КОНСЕРВЫ РАДОСТИ

День седьмой

 

Алексей решительно отодвинул початую бутылку. От обожаемого женой шампанского уже тошнило. Вчера он ждал ее. Очень ждал. По всем расчетам выходило, что шести дней с лихвой хватило бы, чтоб обернуться, даже не спеша, до Земли и обратно, причем и не пользуясь вовсе временным ускорителем. А если учесть еще, что на второй день пути, автопилотом выскочив в самом центре ближайшего к Земле транспортного кольца, она просто неминуемо должна была попасть в поле зрения десятков, а то и сотен радаров транзитных судов, то надеяться на помощь можно было уже и в конце второго дня.

Но Алексей предпочитал не тешить себя иллюзиями. Он заранее отбросил все факторы, могущие помочь его Марише вернуться быстрее. Рассчитал по максимуму. Увы, вчера вечером этот максимум благополучно истек.

Не узнавая самого себя, поздней ночью он упился как свинья. Хорошо, что никто не мог видеть этого, ну, кроме Мартышки, конечно. Свою любимую жену Алексей никогда бы так не назвал. Марина, Мариша, Мариночка… Он и не подозревал, что будет так безумно тосковать по ней.

Улетая, Мариша активировала Мартышку — свою биосиликоновую копию. Бедняжка так расстраивалась из-за предстоящего расставания в конце первой же недели их медового месяца, что Алексею было всё равно: пусть включает, если ей от этого легче. Хотя он совершенно не понимал ее причуду — иметь повсюду прислугу в виде собственных абсолютных копий. Она звала их всех одинаково — Мари, но у Алексея язык не поворачивался именовать холодную, безмозглую куклу именем жены. Эту вот, например, он сразу окрестил Мартышкой. Роботу ведь всё равно, она и на Мартышку с таким же энтузиазмом отзовется.

 

День четырнадцатый

 

Алексей сосредоточенно глядел на пустую бутылку еще минуты три, потом тяжело поднялся, взял ее удобно за горлышко и метнул с силой через весь отсек в противоположную стену. Не зря. Действительно полегчало, даже в голове заметно прояснилось. Он выпрямил плечи, потянул затекшую от долгого сидения спину и, потеряв всякий интерес к буфету, пошел из гостиной прочь. Гаркнул на ходу, нарочно слишком громко для чувствительных слуховых сенсоров робота, изначально запрограммированного создателями на проявление довольно широкого спектра эмоций:

— Хватит дрыхнуть, Мартышка, а ну марш на камбуз хлеб отрабатывать! — И, очень довольный собой, добавил уже точнее: — Приберешь в гостиной, к одиннадцати принесешь кофе в мою спальню, обед по расписанию, и чтобы до вечера я тебя не видел.

Мартышка проскользнула мимо тенью, скрючившись в три погибели, всем своим видом демонстрируя страх и раболепие перед хозяином. Алексей усмехнулся. Подумал: неплохо надрессировал, не забыть бы потом ей мозги обратно вправить. Не дай бог по возвращении Мариша заметит результаты такого его воспитания. Вспомнил жену, и настроение разом упало.

Всё равно Алексей заставил себя пройти мимо их общей спальни, где разбросанные в спешке вещи так напоминали о любимой и о трех первых потрясающих днях их счастливого пребывания здесь, пока система контроля, будь она неладна, не сообщила о катастрофической утечке ристола — основного топлива их маленького межпланетного лайнера.

Вначале новость ничуть не напугала. Подумаешь, топливо. Корабль высокого класса сборки, поэтому предусматривал обязательное наличие спасательной шлюпки, в данном случае как раз на двоих. Так что они решили даже не прерывать долгожданный медовый месяц.

Собственная база Мариши, вдали от транспортных путей, имела всё необходимое не то что на месяц — на год беззаботной жизни. Алексей ни до ни после свадьбы так и не удосужился спросить, откуда взялось у бедной венерианки такое «сокровище», весьма дорогое даже по его меркам.

Сама станция, совсем небольшая, в три жилых и два технических отсека, — отнюдь не диковинка, и отбуксировать ее сюда, на окраину системы, мог любой. Другое дело, что она была зарегистрирована на полных десять земных лет как частная собственность с соответствующей арендой значительного куска пространства вокруг. А это уже попахивает приличной суммой, что далеко не всякий может себе позволить.

