В БОЯХ ЗА ГОРОД ИМЕНИ ВОЖДЯ

К 75-летию Сталинградской битвы

 

 

КАСПИЙ

 

Двадцать второго августа 1942 года Яков получил предписание, в котором значилось: прибыть в расположение Сталинградского фронта. Путь лежал через Астрахань. Вместе с ним должен был ехать курсант из соседней группы, с которым они были едва знакомы. О нём Яков знал лишь, что однокурсника зовут Остап Павленко и он украинец. Остальных выпускников разбросали по всему Предкавказью, от Грозного до Моздока. Некоторым счастливцам страшно повезло, и они каким-то образом сумели остаться на родине.

К тому времени железная дорога была захвачена немцами в районе города Сальска. Добраться до места назначения лейтенанты могли только морем. Сначала пароходом в Махачкалу, а оттуда до устья Волги. Предстояло ехать вверх по левому берегу реки до узловой станции Верхний Баскунчак. Оттуда – до пристани Паромная и лишь после этого переправиться на правый берег, в деревню Латошинка. На той стороне Волги нужно было найти штаб Сталинградского фронта.

К вечеру двадцать четвёртого августа в Баку был сформирован очередной караван. Следующим утром несколько судов должны были выйти из порта и направиться в нужную молодым командирам сторону.

Когда поднялись на борт буксира, познакомились с другими попутчиками и узнали, что среди них находится несколько военных: пожилой, лет сорока, майор, который возвращался из госпиталя, где лечился после ранения, да ещё два их ровесника, лейтенанты, неделю назад окончившие Бакинское пехотное училище.

По сравнению со «стариком», одетым в поношенное полевое обмундирование, молодые люди выглядели истинными щёголями. Новенькая, тщательно подогнанная по фигуре форма. Отлично сшитые сапоги, нагуталиненные до жирного блеска. Фуражки, надетые с небольшим креном направо. Истинно гвардейская выправка.

Вот только, в отличие от боевого офицера, у парней не было пистолетов. В училище молодым лейтенантам сказали, что ТТ или наганы, положенные по должности, они получат только на фронте. Поэтому, чтобы хрустящие кожаные кобуры не выглядели пустыми, пришлось набить их обычными тряпками.

На крохотном пароходике не имелось пассажирских кают, и командированным на войну пришлось располагаться на верхней палубе. Стояла тихая августовская погода. Ветра почти не было, и море оказалось очень спокойным. Поверхность Каспия слегка волновалась, но так слабо, что качка не чувствовалась. Яков постелил на доски свою шинель, лёг на неё и, подложив руки под голову, лениво следил за чайками, парящими в воздухе.

Изредка птицы замечали что-то внизу, под собой. Складывали длинные крылья и камнем бросались в зеленоватую воду. Через секунду выныривали с мелкой рыбёшкой, зажатой в остром клюве. Сидели на волнах, словно домашние утки. Запрокидывали голову и, дёргая шеей, как курицы, торопливо глотали пойманную добычу.

Молодые офицеры познакомились. Один пехотинец был азербайджанцем, его звали Тофик Бабаев. Его друг оказался армянином по имени Хорен Гаракян. Четверо ровесников быстро нашли общий язык друг с другом, а когда проголодались, то все вместе сели обедать. Немного посомневались, но потом пригласили пожилого майора в свою компанию.

Он не стал строить из себя большого начальника. Сообщил, что его зовут Степан Сергеевич Дроздов. Устроился рядом и первым развязал вещмешок. Ребята последовали его примеру. После чего выяснилось, что набор продуктов у всех очень схож. Чуреки, вяленое мясо, американские консервы и сухофрукты на сладкое. Двое курящих лейтенантов везли с собой папиросы.

Спустя сутки, недавние курсанты прибыли в Махачкалу и узнали, что им предстоит плыть на теплоходе «Память товарища Войкова». Двадцать четвёртого августа он вышел из Астрахани с тремя баржами, тяжело нагруженными войсками и техникой для кавказского фронта. На четырёх судах находилась целая пехотная дивизия, прибывшая из Казахстана. Тринадцать тысяч вооружённых бойцов должны были сойти на берег и отправиться на Северо-Кавказский фронт, в район Нальчика.

Вскоре в небе появились три двухмоторных бомбардировщика. Самолёты заметили маленький караван и обрушили на него десятки тяжёлых бомб. Один из фугасов взорвался за кормой головного корабля. Перебил буксировочный трос и разрушил нос первой баржи. Ещё два снаряда угодили во второе судно и убили почти всех, кто находился на палубе и в трюме. Мощные взрывы подняли бойцов в воздух и разметали на сотни метров. Трупы людей и оторванные части тел плавали в воде. Медленно тонули и окрашивали волны кровью в бурый цвет.

Едва фашисты отбомбились и улетели, как матросы теплохода спустили шлюпки. Подняли на борт тех, кто ещё подавал признаки жизни. Оказали раненым посильную помощь. Отцепили горящую баржу и продолжили путь в пункт назначения.

После этого случая военный комендант Махачкалинского порта распорядился установить на все корабли и баржи по одной зенитной установке. Свободных орудий на складах не оказалось, а снимать их с батарей, защищавших акваторию, никто не решился. Поэтому скорострельные пушки заменили комплектами счетверённых пулемётов «Максим». К каждому из них было придано по два зенитчика и отделение солдат, вооружённых трёхлинейными винтовками «Мосина».

Именно эти четыре ствола, закреплённые на одной раме, должны были уберечь суда от фашистских атак. Яков и его однокурсник с сомнением покачали головами, и каждый подумал про себя: «Конечно, это лучше, чем ничего. Да только вряд ли неопытные пулемётчики смогут сбить скоростные бомбардировщики».

Новоиспечённые пехотные командиры удивлялись совсем по другому поводу: «Зачем нас везут в Сталинград? – спрашивали они друг у друга. – Ведь немцы уже заняли Краснодар и Ставрополь. Нужно сначала отбить города, которые находятся рядом, а потом двигаться дальше на север».

Майор прислушался к шумной дискуссии и твёрдо сказал: «С бугра видней! Прикажет начальство ехать на Дальний Восток, возьмёшь под козырёк и отправишься, куда надо!»

Офицеры отметились в военной комендатуре. Получили новые проездные документы и отправились на теплоход. Здесь имелось много кают, но все они были заняты людьми, ехавшими вглубь страны. Поэтому им вновь пришлось разместиться наверху. Несмотря на огромные размеры палубы, вся её поверхность была занята громоздкими ящиками. Среди упакованного оборудования теснились многочисленные пассажиры с узлами и чемоданами.

К корме прицепили три баржи с нефтепродуктами и военными грузами. Прозвучал прощальный гудок, и корабль двинулся в обратный путь. Стояла хорошая погода. Так что в течение первых суток Яков с товарищами наслаждался спокойной морской прогулкой.

За это время майор поговорил с матросами. Они немного помялись, но поняв, что имеют дело с боевым командиром, успокоились и кое-что рассказали. Степан Сергеевич передал их слова лейтенантам, и они многое узнали о том месте, куда так спешили.

Выяснилось, что в конце июля немцы заняли аэродромы Донбасса, и устье Волги оказалось в зоне досягаемости вражеских самолётов. Используя подавляющее численное преимущество, они быстро завоевали господство в небе. Стали барражировать над северной частью Каспия и нападать на суда, идущие как по реке, так и по морю. Почувствовав полную безнаказанность, стервятники совсем обнаглели, и в первую очередь выбирали тихоходные баржи с горючим. Расстреливали их из пулемётов, а если не удавалось поджечь, топили бомбами.

Мало того, приспособились сбрасывать тяжёлые морские мины. В течение недели фашисты раскидали их на протяжении четырёхсот километров. Первое время немцы сбрасывали их по ночам, а чтобы не промахнуться, ориентировались на горящие бакены, указывающие фарватер.

Пришлось отказаться от фонарей, установленных на буях. Теперь корабли двигались только днём и постоянно подвергались атакам с воздуха. От самолётов нужно было обороняться, для этого на палубы начали ставить зенитные орудия и пулемёты. Да только они не всегда помогали. Особенно если фашисты заходили со стороны солнца.

Каждую ночь тральщики чистили дно, но это не решало проблемы, и за две недели на Волге подорвалось более ста кораблей. Затонувшие суда могли перегородить русло, и движение в низовье могло совсем прекратиться. Речники постоянно искали обходные пути, но как долго можно их находить, никто не знал.

В связи с тем, что немцы вышли к городу Утта, линия фронта приблизилась к Астрахани на расстояние около ста пятидесяти километров. Начались частые бомбардировки, и власти приняли решение об эвакуации населения в Казахстан. Людей и оборудование начали грузить на корабли и отправлять в порт Гурьев, расположенный в северо-восточной части Каспия.

Таща за собой груз, теплоход приблизился к северной оконечности моря на сто восемьдесят километров и вошёл в знаменитый Волго-Каспийский судоходный канал. Но сколько не смотрел Яков по сторонам, он так и не заметил вокруг твёрдых берегов. Как объяснил майор, этот канал представляет собой огромную траншею, по которой могут ходить морские суда.

Чтобы пробить новый фарватер, на мелководье притащили плавучие земснаряды. Они вычерпали со дна огромное количество грунта и создали безопасный проход. Как сказали матросы, его глубина достигла пяти метров, а ширина составляет сто двадцать. Так что встречные корабли расходятся без проблем.

 

Наступило раннее утро второго дня плавания. Яков недавно проснулся, привёл себя в порядок и позавтракал вместе с офицерами сухим пайком. Подкрепившись, сел на свёрнутую шинель и стал смотреть на лениво катящиеся волны.

Два дежурных солдата находились на крыше надстройки. Они постоянно осматривали небо в бинокли и, заметив тёмные точки у горизонта, дали сигнал в рубку. Раздался басовитый гудок теплохода. Включились репродукторы, висящие по всему судну, и над морем разнёсся голос капитана: «Боевая тревога! Слева по курсу немецкие самолёты!»

Из трюма корабля выскочило отделение красноармейцев с винтовками. По команде сержанта бойцы взяли оружие на изготовку, передёрнули затворы и принялись выцеливать головной бомбардировщик. Как только он приблизился, бойцы открыли беспорядочную пальбу.

Тем временем зенитчики развернули пулемёты в сторону вражеских самолётов.

Возле турели лежали запасные контейнеры с боеприпасами. Второй номер расчёта присел рядом с ними и принялся открывать одну коробку за другой. Стрелок взялся за ручки, навёл пулемёт на бомбардировщик и потянул на себя спусковую тягу. Четыре ствола загрохотали и разом выплюнули в воздух множество пуль. Белесые следы трассеров ушли в небо, но пролетели в десятке метров от самолёта. Вторая очередь тоже не принесла результата.

Офицеры-зенитчики переглянулись и, не сговариваясь, бросились к надстройке. Яков оказался ближе к лесенке, ведущей на капитанскую рубку. Ловко взобрался наверх, подбежал к сержанту, ведущему огонь, и приказал ему отойти в сторону. Пулемётчики удивлённо посмотрели на артиллериста, но не стали спорить с командиром РККА.

Яков занял место первого номера и посмотрел в сторону бомбардировщика. Это был хорошо знакомый по фотографиям двухмоторный Юнкерс. Универсальный немецкий самолёт, который мог нести две с половиной тонны бомб или несколько торпед.

Слегка отстав от сокурсника, Остап подошёл сбоку. Бросил взгляд на рамку прицела и поправил сбившееся кольцо, сваренное из проволоки. Проверяя лёгкость хода стволов, Яков повёл ими вправо-влево и вверх-вниз. Поймал фашистского стервятника в перекрестье и открыл огонь. Заметил, что очередь пролетела мимо. Сделал небольшую поправку, которую предложил приятель, и снова нажал на спуск. На этот раз несколько бронебойных пуль врезались в крыло самолёта.

Ощутив частые удары, немецкий пилот посмотрел на повреждённую плоскость. Заметил, что правый двигатель начал чихать, и решил уйти с линии атаки. Резко подал штурвал влево и направил бомбардировщик к берегу. Стараясь облегчить машину, лётчик открыл бомболюки. Смертоносные снаряды посыпались в воду и упали в стороне от каравана. К небу поднялись фонтаны взрывов, которые никому не причинили вреда.

Пока лейтенант стрелял по головному бомбардировщику, остальные машины напали на две баржи, идущие на буксире. Находящиеся там пулемётчики оказались подготовлены не так хорошо, как выпускники училища, поэтому промахнулись.

Фашисты подлетели вплотную и сбросили по несколько бомб, две из которых попали в цель. Обе врезались в середину корабля, который шёл в караване третьим. Раздался мощный взрыв, и сухогруз разломился пополам. Его носовая часть ушла под воду почти сразу, а задняя держалась на поверхности ещё минут пять. Каким-то чудом матросы второй и четвёртой баржи успели отцепить тросы, связывающие их суда с тонущими обломками.

А самолёты вернулись и напали на караван с восточной стороны. На этот раз они шли со стороны солнца, но Яков стрелял очень точно.

Пилот, решивший напасть на теплоход, заметил следы трассеров, мелькавшие в опасной близости от фюзеляжа. Побоялся подойти близко, отвернул в сторону, и сброшенные бомбы упали далеко от цели. Второй фашист оказался более точным. Его снаряды попали в четвёртую баржу. Взрывы разворотили корму, но судно осталось на плаву.

 

 

АСТРАХАНЬ

 

К полудню караван, состоящий из теплохода и двух барж, приблизился к обширной Волжской дельте. Вышел из канала и попал в самый западный рукав разветвлённой системы, в реку Бахтемир. Двигаясь по фарватеру, обозначенному вешками, поднялся вверх по течению. На закате двадцать шестого августа доплыл до Астрахани и встал у причала под разгрузку.

Офицеры подхватили с палубы свои вещи, первыми сошли на берег и отправились в комендатуру. Отстояли длинную очередь и попали к измученному дежурному. Прибывавших военных оказалось так много, что он не успевал разбираться с бумагами. Командированные отметили документы. Вышли из порта и спросили у охраны, как им добраться до железнодорожного вокзала?

– Общественный транспорт теперь не ходит, – ответил небритый боец. – Поэтому придётся топать пешком. Пройдёте вдоль путей около пяти километров и окажетесь на месте. – Он махнул рукой на северо-восток.

Военные закинули вещмешки за спину и двинулись в указанном направлении. По пути они задавались вопросом: «Почему в городе не работает рельсовый транспорт?» С автобусами всё понятно, их реквизировали на военные нужды, а куда делись трамваи? Их ведь на фронт не отправишь и не используешь в качестве санитарных машин. Прошли несколько сот метров и увидели, что рельсовые пути забиты пустыми железнодорожными вагонами.

Чем ближе они подходили к центру города, тем больше было этих вагонов – теперь уже не только на полотне, но и вдоль него и вообще, где попало. Все скверы и небольшие площадки тоже были заняты. У Якова создалось впечатление, что он шагает по огромному полустанку, давно заброшенному людьми. Это странное ощущение усиливало то обстоятельство, что все колёсные пары проваливались в землю по самые буксы.

Скоро совсем стемнело, и высоко в облаках послышался звук немецких самолётов, летящих с запада. Сзади, со стороны речного порта, раздались частые выстрелы зенитных орудий. Послышались мощные взрывы, и над землёй взметнулось зарево огромного пожара.

