БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМ

Повесть

- Пашка, ты где, гадина такая? – Женька бросила сумки у порога и понеслась по комнатам. Кухня – пусто, спальни – одна, другая – пусто. Влетела в зал и с размаха ухнула в серые глаза. – Ой… простите… здравствуйте… Вы кто?.. А Пашка где?

- Он вышел, – улыбаясь, ответил на последний возглас незнакомец.

- И давно вышел?

- Порядком, но скоро будет. Я его жду.

 - Угу, будет он скоро, – Женькин сарказм просто лил через край. – С его-то эгоизмом! – махнула рукой и отправилась на кухню.

Оставшись один, Олег перевёл дух и попытался вернуться к чтению журнала. Скоро он поймал себя на мысли, что не понимает ни строчки из прочитанного.

- Идите пить чай, – раздался голос из кухни.

Олег не стал отнекиваться и с удовольствием принял приглашение. Девушка обращалась с ним так, словно они, если не родные, то, во всяком случае, близкие люди, что безмерно удивляло и почему-то радовало Олега.

- Нет, ну подумать только, он ведь знал, что я приеду именно на этом автобусе, – объясняла Женька суть своего негодования, угощая незнакомца бутербродами, – что я тащу эти его железки, можно сказать, надрываюсь. И что же, он соизволил меня встретить? Ща, как же, спешит и падает. Жуткий эгоист. Вот ведь попадётся наказание какой-то бедняжке… Ещё чаю? – Олег кивнул. – А Вы собственно кто? – дошло, наконец, до Женьки, что они незнакомы.

 - Олег. Работаю с Пашкой.

- А я…

Входная дверь хлопнула, и в кухню ввалился абсолютно счастливый Пашка:

- Женька, гадость ты моя противная, приехала, солнышко ты наше солнечное!

Олег ошеломлённо наблюдал, как только что злившаяся девушка радостно обнимается, толкается, дурачится с Пашкой.

- Солнышко, значит, – шутливый удар в плечо. – Солнечное, значит, – пинок в колено. – А встретить некому! – вдруг остановилась и нахмурилась Женька. – Хотела бросить твои железки.

- Привезла! – восхитился Пашка, пропуская её обиду мимо сознания и радостно хлопая себя по коленям.

- А ты думал! – заулыбалась Женька.

- Всё, Шрам, мы снова на колёсах. Погнали в гараж.

Пашка взъерошил Женьке волосы и подхватил сумки. Олег, кивнув девушке, направился к выходу, хмуро уставясь злым взглядом в спину друга – впервые за многие годы привычная кликуха резанула по нервам.

Обязан Олег таким прозвищем шраму, который создал сам по доброй воле. История глупая и жестокая в своей несуразности. Родился он с довольно ярким родимым пятном на левой щеке, которое росло вместе с ним, совершенно не собираясь светлеть, а уж тем более исчезать. И всё бы ничего, если бы природа не создала мальчика впечатлительным и влюбчивым. Впервые такой казус произошёл с ним в детском садике. Ну, влюбился вот малыш до бессознательного состояния в одногруппницу, сопливую драчунью Ксюшу. Лез вместе с ней в грязь и лужи, прятался от воспитательницы, доводил до слёз и отчаянья всех, кто не нравился его возлюбленной. Девчушка воспринимала такую преданность как должное, тем более, что в случае необходимости всегда можно было свалить вину за их совместные шалости на маленького воздыхателя. Но однажды, внимая, как воспитательница в очередной раз выговаривает бабушке Олега претензии по поводу поведения её внука, девочка услышала интересную вещь:

- Да что уж там говорить – «безотцовщина», – делилась с воспитательницей бабушка. – Говорила дуре: не рожай, намучаешься. Так нет же, поступила по-своему. Вот и поделом ей. А Бог грех видит и наказывает! – перешла на зловещий шёпот. – Пятно-то, пятно какое у него. Нечистого метина!

- Ну что Вы, это предрассудки, суеверия, – встала на сторону ребёнка воспитательница, – а с мальчиком необходимо больше заниматься. Он малыш сообразительный, я бы даже сказала, умный. Развивать его надо.

- Кому ж его развивать-то? Мать на работе, у меня сил нет. Вам вот привели, вы и развивайте… Только, что на роду написано, тому и быть, – вновь перешла на шёпот бабушка. – Нечистый-то не зря метину оставил!..

Так, зло, невзначай выплеснутое за пределы их маленького мирка, решило судьбу дитя. Очень скоро Олег понял, что значит быть изгоем. Грубиянка Ксюша вовсю использовала свою власть над ним, чтобы от души позабавиться. Она собирала ребят вокруг себя, втягивала в общую игру Олега, а когда он забывался в радостном общении, вдруг начинала кричать, вытаращив глаза и указывая на него пальцем: «Нечистый!» Ребята врассыпную. Девочки реветь. Ничего не понимающая воспитательница ругаться. Ксюша топать ногами… А как суматоха уляжется, мальчик непременно оказывался в углу.

Однако всё когда-нибудь завершается. Олег радостно бежит по улице. Его мучениям конец! За плечами ранец, в руках букет. Счастье. Школа готовится к празднику. Вокруг ярко, пышно, красиво. Детей ещё нет. Он первым подарит букет своей первой учительнице! Взбегает по лестнице. Вот его класс. Распахивает дверь и… натыкается на змеиную улыбку Ксюши. Но напрасно девчушка радовалась, собственная зловредность сыграла с ней дурную шутку. Мальчик больше не стал терпеть унижений и при первом же уколе побил обидчицу. Так началась его слава хулигана. Он запрятал врождённую чувствительность и нежность так глубоко, что сам о них позабыл. Больше никто не смел открыто выразить ему своё недовольство. Пацаны восхищались его смелостью, наглостью, самоуверенностью, девчонки побаивались, и ему это начинало нравиться. Вот только учителя не давали покоя матери. Она тихонько плакала в подушку, а Олег умирал от жалости к единственному любящему его человеку. Но как помочь ей и не погибнуть самому – не знал.

Новая влюблённость обрушилась в восьмом классе. С чувствами наизлёт, с готовностью сражаться и умереть, с полным самозабвением! Но… Ксюша и здесь подсуетилась. Она что-то нашёптывала девочке, и та смеялась, украдкой оглядываясь на Олега и касаясь своей щеки. Это явилось последней каплей, и парнишка во что бы то ни стало решил избавиться от родимого пятна. Он стащил из кабинета химии серную кислоту и попытался аккуратно вывести его. От острой боли рука дрогнула, и жидкость побежала по щеке, выжигая дорожку к губам.

К счастью, опасаясь детской неосторожности, учитель химии разбавлял все кислоты, что спасло Олега от серьёзных последствий. Врачи сделали всё возможное, но шрам от ожога обезобразил щеку, изуродовал губы, а заодно и сознание подростка.

Олег взрослел, а вместе с ним росли его комплексы и ожесточённость. Молодой мужчина ненавидел своё отражение в зеркале, в то время как на самом деле был очень хорош собой. Природа наделила его силой и пластикой. Он двигался с грацией хищника, а шрам только усиливал впечатление. Девушек это пугало, а женщин притягивало. Олег принимал испуг первых за отвращение, а интерес вторых за жалость. И мстил им за эту жалость. Был с женщинами груб, даже жесток. Они обижались, но интереса не теряли. Девчонок Олег не осуждал, так как сам считал, что прикасаться изуродованными губами к их нежной коже кощунство, потому просто не искал встреч с ними.

Женька же, вот так запросто, можно сказать с порога, включив его в круг близких людей, разбудила совершенно неведомые ему чувства. Мрачно шагая рядом с другом, слушая и не слыша его речи, Олег пытался разобраться в переплетениях новых эмоций. Влюблённость? Ерунда. Нежность? С чего бы это. Желание защитить? От кого? Судя по всему, она в защитниках не нуждается. Хочу быть рядом! Олег даже остановился от неожиданного вывода и острого желания вернуться.

- Ты чего? – Пашка удивлённо уставился на него.

- А Женька, она тебе кто?

- Сестрёнка. Влюбился что ли, – заулыбался Пашка, но тут же нахмурился. – Тронешь – убью!              

- Брось, просто спросил.

- Я сказал – ты услышал.

Олега удивила агрессивность друга, он даже не предполагал, что Пашка может быть так серьёзен и… опасен.

- Твоя сестра – моя сестра. Не загружайся, – перевёл всё в шутку Олег.

* * *

Женька успешно сдала экзамены в институт и теперь наслаждалась покоем. Скоро всё в её жизни будет иначе. Новые друзья, обстановка, интересы. Первая любовь. Дома влюбиться у неё не получается. Слишком она компанейская, что ли. Все мальчишки у неё в «друзьях ходят» и никаких других эмоций не вызывают. Правда Димон как-то попытался перевести их отношения в романтическое русло, но Женька встретила его поцелуй с таким холодом, что у парня отпала всякая охота экспериментировать.

Лето близится к концу. Сколько тревог, забот и радостей оно принесло. Прощание со школой, знакомство с новыми людьми, поступление в институт, появление Олега. Он вошёл в их жизнь легко и прочно. Какими бы хозяйственными делами не занимались брат с сестрой: чинили крышу сарая, заготавливали сено, работали в саду – Олег был с ними. Впрочем, его помощь как нельзя кстати. Два года назад после трагической гибели родителей дети остались одни. К счастью, Пашка был уже совершеннолетним, и девочку оставили с ним. Поначалу было трудно, но они справились. В Армию брата не забрали, чтобы он мог заботиться о ней. Павел устроился в гаражи и неплохо зарабатывал. Женя училась, следила за хозяйством, помогала одинокой пожилой соседке по дому. Так, в трудах и заботах, горе постепенно потеряло остроту и переросло в тихую печаль.

Даже не верится, что минуло уже два года. Два года. Всего два года, а как сильно они с Пашкой изменились. Кажется, ещё вчера Женька, всеобщая любимица, порхала мотыльком. Являясь центром их сложной семьи, она каким-то чудесным образом всех успокаивала и примиряла. Казалось, не станет Женьки, и исчезнет семья. Но вот она есть, а семьи нет. Впрочем, так нельзя думать, ведь у неё есть её ленивый, эгоистичный, но бесконечно любимый брат. Он очень старается, борется с ленью, как может, опекает свою детку-сестрёнку, хотя по-прежнему при первой возможности исчезает из дома. А она чувствует себя почти мамой. Так не хочется взрослеть, но вот приходится. После школы она решила пойти работать, но Павел настоял на поступлении в институт. Хозяйство пришлось распродать – брат один не справится. Оставили только телушку (она от коровы-рекордсменки, а значит, по весне за неё можно будет выручить хорошие деньги) и десяток кур. Корову было жаль отдавать. Мама её очень любила, да и Женька тоже. Но Пашка ни в какую не соглашался её доить. Понять его, конечно, можно, но всё равно жаль.

Девушка вышла на веранду. Какой красивый у них сад! Красивый-то красивый, но сколько заботы требует. Наступила самая горячая пора. Надо убирать урожай, консервировать, варить варенье, ходить по грибы, а она вынуждена оставить брата одного. Ничего, до сентября есть ещё немного времени, ну и в выходные, конечно, она будет приезжать, так что справятся. Женька потянулась: эх, махнуть бы сейчас на речку, а потом на стадион, а вечером на дискотеку! Иногда она позволяла себе такую роскошь, как забыть об обязанностях хозяйки дома. Но после ругала свой эгоизм и наказывала ударным трудом. Девушке очень хотелось, чтобы в доме было также чисто и уютно, как при маме. Чтобы пахло пирогами, чтобы сад радовал буйством цвета, а огород аккуратностью грядок. А ведь мама не была домохозяйкой, работала как все в посёлке, вставала раньше солнца, чтобы успеть на ферму, ложилась за полночь, чтобы в своём хозяйстве всё было ладно. Теперь Женька понимает, сколько любви и труда вкладывала мама в их дом, понимает, от чего сердилась на отца за лень и нерасторопность, ругала дочь за легкомыслие, а сына за вечное отсутствие. Теперь она всё понимает. Теперь, когда мамы не стало…

У калитки появилась Марина. Она на полтора года старше Женьки, но уже успела родить сына. Весь посёлок её за это осуждал, а Женя жалела, потому они стали подругами.

- Привет, Женьчик. Пошли по грибы.

- Поздно уже, надо было с утра.

- С утра я не могла, а сейчас мама малыша к себе забрала, обещала до вечера присмотреть. Пошли, а то я в этом году так леса и не увижу.

- Обед ведь скоро. Бабульки уж всё посрезали.

- А мы в дальний лес пойдём.

- С ума сошла! Пока доберёмся – вечер.

- Так там же «тырла». Сейчас машина за доярками придёт, вот и мы с ними. До вечерней дойки успеем грибочков насобирать и с удобствами обратно. Пойдём.

- Ладно, я мигом.

Женька накинула косынку, схватила корзинку, и подруги припустили бегом к магазину.

Машина уже ждала женщин. Доярки не торопились. Подшучивали друг над другом, поддевали примостившихся у крыльца выпивох, с шутками-прибаутками загружались.

Галина, приятной округлости толстушка, никак не могла забраться в кузов. Молодой водитель пытался ей помочь. Она, старательно демонстрируя неуклюжесть, вновь и вновь обрушивалась всем немалым весом в его объятья. Женщины изнемогали от хохота, парень от неловкости, Галина от удовольствия, а мужики от икоты.

- Ой, Илюха, уморил. Брось её, раздавит.

- Как это брось, – почти рыдали женщины, – да он теперь жениться на ней обязан.

- Ишь, чего захотели, сразу и жениться!

- Отчего же сразу, у них уж полчаса как любовь!

- Ой, Галина, не напирай, не напирай так, уморишь парня, сначала в ЗАГС надо.

- Илюха, не робей, с боку заходи.

- Бабы, да тяните же её, не дай бог, машину повредит.

- Что машина, парень бы сдюжил.

Наконец Галина перевалилась через борт, совершенно обессиленная смехом. Илья смущённый, но раззадоренный кажущейся доступностью женщин, дурачась, попытался облапить стройную Татьяну, за что тут же получил влажной марлей по физиономии. Не больно, но очень неприятно. Новый взрыв хохота погнал парня в кабину:

- Так его, Татьяна. Гарем захотел, султан маломощный.

- А вам откуда известно, что маломощный, – вступились за собрата мужики. – Вы проверьте сначала…

Взревевший мотор грузовика оборвал пошловатый спор. Машина рванула с места так, что доярки едва не выпали за борт. Они закричали, застучали кулаками по крыше, угрожая Илье всеми возможными бедами, и он решил за лучшее сбавить обороты.

 Женщинам было жаль расставаться с игривым настроением, и они искали новый объект для насмешек. Удача им улыбалась. При выезде из посёлка водитель подобрал трёх попутчиков: Петровича, местного «на все руки мастера», Пашку и Олега. Петрович устроился в кабине, а парням повезло меньше.

