Т Р О И Ц А

Повесть

Савелий готовился к последнему броску и, как бывалый вояка, перед этим пытался сориентироваться. Сколько их было у него, этих последних бросков, почти без шансов выжить: и на вражеские окопы в российских полях, и на огневые точки в узких улочках европейских городов. И каждый раз, даже раненый или полуживой от контузии, он тихо радовался не только тому, что остался жить, но и тому, что смог это сделать, превозмогая себя, выиграл у судьбы-злодейки. И эта радость теплотой наполняла сердце и лечила раны.
Сельсоветовская легковушка свалилась на него, как снег на голову.
- Дед, фельдшер сказала, что тебе в госпиталь надо, давай по быстрому, а то в следующий раз мне в город неизвестно когда потребуется, – торопил молодой председатель, оглядывая подворье.
Раз в город, то фуфайка не годилась, и Савелий оделся по- парадному.

Он уже был здесь один раз и сейчас вспоминал. Предстояло пройти метров шестьсот: улица, базар, магазины, кафе, а потом лесок, где и располагался госпиталь. Решил преодолеть это расстояние в два приёма с одним привалом. Пришёл трамвай, люди засуетились, остановка, где он сидел, опустела, и пора было двигаться. Тут ведь главное что – не упасть по дороге. Это не в деревне, где каждый подойдет, подсобит. В городе подумают – алкаш или бомж, а не то, что у человека сердце прихватило. И «скорая» проедет мимо, не остановится. Только милиция может подобрать в вытрезвитель, для плана, если клиент одет более-менее прилично, то есть, может заплатить. Потому надежда только на себя, да на заветные таблетки в кармане.
С первым же намеченным этапом Савелий не справился. Не рассчитал своих сил малость. Прихватило его как раз посреди базара от непривычной для деревенского человека толкотни, гвалта, множества лиц. Все поплыло перед глазами, и, ища пристанища, он прислонился к какому- то лотку. Расстегнул пиджак, и пола с наградами легла на прилавок…
- Ты мне, дед, весь товар развалишь. Вещи тут, видишь, ценные: старинные монеты, значки депутатские, царские регалии. Но если ты свои хочешь предложить, – и хозяин прилавка перешел на шепот, – то с этим открыто нельзя, – говорил он, деловито перебирая награды на пиджаке старика. – Хорош товар! Встретиться надо. Большие деньги получишь, дед! Корову бабке купишь или «Оку», чтоб по деревне ее возить. Вот тебе номер моего мобильника, звякнешь потом.
Хотел Савелий ответить наглецу, хвать свою трость – да нету ее под рукой, дома впопыхах оставил. Скрипнул зубами: «ёлки зелёные», – и потащился дальше. Уже на полпути огляделся, ища скамейку, но их в этом городе, видимо, еще не придумали, поэтому сел на бордюр и высосал желтую таблетку, красную оставил на случай криза.
В аллеях госпиталя под деревьями лежала опавшая хвоя. По знакомым дорожкам Савелий добрался до корпуса и отдышался только на диванчике в коридоре первого этажа. За стеклянной перегородкой с небольшими окошками для посетителей сидели две девицы. Мимо Савелия туда-сюда шастали какие-то люди, а ему было покойно, словно на завалинке родного дома, куда он выходил погреться на солнышке. Волнения этого дня и усталость уморили его, и он прикорнул калачиком тут же на диванчике.
- Дедушка, тут нельзя. Откуда вы? – прервали его покой вдруг всполошившиеся девицы и повели Савелия в кабинет напротив. Там сидела женщина постарше, в очках.
- Вы что это, – начала она строгим голосом, – на два дня раньше приехали? Хотите нам весь график сорвать? Ну и куда мы вас поселим?
Начал было Савелий оправдываться, что-то про председателя сельсовета, какой он хороший, не забыл старика, да видит, что не слушает его командирша, только бумаги перебирает, и замолк – сам виноват. Определили Савелия тем не менее, на таком же диванчике, только на два этажа повыше. Дали простыни, подушку. Но утомился дед, только обувку снял, да так прямо в костюме и улегся. Удобно, только народ всё перед глазами мелькает, прямо как на городской улице.

…Удачный они с напарником выбрали НП – в бывшем окопе. Анисим притащил сена из ближайшей копны и разрешил вздремнуть Савелию. Хорошо всё-таки пехоте – ближе всех она к земле. Выкопал в ней яму – вот тебе и лежбище, а если яма попросторней, да накатом сверху накрыть – то уже дом с крышей. Много ли уставшему солдату надо – поспать чуток. Земля она подскажет, если танки появятся или колонна вражеская пойдёт. Только чудно что-то: Анисим все ходит перед ним. Вот повариха их полковая появилась и спрашивает: «Не хочет ли дедушка покушать?» Ничего себе дедушка – в девятнадцать лет? А потом санитарка: «Как отдохнёте, зайдите ко мне». И как они в дозоре оказались? Крепкая мужская рука встряхнула Савелия за плечо: Анисим; пора менять его на посту. Очнувшись в полумраке, Савелий увидел вдруг торгаша с базара и встрепенулся, закрывая пиджак, потом удивился, разглядев, что парень другой: «Вот те на, ёлки зелёные».
- Идёмте со мной, – сказал он Савелию.

Игорь был доволен. Такая везуха ему подвернулась впервые – это же, считай, второй отпуск, который оплатят по больничному. Хотя в последнее время на их заводе стало хреново, после того, как его купил новый хозяин. Так что денежки под большим вопросом, судя по косым взглядам на бумаги Игоря в отделе кадров. Самое паршивое было в том, что капиталист ввел свою службу безопасности, которая «не брила» никого, включая заводскую охрану. Одним словом – душман. Мужикам же одна заморока и тоска, из цеха в цех свободно не пройдешь. У Игоря в разливочном пиво рекой в бутылках по конвееру, а если треснула тара, то девки сбрасывают ее на пол и пиво уже ручьем в канализацию. Но что пиво: пузо только с него растет. А вот в цехе напитков – житуха! Недаром все места забиты, даже грузчиком не устроиться, потому что там винная кислота, которую в лимонад добавляют. И по крепости она, прикинь, чистый спирт, а получают ее из виноградного сока: чувствуешь, какая ценная штука? Особенно, если полстакана утром с похмела и стакан вечером, перед самым уходом, чтобы в проходную успеть проскочить.
Но сейчас он – свободная птица. До электрички, пока было время, зашел в рюмочную, и балдел в вагоне, глядя на природу за окном. В городе на вокзале тоже отметился в буфете, потом долго блуждал на транспорте, отыскивая нужный госпиталь, благо, что проезд у него бесплатный. Освежив рот жевательной резинкой, предстал Игорь перед регистратурой и затем перед медсестрой на этаже, которая отвела его в палату и показала место. Решив, что сегодня свой план он выполнил, Игорь отправился прогуляться. Ещё на подходе к госпиталю заприметил неподалеку, у трамвайного кольца, небольшой базарчик, какие-то забегаловки, зал игровых автоматов, который заманивал вывеской «Бесплатно – пива, кофе или чаю». Короче – в небольшую ознакомительную экскурсию.

