ОТ ЯСНОЙ ПОЛЯНЫ ДО ВЯТСКИХ ПОЛЯН
Анатолий Илларионович Демьянов… Мы познакомились в далёком 1971 году, в литературном объединении «Радуга» при республиканской молодёжной газете, где он заведовал одним из отделов и «расшифровывал» все стихотворные «каракули», что приносили в редакцию – тогда ведь ни у кого не было печатных машинок (в частных руках они были запрещены правовыми кодексами). Он был для нас, кто моложе, почти мэтром. Мэтром, потому что имел за плечами литературный институт (а это – о-го-го!), и всё-таки числился в штате газеты, и руководил-таки той самой «Радугой». А почти, потому что был он не на много старше нас. Потом мы сошлись ближе, и я стал называть его просто по имени. И это даёт мне право назвать его сегодня самым народным поэтом-писателем республики, хотя никаких особых официальных званий «по ведомству» он не имеет. Но пожалуй никто из писателей республиканских не работает так плодотворно. Чего стоит только последняя его прозаическая вещь «Омниа меа» (она опубликована в нашем журнале). Помните латинское выражение «Всё своё ношу с собой». «Всё своё» Демьянов отдал нам с вами, читатель, а мы – это народ. Носить с собой ему в пору только материальное, потому что ничего-то у него практически и нет, даже по-настоящему своего жилья (кого бы устыдить этим фактом?!). И жизнь была не сахар и не мёд, и зарабатывать на неё приходилось трудно. Ну хотя бы теми же переводами удмуртских поэтов на русский. А у последних и у самих-то мало чего имеется, не ценится нынче слово… Но людям остаётся. Вся переводная поэзия последних полутора десятков лет в Удмуртии – дело рук и головы Демьянова. Поседевшей уже головы. Утешимся тем, что седина бобра не портит. Энергии же у Демьянова вроде бы ещё неиссякаемо, как воды в родниках, и слово его так же чистО и без всяких натяжек самобытно.
70 лет за плечами… Конечно – возраст. Но и всего лишь. Годы таланта не съедают. И посему мы, вся редакция журнала «Луч», поздравляем этого славного человека и с датой, и с даром Божьим.
Гл. редактор Николай Малышев.
(из новых стихов)
* * *
Водополь гуляет, половодье…
Кобылицей, кинувшей поводья
Мчит из ниоткуда в никуда
Шалая поталая вода.
Солнечны, как песни менестреля,
По апрелю скворушкины трели.
На пригреве первые сморчки
Выставили гномьи колпачки.
Ото сна подснежники восстали,
Их нигде от века не считали,
И пока никто ещё не счёл,
Сколько прилетит шмелей и пчёл.
Коростель припёрся ходом малым…
- Почему, бродяга, пешедралом?
- Вам-то что за дело? Потому!..
Крылышек недодали ему.
Кинув сон, стряхнув оторопелость,
Всё переплелось и перепелось,
Всё ретиво ринулось в дела -
Вот она, житуха-то, пошла!
* * *
Если истиной вымыслы движут -
Снова в давнюю сказку уткнусь…
- Поднимите мне веки! Не вижу… -
Заревела подземная гнусь.
Был тот нелюдь дремуч и угрозен,
Свору дьявольской нечисти вёл…
Человече ударился оземь,
Но глаза не отвёл… Не отвёл!
Непомерно жестокая плата…
Нахватав философских идей,
Вот и мы бурсаками когда-то
Отирались средь добрых людей.
Тоже верили сладостным бредням:
Процветаем! Встаём на крыло!
А житуха, клыкастая ведьма,
Норовила загнать под седло…
И, сгибая согласные выи,
Разменяв на пропой образа,
Перед кодлом властительных виев
Мы всегда опускали глаза.
Доедаем в привычной опаске
Зло и трудно заслуженный хлеб -
И гнетут беспощадные сказки
Горькой правдой на склоне судеб!
* * *
В шкатулке, словно в малой домовине,
Средь многих аусвайсов разных лет,
Ни в чем своим забвеньем не повинен,
Покоится писательский билет.
