ПОКА ЕЩЁ НЕ КОНЧИЛИСЬ СЛОВА…

 

Вспоминая разговор за чаем

 

Светлой памяти Зои Богомоловой,

учёного-литературоведа, критика

и просто хорошего человека.

 

Вслед за рисунком слово на скале

он выцарапал. И, вглядевшись, замер:

не колдовство ли? Словно луч во мгле,

сверкнуло: буквы говорили сами!

 

И магия простых обычных слов

заворожила мир – в них было чудо,

они всё выразить могли. Откуда

в них краски, запахи, вражда, любовь?

 

Читать слова, отыскивая в них

загадки смыслов, изначальность тайны…

И открывается в какой-то миг -

они не произносятся случайно!

 

Пощечиной: «Я презираю вас!»

и – дулом пистолета: «Ненавижу».

Поэт погиб. Но в роковой свой час

на подлеце клеймо убийцы выжег.

 

Путь многих слов из глубины веков.

В них есть судьба, история и опыт

сближения, смешенья языков,

сращения реалий и утопий.

 

Они всплывают вдруг из забытья,

о дальних временах напоминая.

…По праву ль жизни слов касаюсь я?

По силам ли? Я до сих пор не знаю.

 

Пока ещё не кончились слова

 

По-разному пою, живу, дышу,

считаю дни, не замечаю годы.

Досталась мне не слабая порода -

пощады у природы не прошу.

О том, что не сбылось, жалею я,

но не бывает, чтобы всё сбывалось.

Зато порой такое открывалось…

Не соскользнуть бы с нити бытия

на плоскость быта, что всегда надёжна:

с неё сорваться просто невозможно,

и не стоит вопроса: кто есть я?

По-разному живу, дышу, пою,

теряю чаще, обретаю реже.

Нить бытия ещё пока что держит,

ещё хранит зачем-то жизнь мою,

пока ещё не кончились слова…

 

* * *

Легкомысленные, лёгкие,

серебристые дожди…

Вспоминается далёкое,

что осталось позади.

И плохое, и хорошее –

всё при доле, при судьбе,

что не сказано, не спрошено,

всё осталось при себе.

В пузырях на лужах – радуга.

А на краешке земли

то ли Китеж, то ли Радонеж

зыбко светятся вдали.

Перехватит горло свежестью,

что струится с высоты,

и омоет душу нежностью

до хрустальной чистоты.

Ни слезинки, ни печалинки

от прожитых долгих дней,

ни пылинки, самой маленькой,

не останется на ней.

И куда с такою чистою

в мир страданий и тревог?

Караулят злобы выстрелы

и предательства клинок.

А дожди такие светлые,

мир умытый так хорош!

О любви слова заветные

с каждой веточки стряхнёшь,

соберёшь в ладони бережно –

в строчки сложатся слова,

чтобы пелось, чтобы верилось,

чтоб кружилась голова.

 

* * *

Камень, асфальт, бетон…

Что я делаю тут?

Где настоящий мой дом?

Там, где луга цветут,

там, где берёзовых рощ

тихий и ровный свет.

Где босиком пройдёшь -

твой остаётся след,

там, где дожди поют,

там, где тебя в лицо

и по шагам узнают

тропка, забор, крыльцо…

Память зовёт. Зачем?

Это вернуть нельзя.

Дымом чужих печей

выест до слёз глаза.

И незнакомый след

лёг на тропу, как знак.

Это совсем не бред,

это по жизни – так.

Кому со мной не везло -

другу или врагу?

…Сломанное весло.

Лодка на берегу.

 

* * *

Памяти маленькой отцовской

деревни Лоптинцы.

 

Где была деревня – место пусто,

заросло дурниной, одичало.

Издалёка было просто грустно,

а пришёл – и сердце закричало.

 

Вдоль развалин – не хватило духу,

он у первой ямы сел неловко.

Из кармана – хлебушка краюху,

из другого – луку две головки,

 

из-за пазухи достал поллитра

(одному хватило б четвертинки).

Одиноко, горько и нехитро

он справлял по родине поминки,

 

по глотку за каждый дом. А память

оживляла брошенное место…

Лист осенний тихо, тихо падал.

Сердцу под рубашкой стало тесно.

 

Ждал со страхом и надеждой знака,

всматривался жадными глазами.

Ничего. Совсем. И он заплакал,

непривычными давясь слезами.

 

А потом, шатаясь, шёл проселком,

бормоча со всхлипами, невнятно…

Трясся в поезде на жёсткой полке,

а душа звала его обратно.

 

Утром к разговорчивым соседям

хмуро поворачивался боком.

На простой вопрос, куда он едет,

отвечал задумчиво: « Далёко…»

 

Зелёные глаза

 

Зеленоглазый мой отец

с войны вернулся сероглазым.

Всё, что он видел на войне:

руины, остовы пожарищ,

и комья взорванной земли,

и снег, и серые шинели -

запорошило слоем пепла.

Присыпал он и зелень глаз.

А я, по прихоти судьбы,

одна из всех его детей

зеленоглазой уродилась.

В мои зелёные глаза

впитался серый цвет панелей,

асфальта и бетонных плит.

Короткие свиданья с краем

в безбрежности лесов зелёных,

увы, вернуть уже не могут

моим глазам природный цвет.

Но в солнечный погожий день,

когда случится проходить

аллеей городского сада

или бульваром, или сквером,

я слышу ровный тихий шелест,

он говорит: узнали листья

мои зелёные глаза.

 

* * *

Вдребезги! Словно колючий дождь,

слёту впиваются в кожу осколки.

Что там разбилось со звоном долгим?

Чашка, окно, судьба? Не поймёшь.

 

Длится и длится стеклянный звон,

да и царапины саднят от йода.

Странные особи странной породы

громко ликуют со всех сторон.

 

Хмурый день. Пантомим череда.

И суета, и смятение в лицах.

Всё предвещает, что может разбиться

не разбивавшееся никогда.

 

Сыплет и сыплет стеклянный дождь,

больно впиваются в кожу осколки.

Что там разбилось со звоном долгим?-

Ваза, витрина, жизнь? Не поймёшь.