РАССКАЗЫ

 

Живы будем — не помрем

 

Небольшой рабочий поселок Пяткиврозь, отгороженный от цивилизации разобранной железной дорогой, замер в ожидании. Собаки хрипло скулили, предчувствуя важное событие.

По поселку прополз слух, что в местную аптеку завезут льготные лекарства. Поговаривали, что машина, посланная еще две недели назад, застряла где-то между Кривой балкой и Сухостоем по причине поломки движка, но скоро должна прибыть к месту назначения. И еще поговаривали, что медикаментов хватит не всем.

В то, что машина скоро прибудет, верили не многие. В то, что всем не хватит, никто не сомневался.

В ночь с четверга на пятницу к аптеке, чихая двигателем, подъехал разбитый грузовик. Водитель подал три коротких гудка.

Разбуженный сторож аптеки чертыхнулся:

— Ночь на дворе. Люди кругом все спят, а ты рассифонился.

Уставший водитель, молодой парень, вяло отмахнулся черными руками:

— И так кое-как доехал.

Сторож ошибся: в поселке многие не спали уже вторые сутки, ожидая машину. В избах стали зажигаться окна, хлопали калитки, кряхтя и охая, льготники спешили занять очередь.

Первым возле аптеки объявился инвалид Никифоров. Забыв в спешке костыли, он на одной ноге доскакал до крыльца и завопил:

— Я первый! Сторож, свидетелем будешь!

— Одурел, в такую рань? — ответил тот. — Аптеку еще не скоро откроют. Еще и товар принять нужно.

— Я подожду здесь. Столько ждал, так что уж не сломаюсь.

И рухнул.

Вторым номером стала бабка Устиновна.

Третьим прибежал с отдышкой Степан Колун.

Четвертым, скрипя суставами, дохромал Евстафий.

Пятым и шестым были тетка Маруся и тетка Клава, которые тут же принялись выяснять, кто из них раньше шагнул на крыльцо.

Еще человек пятнадцать пришли плотной группой, поэтому спор в очереди вспыхнул мгновенно. Остальные подошли на пять секунд позднее, но тоже ввязались в спор.

— Давайте устроим очередь по старшинству, — хрипел девяностодвухлетний дед Архип.

— Бабушек вперед пропустить надо, — настаивали бабушки.

— Меня пропустите, у меня уже рецепт по сгибу рвется, как бы не испортить, — молил кто-то.

— Ветеранов первыми пустите.

— В магазине без очереди пустим. Тут все равны.

— Давайте очередь наконец организуем, на ладонях номера напишем и пока вздремнем малость до открытия, — предложил кто-то.

— Какие номера на ладонях? — закричал безрукий Федосеев. — В живую стоять будем.

— А чего завезли, может, зря стоим?

— Иди, иди. Потом расскажем.

Взошедшее солнце осветило кривые улочки рабочего поселка. Хмурый аптекарь, который надеялся, что машина придет только на следующей неделе, подойдя к крыльцу, сурово пообещал:

— Пока товар принимаю, организуйтесь цивилизованно. Буду пускать по одному, а то вы мне все прилавки посшибаете.

— А бусульфан завезли? — спросил самый нетерпеливый.

— А этосуксимид?

— А это, как его, сам черт язык своротит, алгедрат плюс магния гидроксил?

Аптекарь повернулся, чтобы посмотреть на последнего:

— Язык побереги. Приму — отвечу.

И вошел в помещение.

Очередь стала постепенно организовываться.

Инвалид Никифоров, прижавшись к опоре крыльца, стоял намертво, не отдавая первый номер.

К открытию аптеки подошли еще двое, Ленька Загуляев и Клим Тюков.

— А чего закрыто, время-то уже девять?

— Товар принимает, — ответила очередь.

— А мы как же? Нам ведь только как обычно, по пузырьку настойки боярышника. Может, пустите без очереди?

— Кто их пропустит, того укушу, — крикнули в конце очереди.

Сторож подошел к двум страждущим и произнес:

— Действительно, зашибут. Идите пока, водой разбавьтесь. Не лезьте на рожон.

Ленька с Климом угрюмо направились к колодцу.

Наконец в полдень, когда солнце жарило во всю ивановскую, двери аптеки открылись.

— Еще раз напоминаю: заходить по одному, — строго предупредил аптекарь.

Первым вошел Никифоров на костылях, которые ему притащил внучок.