– Похоже, что бомба попала в баржу с горючим, – хмуро сказал майор. – Семьсот километров тащили её из Баку, а прилетели фашисты и без всяких усилий сожгли возле Астрахани. Где же наши прославленные истребители? Спят, что ли, черт бы их побрал?!

Яков повернулся лицом к Волге, от которой они отошли на два-три километра. Посмотрел на красные всполохи, закрывавшие часть горизонта, и подумал о людях, которые сейчас мечутся в пылающем пекле и всеми средствами пытаются сбить пламя, потушить пожар и спасти топливо с оружием, привезёнными из-за моря. Возвращаться туда не имело смысла. Пока добежишь, там всё сгорит. К тому же в воротах стоит вооружённая охрана, которая никого не пустит без соответствующих документов.

Откуда-то слева раздался громкий хлопок. В небо взвилась сигнальная ракета. Полетела в сторону порта и, сияя ослепительным блеском, повисла над его территорией. Справа раздался такой же звук, и ещё один светильник зажёгся в небе. Из разных мест одна за другой вылетали эти «люстры». Повисали на парашютиках и указывали путь вражеским бомбардировщикам.

– Что же мы стоим? – крикнул кто-то из пехотных лейтенантов. – Нужно поймать мерзавцев!

Майор укоризненно посмотрел на молодых людей, готовых сорваться с места, и приказал: «Стоять!» Заметив удивлённые взгляды, доходчиво объяснил: «Шпионы хорошо вооружены, а у нас один пистолет на пятерых и всего две запасные обоймы. Они наверняка знают этот район, а мы нет. Так что перестреляют нас здесь, как куропаток. Кроме того, их вокруг гораздо больше, чем нас. Посмотрите туда». – Степан Сергеевич указал в сторону железнодорожного вокзала. Над центральным районом города тоже висело несколько ракет. Там часто грохотали зенитки, слышались звуки бомбёжки и разгоралось пламя большого пожара.

– Откуда здесь столько немцев? – изумился Тофик. – Ведь мы же находимся в глубоком тылу?

– Это не немцы, – устало сказал майор. – Это бывшие советские люди. Скорее всего, они попали в плен в начале войны. Перешли на сторону фашистов, а после соответствующей подготовки были заброшены сюда самолётами. Затерялись в этой неразберихе и усердно работают на новых хозяев. – Вдалеке раздались милицейские свистки, топот сапог и редкие винтовочные выстрелы.

– Ну вот и наряд НКВД подоспел, – хмуро бросил Дроздов. – Пусть занимаются своим прямым делом, а нам нужно идти дальше.

Прошагав ещё три километра, офицеры добрались до места, вокруг которого горело несколько деревянных домов, разрушенных взрывами. В колеблющемся свете пламени Яков разглядел широкую привокзальную площадь. Некогда свободная территория теперь была плотно забита пустыми вагонами так же, как и все трамвайные пути города. Лишь вдоль самого здания имелась узкая полоса булыжной мостовой.

Пробравшись между теплушками, стоящими прямо на земле, они очутились возле вокзала, построенного, как сказал майор, в мавританском стиле. На взгляд бакинца, высокая центральная часть сооружения очень походила на мечеть с тремя стрельчатыми окнами, объединёнными в общую рамку. Только купол оказался не круглым, а квадратным и сбоку больше смахивал на юрту степного кочевника. По обеим сторонам располагались прямоугольные пристрои с пологими двускатными крышами.

Судя по всему, несколько дней назад восточное крыло пострадало от точного попадания бомбы. Мощный взрыв разрушил торцевую стену и превратил эту часть здания в кучу щебня. С другой стороны вокзала находились железнодорожные пути. Между ними дымились свежие воронки, а рядом валялись остовы вагонов, сгоревших дотла.

Кое-где стояли пожарники с брандспойтами в руках и при помощи ручных насосов заливали водой очаги огня. Вокруг суетилось несколько бригад скорой помощи. К машинам подбегали медики с носилками. Торопливо грузили раненых в закрытые кузова и закрывали дверцы. Завывая сиренами, машины срывались с места и уезжали в глубину тёмных улиц.

По рельсам медленно двигался маневровый паровоз. К заднему буферу был прикреплён стальной трос. Приглядевшись к другому концу буксира, Яков разглядел, что к нему привязана немецкая авиационная бомба весом в четверть тонны. Видимо, она не взорвалась от удара о землю, и её решили оттащить от перронов как можно дальше. Вдруг в ней стоит взрыватель замедленного действия, который может сработать в любое время?

Набитый тротилом цилиндр волочился рядом с низкой насыпью. Время от времени он бился о шпалы и рельсы с таким стуком, что парень с замиранием сердца ждал – вот сейчас произойдёт взрыв. На счастье машиниста и всех окружающих, этого не случилось. «Кукушка» укатила во тьму и исчезла из виду.

Прибывшие офицеры дождались окончания пожарного аврала. В шесть часов утра нашли начальника вокзала и предъявили свои документы. Он просмотрел бумаги и направил однокашника Якова в городскую комендатуру, в распоряжение местных властей. Остап узнал, как ему добраться до нужного места, попрощался с товарищами по недолгому путешествию на войну, крепко обнялся с приятелем и ушёл. Больше они никогда не встречались.

Остальным командированным, а, кроме наших героев, их оказалось немало, коротко объяснили, что вчера и сегодня фашистские самолёты устроили массированную бомбёжку магистрали Астрахань-Урбах. Она проходит по левому берегу Волги и имеет стратегическое значение. Именно по ней к Сталинграду идут составы с нефтью и иностранной техникой, поставляемой союзниками через Иран и Мурманск.

От налётов врага железнодорожные станции, разъезды и пути получили огромные повреждения. Создались многокилометровые пробки, и расписание движения поездов полностью нарушено. В городе скопилось огромное количество подвижного состава, и обстановка продолжает ухудшаться изо дня в день. Ремонтные бригады трудятся не покладая рук. Как только график удастся восстановить, все отправятся в свои части. Но это произойдёт не раньше следующего утра.

Мест в переполненном зале ожидания не оказалось, и три лейтенанта во главе с майором расположились в одной из теплушек, стоявших на площади. Наскоро подкрепились и завалились спать. Ближе к полудню они проснулись, пообедали и выяснили, что продукты, полученные в Баку, кончились. Отправились в комендатуру, где отстояли длинную очередь, предъявили офицерские сертификаты и получили ордера на сухие пайки. С подписанными бумагами отправились на склад, расположенный в другом конце города, и затарились пищей ещё на пять дней.

После ужина узнали, что первый поезд пойдёт в шесть утра, и стали думать, чем бы заняться? Делать до утра было нечего, и кто-то из пехотинцев с грустью пробормотал: «Как жаль, что Астрахань начали бомбить по ночам. А то сходили бы в парк, познакомились бы с местными красавицами».

Пожилой офицер с усмешкой взглянул на парней, застоявшихся от долгого безделья, но ничего не сказал. Когда-то сам был молодым и бегал на танцы. Степан Сергеевич постелил шинель на пол теплушки, в которой они провели ночь, лёг на бок и мгновенно уснул.

Яков взглянул на майора и невольно подумал: «Что значит опытный военный человек. Умеет спать про запас в любое время суток».

 

 

ПРИБЛИЖЕНИЕ К ФРОНТУ

 

Утром двадцать седьмого августа майор нашёл начальника вокзала. Выбрал удобный момент, когда он разгонит своих подчинённых с важными поручениями. Подошёл и узнал, как идут дела с отправкой войск к Сталинграду. Выяснилось, что на подступах к сортировочной станции сформировали двойной состав. В него входят платформы с боевой техникой и теплушки с солдатами. Кроме того, к нему прицепили пассажирский вагон для командиров.

Офицер вернулся в теплушку и дал ребятам пять минут на сборы. Услышав долгожданный приказ, Яков с товарищами оживились и быстро собрали нехитрые пожитки. Среди множества войсковых эшелонов они нашли нужный. Вошли в купе, отведённое им проводником, и начали устраиваться.

На правах старшего Степан Сергеевич занял нижнюю полку. Троим парням не оставалось ничего другого, как бросить жребий, кому где спать? Хорен Гаракян оказался рядом с майором. Яков и другой пехотинец – Тофик, устроились на верхних полках. Чуть позже вошли ещё два лейтенанта, которые сопровождали красноармейцев, ехавших в теплушках. Им достались места на третьих полках под самой крышей. Все предыдущие дни стояла сильная жара, и температура там была очень высокой.

Забравшись на верхотуру, ребята утешили себя: «Ничего! До Сталинграда всего четыреста километров. Доедем за восемь, самое большое, за десять часов.

Бакинцы согласились с ними, однако все они сильно ошиблись. Вагоны двигались невероятно медленно. Качались из стороны в сторону, как корабли в бурном море. Катились вперёд со скоростью старого автомобиля и делали не более двадцати километров в час.

Встречная полоса тоже была занята до предела. В сторону Астрахани один за другим шли составы, битком набитые ранеными и беженцами из Сталинграда. В нескончаемых эшелонах виднелось много платформ, нагруженных огромными ящиками. В них, как хорошо знал Яков, находилось оборудование заводов, вывозимых в тыл.

Между тем солнце стремительно поднималось к зениту. Температура резко повысилась, и в купе стало нечем дышать. Поэтому майор приказал всем сесть на нижние полки и открыть окно настежь.

Спрыгнув на пол, Яков поспешил на помощь Хорену, лежавшему на нижней полке и, действуя вдвоём, они с огромным трудом опустили рассохшуюся раму. Парень высунул голову наружу. Желая подставить лицо ветерку, повернулся в сторону Сталинграда и заметил, что пути делают небольшой поворот вправо.

Благодаря длинному изгибу насыпи парень рассмотрел вдалеке другие поезда. Все они двигались в том же направлении. Причём с очень маленьким интервалом. Сзади была та же картина.

– Да у них разрыв всего ничего, – удивился зенитчик. – Случись что, тяжёлый сдвоенный эшелон не успеет затормозить и произойдёт крушение.

Затем он увидел железнодорожника, стоявшего возле путей с флажками в руках. Парень перевёл взгляд на насыпь и разглядел цепочку людей, уходящую к горизонту. Они располагались на расстоянии километра друг от друга и смотрели по ходу движения. В памяти всплыло словосочетание «живая блокировка». То есть, если человек заметит крушение, то он поднимет красный флаг. Это увидит следующий сигнальщик и заработает так называемый «оптический телеграф». Команда «стоп» дойдёт до машинистов следующих поездов, и они включат экстренное торможение.

Двигаясь черепашьим шагом, состав дошёл до какого-то городка, где Яков увидел последствия вчерашнего налёта фашистов. От точных попаданий бомб несколько станционных зданий превратились в груды щебня и битого кирпича. Вдоль всех путей лежали остовы разбитых вагонов, искорёженных пушек и сгоревших танков, которые так и не добрались до фронта. Чуть дальше валялся локомотив, разорванный взрывом на части. Тендер с углем был отброшен в сторону, паровой котёл вывернут наизнанку, а огромные колёса задраны к небу, как лапы мёртвого доисторического животного.

Чем ближе поезд подходил к Сталинграду, тем медленнее он двигался и чаще замирал на месте. Каждый раз приходилось стоять по много часов, а по купе разносились слухи, что впереди какой-то вагон сошёл с разбитых путей.

Спустя некоторое время появлялись измученные путейцы и служащие железнодорожных войск. И те, и другие жили рядом с насыпью, а их землянки располагались среди густого кустарника, растущего в ста метрах. Рядом валялись кучи старых изношенных рельсов и гнилых шпал, оставшихся с довоенных ремонтов. В незаметных балках прятались автомобили, краны и тракторы, укрытые маскировочными сетями.

Ремонтники приближались к месту аварии. Цепляли к теплушке или платформе трос, закреплённый на гусеничном тягаче, и пытались стащить их под откос. Если не получалось, то звали на помощь солдат, ехавших в эшелоне.

Затем подвозили необходимые материалы и брались за починку. Иногда разрушения дороги оказывались настолько серьёзными, что работы продолжались много часов. После чего вновь соединяли разорванный состав, и неспешное движение возобновлялось. К огромному сожалению Якова, даже такая езда продолжалась не очень долго. Происходила очередная авария, и всё повторялось снова.

К полудню второго дня откуда-то издалека донёсся басовитый гул самолётов. Лейтенанты бросились к окну и увидели двенадцать немецких бомбардировщиков, которые походными «тройками» летели с юго-запада. Яков присмотрелся к внешним обводам и понял, что к железной дороге приближаются четыре звена хейнкелей. От своих собратьев по люфтваффе они отличались большим размахом крыльев и тем, что наверху отсутствовала стеклянная кабина, как у юнкерсов.

Несмотря на то, что каждый хейнкель нёс вдвое меньше бомб, чем юнкерсы, легче от этого не стало. Ведь они атаковали средь белого дня, и никто им не мешал точно прицелиться. К своему удивлению, Яков не видел зенитных установок ни на одном из эшелонов. Отсутствовали даже пулемёты, не говоря уже об автоматических 20-миллиметровых пушках. Шустрые ястребки тоже почему-то не мелькали в небе и не нападали на неповоротливые вражеские машины. Куда делись все советские истребители, парень понять не мог.

Кто-то из машинистов заметил фашистские самолёты, схватился за рукоять сирены, и над степью раздались протяжные гудки паровоза. Несколько секунд спустя к этому присоединились другие локомотивы. Следом послышался скрежет тормозов и громкое лязганье буферов. Составы резко дёрнулись и стали замедлять ход.

Фашистские лётчики хорошо видели цепочку эшелонов, направлявшихся на север. Воздушная эскадра быстро перестроилась: вытянулась в две линии, и каждая из них направилась в свою сторону. Одна повернула влево и двинулась к Астрахани. Другая пошла вправо, к Сталинграду.

Через несколько минут обе оказались над железнодорожным полотном. Пилоты поймали эшелоны в перекрестья прицелов. Нажали на гашетки, и тысячи пуль обрушились сверху на беззащитные поезда. Свинцовый град прошивал насквозь тонкие крыши теплушек, стучал по платформам с боевой техникой, убивал и калечил людей.

Следом сыпались бомбы. Нестерпимый грохот гремел не переставая. Мощные взрывы превращали стёкла в мелкую крошку и разносили в клочья дощатые вагоны. Корёжили грузовые площадки, орудия и танки, стоявшие на них. То, что могло гореть, мгновенно занималось огнём. Воздух заволокло тучами пыли и чёрным дымом.

Уцелевшие в этом аду солдаты прыгали в окна, двери и пробоины в стенах. Они кувырком слетали по невысокой насыпи и мчались прочь от состава. На многих горела одежда. Несчастные люди валились на землю, катались по ней и пытались сбить жгучее пламя. Слышались крики раненых и умиравших бойцов, изувеченных пулями и осколками. Всюду валялись куски тел, разорванных взрывами.

По команде майора Яков и пехотинцы бросили свои вещи, выскочили в окно тормозящего поезда, ловко приземлились на ноги. Отбежали метров на тридцать в сторону и нырнули в воронку, оставшуюся от прошлых налётов. Тут их догнал Степан Сергеевич, который выпрыгнул последним. Он упал рядом и сморщился от боли. Видимо, недавнее ранение всё ещё давало о себе знать.

