Рассказы о первой любви
МИРАЖИ
«…Ведёт царевну под венец,
Тут и сказочке конец!»
Я захлопнула книгу и криво усмехнулась: «… сказочке конец! Как бы не так – сказочка только начинается, плавно трансформируясь в кошмарик».
Меня давно мучает вопрос: почему после свадьбы, когда, казалось бы, счастью нет предела, оно, это счастье, куда-то бесследно исчезает, а остаётся только горькое разочарование и долг – супружеский, родительский и не знаю какой еще, но долг. Пока что я не видела ни одной счастливой семьи. Такое впечатление, что муж и жена, если не враги, то, по меньшей мере, соперники. Вот только не понятно за что они сражаются, и какой приз хотят получить за победу.
Я – это четырнадцатилетняя девчонка, которая сама считает, что она умна, наблюдательна, добра и справедлива. Прочие же люди называют её милой, глупенькой, совершенно оторванной от реальности малышкой. В какой-то степени я даже согласна с этим определением. Физически я хорошо развита, у меня красивая фигура, пожалуй, даже лучшая в классе, но вот психологически я совершенно не готова к взрослой жизни. Мои одноклассницы уже давно встречаются с парнями, рассуждают о плюсах и минусах раннего брака, смеются над страхами родителей, а я.… Ну да ладно, речь не обо мне. Я хочу разрешить загадку: куда уходит любовь и возможно ли семейное счастье. А план мой таков:
– наблюдать за влюблёнными, молодыми супругами и семьями со стажем;
– анализировать изменение их поведения;
– делать выводы.
Это будет не сложно, так как меня воспринимают как безобидное существо, умеющее слушать и сочувствовать. В принципе, это сущая правда. И не беда, если из их откровений я извлеку немного пользы для себя – в качестве жизненного опыта.
А вот и первая ласточка – ко мне летит Алёнка, моя лучшая подруга. Недавно у неё образовался роман с местным красавцем Борисом. Вообще-то Борька мой сосед, он на пару лет старше нас и особой красоты я в нём не нахожу, но, если общество так считает, приходится соглашаться.
Алёнка необычайно хороша сегодня. Она вообще очень мила, у неё добрый весёлый нрав, она прекрасно поёт, здорово танцует, сама шьёт себе костюмы и у неё масса других достоинств. К тому же она замечательный друг. Но сегодня Алёнка НЕОБЫЧАЙНО хороша. Щёки раскраснелись, глаза блестят и вся она в каком-то восхищении.
– Он сделал выбор! Он любит только меня! – с порога выдохнула Алёнка и закружилась по комнате.- Он любит, любит, любит меня!
Вот оно в чём дело. До недавнего времени мой соседушка встречался с Людкой Королёвой. Она наша признанная красавица, хотя я её таковой не считаю. На мой взгляд, так Алёнка гораздо лучше. Но опять таки общество навязывает своё мнение. Так вот, Людка на правах красавицы имеет весьма скверный характер и меняет свои привязанности довольно часто. Так что, вполне возможно это она сделала выбор, хотя … Алёнка ведь гораздо лучше, и, возможно, Борька действительно поумнел.
Я закружилась по комнате вместе с Алёнкой, радуясь счастью подруги. Как же она сегодня хороша! Только слепой не может видеть красоты её открытой улыбки и лучистых глаз. Когда смеётся Алёнка, рядом не остаётся ни одного печального лица. Удивительно заразительный у неё смех. Такой человечек обязательно должен быть счастливым. Не подведи, Борька!
Через некоторое время в нашем большом семействе произошло несчастье – умер наш дальний родственник, и мы отправились в деревню на похороны. У наших мужчин полно достоинств, но есть и недостаток. Один, но огромный. Начав пить, остановиться они уже не могут. Поэтому к вечеру мужская половина нашего семейства и гостей были в невменяемом состоянии. Большую часть жёны растащили по домам, а некоторые остались ночевать, так как жили в соседних деревнях. И началось! Всю ночь разборки. Кто кого уважает – главный вопрос. После примирения ещё по стопочке и… всё сначала!
В этом безобразии принял участие и муж моей троюродной тётки Нины. Нина, на самом деле, ни какая не тётка, а очень даже молодая женщина, не так давно вышедшая замуж. На руках у неё маленький Андрейка, трёх лет от роду. Мы с Ниной и Андрейкой уединились на кухне и за чашкой чая разговорились. Точнее, это Нина говорила, а я больше слушала.
Выходила Нина замуж по большой любви. Владимир был всем хорош. И красив, и работящ, и одеться умел со вкусом. Женщины от него так и млели. А выбрал он Нину. Она страшно гордилась своей победой – такого ловеласа покорила! А что же теперь…
Владимир ворвался в кухню, громко хлопнув дверью:
– А ты здесь, стерва! Ты с каким хмырём за столом чокалась, ты кому, зараза, глазки строила?
Владимир замахнулся, Нинка охнула, как-то извернулась и проскользнула в дверь. Андрейка прижался ко мне и мелко задрожал. Мама и бабушка повисли на руках мужчины. Всё как в замедленной съёмке. Я подхватила Андрейку и понеслась прочь из дома.
Под густой сиренью на лавочке рыдала Нинка.
– Ненавижу! Как я его ненавижу! – прорывалось сквозь рыдания. – Сам кобель кобелём, а меня своей ревностью измучил. Никакой жизни!
Нина немного успокоилась. Взяла Андрейку на колени и что-то замурлыкала, медленно раскачиваясь. Я слегка удивилась такой смене настроения. А Нина между тем продолжала:
– Спи, усни, мой сыночек! Ягодка моя ненаглядная! Завтра мы папке покажем где раки зимуют. Завтра он у нас узнает, как мамку обижать. Спи, солнышко! Спи, радость моя! Он у нас натерпится, он у нас в ногах поваляется.
Вот тебе и на! Не семейная жизнь, а боксёрский ринг. Сегодня он тебе под дых, завтра ты его в нокаут. А любовь, а счастье?
– Любовь?! Так ведь я его люблю, и он меня любит, да и Андрейка вот у нас. А что ловелас, так за то и полюбила, за то и ненавижу теперь. Такая вот семейная жизнь. Подрастёшь – поймёшь.
Как странно получается: за что до свадьбы любили, за то после ненавидим. А ведь, если подумать, так оно и есть. Женщина так уверена в силе своей и его любви, что думает – она сможет изменить мужчину. Но люди так редко меняются! А когда первые чувства схлынут, вернутся старые привычки. И ловелас вновь увлекается другими женщинами, выпивоха рюмкой, а весельчак возвращается в компанию друзей. Женщина разочаровывается, грустит, злится, пытается что-то доказать. Мужчина упирается, хочет сохранить независимость и совершенно не понимает, чего жена от него требует. И оба они начинают тихонько друг друга ненавидеть.
Вот и первые уроки: стараться реально оценивать сущность партнёра, убедиться, что его достоинства не таят в себе недостатков. Конечно, это не значит, что «рубаху-парня» или «Дон Жуана» нельзя любить. Как говорится, сердцу не прикажешь. Просто надо понимать за КОГО выходишь замуж и быть к этому готовой.
Возвращаюсь домой из лагеря. Летний лагерь – это что-то! Днём, конечно, режим. Весело, но не слишком, интересно, но не так, чтобы очень – организованный отдых. А вот вечером и ночью – это да! Костёр, гитара, тайны, любовь. Правда, я, в силу своего характера не столько участник, сколько наблюдатель. Но всё равно здорово! Тем более что со мной, как со стороной не заинтересованной, все делятся своими секретами. Меня просто распирает от чужих тайн и интриг. Скорее домой, поделиться с Алёнкой, а то лопну.
За моей спиной ведут беседу две женщины. Невольно прислушиваюсь. Я не вижу их лиц, но судя по всему, они уже не молоды, точнее это зрелые женщины. У одной голос тихий журчащий, у второй резковатый. Обсуждают свои отношения с мужьями.
– Но как я могу ему перечить, – журчит первая, – он нас содержит, не пьёт, не гуляет, всё в дом. А что строг, так ведь он голова в семье.
– Он – голова, ты – шея, так поверни его уже к себе лицом. А то он ведь тебя не то что за женщину, за человека не считает, – вторая так возмущена, что едва сдерживается, чтобы не раскричаться на весь автобус, – попробовал бы мой мне рот заткнуть, я б ему враз голову-то на место поставила.
– Да что ты, в самом деле, мужчина он и есть мужчина. Если ему не подчиняться, так он и силу применить может.
– Подумаешь, силу, – возмущение второй крепчает, – в таких случаях: что у меня в руках, то у него в зубах. И точка.
– Я так не могу, – голос первой стал совсем тихим, почти шёпотом, – в семье мир должен быть, дети ведь на нас смотрят.
– Вот именно что дети! Коль муж тебя не уважает, так и дети уважать не будут. Вот слушаются тебя дети-то?
– Они меня жалеют.…А тебя?
– Меня…
Голоса замерли, женщины как-то печально затихли.
Снова загадки семейной жизни. Что мужчинам надо?! Одна – тихая, скромная, наверно, очень нежная, любящая, другая – сильная, уверенная. И обе несчастны. Одна – покорилась и страдает, вторая – в вечной борьбе и тоже счастья не имеет. Могу ли я сделать для себя выводы из услышанного? Вероятно, да. Но только о том, что допускать нельзя:
– нельзя растворяться в мужчине, терять свою личность.
– нельзя унижать мужчину, ронять его достоинство.