Патрульная машина подъехала к воротам госпиталя уже затемно. В родном городе никогда не успеешь переделать всех дел, хотя уже с утра Денис должен был поправлять свое здоровье. Увидев мигалку, с удивительной проворностью из будки выскочил парень в камуфляже и без лишних разговоров распахнул ворота.
- Ну, и что произошло? – с напускной серьезностью спросил Денис, – зачем вызывали?
- Не в курсах! – обомлел страж, и на всякий случай посеменил за машиной.
- Вернись на пост, и никого не выпускать! – приказал Денис.
Две сестрички ворковали у телевизора. Увидев молодых людей в милицейской форме, они с интересом повернулись к ним.
- Девушки, надо бы проехать с нами в ресторан, опознать и задержать одного маньяка-насильника. Говорят, он обожает только красивых медичек и появлялся здесь, высматривая жертву. Да заодно и отдохнем, потанцуем.
Глаза у девчонок стали широкими и глубокими.
- Но как же, мы же на работе? Мы не против, но надо дежурного врача спросить!
- Нельзя, так нельзя! Придется мне тогда здесь в засаде остаться – вас охранять. Вот мои документы.
Дежурные похихикали над розыгрышем и сказали, что такому обаятельному пациенту они сделают VIP палату. И действительно, в белоснежной от простыней комнате никого не было. Он выбрал себе место у окна, постоял, глядя на лесок и окна домов, светящиеся сквозь ветви деревьев, пошёл покурить. В полумраке коридор казался бесконечно длинным, где-то был слышен телевизор. Госпиталь затихал. Только на диванчике, свернувшись калачиком как мальчик, спал сухонький старичок, укрывшись от всего мира пиджаком с наградами.
- Идёмте со мной, – расшевелил его Денис.

Встретились они за столом, на котором стояла табличка с номером их палаты. На завтрак давали кашу, сливочное масло и чай. У Савелия болели кости: не привык он со сна и сразу за стол. Они у него по утрам болели всегда, но дома он вначале по нужде шёл во двор, по пути проверял кур и подходил к собаке, зимой прихватывал дров, топить печку. Глядишь, потихоньку и разминал колени да спину. Но тут каша была вкусная, теплая, не то, что промёрзшие сухари с холодной американской тушёнкой где-нибудь в окопе. И чай сладкий греет нутро, а главное – хлеба полная тарелка. И ел дед старательно, не спешил и оставшиеся кусочки прихватил с собой.
Игорю есть не хотелось. Целую ночь он провел в игровом зале. И надо же – ему, задрипанному провинциалу, вначале везло. Он выигрывал и пил пиво, безотрывно нажимал на клавиши, смотрел на выпадающие на экране фигуры и совал в щель автомата купюры. Потом, то ли от пива, то ли от монотонного шума и многочасового пребывания в полумраке зала, его стало клонить ко сну, и очухался он только на улице, когда под утро заведение закрыли на санитарный час. Денег в бумажнике и даже в заначке почему- то не оказалось. На оставшуюся мелочь он купил в киоске пачку сигарет и поплелся в свою теперешнюю хату.
- Овсянка, сэр? Да, это не кавказское гостеприимство! Где мясо, фрукты? – обратился к соседям Денис, но они промолчали. Надо сказать, что в Чечне он тоже съел не один котел каши. Но там были и сочные свежие шашлыки, когда удавалось купить у местных барашка. А фрукты в брошенных садах просто пропадали. Главное – не разевать варежку, а то быстро из-за кустов можно «скушать» свинцовую маслину от «сепаратистов», то бишь от “национал бандитов”. Несколько раз судьба забрасывала Дениса в эту горячую точку и после окончания второй чеченской войны, в полугодовые командировки. И вот полковые врачи решили, что пришла его очередь поправить здоровье, психологически разгрузиться.

Кто в армии хозяин? Правильно, тот кто следит за порядком. Вот и тут следом за ведром и шваброй в палату вплыла дородная женщина, удивилась и посуровела.
- Откуда вы взялись, голубчики? Ты, дедушка, – начала она с самого «слабого звена», – почему самовольно с дивана сюда перебрался? Там бельё использовал, теперь тут? И вы, молодёжь, здесь по ошибке оказались. Расселять вас будем. Завтра сюда другие должны заехать. А пока прогуляйтесь, я должна уборку сделать.
В коридоре их нашла дежурная медсестра, вручила каждому бумажки и отправила сдавать анализы. Денис между делом заскочил в регистратуру, узнать, почему получился облом с палатой, но там сидели другие женщины, пересменка закончилась.
Гуськом ходили они по этажам из кабинета в кабинет, потом отправились на лоджию, где была оборудована курилка. Сели на скамейку, Денис достал пачку и стал угощать. Дед последние годы не курил: махорки и дешёвых «гвоздиков», к которым он привык, в сельпо уже не завозили, а в войну заграничные он не уважал, не привык и к нынешним, длинным. Но сигарету взял, да и приятно ему было посидеть с мужиками, подышать запахом табака, как в землянке. В деревне сейчас какие мужики? Покукуешь на крылечке, поговоришь с собакой – и вся тебе компания. Игорь угостился, помнил, что с запасами у него туго, и надо терпеть неделю до следующей ходки домой. Но, как всегда, после первых затяжек вспомнил, что это не то, что было когда-то: и перед глазами поплыли бескрайние маковые поля Афгана, и та легкость, беспечность наполнявшая грудь, когда они курили опиум на блокпосту, забывая про все тяготы войны. Денис сидел задумавшись: такой перекур помогал сосредоточиться, когда возникала очередная проблема, без чего у него не обходилось. Сейчас ему не нравилось, что его хотят рокировать в другую палату. Мало того, он ещё втянул в это дело деда, и теперь чувствовал за него какую-то ответственность. Да и второй сосед – тоже вроде ничего. Чем это они хуже тех, для которых приготовлена эта особая палата?
- Вот что, служивые, вы слышали, что нас хотят расформировать? Я предлагаю не сдаваться. Не знаю, какие у вас звания, а я – действующий офицер и назначаю себя вести все переговоры. Ну как?
- Потянет, – ответил Игорь.
-Я не знаю, куда мне старику, ёлки зелёные? Вас только держаться, коли не обидите.