Едва офицеры укрылись, как цепочка из шести самолётов пролетела над их составом, и сотни пуль прошили крышу вагона. На счастье парней, у хейнкелей кончились бомбы. Фашисты расстреляли последние патроны. Словно издеваясь над красноармейцами, покачали крыльями на прощание и повернули к западу. На ходу перестроились в походный порядок и двумя «тройками» исчезли из виду.

Как только бомбардировщики скрылись, Яков поднялся на ноги и посмотрел в сторону Астрахани. Судя по внешнему виду, их состав почти не пострадал, а вот следующему эшелону досталось сильно.

Пассажиры из обстрелянных вагонов вернулись к поезду и начали занимать свои места. Отовсюду слышались удивлённые возгласы и громкие стоны. Затем наружу начали выносить раненных. Устраивать их вдоль полотна и оказывать первую помощь.

Санинструкторы метались между бойцами, истекавшими кровью, и старались как можно скорее перевязать раны. После чего пришёл черёд заняться убитыми. Их просто укладывали на землю и, чем придётся, закрывали лица.

Со стороны Сталинграда появились путейцы. Несколько бригад приехали на машинах. Высадились возле разрушенного участка и принялись за работу. Нужно было позаботиться о пострадавших от налёта, расчистить насыпь от сгоревших теплушек и платформ с техникой, отремонтировать дорогу и возобновить перевозки для фронта.

Лишь после этого дело дойдёт до похорон. Но и тогда мёртвых бойцов никуда не увезут. Соберут документы погибших и отправят их в Астрахань. Выроют бульдозером небольшую могилу недалеко от насыпи. Уложат в неё покойников и засыплют тонким слоем земли. Поставят на холмике старую шпалу с вырезанной на ней звездой. Вот и весь воинский ритуал.

Мимо прошли два хмурых железнодорожника, о чём-то говоривших между собой. Яков прислушался. Разобрал обрывок фразы и понял, что на ремонт уйдёт не менее суток. «А потом прилетят фашисты и опять всё разрушат», – подумал он с бессильной злостью.

Чумазые машинисты вернулись из балки, где прятались вместе с бойцами, выскочившими из вагонов. Отцепили изувеченный подвижной состав. Поднялись в кабину и дали протяжный гудок. Ему ответили остальные локомотивы, которые остановились, чтобы переждать бомбёжку. Люди вернулись на места. Послышался лязг буферов, и караван поездов медленно покатил дальше.

Заметив, что состав тронулся, Яков подбежал к своему вагону. Вскочил на подножку и поднялся в тамбур. Прошагал по коридору, с потолка которого свисали куски обшивки, сорванной тяжёлыми пулями. Вошёл в купе и посмотрел по сторонам. Увидел стены и полки, прошитые кусками свинца, и понял, что если бы не прыгнул в окно, то наверняка бы погиб.

Вещмешки и шинели были прострелены во многих местах, и нужно было их срочно чинить. Сухие концентраты, завёрнутые в бумагу, превратились в труху, перемешались с просыпавшейся солью и табаком из папирос. Есть это было уже невозможно и пришлось всё выбросить.

Ни шатко ни валко поезд двигался ещё два дня. Затем затормозил и остановился в местечке Богдо, расположенном в тридцати километрах от посёлка Верхний Баскунчак. Яков выглянул в окно и увидел, что все пути плотно забиты воинскими эшелонами. Измученные ожиданием солдаты слонялись между составами и не знали, чем себя занять. Одноэтажный вокзал пострадал от фашистов так же сильно, как и все остальные здания на этой ветке.

Чисто выбритый майор одёрнул ладно сидящую на нём форму и отправился к начальнику железнодорожного узла. Вернулся через час и рассказал жуткие вещи. Оказывается, что дорога до самого Сталинграда подвергается постоянной бомбардировке. На все станции и обе речные переправы – Владимирская Пристань и Паромная – нападает иногда более тридцати самолётов одновременно. Пути впереди сильно разрушены. Движение остановилось, и если возобновится, то только завтра.

- Массированные налёты тут, – офицер ткнул пальцем в открытое окно, – ведутся с немецкой пунктуальностью раз в двое суток. С часу на час путейцы ждут очередного нападения, но у них нет зенитных орудий, а на ближайшем аэродроме не осталось исправных истребителей. Так что, чем кончится атака фашистов, понятно!

Скорее всего, все эшелоны, прибывшие сюда, будут полностью уничтожены, как это произошло на станции Сарепта, что находится к юго-западу от Сталинграда. Девятого августа на тех путях находилось более пятисот вагонов с боеприпасами, почти триста платформ с пушками и два состава с танками. Несколько эшелонов взорвались от прямого попадания бомб. Затем в соседнем затоне взлетели на воздух баржи, нагруженные снарядами. Посёлок и вокзал разрушило до основания, а взрыв оказался так силён, что люди слышали его грохот за тридцать километров.

Взглянув на удручённые лица молодых людей, майор хорошо понял, о чём они сейчас думают. Мол, столько времени потратили на учёбу. Так долго готовились воевать с врагом, и всё впустую. Вместо совершения подвигов на поле брани, придётся умереть на каком-то зачуханном разъезде, расположенном в ста километрах от фронта. Офицер поспешил успокоить расстроенных попутчиков и продолжил рассказ.

– Когда я разговаривал с начальником вокзала, случайно посмотрел в окно и увидел, как к зданию подъехал достаточно странный лейтенант НКВД. Дело в том, что его сопровождали не солдаты в синих фуражках, как обычно, а отделение армейской пехоты. Я тогда ещё подумал: «Видимо, все их люди заняты ловлей шпионов и дезертиров. Поэтому приходится брать в охрану обычных красноармейцев. Как бы то ни было, но чекист имеет в своём распоряжении полуторку. Так что, нужно узнать, куда он едет?»

Лейтенант вошёл в кабинет, представился и спросил, где он может заправить машину? Начальник вокзала объяснил, как найти склад и подписал разрешение на получение ГСМ. Чекист взял бумагу, собрался уходить, и тут я вежливо поинтересовался, не мог бы он подбросить нас к Сталинграду?

Он посмотрел мои документы. Убедился, что я не диверсант, засланный фашистами, и спросил, сколько нас человек. Немного подумал и, к моему удивлению, согласился посадить нас в кузов вместе с бойцами. Похоже, решил, мол, нужно ехать через пустынную степь. Могут встретиться немецкие парашютисты, а в этом случае лишние люди не помешают. Сообщил, что сейчас он двинется на заправку, а через полчаса отправится в сторону Ахтубинска.

В заключение майор сказал: «Собирайте вещи, и идём к выезду со станции. Будем ждать его там. Если вдруг разминёмся, то попробуем найти какой-нибудь другой транспорт».

Бакинцы не заставили себя долго ждать и попрощались с двумя лейтенантами, сопровождавшими солдат. Те выглядели очень расстроенными и, судя по их лицам, с радостью последовали бы за своими попутчиками.

Офицеры выскочили из вагона и направились вслед за Степаном Сергеевичем. Прошагав несколько километров, они покинули железнодорожный узел, забитый воинскими эшелонами. Оказались на грунтовой дороге, ведущей на север, и расположились на небольшом бугре, стоящем на пыльной обочине. Мимо них шли автомобили с грузами и солдатами. Навстречу им двигались телеги, заваленные домашним скарбом, и пешие беженцы, измученные переходом по безводной степи.

Скоро подъехал новенький «ГАЗ» защитного цвета. Сидевший рядом с шофёром молодой лейтенант НКВД приятельски кивнул. Из кузова выскочили солдаты. Окружили офицеров и наставили на них винтовки. Армейский сержант быстро собрал документы. Бегло просмотрел и передал начальнику. Другие бойцы проверили вещмешки попутчиков и убедились, что в них нет ни оружия, ни взрывчатки. С усмешкой посмотрели на кобуры лейтенантов, набитые тряпками, и с видимым облегчением закинули трёхлинейки за спину.

Выйдя из кабины, чекист дотошно изучил бумаги. Вернул их владельцам. Мотнул головой, указывая себе за спину, и сказал: «Могу подбросить в расположение шестьдесят второй армии. То есть до станции Безродное, что в посёлке Верхняя Ахтуба. От неё дойдёте до Паромной – это километров десять-двенадцать. Там поднимитесь на судно «Иосиф Сталин». Переправитесь на правый берег и прибудете туда, куда следует».

– Спасибо! Это то, что нам нужно! – поблагодарил майор. Спрятал документы в карман гимнастёрки и подождал, пока чекист сядет рядом с шофёром. Встал на пассажирскую подножку и опёрся правой рукой на крышу кабины. Левой ладонью схватился за борт и одним движением перелетел в кузов.

Никто из парней не решился повторить его трюк. Они забрались в кузов обычным способом. Поперёк бортовой платформы были закреплены четыре доски, на каждой из которых умещалось по пять бойцов.

Бывшие курсанты пробрались вперёд и сели рядом с наставником. Чуть дальше – сержант и остальные бойцы. Пока все размещались, майор снял фуражку. Раздвинул ремешок, расположенный над козырьком. Надел головной убор и прочно закрепил тесьму под подбородком. Затем осмотрел кузов – всё ли в порядке, и легонько стукнул в крышу кабины.

Машина тронулась с места и запылила по хорошо накатанному грейдеру. В лицо ударил горячий степной ветер и, чтобы не остаться простоволосым, Яков последовал примеру опытного майора. То же самое сделали пехотные лейтенанты.

Выехав из посёлка Богдо, машина свернула влево и помчалась в сторону Волги. Насколько помнил Яков, железная дорога шла прямо на север, на станцию Верхний Баскунчак, а оттуда почти под прямым углом сворачивала на запад. «Двигаясь по шоссе, мы срезаем угол и сокращаем путь процентов на тридцать, – размышлял Яков. – Проедем полсотни километров и окажемся в Ахтубинске. Оттуда до Сталинграда всего сто тридцать километров. Выходит, что мы доберёмся за пять-шесть часов, а сколько суток тащились бы в поезде, неизвестно».

Спустя двадцать минут за спиной послышались громкие взрывы. Сидящие в кузове люди непроизвольно обернулись и увидели, что облака плотного дыма поднимаются над тем местом, которое они недавно покинули. Над чёрными клубами мелькали тёмные точки, в которых с трудом угадывались фашистские самолёты.

Яков представил себе, как тысячи солдат мечутся между горящими вагонами и умирают от взрывов чужих бомб и своих снарядов, детонирующих от огня. Зябко поёжился и неожиданно для себя подумал: «Как вовремя мы оттуда смылись. Задержись там ненадолго, погибли бы ни за грош».

 

 

ВЕРХНЯЯ АХТУБА

 

За час тряской езды машина пересекла огромный участок засушливой, безводной степи и приблизилась к левому рукаву Волги Ахтубе.

Яков хорошо знал азербайджанский язык и легко перевёл старинное тюркское название. Оно означало – Белые Холмы. Так оно и было. На плоской равнине начали появляться небольшие возвышенности, и дорога принялась петлять между ними. Иногда она оказывалась зажата между балками, и ей ничего не оставалось делать, как взбираться на покатые увалы.

У полуторок не имелось бензонасоса. Поэтому топливный бак находился сверху над двигателем. То есть располагался перед лицами шофёра и пассажира, а горловина, через которую заливался бензин, торчала перед ветровым стеклом. Горючее самотёком поступало в карбюратор, но так было лишь на ровной местности или там, где дорога шла под гору. Если машине нужно было забраться на более или менее крутой склон, то приходилось разворачиваться и ехать задним ходом.

Именно таким способом автомобиль с натугой поднялся на небольшую возвышенность. Развернулся на плоской вершине и перед Яковом открылся вид на город Ахтубинск. Во многих кварталах пылали пожары, начавшиеся после недавней бомбёжки. Над ними стояли плотные облака гари, медленно поднимавшиеся в белесое небо. Слышались редкие взрывы и звуки сирен машин скорой помощи. Особенно часто они доносились со стороны порта и железнодорожной станции.

Чекист посмотрел на горящий центр, на затянутую дымом дорогу, идущую вдоль реки. Немного подумал и решил не рисковать. Чтобы не попасть на улицы, заваленные обломками зданий, он приказал шофёру не приближаться к пострадавшим районам. Объехать их с восточной стороны и двигаться к Сталинграду.

Оставив за собой разрушенный город, полуторка вновь вырвалась на шоссе и помчалась на северо-запад. Населённые пункты стали встречаться чаще. В крупных посёлках имелись железнодорожные станции, через которые шли к фронту воинские эшелоны.

Вернее сказать, не шли, а стояли на путях и представляли собой прекрасную мишень для фашистских бомбардировщиков. По словам майора, знавшего всё на свете, некоторые составы перемещались со скоростью двадцать вёрст в сутки. Причём по мере приближения к Сталинграду положение катастрофически ухудшалось. Пехоту высаживали из поездов за пятьдесят километров от города и пешим ходом вели к району боёв. По прибытии на место, солдат, не дав отдохнуть после марша, бросали в бой.

Во многих местах железная дорога простреливалась с правого берега Волги и, чтобы обеспечить доставку боеприпасов и вооружений, машинистам приходилось постоянно рисковать жизнью. Чтобы увеличить скорость и не дать фашистам как следует прицелиться, путейцы стали цеплять к паровозу от трёх до пяти вагонов, и с большими потерями всё-таки прорывались сквозь огонь противника.

Узкое шоссе шло рядом с насыпью. Сидевший в кузове Яков видел вдоль полотна огромное количество обуглившихся вагонов, танков, пушек и прочей боевой техники. Полуторка проезжала мимо пустых посёлков и станций, разрушенных до самого основания. Отовсюду доносился тяжёлый запах гари и невыносимая вонь от мёртвых тел, разлагавшихся под жарким солнцем.

В небе постоянно висели немецкие разведчики «рамы», и время от времени проносились пары фашистских истребителей. Они летели очень низко, и зенитчик легко узнавал одномоторные «мессершмитты», «фокке-вульфы» и «хейнкели». Двухмоторные бомбардировщики шли целыми эскадрильями, не опасаясь атак советских пилотов.

Пыльный грейдер был плотно забит людьми, двигавшимися в двух направлениях. К Волге шли войсковые части, а от реки – толпы оборванных беженцев, спешно покидавших Сталинград. Частенько встречались колонны сельскохозяйственных машин, уводимых из районов, захваченных фашистами.

Попадались истощённые женщины и подростки, которые перегоняли в безопасное место большие стада домашних животных. Бедные коровы и овцы изголодались в сухой степи. Сильно отощали в дороге и, проходя мимо людей, жалобно мычали и блеяли. Словно жаловались на свою судьбу.

Скопление пехоты и техники представляло лёгкую мишень для гитлеровцев. Особенно всем досаждали юнкерсы, которые выделялись хищно изломанными крыльями и неубирающимися шасси. Заметив добычу, «лапотники» резко сваливались в пике. Включали сирену, ревущую так, что болели барабанные перепонки. Почти вертикально падали на шоссе, заполненное людьми. Сбрасывали одну тяжёлую бомбу или четыре лёгких. Затем шли над дорогой на бреющем полёте и палили из пулемётов.