Мы окончили школу. Я отправилась учиться дальше, а Алёнка вышла замуж за своего Бориса. Родители были против такого раннего брака, но ребята сбежали, и родителям пришлось смириться. Как в кино. Всё-таки это любовь. Я так рада за мою Алёнку!
Учусь я в институте, живу в общежитии. Про студенческую жизнь можно написать роман, трагедию и комедию ошибок. Чего тут только не намешано. А уж поле для наблюдения преогромно, но… всё здесь как-то либо не серьёзно, либо преувеличено, а то и вовсе несуразно. Однако трагедии разыгрываются нешуточные. Одна девушка даже выбросилась из окна, и целый год пролежала в гипсе. На вопрос: чего ради? Отвечала всегда одно и тоже: училась летать. Ну и мы, конечно же, решили, что всему виной несчастная любовь и предательство. А я мысленно добавляю – и глупость. Ничто не стоит нашей жизни, даже любовь!
В разных концах города живут две мои тётки по папиной линии. Обе замечательные женщины, но такие разные. Тётя Люба живёт ради семьи. Встаёт ни свет ни заря, ложится, когда все уже спят, обо всех заботится, всю себя отдаёт. В ответ домочадцы её очень любят, ценят и … откровенно используют.
Тётя Галя – центр Вселенной. Мир вертится вокруг неё. Для семьи хорошо то, что хорошо для тёти Гали. Все её любят, уважают, беспрекословно подчиняются, но отдыхать предпочитают у Любаши.
Я в гостях у тёти Любы. Раннее утро, а по дому разносится аппетитный запах жарящихся блинов. Вкуснотища! Больше я нигде не едала таких бесподобных завтраков. Быстренько вскакиваю и лечу на кухню.
– Проснулась, лапушка, вот и славно. Сейчас отец со двора вернется, и будем завтракать.
– Тётя Люба, – вспоминаю я, – а ведь у вас скоро юбилей. 40 лет вместе прожили. Как Вам это удалось?
– Да, как? Жили-жили, да и прожили, – смеётся тётя Люба, – времена тяжёлые были, но молодость-то жизни радуется.
– А Вы счастливы были?
– Была счастлива и несчастна тоже была. Жизнь – она длинная, хотя пролетает – не заметишь. Вздумаешь вспоминать, так и насмеёшься, и нарыдаешься.
– Откройте секрет: как в мужчине не разочароваться.
– Какой секрет, лапушка, мужики – они всё одно, что дети. А своё дитя за дурной поступок и наругаешь, и в угол поставишь, но непременно простишь. Ну, хватит разговоры разговаривать, зови отца – блины стынут.
Выбегаю во двор и вижу, как дядя поспешно гасит сигарету.
– Дядя Толя, Вам же нельзя.
– Нельзя-то нельзя, – усмехается дядя, – но иногда можно. Только бы Любаша не увидала. Смотри, – грозит мне пальцем, тщательно пережёвывая листик мяты, – не проболтайся!
Я невольно рассмеялась: всё-таки права тётя Люба – сущие дети эти мужики, и с годами взрослее не становятся. Но всё же, что-то мне не нравится сценарий семейной жизни, где я – мать, а мой муж – моё же дитя. Ерунда какая-то!
В общежитии переполох: Зорина беременна и выходит замуж за Тахира, вернее уже вышла. Охи, ахи, бедный Тахир!
Вот уже полгода все кому ни лень обсуждают их роман. Удивляться, конечно, есть чему. Зорина – вместилище всех мыслимых и немыслимых недостатков. Пьёт, курит, гуляет, но при этом красива до жути! Тахир – не пьёт, не курит, насчёт «гуляет», не знаю, но, несомненно, он положительный, серьёзный и при этом достаточно симпатичный молодой человек. Многие девушки хотели бы заполучить его в мужья. Однако Тахир видит только Зорину. Что их может связывать?
– Ну, ты, дорогая, идиотка, – смеётся Верка, моя не то что бы подруга, а так однокурсница, – страсть их связывает, секс. Тебе знакомо это слово? Зоринка такое в постели творит, что мужики с ума сходят. Это их и бесит. Они ведь как привыкли – поиграют с девушкой и бросят. А Зоринку бросить не могут. Она сама с ними натешится досыта, выбросит, как отработанный материал, и не смотрит даже, будто ничего и не было.
– А ты-то откуда знаешь?
– Да мы как будто бы подругами были, пока она моего парня не увела.
Не спится. Вхожу на кухню чайник поставить и вылетаю обратно, как ошпаренная. Зорина занимается этим самым прямо на общей кухне с каким-то самцом. Ужас! В полном ошеломлении иду с чайником на балкон и шарахаюсь назад, едва не разбив стеклянную дверь. На балконе курит Тахир. Да, что они совсем больные что ли!
– Вижу, ты в курсе, – голос Тахира больше похож… да не на что он не похож.
Прижалась спиной к двери, как пригвождённая, молчу и не двигаюсь. Дурацкая ситуация.
– Жалеешь меня или презираешь?
Молчу.
– Жалеть меня не надо, а презирать сколько угодно. Я сам себе противен.
Молчу. Закурил следующую сигарету, под ногами полно окурков.
Вспоминаю – он же не курит.
– А я всё равно люблю её.
Молчу.
– Не понимаешь? Да я и сам не понимаю.
Расправил широкие плечи так, что хрустнули позвонки. Действительно трудно понять. Был бы он какой-нибудь «нюня», тихоня, так нет же, нормальный сильный умный красивый молодой мужчина. И так попал!
Тахир смял пустую пачку, взял меня за плечи и переставил, как мебель. Он ушёл. А я ещё долго стояла на балконе, глядя на чёрное небо и утирая слёзы. О чём я плакала? Не знаю. На душе было так гадко, так невыразимо больно, будто это меня предали.
Печально тащусь в свою комнату с пустым чайником в руках и тоской на сердце. На мгновение останавливаюсь у кухни. Зорина сидит на подоконнике, упёршись немигающим взглядом в стену напротив, сигарета в её руке дрожит и медленно тает, столбик пепла вот-вот рухнет от собственной тяжести.
Страсть. Что такое эта страсть? Он говорит – любит, но разве ж это любовь? Страсть и любовь – это одно и то же? А если нет, то может ли существовать одно без другого? И разумно ли создавать семью на основе страсти? Ведь рано или поздно она угаснет, и не важно кто первый предаст, несчастны всё равно будут оба.
Зорина родила мёртвого ребёнка, и на этом их брак с Тахиром закончился. Они оба ушли из института, и я о них больше ничего не слышала.
На каникулах гостила у сестры, потом у родителей и вот возвращаюсь в общагу. Моя Алёнка уже родила себе дочку и ждёт сына, а мне учиться ещё два года. Алёнка, конечно, молодец, но что-то особой радости я в её глазах не прочла. Судя по всему, Боренька оказался далеко не принцем, а скорее избалованным самовлюблённым полутираном, полуребёнком. Все каникулы мне так не хватало блеска Алёнкиных глаз и её заразительного смеха. Неужели это ушло навсегда или у них временные трудности? Я очень-очень-очень хочу, чтобы у тебя, Алёнка, всё сложилось!
Поезд мчится к своей далёкой цели, убаюкивая пассажиров. Я люблю поезда. Успокаивающий перестук колёс, неспешные разговоры, неожиданные откровения. Еду в плацкартном вагоне на нижней полке. Напротив расположилась молодая женщина, на верхних местах двое мужчин. Один совсем молодой, ну может быть немногим старше меня, второй средних лет. Начали мы сближение с кроссвордов, затем перешли на карты и стали практически родными за чашкой чая. Ничто так не сближает, как общая трапеза. Мужчины обеспечили нас кипятком, мы их всем остальным. И беседа потекла.
– Почему я до сих пор холост, спрашиваешь, – обращается ко мне старший, – да вот не встретил ту, что смог бы любить всю жизнь.
– И какой же должна быть эта ваша принцесса? – интересуюсь я.
– Ну, как же, формула-то известная. Разве не слышала? Чтоб на людях была красавицей умницей, беседу могла поддержать на любую тему, чтоб мужу за неё не было стыдно. Дома чтобы поменьше говорила, да побольше работала, стряпухой была отменной, за хозяином ухаживала и подчинялась ему беспрекословно.
– Рабыня, – ввернула я.
– Вобщем-то… да. Ну, а уж в постели сами понимаете, кем должна быть хорошая жена.
– Похоже не найти Вам жены, – вздохнула попутчица.
– Это отчего же?
– Так ведь, чтоб львицей в постели быть, надо в душе, да в теле свободу чувствовать, а какая свобода у рабыни. Да и вымотается за день так, что не до секса ей.
– Точно-точно, – поддакнула я, – да и с красавицей-умницей тоже накладочка выходит.
– И почему же хорошая хозяйка не может быть красавицей да умницей? – заинтересовался молодой.
– Так для того, чтобы умные беседы вести, надо, во-первых, хорошее образование иметь, но это не главное, а вот, во-вторых, надо очень много читать, посещать музеи, выставки, концерты и так далее и тому подобное. А красавицы-то, конечно, больше по салонам да бутикам дефилируют. А вот у хороших хозяек нет времени ни на то, ни на другое. Они пашут, головы не поднимая.
– Вас послушать, так у женщин не жизнь, а каторга. А мы тираны да дармоеды! – возмутился парень.
– Ну, зачем же так категорично, – улыбнулась соседка, – всё в мире относительно. А ведь на самом деле интересно, какими должны быть отношения мужчины и женщины, чтобы они оба были счастливы.
– Дружескими, – предположила я.
