ЛОВУШКА
К 100-летию Игнатия Гаврилова
(1912—1973)
Классик удмуртской драматургии, поэт и прозаик Игнатий Гаврилович Гаврилов родился 30 марта 1912 г. в д. Большие Сибы Можгинского района. В 1924 г. поступил в Можгинский педтехникум и, не окончив его, перешёл на театральные курсы, открывшееся в Ижевске. Работал художественным руководителем Удмуртского драмтеатра, учился в Московском государственном институте театрального искусства.
В последующие годы был заведующим литературной частью в театре, председателем правления Союза писателей Удмуртии. В Великую Отечественную войну воевал на фронте, после демобилизации из армии работал директором Удмуртского театра, затем литературным консультантом при Союзе писателей УАССР.
И. Г. Гаврилов несколько раз избирался депутатом Верховного Совета УАССР. За активное участие в развитии удмуртской национальной драматургии и театра ему присвоено звание «Заслуженный деятель искусств УАССР и РСФСР), в 1968 г. за пьесу «Жингрес сћзьыл» («Звонкая осень») он совместно с коллективом Удмуртского драмтеатра удостоен звания лауреата Государственной премии УАССР. Писатель награждён орденами и медалями. Член Союза писателей СССР с 1934 г.
В стихах и поэмах И. Гаврилов воспевает становление новой жизни, людей, борющихся за эту жизнь. Его лирический герой тонко чувствует красоту родного края, умеет работать и любить, бороться и переживать. И. Гаврилову близка народная песня. Не случайно многие его стихи стали популярными песнями.
В историю удмуртской литературы И. Гаврилов вошёл, прежде всего, как драматург. Его пьесой «Вало ќр куашетэ» («Шумит река Вала») в 1931 г. был открыт Удмуртский драматический театр. Им были написаны свыше тридцати пьес о жизни удмуртского народа в разные эпохи.
Наиболее значительным произведением в прозе И. Гаврилова является трилогия «Вордћськем палъёсын» («Корни твои»), посвящённая проблеме становления удмуртской творческой ителлигенции в 30-е гг.
И. Гаврилов многое сделал для приобщения удмуртского читателя в классической русской поэзии и драматургии. В числе переведённых им произведений — «Полтава», «Медный всадник», «Руслан и Людмила», «Борис Годунов» А. Пушкина, «Ревизор» Н. Гоголя, «Гроза» А. Островского, «Кому на Руси жить хорошо» Н. Некрасова, «Егор Булычёв и другие» М. Горького.
1
В окно тихо постучали. Семён Королёв одёрнул занавеску и в полголоса сказал:
- Я сейчас!
Не тревожа спящих, он на цыпочках прокрался на кухню, оделся и через две минуты был на дворе. На углу амбара темнела фигура Демьяна Всеволодыча.
- Пошли, парень, дорога неблизкая, – процедил он, посасывая мундштук.
Шли огородами, Сеня едва поспевал за серой шинелью. Тишина. Тепло и безветренно. Высокие липы словно замерли за изгородью. Вскоре знакомая тропа через малинник вывела их к реке. К нависающей над водой черёмухе были привязаны две лодки. Та, что побольше – Всеволодыча. На дно лодки брошена брезентовая палатка, на ней топор, верёвка, ружьё. Сеня достал из ватника ключ и щёлкнул замком. Бросил цепь в лодку. «Брах!» – разнеслось по реке.
- Тише ты, дурак! – зашипел Всеволодыч.
Они направили лодки вверх по Ваге. По правую руку оставался посёлок, по левую – ивняк, а за ним – густой лес.
Летние ночи коротки. С первыми лучами солнца разливается птичье разноголосье. Просыпаются и рыбы: в поисках пищи они то тут, то там всплывают наверх, оставляя после себя разбегающиеся кругами волны.
Лодка Всеволодыча широкая, как баржа, сделана из сосны. И вёсла длинные, добротные, за один гребок лодка проплывает чуть ли не на пять метров. Сеня хотя и не из хилых, но грести вот так умело ещё не научился. На своей лодчонке он едва поспевает за Всеволодычем. Сон как рукой сняло: гребёт, старается, вспотел весь, аж ватник скинул.
- Чего медлишь? Быстрее! – обернулся Жёлобов.
Нравится Всеволодычу приказывать, хотя, в общем-то, он человек неплохой. Одолжил Сене денег дом подновить, недавно помог смастерить лодку. Четыре года в этом посёлке Всеволодыч. Семьи нет, живёт с сестрой. Держат свиней, кур, корову. Работал на пекарне, теперь на пенсии. Летом и зимой пропадает в лесу да рыбачит: корзинами сорогу тащит.
Вытащив лодки на берег, они зашли в ольшаник. Под ногами булькала вода, шагать было тяжело.