В долгом одиночестве, поневоле избавившись от сладкой эйфории, в которой он пребывал всё последнее время рядом с любимой женщиной, Алексей начал задумываться о некотором несоответствии в биографии жены, но тут же гнал крамольные мысли прочь. Наивная, добрая девушка — она ведь хотела как лучше.

Ничего, говорил себе Алексей, две недели — не срок. Даже если Мариша рискнула-таки включить ускоритель и ее снесло немного по неопытности в сторону от основных магистралей, всё равно это должно быть недалеко. В пределах солнечной системы трудно долго оставаться незамеченным, рано или поздно ее подберут. Надо ждать, набраться терпения и ждать.

Сам Алексей в свои тридцать два давно привык, что всё в жизни ему дается легко. Не в прямом смысле, конечно. Он тоже вырос в обычной, ничем не примечательной семье, с той только разницей, что на матушке-Земле, а не в колониях. Всего, что он имел сейчас, добился сам. Алексей не считал свою работу какой-то особенной, и уж тем более тяжелой, поэтому ему всегда было неловко перед такими простыми трудягами, как его Мариша, за собственное очевидное благополучие. Но разве он виноват, что правительство оценило его скромный вклад в науку так высоко.

За считанные годы после окончания престижного вуза, тогда еще очень молодой, подающий надежды доктор, он сделал свое первое открытие в области взаимодействия сознательных и подсознательных процессов в человеческой психике. Правда, как первая, так и все последующие его разработки были тут же засекречены и использовались пока только в военных целях и в самых дальних межзвездных экспедициях.

Он не возражал — правительству виднее. Гораздо больше Алексея интересовал сам процесс — доступ к дорогостоящей аппаратуре и беспрепятственное продолжение исследовательской работы, тем более что она так неплохо вознаграждалась.

Сам не зная зачем, Алексей и сюда взял черновики и некоторые рабочие заготовки, которые пылились сейчас в верхнем ящике бельевого шкафа — единственного фундаментального предмета мебели в спальной каюте, если не считать слишком шикарной для столь скудной и тесной обстановки кровати посередине.

 

День двадцать седьмой

 

Итак, с огромным трудом заставив себя вчера вечером отдать приказ Мартышке — отправить за борт последний ящик с шампанским, Алексей, небритый, с отекшим от беспробудного пьянства лицом, сидел теперь в гостиной, единственной просторной каюте на станции, и угрюмо размышлял. Это давалось ему, надо сказать, нелегко.

Неминуемое чувство стыда навалилось всей мощью и грозило перерасти в еще более тяжелую депрессию. Алексей прекрасно понимал, к чему это может привести. К сожалению, попытки самоубийства в дальнем космосе до сих пор нередки.

Именно над этой проблемой он и работал все последние годы. Как сделать психику человека, находящегося в тесном пространстве звездолета, при нехватке общения, более устойчивой, как помочь астронавту в экстренной ситуации подавить негативные эмоции, не дающие конструктивно действовать, — задача нелегкая, но решаемая. Эх, если бы ему сейчас хотя бы несколько препаратов из собственных последних разработок.

Алексей посмотрел на свои большие, грязные, трясущиеся руки и наконец подумал о том, чего упорно не хотел до сих пор признавать: с женой что-то случилось, что-то явно нехорошее, иначе она давно уже забрала бы его отсюда. Нет, он никогда не был пессимистом, просто все реальные сроки миновали. В маленькой спасательной шлюпке уже дней пять-шесть назад в любом случае закончился кислород. И, даже если ее подберут, погибшая, его несчастная жена не сможет послать за ним помощь.

Подумав, он с тяжелым сердцем решил, что будет по-прежнему надеяться, что она жива, но только где-то в глубине, не позволяя больше надежде травить пона-прасну душу. Алексей теперь, безусловно, жалел, что отправил неопытную Маришу, а не полетел сам, но тогда это было очевидным. Не мог же он оставить слишком впечатлительную, такую еще юную свою жену в этом проклятом холодном «гробу» совсем одну. Это сейчас понятно, что, полети он сам, они давно уже были бы дома. И вообще, вся затея с медовым месяцем на этой дурацкой станции казалась теперь полным абсурдом.

Ну хорошо, Мариша предложила по неопытности, она-то хотела как лучше — оградить его хотя бы на месяц от нескончаемой работы. А вот как мог он проглотить такую глупость, до сих пор непонятно. Ведь сам лично приказал роботу-технику снять рацию с лайнера. Конечно, поначалу идея казалась блестящей. Без рации их никто не сможет найти, и целый месяц они будут совершенно одни. Восторженный щебет любимой звучал тогда как музыка в его ушах. Стандартной программы автопилота вполне достаточно, чтобы беспрепятственно вернуться, когда они только пожелают. Окраина солнечной системы — ерунда, разве это расстояние в наше время.