Врач, молодая и худенькая, не по годам серьёзная, начинала с нуля. Она спрашивала, глядя сквозь толстые очки: живы ли родители, какими недугами они мучались, чем болел в детстве и потом, где служил, и даже «какая погода в доме»?
Про предков не спрашивала только деда. И что спрашивать? Житьё в деревне во время войны, когда Савелий бился с фрицем, было голодное, работали в колхозе за трудодни. А тут ещё обязательная отработка на строительстве железной дороги, которая позарез понадобилась. И билась девка на двух фронтах: на лесоповале зимой и на крестьянских полях летом. От непосильной натуги хворая стала. Когда Савелий вернулся с войны, расписались они с Нюрой, да только с детьми им не везло: то ли надорвала она что-то свое, женское, то ли фельдшера поздно привозили из села, только мёртвенькие все рождались. Одна девочка только и выкарабкалась, Танечкой назвали. Красивая, но балованная, потому как единственная. После школы в город подалась, в техникуме выучилась, замуж вышла, двух сыновей родила. А тут случилась эта неразбериха в стране! Зятёк выкопал какую-то родню за границей, и сумасшествие это заразило Танечку. Продали они свою квартиру и подались на чужбину. Писала она, что живут хорошо, устроилась уборщицей к какому-то богатому, муж дворником прирабатывает, ребят в армию забрали. Но чуяли старики, что не больно-то сладко Танечке там. Приезжала она однажды, вроде как за родителями, да, видно, некуда их пока с собой пристроить. И война там опять. За кого воюют их внуки? Поплакала Танечка со своей матерью и обратно подалась к семье. Вот и остались они с Нюрой вдвоём. Куда им от родной земли? Старые деревья не пересаживают. Обезножила его старуха, из дома не выходит. Да и сам Савелий в последние годы до сельпо на другой конец деревни не осилит сходить. Слава Богу, добрые соседи, семья учителей, взяли над стариками шефство: и пенсии за них получают, и продукты приносят, и по хозяйству помогают, когда понадобится. Да много ли старикам надо? Вот и дом по завещанию соседям отписали. Зачем он Танечке? Одни хлопоты. Обещали учителя забрать Савелия из госпиталя, если председателю сельсовета некогда будет.
У Игоря с родичами все было нормально. Болели они, конечно, но чем, он не запоминал. Его задачей было отвозить их по пятницам на старенькой «копейке» до садоогорода, или, как сейчас модно называть, – на дачу, и забирать в понедельник. Ну и, конечно, по весне перелопатить участок, а осенью помочь выкопать картошку да увезти в гараж, в яму. Жена садоогород недолюбливала, потому что не была в нём хозяйкой, а у сына и дочери свои компании, и дачу они брали у предков напрокат, с условием, чтобы взрослые в эти дни там не появлялись. Игорь иногда оставался на садоогороде ночевать. Закончив работы, замахнув с отцом для настроения пару рюмок, он растапливал баню и долго парился в ней, вылетая с рёвом в предбанник, чтобы попить из «фугаса» холодного пива, и снова нырял на полок. Отец такого жара не выдерживал. Потом мать кормила их ужином на веранде, ставила на стол графинчик отличного перегону. Жена Игоря в таких случаях уходила к своим родителям, потому что муж появлялся на другой день поздно, весь разбитый, ложился к телевизору и разговаривать с ним по поводу ремонта квартиры было бесполезно. Чаще всего Игорь проводил свободное время в гараже, возился со своей старой машиной. Он без конца перебирал развалюху, чтобы она продолжала бегать. Там, в гараже, была его территория, его мир. Приходили знакомые мужики, иногда ребята с работы, когда удавалось за поясом в грелке вынести с родного завода спиртику, верстак застилался газетами. И начинались бесконечные разговоры обо всём: сперва о машинах, потом о бабах, потом о деньгах, а прерывалась беседа только тогда, когда сбрасывались на очередную бутылку и посылали гонца. Кончалось всё тем, что Игорь забирался на антресоли, где у него стоял диван, кореша разбредались, а делающие обход сторожа прикрывали распахнутые железные ворота. Жена гараж тоже не любила, и старалась там не бывать. Она уже привыкла, что у мужа свои интересы. Ну да и чёрт с ним, пусть отсыпается где хочет, лишь бы за руль поддатый не садился. Боялся этого и Игорь: потерять права для него означало полный капец. Ни дачи стариковской, ни гаражных посиделок, и в друзьях останутся только дворовые забулдыги.
Денис жил с мамой. Отца он не помнил, от него осталась только фамилия Быстров. Мать работала конструктором на оборонном заводе, где поддерживалась железная дисциплина, и «от гудка до гудка» находилась за забором. А Денис был предоставлен сам себе. Он и рос самостоятельным: мог сварганить что-нибудь поесть, мог постирать рубашку, если она запачкалась в потасовке, мог отремонтировать что-либо по дому. Во дворе ему приходилось отстаивать своё место самому, и Денису это удавалось: мамочкиным сыночком его никто не называл. Драться, если не было другого варианта, он умел, но чаще находил друзей, и их у него было много. В школе учился он средне, любил рисование, но особенно затянуло его пришедшее откуда-то с востока карате. На сэнсэя, ведущего эти занятия, он смотрел с обожанием. Из старых льняных простыней мать сшила ему по выкройкам кимоно, и он с гордостью надевал его на тренировках, так как не многие из ребят могли купить себе такую одежду. Звание мастера спорта учли в армии, и он попал сначала в учебку, а потом во взвод разведки. Оставаться на сверхсрочную Денис не захотел. Мать всё поговаривала об институте, и он сходил туда пару раз. Потолкался среди абитуры около стендов в коридоре, послушал, сколько стоит гарантия поступления на бюджетное обучение, а расценки на платное висели открыто, но таких денег у них с матерью не было. Его друг Стас предложил пойти вместе служить в милицию. Дисциплину Денис любил, хотя видел, что в органах шушеры тоже полно: и малограмотные, и наглые, и жадные, в общем, как и везде. Кто ещё пойдет сюда на такую зарплату? Но, в принципе, эта служба ему нравилась тем, что ты варишься в гуще событий, становясь иногда для людей в ситуациях, не подходящих ни под один кодекс, и защитником, и обвинителем и судьёй.

Сделав назначения, доктор оглядела палату и сказала: «Наверное, уже сегодня вам, товарищи, придется переезжать». На что все трое не отреагировали, будто и не слышали.

У кабинета стоматолога, куда их послали, сидела очередь: дама в норковом манто, человек похожий на менеджера – в коже и с ноутбуком, и бабушка с внуком, разомлевшим от долгого ожидания. Наконец, дверь открылась, выпорхнула девица на шпильках и показался сам дантист. Он посмотрел на последнюю троицу и предупредил: «Граждане, у меня по записи, и надо подождать или прийти в следующий раз».
Пришлось опять отправляться на перекур.
- Вот хорошо, а то у меня два последних зуба остались и те болят, ёлки зелёные, – предвкушал облегчение Савелий. – Зубной – это голова, у нас в районе он один и к нему не пробьёшься, и дороги туда часто не бывает.
-Да и мне бы за так пломбу, а то старую съел видно, – согласился Игорь.
Денис промолчал, потому как свои зубы у него после контактных схваток были на удивление целы, наоборот, вырастали ещё новые, которые приносят мудрость. Но ему не понравилось, когда они, вернувшись к кабинету, обнаружили новую очередь других личностей.
- Ассо! Теперь по записи мы, – сказал он, когда из кабинета бабушка вывела ревущего внука, – и затолкал первым в кабинет деда. Савелий вышел через минуту шибко грустный.
- Врач сказал, что выпадут сами и до свадьбы заживёт. Какой свадьбы, ёлки зелёные?
Игорь был не дольше.
- Прийти через две недели, сейчас у него запарка!
- На что жалуемся? – вальяжно развалившись в кресле спросил Дениса молодой прилизанный блондин в халате.
- А что на тебя жаловаться? Наверное, бесполезно? Тебя за жопу брать надо! Ну-ка, покажи свои списки! Кто утвердил? Левак-то в стол кладёшь или в сейф с лекарствами? Группу захвата сейчас вызывать, или попасти ещё тебя?
Блондин в замешательстве открыл рот, показывая неровные золотые зубы. «Сапожник без сапог,» – подумал Денис, открыл дверь и сказал деду: «Заходи!»

