вытащил патрон — носик черного цвета, то, что надо. Винтовка была иностранного производства, полегче, чем наша СВД, и покороче. Стрелять из машины было удобно, даже ствол не высовывался из окна.

— Пора. — Виктор завел двигатель, тот заработал на малых оборотах, даже не чувствовалось вибрации машины. Самохин привычно прижал приклад к плечу и стал ловить в перекрестье прицела объект. Двое за окном продолжали что-то обсуждали, потом другой мужчина достал из кармана пиджака небольшой сверток и положил на стол. Самохин мягко нажал на курок. Небольшая отдача, и он увидел, как тот, что сидел слева, заваливается на бок и падает на пол. Машина, взвизгнув резиной, рванула с места и стала теряться среди домов города.

 

* * *

— На хрена мне это нужно! — вышел из себя Самохин. — Ну, отстреляли сегодня, получили бабки, а придет время, и нас с тобой найдут где-нибудь в канализационном люке с пробитой башкой. Тебя такой жизненный финал устраивает? — Они, пьяные в дым, сидели в комнате у Виктора и допивали третью бутылку кристалловской водки. — Не обижайся на меня, Витек, но я, наверное, на такую работу больше не соглашусь, что-то не по мне она. На войне всё было ясно до предела. Увидел врага, независимо от того, какого цвета у него задница, — и нажимай курок. После задания еще один орденок цепляй на китель и важно ходи по улицам, чтобы девки заглядывали.

Виктор сидел, подперев голову руками. На столе, между выпивкой и разнокалиберными тарелками, лежала большая пачка американских долларов, перетянутая черной резинкой.

— Вот это тебе, — он подвинул пачку в сторону Самохина.

— Не нужны они мне, хочу спать спокойно, только об этом много лет и мечтал. Мечтал лечь в чистую постель, после душа, вместе с женой. А утром встать и посмотреть ей прямо в глаза. Возьми их, от них трупом пахнет! — Самохин рукой подвинул деньги обратно Виктору.

— Дурак ты, Самохин! Пока есть шанс, нужно грести в ту сторону, откуда теплом тянет, а ты: совесть замучает. Да они все бандюганы, денег у нас с тобой же нахапали, сейчас сидят в своих офисах и трясутся от страха, как бы конкуренты киллеров не подослали. Это называется силовой передел собственности. Ты думаешь, мы сегодня честного предпринимателя замочили? Ошибаешься, дорогой мой! И запомни, пока они друг друга не перебьют, не успокоятся. Деньги не пахнут, это еще один римский император заметил, когда обложил налогами общественные уборные. — Виктор мутными глазами буравил Самохина. — А кстати, тебя в ментовке по яйцам не били? — совсем неожиданно спросил он и, вытаращив глаза, продолжал: — Да-да, офицерским сапогом по тому месту, откуда ноги растут. У них власть, которой они, суки, пользоваться не умеют. Им надо, чтобы ты был червяком, рабом, а они были патрициями.

У Самохина голова была как в тумане. Он уже почти не понимал происходящего. Надо сделать паузу, сказал  он себе и на автопилоте вышел из комнаты, оставив Виктора, уткнувшегося лбом между тарелок.

В коридоре было царство тьмы, только из кухни пробивался слабый луч света. Ноги сами понесли Самохина туда. Он был приятно удивлен, увидев там Веру. Сейчас она показалась ему еще прекрасней, чем вчера ночью.

— И что же вы тут делаете, прекрасная маркиза? — начал было Самохин, но осекся, наткнувшись на жесткий взгляд Веры:

— Товарищ военный, мне кажется, частое употребление алкоголя ведет к деградации личности, и порой эти процессы необратимы.

Самохин подошел и обнял ее за плечи.

— Вот этого как раз делать не нужно. — Вера повела хрупким плечиком, стряхивая его руку.

— Может, поговорим, — предложил он уже серьезно.

— Это совершенно ни к чему, — отрезала она.

— Н-да, значит, не хочешь…

Вера прошла к себе в комнату, держа спину совершенно прямой. Самохин проводил ее взглядом и вернулся к Виктору, который спал, ни на что не реагируя. Взял со стола пачку денег, подержал в руке, потом зачем-то понюхал и убедился, что они, действительно, совсем не пахнут.

 

…Самохин добрался до вокзала на Комсомольской площади, потолкался в очереди и купил билет. В поезде ему попался геолог, вместе с которым Самохин пил, потом забывался в пьяном угаре и снова пил. Так продолжалось больше суток пути.

Поезд притормозил на небольшой станции. Сонный дежурный стоял на перроне и рассматривал выходящих из вагона. В тамбуре Самохина обнял и прижал к себе еще пьяный геолог, обмусолив ему щеку липкой слюной. Выдыхая свежий перегар, он бормотал:

— Женя, брось всё и поехали со мной в партию! Денег заработаешь, потом на юг смотаешься с девочками, они гроши любят. — Он пытался добавить что-то еще, но икнул и замолчал.

Самохин пошел к небольшому зданию вокзала. Возле самого входа сидели два бича в рваной одежде. Они зорко, по-птичьи, наблюдали за перемещением людей. Самохин подошел к ним и, вежливо попросив подвинуться, сел, втянув шею в поднятый воротник джинсовой курточки.

…Приснилось ему, что он танцует возле костра в шкуре пепельного волка. Затем почудилось прикосновение Вериных волос, от них пахло полынью. Вера смотрела на него своими зелеными глазами и протягивала руки, будто зовя к себе. Сквозь белесую дымку вдруг возник кот, он мяукал и просил есть. Самохин стал проваливаться в какую-то глубокую тошнотворную трясину и попытался проснуться, выйти из дурмана сна. Веки не хотели разлипаться, но через узкую щелочку он увидел свет, который проникал в него, освещая темноту в его душе…