Сквозь ветки деревьев то здесь, то там мелькала сгорбленная спина Всеволодыча. В левой руке у него топор, а под мышкой – мешок. Там завёрнуто что-то тяжёлое. Правой рукой Всеволодыч раздвигал ветки деревьев и густую траву. Чем дальше заходили они в глубь леса, тем чаще останавливался Жёлобов. Поворачивая длинную голову в разные стороны, он внимательно прислушивался: издалека доносился лишь стук колёс поезда, и чирикали птицы. Позавчера они поставили на лосиную тропу, к водопою, капканы толщиной с палец.
Неожиданно Всеволодыч остановился и поднял правую руку. Это был знак для Сени. Вблизи раздавался треск ломающихся веток, глухой стон, шум невидимой борьбы. Тут Всеволодыч рванулся к деревьям и стал размахивать топором. За ним с лопатой в руках побежал и Сеня. Сердце учащённо забилось. Возле валежника он увидел нечто чёрное, похожее на большую копну, которая дёргалась, прыгала между двумя ёлками. В лицо Сени подлетели комья сырой земли и дёрна. Резкий удар по лбу свалил его на землю.
Жёлобов схватился с обезумевшим лосем. Только после удара кистенем в голову удалось повалить лесного великана. Всеволодыч перерезал ему горло, сам отскочил в сторону. Долго бился лось, судорожно пытаясь встать, пока грузное тело не замерло.
Смахнув с лица пот, Жёлобов сел под ель и закурил. Сквозь густые ветви деревьев пробивались слабые лучи солнца.
- Сеня! – крикнул Жёлобов, оглядываясь кругом.- Видишь, какого быка свалили? Эй, где ты? Сеня! Иди сюда. Не бойся, теперь он больше не будет лягаться. Сеня!.. Иди же… Этот дурак от страха, видно, домой укатил. Молодёжь трусливая пошла, тени своей боится. Сеня, да где же ты?..
Сеня не подал голоса. Жёлобов начал беспокоиться. Увидев возле колоды плашмя лежащего человека, он быстро вскочил.
- Господи! – крикнул он с ужасом. – За что такое наказание?
На Сене не было лица. «Голову разбил вдребезги», – подумал Всеволодыч. По его телу пробежали мурашки. – «Не дай бог, из-за него сам попадёшь в ловушку. Придёт милиция, следователь…»
Ужасные мысли будто ударили Жёлобова дубиной по голове. Но услышав дыхание Сени, он закричал от радости. Тотчас побежал к лодке и, зачерпнув ведром, сшитым из брезентового материала, воды, начал обмывать с Сениного лица кровь и землю.
- Ну, Сеня, тебе ещё повезло, – приговаривал Всеволодыч, – а то я думал, что голова твоя разбита. Ведь лосиную силу словами не опишешь. Пнёт раз – и коня повалит. Благодари бога, голова цела и невредима. И на лице будто никаких синяков. Только вот что-то с глазами. Ой-ёй-ёй!.. Вот где, оказывается, беда-то!..
2
Солнце клонилось к вечеру, а они всё ещё в лесу. Жёлобов возится над убитым лосем с ножом и топором в руках. Сеня лежит под ёлочкой. Левый глаз завязан носовым платком. В мыслях вертится одно: что скажет Дуся? Если останется одноглазым, посмотрит ли на него?
Этот день для Сени казался бесконечным. Надо б идти в больницу, но разве уломаешь Жёлобова: «Потерпи немножко, скоро возвратимся». До сих пор Сеня был хорошего мнения о Всеволодыче, а сейчас начал выходить из себя. «Ну и жадный же, оказывается, Жёлобов! Ненасытный! Я на грани смерти, а он всё о своём: оставить столько добра волкам?»
- Ели б дать тебе грамм двести, сразу б полегчало, – говорит Жёлобов, разделывая тушу. – Я торопился, вот и позабыл. Держи-ка лопату, копай вот здесь. Чем сидеть и стонать, лучше поработай, да и о головной боли забудешь.
Парень медленно начал копать. Сначала ему было совсем плохо. Земля под ногами качалась как лодка в реке, щёки горели как после пощёчины.
- Ну и вот, дело пошло, – обрадовался Жёлобов. – Ничего, Сеня, вылечат. Не горюй. Отдохнёшь недельку-другую, да плюс ко всему дадут больничный лист, стало быть, заплатят. Хе-хе-хе!
Куски мяса аккуратно разложили в мешки, и раз пять по заросшей тропинке относили в лодку. Насаждали комары. Закончив работу, мужчины вернулись на прежнее место. Всеволодыч наступил на широкую, как ковёр, шкуру лося, и с сожалением сказал:
- С собой бы взять, да тяжело… До чего же толстая и крепкая шкура, пригодилось бы ею валенки подшивать… Э-эх! Давай, помоги!
Завернув шкуру как полог, бросили в яму. Туда же – голову лося, ноги, брюшину и прочее. Затем присыпали землю, укрыли травой и сучьями.