В этот раз она залетела в палату без швабры и затараторила.
- Мужики, давай скорей, начальство уже приехало!
Но не успела она закончить, как в дверях появились три кента с саквояжиками, а из-за их спин выглядывал озабоченный, в белом халате, сам начальник госпиталя.
- Герман Абрамович, как я вам звонил, кондиционер сегодня привезут и надо будет установить, – распорядился один из вошедших.
-Да-да, сделаем, – закивал начальник.
Троица отдыхала после утренней каши и наблюдала за происходящим.
- А нас вы куда хотите убрать? – поинтересовался Денис.
- Вас распределим по другим палатам, потому что вы сюда попали ошибочно, здесь предназначено другим.
Муторно стало на душе у Игоря, захотелось в гараж или в газировочный цех.
- Ошибочно? А может меня по ошибке послали в Афган! Или я ошибся в чём, когда получил там две пули?, – распалялся он все сильнее. – А вы почему особые? Может, первыми ту душманскую гору взяли, что наш перевал гнобила? Так не видел я вас там! – обращался он уже к кентам. – Может, Денис, ты их в Чечне видел? Духи вы сами! Духи!
Засуетился и Савелий, надел свой пиджак и встал перед вошедшими, как бы защищая их от свирепеющего Игоря, а на самом деле преграждая путь в палату. Растерялся начальник: «Пойдемте ко мне в кабинет, там разденетесь, пока мы тут разбираемся», – распинался он перед гостями.
Появился он вновь уже в форме майора и с грозным видом.
- Всех выпишем сегодня же за нарушение режима! – сказал он и повернулся, чтобы уйти, но не успел. Его остановили слова Дениса.
- Вы, видимо, хотите нажить с нами себе проблем? Вы их получите!
И начальник на миг стушевался.

Уборки в этот день не было, не приходила с обходом и врач: может быть, она отдыхала после ночного дежурства, а может?..
- Дело, вроде, серьезное, однополчане. Нас, похоже, окружают, и тут два варианта: или сматываться, или бодаться. А если уж выпрыгнул из окопа – то готовься к схватке, – оценил ситуацию Денис.
- Отдохнули, мать твою так! Я бы взорвал эту богадельню, духи везде окопались! – багровел Игорь. Не зря тут ему прописали встречи с психиатром.
- Мужики, а как я сейчас до своей деревни доберусь? – всполошился Савелий.
- Не манджражи, дед, отобьемся.
- Вот что! Ждать теперь нельзя. Как сказал вождь пролетариата: «Промедление смерти подобно».
Клизмы и процедуры на сегодня отменяются. Слушайте команду! Ты, Савелий, здесь не первый раз, походи по палатам, будто ищешь старых друзей, поспрашивай, много ли свободных мест, да и для себя койку присмотри: если нас попрут – тебя не тронут, не посмеют. Мне интересно, что это наша палата им так полюбилась, будто мёдом намазана? А ты, Игорёк, сходи к шоферам в гараж, покури, побазарь, будто насчёт работы, и узнай, на какой тачке начальник госпиталя домой добирается. А я тем временем выясню, что за элита метит в наши хоромы? Встречаемся за обедом, надеюсь, он не будет у нас прощальным, – распорядился Денис.

Таблетки оказались на тумбочках и обед состоялся штатно, если не считать, что Игорь опоздал. От него изрядно попахивало, и Денис усадил его в угол к стене. В ходе разведки выяснилось, что свободных палат нет, хотя отдельных коек навалом. Савелий также определил, что только у них кроме умывальника есть туалет. Остальные ходят в общий для всего этажа, который посещал дед в прошлый раз, и тогда в очереди впору было танцевать лезгинку, потому что изношенные стариковские организмы никак не хотели исправно справлять нужду, и недовольным санитаркам приходилось делать там уборку по несколько раз в день. Игорь рассказал, что механики – свои парни и в рабочее время пьют умеренно, начальник ездит домой на недавно купленной новой иномарке. Иногда его возит сын, который по годам должен надеть форму, но, видимо, косит от армии. А Денис доложил, что от подружек в приёмном покое, когда он им предъявил свои претензии, узнал о новых пациентах: это – работники военкомата, и два раза в год, после мужественно проведённого призыва, отдыхают здесь.
- Теперь кое-какие завязки начинают проясняться. В углу, за фикусом, в тишине наша палата, а главное – это очко, – рассуждал Денис вслух, когда они прилегли на тихий час. – Туалет, или клозет, или сральник – это признак цивилизации. Вот ты, Савелий, на передовой, когда прижмёт, садился в уголочке траншеи а потом, когда яйцы от мороза начинали позванивать, надевал штаны и закидывал то место снежочком. Или ты, Игорь, на блокпосту залезал в какую-нибудь вонючую на жаре будочку, и мухи облепляли твои белоснежные ягодицы. И мне в рейдах часто приходилось приземляться между кустиков, становясь легкой мишенью. Ну и где же тут удобства? Вот в Москве я ходил в туалет, который в полсотне шагов от Спасской башни. А взять наш город: вначале построили их возле ЦУМа, собора и в других людных местах, потом сделали платными, а потом посчитали, что выгоднее в этом помещении чем-нибудь торговать. И всё, кончилась цивилизация. Савелий сегодня много раз ночью ходил туда: может и недержание, но больше потому, что удовольствие рядом, не надо одеваться и идти на холод.
- Да, правда, ёлки зелёные, далеко можно и не успеть, – беззубо улыбаясь согласился дед.
- Не о том базарим, – вмешался Игорь. – Надо сходить мне ещё раз в гараж, резину проколоть на джипе начальника.
- Этого не нужно, ещё попадёшься, да и только работы добавится твоим механикам. Ты лучше номерок спиши у него. Да не поддавай особо, сейчас у нас военная обстановка, – охладил его Денис. – По одному никуда не переселяться. Держимся только втроём.

Деда оставили караулить помещение, Игорь пошел к шоферам, а Денис отправился на ближайший базарчик, что прилепился у трамвайного кольца. В таком положении нужна была связь. Он узнал ларёк, который они трясли за торговлю ворованными шмотками, и обратился к продавцу.
- Нужен дешёвый мобильник.
Парень как будто не слышал, а сам искоса изучал Дениса. Чем-то он не нравился ему: рожа, вроде, знакомая, но жадность взяла верх:
- Здесь ими не торгуют, но могу отдать свой. Правда сам недавно нашёл, может он палёный.
- Без базара.
- Штука.
Всё-таки связь – это великая вещь, особенно необходимая на фронте.
Вспомнилось Денису, как ещё в первую чеченскую войну их разведгруппа попала в заварушку. Подорвалась БМП на фугасе и загорелась. Ребята от взрыва посыпались с бортов в кювет, а из машины никто выбраться не смог: слишком сильна была эта адская посылка. Рыпнулись было, помочь механикам, но ваххабиты так поливали из калашей с двух сторон сверху из леса, что броня повизгивала, словно они ещё хотели добавить в костер огня. Сгорели наши парни, и Денис, лёжа в десяти шагах, чувствовал этот тошнотворный запах машинного масла и чего-то ещё, и плакал от бессилия. Там осталась и рация, а по тогдашней армейской бедности на разведку полагалась только одна. Патроны ещё были, да что толку. Вот где связь – по цене жизни. Так бы и погибла вся группа, если бы не комбат. Понял он, что позывной молчит неспроста, и послал на поиски по маршруту роту. Но восточный народ хитрый, так террористы и делают: взорвут где-нибудь машину, или окружат группу наших, а когда прибывает помощь, тут и встречают её в засаде, или устроят ещё пару взрывов. Денис бинтовал стонавшего Толяна, когда услышал перестрелку в километре от них. Ушли чечены в свои родные горы.
А вы говорите – связь! Сейчас у каждого второго мобильник. Это же великое изобретение человечества. Надо за это автору обязательно памятник поставить. Правда, для милиции лишняя головная боль с грабежами. Любой сопляк хвастает перед одноклассниками крутизной мобилы, а отберут у него игрушку, мать бежит в отделение, потому что покупать новую – дорогое удовольствие.