— Вот, — сказал он, протягивая два рецепта, две честно выстраданные бумажки.

Аптекарь порылся, поставил на рецептах свою закорючку и выдал две упаковки таблеток.

Инвалид чуть в пляс не пустился.

— И еще один пузырек боярышника по такой радости.

И вышел победителем на крыльцо.

— Ну? — выдохнула очередь.

— Отоваривают, — гордо произнес он.

— Отоваривают, отоваривают… — пронеслось эхом по очереди.

Ну, и пошла раздача.

Первые десять человек получили лекарства без проблем. Потом пошли сбои.

— Этого нет, — отвечал аптекарь, — зайдите попозже.

— Это вечером, что ли?

— Через месяц.

— Так я через месяц, может, уже помру.

— Ничего не могу сделать.

— Дайте хоть настойку пустырника. Зря, что ли, стоял?

— Следующий! В растворе нет, возьмите в капсулах.

— Я их глотать не могу, в горле застревает.

— Растолки и в водичке раствори, да не в ведре. Зови следующего.

— … Этого нет. Следующий.

— Не поставили мазь на суставы, бабушка.

— А что делать? Ноги сильно болят.

— Купи настойку боярышника и натирай перед сном.

— Давай.

— Успокаивающее кончилось.

— А что есть?

— Боярышник.

— Давай, аптекарь, две штуки, нет, три.

Очередной льготник, выйдя из аптеки, выдохнул:

— Всё, лекарства закончились. — Потом, помолчав, добавил: — Боярышник тоже. — И махнул рукой.

Очередь недовольно загудела.

Появившийся в дверях аптекарь объявил:

— Кто хочет лекарства за деньги, заходи. За деньги таблетки еще остались. Если желающих нет, то закрываюсь.

Трое угрюмо зашли отовариваться, другие пошли по домам.

 

День заканчивался. Где-то во дворах заиграла гармошка. И треснувший голос выводил фальшиво: «Жи-ы-ы-вы будем — не помрё-ё-ё-ё…». Треснувшая ё улетала куда-то ввысь…

 

 

 

ЖИТЕЙСКИЙ КУВЫРОК.

 

Нежданно-негаданно бывает не только в сказках. Жизнь иногда такие сюрпризы преподносит, что только держись, не падай.

Гражданин Тряхнусов жил в четырехкомнатной квартире на уровне второго этажа. Не один, конечно, жил. Жена у него была законная с той же фамилией, дочь-студентка и сын, вольнонаемный разнорабочий. Семья как семья, со своими традициями, со своим укладом жизни. Иногда по выходным на кухне, когда вся семья была в сборе, выясняли, кто из них урод, потому что в нормальной семье без него не бывает. В общем, жили дружно. У каждого были свои проблемы, свои заботы и свои планы на ближайшую перспективу.

И вот как-то приходит к Тряхнусову молодой человек и представляется агентом юридического лица. Приходит и сообщает, что фирма, где он работает, собирается купить квартиру этажом ниже и перестроить ее в аптеку. А для этого, по закону, нужно согласие верхних жильцов и их полное понимание. Тряхнусов знал, что сейчас это повсеместно практикуется, просто эпидемия какая-то — все квартиры на первых этажах переделывать в торговые помещения, поэтому не смутился, лишь слегка замялся.

— М-м, ну, так… В общем…

— За согласование наша фирма готова вам уплатить пятьдесят тысяч рублей, — пришел ему на помощь агент.

Тряхнусов зачесался. Такие деньги, конечно, просто так не заработаешь, однако как бы не продешевить.

— А моим знакомым предлагали сто. Если я соглашусь на меньшее, как-то неудобно перед ними будет. Вот если ваша фирма сто тысяч нам положит, мы в момент все необходимые бумаги подпишем.

Агент требования хозяина квартиры выслушал и сказал, что не уполномочен менять сумму в сторону увеличения. Если бы жильцы были согласны на меньшую, он бы пошел им навстречу. Но пообещал, что передаст руководству и зайдет через три дня.

Тряхнусов закрыл за ним дверь, послушал, когда агент выйдет из подъезда, и пустился в пляс.

Дело в том, что он давно хотел поменять старую машину на новую. Но что-то никак с деньгами не получалось. А тут полный расклад. Старую можно продать, добавить сто тысяч и ва-ва-ва, би-би-би. Красота! По такому случаю можно и выпить.

Жена, придя с работы и увидев на столе полный обед с неполным графинчиком, слегка удивилась:

— Никак помер кто?