Одетый в кожемит, неброский цветом,
Он не простил бы только одного -
Когда б с босоголовым партбилетом
Соседством я испакостил его…
Я понял, внял – и мы избегли срама -
Хоть гонор оказался и чреват
Докукой, где ни косвенно, ни прямо
Писательский билет не виноват.
Он не пустил в медузы и в полипы,
В искусство ползать: это не про нас!
Пускай он не привел меня в олимпы -
Он указал дорогу на Парнас!
И он примолк… Но это извиняю -
Давно годами тоже не юнец.
Ну, разве что порою попеняю:
Он, как и все – билет в один конец…
* * *
Александру Ложкину
И сени оглянем, и веси оглянем:
Раздольно лесам и раздольно полям,
А между полями раздольно полянам
От Ясной Поляны до Вятских Полян.
Просторные дали яснее и глаже,
Невестится вечность;
и небо над ней
Как будто в твоих несказанных пейзажах,
А может быть, даже немного синей!
Березники тронуты матовым глянцем…
Уж так получилось, жалей не жалей,
Что не было дела великим фламандцам
До наших полян и до наших полей.
А впрочем, не стоит ни вздоха, ни жали,
Что им не счастливилось быть на Руси:
Таких толстожопых они б насажали
В полях да полянах – святых выноси!
…Есть в наших природах высокая правда,
С бездонным восторгом, с бездомной тоской…
Ещё, погоди, эмиссары от Прадо
Придут поскулить у твоей мастерской!
Поклон твоим охрам суглинисто-рыжим,
Карминам и сепиям… даже углям!
А знаешь, меж нами пространства поближе,
Чем с Ясной Поляны до Вятских Полян…
* * *
(бродячий сюжет)
Г.И.
Жил-был Исав…
Уродство ли, юродство,
А всё иначе трудно воспринять,
Коль согласился парень первородство
В голодный час – на хлебово сменять.
Махнул не глядя, баш на баш, и баста!
За чечевицу смердов и срамцов
Он отдал невозбранный допуск в касту
Лакеев при властителях, жрецов,
Где воробьём средь щедрых барских крошек
Настроивши чириканье своё,
В сусальном золотишке грамотёшек
Люли-малина, сладкое житьё!
А хлопот в этой патоке из паток
Всего:
опять не бухнуться в назём,
Да вякнуть с «габирнатырьских» запяток:
- Пади, рваньё! Хозяина везём!..
Подсвистыш поднял, что дурак прохлопал…
Но знаю я, что всё – наоборот,
Таская чечевичную похлёбку
Из мятой миски в свой щербатый рот…
* * *
Средь прочих сатанинских наущений
Особенно пронзительно одно:
Всё чаще я пишу без посвящений,
Хоть посвящать стихи заведено.
Не потому, что сердце рисковало,
Да не сошёлся с западом восток,
Что Анна Керн по жизни спасовала
Перед реченьем гения чуток -
Не оттого…
Сердца не обнищали,
Порыв почтить угоден небесам:
Так в рыцари когда-то посвящали,
Так посвящают днесь в духовный сан.
Но избежим холуйского задора,
Где славит посвящённая строка
Распутницу десятого разбора
Иль местного плюгавого князька!
Соблазны есть…
Но есть ещё усталость
И совесть, что в однакое слились:
Так мало светлых слов сказать осталось -
А тут ещё под гадину стелись!
И где потом искать душе покоя,
Упомнив, что не подличали встарь,
Не пакостили собственной рукою
Поэзии священный инвентарь!
* * *
Покормим птиц…
Метелями клубя,
Зима поёт и пляшет не на шутку.
Нам всё одно донашивать себя,
Как старую одежду и обутку.
А им – спешить!
О том они галдят
На жердочках перил, ладонях лоджий.
Они наш век людской не заедят –
На свете птицам малый срок положен.
И всё же птичья доля не пуста,
Великий смысл в живых комочках пуха,
Поскольку их обитель – высота
Отца, и Сына, и Святого Духа.
Покормим птиц!
Мечтаньем всякий рад
Взметнуться ввысь свободной звонкой птицей.
Ну да, расход…
Но он из тех потрат,
Какие возмещаются сторицей.