– Жена-друг – это, конечно, хорошо, – протянул старший, – вот только спать с другом как-то не очень.
– Вы просто зациклились на постели, – рассердилась я.
– Ну не скажи, – возразил мне молодой, – секс – это важно.
– Конечно, важно, – поддержала его женщина, – без секса и дети не родятся. А вот дети-то и есть самое главное в семье. Будут оба родителя малышей своих любить – вот и не расстанутся.
– Ага, – усмехнулся старший, – и Вы серьёзно думаете, что дети гарантия любви?!
– Нет, вы посмотрите на него, дети ему не гарантия! – взорвалась соседка, – знаете, что… идите-ка лучше покурите.
Молодая женщина стала раздражённо разбирать постель, мужчины ушли, а я задумалась. Опять прокол? Жена-друг тоже совсем не то, о чём мечтают мужчины. Да и разве возможно понять, о чём они мечтают?!
Что-то мной овладевают пессимистические настроения. Выходит, как не старайся, а любовь в её первоначальном виде сохранить нельзя. Женщина не может всю жизнь оставаться единственной, любимой и желанной. Либо она остаётся женщиной, и вслед за охлаждением страсти растёт её недоверие и ревность, что приводит к разрыву или вечной борьбе. Либо она становится мужу другом и вскоре, как женщина мужчину уже не интересует. Семью он, вероятнее всего, не оставит (друзей ведь не бросают), но счастливей жена от этого не станет. Да и женщина способна ли любить и желать всю жизнь одного мужчину?! Как всё сложно. Так стоит ли создавать семью, если рано или поздно всё равно останешься у разбитого корыта. Может ну её эту семейную жизнь, со всеми её сложностями и страстями.
Стук. Кого это принесло так поздно?! Открываю дверь. На пороге стоит молодой человек с какой-то удивлённой полуулыбкой. Как только наши взгляды встретились, моё сердечко пропустило удар. Что такое? Молчание длилось не больше пары секунд, но каких только чувств я не испытала за эти мгновения! Девчонки, вы верите в любовь с первого взгляда? Нет? И правильно делаете. Я тоже не верю. Что ещё за любовь, когда человека совсем не знаешь. Однако какая-то химия всё же существует. Вот смотрю я на него, и разум мой понимает, что ничего особенного в этом парне нет. А сердечко трепещет, и всё мне в нём нравится. Всё-всё! И чувство такое, что лучше мужчины на всём белом свете не отыскать. Я даже успела подумать, что хочу иметь дочку вот с такими же необыкновенными рыжими глазами.
Всё, две секунды пронеслись, сейчас он задаст свой вопрос, и волшебство исчезнет. Остаётся только молиться, чтобы химия оказалась взаимной. Его улыбка стала шире и каким-то образом переселилась в глаза. Он выдохнул, и я поняла – мы приняли друг друга. Что ж, пожалуй, я рискну. И… и, девчонки, удачи вам!
ЗДРАВСТВУЙ, ЮНОСТЬ!
Привет. Меня зовут Танюха. Не Таня, не Татьяна, не Танюша, а именно Танюха. Правда, для папы я – доча, для мамы почему-то – Мила, для сестры – Ёжик, а вот для всех остальных – Танюха. Я люблю лошадей и мотоциклы, но по-разному. За лошадьми мне нравится ухаживать, разговаривать с ними, заглядывать в их умные глаза и баловать разными вкусностями. А на мотоциклах я люблю гонять. Скорость, ветер, воля! У меня и характер такой же: с одной стороны мягкий и терпеливый, с другой – лучше не тронь. Подруг у меня не много, друзей ещё меньше. Парни интересуют меня только как владельцы мотоциклов.
Вчера у нас был выпускной, получили аттестаты. Всё – класс распадается. Кто-то уходит в училища и техникумы, а кто-то, в том числе и я, остаётся учиться дальше в стенах родной школы. Что ж, прощай, детство, здравствуй, юность! А сегодня мы всем классом идём в прощальный поход с двойной ночёвкой. Впервые самостоятельно, без учителя. Встречаемся на автобусной остановке в Дубравино, с целью разбить лагерь неподалёку от этой деревни. Сашка раньше там жил и отлично знает местность.
Подъезжаем. Сашка ждёт нас на остановке. Я взглянула на него, и всё у меня внутри замерло. Как же он оказывается красив! Сашка стоял, опёршись одной ногой и согнутыми руками о заборчик. Его почему-то белая (очень не разумно для похода) рубашка застёгнута только на одну пуговицу. Голова слегка наклонена, густые вьющиеся волосы упали на лоб, защищая хозяина от солнца. Но маленький лучик всё-таки проник сквозь преграду и подсветил его смеющиеся глаза золотом. Как я раньше не видела, что он так красив!
Кто-то за моей спиной засмеялся и разрушил магию момента.
Мы устроились в лесу у реки. Живописное место. Деревья подступают к самому обрыву, крутая тропинка ведёт к берегу, поросшему кустарником и буйно цветущими растениями. Запах волшебный. Вода в реке прозрачная, и видно как среди камешков снуют мелкие рыбёшки. Немного дальше от лагеря берег становится пологим, лес отступает от реки, открывая что-то вроде длинного узкого пляжа, но вместо песка ноги ласкает короткая нежная зелень. Здесь мы загорали, купались и играли в волейбол.
Нам с Сашкой выпало готовить ужин, и мы отправились в лагерь. Он быстро разжёг костёр и занялся сбором хвороста. Я набрала воды и поставила её на огонь (вернее подвесила в котелке), и пока она закипала, стала наводить порядок в лагере. За моей спиной раздался громкий хруст, я испуганно обернулась и застыла. На меня смотрели, гадко ухмыляясь, две противные физиономии.
– Что это мы тут имеем? – заржал один.
– Сладкую пташечку, – отозвался другой.
Они приближались, я отступала.
– Ну, что мы так испугались? Не надо нас бояться, мы ласковые.
– Отойдите от неё, – услышала я угрожающий Сашкин голос.
– Ты посмотри, ну, прям герой, – двинулся один навстречу Сашке.
-Шёл бы ты, малыш, не мешался во взрослые игры, – мягко протянул второй, поднимая палку.
Сашка ударил первым. И понеслось! Я закричала, но услышат и поймут ли меня ребята? Что делать? Сашка упал. И тут меня осенило. Я взяла тряпку, ковш и сняла котелок с огня. Один из подонков взревел – кипяток ошпарил его голую спину.
– Ах, ты…
– Ещё желаете, – голос мой прозвучал глухо, злобно и уверенно. Страха не было.
Второй рванулся ко мне, взмахнув палкой, и получил ожог груди. Он тонко взвизгнул и закружился на месте, пытаясь сорвать футболку. Я отбросила ковш и держала котелок двумя руками, готовясь выплеснуть всё его содержимое прямо в лицо нападающему. Но они не решались сделать ещё один шаг и только грязно ругались. Так мы и стояли. Я, Сашка и между нами два ублюдка, изрыгающие проклятья и угрозы. Раздались быстрые шаги и голоса, спешащих к нам ребят. Подонки двинулись прочь, бросив на прощанье, что ещё вернутся.
– А ты молодец, – тихо сказал Сашка, заглядывая мне в глаза и забирая котелок из моих рук.
Во всю его щеку разливался огромный синяк. Бровь рассечена. Наверняка, и спине, и рёбрам досталось. Но Сашка улыбался.
– Ты тоже, – улыбнулась я в ответ.
– Как твоя рука?
Я подняла правую руку, и мы удивлённо уставились на ладонь. Как может быть, чтобы раскаленный котелок с кипятком не обжёг руку? Но факт остаётся фактом – ладонь даже не покраснела.
Ребята обступили нас, трясли, галдели, выспрашивали. Наконец все успокоились и устроились вокруг костра.
– Надо уходить, – сказала я, – они вернутся и не одни.
– Вот ещё, – зашумели мальчишки, – пусть только попробуют. Мы устроим им встречу.
Снова шум, галдёж, геройство.
– Мальчишки, вас мало, – вновь вступила в разговор я, – но они этого не знают. Вы видели когда-нибудь деревенские драки, когда деревня идёт на деревню? Не забывайте – мы обидели местных, и им всё равно, в чём причина и кто виноват. Они придут с цепями, железными прутьями и дубинками. А что есть у вас?
– Ничего, вооружимся, – выступил Валерка, – лес всё-таки, дубинок полно.
– Хорошо. Вы хотите драться, – не унималась я, – чем вы рискуете? Парой сломанных рёбер? А мы? – злость и пережитый страх придали мне наглости. – Ты представляешь, что они с твоей Наташкой сделают?
Повисла тишина.
– Я согласен. Уходим, – принял за всех решение Сашка.
Мы быстро собрались и готовы были покинуть лагерь, когда услышали шум приближающейся ватаги. На наше счастье быстро темнело. Тучи затянули небо, на лес и реку упали густые тени.
– Поздно, – услышала я панический Наташкин шёпот, – они нас догонят.
– Может в лес, – предложил кто-то.
– Нас выдаст хруст веток, – был ответ.
– К реке, – сказала я, – если войти в воду и обогнуть кустарник, можно выйти с другой стороны зарослей. Там есть маленький пятачок свободной земли, нас не увидят.
Мы ринулись бегом по узкой тропинке к воде. Когда на обрыв вывалилась группа злобных молодых мужчин, все уже успели выйти на сушу и притаиться за кустарником. Все, кроме Сашки. Он стоял у самой кромки воды, боясь выдать нас всплеском, если сделает хоть шаг, укрытый от глаз преследователей только темнотой и редкими веточками.