— Да, — подыгрывая ей, ответил Тряхнусов. — Скончались мои мучения с ремонтом старой машины. — И выложил ей все события.

Жена молча села за стол, налила стопку, залпом выпила и сказала:

— То, что ты вместо пятидесяти тысяч попросил сто, — это хорошо. Только про свои планы забудь. У меня свои имеются. Я давно хотела спальный гарнитур купить и еще шкафчики навесные на кухню. Так что раздели эту сумму пополам и к моей доле даже в мыслях прикасаться не смей.

— Какой спальный гарнитур, какие шкафчики? — опешил Тряхнусов. — Я тебе сам кровать гвоздочками отремонтирую и кухню обустрою. Я же столько лет о новой машине мечтал. Когда еще шанс выпадет?

Жена остудила:

— Подпись, говоришь, каждого нужна? Так вот, моя — стоит ровно половину. — Она налила себе еще одну стопку и пошла замерять спальную.

Вечером Тряхнусов снова попытался поговорить с женой, отговорить ее от опрометчивого решения. Но на каждый его аргумент, жена выдвигала свой, поэтому разговор часто из спокойного русла перетекал в бурный поток ругательств.

В это время с учебы вернулась дочь. Прислушалась. Уловила суть и вклинилась в разговор.

— Мама! Папа! Что вы тут буйство разводите? Мимо все ваши расчеты. Сколько нас в семье? Вот и делите. Главное, мне отдайте мою долю, а на остальные покупайте себе хоть машину, хоть мебель, мне без разницы.

Мама и папа просто удивились такому грабежу.

— Дочь, ты-то каким боком на деньги претендуешь? Квартира наша, мы за учебы твою платим, кормим, одеваем. А ты еще на что-то претендуешь?

— Тогда не ждите моей подписи. Конечно, можно и подделать, но это уже подсудное дело. Не советую.

— Не, мать, ты слышишь, она не советует. Да я, да я…

— Да ты бы мог и двести попросить. За беспокойство можно и двести дать.

— Да вроде двести и неудобно, — слабо возразил Тряхнусов, делая в голове новые расчеты. — У них же там аптека будет. Они обещали всё тихо-благородно. Не рюмочную же открывать будут.

— Ну, я просто сейчас уписаюсь. Достался же мне папаша. Ты что, с луны свалился или из экспедиции вернулся? Да сейчас любая аптека почище рюмочной будет. Они и открываются раньше и цены там ниже.

Жена сурово посмотрела на своего мужа. Тряхнусов съежился. Он уже сам осознал свою оплошность.

Вечером пришел сын, и сестра ему (вот ведь язва) рассказала про деньги, заявив, что свою долю она уже отстояла.

Вольнонаемный сынуля подошел к родителям и, не вымыв руки, спросил:

— Что, от меня уже отказались, сиротой сделали? Я, может, скоро жениться буду, мне деньги позарез нужны. Мою долю даже в руки не берите. Сам отсчитаю.

— Как жениться? — спросила мама.

— А жить где будете? — спросил папа.

— Так в моей комнате и обустроимся, — пообещал сын, — к чему себя переездами мучить?

Одно другого чище. Еще днем Тряхнусов в мыслях на новой машине разъезжал, а тут такие препятствия. Он еще попытался доказывать преимущества приобретения новой машины перед другими никчемными тратами, но был посрамлен и унижен превосходящими силами оппонентов.

Через три дня родственники уже стали требовать денег, но что глава семейства ответил, что агент приходил и попросил отсрочку для принятия решения еще на неделю.

На него посмотрели с недоверием, но дали шанс.

Через неделю от фирмы пришло письмо.

 

Уважаемые жильцы! К сожалению, мы не можем пойти на ваши условия в размере трехсот тысяч рублей. Считаем эти условия неприемлемыми.

Генеральный директор Ф.Ф.Штукин

 

— Какие триста тысяч? — удивилась Тряхнусова и взглянула на мужа. (Ой, был грех, не удержался мужик, дал слабинку, ну жуть как машину хотелось.)

— Папа, опять ваши штучки! — дочь в слезах ушла в свою комнату.

— Как это понимать? — спросил сын. — У меня скоро свадьба, ребенок должен родиться, а деньги где? — И ушел в свою комнату, громко хлопнув дверью.