Полуторка двигалась в плотном потоке войск, направлявшихся к Сталинграду. Несколько раз на нескончаемую колонну нападали фашистские самолёты и били в толпу из всех стволов. Услышав стрельбу над головой, шофёр резко тормозил. Выскакивал из кабины и бросался в ближайший кювет. Все остальные, не раздумывая, следовали за ним.

Им невероятно везло, и каким-то чудом пули и осколки миновали их машину, не задевая солдат и офицеров. После налёта все выбирались на дорогу. Общими усилиями оттаскивали в сторону раненных и убитых, и сбрасывали под обочину разбитую технику. Отряхивали форму от мелкой, въедливой пыли, рассаживались по местам и продолжали опасное движение на север.

Иногда дорога поднималась на небольшие пригорки. Яков смотрел на запад и видел плохо различимые контуры города, стоявшего на другом берегу. Над всеми районами висели плотные облака серой дымки, а к ним поднимались высокие султаны чёрного дыма.

Тут и там, на широкой поверхности Волги, виднелись надстройки речных кораблей, потопленных фашистами. Мелькали огромные пятна нефти, вытекшей из разбитых хранилищ и потопленных барж. Они медленно плыли вниз по течению и полыхали багровым, чадящим пламенем.

Тридцатого августа, ближе к закату, машина прибыла в конечный пункт назначения, в посёлок Верхняя Ахтуба. Чекист высадил попутчиков возле центральной площади, вокруг которой грудились руины разрушенных одноэтажных домов. Попрощался кивком головы и приказал шофёру ехать по своим, «особистским» делам.

Офицеры осмотрелись и увидели на ближайшей стене вывеску районного отдела милиции. Недавно в него попала бомба, и мощный взрыв превратил три четверти здания в кучу битого щебня. Как ни странно, одна четверть всё-таки сохранилась, и теперь в ней ютились блюстители порядка.

Майор поднялся на некое подобие крыльца, сложенного из обломков кирпичной кладки, подошёл к окну, у которого разобрали нижнюю часть и превратили в дверной проём, шагнул в единственную комнату и представился дежурному, предъявив свои документы.

Пожилой сержант бросил равнодушный взгляд на бумаги и не очень охотно ответил на вопросы военного. Было видно, что он устал повторять одно и то же много раз за день. Майор выслушал его пояснения, вернулся к парням и, подавив тяжёлый вздох, сообщил: «Неделю назад немцы прорвались к селу Латошинка, севернее Сталинграда, и перекрыли пути, ведущие к городу».

В ночь на двадцать четвёртое августа паром «Иосиф Сталин» причалил к пристани. Речники вручную закатили вагоны с ранеными на палубу, и перед самым рассветом судно отчалило от берега. Немцы заметили его на середине Волги. Подтянули танки и пушки и открыли стрельбу. К счастью, снаряды упали рядом с бортом и осколки не причинили большого ущерба. Корабль благополучно добрался до гавани, встал на прикол, и с того дня железнодорожная переправа перестала работать.

Теперь в город можно было попасть только на лодках, катерах и речных трамвайчиках, которые отходят от Сталинградского тракторного и от заводов «Баррикады» и «Красный Октябрь». С помощью самолётов-разведчиков немцы следят за Волгой и постоянно её обстреливают. Артиллерийская пальба не прекращается даже ночью, но, как говорит сержант, в темноте больше шансов проскочить на ту сторону.

- Дежурный показал мне карту района, – добавил майор, – и я запомнил, как нам добраться до пристани. – Он взял прутик, валявшийся на дороге, и начертил в пыли подробную схему. – Лучше всего нам направиться на юго-запад. Дойти до Ахтубы и перебраться через мост в посёлок имени Кирова. Весь этот путь около трёх километров. Потом ещё пять до населённого пункта Ударник, а от него пару вёрст до берега. Там работает постоянная переправа, и воинские части идут к ней днём и ночью. Так что мы не заблудимся. Вместе с другими переедем на остров Зайцевский. Двигаясь строго на запад, пересечём остров, который в том месте имеет ширину два километра, и окажемся напротив Сталинграда. Впереди, через протоку, увидим завод «Баррикады». Справа от него – Сталинградский тракторный. Слева – «Красный Октябрь». Ещё дальше – Мамаев курган. Насколько известно милиции, где-то в том районе находится штаб шестьдесят второй армии.

Заметив, что пехотинцы повернули к реке и собрались немедленно отправиться в путь, майор сказал: «Выход завтра, в шесть часов».

– Зачем ждать? – удивился Тофик. – До заката ещё полно времени, за это время мы спокойно доберёмся до Волги.

– Затем, что теперь мы находимся в прифронтовой полосе, а ночью здесь без нужды не ходят. Особенно малыми группами, – объяснил офицер. – Нарвёмся в темноте на секрет, и постовые спросят пароль, которого мы не знаем. Чего доброго, примут нас за диверсантов. Дадут очередь, с перепугу, и шлёпнут. Поэтому мы дождёмся утра и двинемся к переправе через Ахтубу. Пристанем к любой воинской части и вместе с ней доберёмся до Сталинграда. А сейчас нужно искать ночлег.

Степан Сергеевич закинул вещмешок за спину и направился в противоположную от железнодорожных путей сторону.

– Вдруг станцию опять будут бомбить, – заметил он на ходу.

Пройдя по короткой улочке, вывел парней на окраину посёлка и вошёл во двор дома, расположенного у околицы. Поздоровался с пожилой женщиной. О чём-то поговорил, и хозяйка сообщила, что хата занята артиллеристами, но она может пустить офицеров на сеновал.

Они не стали возражать. Бросили вещи на лавку, стоявшую возле крыльца, подошли к колодцу и спустили вниз цепь, привязанную к скрипучему вороту. Вытащили из мрачной глубины ведро, наполненное прозрачной, холодной влагой. Отошли в сторонку от сруба и с удовольствием смыли пыль, которую собрали на себя в степи.

Закончив умываться, достали из тощих сидоров остатки продуктов и разложили их на чистой тряпочке, которую майор использовал вместо скатерти. Перекусили на скорую руку и запили сухомятку вкуснейшей водой. После чего наполнили фляги, опустевшие за время долгого переезда.

Яков посмотрел на большое багровое солнце. Оно опустилось к горизонту и почти скрылось в густых облаках дыма, висящих над Сталинградом, словно плотное одеяло. Вслед за товарищами забрался на чердак сарая, заполненного свежим сеном. Упал на ворохи сухой душистой травы. Лёжа, скинул с себя сапоги и портянки. Потянулся и блаженно закрыл глаза.

После трудной дороги парень спал так крепко, что даже не слышал гула канонады, доносившейся со стороны Волги. Он очнулся лишь после того, как в километре от их сарая начала грохотать батарея 152-миллиметровых гаубиц. Встревоженный шумом, он поднял голову. Встретился взглядом с проснувшимся майором и услышал шёпот: «Спи. Это наши бьют по фашистам на другом берегу».

Зенитчик посмотрел, как пожилой офицер перевернулся на другой бок. Немного полежал, глядя  сквозь чердачное окно на небо, усыпанное крупными звёздами. Послушал мощные выстрелы, громко бухавшие каждые двадцать секунд, и отметил, что чуть дальше слышны более крупные пушки. «Скорее всего, 203-миллиметровые», – подумал парень и незаметно для себя провалился в забытьё.

Благодаря многолетней привычке Яков проснулся в то время, которое назначил для себя вечером. Это произошло так же естественно, словно над его ухом зазвенел будильник, оставшийся в далёком Баку. Парень взглянул на часы, которые подарил ему на окончание училища месяц назад отец. Увидел, что уже половина шестого и прислушался к звукам, доносившимся со двора.

По тихому стуку посуды понял, что это хозяйка возится возле летней кухни. Осторожно сел и увидел, как майор снял сухие портянки, наброшенные вчера на голенища, ловкими движениями обернул ими ступни и голени. Натянул сапоги и, стараясь не шуметь, пошёл к лестнице, ведущей с чердака вниз. Старые доски тихо скрипели под его ногами.

Услышав звук шагов, проснулись два пехотинца. Повертели головами спросонья и заметили, что Яков последовал за офицером. Быстро обулись и тоже спустились во двор. Офицеры быстро умылись колодезной водой, и остатки сна развеялись без остатка. Все четверо чисто побрились, отряхнули форму от налипших сухих травинок и привели себя в надлежащий порядок.

Собрали скромный завтрак, на который ушли остатки продуктов, полученных в Астрахани. Поели и совершенно неожиданно получили от хозяйки в подарок двухлитровую крынку парного молока. Разлили её поровну в солдатские кружки, выпили за здоровье доброй женщины, и парень заметил, как она смахнула слёзы, навернувшиеся на глаза.

«Наверное, многих она проводила на ту сторону, – невольно подумал Яков. – Интересно, вернулся ли кто оттуда назад?»

Ополоснув опустевшую посуду, офицеры собрали вещи и в шесть часов были готовы продолжить путь. Спросили у хозяйки, как им пройти к мосту, и узнали, что его разбомбили немцы ещё неделю назад. Попрощались с хозяйкой, вышли на улицу и отправились к тому месту, где, по словам женщины, находилась ближайшая переправа.

Добрались до неширокой протоки и наткнулись на паром, представлявший собой небольшой плот, связанный из ошкуренных брёвен. Он двигался по тросу, натянутому между берегами, и мог перевезти за раз лишь одну полуторку или взвод солдат, стоящих вплотную друг к другу.

Яков взглянул влево и увидел, что чуть дальше находятся ещё несколько точно таких же «транспортных средств». Возле каждого из них находилась длинная очередь автомобилей и запылённых пехотинцев, устало сидевших на земле. Измученный вид людей говорил о том, что прежде, чем попасть сюда, они прошли много километров. Причём с оружием и полной выкладкой.

На обоих берегах Ахтубы расположились зенитные батареи, которые должны были защищать переправу от нападения фашистов с воздуха. Вот только устроены они оказались самым простым образом. Здесь не имелось орудий или малокалиберных скорострельных пушек.

Вместо них виднелись спаренные дегтярёвские пулемёты с дисковыми магазинами емкостью на шестьдесят три патрона. Их окружали невысокие стенки, сложенные из обычных мешков, наполненных речным песком. Возле установок находились девушки в выцветшей армейской форме. Все они неотрывно смотрели на запад, откуда в любой момент могли появиться вражеские самолёты.

Майор не захотел вставать в хвост колонны, как сделал бы это Яков. Вместо этого он строевым шагом направился к берегу. Взбежал по дощатому настилу и строго взглянул на часового. Охранявший переправу красноармеец не сказал ни слова. Скорее всего, он принял офицеров за вестовых, которые везли важное поручение в штаб армии. Боец чётко козырнул, поднял шлагбаум, и все четверо поднялись на паром. Там находилась полуторка, гружённая ящиками со снарядами, и отделение солдат, разместившихся вдоль обоих бортов машины.

Стоявшие на плоту пехотинцы словно ждали этого момента. Взялись за трос и дружно потянули его на себя. Паром медленно поплыл к западному берегу Ахтубы. Неторопливо преодолел около ста метров протоки и мягко причалил к противоположной пристани. Офицеры сошли на берег, и Яков увидел, что недалеко от кромки воды сидят бойцы, возле которых находился такой же молодой, как и он сам, лейтенант. Рядом стоял указатель, на котором корявыми буквами было написано: «Посёлок имени Кирова – 1.5 км».

Взводный увидел отделение, сходившее на берег, и нетерпеливо махнул им рукой. Бойцы прибавили шагу и, с трудом переставляя ноги, поспешили к своему отряду. Сидевшие на земле красноармейцы, неохотно поднялись и выстроились в колонну по два. По команде «Шагом марш» тронулись с места и запылили по разбитой грунтовке. Дорога ныряла вглубь рощи, тянувшейся вдоль русла, и терялась в густых зарослях.

Майор с лейтенантами направились следом. Офицеры отошли от уреза воды и поднялись на берег протоки. Оказавшись на невысоком пригорке, Яков обернулся и заметил, что на опустевший паром заехала полуторка, в кузове которой находились раненые, прибывшие из Сталинграда. Как показалось парню, их там было не более десяти человек. В основном «лёгкие», те, кто мог передвигаться самостоятельно.

«Видимо, остальные умерли по дороге, – решил парень. Печально вздохнул и подумал: – Или в городе идут такие бои, что «тяжёлых» невозможно отправить в тыл». Увидел, как водитель и санитар вышли из кабины, взялись за трос и потащили паром к левому берегу, туда, где стояла огромная очередь молодых, здоровых солдат.

Следуя за взводом пехоты, офицеры прошагали около километра и услышали, что за их спиной начался бой. Яков обернулся и разглядел сквозь ветви деревьев, как над Ахтубой поднимаются султаны дыма. До его слуха доносились пулемётные очереди, выпущенные из нескольких «дегтярёвых», вой пикирующих бомбардировщиков и громкие взрывы.

– Будем надеяться, что зенитчицы смогут отогнать фашистов от переправы, – пробормотал парень и понял, что сам не верит своим словам. Слишком слабой защитой были спаренные пулемёты против самолётной брони. В то время как на берегу скопилось огромное количество людей и техники, и любая пуля, выпущенная с высоты, легко найдёт себе цель. А что произойдёт после этого, он старался не думать.

Степан Сергеевич, словно не заметив начавшейся стрельбы, не останавливаясь, шагал дальше. Лейтенанты переглянулись и бросились догонять майора. Скоро они оказались перед большим полем, густо усеянным свежими развалинами. Среди обугленных осокорей и яблонь виднелись обширные пепелища, на которых стояли закопчённые русские печи. Кирпичные трубы поднимались над массивными лежанками, и всё это напоминало кладбище давно сгоревших паровозов.

– А вот и посёлок имени Кирова, – пробормотал кто-то. – Вернее то, что от него осталось.

Офицеры обошли по краю большой участок выжженной земли. Выбрались на просёлок и увидели, что он раздваивается. На развилке стоял рукописный указатель с двумя табличками. Стрелка, повёрнутая влево, говорила: «о. Зайцевский». Вторая сообщала, что путь вправо ведёт к острову Спорный.

Не замедляя шага, майор поделился информацией, полученной от сержанта милиции: «Остров Спорный находится напротив самого северного района Сталинграда, который называется «Рынок». Немцы подошли к нему вплотную и прямой наводкой обстреливают переправу из всех орудий. Поэтому не стоит нам туда соваться. Там нас перестреляют, как куропаток».

– А почему пехота пошла туда? – спросил Яков и указал на взвод солдат, ведомый ничего не подозревающим молодым лейтенантом.

– Потому что он получил такой приказ, – хмуро ответил Степан Сергеевич. – Отвлекать на себя силы противника. Даст бог, кому-то из них повезёт, и они переберутся на тот берег. А мы с вами ещё не приписаны ни к какой воинской части. Так что пойдём к острову Зайцевскому. Переправимся в Сталинград, а там начальство решит, куда нас послать.

Извилистая грунтовка петляла среди лиственных рощ, небольших озёр и узких стариц, постоянно попадавшихся на пути. Между водоёмами располагались поля пшеницы, сгоревшей на корню. Если бы не указатели, стоявшие тут и там, офицеры наверняка заблудились бы в мешанине постоянно меняющихся ландшафтов. Правда, в зарослях деревьев часто мелькали стволы дальнобойных пушек, затянутых маскировочными сетями. В случае чего можно было спросить дорогу у артиллеристов.

