КАК МЕНЯ ЖЕНИЛИ НА «КУ»…

 

Было это в первую годовщину игры в перест­ройку. Ближе к весне 1986 года новым местным властям вдруг вздумалось сыграть две безал­когольные «свадьбы», то есть поменять редак­торов в главной партийной и комсомольской газетах. Сначала нашли достойного жениха для серьёзной «Удмуртской правды», затем оче­редь дошла и до легкомысленной «молодёжки». Выбор почему-то пал на меня. Заслали сватов. Долго расписывать достоин­ства невесты им не пришлось: года четыре я был знаком с ней достаточно близко. Поэтому посчитал, что вступить с ней в законный брак – просто дело чести. Правда, процедура ослож­нялась тем, что «жениха» утверждала Москва, должность была в номенклатуре ЦК ВЛКСМ. Меня успоко­или, что эти пустые формальности займут не больше суток, и посадили в самолёт. В полёте на высоте потекла шариковая ручка, и я заявился в ЦК с грустной сизой кляксой на светлом пиджаке. Клякса красовалась на груди как раз в том самом месте, где всякий уважаю­щий себя член ВЛКСМ носил комсомольский значок. У меня значка не было, а вот эта против­ная клякса – была. Замена казалась мне вызы­вающе неидеологичной, но Юра Пилипенко (заведовал тогда идеологическим отделом ЦК) сказал, чтобы я не паниковал, а поскорее уби­рался с глаз строгих секретарей в ближайшую химчистку.

После того, как мне зачистили одежду, я стал жить на чьи-то комсомольские взносы в комсомольской гостинице и регулярно являться в здание ЦК на смотрины. Каждый раз Пилипенко сначала оценивающе смотрел на пиджак, потом ободряюще хмыкал, потом просил подождать до обеда, потом сооб­щал, что сегодня у секретаря нет времени гово­рить со мной. Я отправлялся гулять по Москве и прожигать всё те же комсомольские деньги. К концу недели я, видимо, уже порядком надоел Юре, и он молча выдал мне… комсомольский значок, добавив, что час приёма пробил. Я на­цепил значок на пиджак и пошёл в кабинет сек­ретаря Пальцева.

Секретарь Пальцев увидел значок, улыбнулся, спросил: «Работать хочешь?» Я просто ответил: «Хочу» – и он пожал мне руку. В Ижевск я поехал поездом, чтобы, не приведи господь, ручка не потекла.

 

…и как инициировали бракоразводный процесс

 

Это было не раз, хотя ни я, ни моя любимая газета разводиться не собирались. Ну и что из то­го – по суровым перестроечным законам разлу­чить нас могли запросто и без нашего согласия. «Лучше уходи добровольно», – говорили мне в обкоме ВЛКСМ после очередной газетной «бомбы», лихо брошенной кем-нибудь из наших бесстрашных журналистов в сторону какого-ни­будь беспечно начальствующего лица. Лицо не­медленно жаловалось своим покровителям, и у меня начинались разные неприятности. «Ты по­нимаешь, что творишь?» – спрашивали меня в личной беседе на бюро или на пленуме. Я по­нимал.

Я не понимал одного: зачем обкому беззубая газета? Тем более что нас читали именно пото­му, что наши ребята за словом в карман не лез­ли. Наверху считали, что газетой надо руково­дить. А я полагал, что тем, кто её делает, не на­до мешать.

Это и была самая страшная тайна, выдав которую я тут же загремел бы по всем ступенькам вниз с шестого этажа Дома печати. Хорошо, что не выдал, и прожил с любимой пять счастливейших лет своей жизни.