И когда через четыре дня их счастливой жизни пришел конец, они еще верили, что всё обойдется, что вся эта галиматья с исчезнувшим топливом лишь мелкая неприятность, не более. И даже Мариша не запаниковала, когда на следующий день они решили все-таки обследовать состояние спасательного шлюпа. Бедняжка, правда, сильно расстроилась, после того как выяснилось, что и с ним не всё в порядке. В чем Алексей винил только себя: надо было лично проверить технику перед стартом.

Разве можно было теперь упрекать жену в том, что, еще будучи на Земле, она, ничего не сказав ему, однажды воспользовалась шлюпом для прогулки и совсем забыла потом дать роботу-технику соответствующие распоряжения на этот счет.

Так шлюп перед самым стартом оказался недоза-правленным и с очень ограниченным запасом кислорода. Неважно, что он рассчитан на двоих, рисковать не стоило: вернуться на Землю мог только кто-то один.

Вот и выходило, что виноват Алексей во всем сам. Благодаря собственной глупости он не видел теперь абсолютно никакого выхода и был обречен медленно сходить с ума в одиночестве.

 

День тридцать пятый

 

Алексей шумно вздохнул, обнаружив, что уже несколько минут стоит перед дверью в свою спальню.

Он перешел в эту каюту еще на седьмой день ожидания, когда стало просто невыносимо смотреть на бездушные вещи жены и ощущать ее едва уловимый сладкий запах в постели. Недолго думая, он быстро собрал свои скромные пожитки и перебрался сюда.

Кровать здесь, правда, была заметно скромнее и вместо бельевого шкафа обстановку завершала убогая железная тумбочка, зато он заставил Мартышку притащить небольшой овальный стол из буфета, не очень подходящий, но единственный не приваренный к полу, и устроил в углу тесной спаленки нечто вроде кабинета. Принес и свои драгоценные черновики, но работать, правда, тогда так и не начал. Вместо этого стал дико и методично наливаться каждый день шампанским. Сначала от тоски, а потом уже и сознательно, как врач понимая, что это послужит своеобразным лекарством и поможет хотя бы на какое-то время.

Правда, помогло. Но ненадолго. Бросил. Заставил Мартышку очистить палубу от спиртного. И что? Прошло чуть больше недели трезвой жизни, как он уже пожалел об этом.

Избавившись от выпивки, Алексей потерял единственную отдушину в череде бесконечных тоскливых дней. Он устал от нескончаемых раздумий на одну и ту же тему: что делать? Как хороший врач и безусловно неплохой ученый, он прекрасно понимал, к чему может привести такое упадническое настроение, но ничего не мог с собой поделать.

Хорошо еще, что он придумал для себя распорядок дня и мало-мальски придерживался его. Дел, конечно, набралось немного: умыться, побриться, позавтракать и пообедать вовремя, да еще работа с привезенными черновиками, которая, к сожалению, пока совсем не клеилась.

Поразмыслив, Алексей позвал Мартышку. Теперь он уже был благодарен жене за нее: можно хоть ненадолго сделать вид, что ты не совершенно один.

 

День шестьдесят пятый

 

Счастливый доктор не спешил просыпаться. Прекрасные каштановые волосы щекотали щеку, легонькая головка крепко спавшей жены покоилась на его плече. Ему нравилось всем телом ощущать ее рядом, родную, юную, нежную и одновременно пылкую и искусную любовницу. Алексей давно потерял счет времени. Зачем считать, прикидывать заранее о будущем, когда им так хорошо сейчас, сию минуту вместе.

Где-то очень глубоко внутри он понимал, что эта его Мариша нечто совсем другое. Что и зовут ее не Мариша, а Мартышка, но он в секунду прогонял нелепую мысль. Что значит не Мариша? Конечно, Мариша! Еще какая! Ласковая, нежная! А как они вчера повеселились от души. Любовные игры, оказалось, отнимают столько сил! Не зря же они так долго спят по утрам. С ней, с проказницей, не соскучишься, выдумщица та еще. Он даже начал слегка ревновать свою Маришу к прошлому. Где это она всем этим шалостям научилась, интересно? Но сердиться не мог. Сейчас эта прелесть принадлежала только ему, и не хотелось больше думать ни о чем другом. Просто удивительно, как он жил все эти бессмысленные годы до нее?