– Куда они делись? – услышали мы пьяные голоса.
– Слиняли гады, – нецензурная брань.
– Ничего, далеко не уйдут. Айда берегом, быстро догоним.
– А может они лесом пошли?
– Да нет, берегом, конечно. В лесу темень хоть глаз выколи.
Подбадривая и заводя себя шумом и бранью, ватага двинулась нас догонять.
– А что это там белеет? – наши вечерние визитёры видимо задержались.
– Где? А-а-а, да бумага за куст зацепилась.
Чёрт! Сашкина рубашка.
– Уверен? На этом гадёныше что-то белое надето было.
– Ща проверим.
Я шагнула назад. На мне тёмная кофта, если я встану на линию их взгляда, то закрою от их глаз Сашкину рубашку. Ещё шаг и сильный удар в спину бросил меня вперёд. Сашкины руки подхватили меня, удерживая от падения. Я вцепилась в его плечи, закусила губу и тихо застонала от адской боли. Камень, встретившись с моей спиной, плюхнулся в воду, заглушая всплеском шум моего движения.
– Я ж говорю бумага. Вишь, сбил, – торжествовал один из визитёров, – айда пацанов догонять.
– Погоди, дай закурю.
– Не двигайся, – услышала я Сашкин шёпот над самым моим ухом, – сейчас отпустит. Потерпи.
Я осознала, что нахожусь в его объятьях, и моментально забыла о боли. Мои щёки и уши вспыхнули огнём. Я замерла и старалась даже не дышать. Мои губы касались его шеи. Я слышала биение его сердца. Оно стучало так же бешено, как и моё. Его дыхание путалось в моих волосах, заставляя кружиться голову. Кажется, он тоже сдерживает дыхание. Долго ли мы протянем без кислорода! Эта мысль развеселила и слегка успокоила меня.
Наконец наши обидчики отправились вслед за остальными, и шум их шагов стих. Я отстранилась, сделала шаг и охнула от боли. Сашка тут же подставил мне руку и помог присесть рядом с ребятами.
– Тебе надо к врачу, – сказала Маринка, – вдруг ребро сломано или что посерьёзнее.
– Угу, – промычала я.
– Бедняжка, больно, – посочувствовала Надюшка, – а на автобусе ещё растрясёт.
– Я отведу её к врачу, – решил Сашка, – фельдшер тётя Настя живёт рядом с медпунктом, она поможет.
Светало. Все продрогли от утренней свежести и пережитого волнения. И только мне всё ещё было жарко. Или это температура? Я искоса взглянула на Сашку и тут же вспыхнула. Нет, пожалуй, температура у меня в норме.
Тётя Настя осмотрела меня, заверила, что с рёбрами всё в порядке, натёрла какой-то мазью и наложила поддерживающую повязку. Боль и вправду отпустила, и двигаться стало гораздо легче. Сашка ждал меня у крыльца.
– Ну, что?
– Ушиб. Поболит малость и пройдёт. Пойдём, я ещё могу успеть с ребятами уехать.
– Тебе нельзя бежать.
– Ребята меня увидят и задержат автобус.
Сашка преградил путь, уперев руку в стену перед самым моим лицом.
– Тебе нельзя быстро двигаться, – медленно протянул он, склоняясь всё ниже.
Чего это он надумал?! Я не стала разгадывать эту загадку, решительно отстранила его руку и шагнула из-за угла.
Автобус отошёл от остановки.
Теперь жди «дневного»…
– Здесь моя бабуля живёт, – примирительно сказал Сашка, – кушать очень хочется. Она нас покормит, отдохнёшь, а на «обеденном» уедешь. А?
Я обречённо кивнула.
Бабушка возилась в саду. Как только она увидела нас, всплеснула руками и, кажется, приготовилась причитать. Сашка выставил меня вперёд, словно щит, и выпалил скороговоркой:
– Ба, всё нормально. Это – Танюха. Она споткнулась, я хотел её удержать, и мы оба упали. Немного ушиблись, но ничего серьёзного. Пока были в медпункте, опоздали на автобус.
Бабушка всё-таки запричитала:
– Да как же…
– Ба, мы есть хотим, – решительно прервал её Сашка.
Мысли бабушки поменяли направление:
– Вот это правильно. А то худющие, смотреть страшно. Сейчас уж я вас накормлю.
И она нас накормила, что называется, до отвала. Я едва вылезла из-за стола с одной мечтой: упасть и уснуть. Сашка куда-то запропастился. Бабушка уложила меня в постель и заботливо поправила подушку. Засыпая, я промычала:
– Повезло Сашке с бабушкой.
– Спи, спи, дитятко. Намучалась, натерпелась страху-то.
Я хотела удивиться такой проницательности, но не успела, уснула.
Проснулась я от чьего-то взгляда. Испуганно распахнула глаза: слава богу – бабушка.
– Пора, дитятко, вставай. Автобус скоро будет, не опоздали бы. А то родные-то беспокоятся, небось.
– Да нет,- заверила я её, – у нас как-то не принято в семье особо беспокоиться.
– Что ж так,- покачала головой бабушка,- неужто не любите друг друга, не жалеете.
– Нет, что Вы. У меня замечательная семья. Но мы живём в полной уверенности, что всё будет хорошо, и все со своими проблемами справятся сами.
Бабушка снова закачала головой, а я пожалела, что открыла рот.
Сашка ждал меня в саду.
– У нас ещё целый час в запасе. Чего на остановке торчать, пошли через рощу.
За бабушкиным домом начиналась берёзовая посадка, которую здесь, видимо, величали рощей. Она огибала деревню и выходила к остановке. Через деревню, конечно, короче, а через рощу интереснее.
Я согласно кивнула.
Роща шелестела листвой и перекликалась птичьими голосами. Стрекотали кузнечики, а бабочки играли в салки. Хорошо!
– Смотри, дятел.
– Где?
– Да вот же, почти у верхушки.
– Действительно дятел. А я думала, что он не живёт рядом с людьми.
– А он и не живёт. Он прилетает деревья лечить.
Что-то странное послышалось мне в голосе Сашки. Я обернулась. Он стоял прямо за мной. Я отступила и упёрлась спиной в дерево. Сашка не отрывал взгляда от моих глаз, словно гипнотизировал. Вот его глаза стали приближаться.
«Боже, он сейчас поцелует меня. А я и целоваться-то не умею. Что в таких случаях делают? В кино девушки всегда закрывают глаза. Да, надо закрыть глаза…» Но я их не закрыла, а всё так же тонула в его взгляде. Вот он коснулся моих губ. Ещё раз. Ещё. Его губы оказались сухими и горячими. Он чуть отстранился и замер, всё так же удерживая меня в плену своих карих глаз. Я одновременно мечтала провалиться сквозь землю и вновь почувствовать его дыхание. Моя рука против воли поднялась и запустила пальцы в шёлк его волос. Я испытала такое наслаждение, словно всю жизнь только того и желала. Он шумно выдохнул. Его зрачки сузились, а глаза стали темнее, медленно ко мне приближаясь. Моё тело непроизвольно подалось вперёд, губы раскрылись навстречу поцелую, и я, наконец-то, закрыла глаза. Его рука скользнула по моей спине, поддерживая и прижимая, губы стали требовательными, поцелуи обжигали. Тело его было подобно натянутой струне, моё – трепетало и горело.
«Господи, мне надо будет открыть глаза и взглянуть ему в лицо. Как я смогу это сделать?!» Я упёрлась ладонями ему в грудь. Сашка тут же отстранился. Я уставилась в землю, пробормотала, что мне пора и зашагала к остановке.
– Татьянка, – сказал он мне в спину, и это имя обожгло меня, – может, поедешь на «вечернем»?
Я прибавила шагу.
– Моему другу Гошке отец мотоцикл подарил.
Остановилась.
– У него такой отец, что мотоцикл наверняка крутой. Посмотрим?
Обернулась.
Сашка неуверенно улыбался. Он нашёл выход и был доволен. Но приму ли я выручалочку?
Мне очень хотелось взглянуть на мотоцикл и совсем не хотелось расставаться с Сашкой. Нет, не так. Мне совсем не хотелось расставаться с Сашкой и … очень не хотелось с ним расставаться. А мотоцикл – хорошее оправдание.
Я улыбнулась и протянула руку. Сашка сжал мою ладонь, и мы, всё так же улыбаясь, побежали к деревне.
Как же я была счастлива…
НЕЗАБУДКИ
«Здравствуй, Алексей!
Я решила ответить тебе, потому что ты слишком далеко от дома…»
Я писала письмо солдату. Как-то так получилось, что ребята совсем не обращали на меня внимания, а, уйдя в армию, непременно давали мой адрес какому-нибудь своему новому другу. Я получила уже три солдатских письма с разных концов нашей страны. Но не на одно из них не ответила. Честно говоря, опасалась, что наши пацаны так некрасиво шутят. Сколько себя помню – всё комплексую. Кажусь себе совершенно невыразительной, если не сказать некрасивой. Серая мышка. Где бы я ни находилась, мне хочется остаться не замеченной. Постоянно боюсь, что надо мной посмеются, хотя не помню случая, чтобы меня обидели.
В письме Алексея не было ничего особенного, кроме адреса. Он состоял из сплошных цифр. Такой же адрес я видела на письме брата моей подруги Надюхи. А он у неё служит в какой-то горячей точке мира. В какой именно, не знаю, и Надюха тоже не знает, видимо, писать им об этом нельзя. Как же ужасно сознавать, что можешь не вернуться домой никогда! Конечно же, им необходимы письма с Родины. И даже не важно от кого.