- Ой, девочки, – завела «молодуха» предпенсионного возраста, – я о таких «доярах» всю жизнь мечтала. Мальчики, не боитесь в лес-то с волчицами, съедим сладких таких.

- Волчиц бояться – козлёночком быть, – Пашка не собирался уступать. – Я б с удовольствием сам закусил таким разносолом.

- Ты смотри, какой зубастый, – разошлась баба. – А справишься?

- Не съем, так надкусаю.

С Пашки «как с гуся вода», ржёт себе, нисколько не смущаясь. А Олег заметно злится. Женщинам только того и надо:

- Олежек, – замурлыкала красавица Надежда, – а ты к нам быков отпугивать? Замучили проклятые, требую личной охраны! Как, ясноглазый, согласен?

- Имей совесть, Надюха, – подбоченилась Татьяна, – муж пусть охраняет. Ты, парень, сюда смотри – чем не голубица для ясна сокола.

- Ой, голубица! – не осталась в долгу Надежда. – Мужика запилила так, что сбежал, и сокола заклюёшь.

- Не спорьте, девоньки, – хохочет «молодуха», – на него Галина глаз положила.

- Олежек, не верь Галине, – протянула Татьяна, – она Илюше обещалась.

- Ну разве ж Илюша её удержит, когда такой красавец-молодец рядом?!

- Да, пошли вы, дуры… – Олег выругался сквозь зубы и перемахнул через борт.

- Ты чего, Шрам, – растерялся Пашка и прыгнул следом.

Машина остановилась. Илья высунулся из кабины и злорадно заржал:

- Что, доигрались, шутницы?!

- Да что мы такого сказали-то? – зашумели женщины.

С другой стороны кабины показалась голова Петровича:

- Ну и кто вам теперь «тырла» чинить будет? Еле выпросил парней, пока работы в гараже мало. Вот ить бабы-дуры!..

Женщины пригорюнились, Петрович сплюнул, Илюха хлопнул дверцей, и машина как-то печально тронулась в путь.

Женьке с Мариной грибов насобирать не пришлось. Загон для быков был повреждён, и они свободно паслись у кромки леса. Глупо было рисковать, и девушки тем же рейсом вернулись обратно. Всю дорогу Женя думала об Олеге. Что случилось? Почему он обиделся? Она представила себя центром насмешек. Да, это неприятно. Надо обладать лёгкостью и наглостью Пашки, чтобы не смутиться. Не каждому дано. Ей стало жаль Олега, сильного, большого, но такого уязвимого. «Напеку блинов, – решила девушка, – мама все глобальные проблемы решала с помощью блинов. Почему бы и мне не попробовать. Ребята будут довольны, и обиды забудутся».

Женька дожаривала яство «примирения», когда появился Олег.

- Проходи, – прокричала она ему, – я от плиты отойти не могу.

Олег чуть помедлил в дверях кухни. Почему-то сегодня он чувствовал себя несколько неловко. Девушка не обращала на него внимания, старательно смазывая маслом очередной аппетитный солнечный круг, и юноша решил принять приглашение. Привычно присев на стул справа от стола, он залюбовался хрупкой фигуркой. Как ловко у неё всё получается!

- Скоро Пашка придёт, и будем пить чай, – почти пропела Женька, укладывая на блюдо последний блин. Обернулась. – Вот зря вы сегодня до места не доехали. Загон не починили, и я грибов не насобирала.

Олег нахмурился. Только будто наладившееся настроение, как ветром сдуло.

- И женщины расстроились, – продолжала девушка. – Быки на воле – это не шутка.

- В следующий раз подумают прежде, чем насмехаться, – обида чёрной волной поднималась в душе юноши.

- Да почему ты так резко реагируешь? Что собственно случилось? Ну пошутили женщины, только и всего.

- Пошутили, значит, – Женьку испугал злой взгляд Олега. – Да кто они такие, чтобы издеваться надо мной?!

- Почему издеваться-то? Может, ты им нравишься.

- Нравлюсь?! – Олег просто взвился от негодования, подскочил к девушке, прижимая её к столу. – Не играй со мной. Обижу. – Женька от неожиданности совсем растерялась. Стараясь отстраниться, она прогнулась назад, вцепилась одной рукой в дверцу навесного шкафа, другой в столешницу. – Посмотри поближе, – нравлюсь, значит?

- Ну, да, – получилось неуверенно.

- Тогда ты будешь счастлива. – Олег грубо и крепко прижал девушку к себе и впился в её губы жестоким поцелуем.

Женька была в шоке, едва не в обмороке, пожалуй, если бы он отпустил её, она бы упала. Но Олег не собирался прекращать свою пытку, и… испуг жертвы прошёл. Она вдруг ощутила его сильное тело, руки, которые хотели обидеть, но почему-то оберегали, злые настойчивые губы, уже не терзавшие, а почти ласкающие и волны чего-то совсем непонятного, исходящего от него и обволакивающего её, словно коконом. Впервые Женька почувствовала желание, которое прокатилось по её телу, обдавая жаром, заставляя задыхаться и дрожать. Девушка в панике постаралась отстраниться, сжимая руки так, что побелели пальцы, – только бы он не догадался.

Олег ощутил её дрожь, но понял всё по-своему. Он разжал объятья и отступил:

- Другой раз не будешь меня дразнить, – хотел угрожающе, получилось обиженно.

- Уходи, – едва выдохнула Женька.

Как только хлопнула входная дверь, она оторвалась от стола и почти рухнула на стул. Девушка была в растерянности. До сих пор она воспринимала Олега как друга, а тут такие перемены. И чего он так взъярился? Женька вспомнила его глаза, – какие злые, аж мурашки по телу. Передёрнула плечами – как же глупо она, наверно, выглядела. Улыбнулась, – а всё-таки забавная ситуация. Можно было бы даже посмеяться, если бы не её странная реакция на его близость. Вспомнила и едва не задохнулась. Чёрт! Самое лучшее просто об этом забыть. Всё, забыла. Жаль только, что теперь они навряд ли смогут остаться друзьями. Да, действительно, жаль.

* * *

Олег медленно шагал по тёмному парку. Настроение на нуле. Надоело всё до чёртиков. И друзья с их вечным зубоскальством о бабах, и бабы с их подачками, и работа без инструмента и запчастей, а главное – бригадир с его придирками. Вот ведь гад, каких мало! Напьётся и лезет с советами. И к кому?! К Олегу, который с завязанными глазами мотор перебрать может. Ладно бы нудел себе по-тихому, так нет же, требует, чтобы его ахинею выслушали и приняли к исполнению. Сволочь! И Пашка сегодня, как назло, на выезде. Он умеет вовремя остановить бузу, обратить всё в шутку, развести упёртых по углам. Но его не было, и бригадир своё получил. Так что перспективы у Олега теперь невесёлые. А тут ещё мать обещала нагрянуть так не вовремя. Вот ведь занудство!

Олег ощутил острое желание оказаться на уютной кухне в гостеприимном доме друга. Отогреться в исходящих от Женьки лучах тепла, отойти душой, посветлеть чувствами. Но разве теперь туда сунешься! Нигде и никогда не было ему так спокойно, как рядом с ней. Единственная женщина, которую он любил – его мать. Но она всегда была слишком уязвимой сама и думала, что и он такой же. С самого раннего детства мама оберегала его, укрывала от мира, оправдывала, защищала, понимая при этом, что всё впустую. Женька совсем другая. Она летит навстречу миру с распахнутой душой, готовая принять всё, что он может ей дать. Вот и его она приняла сразу, таким, каков он есть. И любила его такого, пока он, урод, целоваться не полез. И чего его дёрнуло?! Отыграться за обиду вздумал. И на ком?! На самом безвинном существе. Идиот!

Печальный всхлип, прозвучавший где-то совсем рядом, заставил Олега остановиться. Он всмотрелся в темноту. На развилке тропинок у большого дерева притулилась знакомая фигурка. Она выглядела такой несчастной, что у юноши защемило сердце.

- Ты чего в темноте одна бродишь?

Женька испуганно вздрогнула, но ответила спокойно, даже с вызовом:

- Я не брожу, и не одна.

Олег приблизился и демонстративно осмотрелся:

- Что-то больше никого не наблюдается!

- Мы с ребятами после дискотеки к реке пошли. А я ногу вот подвернула.

- И они тебя одну здесь бросили.

- Нет, не бросили. Я сама от помощи отказалась. Бояться нечего, до дома три шага, а с ногой ничего серьёзного. У меня часто так бывает: подверну – и растяжение. В детстве вывихнула и вот маюсь теперь. Ерунда… я так думаю.

- А на самом деле как?

- Не знаю. Почему-то сегодня больнее обычного.

- Я посмотрю.

- Не…

Олег опустился на колени и быстро ощупал лодыжку. Вывих. Придётся вправлять.

- Расслабь ногу и держись.

Уверенный точный рывок, и сустав стал на место. Женька вскрикнула и едва не упала. Олег подхватил её, прислонил к дереву, нехотя отступил.

- Полегчало?

- Да… кажется. Спасибо.

Олег чуть помедлил, но всё же решился:

- Ты прости меня за вчерашнее… Не знаю, что на меня нашло. Не принимай на свой счёт. Достали просто все…

- Ну кто тебя достал?! Женщины ничего такого не имели в виду. Разошлись, конечно, слишком, но…

- Опять начинаешь…

- Олег, ну кто тебе ещё это скажет. И я, если не сегодня, то уже не скажу… Прости, но ты не прав. Я всё думала: чего взъярился, за что так обидел. А потом до меня дошёл смысл твоих слов. Ты не меня, ты себя наказываешь за… вымышленное уродство. Подожди, я правду говорю. Если бы оно настоящим было, никто бы рта раскрыть не посмел, нельзя потому что. А они заводят тебя. Ты им нравишься…

- Ну что ж, сегодня и я, пожалуй, об этом поговорю, – угрюмо начал Олег, горой нависая над девушкой. Женька выпрямилась, принимая вызов. – Может, и тебе нравлюсь?

- Да.

- Что ж тебя тогда так трясло? От удовольствия, видимо, – ядовитый сарказм мужчины отравлял. – Или всё же от отвращения? Я думал, ещё секунда и тебя на изнанку вывернет…

Олег оттолкнулся от дерева и шагнул прочь.

- С чего ты взял, что от отвращения, – выдохнула Женька ему в спину.

Он замер. Неужели?! Впрочем, если бы вчера в его руках была женщина, он понял бы всё сразу и правильно, но… ведь это Женька…

Олег медленно повернулся и, проверяя догадку, сделал движение к девушке. Она отпрянула:

- Нет…

Усмехнулся:

- Извини, не правильно понял.

Хотел уйти, но Женька не могла ему этого позволить:

- Ты всё правильно понял, – Олег недоверчиво, но пристально смотрел на неё, девушка продолжала почти скороговоркой, – но это ничего не значит… Потому что… Это… Ну не знаю… Так не должно быть. Ты не любишь меня. И я тебя. Значит, это нехорошо, неправильно… И ты не смеешь со мной так поступать… В конце концов, я сестра твоего близкого друга.

- Успокойся. Всё нормально. Я тебя услышал.

Он всё медлил, не уходил, силился уяснить, что всё это значит. Неужели он разбудил в ней женщину?! Или она всего лишь пожалела его. Только не жалость… Только не от Женьки… Ему очень хотелось заглянуть ей в глаза, но темнота не позволяла, надо приблизиться вплотную, а её это непременно напугает.

Заговорил тихо, неуверенно:

- Жень, если тебе и вправду… ну… не противно, поцелуй меня сама. Нет, не пугайся, ничего такого. Просто прикоснись, вот так…

Юноша взял её руку и слегка коснулся губами ладони. Женька смутилась, понимая, насколько это опасно для неё, но… Шагнула вперёд, приподнялась на носочках, положила руки на плечи, затаила дыхание, несмело коснулась его горячих губ и сразу отступила назад.

Олега ошеломило это невинное, едва ощутимое прикосновение. Он не испытывал прежде ничего более сексуального и потому устремился за ней, нагоняя и накрывая её губы быстрыми жаркими поцелуями. Женька вжалась в дерево, отклонила лицо. Олег вцепился руками в грубую кору, всё ещё стараясь защитить её от самого себя. Нельзя, нельзя её обидеть! Но губы не слушались, продолжали ласкать нежную кожу девушки, прокладывая путь к полураскрытым устам.

Попытался остановиться:

- Мне уйти, – выдавил глухой шёпот.

- Уходи, – эхом отозвалась Женька, а пальчики коснулись его щеки, – уходи, – а тело подалось навстречу.

Руки молодого мужчины уверенно легли на талию девушки, скользнули по спине, и… мир исчез, растворился в поцелуе. Лишь её трепет. Лишь его дыхание…

Жёлтый луч прорезал темноту и упёрся в спину Олега. Он прижал Женькину голову к груди, укрывая её от света и чужих глаз. Не оборачиваясь, прорычал:

- Убери фонарь, пока я тебе его…

Луч погас.

- Шрам, ты что ли? Давай на минуту, разговор есть.

- Догоню.

Женька уперлась ладонями в грудь мужчины, отстраняя его от себя. Олег склонился, пытаясь увидеть выражение её глаз.

- Уходи, – зло выдохнула Женька.

- Ты дойдёшь одна?

- Да иди же, – голос дрогнул, она с силой оттолкнула его. – Уходи уже, – развернулась и побежала прочь, слегка прихрамывая.

Олег смотрел вслед, жалея и не понимая её.

               

* * *

Скандал разрастался, разбивая маленький коллектив ремонтной бригады на два враждующих лагеря. Каждая из сторон по-своему была права. Олег, принципиально не пьющий и ценивший свою работу, а потому выполняющий её старательно и качественно, не мог понять пьянства и разгильдяйства бригадира. Пашка, абсолютно уверенный в правоте друга, безоговорочно стал на его сторону. Он хоть и был не против расслабиться в хорошей компании, но всегда помнил, что у него есть Женька, а потому не злоупотреблял. Бригадира он, в общем-то, не осуждал, а где-то даже и понимал, но зачем же лезть под руку спецу, который хоть и моложе тебя, но в мастерстве сто очков вперёд даст!

Старожилы гаражей приняли сторону бригадира. Факт, что двадцатилетний пацан поднял руку на человека гораздо старше его, справедливо их возмущал.

Если бы обе стороны могли изъясняться логично и чётко, возможно, они бы поняли друг друга, но Господь, видимо, красноречия для них пожалел, и снежный ком наносимых обид увеличивался с пугающей быстротой.

По наущению жены бригадир Григорий Валентинович, или просто Валыч, освидетельствовал побои и теперь угрожал, тряся бумажкой перед носом парней:

- Да я тебя, сопляк, в тюрьму, да я тебя…

- А что пьяный был вдрызг, освидетельствовал?!