Навстречу попадались полуторки, везущие раненых, и шли толпы гражданских, бегущих из Сталинграда. А вот со стороны Ахтубы ни машин, ни пехотинцев не было видно. Похоже, пикирующие бомбардировщики смогли повредить паромы, и на некоторое время переправа перестала работать.

Зато в небе постоянно висели ненавистные «рамы». Несколько раз появлялись фашистские истребители. Стремительные самолёты делали крутые виражи и спускались к самой земле. А всё для того, чтобы дать пулемётную очередь по беженцам или по группе противников, состоявшей из четырёх человек. И не жаль им было ни бензина, затраченного на сложный манёвр, ни пулемётных патронов на незначительную цель.

Заслышав шум моторов, офицеры бросались врассыпную. Прыгали в канавы и замирали до тех пор, пока не минует опасность. От посёлка имени Кирова до посёлка Ударник по дороге было пять километров, но теперь пришлось отмахать более восьми. Все мосты через протоки оказались сожжены вражескими пикировщиками, и приходилось искать неглубокие броды, где можно было перебраться на другую сторону. Желательно такие, чтобы не раздеваться.

Ближе к полудню они добрались до намеченной цели и узнали, что оказались в расположении восемьдесят пятого артиллерийского полка. Тяжёлые 152-миллиметровые гаубицы стояли возле небольшой рощи, растущей недалеко от берега Волги, и прятались в глубоких окопах, вырытых под кронами деревьев. Майор поговорил с командиром батареи, объяснил ситуацию, и пушкарь приказал своему старшине: «Накормить всех досыта!»

После плотного обеда офицеры двинулись дальше. Прошли ещё с километр и наткнулись на батальон пехоты, расположившийся в зарослях. Небольшой лесочек тянулся вдоль главного русла и вплотную примыкал к берегу. Приблизившись к опушке, Яков посмотрел на реку и понял, что её ширина в этом месте не меньше километра. Потом с огорчением вспомнил, что вода сильно скрадывает расстояние, и возможно, здесь ещё больше.

Уж на что он хороший пловец, и то не решился бы преодолеть такую дистанцию в сапогах и офицерской форме. А если вещи сложить в мешок, то это вряд ли облегчит дело. Тяжелый сидор сразу намокнет и чугунной гирей потянет на дно. Поэтому его нужно будет куда-то пристроить. Лучше всего на какой-нибудь обломок бревна. Но где его взять? Не рубить же деревья, среди которых прячутся солдаты. Да и топора нет под рукой. Получается, что в случае чего, придётся плыть в трусах и майке?

Отвлёкшись от своих размышлений, парень услышал, как бойцы задают вопросы своему командиру: «Как мы сможем перебраться на ту сторону, если многие вообще не умеют плавать?»

На что лейтенант, видимо, недавно окончивший училище, бодро ответил: «Набейте плащ-палатки сухим сеном. Получится что-то вроде большого поплавка, с помощью которого можно удержаться на плаву».

Бойцы с явным сомнением посмотрели на молодого советчика. Во-первых, ни у кого не имелось плащ-палаток. Во-вторых, рядом не наблюдалось стогов сена. А в-третьих, Волга – не узкая речушка, через которую можно переплыть так быстро, что сухая трава не успеет намокнуть. Тут камнем пойдёшь на дно.

Офицеры пробыли здесь до темноты, и Яков с ужасом ждал, что же произойдёт дальше. «Неужели сейчас подойдут загранотряды НКВД. Напомнят о приказе: «Ни шагу назад». Наставят на нас пулемёты и погонят в воду под угрозой расстрела?»

 

 

ПЕРЕПРАВА ЧЕРЕЗ ВОЛГУ

 

К одиннадцати часам окончательно стемнело, и по цепочке солдат прошла команда: Всем выйти на берег и приготовиться к переправе!

Степан Сергеевич поднял свои вещи с земли, где сидел вместе с лейтенантами, закинул вещмешок за спину и шагнул вслед за бойцами, которые направились не прямо к реке, а почему-то двинулись вдоль неё.

Стараясь не потерять майора в наступившей тьме, Яков и его земляки поспешили следом. Вышли на узкий песчаный пляж и увидели, что оказались возле неширокой протоки, впадавшей в Волгу. Здесь находился небольшой теплоход с открытой палубой. Растущие по берегам деревья нависали кронами над водой и создавали плотный навес из переплетённых ветвей. Похоже, что судно стояло под естественным пологом целый день и пряталось под маскировочными сетями так хорошо, что его не было видно не только с воздуха, но и с берега.

Издалека это судно походило на морской катер, которыми в Бакинской бухте буксировали тяжёлые баржи. Плоская палуба, посреди которой торчит рубка размерами два на два метра и высотой в два с половиной. Ширина перевозчика была около семи шагов, а вот длина оказалась вдвое больше, чем у обычного буксира, и составляла почти пятнадцать метров.

Уткнувшись носом в берег, теплоход стоял у кромки песка и возвышался на высоту рослого человека. Солдаты длинной цепочкой подходили к деревянным сходням и, балансируя на узких досках, по одному поднимались наверх. Проходили на корму и садились на лавки, устроенные вдоль бортов. Посреди прохода лежали ящики с оружием и патронами.

Глядя на необычное плавсредство, Яков понял, чем оно отличалось от транспорта, виденного ранее. На крыше надстройки стоял крупнокалиберный пулемёт, защищённый плоским бронещитком. Грозное оружие крепилось к трёхногой турели, которая позволяла бить не только по воде, но и задирать ствол высоко в небо.

Окна в рубке закрывали стальные плиты с узкими смотровыми щелями. Все борта были обшиты толстым листовым железом. Причём они поднимались на такую высоту, чтобы полностью закрывать сидящего человека.

«По крайней мере, защитят от осколков, – успокоился парень. – Ну а если попадёт бомба или снаряд, то тут уж ничего не поможет».

Позади теплохода Яков заметил несколько больших рыбачьих баркасов. Каждый с шестью, а то и с восьмью парно расположенными вёслами. Железная посудина оказалась слишком мала, чтобы вместить всех. Пехотинцы пошли вдоль берега и стали рассаживаться в баркасы, у которых не имелось никакой защиты.

«Будем надеяться, что фашистские самолёты начнут охотиться за теплоходом, а на нас не обратят внимания», – попытался успокоить себя Яков, но легче от этих мыслей ему не стало.

Подсвечивая себе фонариком, Степан Сергеевич внимательно осмотрел лодки. По каким-то приметам выбрал одну из тех, что оказалась в самом конце каравана, и сел на заднюю лавку. Рядом разместился Яков, а два друга-бакинца устроились на носу. Остальные места заняло отделение красноармейцев.

Несмотря на то, что судно было рассчитано на перевозку тринадцати человек, о чём гласила надпись на внутренней стороне борта, в него влезли пятнадцать. Шестеро уселись на вёсла, остальные – кто где. Двоим не хватило места на лавках, и им пришлось сесть на мокрое дно, прямо в ногах у более удачливых сослуживцев. К тем баркасам, где солдаты пытались соблюдать инструкцию, тут же подходил дежурный офицер, следивший за переправой, и впихивал в лодку дополнительных пассажиров.

Перегруженный баркас опускался в воду так глубоко, что его борта торчали над поверхностью воды не более чем на двадцать сантиметров. В досках оказалось множество пробоин. В них хлынула вода, и майор приказал: «Рвите портянки, забивайте дыры тряпками, а если не хватит, то пилотками и чем только можно. Иначе не доплывём до берега и пойдём кормить рыб».

Показывая пример, Степан Сергеевич развязал сидор. Вытащил из него куски ткани и принялся заделывать дыры, до которых мог дотянуться. Остальные последовали его примеру. Кое-как заткнули главные течи и стали вычерпывать котелками воду, скопившуюся внутри.

В ночной тьме раздалась команда: «Вперёд!»

Судно отошло от берега на несколько метров. Развернулось и медленно направилось к Волге. Привязанные к корме канаты натянулись. Легко сдёрнули баркасы с отмели и потащили их следом.

Перевозчик выбрался из узкой протоки, и за ним десяток рыбачьих лодок, нагруженных сверх всякой меры. Едва в борт ударила волжская волна, как в небе послышался гул фашистских самолётов. Яков задрал голову и увидел, как одна за другой вспыхивают яркие огни «Leuchtrakete».

На этот раз они не взлетали с земли, как в Астрахани. Вокруг Сталинграда было собрано столько советских войск, что немецкие диверсанты не решались подойти к переправе. Да и зачем это делать, когда над Волгой спокойно барражируют ночные разведчики и «включают люстры» одну за другой. Но здесь были не сигнальные патроны, выстреливаемые из ракетниц, а мощные светящиеся бомбы на парашютах. Насколько знал парень, каждая из них горела пять-шесть минут и прекрасно освещала всё вокруг в радиусе полутора-двух километров.

Повертев головой, Яков разглядел, что к правому берегу двигаются десятки судов, за каждым из которых тянется караван баркасов. В мертвенном свете магниевых огней они были хорошо видны на фоне тёмной воды и представляли собой прекрасную мишень для бомбардировщиков.

Несколько минут было тихо, а потом в небе раздался вой сирены, установленной на пикирующем «лапотнике». Он стремительно приближался. На крыше теплохода застрочил двенадцатимиллиметровой «ДШК». В ответ с неба ударили немецкие пулемёты, и две дорожки пуль зашлёпали по воде. Догнали караван и хлестнули по лодкам. Некоторые солдаты видели, как очереди приближаются к ним, вскочили на ноги и, не раздумывая, прыгнули за борт.

Над баркасами мелькнуло светлое брюхо самолёта, от которого отделилась бомба. Теплоход резко вильнул в сторону. Набитый взрывчаткой цилиндр пролетел мимо цели и упал рядом с бортом. Раздался оглушительный взрыв. Над рекой взлетел столб водяного пара, а в воздухе засвистели осколки. Часть из них угодила в корабль, налетела на бортовые щиты и осыпалась в реку.

Другие кусочки металла обрушились на деревянные лодки. Они попадали в человеческие тела и кромсали плоть на куски.

Раненые кричали от боли, убитые валились на дно баркасов и на живых товарищей. Несколько бойцов снесло в воду.

Как только юнкерс исчез из виду, майор вскочил на ноги и крикнул лейтенантам, сжавшимся в комок, на носу: «Режь канат!» Он глянул на солдат, сидевших возле уключин. Увидел, что четверо из шести целы и приказал: «Вёсла на воду!» – Потом поднял за шкирку двух бойцов, скорчившихся на дне лодки, швырнул их вперёд и прорычал: «Заменить раненых гребцов!»

Пока красноармейцы менялись местами, Хорен Гаракян вытащил складной нож из кармана, открыл лезвие и принялся пилить пеньковый трос. Дело двигалось плохо, и ему на помощь пришёл пожилой солдат. Он сдёрнул с пояса сапёрную лопатку и двумя сильными взмахами перерубил верёвку, лежавшую на борту. Течение подхватило судёнышко. Начало разворачивать вдоль русла и быстро относить в сторону от теплохода.

Наконец деревянные лопасти опустились в реку. Шесть вёсел сделали нестройный гребок, и лодка начала медленно двигаться вперёд. Майор сел на место и несколько раз дал команду: «Раз-два! Раз-два!» Повинуясь его голосу, красноармейцы нашли общий ритм. Баркас развернулся носом к правому берегу и поплыл в сторону города, ярко освещённого заревом пожаров.

За правым плечом снова раздался вой сирены. Яков обернулся и увидел, что пикировщик делает новый заход на корабль. Всё повторилось с точностью до последней детали, но на этот раз атака оказалась успешной. Бомба упала на нос теплохода, и разворотила переднюю часть судна.

Взрывная волна прошла по палубе огненным смерчем и смела с неё всё, что там находилось. Стальные щиты не выдержали удара, смялись, словно бумажные, и сорвались с креплений. Сотня солдат и ящики с боеприпасами смешались в общую кучу и полетели в воду.

Глаза ослепли от яркой вспышки, и все потеряли способность что-либо видеть. Через пару секунд зрение вновь вернулось. Яков моргнул несколько раз и кое-как разглядел, что каким-то чудом теплоход держится на плаву. Мало того, уцелела его рубка и пулемёт, установленный наверху. Парень решил, что внутри все погибли, но это оказалось не так. Корабль не отдался на волю течения. Компенсируя потерю хода и скорость, перевозчик немного свернул к северу, и продолжил двигаться к той точке острова, куда держал путь.

Следом за ним плыли лодки, в которых осталось чуть более половины личного состава. Минуту спустя самолёт повторил налёт и, неожиданно для всех, крупнокалиберный «ДШК» начал стрелять по фашисту. Однако даже это не помешало лётчику завершить атаку. Он опять обстрелял караван и сбросил ещё одну бомбу.

Кувыркаясь в воздухе, она полетела к воде и попала в баркас с красноармейцами. Мощный взрыв разорвал людей в мелкие клочья и швырнул кровавое месиво на десятки метров в сторону.

Лодка, в которой плыл Яков с товарищами, медленно приближалась к острову Зайцевский, а вокруг продолжал бушевать бой. Вернее сказать, избиение советских солдат фашистами. Куда ни бросал взгляд парень, везде творилось одно и то же.

Двухмоторные самолёты парили в небе и «подвешивали» над Волгой яркие «люстры», от которых было светло, как днём. Одномоторные «лапотники» пикировали на теплоходы и караваны баркасов. Сбрасывали бомбы и били из пулемётов. Отовсюду слышался треск выстрелов, грохот взрывов, плеск воды и крики раненных.

К тому времени, когда часть уцелевших кораблей смогла добраться до середины реки, фашистские машины истратили боезапас. Начали строиться в походные порядки и звено за звеном уходить на запад.

Яков решил, что всё уже позади, но сильно ошибся. В небе по-прежнему барражировали ночные разведчики и раз за разом сбрасывали светящиеся бомбы. Не успел парень удивиться, зачем это нужно, как в воздухе раздался свист, и начался мощный обстрел. Вражеские артиллеристы били по площадям, а пилоты самолётов постоянно корректировали огонь.

Так же, как и пикировщики, пушкари охотились за кораблями и не обращали внимания на одинокие лодки, рвущиеся к острову. Но тяжелые снаряды падали очень плотно, взрывались с огромной силой. Смертоносный металл срезал бойцов, словно траву в поле, а поднятые волны опрокидывали баркасы. Сотни солдат, оглушённые, теряли сознание, падали в воду и тонули.

Оказавшись в этом аду, Яков старался подавить ужас. Он низко пригнулся, держался за борт руками и следил за мерными взмахами тяжёлых вёсел. Едва кто-то из гребцов получал ранение или уставал, его сменяли те, кто ещё был цел или чувствовал, что отдохнул. Остальные оказывали помощь пострадавшим, накладывали жгуты и повязки. Все вместе хватались за котелки, и вычерпывали воду, текущую в лодку сквозь старые и новые пробоины.

Каким-то образом парень ощутил, что с левого берега стали бить советские пушки. Он обернулся и увидел слабые вспышки. Они мелькали на левом берегу, от которого недавно отчалили лодки. Артиллеристы стреляли через Волгу и всеми силами старались подавить вражеские батареи.