Настроение у начальника госпиталя было паршивое. Полдня пришлось ему заниматься с приятелями из военкомата: успокаивать, обещать, что всё уладится. Они даже согласились побыть некоторое время на дневном стационаре, разделись в его кабинете, приняли процедуры, и после обеда его шофёр развёз их по личным делам, умаялся и отпросился в детсад за ребёнком.
Одного блатника, подполковника Коцура, всё же пришлось оставить. Алла Викторовна, завотделением, начала делать ему гирудотерапию, а после пиявок нужно наблюдение. Вот и поместили его в реанимацию: там все удобства, вот только соседство с тяжелобольными… Хлопотное это место – госпиталь: то умрёт тут кто, и потом объясняйся с родственниками, то жалобу накатают – народ нынче грамотный – и комиссии потом ублажай, то врачей не хватает – все бегут в участковые. Ему бы продержаться ещё два года, и по выслуге уйти. А может, ещё звание подкинут, чтобы пенсион побольше был. Но главное не в этом: пока он здесь, его оболтусу армия не грозит, а там и освобождение по болезни организовать можно. Сейчас вот снова морока с этой палатой: как они глядели сегодня на него – точно как на врага народа. И вечером покоя нет. Заглянул на огонёк этот Коцур, и пришлось задержаться, полезть в сейф, выпить с ним коньячку. После этого навалилась усталость, не хотелось идти до трамвая, не хотелось даже надеть форму, что он делал в таких ситуациях. Новенький, кожаный салон джипа, тихая музыка, кондиционер успокоили его. Час пик уже кончился, и улицы были свободны. Он не обратил внимания, как его обогнала машина ГАИ, и только удивился, когда из неё вышел инспектор, помахал жезлом, отдал честь и представился.
- Старший лейтенант Сухих. Ваши документы!
- Майор Липман, – подал начальник свои корочки.
- Причём тут это? Предъявите водительское удостоверение, – равнодушно потребовал капитан. Потом последовало позорное «дуньте в трубочку», поездка к наркологу, когда за руль джипа сел уже гаишник. И самое обидное для Липмана оказалось то, что в кабинете вместо знакомого ему Ефремова, которого, как потом выяснилось, попёрли за взятки, сидел другой, молодой парень. И напрасно начальник госпиталя утверждал, что он сам врач и своё состояние может оценивать, что на Западе давно уже разрешено употреблять разумную норму за рулём. Одно мнгновение нарколог даже засомневался, но старлей всё время был рядом. В результате у того в руках оказалась справка «Слабая степень опьянения». А раз так – то пиши пропало.
На штрафстоянке его блестящая «ласточка» сразу выделилась среди присыпанных пылью мотоциклов и старых брошенных развалюх. «Разграбят ведь», – с тоской подумал Липман и стал звонить сыну. Тот оказался на какой-то вечеринке, но обещал прибыть. Через час шумная компания на двух такси высадилась у стоянки. Но сесть за руль джипа ни сын, ни его друзья не могли, так как были на сильном «взводе». И только благодаря тому, что начальник госпиталя, сидя в вагончике, разговорился с тамошним сержантом, и осторожно предложенная сумма того устроила, джип оказался дома. И что за день выдался такой? А всё началось с этой палаты и этой троицы.
«Получилось нормально», – получил эсэмэску Денис. «Спасибо!» – послал он ответ. Вот что значит связь!