- Учить меня будешь, гадёныш! Ты под стол пешком ходил, когда я…

- Валыч, Шрам тебя по-хорошему просил – отойди, что ж ты…

- А ты не лезь. Когда тебе дерьмово было, мы всем миром помогали, самую денежную работу давали…

- Что ж мне теперь всю жизнь кланяться?! Будет надо – помогу, а…

- А и поклонись. Добро помнить надо…

- Да что ж вы…

- Хочешь посадить – сажай. Просить не буду.

- Парень, не прав ты, не прав. Извинись перед Валычем. Мы тебя как родного приняли, потому как Пашкин друг, а ты, что делаешь?!

- Вы меня работать приняли, я и работал, бывало, за всех. Или не так?!

- Как это мы без тебя-то справлялись…

- Плохо справлялись. Прошлый век, а не гаражи. Ни работы, ни порядка!

- Зелен ещё учить…

Заварушка разрасталась, грозясь перейти врукопашную. И в этот момент появилась женщина. Стройная, но не худенькая, с чуть заметной приятной глазу очень женственной полнотой, в светлом лёгком платье, русые волосы высоко подобраны, пара локонов обрамляет лицо, придавая ему некую незащищённость, в руках небольшая корзинка, источающая аппетитный аромат.

- Добрый день, мужчины. Вижу, я не вовремя, но не нести же обратно, – произнесла она приятным мелодичным голосом, безошибочно определив главного и протягивая корзинку бригадиру.

Валыч от неожиданности затих, смутился, принял корзинку, едва не поклонившись ей. Все вопросительно застыли.

- Мама, ты зачем… – Олег был раздосадован, но обидеть мать не мог, потому оборвал себя на полуслове. – Моя мама, Светлана Андреевна, – угрюмо представил он её, обводя мужиков предостерегающим взглядом.

- Я не займу у вас много времени, – журчала она, направляясь к заменяющим стол ящикам, мужчины следовали за ней, – напекла пирожков и решила побаловать вас, время-то обеденное, а заодно посмотреть, где сын мой работает. Уехал от меня на неделю, а остался насовсем. Говорит, в посёлке люди хорошие.

Накрыла «стол» клеёнкой и стала вынимать из корзинки разные вкусности:

 - Я ведь вас почти знаю, – её чуть смущённая улыбка заражала, хотелось улыбнуться в ответ, мужики так и поступали. – Вот Вы, наверно, Павел. Олег очень тепло о Вас и сестре Вашей отзывается. Вы, Григорий Валентинович, бригадир. Во время аврала можете сутками не спать. А Вы, вероятно, Степаныч. У Вас «золотые руки» и степенный характер. Да?

Степаныч довольно потёр ладони и снисходительно взглянул на Олега:

- У сына-то у Вашего самого «золотые руки».

- Что правда, то правда. Он у меня с детства работы не боялся, даром, что без отца рос, – в каждом слове женщины сквозила гордость. – Я за ним как за каменной стеной!

- Мам, ты иди. Грязно здесь и сыро, – постарался заботой прикрыть раздражение Олег.

- Да, действительно. Не буду вам мешать. Приятного аппетита.

- Спасибо. Заходите. Всего хорошего, – загалдели мужики.

Женщина ушла. Повисла неловкая пауза.

- Ну что, – разрядил обстановку бригадир, – быстрый перекус и за работу. Целое утро потеряли.

Потерять утро – это много. Деньки наступили горячие. Уборочная, а техника на ладан дышит. Один и тот же агрегат по нескольку раз чинить приходится, а трактора и комбайны ремонтировать прямо на полях.

Ребята валились с ног. Тащились домой с одной мечтой – уснуть. Но молодость брала своё, и им даже в голову не приходило, что можно обойтись без дискотеки.

Олег привычно перепрыгнул ступеньки крыльца, толкнул дверь, в три шага преодолел прихожую:

- Паш… – и столкнулся взглядом с вышедшей из кухни Женькой.

Девушка опустила глаза, отступила. Олег поймал её руку:

- Придёшь на танцы?

- Нет, – попыталась освободить кисть.

- Подожди. Почему? Из-за меня?

- …

- Жень, не надо так, – он старался говорить мягко, чтобы она поняла, как важно для него её доверие. – Ты же знаешь, если не захочешь…

Женька вскинула голову. Посмотрела в упор. Какой жёсткий взгляд! Выдохнула горячим шёпотом:

- А если захочу…

Олег стушевался, не нашёлся, что сказать, и момент был упущен. Вырвала руку, выкрикнула, всё ещё не отрывая взгляда от его глаз:

- Пашка, к тебе человек пришёл, долго спать будешь?

Отступила, опустила глаза, развернулась и быстро прошла в свою комнату.

Олег недоумевал. Что происходит? Чего она так боится? Ясно ведь всё. Их тянет друг к другу, они могут быть вместе. А если она считает иначе, так он и не настаивает, понимает, что не подарок. Зачем усложнять!

- Шрам, иди на веранду, я тут дрыхну, – прокричал сонным голосом Павел.

Чтобы попасть на веранду, выходящую в сад, надо пересечь весь дом. Проходя мимо Женькиной спальни, Олег задержался у открытой двери. Девушка лежала на кровати, обняв колени и беззвучно плача. И столько в этой позе беззащитности, столько потерянности было, что юноша понял – он скорее умрёт, чем обидит её. Надо уходить, а он не может оторвать от неё взгляда. Бедная девочка, напугана напором собственных чувств. Боится стать игрушкой в его руках. Неудивительно, если учесть, что он совсем не ценит отношения с женщинами. И она это знает. Как же объяснить ей, что она – это она. И больше никого ему не надо.

Присел возле кровати, провёл рукой по волосам. Женя вздрогнула, но глаз не открыла, только ещё ниже пригнула голову к коленям.

- Котёнок, не плачь, – голос прозвучал тихо, чуть хрипло. – Всё будет, как ты хочешь… Или никак не будет.

Девушка молчала.

Олег встал, отступил к дверям комнаты. Помедлил, переламывая себя. Сказал весёлым обыденным голосом, так, словно этих трёх дней не было:

- Мама собирается завтра в гости к вам нагрянуть. Отведать твоих знаменитых блинов желает. Ты как, не против?

Женька распахнула глаза, уставилась на него, будто впервые увидела. Села, неуверенно улыбнулась, с опозданием кивнула. Олег вышел. Хлопнула входная дверь. Девушка вздрогнула, осознав, что того, что могло быть, уже не случится. Слёзы брызнули из глаз. Значит, она была права, для него это всего лишь игра, фрагмент мужской жизни. Он мог её получить, но отступил, пожалел. Не стал приносить дружбу в жертву сиюминутному удовольствию. Она должна быть благодарна. Почему же она так несчастна?!

* * *

Женька показала Светлане Андреевне дом, хозяйство, угостила блинами, и теперь они наслаждались видом сада, отдыхая на веранде.

- Как же ты, девочка, со всем этим одна справляешься? – удивлялась Светлана Андреевна.

- Ну почему же одна. Мне Пашка помогает, а Пашке Олег.

- Знаем мы мужскую помощь – хорошо покушать, – улыбнулась женщина.

- Нет, что Вы. Брат у меня, конечно, ленив, но понимает, что без него мне не справиться. А Олег… Мне даже странно, что он такой спокойный и работящий. Наши парни хоть и в деревне выросли, а, в основном, лентяи, да ещё пьющие и нервные какие-то. А он нет.

- Женечка, ты даже не представляешь, как радуешь меня. Что работящий, то конечно. А вот спокойный… Он ведь не всегда таким был. Ох и изболелось моё сердечко за него за эти двадцать лет. В детстве хулиганом был. Боялась я страшно, что по кривой дорожке пойдёт. Казалось мне, что друзья его – сплошные бандиты. Убьют ведь кровиночку мою или посадят. Сколько слёз пролила, сколько ночей не спала! А как вырос да отслужил, стал правдолюбцем большим. Мимо зла пройти не может. И друзьям поперёк, и начальству в лоб. Мне ещё страшнее стало. Ох как не любят правдолюбцев-то! Пожалуй, что бандитом у нас безопаснее быть, чем человеком с совестью. Всего пара месяцев, как домой вернулся, а уж всем враг. Снова ночи бессонные. Думаю, встанет сыночка мой у какого большого человека на пути, и сомнут, сломают. Времена нынче хоть и не прежние, а всё одно несправедливости много. А маем он Павла вашего встретил, и, видно, сошлись они характерами, поехал погостить на недельку, у бабульки дом снял, как отдыхающий, а приехал уже за вещами. Говорит, в посёлке на работу в гаражи обещают взять. Я вначале расстроилась, а после решила, что, может, к лучшему. И вот не ошиблась. Приезжает, я не нарадуюсь. И смотрит весело, и говорит хорошо. Будто покой в его душу вошёл. Скажи, Женечка, может, девушку он здесь встретил?

- Встретил, и не одну, – Женька прикусила губу, но было поздно, как известно, слово не воробей.

Светлана Андреевна улыбнулась, взглянула на девушку со значением, но акцентировать внимание на её оплошности не стала.

- Как всё же хорошо у вас здесь! Небушко вольно дышит, землица так теплом и веет.

- Да. Я очень люблю наш посёлок. В соседней деревушке, Соколе, и избы серые, и заборы скошены. Правда, сады большие, пышные. У нас сады поменьше, но ухоженные. А дома, заметили, один краше другого.

- Заметила. А отчего же такая разница?

- Не знаю, – Женька усмехнулась. – Может, от тщеславия? У нас ведь, если один что-то там перекрасил или перестроил, так другой есть-спать не будет, пока лучше не сделает.

- Ты будто злишься на поселковый народ.

- Нет, что Вы. Я даже думаю, что это неплохо. Мы ведь друг другу ножку не подставляем, просто так своеобразно и негласно соревнуемся. Красоте посёлка только на пользу. Но трудиться приходится не покладая рук, и денег по нашим временам всё время не хватает.

- Денег, милая, во все времена не хватает. Ничего, девочка, было бы сердце большое да душа светлая, станет и жизнь доброй.

- Светлана Андреевна, Вы не обидитесь, если я спрошу?

- Спрашивай.

- Вы ведь совсем молодая, а когда говорите, я будто сказителя слушаю. Отчего?

- Так ведь мы из староверов. Я хоть и выросла в городе, однако вековые традиции, видимо, с молоком матери впитала. А как я с ними по молодости боролась! Из речи своей, из мыслей своих с корнем хотела вырвать. И будто получалось. А вот чем старше становлюсь, тем ярче сущность моя проявляется.

- А почему боролись? Вас люди за непохожесть обижали?

- Да нет. Скорее я против семьи своей восстать хотела, но характер слабый не позволял. Вот я и старалась стать как все. Как все, а значит, не такой, как моя мать. Не удивляйся. Мама моя женщина была очень строгая, верующая. Мне казалось, что она совсем не способна любить, а меня так просто ненавидит. Девочкой я была тихой да ласковой, только тепло моё никому не нужно было, а так хотелось хоть капельку любви. Вот и прильнула я к первому, кто приласкал. Ещё восемнадцати не было, когда тяжёлой стала. Думала, мама убьёт, но впервые осмелилась её ослушаться и ребёнка оставила. Всю беременность она меня будто не видела, а как Олежка родился, и вовсе с трудом наше присутствие переносила, злобой своей душу ребёнку коверкала. Много лет я на мать обиды копила, даже после смерти её простить не могла. Грех это, девочка, тяжкий. Грузом на сердце лежит, покою да счастью дорогу закрывает. Может, оттого жизнь моя и не складывалась. А тут как-то стою у церкви, перезвон колоколов слушаю, и будто озарение на меня снизошло. Жаль мне мать мою стало. Жизнь прожила, а счастья не видела. Как же она мне любовь свою дать могла, когда сама её не познала. Родилась в глухой деревне староверов. На свет тяжело появлялась, врачей нет, помочь некому, повитухи оказались бессильны. Так что ценой её рождения стала жизнь матушки. Отец ребёнка не простил. Росла в строгости, не поднимая глаз, будто виной безвинной к земле пригвождённая. В пятнадцать лет отец её замуж отдал. Муж уж в годах был, ему скорее работница нужна, чем жена. Вот и трудилась мама от зари до заката, а в ночи неласковые долг исполняла, который ни душе, ни телу радости не приносил. Долго забеременеть не могла. Опять виновата. Когда мною отяжелела, муж поласковей стал, да ненадолго. А как мне пять лет исполнилось, погиб он в лесу, медведь задрал. Я его и не помню почти. После мы в город перебрались. Мама другой раз замуж не вышла. Говорила, ради меня, но я так думаю, что слишком её душа тёмной стала, вот счастью и не открылась. Надеялась, что дочь в старости опорой станет, удачно замуж выйдет, обеспечит, окружит уважением. А я так её разочаровала. Она не простила, я озлобилась. Вот и не увидела она в своей жизни любви ни материнской, ни супружеской, ни дочерней. И так мне её жаль стало, что прорыдала я на ступенях церкви чуть не до ночи. А за жалостью прощение пришло. И ты знаешь, девочка, будто и меня кто простил. Дышать стало легче, и думы посветлели, и душа развернулась. А главное, что счастье моё, мой сыночек изменился, словно ангел над ним крылья раскрыл.

Женя напряжённо вслушивалась в каждое слово, а на глазах закипали слёзы. Как жаль, что этот ангел не она!

* * *

Летняя сессия сдана. Девчонки, весело болтая, собирают сумки. Завтра по домам. Больше двух месяцев без зубрёжки. Счастье!

- Евгения, Вы не правы, – выпятила грудь Зойка, передразнивая преподавателя психологии, – авторитарный стиль общения имеет право быть на любом уровне, от детской песочницы до супружеской постели.

Подруги расхохотались.

 - Как тебе это нравится? А? Представляешь, авторитарный стиль общения в постели? По-моему, он сумасшедший.

- Но надо отдать ему должное – никого «не завалил», все экзамен выдержали.

- Точно. Едем домой. Д-о-м-о-й, – кричала Зойка, прыгая на кровати и размахивая руками.

Женька смеялась, глядя на подругу. Вот уже год они живут в одной комнате, и она не нарадуется, что ей так повезло. Вообще-то они и раньше были знакомы. В посёлке жила Зоина бабушка, и девушка иногда приезжала её навестить, но с Женей они как-то мало общались. А тут оказалось, что не только поступили в один институт, но и поселили их вместе.

Если приглядеться, то ничего особенного в Зойке не было, но производила она впечатление настоящей красавицы. Стройная, гибкая, стремительная. Черты лица тонкие, но мягкие. Глаза небесной синевы. Но главное её богатство – волосы. Золотистой, не жёлтой и не рыжей, а именно золотистой, тяжёлой, шёлковой волной они ниспадали с её плеч и струились по спине, неизменно привлекая взоры всех присутствующих. Впрочем, Женька ценила её не за красоту, а за удивительно светлое восприятие жизни. Люди Зойке казались добрыми, мир прекрасным, будущее замечательным. А если что-то не так, то это, конечно, временно.