- Столько добра пропадёт зря. Всё из-за чего? Из-за закона, так называемого… – продолжал Жёлобов, направляясь к реке.
С трудом спустили на воду перегруженные лодки. Темно. Шумят деревья. Река волнуется. Страх одолевает. Такое ощущение, что из-за каждой ольхи за тобой кто-то внимательно следит.
- Ну, Сеня, – тихо прошептал Всеволодыч, – теперь мы в масле будем купаться. И деньги будут. Проживём, не беспокойся, лишь бы глаз твой прошёл. Что, болит?
- Голова гудит. Наверное, инвалидом останусь.
- Всё будет нормально. У медицины всякая аппаратура имеется, вылечат. Говорят, сейчас даже глаза вставляют. Выколют, к примеру, собачий глаз, да и вставят – вот и будешь ходить с собачьим глазом. – Хе-хе-хе… – перепаханное морщинами усатое лицо Всеволодыча начало трястись. Ладно, ладно, шучу… Да сохранит бог…
Неподалёку раздался гром. Жёлобов что-то шепнул себе под нос и торопливо начал креститься. Клубясь, приближались чёрные тучи.
- Ну и дождь будет, – сказал Жёлобов, – хотя с одной стороны хорошо, в такую погоду все дома сидят.
Громко завыл свирепый ветер, разгибая ветки стоящих на берегу ив и ольховых зарослей. Стало тяжело грести.
- Сюда! – раздался злой голос Всеволодыча. – Осторожнее, а то опрокинешься… Э-эх!..
Оказавшись в неглубоком омуте, Сеня долго пыхтел: вёсла запутались в водорослях.
А между тем дождь всё лил и лил. Не поймёшь, где небо, земля, река, кустарник – всё помешалось.
Сеня до ниточки промок. Он видит с трудом. Пришлось Жёлобову привязать Сенину лодку к своей.
Наконец, дождь престал, лишь изредка слышались раскаты грома. На голубом небе вспыхнули большие яркие звёзды. Из-за опушки поднялась луна. Удивительно красивой стала ночная природа. С реки поднимается тёплый пар. Лишь соловьёв не хватает, хоть и ночь, наперебой запели птицы. Только Сене не по себе: неужели останется одноглазым?
Сеню зазнобило, чтоб согреться, он изо всех сил начал грести.
3
Посёлок спал. В нескольких домах мелькали огни.
Едва мужчины прибыли на место, сразу пошли в баню.
- Уходя, сказал, чтоб баню истопили. Как кстати. А ты, Сеня, раздевайся, садись на полок, грей свои кости, а я ненадолго отлучусь. Вот лампа, давай зажжём огонь.
Как только Всеволодыч ушёл, Сеня отжал свою одежду, развесил на перекладине. На угли плеснул ковш воды. Горячий пар разошёлся по бане.
Сняв мокрую повязку с глаз, Сеня чуть не лишился чувств, ему показалось, что глаз вытек. Он сел на лавку. Хочется дотронуться до глаза, а сам боится, вдруг там пусто?
Вскоре с бутылкой и закуской явился Всеволодыч.
- Вот, держи, согрейся.
- Мне б, Всеволодыч, в город поехать, – произнёс встревоженный Сеня. Поезд отправляется в два часа.
- Да успеешь. И кстати, если в больнице спросят о случившемся, скажи, что колол дрова, а в глаз отлетел сучок. Да что, в принципе, врачи следователи что ли, особо расспрашивать не станут. Давай выпей одну. Вот молодец. Закуси жареным мясом. Это мясо, между прочим, лекарство заменяет. Я про лосиное говорю. Заболит живот – съешь кусок – и всё пройдёт. Но коль ты в больницу надумал, домой не заходи, а то увидит мать – расстроится. Я сам ей передам, что ты в больнице… Что ни говори, нам сегодня чертовски повезло. По моим подсчётам чистого мяса будет около тридцати пудов. Ну, давай париться, бери веник!..
В больнице глаз промыли и забинтовали. Первые дни Сеня в основном лежал, потом стал ходить по коридору и разгуливать по саду. Теперь голова не болела. А прежде как мучался! Готов был под колёса поезда броситься. Такую муку даже и врагу не пожелаешь.
- Самое страшное позади. Хе-хе-хе… – посмеялся Жёлобов, навестив Сеню. – Ну что, выздоравливаешь?
- Как будто. Профессор обещал сохранить глаз.
- Вот видишь! Профессор есть профессор, так что всё будет хорошо. Мать-то была уже?
- Да, вместе с Дусей.
- И что?
- Мать плачет. Дуся тоже волнуется.
- Женщины разве без слёз обойдутся… Слёзы-то бесплатные. Хе-хе… Значит, всё хорошо, говоришь? Молодец, так держать! Да сохранит тебя Бог… Только… ты ничего лишнего не сболтнул врачам?
- Нет. Как мы договаривались, так и сказал.