Больше всего Савелию нравилось слушать беседы фронтовиков. В курилке ли, в коридоре на скамейке пристраивался он к сидящим ровесникам и внимал их неспешные разговоры. Сам всё больше отмалчивался: разучился в глухой деревне говорить, да и темноту свою боялся показать. Но, самое удивительное, эти люди, чудом уцелевшие в гигантской мясорубке войны и перенёсшие такое, что не приведи господь, почти не говорили о боях: видимо, боялись взбудоражить прошлую боль и отчаянье, а может, берегли от потрясений свою слабую душу. Говорили с видом знатоков о политике, ругали существующую власть, отменившую им прежние льготы, о бюрократии, гоняющей их, немощных, за всякими справками и бумажками. Если и вспоминали что из той лихой поры – так это передышки. Особенно если они оказывались в населённых пунктах. Когда попаришься в деревенской бане, или смоешь окопную грязь в кафельной ванной, наденешь чистое бельишко, отоспишься, выглянешь в окно – а там крутогрудые хохлушки или стройные фрау. Сразу тело наполняется силой жизни. Хочется тишины, чистоты и женщину.
Как только в разговоре возникала эта тема, Савелий сразу оказывался в венгерском городишке, где они были на дислокации. Город был маленький, с невысокими каменными заборами и брусчатой мостовой. Стоял он у подножья огромной горы, покрытой сплошь виноградником. Только местные жители знали тщательно скрытые там пещеры, в которых удавалось сохранить знаменитое токайское вино даже во время турецкого владычества. Батальон Савелия разместился в бывшей казарме армии, которая воевала на стороне немцев. Наступили теплые весенние дни. Сады утопали в белых и розовых цветах. Недалеко протекала река Тиса, и комбат разрешил организованно ходить купаться. Весь смак был в том, что поблизости от полянки, где солдатики раздевались, за излучиной находился городской пляж, и парни, скинув свои галифе и гимнастерки, сразу становились абсолютно гражданскими, и обходными путями оказывались на пляже. Главное – не говори на русском, и закатай повыше казенные трусы.
Они появились дружной стайкой, пощебетали, разделись на песке около Савелия и полезли плескаться. Он аж остолбенел, неотрывно наблюдая за ними. А одна из девчонок, несмотря на ещё прохладную воду, смело шагнула в глубь и поплыла. Может, она хотела порисоваться перед молодыми парнями? Подружки что-то кричали ей, а она, не слушая их, направилась к середине реки. Течение там было сильное, и Савелий, оценив обстановку, для подстраховки двинулся вслед по берегу. Мадьярка, озорно сверкнув на него глазами, решила, что он любуется ею, и рванула прямо в стремнину. Река неприятно обдала Савелия холодом. С некоторых пор он разлюбил воду: слишком много нахлебался её на боевых переправах. До армии же Савелий не раз на спор переплывал многоводную Каму и знал, как коварны бывают такие перекаты.
А дурёха, увидя его в воде, все заигрывала и гребла вперёд. И тут поток легко подхватил её и понёс. Она поняла, что уже не может справиться с течением. Берег и люди были далеко, а этот парень близко.
- Kerem, segitsen nekem (помоги мне, пожалуйста), – крикнула она. Савелий ничего не ответил: боялся напугать её чужой речью, но понял, что она просит о помощи. Широкими взмахами он догнал девчонку, привычно поднырнул, чтобы она не схватила его за руки, отфыркивась, показал, что ей надо делать, и она поняла. Теперь дело было за ним. Течение стремительно несло их, но с каждым гребком сильных молодых рук Савелий вырывался из его объятий ближе к берегу. Он ощущал у себя на плечах её руки и волосы, её упругие грудки касались его спины, и это будило в нём небывалую силу.
Их вынесло в заводь. Он поднял легкое, обессиленное тело на руки, положил на зелёную траву, с трудом отдышался, дрожа от волнения. Пощупал её пульс, наклонился, чтобы послушать дыхание, но она вдруг открыла глаза, взглянула на него, внезапно обняла за шею и поцеловала влажными губами.
- Mi az on neve (как тебя зовут)?
Савелий промолчал. Он не хотел спугнуть тот миг радости, когда они вдвоём, и она совсем рядом, и они оба молодые.
- А, te orosz katona (а, ты русский солдат)! догадалась она и смутилась.
Ее звали Илонка. Он для неё был Вели. Лишь это выяснили они до того, как прибежала взволнованная толпа.
Комбат, из бывших зэков, к режиму относился спокойно. В его комнате всегда стояли под кроватью початые плетёные бутылки с вином, мешавшие Савелию мыть пол. Главное, считал комбат: никаких конфликтов с местным населением, и чтоб ни одна собака не проникла на территорию части. Эти условия Савелий не нарушал, и, договорившись с часовым, перебежал освещённую полосу и нырнул в не убранную с осени кукурузу.
Клуб находился в середине городка в двухэтажном здании. Окна его были слабо освещены, а наверху слышалась музыка. Входящие клали на широкое блюдо деньги, и Савелий замешкался, но наблюдавший за порядком парень разрешающе махнул ему рукой. Цыган, играющий на скрипке, увидев одежду незнакомого парня, смекнул и заиграл «Расцветали яблони и груши», но аккордеонист запнулся, не зная мелодии, и цыган вернулся к «Венгерке». Что удивило Савелия, так это много пышно разодетых пожилых людей, сидевших семейными кланами, и если молодой мадьяр решил потанцевать с девушкой, он вначале спрашивал разрешения на это у её родителей. Илонку Савелий отыскал не сразу, а она уже смотрела на него, и не мудрено: после выходки цыгана многие сразу обратили внимание на его появление. Но постепенно его в уголке зала перестали замечать, а музыка и молодые воодушевленные лица чем-то напомнили Савелию довоенный сказочный мир: их деревенский клуб, гармошки за околицей и первые объятия у плетня.
Илонка танцевала мало, хотя ухажоры часто приглашали её, но получали отлуп. А когда Савелий понял, что скоро конец вечеринки, он рванул через зал, поклонился её родителям. Те ещё что-то ворковали между собой, а Илонка уже держала его за руку. Он видел её красивые большие глаза, подведённые карандашом брови, чувствовал запах её волос. Она пыталась научить его танцу, а для него было главным – не наступить своими растоптанными и намазанными ваксой кирзачами на её чистые туфельки. «Muj ab – antifachist», – шепнула она, кивнув в сторону родителей. «Это хорошо, значит будут коммунистами,» – заключил Савелий.
Батальон спал, когда он нырнул под колючку. «Часовой, наверное, уже сменился», – подумал Савелий, и, словно в подтверждение этому, без окрика ударила очередь ППШ. «Что ж ты, дурачок, сразу поливаешь, узнал бы, что свои.» Но выяснять было поздно, а разведчика на шармачка не возьмёшь. Савелий уже изучил эту зону, и когда сирена заорала тревогу, а в казарму забежал комвзвода, он, изображая проснувшегося, поднимался с койки.

Савелий был в палате один, когда появились санитары. Они переставили кровати так, что его лежанка передвинулась к туалету. «Какие хорошие люди, – умилился он, – знают, что я туда самый частый ходок». Потом пришёл и виновник торжества. Он оглядел своё место у окна, довольно хмыкнул, и санитары удалились. Савелий узнал в нём одного из тех, что выживали их с постоя. Затем заглянул начальник госпиталя, переговорил о чём-то вполголоса с новеньким и удалился. Когда дуплетом пришли Игорь и Денис, то от удивления только вылупили глаза: на кровати у окна над огромным расплывшимся животом колдовали зав. отделением и медсестра. Первая, глядя на схему, показывала пальцем точку, а вторая брала из баночки пинцетом синюю пиявку, прикладывала к телу и ждала, когда та присосётся. Мужики молча сориентировались по тумбочкам, нашли свои кровати и уселись. Когда команда медиков исчезла, обладатель солидного живота, закрыв глаза, тихо постанывал. Лежачих не бьют, и троица отправилась покурить.
- Этот лазутчик из новеньких, – сообщил Савелий.
- Крот! – определил Игорь.
- Повысить бдительность! – предупредил Денис.
Когда они, вдоволь нагулявшись, чтобы не слышать этих стонов, вернулись в палату, то увидели ещё более неприятную картину: медсестра снимала раздувшихся до безобразия пиявок, а врач смазывала опухшие места укусов спиртом, но разжиженная кровь всё лилась из ранок. В конце процедуры они обложили живот памперсами и забинтовали. Потом приходили пару раз и меняли повязку, но, видимо, разжижалась не только дурная кровь, и, скорчившись, подселенец частенько семенил в туалет. Успокоился и задремал он только перед отбоем. Но тут раздалась незнакомая мелодия мобильного телефона. Военкоматчик сразу встрепенулся, взглянув на дисплей и определив звонившего, недовольно нахмурился, оглядел обстановку.
- Пойдем, покурим, мужики, – моментально сориентировался Денис, выталкивая своих из комнаты. Однако в «предбаннике» он жестом указал Савелию на санузел и дал команду: слушать! «Ничего себе, – подумал Савелий, – в разных НП мне приходилось сидеть, а вот на унитазе никогда, ну да ладно, два дела враз сделаем».
- Здравствуй, Владимир Петрович. Зря волнуешься, тем более по вечерам это вредно, давление может подскочить… По твоему сыну вопрос временно решён: его дело переброшено «в резерв» – значит, год можешь жить спокойно. Почему временно? Так для завершения такса другая. Там подключать людей надо сверху, а они мелочиться не любят. Вот и финансируй, если хочешь, чтобы у твоего сына военный билет на руках был, и он забыл к нам дорогу. И женить его тогда можешь, да меня на свадьбу не забудь пригласить!
Чтоб старческий склероз не сбил с панталыку, Савелий несколько раз пересказал Денису услышанное, и тот с удовлетворением отметил, что все варианты не отличались друг от друга. «Стреляного воробья на мякине не проведешь», – оценил себя Савелий после похвалы Дениса.
- Вот что делают, духи! – взъерепенился Игорь.
- Ладно, не гоношись, ещё не вечер, – успокоил его Денис.
Утром к новому соседу пришли коллеги. Они шумно погоготали, распределили себе места и отправились всей гурьбой на процедуры.
Мобильник зазвонил, когда Денис зашёл в палату за полотенцем. Доставая свой, он вдруг понял, что мелодия другая. Трубка вибрировала на тумбочке военкоматчика. Стоя у двери так, чтобы был виден коридор, Денис нашёл нужный номер и набрал SМS: «Владимир Петрович улетаю группой командировку говорить нельзя твой вопрос решён иди военную прокуратуру Матвееву объясни ситуацию он в курсе пообещай остатки рассчёта потом действуй срочно до моего приезда Коцур».