- Кстати, прояви силу характера, примени авторитарный стиль общения, и как приедешь, сразу заяви своему Олегу, что любишь его, жить без него не можешь, пусть женится.

- Опять издеваешься! Это не Артемий, это ты сумасшедшая.

Зоя спрыгнула с кровати, присела к столу, намереваясь продолжить давнишний спор.

- Дура ты, Женька. Вот руку даю на отсечение, что любит тебя твой Олег.

- Во-первых, он не мой. А во-вторых, и во всех прочих, он может и любил бы меня жарко, но недолго. Или ты полагаешь, что он в ладушки со мной собирался играть или при луне вздыхать. Он, знаешь ли, к другим отношениям привык.

- И опять дура. Если бы он тебя не любил, то тогда, конечно, было бы всё, как ты говоришь. Причём уже давно было бы. Не правда ли?

- Так разве я спорю. Проявил благородство. Пожалел меня.

- Ха, когда это мужчины девчонок жалели?!

- Хорошо, не меня. Пашкиной дружбой рисковать не захотел.

- Ну не смеши. Можно подумать, ты бы брату жаловаться побежала. Да Пашка никогда ни о чём не узнал бы. Он ценит твоё решение, вот и отступил.

- Зой, может ты и права. Только это ничего не меняет. Уже год прошёл. Я езжу домой почти каждую неделю, и каждый раз он бывает у нас. Ничего не изменилось. Мы друзья. А что касается его любви, так он, знаешь, не скучает и вниманием не обделён.

- Это, конечно, обидно. Но с другой стороны, что ему остаётся делать, если ты ясно дала понять, что кроме дружбы ему ничего не светит.

- Это как же я ему дала понять?

- Ты ж его боишься как чёрт ладана. Значит, не доверяешь. А какая любовь без доверия.

- Боюсь. Себя. Любому отпор дам, а ему нет. А кто же откажется, когда предлагают. И любовь здесь не причём.

- Вот именно, что не причём, и не откажется, а он отказался. Ради тебя, ради твоего спокойствия, а значит, ради твоей любви. Чего ты боишься, не понимаю?

- Что нет никакой любви, боюсь. Может, и я его не люблю, просто наваждение какое-то.

- Ладно, не любишь так не любишь. Что же тогда с Кириллом так холодна? Красавец, обеспечен, влюблён. Девчонки тебе обзавидовались, глазки ему что есть мочи строят, авансы раздают, а он вокруг тебя круги наворачивает.

- Да ну, – Женька передёрнула плечами, – он руки распускает, и улыбка у него наглая. И, вообще, не хочу о нём говорить.

- А об Олеге хочешь.

- Прекрати!

- Дура ты, Женька.

- А сама, что же Дениса игнорируешь? Нравится же он тебе.

- Что ещё за Денис?

- Ну конечно. Будто не знаешь, что парня из опорного пункта, который с тебя глаз не сводит, Денисом зовут. Улыбнулась бы ему хоть что ли.

- Чего я незнакомому мужчине улыбаться буду. Ещё решит, что намекаю. И потом, если бы захотел познакомиться, подошёл бы, а не сверлил меня глазами.

- Ну он не производит впечатления робкого юноши. Так что, если бы ему развлечься захотелось, давно бы гоголем гарцевал или, как ты говоришь, круги наворачивал. А он смущается, боится отворот получить, значит, влюблён. Если не влюблён, чего бояться – посмеялись да разбежались.

- Много ты понимаешь. Может, он, как и все вокруг, просто волосами моими любуется.

- Дура ты, Зойка.

- Сама не умнее.

Девчонки надулись, потом взглянули друг на друга и расхохотались. Казалось, ничто не может нарушить их покоя. Даже не разделённая любовь не являлась такой уж трагедией. Впрочем, было ли это любовью? Скорее, лёгкая влюблённость, преддверие чего-то большего, непостижимого, что может открыться только прозревшему сердцу. Но души девушек ещё дремали, не предчувствуя, что ждёт их, когда они очнутся.

***

Женька находилась в своей стихии, она любила танцы и, будучи на дискотеке, не пропускала ни одного. Не все чувствуют ритм, и потому современный танец часто напоминает суматоху неисправных роботов. Женька же словно растворялась в музыке, двигалась изящно, почти не повторяясь в движении. Взоры парней, оббегая зал, непременно останавливались на её стройной гибкой фигурке. Не стал исключением и Олег, он откровенно любовался девушкой, а когда кто-нибудь приглашал её на медленный танец, злился. Каждый вечер она кружилась по этому залу, ни разу не присев за всё время дискотеки, а желающих обнять её под томные рыдания певца было предостаточно.

В посёлке появилось много новых лиц – Институт Дизайна выехал на летний пленэр. Это внесло некоторое оживление в жизнь молодёжи. Парни приударили за городскими барышнями, девушки строили глазки новоиспечённым кавалерам. Олег будто бы увлёкся жгучей брюнеткой Аидой. Она отчаянно кокетничала, он лениво изображал рыцаря. Но стоило появиться Женьке, игра потеряла всякий смысл и интерес.

Олег остановился возле дома Жени. Окна тёмные, значит, она ещё в клубе. Сегодня он скажет ей, что… Чёрт. Что он ей скажет?! С того поцелуя в парке Олег почти физически ощущал, что меняется. Он примирился сам с собой и своим отражением. Понял, что Женька права: женщины его не жалеют, и девушкам он нравится. А значит, у него есть право любить своего котёнка.

Весёлые голоса прервали его размышления. Олег отступил в тень густой сирени.

- Всё это, в самом деле, очень интересно, – говорила Женька, – но я думаю, что и в России немало удивительных мест.

- Безусловно, – заливался соловьём «художник», – любое место станет удивительным, если его украшают такие девушки. Ваш посёлок просто сад, а ты в нём роза.

- Ну роза не самый красивый цветок, – засмеялась Женька. – Вот мой дом. Всего хорошего.

- Как, ты уже хочешь сбежать? – поймал руку девушки парень. – Я тебе ещё о Египте не рассказал, в прошлом году там отдыхал. Загадочная страна. Давай до реки прогуляемся, такой замечательный вечер.

- Нет. Извини, но мне рано вставать.

- Тогда пригласи меня к себе, я бы с удовольствием выпил чашку чая. Или кофе. Кстати, в Египте пьют…

- Я же говорю, рано вставать, – Женька решительно отняла руку.

- Вот как, – тон «художника» изменился, изысканные манеры испарились, – весь вечер меня «кадрила», а теперь «динамишь»!

- Что?! – глаза девушки зло сузились. – Я танцевала. Танцевала с тем, кто меня приглашал. И больше ничего. Мне, собственно, всё равно с кем танцевать.

- Да что ты! Прижималась, как родная. Завела меня, а теперь в кусты. Не выйдет, – парень шагнул опасно близко.

Женька была в ярости. Как смеет он отнимать у неё право выбора!

- Рискуешь, парень. Завтра костей не соберёшь.

- Не обольщайся, никто за девку впрягаться не станет.

- А я и не обольщаюсь. Только это деревня. Ребятам скучно. Я местная, а ты нет. Вот и весь секрет. К тому же у меня есть брат, а у брата друзья.

Олег с восхищением смотрел на Женьку. Она совсем не боится. Сколько в ней силы, огня! Такой он видел её впервые, от робости и нежности не осталось и следа. Злая ощетинившаяся кошка, готовая сражаться за свою территорию. Не уступит и пяди. И ещё неизвестно, кто выйдет победителем из схватки, она или этот шкодливый пёс. Во всяком случае, ясно, что биться будет насмерть. Вот только у пса мощные челюсти, и он запросто может переломить ей хребет.

Олег шагнул на тропинку:

- Привет, Жень. Проблемы?

Он буквально увидел, как кошка расслабила тело, возвращая ему мягкость и пластичность, острые коготки медленно втянулись в подушечки лап, и вот она уже мурлычет:

- Что ты, всё нормально. Сергей рассказывал о… Египте.

- Тогда, может, помешал?

- Нет. Мы уже прощались, – протянула руку. – Пока. Спасибо, что проводил.

- Завтра встретимся? – не сдавался пёс.

- Не думаю. У меня другие планы, – сверкнула злобой кошка.

Он сильнее сжал её ладонь, но взглянул в хищные глаза невесть откуда взявшегося заступника и решил за лучшее ретироваться.

Олег перевёл взгляд на девушку. Нет, разговора не получится. Оставшись с ним наедине, она вновь напряжена. Сейчас любой мужчина для неё почти враг.

- Как дела?

- Хорошо.

- Вижу, пользуешься успехом, – хотел пошутить Олег.

Женька вскинула голову. Да она его ненавидит!

- Ты, я слышала, тоже, – голос девушки дрожал от ярости. – Только у нас разные понятия об успехе. Для меня это, когда за тебя умереть готовы, а не использовать по-быстрому в тёмном углу.

- Жень, ты что? Я не хотел тебя обидеть.

- Неужели! Впрочем, разве можешь ты это понять. И все вы. Наиграетесь с девчонкой и бросите. И пусть живёт, как может.

- С девчонками не встречаюсь, – Олег разозлился. – А те, с кем встречаюсь, не против. И все так.

- Да что ты говоришь! А Маринка? За что вы её с грязью смешали? Влюбилась девчонка без памяти, а он, скотина, её беременную бросил. И что, если бы она по-тихому аборт сделала, была бы честной и хорошей? Да её уважать надо за то, что она от дитя не избавилась, пересудов не побоялась. А вы… И ты…

- Что мы? Что я? Не я её беременную бросил. А что был с ней, так она…

- Знаю, что она, – Женька устало вздохнула. – Не осуждаю я тебя, Олег. Твоя жизнь – это твоя жизнь. Но и Марину осуждать не надо. Она же мечется, боится ребёнка без отца растить, вот и верит каждому, кто на мальчишку ласково посмотрит. Да и больше говорят о ней, чем есть на самом деле. Вот и ты…

- Что?

- Похоть свою удовлетворил? Так посмотри на неё как на человека. Может, и увидишь, какой она замечательный друг, какая светлая добрая душа.

- Может, мне теперь жениться на ней?

- Я серьёзно, Олег. Возьми её под крыло, стань другом. Для ребят в посёлке ты авторитет. Если дашь понять, что уважаешь Марину, все рты закроют и относиться к ней будут совсем по-другому. И она успокоится, поймёт, что достойна уважения и любви, осмотрится, и тогда обязательно найдёт того, кто сделает её счастливой.

«Возможно, этим человеком станешь ты», – подумала Женька и взглянула на него тёмными полными тоски глазами. Он утонул в её грусти. Шагнул ближе. Но Женька потушила взгляд:

- Ладно, поздно уже. Спокойной ночи. Извини, если была резка.

И Олег снова с отчаяньем уперся лбом в невидимую стену. Он мог бы разнести её вдребезги одним движением и… навсегда потерять своего котёнка. Она уступит, но не простит. Ни себя, ни его. Он уже потерял её дружбу. Что это за дружба, если он каждую секунду хочет к ней прикоснуться, а она каждую секунду боится, что он это сделает. Её любви он потерять не может. А она любит. Нельзя так смотреть, когда не любишь. Надо только немного подождать. Она поймёт… Что поймёт?

- Почему молчишь? Обиделся?

- Нет. Ты, наверно, права. Спокойной ночи.

Олег шагал по тёмной улице и злился. Злился на себя и на неё. Какого чёрта они бродят вокруг да около! Почему не могут сказать друг другу, что любят! Это так просто, подойти к ней, заглянуть в глаза и сказать: «Я люблю тебя, Котёнок». И всё. Всё будет. Чёрта с два, ничего не будет. Она не позволит тебе произнести этих слов. Боится. Какого лешего она боится?! Разве он её обидел, разве дал повод…

Олег остановился. Где он. У Ленкиного дома. Ленка – разбитная, весёлая бабёнка. Сладкая и безотказная.

Олег сплюнул и зашагал обратно. И ты ещё спрашиваешь, чего она боится! Идиот! Сам возводишь эту проклятую стену. Кирпичик за кирпичиком. На кой ляд тебе сдалась Маринка? Или думаешь, если станешь встречаться с другими, она почувствует себя в безопасности? И надо же было выбрать не просто женщину, а её подругу! Но ошибки ещё можно исправить. Сколько тоски сегодня было в её взгляде! Он чувствовал, как всё её существо отвечает ему. И пока это так, у него есть шанс. Чего она хочет? Чтобы он стал другом для Марины? Он им станет. И пусть кто-нибудь посмеет косо посмотреть на девушку… Только этого мало.

- Ты слышишь, Котёнок, – почти выкрикнул Олег, – я готов умереть за тебя.

* * *

Женька опоздала в институт на два дня. Продлила себе каникулы. Вот Зойка, наверно, злится! Распахнула дверь комнаты и… в ужасе остолбенела. Зоя лежала на кровати, упёршись безучастным взглядом в потолок. Халат порван, волосы спутаны, на щеке кровоподтёк.

- Зоенька, что с тобой? – бросилась Женька к подруге.

Та перевела равнодушный взгляд на девушку, на стену, на потолок.

- Зайка, милая, скажи что-нибудь.

Зоя разлепила губы:

- Уйди.

Женька не знала, что делать. Горячий комок подступил к горлу, не давая дышать. Она обхватила ноги подруги, уткнулась ей в колени и горько разрыдалась. Зойка попыталась её оттолкнуть. Не смогла. Отвернуться к стене. Не получилось. Слёзы бессилия потекли по щекам. Она хотела их остановить, глубоко вздохнула и… её забила безудержная нервная дрожь. Женька испугалась, схватила подругу за плечи, желая поднять. Не удалось. Бросилась за водой, повторяя, как в бреду:

- Сейчас, Зоенька, я сейчас… Сейчас, Зоенька, я сейчас.

Зубы выбивали дробь, вода лилась по шее. Зойка оттолкнула руки, удерживающие её, и упала лицом в подушку. Ярость разрывала ей грудь. Крик застревал в горле. Страх, стыд, боль бились в висках, прорываясь наружу. Взахлёб. Навзрыд.

Женька гладила её спину, не в силах чем-то помочь. Руки дрожали. Слёзы заслоняли свет. Как же так случилось? Как же такое могло произойти? Зайка, её Зайка! Самый светлый, самый солнечный человечек на земле. Кем же надо быть, чтоб посметь такое сотворить?

Зойка неожиданно вскочила, сорвала с себя одежду, завернулась в покрывало и понеслась из комнаты. Подруга устремилась за ней. Девушка заперлась в душе. Послышался шум воды. Женька чуть помедлила, вернулась в комнату, быстро убралась, взяла полотенце, свой халат и вновь присела у дверей душа.