Мало-помалу баркас вышел из зоны интенсивного обстрела и приблизился к пологому берегу. Выскочил носом на узкий пляж и замер. Оставшиеся целыми солдаты выпрыгнули за борт, оттащили лодку от воды и помогли выбраться раненым.

Час назад с левой стороны отплыло пятнадцать человек. Теперь в живых осталось двенадцать. Четверо из них получили ранения. Причём двое – достаточно тяжёлые. Пехотному сержанту разворотило грудь осколком, а Хорен Гаракян, ехавший с Яковом из Баку, получил удар шрапнели в затылок. Оба были без сознания и потеряли много крови. Их уложили на песок, перевязали и занялись другими. Один был ранен в плечо, другой – в бедро.

Лишь после оказания помощи сослуживцам солдаты заметили вереницы раненых, бредущих из зарослей к Волге. Яков огляделся по сторонам и увидел, что ниже по течению стоит небольшой теплоход. Стальные щиты на его бортах отсутствовали, а нос разворочен взрывом бомбы. Это было то самое судно, которое тащило их на остров. Рядом находились три лодки, всё ещё прицепленные к корме канатами.

На искорёженную палубу вели сходни, сколоченные из ящиков от снарядов. По ним медленно поднимались бойцы с перебинтованными головами, телами и конечностями. Вместе с ними двигались многочисленные гражданские. Измождённые женщины, плачущие дети и, очень редко, пожилые мужчины. Многие из них тоже были ранены.

Подошли речники в тельняшках. Взялись за борта протекающей лодки и подтащили её по воде к перевозчику. Привязали канатом к корме, и она вновь оказалась в караване. Вот только теперь он стал вдвое короче. Остальные судёнышки были разбиты в щепы, затонули или их прибило к берегу ниже по течению.

Несколько санитаров тащили из кустов тяжелораненых, но не на носилках, как положено, а на обычных плащ-палатках. Клали несчастных на мокрый песок. Брали неподвижных бойцов с двух сторон, словно мешок, и укладывали в баркасы, наполненные водой до половины. Пропитанные кровью брезентовые накидки они забирали с собой и шли за другими страдальцами.

«Смогут ли они пережить переправу?» – подумал Яков и посмотрел на бледного земляка. Харена Гаракяна грузили в ту же лодку, на которой он прибыл сюда десять минут назад. Сержанта устроили возле офицера. Двое «лёгких» сели рядом и положили головы товарищей себе на колени так, чтобы они не захлебнулись, если вода перехлестнёт через борт. Свободные места заняли жители города.

Очень быстро все имеющиеся плавсредства забили «под завязку», и Яков с удивлением заметил, что обстрел стих. Он посмотрел по сторонам. Отметил, что вокруг так же светло, как днём. Задрал голову и увидел ту же картину: ночные разведчики по-прежнему кружились в небе и запускали осветительные бомбы ничуть не реже, чем раньше. «Кружат стервятники! – злобно пробормотал парень. – Ждут, когда наши выйдут на воду».

Тяжело нагруженный перевозчик отошёл от пляжа. Развернулся и со всей возможной скоростью устремился в обратный путь. Следом за ним тянулись лодки, в которых сидели искалеченные военные и гражданские. Ниже по течению от берега отходили другие теплоходы. Едва они отдалились от острова, как в небе засвистели снаряды, и началась новая охота за кораблями.

Степан Сергеевич укоризненно взглянул на застывшего Якова. Тот подхватил свои вещи, которые каким-то образом очутились с ним на острове. Подбежал ближе и встал рядом с Тофиком Бабаевым. Прежде чем идти дальше, трое попутчиков невольно повернулись к реке и посмотрели на лодки, плывущие за теплоходом. Скоро они скрылись за разрывами снарядов, и было непонятно, смогут ли судёнышки добраться до левого берега?

Офицеры повернулись лицом к Сталинграду и пошли вперёд, к месту своей службы. Впереди двигался майор, следом шагали два лейтенанта. Оставшиеся без сержанта красноармейцы собрались в кучку и поняли, что из всего отделения на ногах осталось лишь пять человек. Четверо рядовых и ефрейтор, заместитель командира. Весь их взвод находился на перевозчике и погиб в полном составе при взрыве бомбы. Военные, плывшие на других баркасах, разбрелись неизвестно куда и что теперь делать, бойцы не знали.

Увидев трёх командиров, идущих на запад, ефрейтор бросился следом. Обогнал. Встал перед ними. Отдал честь и произнёс: «Товарищ майор, разрешите обратиться?»

Степан Сергеевич ответил на уставное приветствие и выслушал сбивчивый рассказ красноармейца. Немного подумал, повернулся к Тофику Бабаеву и приказал: «Товарищ лейтенант, назначаю вас командиром первого взвода сводного отряда. Принимайте бойцов под своё командование».

Бакинец чётко козырнул и продолжил за майором: «Товарищ ефрейтор, назначаю вас командиром первого отделения первого взвода. Постройте рядовых в походную колонну по двое и следуйте за мной».

Красноармейцы выполнили приказ и двинулись за офицерами вглубь большого острова. Шедший рядом с земляком Яков услышал шёпот за спиной. Навострил уши и разобрал, как пожилой боец кому-то сказал: «Нужно держаться рядом с майором. Чует моё сердце – он заговорённый».

«Если бы он был таким, не лечился бы в госпитале», – с усмешкой подумал Яков, но тут же одёрнул себя: «А кто знает, что он пережил на фронте? Может быть, он выжил там, где все остальные погибли? Пожалуй, нужно прислушаться к совету мудрого человека, хуже не будет».

Офицеры и солдаты вошли в редкий лес и увидели десяток песчаных тропинок, уходящих вглубь суши. Они прихотливо вились среди деревьев, но все до одной вели точно на запад. Судя по их числу, здесь часто ходили люди. Причём двигались они в обоих направлениях. К Сталинграду шло множество здоровых и крепких бойцов, а обратно ковыляли гражданские и раненые.

Плотные кроны скрыли небо с немецкими «люстрами». Мертвенный свет с трудом пробивался сквозь листву, и стало намного темнее. Лишь песок смутно серел на фоне травы, росшей меж толстыми вязами. Шум взрывов за спиной постепенно удалялся, становился тише, а вокруг разливалась тишина.

Большую часть острова покрывал небольшой лесок, в западной части которого не имелось густого подлеска. В предвоенные годы здесь образовалась стихийная зона отдыха, куда любили заглянуть труженики Сталинграда. В летние месяцы сюда ехали сотни людей, чтобы искупаться в Волге, позагорать на чистом песке, посидеть в тени деревьев.

Очень часто беззаботные пляжники разводили костры на опушке, обращённой к городу, и постепенно вырубили растущий кустарник. И место это походило на неухоженный городской парк.

Пройдя около километра, Яков заметил, что окружающая местность просматривается на сотню метров во все стороны. Между деревьев замаячили слабые пятна света. С каждой минутой их становилось всё больше, и скоро стали видны «люстры», парящие в вышине. До ушей донёсся гул канонады, который быстро набирал мощь и превращался в грохот частых разрывов.

Оказавшись на опушке, офицеры наткнулись на взвод солдат. Бойцы прятались за старыми карагачами и чего-то ждали. Яков посмотрел вперёд и увидел рукав Волги шириною в сто пятьдесят-двести метров. На той стороне высились громады Сталинградских кварталов. Средь тёмных руин полыхали пожары, и языки огня освещали закопчённые стены с пустыми проёмами окон.

Всё остальное выглядело так, словно парень вернулся на час назад и вновь оказался на подступах к острову. В небе висели самолёты, а сияющие «люстры» освещали окрестности. Но эта протока простреливалась немцами с ещё большей яростью, чем основное русло. Всю поверхность воды усеивали рыбачьи баркасы, катера и небольшие теплоходы, двигавшиеся в обе стороны.

С раздирающим душу свистом с запада прилетали крупнокалиберные снаряды и падали в реку. Ежесекундно раздавались десятки взрывов. К небу поднимались столбы пара и брызг, среди которых иногда мелькали обломки лодок и куски человеческих тел. Выше по течению что-то грохнуло особенно громко, и всё вокруг озарилось багровой вспышкой. К удивлению окружающих, она не погасла, как все остальные, а с каждым мгновеньем разгоралась всё ярче.

В это время Яков смотрел вправо и видел, что виной всему явился тяжёлый фугас, который пробил палубу наливного судна. Горящий тротил вызвал детонацию паров. Воспламенение газов многократно усилило взрыв.

Ржавый корпус распался на множество кусков, которые разметало на сотни метров вокруг. Зазубренные листы кувыркались в воздухе, и, словно ржавые секиры, врезались в беженцев, оказавшихся рядом. Тем, в кого они попали плашмя, улыбнулась удача, и счастливцы умерли сразу.

Другим повезло меньше. Вертящиеся, словно бумеранги, пластины сверкали острыми краями и кромсали всё, что встречалось на их пути: кому-то сносили головы, кого-то били чуть ниже. Разрубленные люди падали в воду, не успев ничего понять.

Остальным пришлось ещё хуже. Горящая жидкость взлетела к небу фонтаном и потоком раскалённой лавы обрушилась вниз. На поверхности реки образовалось пылающее озеро площадью с футбольное поле. С каждой секундой оно увеличивалось в размерах. Вал огня поднялся на высоту в несколько метров, двинулся вниз по протоке и налетел на десятки судов, оказавшихся на пути.

Большие катера и теплоходы защитила стальная обшивка. Корабли вырывались из пламени почти невредимыми, и речникам удавалось погасить тлеющие конструкции. А вот их пассажиры оказались в таком пекле, что не могли устоять на палубах, прыгали вниз и погружались в прохладную глубину.

Хорошие ныряльщики пытались уплыть под водой как можно дальше, но рано или поздно всем приходилось подниматься на поверхность, и головы несчастных попадали внутрь костра, пылающего наверху. Одного глотка раскалённого воздуха хватало, чтобы сжечь лёгкие. Испытывая страшные мучения, они были не в силах кричать. Инстинктивно закрывали обожжённое лицо руками и уходили в пучину, чтобы никогда не вернуться. Та же трагедия произошла и с беженцами, которые сидели в баркасах.

Медленно двигаясь по течению, озеро огня шло вниз по реке и захватывало всё новые баркасы. Потрясённый увиденным Яков повернул голову и наткнулся взглядом на отделение НКВДешников. Вооружённые пистолетами-пулемётами Шпагина «синие фуражки» направились к пехотинцам, взяли их в кольцо, приказали грузиться на корабли и немедленно двигаться к Сталинграду.

За плечами красноармейцев висели пятизарядные винтовки «Мосина» и, чтобы послать патрон в ствол, приходилось передёргивать затвор. Поэтому бойцы понимали, что не успеют воспользоваться устаревшим оружием. Особенно против «ППШ» с круглыми дисками, вмещавшими семьдесят один патрон. На таком расстоянии чекисты положат всех одной очередью. А потом скажут, мол, не подчинились приказу.

Вид топлива, горящего на воде, напугал солдат до смерти. Но несмотря на численный перевес, они подчинились приказу и не стали ввязываться в бой со своими – лучше приберечь силы для фашистов, решили они. Нехотя взяли вещи и, не желая долго оставаться на открытой местности, помчались вперёд, к переправе.

Офицеры и солдаты примкнувшего к ним отделения рванулись следом. Подбежали к судну, похожему на тот перевозчик, на котором они прибыли на остров. Двигаясь вслед за майором, поднялись по крутому трапу и пробились вплотную к задней стене рубки.

Вся палуба была занята пехотинцами, стоящими плотно друг к другу. Поэтому офицерам не удалось сесть на доски и вытянуть ноги. Стараясь уменьшить площадь тела, в которое могли угодить осколки, они присели на корточки. Бойцы потеснились и последовали их примеру. Двигатель застучал. Корабль задрожал крупной дрожью и, набирая скорость, пошёл к правому берегу.

Яков сжался в комок и неожиданно для себя забыл, что он комсомолец. Неумело обратился к Богу и стал молиться о том, чтобы благополучно перебраться на другой берег. Что его ждало на той стороне, он пока не знал. Главное, уцелеть в данный момент.

Возле плывущего теплохода падали снаряды. Раздавались гулкие взрывы, и к небу взлетали горы воды. В воздухе свистела шрапнель и со страшным чмоканьем впивалась в живых людей. То один, то другой солдат вскрикивали и хватались за раны. Кто за плечо, кто за руку, ногу или голову.

В тот же миг из-под стиснутых пальцев начинала сочиться кровь, которая в ярком свете выглядела почти чёрной. Находившиеся рядом товарищи хватались за пакеты с бинтами и пытались оказать посильную помощь. Но не всегда это им удавалось. Некоторые бойцы падали замертво сразу, другие тихо стонали и на глазах угасали от потери крови.

Потеряв счёт времени, Яков не знал, сколько они уже плывут и как далеко осталось до берега. Кое-как он собрался с духом. Набрал полную грудь воздуха и решил, что нужно всё-таки посмотреть по сторонам. Едва он поднял голову, как рядом с правым бортом раздался взрыв, и маленький теплоход бросило влево.

От резкого толчка красноармейцы не устояли на ногах. Повалились друг на друга и сместились к краю палубы. Хлипкие ограждения не выдержали веса, сорвались с креплений и полетели в воду. Вместе с ними в реку упали почти все, кто оказался рядом. Лишь те бойцы, что находились у дальнего борта, успели схватиться за леера и удержались на месте.

Вынырнув из воды, Яков глубоко вздохнул. Посмотрел перед собой и заметил седую голову Степана Сергеевича, мелькнувшую впереди. Перевёл взгляд дальше и увидел теплоход. Не снижая скорости, судно продолжало плыть к берегу, словно экипаж не заметил, как многие пассажиры скатились за борт.

Секунду спустя парень понял, что корабль сильно кренится на правый бок и быстро погружается в воду. Зенитчик собрался плыть за майором, но почувствовал, как какой-то человек схватил его сзади за плечи. Подмял под себя и теперь пытается взобраться ещё выше.

«Утопающий, мать его… » – мелькнуло в голове. – «Нужно освободиться от захвата! Или задушит меня к чёртовой матери!» – Не оказывая сопротивления, он погрузился в воду по самую макушку и начал лихорадочно вспоминать, что нужно делать в таком случае. А вспомнив советы инструктора по плаванию, не стал тратить силы и рваться вверх. Вместо этого он резко сложился в поясе и, работая руками и ногами, нырнул ещё глубже.

Висевший на плечах парня солдат почувствовал, что опора, за которую он держался, быстро идёт ко дну. Испугался ещё больше и разжал пальцы, сведённые мёртвой хваткой. Замолотил конечностями и ненадолго выскочил на поверхность.

Держась на глубине, Яков отплыл метра на три в сторону, посмотрел вверх и увидел ярко освещённую поверхность. На её фоне темнели чёткие силуэты бойцов, оказавшихся в реке. Одни уверенно плыли к берегу. Другие неумело барахтались на месте, а несколько человек безвольно поникли и медленно погружались в тёмную пучину. За ними тянулись дымные шлейфы крови, быстро растворяющейся в воде.

Парень почувствовал, как рвутся снаряды и, раз за разом, в его тело бьют гидравлические удары. Подумал: «Если фугас упадёт рядом, то оглушит насмерть, как динамит рыбу». Ощутив нехватку кислорода, он повертел головой, выбрал место и вынырнул.