- Умница. А насчёт мяса не беспокойся, всё на месте. Помнишь, как-то зимой я вам на подновку дома денег взаймы давал: так вот, теперь об их возврате не думай. Даже копейку не возьму, если понадобится, ещё дам…
Он достал из кармана шаровар толстый растрёпанный бумажник. Среди высунувшихся справок, квитанций отыскал пятидесятирублёвку и протянул Сене.
- Хоть серчай, хоть нет, но больше пятидесяти дать не могу. Без чужой помощи мясо не отправишь, вот и пришлось подкинуть тому, другому. Жизнь такая – все любят денежки.
Но Всеволодыч врал. Всё мясо он отнёс в столовую, которой заведует Софья, родная сестра Жёлобова. Оформить документы не поторопились. Деньги разделили между собой: выпало по 350 рублей. Вот и Сеню не забыли…
- Для начала и это неплохо… А дальше, Сеня, развернёмся ещё пуще. Бог нас с тобой не обидит. Леса здесь бесконечные, богатства надолго хватит. Только надо поумнее быть. Увидишь, мы с тобой и порыбачим не раз… А покуда – будь здоров. Ну, а если что… в смысле… дадут инвалидность или ещё что в этом роде, так ты не горюй, пенсию будешь получать. Только насчёт документов и справок придётся побеспокоиться заранее. Если узнают в собесе, что несчастный случай произошёл во время рыбалки, то пенсию дадут меньше. Ты возьми из профсоюза справку, что такая беда пришла на работе – на лесопилке. Понимаешь? Тогда пенсию тебе дадут по производственной статье, а это значит, что будешь получать больше, чем по бытовой травме. Тем более в профсоюзе работает твоя невеста, и слова не скажет – всё сделает, как надо.
Через неделю Сеню выписали из больницы. Выполнив дома кое-какую работу, он поспешил в клуб, к Дусе. В последний раз они встречались в прошлую субботу, но Сене показалось целую вечность назад. Об их дружбе знает весь посёлок. А как не знать? Встретятся женщины с Сениной матерью, поговорят о том о сём, да и о свадьбе обмолвятся. «Сын твой, Марья, человек спокойный и вежливый, – говорят они, – да и невеста хороша, грамотная. Молодая, а добрые советы умеет давать. Хорошая пара».
Такие слова наполняют сердце Марьи гордостью. Наконец, настанут и её счастливые дни. Муж погиб, а на руках осталось четверо маленьких ребятишек. И всех надо было кормить, обуть, выучить. Деревня маленькая, школа в соседнем селе. Попробуй протопать пешком шесть километров туда и обратно, да и одеть нечего. Сене не пришлось окончить даже пять классов, он нянчился с младшими, а мать работала в колхозе. А вскоре Марья апай* продала всё хозяйство, и уехали жить с семьёй в новый леспромхоз. Здесь работал дядя Васьлей, он и помог купить дом, устроил мать на работу. Марья апай оставляла детей одних. Паровоз с холодными вагонами вёз её по узкоколейке в лес. Марья обрубала поваленные ёлки, а в голове кружилась одна мысль: что творится дома. Как дети? Таня с Людой в школе, а Сеня водится с Аркашей. Надо бы Аркашу устроить в детский сад, тогда бы и Сеня в школу ходил – путёвку не дают, говорят, в детском саду места нет.
В одно лето Сеня работал в клубе помощником киномеханика. Но как только парню исполнилось восемнадцать, дядя устроил его на лесозавод. Так и не пришлось Сене доучиться. Зато теперь сестрёнка Таня учится в медицинском училище, Люда – в ремесленном, а Аркаша нынче перешёл в четвёртый класс. Сене хотелось выучиться на киномеханика, но так и не довелось.
Лесопилка стоит вблизи реки. На левой стороне лесопилки лежат аккуратно и плотно сложенные брёвна, а по правой проходит железная дорога. Вагоны загружены досками для крыш, шпалами. Весело стрекочут электропилы, разливается приятный запах серы. Друзья, оторвавшись от работы, замахали Сене. Сердце парня приятно забилось. В новых серых брюках и зелёной рубашке, бледный от волнения, он выглядел намного старше своих загорелых друзей. Ветер растрепал льняные кудри.
- Ну и дорого обошлась тебе твоя уха! – пошутил кто-то из друзей. Кто-то по-дружески похлопал по плечу.
- О, окосел! Увидит Дуся – испугается, сразу убежит!
- Да замолчите вы! – крикнул на них дядя Васьлей. – У человека и без того большое горе, а вы – смеяться! Эй, кто там остановил мотор?