Прошло полчаса, а Зойка не выходила. Женя тихо постучала:

- Зоенька, я полотенце принесла…

Тишина.

Постучала сильнее, позвала громче:

- Зоенька…

Тишина.

Почти закричала. В голосе паника, в руках дрожь:

- Зоя!

- Не кричи. Сейчас выйду.

Дверь приоткрылась, показалась мокрая рука. Женька отдала халат и полотенце и поплелась в комнату.

Когда Зойка вошла, она её не узнала. Осунувшееся лицо, потухшие глаза, опущенные плечи. Молча, присела у стола, уперлась взглядом в стену.

- Зой, надо в милицию… посадить этих…

Та вдруг злобно, цинично расхохоталась. У Жени мурашки побежали по спине, но подруга также неожиданно оборвала смех. Сказала глухим хриплым голосом:

- Одним подонкам жаловаться на других? Смешно.

- Зая, зачем ты так? Ребята из «опорного»…

- Больше никогда не называй меня Зайкой. Поняла?! А ребята из «опорного»… – Зойка зло усмехнулась. – Разве не слышала, как девчонка заявление об изнасиловании пришла писать, а её там ещё раз…

Женька с жаром бросилась спасать тот светлый мир, что жил в душе Зои и который сейчас она безжалостно вымарывала:

- Это неправда! Байка. Страшилка. Передаётся из уст в уста. А кто? Когда? Ведь никто ж не знает. Это всякие мерзавцы слухи распускают, чтоб девчонки боялись. Вот. А они не такие. Вспомни, ты сама меня убеждала, что мужчины разные. И Денис… и Олег…

- Забудь. Дурой была. Не я, а ты права. Все они одним миром мазаны. И хватит. Отстань.

Девушка упала на кровать, отвернулась к стене и затихла. Она ни разу не пошевелилась до самой ночи. Женька как тень перемещалась по комнате, будто что-то делая, чтобы иметь возможность невзначай останавливаться возле Зои и слушать её дыхание.

Ночь не принесла облегчения. Женя тихо плакала, стараясь не привлекать внимание подруги.

- Не реви. Я не покойница, – прошипела Зойка. – И перестань меня сторожить. Не сдохла сразу – жить буду.

Женька зашептала, всхлипывая и утирая слёзы:

- Прости меня, Зоенька. Прости, пожалуйста… Как я могла, дрянь такая, вовремя не приехать?

Зойка резко развернулась и села на кровати:

- Да! Где ты была?! – она почти кричала, голос дрожал, глаза горели больным блеском. – Где была? А? Олега своего соблазняла? И как, получилось? Ты счастлива? Отвечай – счастлива?

Женька зарыдала в голос.

Гнев подруги также неожиданно погас, как и проснулся:

- Ладно. Не реви. Твоё присутствие их только обрадовало бы. Две лучше, чем одна. Спи.

До конца недели они почти не выходили из комнаты. Зойка никого не могла видеть. Женька не хотела оставлять её одну. В выходные домой не поехали. Сидели, как мышки, не включая света и почти не двигаясь, делая вид, что комната пуста.

В понедельник Зоя в институт пойти не решилась, а Женьку заставила. Переступив порог фойе, та поняла, насколько подруга была права. Знакомые девчонки устремились к ней, чтобы узнать, как там Зойка. Женя недоумевала: откуда всем всё известно? И тут её осенило. Кровь бросилась в лицо, гнев обдал жаром. Это какой же мразью надо быть, чтобы гордиться совершённой подлостью, как геройским поступком!

Однако не все сочувствовали Зое. К группе печальных девушек подошла Лерка. Она всегда недолюбливала подруг и теперь злорадствовала:

- Ну что, деточка, жизнь не такая пушистая, какой казалась?

Женька вскинула голову, посмотрела в упор:

- Ты права. Портят экологию разные гады ползучие, гадюки подколодные.

Эльвира – красавица, модница, эстетка – медленно провела длинным твёрдым ноготком по нежной коже новенькой сумочки Леры, оставляя на ней тонкий белый след.

- Ты что делаешь, идиотка?

- Лерочка, – протянула Эльвира, – ещё раз услышу твоё змеиное шипенье и, видит Бог, не пожалею дорогого маникюра!

Лорик – гордость института, прямая, но немногословная спортсменка – молча шагнула вперёд, словно перед ней пустота, и так задела плечом девушку, что та едва не упала.

- Дуры! Какие дуры! – шипела Лерка в бессильной злобе.

А подруги шагали по шумному фойе, высоко подняв головы, словно не замечая вокруг себя никого и ничего, и столько в их стремительном движении было ярости, неприступности, что студенты в удивлении расступались, образуя живой коридор…

Женька медленно шла по дорожке, возвращаясь в общежитие. Она сделала всё возможное и теперь была уверена, что никто не будет донимать Зою сочувственными взглядами и вопросами. Вот только как вытянуть её из трясины депрессии, понять не могла.

- Девушка, – услышала весёлый мужской голос, – подождите минутку.

Обернулась. К ней спешил Денис.

- Вас ведь Женей зовут?

Кивнула.

- А вашу подругу, ту, что с золотыми волосами, Зою, почему совсем не видно?

Женька едва удержала слёзы:

- Нет больше Солнечного Зайчика. Пропал.

Денис побледнел, схватил девушку за плечи:

- Как пропала? Когда?

Женька высвободилась:

- Зоя на месте. Зайка пропала.

- Не понял. Что случилось?

Женя изучающее смотрела на него, не решаясь что-либо сказать.

- Ну!

- Денис, это общага. Если для тебя это действительно важно, узнаешь сам, а я больше ничего не могу сказать. Извини…

Общежитие гудело. Лёха, один из трёх подонков, в реанимации, и выберется ли, неизвестно. Возможно, совпадение, мало ли в городе пьяных потасовок. Но ни Женька, ни Зойка не сомневались в обратном.

 - Как он смеет? Кто дал ему право? – возмущалась Зоя. – Я видела, вы разговаривали с ним вчера. Что ты ему сказала?

- Зоечка, клянусь, ничего. Он спросил, куда ты пропала. Я ответила, что никуда не пропала, просто нет желания гулять.

- Зачем ты вообще обо мне говорила? Какое вам всем до меня дело?!

- А что я должна была, убежать что ли?

- Пойду и скажу ему, чтобы не смел. Кто он такой? Что ему надо?

Она решительно направилась к двери. Женька преградила ей путь:

- С ума сошла! А если он посмотрит насмешливо и скажет: «Девушка, вы кто? Я вас не знаю». Что тогда?

Зойка заплакала:

- Посадят дурака.

Женя нахмурилась:

- Ну и пусть посадят. Сама ведь говорила, что они друг друга стоят. А теперь пожалела? Их всех надо пересажать, а лучше расстрелять.

- Ты ничего не понимаешь. Я ночами не сплю, всё думаю: почему я? Почему они меня выбрали? Может, сама виновата?

- Что ты несёшь?! Послушай себя!

- Да, да, – казалось, Зойка впадает в бред, – я ведь всё время смеялась, одевалась ярко и волосы… проклятые волосы. Я никогда их не убирала. Ведь видела же, что все таращатся, а косы не заплетала. Отстригу. Завтра же отстригу… Нет. Сегодня.

Она бросилась искать ножницы. Женька двигалась за ней как привязанная:

- Зоечка, перестань. Если урод родился уродом, ничего не поделаешь. Слышишь? Они виноваты. Я виновата. Но только не ты. Ну послушай же меня!

Ножницы нашлись. Женька не на шутку испугалась, безобидный инструмент в руках Зойки выглядел настоящим оружием.

- Стой. Обещаю, если ты отдашь мне ножницы, я сама поговорю с Денисом. Завтра.

Зоя опустила руки, лезвия звякнули об пол:

- Сейчас.

- Хорошо.

Денис курил в скверике рядом с общежитием, о чём-то беседуя с парнями. Женька остановилась неподалёку, соображая, как же его позвать и что же ему сказать. Он заметил её нерешительность и подошёл сам.

- Меня ищешь?

- Да.

- Зачем?

Повисла пауза. Наконец Женя решилась:

- Это ты?

- Не понял.

- Он ведь заговорит.

- Значит, выжил ублюдок. Повезло.

- Не знаю. Но надеюсь, что выживет.

Денис хмуро посмотрел на девушку:

- Откуда такая забота?

Женька разозлилась. Вот ведь, уроды! Носятся со своим достоинством, как курица с яйцом, и больше ничего не замечают вокруг.

- Мне наплевать и на них, и на тебя. А вот Зойке нет. Она и так жить не хочет. Ненавидит и мир, и себя. В зеркало даже не смотрит. А теперь ещё единственный мужчина, который мог бы вытащить её из этого дерьма, станет убийцей. И в этом тоже она будет винить себя. Думаешь, выживет? Или тебе всё равно?

- Чего ты хочешь? Пусть гуляют себе и радуются. Да?

- Чего я хочу? – Женьку будто взорвало, даже в глазах потемнело. – Я хочу? Я хочу, чтоб они узнали, какое это счастье быть изнасилованной!

Денис смотрел в её вдруг ставшие совсем чёрными глаза. Да она сейчас сама готова убивать, без жалости, без сожаления!

- А ты знаешь, что это похуже смерти будет? – хрипло спросил он.

Женька не опустила глаз:

- Зойка знает.

Денис скрипнул зубами и молча зашагал по аллее.

* * *

Почти два месяца Женька не приезжала домой. Зоя не решалась появиться на глаза матери, опасаясь, что она всё сразу поймёт, будет причитать, рыдать, выспрашивать. Трудно заново пережить такое. Поэтому подруги сообщили родным, что будто бы провалили зачёты и усиленно готовятся к пересдаче.

Зойка сильно изменилась. Она ходила с прямой спиной, почти не улыбалась, волосы укладывала в тугой пучок. Наряды спрятала в сумку, купила два брючных закрытых костюма и ничего другого не надевала. Строгая дама. Казалось, она повзрослела, как минимум, лет на десять. Парни больше не пытались завладеть её вниманием. Но вовсе не оттого, что она перестала им нравиться. Красота её не потускнела, скорее, стала иной. Появилась в небесной синеве глаз некая тоска, придающая им таинственность и глубину, что притягивало мужчин, как магнитом. Однако стоило кому невзначай коснуться её руки или плеча, и глаза эти обжигали неподдельной яростью.

Денис постоянно маячил в коридорах общаги. Раньше он редко появлялся здесь, а теперь, куда не шагнёшь, он уже там. Но к подругам не подходил. Лёха выжил, но не заговорил. Другие два нелюдя исчезли. Как Денис решил их судьбу, Женька не знала и знать не хотела. Главное, что ни ему, ни Зоиному спокойствию ничего не угрожает.

В самой Женьке тоже что-то неуловимо изменилось, хотя определить, что именно, сложно. Может, на мир стала смотреть чуть иначе, без прежнего восторга. Да к парням относиться хуже, с недоверием и весьма ощутимым чувством брезгливости. Даже Пашка вызывал в ней раздражение.

Вот и сейчас, сидя на диване и уткнувшись взглядом в книгу, Женя старалась не смотреть на брата и его друга и не слышать их.

Олег чувствовал, что что-то не так, и это его беспокоило. Как бы не развивались прежде их отношения, он знал, что девушка всегда рада его видеть, ощущал незримую связь. А теперь? Равнодушие. Может, там, в городе, она влюбилась? Он потерял свой шанс? Дабы не продлевать пытку, решил немедленно это выяснить. Иронично схамил:

- Что ж ты, такая умница, хвосты-то имеешь? Любовь замучила?

Женька среагировала быстро и злобно:

- Нужны вы мне, уроды!

Словно пощёчину дала. Это было так не похоже на неё, что стало очевидно – Женька в беде. Он пристально смотрел на её опущенную голову, нахмуренные брови, брезгливо искривлённые губы и чувствовал, как от гнева закипает кровь, как мутится рассудок. Если кто-то посмел…

Похоже, Пашка думал о том же. Повисла полная угрозы пауза.

Женька ощутила напряжение. Подняла голову. Взглянула на парней и… на душе стало так светло и тепло, что захотелось плакать. Но она рассмеялась:

- Ну вы даёте, ребята. Шашки наголо и вперёд, за Родину? Я просто устала. Не до любви. Зубрёжка, знаете ли.

Оба облегчённо выдохнули.

Она с улыбкой переводила взгляд с одного на другого. Нет, Зойка, ты не права. Не все они одинаковы. Вот Пашка, он любого за меня порвёт на мелкие кусочки. Но он мне брат. А вот Олег. Кто он мне? Никто. Какой он? Как-то Павел сказал о нём: надёжный – если что, прикроет спину. Нет. Он встанет грудью. И если надо, умрёт. Не раздумывая и ничего не требуя взамен.

Олег почувствовал, как кровь ударила в лицо. Сколько ласки в любимых глазах! Вот он, тот самый момент, когда можно прикоснуться к её руке, и она поймёт…

- Ну что, Шрам, пора по девочкам, – пошловато, глупо и не к месту пошутил Пашка.

Женька опустила голову. Олег встал так резко, что стул не удержался на ножках и с грохотом упал. Павел удивлённо взглянул на друга. На сестру. Кажется, он начал что-то понимать. Попытался исправить ситуацию:

- Женьчик, мы к Вовану, в картишки переброситься. Буду не поздно.

Сестрёнка, не отрывая глаз от книги, кивнула.

Пожал плечами. Что он ещё может сделать? Оставить их наедине? Покосился на Олега – обойдётся! И понуро двинулся за отчаянно злым другом к выходу.

Женька посмотрела в их виноватые спины и тихо улыбнулась. Какие смешные, какие глупые мальчишки!

Вернувшись в город, Женя решила, что пора действовать. На свой страх и риск она купила три билета в кино на вечерний сеанс. Нашла Дениса. Протянула один ему:

- Если Зоя всё ещё не безразлична тебе, хватит кругами ходить, пора её вытаскивать. А если тебя что-то смущает, билет порви.

Денис, молча, принял узкую полоску бумаги.

- Только не вздумай какого-нибудь друга прихватить. Если мы будем втроём, то станет непонятно, со мной ты или с Зойкой, и она смирится. Кстати, встретимся мы в кинотеатре. Случайно.

Денис кивнул.

Уговорить подругу оказалось гораздо сложнее.

- Ну, Зоечка, пожалуйста. Фильм последние дни идёт. Все хвалят. Очень хочется посмотреть.

- Так иди.

- Билетов не достать. Вот знакомый парень помог, но только на вечерний сеанс.

- Так с этим парнем и иди.

- Смеёшься. Я же два билета просила достать. И для кого второй не уточняла. И потом, он, наверняка, с девушкой будет.

- Ну позови ещё кого-нибудь. Можно подумать, у тебя подруг, кроме меня, нет.

- Зой, ну поздно ведь уже, кого я позову. У всех свои планы.

