“Моё поколение уходит…”
* * *
Холодную ночь абразивного льда
Курирует ветер на черных ножах,
И здесь высекает молчанье тепла
У входа на крышу железный чердак.
Здесь гулкое слово поэта живет,
Давно потерявшее легкость начал,
Улиткою уха тяжел небосвод,
И давит на плечи гранитный причал.
Здесь море шумит в темных впадинах стен —
Нас не покидает, мерцает, шалит,
И запахом светлым и голубым
Здесь кажешься ты без особых примет.
Затяжкою рока, конвульсий колен
Здесь в миф облекается глаз рыбака.
Здесь все нипочем — рыба просится в плен,
И все село ловит ее за бока.
И рыба жемчужной горит красотой,
И вся истекает кровавым вином.
И хладная мысль освещает чело,
И в серые тучи уходит луной.
Бродяжничать хочет и хочет узнать —
А чья она дочь или чей она сын? —
Свобода в лохмотьях времен.
Будут ждать
На утреннем холоде
верные псы.
А мертвая ночь здесь навеки видна,
И к ней поцелуи любимых невест,
К которым плывут, бороздя океан,
И ищут в созвездьях непрожитых мест.
А музыка в сизой табачной норе
Катилась отчаянно — голос мелел,
Кайф сдох, в нем надмирное тлело тире,
И я эту вечность принять не хотел.
И даже быть в лучшем из этих миров
Я вдруг разучился, вкушая ничто…
Но танки задорно вошли в мою кровь,
И я только житель в тиши городов.
КАТАСТРОФА
Клеврет ответил: где, когда и сколько.
Из мешанины стал похож на ноль,
Который не поднять со дня морского,
Такая тяжесть не — не разлепишь глаз.
Разламывает пенная пучина
На злые части ледяные струи.
И в судорогах корчится титан —
Блефует, отчуждая свое место
Из монотонно шарящей волны.
От миллионов точкою отсчета
Отгородился. Гимн дышали губы.
Пустыня наступала на эскадры,
И клеились, как марки, корабли
На белые со штемпелем конверты —
Отправлено. И почта понеслась.
Сильна лазурь, когда она синеет.
Когда гадают не о том, что будет.
А на одном краю ударит гонг.
И оба края стягивает калька.
Как будто наша гордость отзовется
Одним ударом. Но вблизи не мы,
А переборки залиты водою
Скупой на годы, месяцы и дни.
Всего лишь вариант из массы дел:
Корреспонденция о катастрофе.
Но капитану легче — прорва зрима,
Все адресаты получили письма,
В родных краях вдали от скучных вод.
* * *
Горькие дни доживает листва
На заскорузлых ладонях осин;
Дождь без конца обещает Москва —
Дождь, он везде — вездесущ и един.
Жизнь лебединую песню поет,
Жизнь сокрушается, что ж это так.
Дождь безутешный идет и идет,
Мочит несчастных дворовых собак.
В наших старинных центральных дворах
Холодно, скучно, ненастье и грязь,
Наши дома покосились в ногах —
Сморщилось небо, и жизнь напряглась:
Вечером ветер уносит закат,
Утром туман наполняет восход.
Пристально смотрим куда-то назад —
Жизнь по привычке отправив вперед.
* * *
Друг, которого нету совсем у меня,
Выпьем — сухость во рту —
Голубого вина.
Над затылочной областью клекот —
И там
Бесконечная бродит страна.
Наломали мы веток во этом лесу
И травы накосили —
Да так, что косцу
И не снилось.
И печи глотают тот прах,
И сухая осока чернеет в стогах.
И теперь мы одною любовью живем:
Ничего мы не сеем, не пашем, не жнем,
Просыпаемся утром затем, чтобы в дом
Превратился борзеющий ночью содом.
Захиревшее небо в калеках листвы,
Приближая, целую в вихры и листы,
Опрокинуты трубы заводов, кресты,
Зоопарки и банки, теченья, мосты —
Принуждая тебя — из-под мощной версты
Выбираемся — сыплются с веток клесты,
И рябит, и рябит.
И летанье просторное жизнью отдав,
Сам себя вне себя навсегда растеряв,
Этот бодрый мотив, и любой — растоптав —
Получается синь, и в ней месяц кровав,
Оглушительно звонница бьет в черепах,
Тихий шелест идет от жиреющих трав.
Это буря в горах.
* * *
Продолжение существования очень важно.
Начнем кружение по городу в случайном темпе.
Удаляясь от искомого бога,
Не приближаясь к плотной земле.
С нами будет сентябрь синих колючих цветов,
Отчетливость солнечной масти на пятнах берез,
Революция незаметной рябины,
Сражающейся за взгляд,
И перспектива во все стороны —
Петровские каналы будущих холодов.
Всего этого вполне достаточно,
Чтобы продолжать идти по асфальту.
День не очень долог,
Но, если вглядеться — совсем бесконечен.
* * *
Мое поколение уходит.
Оно остается
В жемчужных травах,
Утирая кровь на груди
Умной рукою.
Дано быть ребенком
Едва прозревшим
Перед Богом,
И воином перед врагом.
Мы были смелы, как ахейцы,
Ночь и утро
Смешали нас
В одной полынье.
Горит
Наша взятая Троя.
Мы спим
В поле.
И волны
Моря
Докатываются
До нас.