Так и рухнула семья. Дочь и сын дверные замки в своих комнатах врезали, жена стала мужу постель в зале стелить, а сам Тряхнусов всё больше в гараже пропадает, машину ремонтирует. На кухне вместе уже не собираются, стараются раздельно питаться.

А аптеку вскоре открыли. Закон поменялся, и согласие жильцов уже никто не требовал.

Вот такой вот житейский кувырок.

 

 

 

ЗУБНАЯ БОЛЬ

 

Вот беда. У Самсона Хворобова зубы разболелись. Хоть ложись и помирай. А ему всего полтинник, помирать вроде как и рано, да и желания не было. Он уж и керосином полоскал, и одеколоном прижигал, и сало свиное прикладывал. Ничего не помогало. Лишь щеку раздуло, будто за щекой калоша спрятана. Пришлось к стоматологу идти.

Молодой зубник в рот заглянул и отпрянул, будто дьявола увидел.

— Что ж вы, дядя, зубы так запустили? Это как же себя не уважать надо?

— Я не запустил, — ответил Хворобов, чуть двигая челюстью. — Я пропустил. Пропустил тот момент, когда зубы бесплатно лечили. А потом это стало такое дорогое удовольствие, что лишний раз и подумаешь: а может, так обойдется?

— Да, — сказал стоматолог, — сложный случай. Четыре зуба пломбировать надо, а семь долой.

— Как же я без зубов-то?

— А как с больными зубами? Какая радость?

— Тоже верно, никакой. А дергать все сразу будем? — со страхом спросил Хворобов.

— Я-то могу и все сразу, да зачем вам такое мучение, дядя? Каждый день по одному буду удалять.

— Семь дней ходить зубы выдергивать тоже невелика радость.

— Да вы не бойтесь, я вам поставлю обезболивающее — ничего не почувствуете.

И выписал счет за всё лечение.

Хворобов как на цифры взглянул, так у него зубы ныть перестали. Сердце заныло.

— Брат, — сказал он стоматологу, — как же это? Я таких деньжищ в руках-то и не держал. Нельзя ли подешевле, не так красиво?

— Можете сходить в поликлинику по месту жительства.

— Ходил. Неделю номерки караулил. Не получилось. А у вас вот пожалуйста, никого народу. Но мне бы подешевле.

— Извини, дядя, у нас прейскурант.

— И вы извините, у меня прожиточный минимум.

Вышел Хворобов из больницы, а зубы ноют, лечения просят. Не входят в положение.

Идет по улице, грустит. Навстречу дядя его двоюродный. Родственник минут пять на него смотрел, признать не мог.

— Никак Самсон. Эка как тебя развернуло. Упал, что ли?

— Нет, зубы болят.

И Хворобов рассказал про свою беду.

— Чудак ты, — сказал двоюродный дядя. — Чего тут с таким портретом расхаживать? Поехали к нам в деревню. У нас отличный зубной врач, Еремей Петрович. Он этих зубов в жизни надергал что звезд на небе. А уж сколько вылечил… Нашим зубам собаки завидуют.

А Самсону Хворобову терять нечего. Он бы не только в деревню, он к самому черту согласен на лечение напроситься.

Зубной врач Еремей Петрович даже разговаривать не стал, сразу в рот полез.

— Сложный случай, — сказал он после осмотра. — Один зуб нужно удалить, а два подлечить придется.

Хворобов даже ушам нее поверил.

— А остальные? Мне же хотели семь удалять, четыре лечить.

— Ну, если вы хотите, могу и так сделать, а заодно и прикус ваш исправить. Только зачем?

— Сказали так

— И денежку поди заломили?

— Да уж, не побрезговали.

— Ох уж мне эта ваша городская жизнь. Разве можно на чужой беде наживаться? — произнес Еремей Петрович и принялся за дело.

За час управился. Хворобов только сплевывать успевал.

— Ну, вот и всё. Пломбы я поставил наши — пусть цвет немного не соответствует, так рот широко открывать не надо, зато надежные. Не то что импортные. Если археологи когда-нибудь вас откопают — кости могут истлеть, а мои пломбы останутся. Вот еще трава: пополощите с недельку, и всё пройдет. Только обещайте грецкие орехи зубами не колоть и пивные бутылки не открывать.

— Клянусь! — произнес Хворобов с такой горячностью, будто давал клятву на верность Родине перед строем солдат.

За лечение, конечно, было уплачено, но сумма оказалась даже ничего себе, симпатичная. Еще и на обратный билет осталось и на…

Но это уже не интересно.