Оставшись наедине с Сеней, дядя Васьлей сказал:
- Не сердись на товарищей, они сочувствуют тебе. А мы потихонечку работаем, и план перевыполнили. А вот как получится в этот раз – трудно сказать: двое в отпуске, ты на больничном. Нынче нам новый агрегат обещали, двух механиков и инженера. Надо план выполнить. Вот такие дела. Нам сейчас болеть никак нельзя. В городе строят новый завод, в стране такого завода ещё нет. И новые жилые дома строятся. Без нашей продукции там никак не обойтись. Так ты, значит, и сам не знаешь, когда выйдешь на работу? Жаль. Ладно, что ж теперь поделаешь, раз так случилось… Зайди в бухгалтерию, получишь зарплату и премию.
Под вечер перед клубом и конторой всегда многолюдно. Ребята бегают перед сеансом. Среди них и Аркаша. Кто-то пришёл по делам в контору. Ждут своей очереди к нужному начальнику. Люди обступили Сеню, начали расспрашивать о случившемся. Парню пришлось их обманывать: мол, дрова колол. Обманул он и мать, и сестёр. Соврал даже любимой девушке, но от этого ему не было легче.
В бухгалтерии он получил свою зарплату и премию. Премию он получает не впервые. За последние годы материальное положение семьи Королёвых резко улучшилось. Мать работает, сам Сеня зарабатывает неплохо, да сёстры получают стипендию. Держат свой огород. И зачем ему Жёлобов? Чего не хватало? Эти мысли всё чаще стали беспокоить Сеню. Порой хочется открыть сердце, рассказать всю правду. Матери – боится: та начнёт плакать и ругаться. Ей и без этого хватает забот. Надо б обо всем рассказать Дусе, но он не посмел, хотя она девушка умная, не болтливая, она бы поняла Сеню. Раньше Дуся работала на пилораме, потом была заведующей клубом, теперь выбрали в комитет профсоюза. Может быть, обо всём надо было рассказать ещё в больнице? Ведь они давали слово помогать друг другу…
Дуся закрывала рабочий кабинет, когда появился Сеня.
- Сеня! Ты приехал?! – побежала она навстречу парню. – Но я сейчас иду на пятый участок. Главный инженер тоже собирается туда, так что я поеду с ним. Очень хорошо, что пришёл, а то я всё беспокоилась. Как твой глаз?
- Ничего. Голова не болит. Только вот в другом глазу что-то мешает. Такое ощущение, будто и небо ниже, и улицы тоже.
- Не беспокойся, после операции всё будет нормально.
- Не знаю, – грустно вздохнул Сеня и посмотрел на рыбаков, сидящих на берегу. – Никакой надежды. Все успокаивают только. Наверное, останусь я, Дусь, инвалидом.
- Такой молодой и инвалид?..
- А что поделаешь? Такие операции редко, говорят, проходят удачно. Сначала человек немного видит, а через несколько дней – бельмо на глазу.
- Неправда! – вскрикнула девушка.
- А что? Профессор ведь не бог, такой же человек, как мы с тобой.
- Дело не только в профессоре. Всё зависит от тебя самого. Надо верить, верить в силу профессора и себя самого!..
- Да что там говорить… Даже ребятня меня дразнит: «Одноглазый Сеня вернулся!»
- Никто не смеётся. Ты больше выдумываешь…
- Пытаешься успокоить, как маленького, а сама, небось, думаешь…
- Ничего плохого я не думаю. Всё-таки мы знаем друг друга не день и не два.
- Но, тем не менее, справку надо б принести заранее…
- О какой справке ты говоришь?
- Ну как тебе сказать… Впрочем, что несчастный случай произошёл на производстве.
Услышав эти слова, Дуся невольно села на скамью.
- Как так на производстве? Ведь ты сам говорил, что всё это произошло на рыбалке.
- Ну и что, если говорил? Что, тебе трудно написать?
- И я должна написать такую справку? – Дусины и без того большие глаза округлились. – Я?!
- Ты, кто ж ещё? Ведь ты выполняешь обязанности профорга…
Теперь Дуся была совершенно ошеломлена. Ветер слегка трепал на её стройной фигуре голубое платье, но она этого не замечала. Лицо побледнело, в глазах загорелись злые искры.
- Сеня, ты вроде бы и не пьян. Сам подумай, как я могу выписать тебе такую справку?
- Но ведь пенсия-то, говорят, будет маленькая!
- Мы с тобой пока что молодые и здоровые! Меня вот что удивляет: кто тебя этому научил?
Сеня выбросил окурок под ноги и резко встал.
- Вот ты какая! Вот ты куда клонишь! Если так…
- Причём тут «если так». Я, Сеня, беспокоюсь о тебе, вот уже как две недели не нахожу себе места. А теперь и по ночам не засну…
- Если б…
В это время из-за клуба выехал зеленоватый газик и остановился возле конторы.
- А вот и машина, мне надо идти. Сеня, родненький мой, одно прошу: брось такие мысли. Тот, кто посоветовал тебе сделать это, наверное, очень плохой человек. Не верь таким. Ну, я пошла.