И Алексей спешил. Спешил насладиться любовью сполна. Всё остальное потом. Обо всем можно подумать потом…

 

День шестьдесят восьмой

 

Он ненавидел бездушную куклу всей душой, но выкинуть за борт всё же не решался. Хватит с нее прямого попадания подносом с утра. Облил с превеликим удовольствием размалеванную шлюху горячим кофе с ног до головы, но и это не помогло. Алексею показалось даже, что дрянь хихикнула за его спиной, удаляясь.

Вот и сейчас она ехидно скалится, сверкая ровненькими, совсем как настоящими, шут знает из какого сплава зубками, глядя ему прямо в глаза. Неужели он заказывал на обед эту вонючую рыбу? Что за черт! Не могла же она сама придумать!

Алексей не стал буянить, всё надоедает когда-то. Отодвинул поднос и, мрачный, молча уставился в темную гладь стола, пытаясь вспомнить: делал ли он вообще после бурного завтрака заказ на обед.

Зря. События сегодняшнего дня так и не вспомнились, зато всплыл как на ладони день вчерашний. Побагровел, насупился. Кажется, он носился за Мартышкой с топором, который нашел среди спасательного хлама, наивно полагая догнать нисколько не устающее, в отличие от него, биосиликоновое чучело. А потом, впав от неудачной попытки в совершенно неописуемую ярость, хотел и вовсе в одном спасательном скафандре покинуть станцию. Это с двух-то часовым запасом кислорода. Едва так и не сделал, дурак. Еще бы вспомнить, что остановило. Но нет, это, похоже, уже выше его сил. А впрочем, какая разница. Конец всё равно один.

Рано или поздно всё так и закончится, безвольно подумал он.

 

День сто двадцатый

 

Усталая Марина выходила на орбиту Земли.

Как же надоело мотаться вдали от дома, хотя, надо признать, цель стоила того. Перед дальним походом она под завязку набила маленький шлюп всевозможными милыми сердцу вещицами. Одной ей в нем было даже комфортно, и уж точно намного лучше, чем в «консервной банке» — холодной, абсолютно пустой и никому не нужной жестянке-станции.

Это была гениальная идея — предложить своему первому мужу сделать ей такой невзрачный с виду, но дорогостоящий подарок. «Любимый» даже не усомнился в ее «наилучших побуждениях» и ценности дурацкого предложения — провести незабываемый месяц наедине, вдали от кипучей жизни планет, с их шикарными магазинами, ресторанами, огромными развлекательными комплексами и прочими радостями безбедной жизни.

Она и не ожидала, что одурачивать наивных влюбленных мужчин будет так просто. И чем богаче они были, тем быстрее попадались на ее крючок.

В первый раз Марина, понятно, немного нервничала, но помог сильный характер, доставшийся ей от отца, отчаянного первопроходца Венеры. Да еще, как ни странно, тяжелый опыт бедного детства и годы жизни в зловонных, тесных закуточках на самой обочине и так не самой комфортабельной венерианской колонии. О том периоде своей жизни она вспоминать не любила, не зря ведь улизнула с планеты при первой же возможности.

Встреча с будущим мужем, престарелым журналистом с Земли, была для нее невероятным подарком судьбы. Жирный и ленивый писака оказался удивительно удачной мишенью, и справиться с ним оказалось легче легкого.

Бедняжка так безудержно влюбился, что и после свадьбы беспрекословно выполнял все ее прихоти, как бы абсурдно они ни звучали. Напрасно. У хрупкой, прелестной венерианки были совсем другие планы на жизнь. Она не собиралась растрачивать свои юные годы на старого слюнявого болвана. Ей виделись совсем иные перспективы.

Девушка с трудом дождалась окончания свадебных торжеств. Ей пришлось собрать всю волю в кулак, чтоб не выдать себя раньше времени. Впрочем, именно нестерпимое отвращение к новоиспеченному богатенькому мужу помогло ей разработать и исполнить столь гениальный план. Это была самая крошечная и задрипанная из всех предложенных им персональных станций, но подходила для ее задумки как нельзя лучше. Поприличнее и пошикарнее? Зачем, я не хочу, чтобы ты слишком тратился, дорогой, — щебетала она ласково на ушко супругу. Слишком маленькая? Ну что ты, нам и этого много. Проследи лучше, чтобы в спальной каюте непременно была большая и мягкая кровать. Толстячок так и просиял. Что он мог противопоставить тогда ее чарам?