И вот я пишу письмо солдату.
«… Не буду писать о себе и фотографию не вышлю. Ведь тебе нужны мои письма, а не я. Твоей фотографии мне тоже не надо.
А писать я буду о том, что вижу вокруг и о том, что удивляет, восхищает или расстраивает меня.
Вот сегодня, например, я впервые по-настоящему увидела незабудки. Ты знаешь эти цветы? Маленькие хрупкие полевые растения, усыпанные мелкими нежными синими цветочками. Они растут у нас повсюду, и мы совершенно не обращаем на них внимания. А сегодня, остановившись на мосту, я увидела синие звёздочки под водой. Представляешь! Семена незабудки попали в реку, застряли в коряге и проросли. В излучине, на самой быстрине! Хрупкие цветки бьются и трепещут под напором воды, ловят нежными лепестками воздух и лучики солнца и цветут. Наперекор злой судьбе – ярко, радостно, уверенно! Какой же он сильный этот маленький цветок. Теперь я понимаю значение его имени. Красота их нежна, скромна и незаметна, но тот, кто увидит её, не забудет уже никогда.
Вот такими примерно будут мои письма.
Если они нужны тебе, напиши, и я отвечу.
Олеся»
Алексей ответил, и наша переписка завязалась. Вначале письма были короткими, со временем становясь всё пространнее. Я писала ему о черёмухе, похожей на невесту, зелёной реке, шумящей листвой деревьев на дне огромного оврага, о живых клубках из переплетённых тел ужей, греющихся на солнце, которые от малейшего прикосновения к одному из них, рассыпаются и исчезают среди высокой травы, и о других удивительных местах и явлениях.
Он писал в основном о своих друзьях и о печальных и смешных случаях, связанных с ними.
Скоро мне стало казаться, что пишу родному человеку. А он однажды начал письмо словами: «Привет, сестрёнка!» Я в ответ назвала его братишкой, так мы и стали обращаться друг к другу.
Как-то Надюха показала мне фотографию, которую прислал ей брат. Надя ткнула пальцем в одного из солдат:
– Это твой Алексей.
– Откуда знаешь, что именно этот?
– А видишь, рядом карандашная чёрточка – это Антон отметку поставил.
Снимок плохого качества, ребят на нём много, а он ещё стоит вполоборота. Так что рассмотреть мне его не удалось. И это хорошо. Я не хочу знать, как он выглядит, а то ещё пойму, что пишу мужчине. А так как будто бы дневник веду. Только дневник этот живой, и он со мной разговаривает.
Я осторожно провела пальчиком по лицу солдата с карандашной галочкой – возвращайся.
Весна. Люблю весну. Время предчувствий, ожиданий и открытий. Правда, мне больше по душе ранняя весна, но и май тоже хорош. Природа буйно цветёт яркими, свежими красками, повсюду рассыпались мои любимые незабудки. У моста спорит с течением уже целое их семейство. Ребятня во всю плещется в реке, хотя те, что постарше, ждут третьей грозы. Лето стремительно входит в свои права.
Антон вернулся домой живой и невредимый. Надюха, правда, говорит, что у него контузия, но в чём она выражается непонятно, выглядит он вполне нормальным. Только из армии вернулся, а уже жениться собрался. Опять хорошо!
Иду к Надюхе, зачем-то я ей срочно потребовалась. Она открыла дверь с загадочным видом и, воскликнув:
– Ой, Олеська, у меня для тебя такой сюрприз! – потащила на кухню.
Из-за стола навстречу мне поднялся солдат. Я сразу поняла, что это Алексей и от растерянности уставилась на него. Он мне понравился. Широкие плечи, прямая осанка, тёмные волосы, приятные черты лица. Вот только поза несколько портила впечатление. Он хотя и стоял прямо, но голову слегка наклонил и повернул вправо, безуспешно стараясь скрыть ожог, который опускался от волос через правую щёку на шею и скрывался под гимнастёркой.
– Привет, сестрёнка, – вывел меня из оцепенения его голос.
Я тут же смутилась, опустила глаза, едва слышно пробормотав:
– Привет.
Антон улыбался, сидя за столом. Надюха пожирала нас глазами, желая знать, чем дело кончится. Я стремительно краснела. И зачем он только приехал?! Если б знала, что мы встретимся, ни за что бы не стала писать.
– Что, сестрёнка, в письмах было проще? Не переживай, мне тоже.
Взглянула Алексею прямо в глаза. Они светились такой искренней лаской и радостью, что я невольно рассмеялась.
– Что?! – растерялся он.
– Ничего, братишка. Просто ты дома, и я этому очень рада.
Алексей тоже облегчённо рассмеялся, взял меня за руку и усадил на стул рядом с собой.
– Ну что, покажешь мне свои геройские незабудки?
– Конечно. И ужей, и невесту, и Добрыню. Вот только зелёную реку показать не смогу.
– Почему?
– Я её увидела, когда мы стадо с отцом пасли. Гоняли скот к чёрту на кулички. Папа может и найдёт это место, а я точно нет.
– Ну, если я вам не нужен, – подал голос Антон, – то, пожалуй, пойду, посплю часок.
Я сразу засмущалась и покраснела. Как это я могла забыть о нём и о Надюхе7
– Спи, а мы пойдём незабудки смотреть. Правда, сестрёнка?
– Пойдём, – неожиданно весело согласилась я.
Мы провели с Алексеем почти целый день. Бродили по моим любимым местам и говорили. О чём? Не знаю. О чём говорят близкие люди после долгой разлуки? Обо всём и ни о чём. Только однажды, на мосту, случилось недопонимание. Показывая Алексею незабудки, я присела на корточки, склонилась и провела рукой над водой, словно желая их погладить, – так я ими гордилась. Не услышав ответа, подняла глаза. Алексей смотрел на меня сверху вниз странным взглядом, слишком серьёзно. Я встала и вопросительно изогнула бровь.
– У тебя очень красивое имя, – сказал он и протянул, словно смакуя, – Олеся.
– Да, – ответила я, – красивое. Только не моё.
– Почему?
– Это имя должно принадлежать прекрасной, таинственной, загадочной фее из заколдованного мира.
– А ты разве не такая?
– Я?!.. Нет. Я просто твоя сестрёнка.
Алексей как-то сник, затем встряхнул шевелюрой, улыбнулся и стал прежним. Мы продолжили нашу прогулку.
Наконец, мы расстались и встретились вновь на дискотеке. Он приглашал меня почти на все медленные танцы. Мы снова болтали и даже смеялись. И только один вальс он кружился с Ленкой. Я смотрела на них и злилась. Какого чёрта они себя так ведут! Ленка старательно отводит взгляд от ожога. Алексей снова склонил голову вправо, лицо серьёзное, нахмуренное. Не танец, а пытка. Видно, что Ленка ждет не дождётся его окончания. Вот гадина!
Больше Алексей никого не приглашал, а на какое-то время и вовсе исчез. Я даже думала, что он ушёл. Но когда объявили последний танец, Алёшка оказался рядом. Вначале он танцевал напряжённо, смотрел в сторону, но я весело несла какую-то чушь, и он заулыбался.
В эту ночь долго не могла уснуть, вновь и вновь переживая события дня. А потом он мне снился. И как снился! Утром у меня щёки горели от воспоминаний.
Алексей перезнакомился со всем посёлком и везде стал своим. Второй день он провёл где-то в мужской компании, а к вечеру явился … к нам, в обнимку с моим братом. Я их накормила, и они завели бесконечную беседу о солдатской жизни. Удивляюсь, как мужики могут до самой пенсии обсуждать одни и те же события двух армейских лет. Сначала с интересом слушала, а потом брат стал меня подначивать:
– Не понимаю, – говорит, – Алёха, кто из нас ей родной брат. Со мной она так не откровенничает, всё больше отмалчивается. А тут, смотри-ка, рта не закрывает.
– Да ну вас, – обиделась я, – мешаю, так и скажите. Ладно, старички, предавайтесь воспоминаниям, а я спать пойду.
Через стену, разделяющую кухню и спальню, доносились их голоса. Слов не разобрать, но и не слышать невозможно. Похоже, они засидятся до утра. Вот под этот их приглушённый говор и заснула. И мне снова снился он. Близость Алексея придала сну такую реальность, что я силой разума прервала его, резко открыв глаза. Уставилась в потолок, слушая звуки их голосов и сгорая от стыда.
Ни свет ни заря они отправились на рыбалку. У реки их должны были ждать ребята.
«Напьются» – обречённо подумала я, протягивая брату бутерброды. Алексей стоял у двери, следя за мной грустными глазами, будто не хотел уходить.
На дискотеку они всё-таки пришли. Алёша пригласил меня на танец. Он оказался на удивление трезвым. Мы двигались в тишине, и я почему-то не решалась прервать молчание. «Может он завтра уезжает, – с тоской подумала я, – надо спросить». Но не спросила. А он больше не приглашал меня, а вскоре и вовсе исчез. Дискотека сразу стала мне не интересна, и я едва дождалась последнего танца.
Он стоял у подъезда.
– Сестрёнка, я попрощаться пришёл. Уезжаю утром. Давай прогуляемся немного.
Я печально кивнула. Мы молча сделали круг по дорожке и вновь оказались у подъезда.
– Ты мне напишешь? – тихо спросил он.
– Зачем. Теперь это уже не имеет смысла.
– Не знаю… Ты мне нужна.
– Очень скоро у тебя появится девушка, а может и жена. Боюсь, им не понравятся письма от несуществующей сестры.