Машина, подняв серую пыль, потерялась за столовой. Сеня ещё долго стоял в растерянности. И зачем надо было заводить разговор о справке?.. Не зная, что делать, он направился в клуб. Там должны были показывать новый фильм, поэтому и народу было много. Сеня подошёл к кассе, достал деньги, как вдруг вспомнил слова врача: читать, писать, смотреть фильм запрещается. «Эх, – с досадой сказал Сеня, – схожу в столовую, там же буфет есть».
Сене сегодня не везло так не везло. Столовая только что закрылась. Но народ не уходил, все стояли в надежде, а вдруг да откроют. Сеня решил идти домой, но в это время в открытое окно высунулась женская голова и весело смеясь, сказала:
- Сеня, это ты? Кушать, что ли, захотел? Так и быть, заходи через служебные двери. Постой-ка…
4
Заведующая столовой Софья Всеволодовна дверь открыла сама. Через кухню они вышли в узкий коридор.
- Вот сюда, – показала женщина на двери с зелёными шторами. – Этот зал для начальства и командированных, – сказала она, мило улыбаясь. – Ты подожди немного, я сейчас приду.
В небольшой комнате тускло горел свет, в углу стояли трюмо, два стола.
Вернулась Софья Всеволодовна с цветастым подносом в руках, с вином и закуской.
- Слава богу, на сегодня отработалась, – облегчённо вздохнула она. – Здесь день с ночью перепутаешь. Всем стараешься угодить, они же плюют тебе в лицо. Одному обед не нравится, другой торопится или вообще какой-нибудь пьяница зайдёт – вот и … Сеня, что с тобой? Ты болен?
Стаканы зазвенели. Сеня пил стакан за стаканом и вытирал губы рукавом.
- Дурачок!… Вот салфетка. Какая муха укусила тебя, не невеста ли? Да забудь ты её. Такому красавцу, как ты, стыдно плакать по девушкам, пусть они сами сохнут по тебе. Ах, Сеня. Сеня… Живём мы по соседству, а друг друга и не знаем.
Вино всбодрило Сеню. От этой женщины исходила удивительная теплота. И голос её был милый и нежный.
- Я ж здесь человек посторонний, – продолжала Софья Всеволодовна. – Окончила кулинарную школу, работала в Ижевске, потом направили сюда. Ты, Сеня, даже не представляешь, как мне не хотелось ехать в такую глушь, а теперь потихонечку привыкаю. Признаться, здесь словно на курорте. Какая местность: кругом леса, рощи, луга… Только одной очень скучно.
Круглолицая, полненькая, в белом халате, она была похожа на врача. Улыбнётся – на щёчках ямочки заиграют. Сама белокурая, голубые глаза из-под накрашенных ресниц смотрят на парня так ласково, так нежно… Дуся не такая: тоненькая, на овальном лице веснушки, курносая. Она тоже бойкая девушка, но не такая красавица, как Софья Всеволодовна. А эта, наверное, уже замужем, не юная.
- Вы не замужем? – Сеня сам не понял, как спросил об этом.
- Ой! – засмеялась она. – Где уж нам уж… Мне нравятся умные и воспитанные, а где они, до сих пор не встречала. Прокукую… – она вновь весело засмеялась. Давай, Сеня, выпьем за знакомство!
Сеня был слегка пьян, настроение хорошее, сердце готово было улететь на небеса. Домой возвращались вдоль железной дороги, а потом завернули в лес. Деревья стояли не шелохнувшись, заливались соловьи. Сене было приятно шагать с Софьей Всеволодовной и слушать её умные речи.
- Много народу приходит в столовую, и ведь всех надо чем-то кормить. Без мяса тут никак не обойдёшься. С ОРСа много не дают, вот и приходится бегать самой. Завтра пойду в правление. Нам, Сеня, дано право – платить наличными. Быть может ты пойдёшь ко мне кучером?
- Пойду.
- Прекрасно. Рано утром я дам продукты повару, и мы отправимся. Вдвоём будет веселее. Без мяса, Сеня, столовая существовать не может, одной крупой и макаронами не обойдёшься. Ладно, хватит об этом. Слышишь, как хорошо поют соловьи… А ведь поют они для нас с тобой, Сенечка… Какие прекрасные места! Сядем… Какой ты тёпленький…
5
Несмотря на то, что сегодня суббота, Дусе день казался необычайно скучным, длинным. Ей бы пора домой, но без конца заходят люди с вопросами. Долго обсуждали насчёт воскресника. Директор сказал, что даст трактор и бульдозер. Это очень хорошо. А то прямо посреди улицы стоят пни, а овраг, что рядом с клубом, не высыхает даже летом. И кишат там пиявки, квакают лягушки, под вечер липнут комары. Надо непременно закрыть этот овраг.