* * *
В закатный час планиды, близко края,
Как хворост для последнего костра
Дожитки дней сухие собирая -
Утешься тем, что жизнь была пестра!
…Да, облетели радужные перья,
Благие воспаренья сочтены -
Но даже в самый лютый день безверья
До Бога ближе, чем до сатаны!
…Да, выгорело недругу (иль другу!)
Замкнуть перед тобой твои пути -
Но даже и по замкнутому кругу
Вполне возможно посолонь идти!
И нету сил отринуть этот морок,
Уютный призрак пятого угла,
Куда всегда отыщется отнорок -
Какие нам до прочего дела?
…Уже долги предъявлены к оплатам.
Вторые сутки дождь слезит в окно,
Как будто он по ком-то не доплакал…
По ком он плачет?
То-то и оно…
* * *
жене Людмиле
I
Малым остатком не пройдено поле,
Пали снега на его зеленя…
В скорбях моей вечереющей доли –
Свете мой тихий, помилуй меня!
Свете мой тихий, мой тающий воздух,
Не осуди на обиду и боль!
Поздними днями, на пажитях розных
Выросли наши совет да любовь.
Их и опели отлётные птицы,
Им и цветенье слезой отлилось…
Чуду подобно, что им воплотиться
В наше с тобою тепло довелось.
Встать на околице с хлебом и солью…
Доля! Прими мой поклон поясной!
Звезды бессчётны, немеряно поле,
Свете мой тихий – во мне и со мной…
II
На излом и вывих счастье вызнай,
Вон за дверь сгони – и призови!
Ежели у кошки девять жизней,
Девять раз по девять – у любви…
Россыпью она или комками,
В простоте святой или во лжи -
На неё расставлены капканы,
На неё наточены ножи.
Не уйдёт она от злого лова
Тех, кто с почесухою в крови
Дальше пятиматерного слова
Не осилил грамоту любви.
Кинется любовь к реке босою,
Руки по-над прорубью взметнёт,
Русою удавиться косою,
Травушки-отравушки глотнёт…
Меа кульпа!
Мне ли не казниться,
Изжитое давнее тая:
Как слеза на кончике ресницы
Искрится-дрожит любовь моя…
Удержись, любимая, не падай!
Удержись, любимая, молю!
…В смрадных толщах каменного ада
Я, Орфей, тебя не оживлю…
* * *
Вода моя в спокойных берегах,
Земля моя тиха для обитанья –
И далеко, у чёрта на рогах
Мои сомненья, страсти и скитанья…
Хотя заслуга в том невелика:
Естественно течение событий, -
Они, как кучевые облака,
Вне графика прибытий и убытий.
Всё ладно уложилось, всё сошлось…
Спокойно звёзд неблёсткое мерцанье
И может статься, так и прожилось
В почти покорном миросозерцанье.
А то, что не уладилось в «почти»,
Что стало и смятеньем, и стенаньем -
Сочти, моя хорошая, причти
К нерадостным, но крайним поминаньям…
Ни толку в поминанье, ни вреда,
Ни йоты не прибудет, ни убудет,
Не поворотит вспять моя вода,
Земля моя незыблема пребудет.
Настанет время в обликах иных
Дышать и жить, безлико и без края…
Помянут нас…
А мы помянем их –
Всех разом, никого не выбирая!
* * *
Мой друг среди препон не унывает,
Мой друг среди препон ещё острит:
Хронической удача не бывает,
Хроническим бывает лишь гастрит…
И как ещё рассудим поиначе,
Коль поиначе выйдет только лжа?
Ведь что она, удача?
Только дача
Снотворного на кончике ножа.
Глухая и слепая расслабуха,
Когда судьба среди своих забав
С хорошего замаха метит в ухо –
А съездит, при удаче, по зубам!
И, коль в душе отчаянная проза,
А бедствий – что песку на дне морском,
Она, мы верим, вытрет наши слёзы
Своим атласным вышитым платком…
Удача – ключ без права передачи,
Твой шаг нежданен, вкрадчив и упруг…
Не оставляй меня, моя удача -
Ведь ты и есть мой старый верный друг!