– Какая девушка, – зло усмехнулся он, – разве ты не видишь, как они от меня шарахаются.
– Ерунда. Ты сам виноват, и девушки здесь ни причём. Ты просто не даёшь им возможность…
– Сестрёнка, не думай, что все такие, как ты, – прервал он меня.
– А я говорю не о них, а о тебе, – постепенно заводилась я, – Конечно, ожог красоты не добавляет. Но разве он изменил тебя, разве ты стал хуже?
– О чём ты?
– Как ты подходишь к девушкам! Отвернувшись, нагнув голову, глядя исподлобья. Ждёшь, что они отведут глаза, и они это делают. А ты подойди уверенно, смотри открыто, протяни руку властно, и никто не заметит твоих шрамов.
– Как ты наивна, сестрёнка.
И тут меня взорвало:
– Да не сестрёнка я тебе. Ты слышишь – не сестра, – я увидела, как он вскинул голову, как заблестели его глаза, но это уже не могло меня остановить. – Не мужчина он, видите ли! Да знаешь, что ты можешь сделать даже не с опытной женщиной, а вот с такой глупой девчонкой как я? Ты снишься мне каждую ночь. И снишься так, что я сгораю от стыда. А утром мне приходится надевать маску и улыбаться тебе как брату. Это невыносимо! Нет, не смей. Не смей ничего говорить. Завтра, нет уже сегодня, ты уедешь, но я хочу, чтобы ты знал – ты самый замечательный, самый настоящий мужчина. Даже ни разу не прикоснувшись ко мне, сделал меня женщиной. Молчи. Умоляю, молчи. Прощай.
И я бросилась к подъезду.
– Олеся, – неслось мне вслед, – Олеся, остановись.
Но я вбежала в подъезд, взлетела по лестнице, захлопнула за собой дверь и накинула цепочку. Прижалась к стене, пылая и дрожа. Что я наделала, надо же быть такой дурой! Проскользнула в спальню, забилась в угол кровати и натянула одеяло до подбородка. Так и встретила утро. Проснувшимся родным сказала, что раскалывается голова, сделала вид, что проглотила таблетку и снова нырнула в постель. Совершенно измученная, где-то к обеду уснула.
Разбудил меня брат:
– Леська, ну просыпайся уже. Надька тебя в клуб зовёт.
– Никуда не пойду.
– Ну, так скажи ей об этом сама, я тебе не мальчик бегать. Только умойся, выглядишь паршиво.
С чего это такая забота?!
Но всё-таки плеснула в лицо ледяной водой и, как была в халате и тапочках, вышла из подъезда. Надюхи не было.
– Олеся, – ударил меня в спину ЕГО голос.
Я обернулась. Алексей сделал шаг, отрезая мне путь к отступлению.
– Ты не уехал. Почему?
– Нам надо поговорить. Вчера ты не дала сказать мне ни слова.
– Зачем? Что изменится? Не уехал сегодня, уедешь завтра.
Он хотел ещё что-то сказать, но передумал. Взял меня за руку:
– Пошли.
Я почему-то подчинилась. Мы оказались на мосту. Он развернул меня к себе лицом и заговорил:
– Я полюбил незнакомку, писавшую мне письма ещё там. А здесь, вот именно здесь, на этом месте полюбил тебя. Ты гладила свои незабудки, а я видел только твою красоту. Такую нежную, такую родную…
– Почему же ты молчал, – прошептала я.
– Ты называла меня братом и доверяла мне как брату.
Я поднялась на носочки и прильнула к нему всем телом. Он до боли сжал меня в объятьях. Мир закружился вокруг нас. Я смотрела в небо, и мне казалось, что звёзды танцуют.
– Любимая, – шептал он мне, – незабудка моя нежная…
И я умирала от счастья. Мне казалось, что «оковы», державшие в плену моё тело, рвутся и душа несётся к звёздам.
Не знаю, сколько бы мы так простояли, но на тропинке появилась влюблённая парочка, и мы убежали с моста к нашей «невесте». Алёша бросил на землю рубашку, и мы на неё уселись. Молчали. Но в нашем молчании было столько смысла, что слова казались излишними.
С тропинки нас было почти не видно, а перед глазами развернулся прекрасный пейзаж. Деревья расступились, оставляя узкий спуск к реке. Луна посеребрила воду и нарисовала дрожащую дорожку. Мне казалось, что я нахожусь в ожившем заколдованном мире. Эта волшебная ночь, и всё, что сегодня произойдёт, будет волшебно.
Я взглянула на Алексея. Его ожог, оказывается, опускался до самого пояса. Как же ему было больно! Осторожно дотронулась пальчиками до шрамов. Он вздрогнул и обернулся. Я сидела справа, но это для него уже не имело значения. Моя рука обхватила его шею, разворачивая и привлекая к себе. Он подчинился. Я опустилась на землю и увидела его лицо близко-близко. Он замер, боясь дотронуться до меня, и затаил дыхание. Я посмотрела в его глаза: тёмные, серые, со смешанным выражением желания и нерешительности, и прошептала в самые губы:
– Хочу узнать мужчину, сделавшего меня женщиной.
Он шумно выдохнул, долго целовал меня, нежно, но уверенно, будто имел на это право. Его ласки становились всё жарче, губы скользнули к груди, и моё тело прогнулось им навстречу. Оказывается, я уже обнажена, и он тоже. Но мне совсем не было стыдно, я задыхалась от счастья. Вот он накрыл мои губы поцелуем, и я вскрикнула от пронзительной боли. Он застыл.
– Прости, – прошептали его губы,- прости, я не для этого остался.
Он хотел отстраниться, но я удержала его. Взяла его лицо в ладони, заглянула в глаза, притянула к себе и прошелестела в самое ухо:
– Знаю. Всё знаю. Это волшебная ночь, и она наша.
Его губы коснулись моей шеи, и мы закружились в новой волне желания.
Я лежала на его плече, смотрела на звёзды и удивлялась, что чувствую себя так спокойно и свободно. Будто в том, что произошло, не было ничего особенного, а всё так и должно быть.
Я тихо засмеялась. Он встрепенулся:
– Что?!
– Нам было бы хорошо принять душ.
– Пошли.
Он потянул меня за руку, увлекая к воде.
– Нас увидят, – испугалась я.
– Сегодня в целом мире мы одни.
Он спускался спиной к воде, не отрывая от меня жадного взгляда. Я шла медленно, чувствуя в теле грацию дикой кошки и беззастенчиво любуясь его мужской красотой.
Наконец, мы вошли в реку. Вода доходила Алексею до пояса. Он улыбался и смотрел, как я плаваю. Оказывается, плавать обнажённой совсем не то, что в купальнике, ощущения удивительные. Я остановилась и поднялась. Он шагнул ко мне, подхватил на руки и вынес на берег. Его губы и руки снова ласкали моё тело. Нежно, бережно, упоительно. Но я хотела другого. Подняла руки, запустила их в волосы, прогнулась телом, запрокинула голову, вся отдаваясь его восхищённому взгляду. Представила наши тела, залитые лунным светом, и улыбнулась. Я больше не стыдилась своего тела, а гордилась им. Откуда во мне это знание, это умение и желание. Что за инстинкт раскрывает мне тайны любви и соблазнения. Я чувствовала себя прекрасной и таинственной женщиной из заколдованного мира.
Вот медленно скользнула рукой по своей груди и животу. Что может быть прекрасней власти женщины над мужчиной! Я протянула руку, призывно ему улыбаясь. Он поднялся, обхватил мою талию руками.
Мы лежали, тесно прижавшись. Он рисовал зигзаги пальцем на моей спине и щекотал дыханием кожу. Раздались раздражённые голоса женщин. Наши работницы спешили на утреннюю дойку. Значит уже четыре. Они могли нас и не заметить, но мы не стали рисковать и укрылись за большим деревом. Алёшка накинул мне на плечи халат, опёрся спиной о ствол и крепко прижал меня к себе. Женщины, конечно же, вздумали остановиться неподалёку, бурно обсуждая, кто должен подменить заболевшую товарку. Видимо, никому особо работать не хотелось.
Я облизнула пересохшие от волнения губы. Его тело тут же ответило на этот невольный призыв. Мне показалось это забавным. Коснулась его губ и скользнула ниже, покрывая поцелуями шею. И, наконец, он не выдержал. Сдавленно, но всё равно шумно, выдохнул. Обхватил меня, провернулся на месте, и я оказалась прижатой к дереву. В спину вонзилась кора, но мне было всё равно. Женщины затихли. Он впился в мои губы страстным поцелуем. Властно, настойчиво, уверенно. Что может быть прекрасней власти мужчины над женщиной! Из моей груди вырвался сладострастный стон. Женщины охнули и бросились к мосту. Я мысленно улыбнулась – ну и пусть, всё равно они ни за что не догадаются, кто здесь был.
– Ну, вот и всё, – прошептала я, пытаясь отстраниться, – нам пора.
– Нет.
– Да. Через пару часов ты уедешь. А я с первым лучом солнца превращусь из сказочной Олеси обратно в Серого Мышонка. И я хочу, чтобы в этот момент тебя рядом не было.
– Нет.
– Да. Пойдём. Скоро светает, а я в таком виде, что не хотелось бы с кем-нибудь встретиться.
Я проскользнула в свою комнату, оперлась о стол, вцепилась руками в столешницу и стала ждать. Придёт ли он попрощаться? В принципе, это не важно. Но всё-таки ждала. И он пришёл.
– Привет, – в глазах надежда, а голос неуверенный. Кажется, он не знает, как меня назвать.