Наконец, справившись с работой, Дуся пришла домой. Её беспокоила одна мысль: «Почему Сеня не зашёл ко мне на работу? И в столовой был, и в магазин заходил, а вот ко мне зайти у него времени не было. Или ждёт, чтоб я пришла? А что, вот возьму и пойду, не постесняюсь. Только так обидно мне… отчего… не пойму… Чувствую, что-то будет…»
Надев белоснежное платье с голубыми тесёмками, девушка всё-таки решилась пойти к Сене. Гостеприимная Марья апай тут же поставила самовар, стала хлопотать.
- Вы одни, что ли, Марья апай, где дети?
- Аркаша пошёл в школу телевизор смотреть, Сеня сказал, что проверит мотор для лодки. Ушёл утром, а всё ещё нет.
- А куда он пошёл?
- В какую-то деревню, к одному учителю. Тот куда-то уезжает, вот и продаёт мотор по дешёвке.
Дусе стало легче. Значит, он действительно пошёл покупать мотор, об этом он говорил не раз.
Марье апай нравится вежливая девушка, так и хочется обратиться к ней «сноха». Скоро настанут и её счастливые дни. Дуся будет хорошей снохой.
- А как себя Сеня чувствует?
- Хорошо. Вчера вечером обнял меня и говорит: «Эх, нэнэ[1], если б ты знала!» «Что случилось?» – спрашиваю. «Скоро, – говорит, – мы будем жить так, как живут все нормальные люди». О глазах беспокоится. Врачи сказали, что всё будет хорошо.
Дуся ушла от Королёвых поздно вечером. Она возвращалась по проулкам, берёзовой веткой отгоняла от себя комаров и думала про воскресник. Что надо будет встать пораньше, работы хватит на целый день, как вдруг услышала знакомый голос. Это ж Сеня! Дуся сломя голову перебежала на ту улицу. Откуда доносился Сенин голос. Но рядом с ним шла женщина… Дуся узнала её, это была Софья. Сеня увлечённо что-то говорил, а та смеялась. Потом Софья Всеволодовна остановилась и коснувшись его подбородка, сказала: «дурачок ты, Сеня… Я тебя и такого буду любить».
Они пошли дальше, а Дуся осталась ошеломлённая. Ещё с утра у неё было дурное предчувствие – что-то будет. «Я тебя и такого буду любить», – доносились до неё слова Софьи Всеволодовны. И зачем она не вышла перед ними. Чего постеснялась, кого испугалась?.. И когда они успели подружиться? Почему понадобился такой, казалось бы, гордой и красивой женщине её застенчивый Сеня?..
6
Спустя неделю, Сеня пошёл в больницу. Когда все анализы были готовы, ему сделали операцию, которая прошла удачно. Сене казалось, что всё это счастливый сон: он снова видит как прежде. Обрадованный, стал проситься домой, но ему сказали, что ещё рановато. Дни в больнице проходили особенно медленно, под вечер становилось невыносимо скучно. В воскресенье его навестила мать, сначала поплакала, потом сказала:
- Хорошо, что врачи глаз вернули. Теперь уж постарайся жить как все. Эх, сынок, сынок… Всё беспокоишься о вас, а вы врёте, обманываете. Врачей хоть поблагодарил? Или как и нам, всё наврал?
- О чём ты это? Что, собственно, случилось?
- Изменился ты, сынок, ой, как изменился… Заблудился ты… Что ты нашёл у наших соседей? Говорят, у Софьи Всеволодовны муж, зачем тебе замужняя женщина? Весь посёлок готовился к вашей с Дусей свадьбе. Вертопрах ты – вот кто. Обещанное слово – тебе ничто? И потом какую справку просил ты у Дуси? Только расстраиваешь её и меня тоже…
Сене было неловко стоять перед матерью, он то бледнел, то краснел. Дусю жалко, да и Софью Всеволодовну трудно прогнать из сердца.
В это же день, уже под вечер, Сеню навестил и Всеволодыч. Выйдя в сад и сев на скамейки, он начал:
- Я рад, что всё так хорошо обошлось, – улыбнувшись, сказал Жёлобов. – Вот Софья тебе письмо прислала, привет тебе передала. Беспокоится о тебе. Как самочувствие?
- Вроде ничего.
- Бог не даст в обиду. Всё будет хорошо. Про наши дела, надеюсь, никому лишнего не сказал?
- Мне нет резона ходить и болтать.
- Ты прав. Вот выпишут из больницы, мы с тобой ещё не раз сходим на охоту. Деньги сами просятся в карман, как откажешься? На свете, Сеня, надо жить умом.
Зайдя в палату, Сеня дрожащими руками раскрыл конверт. Сколько милых слов. «Дорогой, – не сердись, – пишет Софья, – нет даже времени, чтоб навестить тебя. Да ты и без этого знаешь мою работу. Всё потерплю, родной, лишь бы тебя скорее выписали».
Парень готов был прыгнуть выше потолка. Он представил красивое и гордое лицо Сони.
Сеня пролежал в больнице больше недели. Наконец, профессор сказал:
- Теперь всё хорошо, скоро выпишем. Береги глаза.