В бытовке гаража было тепло, пахло промасленной спецовкой и селёдкой. Уже несколько бутылок, звякнув пустотой, исчезли в шкафчике для обуви, шофера постепенно разошлись и остался только дежурный. Игорю нравились такие закутки.
Это пошло с Афгана, когда двадцать лет тому назад их полк пересёк советско-афганскую границу. Сразу за перевалом Саланг, с грохотом въезжая в Чарикарскую долину, он окунулся в жару и скалы. Игорь никогда не видел столько гор и песка. Как тут можно жить, что тут может вырасти? И только оказавшись в Кабуле с его множеством харчевен и настоявшимся запахом плова, понял, что этим аборигенам есть чем питаться, а на базаре можно купить всё: от сочных фруктов до разноцветных ковров, от горсти патронов до гранатомёта. А потом пошли пересменки: короткие передышки на базе и долгие месяцы на блокпосту. Как разведчику, ему доставались постоянные рейды к духам, с перестрелками и потерями друзей. Тем желаннее было возвращение на родной блокпост.
Наверняка – это мудрое изобретение русских. Началось, поди, ещё с новгородских ушкуйников несколько веков тому назад, когда они на речных вёсельных судёнышках захватывали земли на Севере и по Волге. Потом казаки Ермака в Сибири из смолистых брёвен делали ограждения от набегов хана Кучума. И вот сейчас, когда воюют на чужой земле, на важных дорогах, на перевалах, у мостов и переправ сооружают временные укрепления. От нас этому научились американцы, придя после нас в Афган, а потом увязнув в Ираке.
Вот на таком блокпосту и провёл большую часть своей службы Игорь. Современный бой – он скоротечен. Самое тяжёлое испытание – это ждать. Ждать в засаде, чтобы безопасно прошла наша колонна, или встретить караван духов. Ждать, когда прилетят вертушки за раненными, или привезут письма из дома. Но главное – чтоб у тебя было прибежище: крыша над головой, тепло от буржуйки, уют, где пахнет мужским бельём и вокруг соратники.
С письмами, а в то время их ещё писали, интересные получались истории. Когда Игоря провожали в армию, на застолье рядом с ним сидела его девушка Галя. Она же шла с ним под ручку до сборного пункта: так было положено. В тот год вернулся со службы его друг Васёк. Он тоже был на проводах, в галифе и со знаками отличия на гимнастёрке. Письма от Галины приходили регулярно, и если вертушка задерживалась, то их накапливалась целая кипа туда и обратно. Но стал Игорь замечать, что всё чаще вместо слов «целую» и «жду» мелькало имя Васёк. То они ходили с ним туда, то сюда. И он начал понимать, к чему это клонится. Хотел раздолбать своего бывшего дружка в письме, да разве это мужской вопрос, когда решает женщина? И гром грянул – написала она о скорой свадьбе. Потемнел, сузился для Игоря белый свет. Ждал он, когда заступит с автоматом на пост, чтобы оттуда уже живым не вернуться. Да судьба уберегла его: подняли их по тревоге, и тут, под Баграмом, схлопотал он первую душманскую пулю. Два месяца провалялся в госпитале, но остался жив.
От постоянного ожидания диверсий, от стрессов помогали письма. И был спец в этом деле из экс студентов. Он за пачку сигарет или щепотку дури сочинял послания. Узнав побольше о девчонке, Эдик выдавал такие перлы, что прочитав письмо, простушки заливались безутешными слезами, а продвинутые начинали раздеваться для немедленного интима. Был у него и список будущих невест, даже молоденьких киноактрис и певиц. Последние Игорю были ни к чему, но с парой простых девчонок он через писаку познакомился.
Относительное спокойствие, праздник души наступал для Игоря, когда их на время отправляли на базу. Главное – там были живые женщины: в санбате и столовой. Негласно считалось, что медички – это для офицеров, а всем остальным – «кастрюли». Несмотря на огромный конкурс, Игорю повезло, и он в первый же раз отдыха на базе познакомился с раздатчицей Зоей. Она для начала подмигнула ему и положила лишнюю котлету, а он, для вида пойдя за добавочным компотом, перекинулся с ней парой фраз и договорился о свиданке. Правда, за складами, где они расположились, вдруг появился сверхсрочник старшина и стал «катить бочку на салагу». Но Зоя сделала выбор, сказав: «Егор, уходи по хорошему». Когда они после этого остались вдвоём, у Игоря от волнения захватило дыхание. Она была много старше его, уверенная и энергичная. Её тело пахло тестом, а он захлёбывался от восторга, превращавшего его из мальчишки в мужчину. Потом они долго лежали молча, и отрезвевшими глазами Игорь видел масляные пятна на её рубашке и думал, что кухонным нижнее бельё в армии положено менять чаще. Он понимал, что для Зои он подменный, но к чести её, потом, когда он появлялся на базе, встречи с Егором больше не повторялись.
Ёмкое это слово – земляк. Когда ты за бугром, для тебя это любой из России. Но есть земляки особые: сибиряки, волжане или уральцы, татары или удмурты. Трудно сказать, как вычислил Игорь этого парня среди сотни новобранцев? Скорей всего, по разговору. Но он сразу подошёл к нему и сказал: «Привет, земляк». И точно – тот оказался не только из их маленькой республики, но и из соседнего района. Вот уж удача – так удача! Их деревни были в десяти километрах друг от друга, и нашлись даже общие знакомые. Андрей обрадовался «старичку», надеясь на его защиту и совет, всё рассказывал о тамошних новостях, о своей семье. И заинтересовала Игоря сестрёнка Андрея, его близняшка Алёна. Однако «земеля» долго приглядывался, прежде чем дал адрес: родная всё-таки сестра, которую оберегал с детства. Ей Игорь писал сам, без лишних выкрутасов, да и заметил про себя, что это раньше не очень любил, а тут разохотился. Алёнушка на фотографии с белыми распущенными волосами на фоне речки казалась со знакомой картины. Одним словом, запал на неё Игорёк, да и она, а он уже научился читать между строк, отвечала ему взаимностью. И Игоря начало покидать чувство обиды и одиночества, поселившееся в его душе после измены Гали. Он понял, что есть на свете человек, которому он нужен, и стал беречь себя для этого человека, стал осмотрительнее, вёл себя менее бесшабашно в боевых стычках. Игорь начал прислушиваться, о чём говорят другие и стал больше понимать людей, прощать их. Это изменяло его, и потом он даже сам себе удивлялся.
Как-то были они в разведке в Пандшерском ущелье. Видят, крадётся группа пацанов с рюкзаками. Зима, ветер свищет, а душманчики поскидали обувь и босыми в ледяную воду: мины устанавливать на переправе. Лейтенант скомандовал: «Захватить!», да где там – они в своих горах как кошки. Но Игорь за уступом скалы схомутал одного. Тут и Эдик подоспел. На досуге он изучал разговорник, и кое-что волок на пуштунском.
- Anta man? (ты кто?), – спросил он посиневшего смуглого парнишку.
- Gamal.
- Kam umrika? (сколько тебе лет?)
- Seize (шестнадцать).
- Limada anta hakada? (зачем ты делаешь это?), – спросил Эдик и показал на переправу.
Маленький душман посмотрел вверх, может быть, молясь своему аллаху, или на вершины родных гор, мечтая птицей оказаться там, чтобы сверху эти шурави казались совсем маленькими. Зачем они пришли сюда, к их кишлаку, или у них нет своих гор, где так хорошо?
Эдик тряхнул пацана за плечо и повторил вопрос. Тот словно очнулся, вдруг удивился такому вниманию к себе: что его не расстреляли на месте и не повели никуда, насупившись залепетал.
- Ana gauan… taktasibu kam bissar…ahtagu ila mia afgani…fatat…kalas…shurawi, saidni min fadlika…
- Что он говорит? – спросил Игорь.
- Он говорит, что очень беден и не имеет даже зимних сапог, но он зарабатывает деньги, ему осталось достать сто афганей или автомат Калаш, чтобы заплатить калым за невесту. Он просит русских не мешать ему жениться.
- Про шурави я и так понял. Слушай, Эдик, давай отпустим парня! – И пока переводчик делал удивлённые глаза, Игорь махнул пацану, чтобы тот слинял.
- Sukran, sukran gasilan… – прошептал душманчик, и словно растаял среди камней. И вовремя, потому что из-за поворота показался лейтенант с двумя бойцами.
- Что вы тут делаете?
- Да вот трофей рассматриваем, – сказал Игорь, показывая на мокрые резиновые галоши, оставленные афганцем.
- Выбросьте их в воду и давайте на блокпост!
- Дурак ты, Игорь, – выговаривал Эдик, когда они немножко поотстали от остальных. – Медаль бы за него дали, а может, и отпуск.
- Нельзя, его ждет невеста.
- Слушай, по-афгански девушка – фатат. Так, может, отсюда, от исламской чадры и пошла наша фата? – Рассуждал отходчивый Эдик, забираясь в свои любимые словесные дебри.