– Привет, – бесцветно ответила я.
Надежда погасла.
– Я уезжаю.
– Счастливого пути.
Он нерешительно взялся за ручку и остановился. Я осторожно, едва слышно выдохнула, но он услышал. Стремительно пересёк комнату и сжал меня в объятьях. Он осыпал меня поцелуями до тех пор, пока я не стала оживать.
– Где ты моя смелая Незабудка, – горячо шептал он, – где ты моя трепетная Олеся? Я не позволю вам исчезнуть.
– Алёха, пора, – раздался из прихожей смущённый голос Антона, – автобус не будет ждать.
Алексей взял моё лицо в ладони, заглянул в глаза:
– Мне надо ехать, но я обязательно, слышишь, обязательно вернусь. Верь мне.
– Да.
Он в последний раз поцеловал меня и быстро вышел.
Я всё так же стояла, вцепившись в столешницу и глядя на дверь. Я знала – он не вернётся. Не вернётся никогда. Сегодня он был уже другим. Его глаза – это глаза красивого, сильного, уверенного в себе мужчины. Я стала для него лекарством. А выздоровевшему человеку лекарства ни к чему. Там, куда он едет, много красивых девушек. Теперь он знает, что по-прежнему имеет власть над ними и обязательно захочет в этом убедиться. Одна девушка. Другая. А потом найдётся та, которую назовёт женой. А я… Останусь воспоминанием. Может даже самым трогательным и дорогим, но воспоминанием.
И всё же я не жалела. Всё было так, как должно было быть.
Оторвалась от стола и подошла к зеркалу:
– Что, Мышонок, грустишь?!
Но отражение со мной не согласилось – оно улыбалось. Я шагнула ближе и даже коснулась пальцами губ. Да, я действительно улыбаюсь. Стала внимательно рассматривать своё отражение. Что-то во мне не так. Но что? Глаза. Они блестят каким-то внутренним светом. Как-то он сказал: «Твои глаза нельзя обидеть». Спасибо вам, мои прекрасные наивные очи. Теперь буду вас любить, и простите, что так долго считала вас не выразительными. Губы. Всегда думала о них как о слишком полных. Что ж, некоторая детская припухлость ещё осталась, но это придаёт им только капельку чувственной невинности.
– Не такие уж они невинные теперь, – произнесла я вслух и вдруг густо покраснела.
Что такое! Мой Мышонок ещё жив? Я протянула руку и коснулась зеркала. А может это хорошо. Пусть живёт мой маленький, скромный, наивный, напуганный огромным миром Мышонок. И Незабудка пусть цветёт в моей душе, прорастая нежностью и силой. И таинственная, трепетная, чувственная Олеся, женщина из заколдованного мира, пусть навсегда останется со мной.
Отступила от зеркала и охватила всю себя взглядом. Похоже, Алексей, ты тоже стал для меня лекарством. Или скорее живительным источником, и я хочу всю жизнь наслаждаться этим источником. Победно улыбнулась: что я там несла? Ерунда!.. Он назвал меня смелой Незабудкой, а незабудку забыть невозможно.
– До свидания, любимый. До скорой встречи…
ОДИН ПОЦЕЛУЙ
Он снова пришёл. Зачем? Для чего он мучает меня?
Уже полгода, как мы расстались с Виктором. Он сделал свой выбор. Его молодая жена уже ждёт ребёнка. А он всё ходит и ходит. Не хочет оставить меня в покое. Мало ему жены, ещё и любовницу подавай. И этой любовницей непременно должна стать я. С какой такой радости!
Мы с Виктором встречались, а точнее практически жили вместе, почти два года. А потом появилась эта девушка с большими наивными глазами и богатым папочкой. И Виктор сделал свой выбор. Теперь он упакован и делает карьеру. И что же, он счастлив? Оказывается, нет. Для карьеры ему нужна она, а для счастья я. Но самое смешное в том, что при всей подлости его поступка, он ещё и жертвой себя считает, а меня взбалмошной упрямой глупышкой, не понимающей своего счастья. Хотя, на мой взгляд, во всей этой истории жертвой является его жена. Как, однако, опасно иметь богатого папочку!
На этот раз Виктор испортил мне день рождения. Явился с шикарным букетом и вином. Весь такой холёный, только что в коробочку не упакованный. Вот он я – любите меня.
– Поздравляю, королева! Надеюсь, в честь праздника ты не выгонишь меня, – Виктор буквально светился в лучах своей неотразимости, уверенный, что рано или поздно я сдамся. Он просто не в состоянии был понять, что больше не интересует меня. Я его презирала, но после каждого такого визита, с непременным выяснением отношений и скандалом, меня трясло от боли и унижения – как он мог так поступить со мной. Прошедшие шесть месяцев почему-то не заживили рану от предательства. Или это он не давал ей затянуться, напоминая своими визитами о моей наивности, граничащей с глупостью.
– Виктор, я не приглашала тебя и, поверь, совсем не рада тебя видеть.
– Ну, перестань, малыш, давай поговорим спокойно.
– Господи, да о чём нам ещё говорить! Уходи и всё.
Мои гости стали потихоньку исчезать. Похоже, празднику конец.
Нашей компании уже несколько лет. Когда-то и Виктор в неё входил, так что все мои друзья, в принципе, и его друзья тоже. Но после свадьбы ребята приняли мою сторону, и Виктор выпал из нашей компании. И всё-таки каждый раз, как он появлялся, мои друзья ретировались. Неужели они хотят, чтобы мы снова были вместе? Глупо.
– Малыш, ты же знаешь, что я люблю тебя. Я жить без тебя не могу, – попытался меня обнять Виктор.
– О чём ты? Какая любовь! Ты предал меня. Теперь предаёшь жену. Ты подлец, Виктор. Услышь меня, наконец, – я с силой оттолкнула его, стараясь вбить свои слова в его голову.
– Ты что, нашла себе кого-то?
– Ради бога, Виктор!
– Может вот это чудо твой мужчина? – голос Виктора стал угрожающим.
Я удивлённо проследила за его взглядом. Оказывается, не все гости меня покинули – у окна сидел Владимир. Виктор двинулся к нему. Владимир встал, готовясь дать отпор. Его практически чёрные глаза сверкали злобой (надо же, а мне казалось, что глаза у него голубые, во всяком случае, светлые). Взгляды мужчин скрестились. Мне даже послышался звон клинков. Выглядело всё это странно: огромный, уверенный в своём праве, Виктор и маленький совершенно не причастный к данной истории Владимир. Но сколько страсти! Я встала между ними.
– Виктор, прекрати этот цирк. Я Владимира почти не знаю, он случайный гость, но это, во-первых. А во-вторых, какое твоё дело есть у меня кто-то или нет. Если и нет, то обязательно будет и очень скоро. Убирайся вон и не мешай мне больше жить.
– Малыш, – примирительно начал Виктор, – не глупи. Ты королева моя, мне жизни без тебя нет.
– Убирайся, – в моей душе закипала злоба.
– Давай поедем к морю, – он меня совершенно не слышал, – я устрою тебе отпуск, полный любви и романтики. Ты…
– Вон, – у меня начиналась истерика, – вон, ненавижу тебя, ненавижу! – я кричала и выталкивала его из квартиры. – К жене, к тестю, к чёрту на рога. Убирайся из моей жизни. Убирайся.… Убирайся…
Под моим отчаянным напором Виктор сдался, и я, наконец, захлопнула дверь. Вошла в комнату, прижалась к стене, уставилась немигающим взглядом в окно, чувствуя, как бегут по щекам непрошенные слёзы.
– Простите, что так получилось, – услышала я голос Владимира. – Я пойду.
Взглянула на него. Нет, глаза у него вовсе не чёрные, а скорее серо-синие, как пасмурное небо. Что-то во мне билось, звенело, рвалось наружу.
– Поцелуйте меня, – попросила я, и сама испугалась своих слов.
Владимир застыл. Его глаза быстро синели. Как он это делает?! И вдруг мне действительно страстно захотелось его губ.
– Пожалуйста.… Один поцелуй.
Он шагнул ближе. Очень близко. Какие яркие у него глаза. Но почему же он медлит?
– Один поцелуй, – хрипло прошептал он и неожиданно скользнул вниз.
У меня перехватило дыхание. Его руки приподнялись, сдвигая блузу, и дрожащие губы коснулись обнажённого живота. В моё тело словно вонзилась тысяча игл, заставляя его трепетать от сладкой муки. Никогда я не испытывала ничего подобного. Голова закружилась, тело горело и требовало новых «страданий». Руки скользнули по его лицу, заставляя подняться. Губы ждали его ласк. И он целовал их. Целовал жадно, с каким-то отчаянием и болью. Я отвечала с такой страстью, какую не предполагала в себе.
И тут я очнулась. Очнулась и испугалась. Испугалась своих чувств, своей страсти, своего тела. Оттолкнула его с силой, почти со злостью.
– Что…. Что ты делаешь. Что ты делаешь со мной, – повторяла я, как заведённая. – Не смей этого делать. Я не хочу. Не смей этого делать со мной. Я не такая. Я не чувствую этого. Я не хочу этого чувствовать.
Он шагнул ко мне.
– Нет. Не подходи. Ты не такой, каким кажешься.
Мои слова словно ударили его.
– А какой я? Каким ты меня видишь? – его глаза снова были чёрными. – Маленький уродец, не достойный внимания. Да? Пусть так.
Он развернулся и шагнул к двери.
– Нет. Стой. Я совсем не это имела в виду. Ну, постой же.
