* * *
Облаками — гусиными перьями
Осень мажет ковригу полей,
И идем мы пустыми деревнями
В край, где лучше, светлей и добрей.
Сладко родина нас провожает,
Оттого так дурманит в лесах,
Где в чащобах по нас увядают
Пустоцветы в озерных глазах.
Бабье лето тенетник развесило
На остовах ослепших домов,
За туманною далью и весями
Слышен запах любимых цветов.
Целый день непонятная дрема,
Как и всех, меня тянет в обман.
Это пестрая осень-корова
Пьет в овраге холодный туман.
* * *
То ли песни, то ль собачий вой
В деревеньке плохонькой, родной.
Девять стариков, косой журавль —
Вот и весь бесхитростный ансамбль.
Узнаю тебя, глухая Русь!
Погадать о лучшем не решусь:
Буйно расцветает трын-трава,
А в четверг — повесилась вдова.
Понаедут как-нибудь с райпо —
Поглядят старухи: «Ну, кино!
Что та девка в эту нашу грязь
В танцы-манцы, что ли, собралась?»
У церквушки в луже, наг и бос,
На кресте проржавленный Христос.
И летит в небесную дыру
Трехэтажным матом поутру.
В росный, прозябающий рассвет
Выйду ль я, неведомый поэт,
Крылья тонкие, как бабочка, сложу,
О страданьях Богу расскажу.
— Жили мы, Господь, не просто так:
Пили-ели, спали в сапогах.
Зря жалели крепких кулаков
На расейских лютых на врагов!
* * *
Воскресают из праха и холода
И кивают полям с высоты,
Словно дети, шумливы и молоды,
На холмах голубые цветы.
Распрощавшись с унылыми градами,
Где живут и мертвеют во сне,
Мы в поля побежим, ненаглядная,
К новой жизни и новой весне.
Свежим медом любовь молодая
Закипит и заманит в луга
Новой младости, нового рая,
Там, где стыли сплошные снега.
И не надо уж будет пророчить,
Голодать, холодать и стенать,
И в январские жуткие ночи
Бесполезно приюта искать.
* * *
Спят пассажиры в вагонах,
Тают в ночи города.
В мире стоит заоконном
Горькая чья-то звезда.
Смысл золотого полета
Гаснет над мертвым жильем.
Что нам столетья и годы,
Если то пьем, то поем?
Вон на дырявой фуфайке
Спит, как покойник, старик.
Счастья его балалайку
Выкрал вокзальный мужик.
В диких монгольских глазницах
Бабы в пуховом платке
Видится смысл удавиться
Иль утопиться в реке.
Странная, звездная дева
Смотрит в купе из окна,
Зная, что даром сгорела
Наша свеча и звезда.
Слишком мы любим родное:
Избы, заборы и грязь!
Мы не увидим иное.
Жизнь — мимо нас пронеслась.
* * *
Луна мелькает лишь чуть-чуть.
Темно, безжизненно, порочно.
Чернея в окнах, давит жуть
Бесснежной тьмы январской ночи.
Угрюм, просторен ветхий дом,
Гремя засовом, шепчут ветры
О преходящем, о былом,
О льдах, о льдах — на полпланеты.
Свистят и плачут. Но душа
Весны могучей силы знает,
Хоть, плащаницею шурша,
Ветра о снеге завывают.
И мне тепло. Огонь смолой
Крадется, треская в камине.
И виден сон весны иной,
Когда поленья древом были.
Высокий жар сухих полей
Застыл смолою в недрах древа,
Чтоб стало нам хоть чуть теплей,
Когда луна примерзла к небу.