- Ты это специально…

- Конечно, специально. Ты же совсем никуда не выходишь. Общага – институт, институт – общага. Не отказывайся, пожалуйста, я так старалась!

Девушка едва не замурлыкала, подлизываясь к подруге, и та сдалась.

Увидев в вестибюле кинотеатра Дениса, Зоя взглянула на Женьку зло, но промолчала. Однако вскоре девушка сама поняла, насколько поступила глупо. Фильм оказался о любви, с романтическими постельными сценами. Женя чувствовала напряжение, сковавшее подругу, и проклинала себя и свою неосмотрительность. Неужели трудно было внимательно прочесть все анонсы и выбрать более подходящий фильм!

Зойка старалась перебороть нахлынувшее отвращение, но близость мужчины не давала сосредоточиться. Она держалась, сколько могла, но к середине фильма не выдержала и стала пробираться к выходу. Денис двинулся за ней. Женька осталась на месте, терзая себя муками совести.

 Оказавшись на улице, Зойка глубоко вдохнула свежий прохладный воздух, пытаясь успокоиться. Спиной почувствовала присутствие Дениса.

- Зачем ты вышел?

- Не могу же я позволить тебе одной бродить по ночному городу.

- А Женьке можешь?

- И Женьке не могу.

- Дождись её, а я доберусь одна, ещё не…

- Зоя, у нас есть только два варианта. Либо мы вместе ждём Женю. Либо я провожаю тебя и возвращаюсь обратно. Но, сама понимаешь, могу не успеть.

Зойка молча пересекла узкую дорожку и остановилась возле скамеечки, уютно расположившейся под большим раскидистым кустом жасмина. Хотела присесть, но передумала. Терзала веточку, не поднимая глаз. Молчание затягивалось. Денис закурил одну сигарету, смял, закурил другую…

- Зачем тебе это надо, – услышал тихий голос девушки.

- Что?

- Охранять меня. Я не могу сделать шага, не столкнувшись с тобой.

- Прости, если был слишком назойлив.

- Не в этом дело. Просто не понимаю, зачем тебе это нужно.

- Не понимаешь?

- Нет.

- Я люблю тебя.

Зойка вскинула глаза. Робость исчезла, она решила разом со всем этим покончить:

- Ты не можешь любить меня. Мы даже не знакомы.

- Я тоже думал, что очарование тобой пройдёт, – он достал очередную сигарету, но тут же смял её. – Как давно, будто в другой жизни, встретил удивительную девушку! Был тяжёлый день, жизнь казалась подлой штукой. Услышал звонкий смех, посмотрел и… всё изменилось. Не знаю, кто-то позвал тебя, наверно. Обернулась, ветер подхватил волосы, и они взметнулись золотым крылом. Ты задержала на мне взгляд и улыбнулась так, словно говорила – не переживай, всё будет хорошо. И я поверил – да, всё будет хорошо. Потом. Потом не решался подойти, думал – вдруг она совсем не такая, какой я её себе придумал. Разочароваться, болван, боялся… Простить себе этого не могу, – голос Дениса стал глухим. – Если бы я был с тобой, то…

- Не смей. Не смей об этом говорить.

Зойка отвернулась, ветка в её руках хрустнула. Денис сделал порывистый шаг:

- Зоя, выходи за меня замуж.

Девушка выпрямилась, справляясь с чувствами, медленно повернулась, подняла ставшие вдруг очень синими глаза. Заговорила тихо, но спокойно и уверенно:

- Денис, то, что ты для меня сделал, стоит многого, но… Они убили во мне всё. Всё. Я знаю, когда-нибудь мне надо будет выйти замуж, хотя бы для того, чтобы родить ребёнка. Но не могу представить, как вынесу эту мерзость. Я понимаю, как странно и жутко это звучит, но чувствую сейчас именно так. Возможно, пройдёт время и всё забудется. Только, если случится такое чудо, и я смогу быть с мужчиной, то это будет человек, который ничего обо мне не знает. Совсем ничего. А ты… ты знаешь слишком много. Прости.

Двери кинотеатра распахнулись, и народ высыпал на улицу. Она устремилась в толпу, как к единственному спасению. Денис хмуро следовал за ней; Женя, как нашкодивший щенок, пряталась за его спину. Но Зойке было всё равно, она горела единственным желанием – зарыться в подушку и накрыться одеялом с головой…

Женьке снился Кирилл. Холодные голубые глаза смотрят, не отрываясь, пошлая наглая улыбка змеится на губах. Он склоняется всё ближе, ближе… Девушка в ужасе вздрогнула и проснулась. Сон. Слава Богу, сон! Надо же, каким жутким может быть красивое лицо! И чего он к ней пристаёт?! Ясно ведь дала понять, что не нужен! И вообще всё как-то странно. В посёлке ребята для неё друзьями были, а тут каждый второй норовит в возлюбленные пробиться. И ведь повода не даёт, а они всякий раз удочку наудачу закидывают – вдруг клюнет. Надоели. Что она, медовая!

Женька села на кровати, взглянула на беспокойно спящую подругу. Вот Зойка красавица! Раньше казалось, что всё её обаяние в роскошных волосах и удивительных глазах. Но теперь взгляд она старательно гасит, волосы прячет, а красоты не убавилось. Есть в ней что-то ещё. Что-то, что освещает её изнутри.

Девушка неслышно, на носочках, пересекла комнату и осторожно поправила сползающее одеяло. Присела рядышком, любуясь лицом подруги. Бедный мой Солнечный Зайчик! Совсем закрыли тебя тучи! Что ж ты себя так мучаешь? За что наказываешь? Вот и волосы свои несчастные даже на ночь в косы заплетаешь, будто они преступление совершили и осуждены.

Женька провела пальчиком по выбившейся прядке. Надо же, жёсткими стали, а раньше шёлком рассыпались! И всё же, Заенька, ты у нас красавица. Не удивительно, что Денис твоего света забыть не может… А что есть во мне?

Она так же тихо, на цыпочках, подошла к зеркалу. Взглянула на себя оценивающе. Тёмные густые волосы до плеч, усмирённые стараниями парикмахера, смотрятся неплохо, но в принципе ничего особенного. Глаза тоже обыкновенные, серые. Правда есть в них едва заметный зеленоватый блеск. Но кто ж его увидит? Разве что очи в очи. Однако до этого дорасти надо. Вот Олег, возможно, знает о маленьком чертёнке, живущем в глубине её глаз… Как он нежно тогда сказал: «Не плачь, Котёнок». Котёнок. Она мечтает, чтобы он назвал её так хоть ещё один разик. Впрочем, маленьких беззащитных котят топят в ведре с мутной холодной водой. Нет, она не котёнок и никогда котёнком не будет! Стоп, Женька. Прекрати злиться. Ты не для этого смотришь в зеркало… Ладно, с глазами всё понятно – обыкновенные. Что ещё? Женька высоко приподняла волосы, чтобы как следует рассмотреть себя. Вот шея, пожалуй, действительно красивая; если слегка склонить голову, выглядит трогательно, как в старом кино. Но кто же влюбляется в шею! Губы. Чётко очерченные, хотя немного, совсем чуть-чуть, полноватые. Да, губы, вероятно, привлекают внимание, хотя…

Женька махнула рукой и слегка расстроенная тем, что такая заурядная, отправилась спать. Вступила в полосу лунного света, потянулась всем своим юным стройным гибким телом, увидела отражение в тёмном окне и замерла, распахнув восхищённо глаза и затаив дыхание. Да она красавица! Обернулась. Ничего, Заенька, мы справимся! И обязательно будем счастливыми!

* * *

Вечерний вокзал шумел, медленно успокаиваясь. На улице закрапал весенний дождь, и все, отъезжающие, встречающие и провожающие, поспешили укрыться под его крышей.

Зойка сидела почти в центре зала ожидания, читая книгу. Сегодня она снова «не услышала» объявление об отправлении своей электрички. Последнее время довольно часто так поступала. Проводит Женьку, пообещает передать привет родным, помашет вслед рукой, позвонит маме, сообщит, что поехала с подругой к бабушке, и усядется где-нибудь с книгой коротать ночь. Бывать дома становится с каждым разом труднее. Казалось бы, время прошло, должно всё забыться, стать на свои места. Ан, нет. Мама, конечно, из самых добрых побуждений бередит и бередит рану. То волосы её расчесывать станет, рассказывая дочери, какая она чистая и светлая, то про счастье иметь детей намекать, то вдруг вздумает расписывать достоинства какого-нибудь местного парня, который очень ею интересуется. И Зоя всё чаще стала пропускать свою электричку. Возвращаться в общежитие и ночевать там одной не решалась, а на вокзале спокойно. Люди кругом, да и вот милиционеры прохаживаются.

Где-то рядом раздалась громкая брань, усиленная акустикой высоких сводов вокзала. Девушка вскинула глаза. Через зал пробирался совершенно пьяный, едва державшийся на ногах мужчина. Запинаясь о сумки и цепляясь за скамьи, он немилосердно матерился. Каждый задетый отвечал ему в меру своей терпеливости и воспитанности. В общем, грубо отвечал. Милиционеры равнодушно отвернулись.

И вокзал вдруг перестал казаться Зойке безопасным местом. Она переводила испуганный взгляд с одного лица на другое, чувствуя, как паника захватывает всё её существо. Вот пацаны сдвинули скамьи, смеются громко, смотрят нагло, у каждого в руке жестяная банка пива, пьют, скалятся. Стая молодых волков, готовых к охоте. Скоты! Вот хмурый мужчина: на плече татуировка, в зубах потухший окурок, смотрит злобно. Рядом огромный детина, ухмыляется, что-то цедит сквозь зубы. Скоты! Вот группа шумных южан, надменные глаза, сладкие улыбки. Скоты! Зал закружился, лица замелькали, как в калейдоскопе, голову схватило горячим обручем, губы беззвучно шепчут – скоты, скоты, скоты…

Щеки девушки коснулась сухонькая, прохладная ладонь:

- Что ж ты, доченька, о людях-то так? Не надо, милая.

Зоя остановила взгляд на добром, прорезанном глубокими морщинами лице. Казалось, бабушка проникает светлыми выцветшими глазами в самую душу.

- Обидели тебя, деточка? Ничего. Люди обидели, люди и пожалеют.

Невесомая ладошка успокаивающе гладит руку девушки. И Зойке вдруг стало совсем легко, захотелось плакать, уткнувшись в колени старой женщины. А она продолжала тихо журчать, не задавая вопросов и не ожидая ответа:

- Люди – они неплохие. Вот видишь, старик кряжистый в углу дремлет? Не первый год его знаю. Внучку один поднимает. Жена умерла уж давно, дочь непутёвая ребёнка бросила и не вспоминает даже. А он тянет. И подымет, в люди выведет. А я вот еду погостить к сыну. Только не родной он мне, сын-то. Дочка моя единственная в беду страшную попала, и сгинуть бы ей тогда совсем, да парень прохожий не дал тому случиться. Сам пострадал сильно. Изломали всего. Думали, не выживет, а то калекой станет. Подняли мы родных да друзей, а те своих родных да друзей, а те своих, всем миром парня спасали. И знаешь, милая, нашлись и деньги большие, и врачи хорошие, и лекарства заграничные. Среди знакомых да близких и батюшка оказался, молебны день и ночь читал. И мы, кто верующий и кто не верует вовсе, все молились, каждый на свой лад, да своему Богу. Выходили парня. Женился уж сейчас, внуков мне народил. Теперь у дочери моей брат есть названый, а у меня сын роднее родного. А всё почему? Потому что мир-то не без добрых людей. С бедой тот справиться не может, кто бьётся с ней в одиночку. А ты в мир иди. В миру сила большая, и добра в нём много. А ежели чёрный человек обидел, да пошёл себе дальше, ты зло при себе не держи. Отпусти, пусть идёт за хозяином. Это его зло, с ним ему и жить. А ты душу распахни, глаза раскрой, свет-то и вольётся. Людей хороших позови, они и придут. Кого зовёшь, милая, тот и приходит… Ох, что это я старая, поезд ведь мой объявили.

Старушка подхватила корзинку и засеменила к выходу.

- Спасибо, бабушка, – очнулась Зойка.

- Будь здорова, милая, будь здорова.

Девушка обвела зал посветлевшим взглядом. Оказывается, всё не так страшно. Парни допили своё пиво, один расчехлил гитару и настраивает инструмент. Студенты. Видимо, на практику едут. Хотя какая практика весной? Впрочем, не всё ли равно. Мужчина с татуировкой прикрыл глаза. Устал. Может, со смены на электричку не успел? Сейчас многие в городе работают. Южане темперамент обуздать не могут, всё также громко переговариваются на своём непонятном, ажурном наречии. Вот ведь тоже бедолаги, ездят на заработки за тридевять земель от семейного тепла и уюта.

Зойке показалось, что у стеклянных дверей мелькнула знакомая фигура. Улыбнулась. Решила проверить, так ли это. Вышла на улицу. Так и есть. Денис стоит у колонны, курит. Заметил девушку, сигарету отбросил, насупился.

- Сторожишь.

- Охраняю.

- И долго ещё собираешься охранять?

В голосе Зои не было ноток сарказма, она улыбалась тепло и открыто.

Денис шагнул ближе, осторожно положил руки на плечи, заглянул в глаза, глухо выдохнул:

- Всегда.

Не давая опомниться, привлёк к себе и накрыл её губы поцелуем. Она не ответила, но и не оттолкнула. Он прижался к нежной щеке, стараясь не позволить рукам скользнуть по спине, и прошептал:

- Буду ждать, сколько скажешь.

Зойка осторожно отстранилась, провела ладонью по его лицу, отступила.

- Мне кажется, я тоже… ты мне очень нравишься. Я хотела бы… может…

Девушка глубоко вздохнула, успокаиваясь и собираясь с мыслями:

- Наверно, я эгоистка, мечтаю, чтобы ты всегда был рядом со мной, но… Знаю, ты будешь терпеть мою холодность, пытаться что-то изменить, а затем… Каждый мужчина желает, чтобы женщина сходила от него с ума. И рано или поздно такая женщина у тебя появится, а я буду вынуждена пережить ещё одно унижение… Нет. Не могу.

- Почему ты думаешь, что всё будет именно так?!

Денис не позволил ей ответить. Взял лицо в ладони, мягко коснулся губами лба. Руки скользнули по волосам, вытащили удерживающие их шпильки, и струящееся золото упало тяжёлой волной, разом лишая девушку строгости и неприступности и превращая её в беззащитную потерянную кроху с влажными глазами раненой лани.

Зойка замерла, чувствуя, как от близости мужчины тело её сковывает холод, а сердце горит и трепещет, моля о любви. Денис ясно читал муку в родном лице. Что же решит её разум?

И снова Зойка отступила. Быстрым движением свернула волосы в жгут и завязала узлом. Подняла ставшие совсем ледяными глаза, сказала, как о чём-то неприятном, но необходимом:

- Это можно легко проверить. Ты живёшь один?

