ВЕТЕР ПО МОРЮ ГУЛЯЛ

В конце шестидесятых, будучи студенткой ижевского мединститута, я на лето уезжала домой в Одесскую область. Туда же приезжал к своему дяде студент Киевского технологического института Виля со своим другом Валентином. Они были интересные

ребята.

Сергеевка, где мы жили, находилась на берегу лимана. За лиманом была широкая песчаная коса, и дальше Чёрное море. На косе, несколько вдали от Сергеевки, находился небольшой рыбацкий посёлок. Рыбаки на своих баркасах выходили в море на промысел. Из выловленной рыбы они варили просто замечательную уху. Нам, конечно, очень хотелось попробовать эту местную экзотику. Но для этого на косу надо было попасть с рассветом. Катер, который перевозил людей на косу и обратно, начинал курсировать довольно поздно. И вот мы решились перейти лиман вброд. Собирались у окраинного мыса, который своим острым концом вдавался далеко в лиман. На его отлогих бережках, на мелководье, валялось множество труб, в полметра длиной. Их во множестве оставляли местные мальчишки для ловли бычков. Бычок – это небольшая, тёмная по цвету, плотная мясистая рыбка с выпученными глазами и растопыренными плавниками. Она почему-то любила прятаться в этих трубах. И когда мальчишки поутру прибегали на берег, они закрывали ладошками отверстия трубы с обеих сторон и выносили трубу на берег, сливали воду и выплескивали забравшихся туда бычков.

Мы выстроились цепочкой и стали входить в воду. Впереди шёл врач Николай Петрович – Вилин дядя, русоволосый, с намечающимся брюшком мужчина. Он хорошо знал этот брод. За ним следовал Валентин, высокий юноша, со светлыми соломенными волосами, а за ним – темноволосый кучерявый крепыш Виля. Далее следовала медсестра – гагаузка Стелла. Это была ладно скроенная девушка, с короткой стрижкой, смуглая от природы, черноволосая и черноглазая. Я её про себя называла «торпедой». Когда она плыла мощно и сильно, то оставляла за собой настоящие буруны. Ну а замыкающей в цепочке шла я. Мы связали в узелки одежду, обувь и, держа их над головой, пошли вброд.

Было свежо и прохладно. Ночные звёзды над головой медленно таяли, как будто выцветали от лучей огромного красного солнца, встающего над горизонтом. Его лучи весело бликовали на лёгкой ряби спокойного лимана.

Мы шли по грудь в воде, ноги мягко ступали по иловой грязи, выстилавшей дно лимана. Слегка попахивало сероводородом. Это сернистое железо, одно из лечебных факторов грязи, и обуславливало её чёрный цвет. Ноги, особенно пятки, становились совершенно чёрными и трудно отмывались.

Впереди идущий Николай Петрович угрожающе поднял руку: начиналась глубокая часть пути. Здесь проходил фарватер для безопасного плавания катеров. Его ежегодно чистили и углубляли. Это место нужно было преодолеть вплавь. Наконец мы вышли на противоположный берег у рыбацкого посёлка и, как оказалось, очень вовремя. Просмоленный рыболовецкий баркас уже причалил к берегу. Рыбаки вынимали из сети рыбу. Это была серебристо-блестящая плотная и упругая скумбрия, с тёмной спинкой и синеватым отливом, была кефаль, но её было меньше, и ещё много какой-то мелкой рыбёшки. Общий улов был средний. И вдруг рыбаки извлекли камбалу. Она была размером с большой эмалированный таз, брюхо белое, спинка сероватая, и вся покрыта твёрдыми серовато-колючими плотными наростами, величиной с пятак. Настоящее морское чудище. Рыбаки явно гордились своей добычей.

После разговора Николая Петровича с бригадиром нам выделили рыбу – скумбрию, кефаль и мелкую рыбёшку, потом дали казан, помидоры, пряности. Варить надо было на костре. Мужской состав нашей группы занялся рыбой, а мы со Стеллой пошли собирать хворост для костра, старые ветки от колючего кустарника, брошенные доски.

В кипящую воду сначала бросали мелкую рыбёшку, хорошо отваривали, потом шумовкой вынимали и откидывали, затем закладывали хвосты, головы и тоже отваривали и откидывали. Затем добавлялись куски форели, скумбрии. Всё это заправлялось помидорами с предварительно снятой кожицей, красным молотым перцем, лаврушкой, и ещё какими-то травами. Сверху всё это посыпалось зелёным луком. Потом немного уха настаивалась. Получалась ароматная, острая, пряная уха, которую рыбаки называли юшкой.

Рыбаки ушли отдыхать, а мы отправились домой уже по берегу моря. Море тихо и ласково плескалось у ног. Небо густой синевой отражалось в бескрайних морских просторах. Был полный штиль. Мы шли с ощущением лёгкости, свободы и полной безмятежности, какая, наверное, бывает лишь однажды в жизни. По дороге читали стихи, по памяти. Тогда в конце шестидесятых это было модно. Валентин обожал Маяковского:

«Кто там шагает правой?

Левой! Левой! Левой!..»

А мне тогда очень нравился Сергей Есенин, да я и сейчас его люблю.

«Выткался на озере алый цвет зари,

На бору со звонами плачут глухари.

Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло,

Только мне не плачется – на душе светло…»

Так мы шли и не заметили, что в небе у горизонта образовалась чёрная мохнатая тучка. Она быстро росла и приближалась. По небу забегали откуда-то взявшиеся облака, море уже глухо рокотало. Где-то грохотнул гром. Вдруг огромный водяной столб взметнулся над морем и, зигзагообразно двигаясь, стал приближаться к берегу. Мы, как по команде, бросились к песчаным барханам косы, упали на песок, стараясь хоть как-то закрепиться в песке. Никакого укрытия поблизости не было. Смерч влетел на берег, вздыбил кучу песка, потом сделал крутой зигзаг и переместился опять в море. Он исчез также внезапно, как и появился. Мы вскочили и со всех ног бросились к пристани, где уже стоял катер. Николай Петрович, весь бледный, еле поспевал за нами. На катере палубный матрос даже не отругал нас за кучу принесённого налипшего на нас песка. Он тоже был свидетелем этого грозного природного явления.

Катер медленно отчалил, и через какое-то время мы были уже на своём берегу. Переполненные впечатлениями событий дня, мы разошлись по домам, по литературному штампу – уставшие и счастливые.