До берега оставалось метров сорок. Яков решил, что такое расстояние в сапогах и форме он проплывёт. Рванулся вперёд и увидел крупнокалиберный ствол, торчащий из воды. Это был «ДШК», укреплённый на рубке теплохода.

«Чуть-чуть не дошёл до суши», – огорчился Яков и заметил двух бойцов, схватившихся за щиток. У обоих солдат за спиной висели вещмешки, а в руках они судорожно сжимали трёхлинейки.

Не снижая ритма, парень приблизился к ним вплотную и крикнул: «Плавать умеете?» – увидел, как оба отрицательно замотали головами.

– Повесьте оружие на пулемёт, – приказал лейтенант на ходу. – Раздевайтесь и свяжите вещи в узел. Сейчас я доплыву до берега, найду лодку и вернусь за вами. – Он почувствовал, как потяжелела намокшая одежда, и ускорил движение. С трудом добрался до мелководья. Встал на ноги и медленно вышёл на песок. Не желая подставляться под осколки, присел на корточки. Быстро скинул форму и сапоги. Огляделся по сторонам и увидел своего земляка.

Тофик тоже только что вылез из воды и тоже был в полном обмундировании. Он тяжело дышал. Вокруг грохотали взрывы. В воздухе свистела картечь, и хотелось поскорее уйти с открытого места. Спрятаться понадёжнее и пересидеть налёт.

Пересилив себя, Яков повернулся к товарищу. Показал на теплоход, затонувший метрах в двадцати от берега, и сказал: «Там застряли твои подчинённые, вместе с оружием. – Перевёл дыхание и добавил: – Раздевайся. Вместе притащим их сюда». Оглядевшись по сторонам, заметил деревянные сходни, которые валялись на песке. Гусиным шагом приблизился к ним и столкнул в воду. Двигаясь на корточках, зашёл в реку и, толкая перед собой дощатый настил, поплыл к бойцам.

Через минуту его догнал бакинец и пристроился рядом. Лейтенанты добрались до пулемёта, задравшего ствол к небу. Погрузили на плотик оружие, «сидоры» и обмундирование солдат. Приказали им держаться за доски сзади и отталкиваться ногами от воды, как лягушки. Сами расположились по бокам спасательного средства и поплыли назад.

Выбравшись на сушу, сунули ноги в мокрую обувь, схватили вещи и помчались прочь от реки. Поднялись на высокий откос. Пробежали с десяток метров, нырнули в какое-то здание, разбитое тяжёлым снарядом. Укрывшись за толстыми стенами, офицеры отжали воду из одежды. Натянули мокрую форму и устало опустились на пол, усыпанный битым кирпичом. Рядом повалились на бетон спасённые солдаты.

Повертев головой, Яков отметил, что в небольшой комнате нет крыши, а из четырёх стен, остались лишь три. Посмотрел по углам и увидел что-то тёмное. Почти на четвереньках приблизился к непонятной куче и наткнулся на красноармейское обмундирование, беспорядочно сваленное на пол. Рядом лежало оружие, трёхлинейка «Мосина» и винтовка Токарева. Тут же валялись подсумки с патронами и разномастная мужская одежда.

«Видать, дезертиры шарили по ближайшим развалинам. Нашли, во что переодеться, и смылись отсюда вместе с гражданскими, – подвёл итог парень. – Ну и пёс с ними. Хорошо, что оружие здесь оставили, а не утопили. А то бегаем мы тут, как клоуны, с тряпками в кобурах. Неровён час, нарвёшься на немцев, а отстреливаться нечем».

На правах человека, нашедшего клад, Яков выбрал то, что получше, и взял себе винтовку «СВТ». Она самозарядная, имеет магазин на десять патронов, да и весит чуть меньше. Пятизарядную «Мосинку» отдал земляку, который тоже заинтересовался находкой и подошёл ближе. Молодые офицеры вспомнили, что остались без фуражек. Нашли в куче одежды две армейские пилотки и надели. Какой-никакой, а военный головной убор с красной звездой.

Лейтенанты сели на пол. Осмотрели добытое оружие и убедились в его полной исправности. Не успели они разобраться с нежданной находкой, как из темноты появился пожилой солдат, который недавно говорил о неуязвимости их попутчика майора. Несмотря на возраст, он уцелел при переправе, и хотя оказался босым, не был настолько испуганным, как молодые бойцы. Видимо, где-то уже воевал и имел кое-какой опыт.

Низко пригибаясь, ветеран проскочил мимо широкого окна, в котором не было рамы, а края откосов выглядели так, словно их грызли гигантские зубы. Осколки и пули влетали в пустой проём. Со свистом пересекали комнату. Впивались в кирпичную кладку и выбивали из неё мелкую, красную крошку.

Боец рассмотрел пехотинские петлицы Тофика Бабаева. Присел возле и, коротко козырнув, доложил: «Товарищ лейтенант. Товарищ майор видел, как вы плыли за солдатами, и решил подождать, пока вы вернётесь. После того, как вы выбрались на берег, послал меня и велел передать, чтобы вы немедленно присоединялись к нашему отряду. Он здесь, по соседству.

Подавив вздох сожаления, мол, не дали даже чуточку отдохнуть, бакинцы переглянулись, и Тофик сказал солдату: «Там лежит две пары сапог. Посмотри, может быть, подойдут?»

Мужчина с радостью бросился в угол. Выбрал ту обувь, что была на размер больше, чем ему требовалась. Ловко обулся и подпоясался ремнём с подсумками, валявшимся на полу. Остальную одежду он тоже не оставил на произвол судьбы. Свернул в плотный узел и забрал с собой.

Затем все поднялись с пола и, прячась за стенами, последовали за провожатым. Он немного попетлял по развалинам и вывел красноармейцев в небольшую ложбинку, идущую от реки к городу. Степан Сергеевич сидел на камне, был в полной военной форме, но, как и у лейтенантов, на голове у него была солдатская пилотка. Рядом с ним на земле расположились три десятка солдат, уцелевших при переправе. Почти все оказались безоружными. Многие были без ремней, простоволосыми и босыми.

«Всё бросили, когда плыли к берегу… – подумалось Якову. – Хорошо, хоть сами уцелели. На корабле было более полусотни красноармейцев, а выбралось на сушу меньше половины». Яков приблизился к седому офицеру и, откинув прежнюю фамильярность, доложил: «Товарищ майор, прибыли по вашему распоряжению».

Не вставая с места, Степан Сергеевич взглянул на четверых прибывших, вооружённых винтовками. Перевёл взгляд на полные подсумки, висящие на поясах. Одобрительно кивнул и приказал Тофику: «Лейтенант, примите под своё начало ещё два отделения. С личным составом познакомитесь позже, а сейчас нужно идти дальше. Речники сообщили, что недалеко отсюда находится воинская часть».

Офицер поднялся и двинулся на запад. Яков поспешил за ним, а за спиной раздалась команда, отданная приглушённым голосом: «В колонну по двое стройсь! Начать движение к Сталинграду!»

 

 

СТАЛИНГРАД

 

Овражек скоро кончился, и отряд оказался среди тёмных городских кварталов. Впереди и сзади гремели взрывы, но здесь было относительно тихо, и в воздухе не свистели пули. Отблески пожаров и световых бомб, висевших над переправой, отражались от туч пыли и дыма, висевших над городом. Постоянно мерцающее освещение заливало всё вокруг, но не давало, как следует, рассмотреть обстановку.

Яков изо всех сил напряг глаза, но различил лишь контуры многоэтажных зданий, сильно разрушенных бомбёжкой. Все они были без крыш. Высокие стены темнели пустыми глазницами окон. Дворы и газоны были завалены обломками. Между руинами пролегала замусоренная асфальтированная дорога, ведущая на запад. Под ногами скрипела кирпичная крошка, и трещали остывшие головёшки. «По-моему, это не завод, а жилой район», – пробормотал парень.

– Надо полагать, мы высадились чуть севернее, – ответил майор. – Скорее всего, это посёлок «Баррикады». По словам речников, где-то здесь находится штаб стрелковой дивизии.

Они прошагали ещё с полкилометра и наткнулись на прочное заграждение. Оно было выполнено из колючей проволоки и надёжно перекрывало неширокую улицу. Из домов, расположенных с обеих сторон, раздалось лязганье затворов и донёсся голос: «Стой! Кто идёт!?»

Майор замер на месте и доложил: «Сводный отряд в составе тридцати пяти человек. Переправились через Волгу и следуем в часть для прохождения службы».

Из темноты вынырнул невысокий сержант. Держа оружие наизготовку, подошёл ближе и голосом, не терпящим возражений, потребовал предъявить документы. Забрал бумаги у офицеров. Просмотрел их в свете фонарика и предложил командирам пройти в штаб. Следуя за красноармейцем, Яков на ходу обернулся и увидел, что из развалин вышло несколько автоматчиков. Они переговорили с бойцами и повели отряд в другую сторону.

Нырнув в подворотню, офицеры оказались в большом квадратном дворе. От развалин сильно несло свежей гарью, трупным запахом и вонью надворной уборной. Провожатый спустился по ступенькам в подвал. Передал своих подопечных дежурному. Козырнул и, не мешкая, вернулся на пост.

Степан Сергеевич поговорил с капитаном, который оформлял документы прибывших, и услышал: «Тут с бумагами не особенно возятся. К какой части пополнение вышло, в той и воюют. До тех пор, пока не… – наткнувшись на суровый взгляд майора, он замолчал. Кашлянул и неуверенно закончил: …пока не придёт смена. – Прозвучало это так, будто дежурный хотел сказать: …пока не убьют!

Стараясь замять неловкость, капитан охотно рассказал, что произошло в Сталинграде за последнее время.

– Неделю назад четырнадцатый танковый корпус немцев, – сообщил он, – вошёл в посёлок Гумрак и наткнулся на противовоздушные батареи, расчёты которых составляли девушки. Зенитчицы опустили стволы орудий параллельно земле и завязали бой. Пушечная дуэль длилась до темноты и закончилась к ночи. Гитлеровцы поняли, что им не пройти и повернули назад.

В тот же день фашистские самолёты провели ковровую бомбёжку Сталинграда. Зажигательные бомбы вызвали множество огромных пожаров и практически уничтожили центральные районы города. Пока все, кто мог, тушили пламя, фашистские танки приблизились к тракторному заводу на полтора километра. Ворвались на предприятие и принялись обстреливать сборочные цеха.

В других районах происходит то же самое. На заводе «Баррикады» и ещё дальше, на «Красном Октябре». Что творится за речкой Царицей, на другом краю города, – неизвестно. Там стоит шестьдесят четвёртая армия, а специально звонить туда, чтобы узнать новости, нет времени. Вот выбьем немцев, тогда узнаем всё точно.

После оформления бумаг прибывшим офицерам сообщили, что им придётся разделиться. Майору Степану Сергеевичу Дроздову, лейтенанту Тофику Бабаеву и взводу солдат, который пришёл с ними, предписали отправиться на рубеж обороны, расположенный севернее тракторного завода.

Как сказал капитан, этот участок почти примыкает к реке Сухая Мечётка, где насмерть стоят ополченцы танковой бригады имени Сталинградского пролетариата. Дерутся они хорошо, но их нужно укрепить кадровыми военными. Поэтому вам, товарищ майор, придётся взять командование над теми разрозненными подразделениями, которые там находятся, объединить их в батальон, держать оборону и ждать подкрепления. Как только появится возможность, мы его пришлём.

Зенитчика Якова определили в 1077-й полк подполковника В.С. Германа. На прощание он услышал напутствие дежурного: «Эта часть находится в той же окраинной части города. Пойдёшь вместе с пехотой. Доберёшься до административного корпуса южной проходной и найдёшь штаб полка. Там тебе любой скажет».

Офицеры спустились в подвал, расположенный по соседству со штабом. Взяли коптилку, стоящую возле входа. Зажгли примитивный светильник и нашли комнату, заставленную разномастными железными кроватями. Видимо, их вместе с пыльными матрацами и подушками стащили сюда из близлежащих развалин.

Поужинали консервами, которые принёс вестовой. Завалились на скрипучие койки и крепко уснули. На рассвете их разбудили. Плотно накормили перловой кашей и напоили слабеньким чаем. Отвели на склад, находящийся рядом, где каждому вручили трёхдневный сухой паёк и плохо постиранные поношенные шинели. Парень внимательно осмотрел свою и нашёл в ней три аккуратные дырки на груди.

Лейтенантам выдали по снаряженному «ТТ» и по две запасные обоймы с патронами. Молодые люди с радостью осмотрели табельное оружие. Убедились в его работоспособности. Выбросили из кобур тряпки, которые ехали с ними от самого Баку. Вложили пистолеты в кожаные чехлы и почувствовали себя гораздо спокойнее. Теперь они запросто смогут отбиться от немцев.

Затем офицеров проводили к солдатам, которые отдыхали в другом месте. Солнце ещё не поднялось над горизонтом, но на улице было уже достаточно светло. Лейтенанты взглянули на отряд и поняли, что солдат обули и одели в форму, снятую с убитых. Многие гимнастёрки оказались пробиты пулями и залиты засохшей кровью. Сапоги разбиты, бушлаты изорваны осколками, а сквозь прорехи наружу лезли клочья серой ваты. Кроме того, безоружным бойцам дали трёхлинейки из расчёта – одну на троих.

«Всё лучше, чем ничего, – вздохнул Яков. – По закону военного времени могли и расстрелять за потерю оружия». – Лейтенанты подозвали двух солдат, оказавшихся рядом, и отдали им винтовки с подсумками, найденные в развалинах. Майор построил красноармейцев, сообщил им о новом назначении и коротко описал тяжёлое положение, сложившееся в Сталинграде.

Прозвучала команда: «Шагом марш!» – и отряд двинулся на позиции.

Яков шагал рядом с теми людьми, с кем преодолел почти тысячу триста километров и к которым успел привязаться за время пути. Думал о скорой разлуке с офицерами, что не раз выручали его в опасных ситуациях. Грустил, но не забывал смотреть по сторонам. Насколько знал парень, этот город обладал весьма оригинальной планировкой. Он тянулся вдоль Волги на сорок верст, но имел в ширину всего четыре, самое большее, пять километров.

Собственно говоря, центральной части города уже не было. Она перестала существовать неделю назад. Ковровая бомбардировка фашистов разрушила большинство зданий и превратила их в бесформенные кучи битого кирпича. Кое-где торчали уцелевшие стены, непонятно как устоявшие.

Под ногами хрустели черепки, спёкшиеся от невыносимого жара, и какие-то странные головёшки. Приглядевшись, Яков с ужасом понял, что на оплавившемся асфальте тут и там лежат черепа и почерневшие кости людей. Это было всё, что осталось от несчастных местных жителей. Судя по всему, здесь бушевало воистину адское пламя.

«Если начнут взрывать промыслы, то Баку ожидает точно такая же участь, – поёжился парень. – По крайней мере, те районы, которые вплотную прилегают к местам нефтедобычи», – от этой мысли ему стало дурно. Помотал головой, сглотнул слюну, ставшую горькой и вязкой. Кое-как отдышался и, чтобы не сойти с ума, перестал обращать внимание на то, что под ногами.