Мужчина кивнул.

- Только пообещай, что если… не получится, оставишь меня в покое. Навсегда.

Денис смотрел в холодные глаза, решительные губы, руки, сжатые так, что ногти вонзились в ладони, и ему стало тоскливо. Вот она, его златокудрая синеглазая мечта. Протяни руку и получишь. Только чудо может не произойти. И что же тогда? Отказаться?

Он взял её ладони, сложил лодочкой, накрыл своими, поднёс к губам и стал нежно на них дышать, согревая свою совсем замёрзшую маленькую девочку, словно сейчас не тёплый весенний вечер, а лютая стужа. Посмотрел поверх рук:

- Прости. Я не могу тебе этого обещать.

Зойка растерялась. Она была уверена, что мужчина не откажется, и тогда всё сразу закончится. Она освободит из этого капкана и его и себя. Волна чего-то нового тёплого тронула душу, заставляя сильнее биться сердце и увлажняя глаза. Девушка сделала маленький шаг навстречу и выдохнула горячий воздух, почти касаясь губами его рук. Так они и стояли, очень близко, разделённые лишь сложенными вместе ладонями. А над ними высокое весеннее небо играло светом звёзд, воздух, наполненный жизнью, звенел радостью, позади по-ночному приглушённо шумел вокзал. Но высокий сильный широкоплечий мужчина и хрупкая стройная девушка ничего не слышали, кроме тихого дыхания друг друга.

- У тебя есть душ? – едва слышно прошептала Зойка.

- У меня есть душ, – эхом отозвался Денис.

- И горячая вода?

- И горячая вода.

- И твой большой махровый халат?

- И мой большой махровый халат.

- Ты позволишь мне в него завернуться?

- Позволю.

- И всё будет хорошо?

- И всё будет хорошо. Обещаю, мой маленький пугливый оленёнок…

Зойка ждала Дениса, натянув одеяло до самого подбородка, сгорая от стыда, страха и отвращения к собственному телу. Он понял это сразу, как только взглянул в её распахнутые глаза. Опустился на колени возле кровати, коснулся губами побелевших от напряжения пальчиков:

- Зайка, любимая, если ты не хочешь, ничего не будет.

 Девушка отрицательно качнула головой. Денис продолжал:

- Тогда не бойся. Я очень люблю тебя и никогда не обижу. Никогда, – осторожно провел рукой по волосам. – Ты можешь остановить меня в любой момент… Я сделаю что угодно, только бы не видеть испуга в твоих глазах.

Зоя постаралась улыбнуться как можно искренней и подвинулась, освобождая ему место.

Денис ласкал её бережно, шепча слова любви и восхищения. Она заставила себя не думать, и у неё получилось. Девушка качалась на волнах его нежности, а сладкая истома медленно обволакивала её тело. Но Зойка не испытывала желания. Она мечтала уснуть в объятьях этого сильного надёжного мужчины, защищённая, укрытая от мира его любящими руками.

Но поцелуи Дениса становились жарче, ласки нетерпеливей. Страсть рвала нежность в клочья. И в теле девушки всё ощутимей, всё яростней нарастал протест. Она изо всех сил пыталась сохранить выражение отрешённости, но в последний момент не выдержала и вся сжалась, словно в ожидании удара. Руки метнулись к лицу – только бы ничего не видеть, не слышать, не чувствовать!

Денис застонал от боли и разочарования. Отстранился. Упал лицом в подушку. Обида душила его. Как же он жалел, что не убил этих подонков! Сдерживая рвущееся отчаяние, он словно окаменел.

Зойка вжалась в спинку кровати, медленно приходя в себя. Чувство вины и безнадёжности захватило её. Слёзы побежали по щекам. Взгляд скользнул по застывшей спине Дениса. И вдруг она поняла, как сильно любит этого мужчину. Его отчаянье сказало больше, чем слова и ласки. Ей захотелось коснуться его плеч, запустить руки в волосы, отогреть, утешить. Нежность захлестнула, накрыла с головой, вымывая, растапливая, стирая из памяти все другие чувства.

Она осторожно провела пальчиком по ложбинке позвоночника мужчины. Денис вздрогнул и вновь замер, боясь вспугнуть то неуловимое, что рождалось сейчас. Девушка смелее пустила ладонь в путешествие по его спине. Вспомнила, как трепетно он ласкал её, и запоздалый жар обдал тело. Зойка склонилась, коснулась губами его плеча:

- Как же я люблю тебя!

Денис медленно повернулся, ища её взгляда. Глаза девушки полны света и слёз. Но это совсем другие слёзы.

- Ты моё счастье, – шептала Зойка. – Ни за что не откажусь от своего счастья. Даже если для этого мне придётся родиться заново…

 

* * *

Женька готовила поздний ужин, ожидая брата. Он, как всегда, нарушил обещание, безнадёжно «задерживаясь». Девушка улыбнулась и посмотрела в окно. Какая ранняя и непредсказуемая в этом году весна, то почти летняя жара, то грозы с ливнями. Вот и сейчас небо затянуло низкими угрюмыми тучами, раскаты грома всё ближе, всё нарочитей, порывы яростного ветра безжалостно терзают и гнут деревья. Вот-вот разверзнутся небеса.

Только успела Женька о том подумать, как ливень ухнул сплошной стеной. И тут же хлопнула входная дверь. Надо же, какой всё-таки Пашка счастливчик! Но на кухне появился Олег.

- Привет, Женьчик. Брат уже дома?

- Догадайся с трёх раз! – девушка усмехнулась. – Нет, конечно. Да ты проходи. Сейчас зелень покрошу, и будем ужинать. Глядишь, на запах и Павел материализуется.

Внезапно вспышка молнии озарила окно, гром грянул так близко и мощно, что дом вздрогнул, а окна задребезжали. Свет погас. Женька охнула и выронила нож. Олег бросился к ней, схватил ладони:

- Порезалась?

- Нет. Испугалась, – голос дрогнул.

Повисла тишина. Молодой мужчина осторожно потянул руки девушки к себе, но Женька не решилась.

- Посвети, – сказала она, высвобождая ладони.

- Что?

- У тебя зажигалка есть?

- Есть.

- Посвети, мне зелень забросить надо.

Олег щёлкнул зажигалкой. Девушка заспешила, нервно работая ножом, а он любовался её лицом, с пляшущими тенями от трепещущих ресниц, с чувственно приоткрытыми в волнении губами, её нежной трогательной шеей, с завитком выбившейся из-под косынки прядки, её хрупкой стройной фигуркой, почти нереальной в бликах неверного света.

Женя бросила зелень в кастрюлю, опустила крышку. Подняла большие тёмные глаза:

- Пашка, вероятно, будет поздно… Тебе лучше уйти.

Олег молча развернулся, прошёл в прихожую, стал обуваться. Женька стояла рядом, задумчиво глядя через распахнутые двери зала в окно, выходящее в сад.

- В детстве я очень любила грозу, – тихо заговорила она, будто сама с собой, Олег замер. – Выбегала на улицу, кружилась под дождём и кричала. Во всю силу лёгких. Мне хотелось, чтобы гром гремел, чтобы молнии сверкали, чтобы дождь хлестал. Но мама затаскивала меня в дом, ругала, шлёпала и… плакала. Она боялась. Очень боялась, что молния сожжёт меня дотла. И повзрослев, я тоже стала бояться… Ты выйдешь со мной на веранду?..

Женька, будто во сне, пересекла дом, распахнула дверь, шагнула в ночь. Она сжала руками перила, лицо подставила ветру и счастливо рассмеялась. Олег не мог оторвать от неё восхищённых глаз.

- Ты только посмотри! Какая сила! Какая мощь! – кричала девушка. – Стихия. Беспощадная. Могучая. Что ей человек? Господи, как же это красиво!

Женька обратила к Олегу возбуждённое прекрасное лицо:

- Ты такой же, как эта стихия. Опасный и… желанный…

Яркая вспышка молнии осветила их одухотворённые чувством лица, разряд грома бросил в объятия друг друга. Олег целовал Женьку так, будто жил последнюю секунду. Она трепетала в его руках, не в силах усмирить эмоции. Долго сдерживаемая страсть бурлила в венах, рвалась наружу. Олег поднял Женьку на руки и опустил на Пашкино летнее ложе. Продолжая осыпать её жгучими поцелуями, он буквально срывал одежды. Где-то в уголках сознания билась мысль, что надо быть нежнее, но тело дрожало, кровь кипела, совершенно лишая рассудка. Впрочем, Женька и не ждала нежности, она жаждала сгореть, сгореть дотла в его объятьях. Даже боль она восприняла как неотъемлемую часть бушующей страсти. Лишь на секунду замерла, прижавшись к нему всем телом, распахнув глаза, затаив дыхание и вновь утонула в огне желания…

Стихия отступала, прощаясь слабыми вспышками молнии и добродушным ворчанием грома, дождь мирно шелестел по крыше веранды. Олег всё ещё нежно целовал девушку, успокаивая её разгорячённое тело. Он был восхищён и поражён тем, что произошло. Конечно, Олег предполагал, что с Женькой всё будет совсем иначе, но чтоб настолько! Он старался не вспоминать только что пережитые мгновения, сильно опасаясь, что новая волна страсти накроет его с головой. Она прижалась к нему, боясь поднять глаза, но абсолютно счастливая его близостью.

Хлопнула дверь. Женька испуганно села:

- Пашка…

Для Олега всё было решено, но он взглянул на Женьку, понял, как для неё это важно, быстро оделся, перемахнул через перила и исчез в ночи.

Девушка запахнула халат, перевернула одеяло, скрывая следы преступления, и прижалась горячей щекой к прохладной стойке веранды. Павел распахнул дверь:

- Женька, с ума сошла, под ливнем торчать!

- Ливня уже нет.

- На молнию любовалась? Вот бы мама тебе задала! Быстро в дом и пить горячий чай.

- Будь солнышком, поставь чайник на плиту. Я сейчас.

Павел шутливо погрозил ей пальцем и отправился на кухню.

Олег тут же оказался рядом с девушкой. Привлёк к себе, покрывая лицо горячими нежными поцелуями, жарко зашептал:

- Ты не жалеешь? Нет? Я сдохну, если ты пожалеешь!

- Женька, тебя силой затаскивать?! – раздался сердитый голос брата.

- Иди. Я не пожалею. Обещаю.

Олег накрыл губы девушки долгим чувственным поцелуем, не желая от неё отрываться, но раздалось шлёпанье босых ног Павла, и парень растворился в темноте…

Женька сладко потянулась, вспомнила события жаркой ночи, и румянец смущения залил её щёки. Но девушка встряхнула головой и вскочила с кровати. Что за детская стыдливость! Она хочет видеть его прямо сейчас. Сию же секунду. Она не может прожить без него ни одного мгновения. Женька быстро оделась, привела себя в порядок и выпорхнула на улицу. Какое чудесное утро! Природа пробуждается, радуясь новому дню, омытая ливнем и сверкающая девственным нарядом. Молодая, ещё клейкая зелень яркими штрихами завораживает взгляд, высокое звенящее небо ловит первые лучи, бесшабашные воробьи купаются в прозрачных лужах. Что может быть прекраснее утра после ночной грозы!

Женька шагала по тропинке, счастливо улыбаясь, завернула за угол и… остановилась как вкопанная. Олег задержался на пересечении тропинок, стоя в полуобороте к ней, и взмахнул руками, принимая объятья спешащей к нему Ленки. Женя зажмурила глаза, чувствуя, как мир рушится.

Парень поймал ладони женщины, решительно её отстранил, что-то хмуро втолковывая.

Но Женька этого уже не видела, она неслась домой, сходя с ума от боли и унижения. Слёзы застилали глаза, обида затмевала разум. Влетела в комнату, побросала вещи в сумку, черкнула на листе бумаги, что ей срочно надо вернуться в город и помчалась вон из посёлка…

Через неделю Женька не приехала. Сообщила брату, что у подруги неприятности, она останется в городе. Ещё через неделю, что решила погостить у Зойки…

Олег был зол. Более того, он ненавидел всех и всё. Работал как проклятый, не поднимая головы. Мужики в мастерских старались без дела к нему не подходить. Что с парнем случилось? Как с цепи сорвался! Даже Пашка опасался попасть ему под горячую руку. Впрочем, он-то как раз догадывался в чём дело и ругал сестру последними словами.

Прошло ещё две недели, а Женька не появлялась. Звонила брату, весело несла какую-то чушь, придумывая новые отговорки. Пашка ворчал, обещал приехать и высечь её, но как всегда смирялся с желаниями любимой сестрёнки…

Олег, хмурый и уставший, стоял у гаражей, ожидая друга. Услышал своё имя и поднял глаза. Перепрыгивая лужи, но всё равно безнадёжно утопая, к нему пробиралась Зойка.

- Привет. Как дела?

- Нормально. Тебя чего в такую грязь в гаражи понесло?

- Пашку ищу. Он здесь?

- Сейчас выйдет. А что, что-то с Женькой случилось?

- Нет. А с чего тебя Женькина судьба интересует?

- Так, – пожал плечами парень, – просто спросил.

- Ну конечно, как это я не учла, – вскипела вдруг девушка, – у вас всегда всё «просто».

Олег удивлённо на неё воззрился:

- Ты это сейчас о чём?

- Да всё о том же. Извини, но у нас с Женькой секретов друг от друга нет.

- Понятно. И что?

- Да ничего, – Зойка не на шутку рассердилась, – скотина ты, вот и всё. После такого… такой… в общем ты знаешь. Мог бы и подождать с амурами, хотя бы, пока Женька не уедет.

Олег развернулся, выпрямился, откинул сигарету:

- А ну-ка, поподробнее.

Зойка взмахнула ресницами, облегчённо выдохнула. Значит, она была права, и всё здесь не так просто…

Олег уверенно шагал по парку, поднимаясь к институту. Он знал, что ему делать. Мир снова был мил и хорош. Светило солнце, играл ветер, пели птицы. Как давно он ничего этого не видел и не слышал! А Женька? Бедная девочка, маленький обиженный котёнок. Каково было ей!

Он легко взлетел по крутой длинной лестнице, ведущей из парка к площади перед институтом, и остановился у балюстрады, вглядываясь в толпу только что высыпавших на улицу студентов. Женя заметила его, отделилась от весёлой стайки девушек, остановилась в двух шагах.

- Зачем приехал? – спросила спокойно без тени эмоций.

Олег растерялся. Он ожидал чего угодно, только не этого спокойного равнодушия. Женька не стала дожидаться ответа.

- Значит, Зойка всё-таки погостила у бабушки, встретила тебя, конечно, случайно и невзначай проболталась. А ведь клялась, что никому ни слова! – обида начала прорываться на поверхность, лишая девушку способности вести ровную беседу, – впрочем, может так даже лучше. Но ты зря приехал, я своего решения не изменю.