Вскоре план был блестяще исполнен.

Бедняжка отчаялся и отдал концы уже на пятьдесят третий день своего жалкого существования в «консервной банке», как именовала с тех пор свою станцию Марина. Чудак повесился на своем собственном ремне.

Пришлось, правда, немного попотеть, предоставляя доказательства своей непричастности, и месяц-другой изображать безутешную вдову, что было гораздо труднее. И всё, дело сделано. Жаль, что наследство оказалось невелико: дареная «консервная банка» да забронированный на год номер в одной из лучших гостиниц Земли.

Не так всё просто вышло с писакой. Толстяк при жизни, оказалось, был довольно осторожен. И всё его имущество досталось детям от прежнего брака, о которых Марина и представления не имела.

Ничего, зато со вторым она не просчиталась. Всё должно пройти без сучка и задоринки. Марина даже срок увеличила до ста суток для верности. А идея с биосиликоновой копией — настоящая находка. С такой программой робот кого угодно выведет из себя.

По всем ее расчетам муженек давно уже должен был покончить счеты с жизнью. Даже она, закаленная годами лишений венерианка, в такой обстановке непременно сошла бы с ума, по меньшей мере. Впрочем, такой вариант ее тоже устраивал. Никто после не посмеет обвинить в разводе несчастную юную девушку, и так настрадавшуюся.

Алиби, слава богу, обеспечено. Не зря же она болталась всё это время в дальнем космосе, что самописец шлюпки, безусловно, подтвердит. Кто усомнится в том, что убитая горем разлуки молодая жена хотела как лучше. Разве она виновата, что не разбирается во всех этих ускорителях и сложных приборах. Ну, думала, справится, нервничала, естественно, а как вы хотели, вот и отправила суденышко вместо Земли в тьму-таракань — на задворки галактики. Ей ведь и самой крупно повезло, что в бардачке оказался нехитрый приборчик, вырабатывающий кислород — немного, но одной ей хватало, что догадалась не трогать тумблеры с неизвестным назначением и что ровно через девяносто семь дней именно в этой точке пролегал путь старого транспортного корыта на Кассиопею. А то и вовсе пропала бы в бескрайних просторах такого безучастного к бедной женщине космоса.

А насчет возможного сопоставления происшедшего с трагической смертью ее «бывшего»… Так тут можно не волноваться. Марина заранее позаботилась об изъятии компрометирующих файлов. Да и кому это может в голову прийти — подозревать ее, несчастную любящую жену, ведь настоящие убийства в наше время так редки.

Весьма довольная собой, чувствуя усталость, как после огромной, кропотливо и безупречно проделанной работы, она расслабилась, позволив бортовому чипу автоматически приземлить шлюпку.

Оставшаяся часть плана труда не составляла. Два-три дня, и всё будет кончено. На этот раз она сама была осторожна. Брачный контракт предусматривал всё, в том числе и недееспособность одного из супругов. Погиб ли бедняжка или, чудом оставшись в живых, помутился рассудком — не велика разница. В любом случае его имущество доставалось немедленно ей одной. А при внушительных размерах состояния она так и быть оплатит после развода, если голубчик выживет, конечно, его пребывание в любой из лучших клиник Земли.

 

День сто двадцать первый

 

Эврика! Наконец-то всё получилось. Алексей жалел, что нет хотя бы одной бутылки шампанского для такого случая. А повод был просто замечательный: у него получилось.

Наконец-то виден положительный результат. Конечно, испытание препарата проходило просто в ужасающих условиях и его предстояло еще многократно проверить, проводя полноценные эксперименты в земной лаборатории, но всё равно — сырой заготовкой это уже не назовешь.

Алексей мог славить сегодня свой собственный гений или судьбу, пославшую ему удачу, как угодно. Главное: он сегодня победитель.

По старой ли привычке повсюду таскать за собой последние записи и заготовки, или и вправду некто свыше взял над ним шефство, только Алексей умудрился упаковать в дорогу действительно то, что нужно.

Естественно, он не знал, что будет испытывать препарат на самом себе, но, как педантичный ученый, и сам того не заметив, прихватил с собой по чуть-чуть все необходимые ингредиенты.

После долгих расчетов и рискованного испытания, чуть не стоившего, надо сказать, ему жизни, Алексею удалось-таки сбалансировать все тридцать три составляющих его препарат элемента.