Отряд шёл параллельно Волге и удалялся от неё не более, чем на километр. Сюда почти не доносились звуки канонады, грохочущей на западе. Зато проклятые «рамы» по-прежнему парили в воздухе и внимательно наблюдали за разрушенным городом. Заметив отряды красноармейцев, танки или машины они вызывали подмогу. Через несколько минут появлялись вражеские штурмовики и пикировщики и нападали на всё, что движется.

После первой самолётной атаки солдаты стали чутко прислушиваться к шуму, долетавшему с неба. Как только слышался звук мотора, раздавался крик: «Воздух!» – и бойцы бросались в разные стороны. Прятались в ближайших развалинах и ждали, когда фашисты исчезнут из вида. Некоторые стреляли по самолётам, но Яков не тратил патронов. Он хорошо знал, что в кабинах установлены бронированные стёкла, а повредить многоцилиндровый двигатель одиночной винтовочной пулей крайне сложно. Нужно перебить маслопровод или, что ещё лучше, трубку, подающую топливо.

Та часть района «Баррикады», по которой шёл отряд, застраивалась в спокойные довоенные годы. Высокие кирпичные дома возводились целыми кварталами. Поэтому ровные, как стрела, улицы располагались в виде правильной сетки и каждые сто метров пересекались друг с другом под прямым углом.

На первом же перекрёстке из-за разрушенного здания выскочили трое красноармейцев. Все были вооружены винтовками, одеты в потрёпанную форму и явно куда-то спешили. В руках у них виднелись неряшливые узлы. Да и двигались они не к линии фронта, а в противоположную сторону. «Зачем им идти к переправе? – удивился Яков. – Ведь никто из них не ранен».

Обычно мягкий и интеллигентный Степан Сергеевич вдруг подобрался и рявкнул таким грозным голосом, которого парень ещё ни разу от него не слышал: «Рядовые, ко мне!»

Солдаты повернулись на крик. Резко остановились и как-то замялись. По молодым лицам было видно, что бойцам хочется мчаться дальше, но они видели за спиной офицера целый взвод и не решались продолжить бег. Ведь если начнут стрелять вслед, то далеко не уйдёшь. Наконец, чувство дисциплины взяло верх над нерешительностью. Красноармейцы повернулись и торопливой трусцой направились к командиру. Остановились и замерли перед ним по стойке смирно.

– Доложите по форме! – приказал офицер.

– Рядовой Смирнов.

– Рядовой Кошелев.

– Рядовой Азаров, – по очереди представились бойцы.

– Где ваша часть? – спросил майор.

Старший из солдат слегка запнулся, но пересилил себя и хмуро доложил: «Разбита немцами возле села Городище».

– Где командир роты?

– Погиб!

– Командир взвода? Командир отделения?

– Погибли! – набычился красноармеец.

– Согласно приказу № 227, подписанному товарищем Сталиным, за оставление позиций без команды вы подлежите расстрелу на месте! – отчеканил майор. Бойцы уронили узлы. Невольно попятились и схватились за ремни винтовок, висевших за плечами. Заметив, что молодые офицеры держат руки на открытых кобурах, дезертиры поняли, что не успеют перехватить оружие в боевое положение. Не стали сопротивляться и обречённо понурили головы.

Не обращая внимания на реакцию задержанных, офицер продолжил: «Как старший по званию, я откладываю расстрел до выяснения всех обстоятельств вашего дела. Зачисляю в сводный отряд и уверен, что вы искупите свой проступок честной службой».

Напряжённое ожидание на лицах бойцов разом исчезло, и все трое облегчённо вздохнули.

– Лейтенант, – обратился майор к взводному, стоящему рядом, – принимайте бойцов.

– Есть! – козырнул Тофик. Повернулся к нежданному пополнению и приказал: «Встать в середину колонны. На ближайшем привале распределю вас по подразделениям.

Майор двинулся дальше, а красноармейцы потянулись следом. Через квартал история повторилась, и отряд увеличился ещё на четыре человека. Скоро таких беглецов набралось на два отделения, и Яков с некоторой завистью отметил: «Пока они дойдут до места назначения, Тофик станет командиром роты».

Прошагав около пяти километров, разросшийся взвод покинул район «Баррикады». Вышел к огромному заводу с южной стороны и оказался перед руинами какой-то постройки. Некогда высокий забор был разрушен на большом протяжении. Цеха сильно пострадали от бомбёжки, но всё же не в той степени, как жилые дома. Видимо, пожарные части прибывали сюда в первую очередь и боролись с огнём более самоотверженно, чем в рабочих кварталах. А может быть, немцы хотели захватить объект относительно целым и не стали бросать на него «фосфорные зажигалки».

Заметив небольшое строение, которое сильно отличалось от производственных зданий, Яков решил, что это и есть административный корпус. Пригляделся и прочитал на фасаде длинную надпись: «Сталинградский тракторный завод им. Ф. Э. Дзержинского».

– Мне сюда, – уныло сказал парень и кивнул в сторону проходной, от которой мало что осталось. Попрощался за руку со Степаном Сергеевичем, обнялся с Тофиком и направился к новому месту службы. Он шагал среди развалин и горестно размышлял: «Сколько раз везучесть Дроздова спасала нас от верной смерти? Как я теперь обойдусь без помощи «заговорённого» майора?»

Возле крыльца Якова остановил часовой с автоматом ППД и спросил, куда он направляется. Узнав, что молодому офицеру нужен штаб полка, солдат проверил документы и пропустил его внутрь вестибюля, заваленного мусором. Следуя стрелкам, нарисованным углем на стенах, лейтенант нашёл лестницу, ведущую вниз. Спустился по крутым ступеням. Попал в длинный коридор подвала и вошёл в маленький кабинет дежурного.

Там ему очень обрадовались. Капитан прочитал бумаги, поданные лейтенантом. Подвёл к листу ватмана, висевшему на голой стене, и указал на схему, грубо нарисованную простым карандашом. В центре нижней части начиналась волнистая линия, обозначавшая берег Волги. Она шла вверх и вправо. Параллельно реке находился вытянутый наискосок прямоугольник с крупными буквами «СТЗ». Южный конец площадки был срезан, так что вся территория завода смахивала на огромное тупое зубило. Над верхним, северным углом забора виднелась надпись: «пос. Спартаковка».

Капитан ткнул пальцем в верхнюю половину листа и сообщил: «Рядом с главным корпусом расположены противовоздушные батареи 85-миллиметровых зенитных орудий. В каждой имеется по четыре пушки. Мне сообщили, что на третьем участке недавно погиб командир. Поедешь туда и примешь под своё командование». – Не обращая внимания на опешившего Якова, офицер сел за стол, позвонил куда-то по телефону и вызвал к себе старшину.

Тем временем парень стоял перед схемой и пытался собраться с мыслями: «Как это возможно? Меня, вчерашнего выпускника военного училища, ставят командовать зенитной батареей. Да мне всего месяц назад исполнилось восемнадцать лет. Как я буду управлять такой оравой людей? Мне бы с одним орудием справиться, а тут их целых четыре. Да ещё, наверняка, будут прожектористы и расчёт управления артиллерийским огнём, а это самое малое десять человек».

Пока он размышлял, в дверь постучали. Вошёл пожилой усатый старшина и поинтересовался: «Вызывали?»

– Ты сейчас едешь в сторону главного корпуса… – то ли спросил, то ли дал приказ капитан. – Отвезёшь туда снаряды, бинты и еду. Заодно захватишь с собой командира батареи и отделение пехотинцев.

– Да я вчера отвёз туда командира с солдатами, – удивился старшина.

– Больше суток там никто… – офицер замялся так же, как капитан, который оформлял бумаги в штабе дивизии. Сделал паузу и закончил более нейтрально, чем, видимо, хотел сказать  – …не выдерживает. – Чтобы перевести разговор на менее неприятную тему, он повернулся к Якову и сообщил: – Во время последнего налёта фашисты сильно повредили пару зениток. Ночью туда ушли тягачи с ремонтниками и повезли с собой снаряды и два новых орудия».

Пропустив слова капитана мимо ушей, Яков подумал: «Значит, мне осталось жить не более суток». Он произнёс эти слова про себя так отстранённо, словно речь шла не о нём, а ком-то другом. «Ну что же, другие даже до фронта не смогли доехать. Бесславно погибли кто на Каспии, кто в поезде, а кто на переправе. Мне ещё повезло. Может быть, ещё успею пострелять по фашистам. Если не убьют по дороге». Отбросив горькие мысли, козырнул дежурному и спросил ровным голосом: «Разрешите идти?»

– Идите, лейтенант, – бросил офицер и занялся другими бумагами. Как только Яков вышел из кабинета, капитан сразу забыл о нём. Ничего не поделаешь, фронтовая круговерть давала о себе знать. Таких, как этот «зелёный пацан», проходило перед глазами по несколько человек в день. Если всех держать в голове, то с ума свихнёшься.

Парень вышел за дверь и вновь оказался в коридоре подвала. Подземные помещения проектировались как бомбоубежище и вот теперь пригодились именно в этом неожиданном качестве. А ведь раньше никто и не думал, что война сможет дойти до Сталинграда, считали, что это пустая трата денег.

Увидев старшину, стоявшего у лестницы, Яков поправил пилотку и пошёл к нему. Старожил штаба вывел офицера в дальнюю часть вестибюля. Здесь тоже не сохранилось ни окон, ни дверей, а весь пол был усыпан битым стеклом и осыпавшейся штукатуркой. Проводник повернул вглубь здания и быстро зашагал по маршруту, знакомому только ему. По дороге он заглянул в каптёрку хозвзвода и прихватил с собой трёх солдат.

Двигаясь тесной группой, они прошли по неосвещённому переходу и оказались в огромном полуразрушенном цехе. Золотые лучи солнца проникали сквозь дыры, пробитые в крыше снарядами, косо падали в сумрачную глубину здания и освещали разбитые станки, заваленные обломками.

Прошагав с полсотни метров, лейтенант с провожатыми очутился возле дверей, за которыми находились помещения складов. Возле них стояли две бортовые полуторки. Старшина достучался до кладовщиков и долго ругался с ними. Потрясал бумагами и требовал выдать всё, что обозначено в документах. Вплоть до последней пачки махорки.

Наконец всё необходимое было получено и погружено в автомобили. Яков встал на подножку. Заглянул в кузова и в полумраке разглядел, что в каждом находятся ящики с 85-миллиметровыми снарядами для зенитных орудий. Ничему не удивляясь, он проследил за тем, как солдаты уселись прямо на боеприпасы и влез в тесную, двухместную кабину второй машины. Как и следовало ожидать, старшина разместился в первой.

Грузовики проехали между рядами брошенного оборудования. Выскочили из ворот, у которых сохранилась лишь одна створка и, набирая скорость, рванулись на северо-восток. Петляя между зданий, машины мчались вперёд. Яков смотрел по сторонам и видел повсюду корпуса с выбитыми окнами, дверьми и упавшими крышами.

Объезжая воронки, проехали несколько сотен метров, и солдаты, сидящие в кузове, забеспокоились. Услышали в небе гул моторов, завертели головами и, заметив немецкие самолёты, закричали: «Воздух!»

Хорошо знакомый с этой командой, Яков схватился за ручку дверцы и приготовился выскочить из кабины, как только шофёр затормозит. Однако водители и не думали сбавлять скорость. Они прибавили газу, и обе машины помчались вперёд с ещё большей скоростью.

Сверху и сзади послышался вой пикирующего Юнкерса. Застрочили пулемёты, и каким-то шестым чувством парень вдруг ощутил, что творится за его спиной. Две цепочки пуль впиваются в асфальтовую дорогу и стремительно мчатся за грузовиком. Через пару секунд они догонят полуторку, ударят по заднему борту и свинцовым дождём обрушатся на солдат, сидящих в кузове. Пронзят их тела и вопьются в ящики с боеприпасами. Зенитные гранаты взорвутся и разнесут автомобиль в клочья.

Не понимая, в чём дело, парень решил не испытывать судьбу. Приоткрыл створку и приготовился спрыгнуть на полном ходу. За миг до того, как он хотел это сделать, первая полуторка резко вильнула в сторону и направилась к длинному цеху. Вторая машина не отставала. Яков замешкался, посмотрел на кирпичную стену и увидел пролом, пробитый немецким снарядом.

Дыра оказалась так велика, что грузовики влетели в неё, не задев краёв. Нырнули в непроглядную тьму здания. Откатились от проёма на десяток метров и лишь после этого затормозили. Снаружи перестали стучать пулемёты. Раздался глухой взрыв бомбы, и самолёт сделал круг над цехом. Не нашёл ускользнувшую добычу и улетел искать другую.

Яков посмотрел перед собой и испугался уже по другому поводу: «А если бы возле въезда оказались станки или куча битого кирпича? Мы бы врезались в них со всего маху  и…» – затем он понял, что водители гоняют по этому маршруту по несколько раз в день. Поэтому хорошо знают, куда можно влететь на полном ходу, а куда нет. Ну а тех, кто хоть раз ошибся, уже наверняка нет в живых

Машины выехали наружу и отправились дальше. Площадь завода оказалась настолько огромной, что пока полуторки добирались до главного корпуса, на них ещё трижды нападали фашисты. Каждый раз приходилось удирать что есть мочи и прятаться от Юнкерсов в зданиях. Автомобили ныряли в открытые ворота, а то и просто в проломы.

Оказавшись в укрытии в очередной раз, Яков посмотрел на пустой цех с обвалившейся кровлей и печально сказал: «Такое прекрасное предприятие встало из-за проклятого Гитлера».

– Ничего подобного! – ответил шофёр. – Оно по-прежнему работает! – Заметив удивлённый взгляд лейтенанта, водитель объяснил: – Под каждым зданием завода имеются глубокие подвалы. Как только появилась опасность бомбёжки, всё ценное оборудование сразу сняли. Установили внизу и продолжили выпускать оборонную продукцию. В первую очередь гусеничные тягачи, танки «Т-34», а к ним 76-миллиметровые пушки и пулемёты. Краем уха я слышал, что в июле собрали четыреста пятьдесят бронемашин, а в августе на семьдесят штук больше.

Мало того, всю подбитую рядом технику собирают. Цепляют тросами к тягачам и тащат сюда. Ремонтируют и снова отправляют на фронт. Вот только эмаль у них вся уже кончилась. Так и идут танки на фронт некрашеными. Кстати сказать, я видел в цехах не только наши машины, но и чужие «коробки». По сравнению с «Т-34», полное барахло. И броня тонкая, и пушки слабые, но их тоже приводят в порядок. Счищают кресты с башен и гонят на немцев.

А посмотришь на их лучший танк – «Т-3» – и поневоле задумаешься, как его не сожгли по дороге и как фашисты вообще допёрли до Волги? Непонятно… – он немного помолчал и добавил: – Хотя при такой поддержке с воздуха, чего им не рваться вперёд? Их самолёты летают здесь, как у себя дома, и нападают на всё подряд. И где, интересно, находится наша хвалёная авиация?

Оборвав себя на полуфразе, водитель вернулся к прежнему разговору: «К сожалению, далеко не всё удалось перенести под землю. Наверху остались самые трудоёмкие производства, которые невозможно тронуть с места: литейка и сборочный конвейер. Вот их и защищают те батареи, куда мы сейчас едем. Нужно сказать, зенитчики работают хорошо и не дают фашистам свободно бомбить цеха.