Олег молчал, не очень понимая, о чём она говорит.

- Вот что вам всем от меня надо? А? Врачи! Обязаны ведь жизнь спасать, а они! И девчонки… Сказала – не избавлюсь от дитя, значит, не избавлюсь. И отстаньте все!

Парень ошалел от услышанной новости, хотел что-то сказать, но не смог собраться с мыслями.

- Чего ты всполошился? – продолжала Женька. – Мне ведь ничего от тебя не надо. Прекрасно понимаю, что вся ответственность на мне. Ты просто взял то, что тебе предложили, не более того. А если тебя моральный аспект волнует, так ведь никто ж в посёлке не знает о наших отношениях. Да и нет никаких отношений. Живу я в городе, в общежитии, значит, отцом ребёнка может быть кто угодно. Аборт делать не стану. Всё. Уезжай.

Олег смотрел на девушку, не понимая, что же ему делать и что говорить. В ней было столько отчуждённости, столько абсолютного холодного неприятия, что казалось совершенно невозможным заставить её поверить хоть одному его слову. Он всё же попытался:

- Жень, ты же знаешь, я тебя…

- Не надо. Я не хочу ничего слышать. Просто уезжай и всё.

Олег решил дать ей возможность успокоиться, а себе собраться с мыслями:

- Хорошо, я уеду. Но до электрички ещё куча времени, а я голоден. Не покажешь, где здесь можно перекусить, я этот район совсем не знаю.

Женька взглянула неприязненно, но инстинкт хозяйки победил:

- Пойдём покажу. Здесь рядом «Пельменная».

Студенческая «перекусочная» действительно оказалась близко. Женька остановилась у входа:

- Иди один, мне там плохо становится. От запахов мутит.

Только сейчас Олег заметил, как сильно она побледнела и похудела. Токсикоз. Ему стало невероятно её жаль, захотелось обнять и укачивать, как ребёнка. Он шагнул ближе, но встретил холодный взгляд серых непрощающих глаз и остановился.

- А ты что же, голодная останешься? Пойдём тогда в какое-нибудь кафе.

- И что ты там мороженое есть будешь? Пошли.

Женька решительно толкнула дверь «Пельменной», чуть постояла в очереди, затем оставила его одного, а сама устроилась за столиком у распахнутого окна.

Олег принёс две порции пельменей с уксусом, двойную и обычную, салат и два сока. Женька взглянула на свою тарелку, выдавила, что подождёт в аллее, и выскочила на воздух.

Девушка сидела на скамье, задумчиво рассматривая листик сирени. Олег пересёк проезжую часть и присоединился к ней. Чуть помолчали.

- Всё, теперь можно прощаться, – так же задумчиво сказала Женька.

- Нет. Сначала мы пойдём в кафе, я накормлю тебя чем-нибудь не пахнущим, и мы обсудим…

- Обсуждать мы ничего не будем, – спокойствие девушки озадачивало, пожалуй, лучше бы она сердилась, а так становится понятно, что решимость её осознанна. – Ты должен понять простую вещь: нет ничего, что мы могли бы обсуждать вместе. Твоя жизнь – это твоя жизнь, а моя – моя. Всё.

- Ладно, – потянул время Олег, – но в кафе мы всё-таки пойдём. Или я не уеду.

Женька пожала плечами.

Олег заказал мороженое и, заговорчески склонившись, попросил подать что-нибудь не вызывающее тошноты у будущих мам. Девушки заулыбались и понимающе закивали. Вскоре Женька с аппетитом уплетала только что приготовленный салат из свежих овощей и зелени. Молодой мужчина с удовольствием наблюдал за процессом, не отвлекая её разговорами. Когда же она перешла к мороженому, вдруг выпалил:

- Жень, выходи за меня замуж.

Девушка на мгновение замерла, медленно подняла глаза от десерта и ответила совсем неожиданно:

- Зачем?

Он растерялся.

- Олег, не надо играть в благородство, – спокойно продолжала девушка, – я ведь всё прекрасно понимаю. Только, правда, ничего не надо. Ты хороший друг, но это не тот случай, когда нужны жертвы. Что случилось, то случилось. Я не жалею и не боюсь, знаю, что справлюсь.

Олег разозлился. На себя за то, что гордость, неуверенность в себе и её любви не позволили приехать раньше, тогда не было бы сейчас никаких проблем, а было бы счастье. На неё – за то, что усомнилась в искренности его чувства и свято поверила в эту бредовую ситуацию с Ленкой, за то, что заперлась в своей раковине и не пробить эту твердыню ничем, а ещё за то, что она и вправду справится одна. Сказал раздражённо, желая её обидеть:

- Ты хочешь, чтобы я позволил кому-нибудь назвать моего ребёнка ублюдком?

Женька вскочила, едва не опрокинув столик, рука инстинктивно метнулась к животу, спасая дитя от зла, глаза сверкнули неподдельной ненавистью. Схватила сумочку и молча устремилась к выходу. Девушки у стойки удивлённо воззрились на странную пару. Олег бросил на стол деньги и помчался за ней. Нагнал, пошёл рядом, понимая, что слова её сейчас только больше разозлят. Женька спустилась в подземный переход и вышла к набережной. Здесь остановилась, присела на скамью, глядя на воду, вдыхая прохладный воздух и успокаиваясь. Ресницы подрагивают, сдерживая слёзы, плечи напряжены, пальцы нервно теребят ремешок сумочки. Олегу хотелось опуститься на колени и прижаться к её груди. Но вместо этого он говорил ей жестокие вещи:

- Мама моя знает, что такое растить сына без отца, а я знаю, что значит быть для всех «безотцовщиной». И это самое безобидное слово, из используемых «добрыми» людьми.

- Сейчас другие времена, – не сдавалась Женька.

- Думаешь? Вспомни Маринку!

- В посёлке я жить не собираюсь, а в городе нравы проще.

- Ерунда. Да и где ты будешь в городе жить?

- Я уже ходила в деканат. Мне обещали после рождения малыша отдельную комнату в общежитии. Впрочем, Зойка совсем не против, чтобы мы оставались с ней. На год возьму академический отпуск, потом устрою ребёнка в ясли и возобновлю учёбу на заочном отделении, а работать буду лаборантом в нашем же институте. Декан – хорошая женщина, обещала место ночного сторожа, пока сижу с ребёнком. Понимаю, что всё это нелегко, но не я первая и не я последняя. Справлюсь. Ну и брат, думаю, меня не оставит.

- Пашка конечно не оставит. Только зачем столько трудностей и сложностей, когда есть я? Нет, послушай. Я вижу, ты всё решила, и верю, что справишься. Но это мой ребёнок, хочешь ты того или нет. И он будет знать, кто его отец. И все будут знать. А ещё, никто не посмеет сказать, что мать его нагуляла. Не перебивай. Я ведь не заставляю тебя спать со мной. Поженимся, я устрою это быстро, а вскоре после рождения малыша разведёмся. Всего год вместе, но у ребёнка будет право считать себя таким же, как все.

- Потом ты женишься по-настоящему, появятся дети, и мой малыш станет тебе в тягость. Не лучше ли не знать отца вовсе, чем видеть, что ты ему безразличен.

- Нет, не лучше. Жень, забудь ты про свою гордость, мою подлость и подумай просто, как будет правильней для ребёнка.

Женька молчала. Олег не мешал ей думать. Наконец, она заговорила:

- Может, ты и прав. В принципе, ничего ведь не изменится. Мы прежде были друзьями и впредь ими останемся, только жить какое-то время будем под одной крышей. Да?

Мужчина кивнул.

- И где же мы будем жить?

Перевёл дух. Ну слава Богу!

- Хочешь – в посёлке, хочешь – в городе. Мама встретила человека и перебралась к нему, так что у нас есть квартира.

- В городе, – решила Женька.

* * *

Зойка гостила у подруги. Прошло уже два месяца с их пышной свадьбы. Женька была против торжества, но Олег ей не уступил. Он шантажировал будущую маму общественным мнением, утверждая, что без свадьбы женятся только «по залёту», а значит, вся их маскировка не будет иметь смысла и ребёнок, в конечном итоге, пострадает. Здорово у него это получалось! Ещё он хотел, чтобы она взяла академический отпуск сейчас, а не после рождения дитя, но тут проиграл. Женька прекрасно понимала, что учиться с малышом на руках не сможет и окажется привязанной к нему или брату ещё на год. Как бы ни так!

Семейная жизнь что-то особо не складывалась. Олег надеялся, что со временем Женькина обида пройдёт и всё само собой станет на свои места. Но чем дольше они молчали, вернее, вели себя как друзья, тем труднее становилось что-либо изменить. И вскоре в мозгу мужчины созрело сомнение – а была ли любовь? Он разбудил в девушке страсть, но она погасла так же быстро, как и загорелась. И вот страсть удовлетворена, а любви нет. Всё легко объясняется. Она относится к нему даже не как к другу, а скорее как к брату, с которым, по понятным причинам, ничего быть не может. Мысль прочно укоренилась в сознании Олега, и он стал стараться бывать дома как можно меньше. Уходил рано, работал как вол, после шёл в бильярдную или сидел с друзьями за картами, а то просто гулял по набережной. Возвращался поздно, Женька встречала его неизменной улыбкой, кормила ужином, он справлялся о её самочувствии, и они шли спать каждый в свою комнату.

Сегодня выходной. Из кухни доносятся женские голоса. Зойка пришла. Мужчина потянулся, обдумывая, чем бы занять день, но в голову ничего не приходило, кроме желания уложить молодую жену в постель и до понедельника не выпускать. Ещё рано, можно поваляться. Нет, лучше предложить девчонкам покататься на катере. Зоя Женьку обязательно уговорит.

Олег вышел из комнаты, намереваясь пройти в душ, но услышал своё имя и невольно прислушался.

- Олег замечательный человек, – говорила Зойка, – вы должны быть счастливы, просто ты не позволяешь этому случиться. А на счёт Ленки так давно уже пора понять, что это сплошное недоразумение.

Зойка вышла замуж за Дениса, и сама была счастлива. Такого же полного счастья она желала и подруге, но видела, что та от визита к визиту становится всё грустнее.

- Ничего ты, Зоенька, не понимаешь, – всхлипнула Женька. – Он же совсем меня не любит.

- С чего ты взяла? По-моему, он пылинки готов с тебя сдувать.

- Пылинки. Всё, что он делает, он делает ради ребёнка, а я тут совсем ни при чём. Он домой приходит поздно, – голос девушки задрожал, – или видеть меня не хочет, или с другими встречается. Зойка, ты не представляешь, как я его ревную, просто умереть хочется.

- Господи, Женька, ты совсем больная! Спроси его. Может, он на работе задерживается.

- Каждый день! И потом, кто я такая, чтобы вмешиваться в его жизнь.

- Как это, кто такая? Жена.

- Фиктивная. И семья наша сплошная декорация. Зачем мне эти мучения? Хочу развестись, пусть будет свободным. Ждать рождения малыша нет никакого смысла. Понятно ведь уже, что ребёнок законный, и ясно, кто его отец.

- Женька, вот ты как была дурой, так с тех пор и не поумнела, – рассердилась Зойка, – неужели ты всё ещё думаешь, что он женился ради ребёнка.

- Конечно, он сам рос без отца и…

- Для этого ему достаточно было просто признать его своим и всё. И кстати, зачем он тогда к тебе в город приехал?

- То есть как? Ты сообщила ему о беременности, вот он…

- Я, как и обещала, не проронила ни слова о твоей беременности, а с ним мы разговаривали исключительно об этой дурацкой ситуации с Ленкой.

- Но кроме тебя никто не знал. Откуда же он…

- Вот именно…

Олег хлопнул дверью и прокричал из прихожей:

- Девчонки, поставьте чай. Я в душ, а после махнём на катере кататься?

День прошёл замечательно. Олег от души радовался каждому мгновению, Зоя жалела, что Денис на дежурстве, Женя задумчиво поглядывала на ставшего вдруг таким весёлым мужа…

Ночь пахла грозой. Душно. Женька накинула халат и пошлёпала босыми ногами на кухню. На фоне окна вырисовывался тёмный силуэт мужчины. Девушка залюбовалась красивым торсом. Олег обернулся:

- Я приготовил тебе апельсиновый сок. Знаю, ты всегда в это время пить хочешь.

Удивлённо приняла подношение:

- Спасибо.

Сделала пару глотков, поставила бокал на стол.

Олег приблизился, нежно коснулся лица, заглянул в глаза, прошептал тихо, хрипловато:

- Котёнок, сколько мы ещё будем мучить друг друга? Я без твоей любви погибаю.

Женька молча прижалась к нему, безуспешно стараясь справиться с горячим комком, подступившим к горлу. Олег гладил её плечи и целовал волосы. Наконец, она чуть отстранилась и всё-таки выдавила мучающий её вопрос:

- Почему же ты так поздно приходишь домой?

- Боюсь, что не справлюсь с желанием, а ты не простишь. Ни одна женщина никогда не сможет тебя заменить.

- А ты пытался?

- Клянусь, Котёнок, после нашей ночи даже не помышлял о том. Мне было так скверно, когда я понял, что ты пожалела и сбежала. Веришь, хотелось удавиться.

- Верю. Мне было не лучше.

Олег накрыл губы девушки долгим поцелуем. Чуть отстранился, откинул волосы, любуясь её лицом. Он не хотел торопиться, наслаждаясь каждым мгновением её нежности и покорности.

- Чувствуешь, приближается гроза.
Девушка кивнула.

- Если ты будешь любить меня только в грозу, переберёмся в Лондон, говорят, там круглый год дожди, – улыбнулся Олег.

- Нет, там туманы, – прошептала Женька, – лучше останемся здесь. Обещаю любить тебя и в зной, и в лютую стужу. Всегда-всегда. До самой глубокой седой старости…

* * *

Возле роддома праздничная суета. Зойка и подруги-однокурсницы с воздушными весёлыми разноцветными шарами, Денис и Пашка с огромными букетами. Здесь же готовится к работе знакомый оператор с видеокамерой. Шумят, смеются, ждут.

Свекровь и молодого мужа по новым традициям впустили в «выписную» комнату, и они с умилением наблюдают, как улыбчивая акушерка готовит кучу разных ярких кусочков ткани к сложной процедуре завёртывания в них младенца. Крохотное дитя тут же беззаботно сучит ножками. Повернул личико, и свекровь испуганно охнула:

- Пятно!

Женька засмеялась и подхватила голого малыша на руки:

- Счастливый!

Сын и мать переглянулись. На глаза Светланы Андреевны навернулись слёзы. Она смотрела на невестку благодарно, Олег на жену – восхищённо.

А Женька, сияя восторженной улыбкой и переполошив молодую акушерку, вдруг подняла сына на вытянутых руках, словно говоря:

- Смотри, мир, и радуйся, какое чудо я тебе подарила!