Последние дни казались невыносимыми. Глаза здоровы, но в сердце какая-то непонятная пустота. Такое ощущение не покидало его и в поезде, когда ехал домой. Только милое лицо Сонечки успокаивало его. «Она меня любит. И на море позвала».
Поезд прибыл в 11 часов вечера. Вот она, улица Речная!
Он живёт на этой улице, на этой же улице живёт и Соня. Вот её дом. В одной из комнат горит тусклый свет. Значит, Соня дома. Сене непременно захотелось зайти к ней. Рассказать про свою радость. С волнением стоит он на крыльце, прислушиваясь к милому женскому голосу. Но вдруг этот голос прервал другой, мужской, не знакомый. Сеня насторожился.
- Говорят, у тебя здесь появился жених, – спросил мужчина.
- Ого! Какая новость! – засмеялась Соня. – Интересно, кто он такой?
- Сосед твой…
- Этот одноглазый-то? Ха-ха-ха!..
Сеня резко прикрыл дверь и побежал по лестнице.
- Кто там? – крикнула Соня и вышла вслед. Она включила свет. – Сеня! Это ты? Заходи! Как хорошо, я только что думала о тебе.
Сенины пальцы невольно сжались в кулак. Не успел он уйти, открылись ворота, зашёл Жёлобов и насильно завёл его в дом.
Незнакомый мужчина встал и вышел.
- Это мой племянник… – сказала вслед ему Соня.
Жёлобов по-дружески похлопал Сеню по плечу. Софья тут же накрыла стол и поставила бутылку водки.
- Теперь мы с тобой, Сеня, всё равно что одна семья, – произнёс Жёлобов, положив на его плечо рыжую волосатую руку. – А чуть погодя, может быть, и вовсе родственниками станем…
- Ты, агай*, что попало болтаешь, – как бы упрекая начала Софья. – Красивых девушек в посёлке немало, да Сеня не слепой, сам их видит.
- А ты, Сонюшка, чем хуже их? – Всеволодыч обернулся, – благодари бога – не обидел и тебя внешностью…
- Да ладно… Сеня не маленький!
Они усердно угощали Королёва. Потом Всеволодыч, сев поближе, сказал:
- Ну что ж, Сеня, теперь мы сходим кое-куда, ты догадываешься, куда, конечно же. Капканы я поставил, но в другое место, а то они почувствовали человеческий запах да поменяли путь-дорожку. А я, братец, тоже хитёр… Хе-хе-хе… Давай, тронемся, что ли… Ловить лесного зверя не грех, не нами придумано, сам Господь Бог велел.
Пока Всеволодыч говорил об этом, Сонечка тихонько обхватила Сеню нежными руками.
- Ну, конечно же, Сеня пойдёт… Ведь правда, ты пойдёшь?
Долго шли охотники вдоль реки. Солнце поднялось ввысь. День становился знойным. Первые встречные капканы были пустыми – лоси прошли мимо. Жёлобов нервничал, кричал на Сеню. Но, увидев в одном из капканов пожилую лосиху, смягчился:
- Всё-таки есть на свете Бог… Вот и лосиха пока что жива… Быстрее надо кровь пустить. Стой, куда ты?.. Я её сам. …Ай-яй-яй! Смотри-ка, и лосёнок здесь! Вот удача!
Поблизости среди высокой травы стоял молодой лосёнок. Длинноногий, с дрожащими коленками, он направился к еле живой матери. Лосёнок мычал, просил помощи. Жёлобов встал с топором в руках, и ждал удобного момента, чтоб ударить. Но не успел поднять топор, как лосёнок прыгнул через лежавшую мать и исчез среди мелких деревьев.
- Эх, не повезло, – с досадой шепнул Жёлобов. – Но ничего, тебе кушать захочется, так что никуда далеко от матери не уйдёшь. Красивы, однако. Пирожки что надо будет.
Лосёнок действительно появился снова.
- Тпре! Тпре! – ласково позвал его Сеня.
Лосёнок с опаской приблизился к протянутой руке. А Жёлобов тут как тут: тихонько поднимает топор.
- Не тронь! – закричал Сеня не своим голосом.
Топор Всеволодыча отлетел в сторону. Сеня быстро перехватил его и освободил старую лосиху из капкана. Та, глубоко вздохнув, встала и затерялась среди деревьев.
Жёлобов опомнился, взял ружьё, но Сеня отобрал и его. Парень побежал к лодке, не чувствуя ни высокой травы, ни веток, бьющих по лицу.
Жёлобов – за ним:
- Ружьё! Оставь ружьё, мошенник!
Нет, Сеня не отдаст ему ружьё, отнесёт в лесничество, там уж разберутся.
Жёлобов продолжал ругаться, угрожать. А Сеня плыл по реке, сверкало солнце. На сверкающем солнце, на берегу стояли лосиха с лосёнком, и пили воду.
Перевод с удмуртского Лидии Нянькиной