Он смотрел на меня зло. Но в этой злости не было опасности, а только боль.
– А что ты имела в виду? Я кажусь тебе не способным понять женщину, не умеющим любить. Что ж, может у меня и недостаточно опыта, но тебя я знаю. Я прихожу сюда, чтобы видеть тебя, слышать твой голос, ловить твоё дыхание. Ты даже не замечаешь меня, но я смотрю на тебя и понимаю, как надо к тебе прикасаться, на какую ласку ответит твоё тело, что затуманит твои глаза…
Он шагнул ближе. Я выставила руку, словно защищаясь. Он упёрся грудью в мою ладонь.
– Ты не хочешь меня видеть, слышать, чувствовать…. Да, ты боишься чувствовать. Значит…
Моя рука дрогнула.
– Замолчи.
– Значит, ты не могла отвечать на его поцелуи так же страстно, как на мои.
– Уходи.
– Пусть так. Пусть ты снова перестанешь меня замечать. Пусть ты больше никогда не позволишь к тебе прикоснуться. И всё-таки на мои поцелуи ты отвечала с такой страстью, под моими губами трепетало твоё тело. Ты слышишь – я твой мужчина. Я…
Он отступил и быстро вышел, громко хлопнув дверью.
Моя рука бессильно упала.
Что это было?!
И что со мной происходит? Какое смятение чувств! И стыд, и боль, и почему-то радость, и презрение к самой себе, и капелька женского тщеславия, но главное – растерянность и удивление. Кто он такой этот Владимир…. Володя…. Влад…. Как его чаще называют? Не знаю. Как он выглядит?.. Ну, попытайся же вспомнить. Надо же, я его, в самом деле, не замечала. Бывает так: смотришь на человека и не видишь его. А ведь он появился в нашей компании сравнительно давно. Месяца три назад или четыре. Привела его Люська. Кажется, он её родственник. С тех пор он сопровождал Люську на все наши встречи, но своим так и не стал. Я даже не помню, чтобы он говорил. Как странно! Вот только взгляд его спокойных голубых глаз не давал мне покоя.
Он назвал себя маленьким уродцем. Почему? Так, какого он роста…???
Как я на него смотрела? Кажется, прямо…. Или немного вверх…. Но точно не вниз. Значит не такой уж он и маленький. Ну, может быть немного ниже среднего. Отчего же он так выглядит? Может из-за одежды? Это я хорошо помню – он всегда в классическом костюме. И это его ошибка. При таком росте классический пиджак выглядит мешковато и как бы прибивает хозяина к земле. Ему надо отдавать предпочтение спортивному стилю.
Уродец…. Надо же так себя не любить! Что в его лице не так? Да что ж такое-то! Не могу вспомнить ничего, кроме его необыкновенных глаз. Впрочем, человек с такими удивительными глазами, однозначно, не может быть уродом. Интересно, кому удалось так уронить его самооценку. Впрочем, это его история. А вот что происходит с тобой, Мариша? Ты вздумала использовать человека, совершенно не заботясь о его чувствах. И вот, пожалуйста, – разбудила вулкан. И не только в нём. Что мне теперь со всем этим делать?!
Вскоре мы собрались у Жанны с Эдом, праздновали первую годовщину их свадьбы. Владимир, как всегда, пришёл с Люськой. Я боялась этой встречи, но ничего особенного не произошло. Володя взглянул на меня спокойными голубыми глазами, кивнул, едва заметно улыбнулся и присел у окна. У кого бы в гостях ни собиралась наша компания, он всегда выбирал место у окна. Наблюдатель. А если попытаться заставить его жить?
Я присела рядом:
– Володя, – его глаза блеснули синевой, но тут же погасли. Как хорошо он умеет управлять чувствами. Редкое качество. Он вопросительно посмотрел на меня. Боже, забыла, о чём хотела заговорить. А может спросить о том, что меня действительно интересует. – Володя, а Вы знаете, отчего Ваши глаза цвет меняют? В чём, так сказать, фокус?
– Глаза цвет меняют? – заинтересовался Эдик. – Ерунда, быть такого не может.
– Может, может, – вступила в разговор Люська, – мы у Вовки с детства по цвету глаз настроение определяли. Как начнут темнеть – жди грозы, а лучше отойди и не тронь. Это он с виду только тихий, а достанешь, так рад не будешь.
– Ну, это и меня достань – распотрошу. Только что-то мне не вериться, что глаза цвет менять могут. Вот они как были у него голубые, так голубые и есть. Скажи, Влад, можешь ты их цвет поменять?
– Нет, – улыбнулся Владимир, – не могу.
– Ну что я говорил, – торжествовал Эдик. – Ты где, Мариша, такое видела?
Я смутилась. Не могла же я им сообщить при каких обстоятельствах наблюдала данный феномен.
– Специально не могу, – пришёл на помощь Владимир, – а когда злюсь, глаза действительно темнеют.
– Да, да, – обрадовалась активности брата Люська, – а ещё они у него синеют, когда он берёт в руки гитару и поёт свои песни.
– Вы поёте, – восхитилась Жанка, – ой, а подарите нам с Эдом песню.
Владимир протестующе взмахнул рукой, но ребята уже передавали гитару и усаживались вокруг. Он взглянул на меня, я ободряюще улыбнулась. Он снял пиджак и взял инструмент. У него оказался красивый голос. Может не особенно сильный, но какой-то душевный. Он пел о звёздах, которые мечтают согреть лучами бездну. Вначале чувствовалось напряжение, а затем он, видимо, забыл о нас. Его глаза стали… нет, не синими, а ярко голубыми, как небо в погожий день и такими же глубокими.
Отзвучал последний аккорд. Мгновение висела тишина, а потом все разом зашумели, выражая своё восхищение песней и певцом. Молодец Люська, всё-таки заставила нас его увидеть.
Он взял пиджак. Я перехватила руку:
– Не надо. Вам так лучше. И, кстати, твой стиль спортивный, – перешла я вдруг на «ты».
Дальше пошло проще. Владимир оказался хорошим собеседником. Он много читал и интересно рассказывал. Постепенно он стал душой нашей компании.
А моя история с Виктором закончилась. Когда он явился, я встретила его равнодушной улыбкой: ну, пришёл и пришёл – чаем напою. Виктор растерялся и всё понял. А для меня стало ясно, что я никогда его не любила. Просто он стал моим первым мужчиной, и я решила, что коль допустила это, значит люблю. Как хорошо, что появилась девушка с большими наивными глазами и богатым папочкой.
Уже осень. После традиционного пикника мы всей компанией отправились в наш любимый парк – каждый год, таким образом, прощаемся с тёплыми деньками. Чем темнее становилось небо, тем меньше оставалось нас. Парочки растворялись в живописном пейзаже, Люська убежала на какую-то встречу. И вот мы с Владимиром уже одни. Медленно движемся к выходу из парка. Ещё немного и мы расстанемся. Я взглянула на Владимира. Он шёл, не отрывая взгляда от дорожки, руки сцепил за спиной, будто боялся дать им волю, лицо серьёзное, почти хмурое. Я улыбнулась. Он мне нравится! Очень? Нет, гораздо больше.
Ну вот мы и у выхода. Он смотрит на меня долгим взглядом. Надо прощаться. Вот и огоньки такси мигают.
– Пригласи меня к себе, – одними губами прошептала я.
Его руки метнулись ко мне, желая обнять. Но он только взял мою ладонь и освободил её, лишь когда захлопнул за собой дверь квартиры.
– Погоди, – остановила я его порыв, – можно мне принять душ?
– Душ… конечно, – запинаясь, ответил он, – там мой… мой халат.
– А ты что наденешь?
– Разберусь.
Оказавшись в ванной комнате, взглянула на себя в зеркало. Ну, что ты опять испугалась, Мариша? А если чудо не повторится? Если тогда просто сказался стресс? Что я буду делать, как смогу вынести пытку его взгляда?
Вышла из душа, плотно запахнув халат. Не поднимая глаз, пробормотала:
– Поставлю чай.
– Хорошо, – ответил потухшим голосом Владимир.
Он вышел из душа в спортивных брюках и лёгкой рубашке, за что я была ему очень благодарна. Молча сел напротив. Пили чай в полной тишине.
Всё, больше тянуть нельзя. Встала, намереваясь заняться посудой. Владимир преградил путь, забрал из моих рук чашки, поставил на стол:
– Если не хочешь…. Если ты передумала, – начал он, – я отвезу…
– Нет, – прикоснулась я пальчиками к его губам. Весь мой страх куда-то исчез, стоило ему приблизиться, – я просто жду.
– Ждёшь?!
– Хочу понять, как ты это делаешь, – прошептала я, заглядывая в его глаза. Они тут же брызнули синевой.
– Я тебе покажу, – хрипло произнёс он, заключая меня в объятья.
«Как низко садится от желания его голос». Эта мысль бросила меня в жар. Он целовал меня со всё возрастающей страстью. Даже через ткань я чувствовала трепет его пальцев. Халат ему явно мешал, и я уронила пояс. Его руки скользнули к моему телу, и я едва не задохнулась от накрывшей меня жгучей волны желания. Он подхватил меня на руки и понёс в спальню. «Как хорошо, что он не стал раздевать меня на кухне, – подумала я. – Как это хорошо». Видимо, последние слова я произнесла вслух. Его глаза полыхнули синим пламенем. Они способны сжечь меня дотла… и воскресить.
Я прильнула губами к его шее, вдыхая запах моего мужчины. А когда голова коснулась подушки, я уже точно знала – нет на свете ничего прекраснее и важнее синевы его глаз.