Теперь можно жить! Можно жить и ждать. Новое открытие стоило всех пережитых лишений. Теперь он просто не имеет права опускать руки. Его долг донести открытие людям. И потом, сам ученый видел за новым препаратом большое будущее.

Он устроил себе сегодня выходной, передышку. Ведь впереди его ждал еще немалый труд. Следовало тщательнейшим образом всё перепроверить. И потом, как новый шаг в науке, препарат, безусловно, давал пищу для дальнейших размышлений. Так что Алексей был бы даже рад, если б его и в ближайшую недельку-другую никто не нашел.

Он окинул взглядом роскошный стол — Мартышка постаралась на славу. В ее кладовой нашлась даже настоящая лососевая икра для такого случая.

— Где ты, Радость моя? — крикнул он ласково во весь голос, разрывая тишину глухих коридоров, и щегольски звякнул вилкой по фужеру с лимонадом. — Иди же скорее, дорогая, я тебя жду.

Он не считал, но, наверное, уже больше месяца прошло с тех пор, как Мартышка была переименована им в Радость. Не мудрено — без нее он бы просто не справился.

Спасибо отцу, который в свое время не поленился и лично обучил сына основам робототехники. Даже его небольшого опыта хватило, чтобы на элементарном уровне подправить программу Радости. Иначе просто ничего бы не вышло.

На первом этапе испытания, когда он мог только догадываться, как поведет себя препарат, помощь робота была неоценима. Радость, без преувеличения, спасла ему жизнь. Ведь хотя он принимал весьма «сырую» заготовку препарата очень осторожно, через день, он каждый раз не знал, в каком состоянии проснется следующим утром.

Радость сработала безупречно: для обычного робота она проявила просто чудеса находчивости, умудряясь регулярно и вовремя подавать ему очередную дозу лекарства с пищей или питьем. Алексей смутно припоминал эти дни, когда он, испытывая на собственной шкуре действие первых пилюль, практически в невменяемом состоянии вымещал всю свою злость на ней.

По той же причине он не мог сейчас с точностью вспомнить, когда произошел перелом в необычном эксперименте. В первое время, когда Радость по заданному им графику с третьего на четвертый день приводила его в чувство, он лихорадочно кидался к расчетам, от которых зависела его жизнь и, в первую очередь, психическое здоровье, так что не всегда даже успевал сделать соответствующую запись в календаре. Теперь по его примерным подсчетам выходило, что на испытание ушло не меньше двух месяцев и положительный эффект проявился уже на пятнадцатый-двадцатый день применения препарата.

То, что он достиг стоящего результата вне стен лаборатории и в столь сжатые сроки, не удивляло и не радовало Алексея. Сильные эмоции, благодаря чудесному лекарству, слава богу, остались позади, и он вошел в привычную для себя колею полной погруженности в работу.

Препарат действовал прекрасно, превзойдя все его ожидания. Сегодня он по-настоящему мог гордиться собой, но и о Радости забывать не собирался. С божьей помощью они справились оба.

Ученый понимал, что, находясь под постоянным воздействием собственного лекарства, он в несколько более радужном свете видит всё окружающее, но был уверен, что трезво мыслить препарат ему не мешает. Что плохого может быть в дружбе с роботом, если при этом присутствует четкое понимание: всё изменится, как только его найдут и он перестанет принимать пилюли.

Алексей, прищурившись, посмотрел на Радость, как она входит, изящно и соблазнительно покачивая бедрами, умудряясь при этом совершенно горизонтально держать тяжелый поднос, и невольно сравнил ее с женой. Выбор, к сожалению, пришелся не в пользу последней.

Действительно, подумал он, разведусь. Если только она каким-то чудом осталась жива, разведусь. Зачем ограничивать свою свободу из-за пусть и премиленького, но весьма капризного существа.

Какой же глупой казалась ему теперь суета вокруг свадьбы и этого дурацкого путешествия. Вообще Алексей решил, что не готов пока для семейной жизни. Во всяком случае, не для такой бурной и бестолковой.

А вот Радость он, пожалуй, оставит себе. Привык, и потом, с ней можно неплохо развлечься, если, например, с работой не заладилось. Снять, так сказать, хандру, и без всяких пилюль.

Алексей захохотал от этой мысли вслух, обнимая за талию и привлекая к себе податливую биосиликоновую красотку.

— А знаешь что, Радость моя, я назову в честь тебя свое открытие! «Консервы радости» — как, по-твоему, звучит?