Разбудил Игоря разговор.
- Что за тип?
- Да так, бомжара какой-то. Ходит сюда на халяву.
- Это хорошо, что чужой. Эй, мужик, на бутылку заработать хочешь? – тронули Игоря за плечо.
- На две, – заявил он, когда увидел штабель досок, который надо было вытащить из склада и погрузить на КамАЗ, а когда узнал, что надо ещё отвезти и разгружать, подвел окончательный итог: «На три!»
Его напарником оказался охранник у ворот Николай. Вот так: покинул пост и вместо того, чтобы беречь, он наоборот, видимо, ворует – иначе зачем это делать ночью, с потушенными фарами и полушёпотом? Ехали около часа, а когда остановились и откинули брезентовый полог, Игорь увидел в лунном свете большую реку. Кама, определил он. Коттедж возвышался трехэтажной громадиной. Из вагончика вышли заспанные работяги, судя по акценту, залётные с юга, начали возмущаться, что потеряли два дня и этих досок им мало, но старшой из кабины их успокоил, сказав, что привезёт ещё.
На обратном пути, перекурив и скорешившись, Игорь в ненавязчивом разговоре узнал у Николая, как называется деревня, возле которой пристроился этот дачный посёлок, кому они везли доски – не начальнику ли госпиталя? Оказалось, что это его покровителю, но у Липмана коттедж там же, только чуть поменьше. Рассчитались с Игорем, как и договаривались, бутылками, остановившись у магазина «24», а Николай взял деньгами. В его будочку и завалились, усталые. В любой сторожке закуска всегда найдётся, но, видимо, её оказалось маловато, и чем закончилось дело, Игорь не помнил.
Он, опрокинув стул, с грохотом ввалился в палату среди глухой ночи, зажёг верхний свет. Как прошёл в здание, как миновал сестринский пост внизу – оставалось загадкой. И нарисовался он в таком виде ой как некстати, потому что «военные действия» уже развернулись вовсю. Видимо, прокуратура уже начала раскручивать дело, и военком весь вечер был не в себе: метался из палаты в коридор, на лоджию и всё говорил в трубку, то умоляя, то требуя. Угомонился он только после таблеток, но и храп его, всегда громкий и уверенный, был на сей раз прерывистым, со вздохами.
Коцур испуганно проснулся от шума, сел на кровати, свесив живот и выпучив глаза.
– Что уставился, пиявка? Дух! – начал возникать Игорь. – Родиной торгуешь!
Явно свирепея, военком выскочил из палаты. Запахло жареным. Денис, вскочив в одних трусах, взял Игоря на приём, вытащил в коридор, потом, подумав мгновение, заволок его в красный уголок, который по ночам использовался в качестве отстойника для тех, кто прибыл не вовремя, и где на диванах сейчас спали несколько человек. Денис, как тайком учил любимчика сэнсэй, надавил Игорю известную ему точку на шее, и тот, успокоенный, повалился на свободный диван. Савелию, который ковылял следом, Денис велел принести срочно из палаты подушку и одеяло, укрыть Игоря с головой и приглядывать за ним. Теперь надо было дать ложный след. Денис сбежал на первый этаж, нашёл электрический шкаф и включил лифт, затем открыл дверь у пищеблока, сняв её со щеколды, и распахнул её на улицу. Едва он, переводя дух, уселся на своей койке, как большой шмон начался. В палату ворвалась группа быстрого реагирования: врач из реанимации со своими санитарами и Коцур со своими сослуживцами. Разбуженные по тревоге полусонные медики всех отделений толпились в дверях.
- Где он? – закричал рениаматор, обращаясь к Денису, но потом снизил тон, поняв, что уже ночь и он в лечебном заведении. – Где ваш сосед?
- Откуда я знаю? Вышел куда-то, по-моему, спустился на лифте.
- На каком лифте? Вы с ума сошли, он же ночью не работает!
- Не повышайте на меня голос. Он мне не сват и не брат, чтоб я следил за ним. Не мешайте мне отдыхать, – сказал Денис и демонстративно улёгся под одеяло. Толпа отступила, но обыск продолжался. Были проверены все этажи и закоулки на них. Заглянули проверяющие и в красный уголок, а задремавшего у выключенного телевизора старичка, а это был Савелий, отправили спать в палату. Успокоились только тогда, когда обнаружили открытую дверь служебного входа.

Денису было скользко на клеёнке, а ей – хоть бы что. Видимо, женская дружба всё-таки существует, раз напарница отпустила её с поста. Светлана лежала на его плече, дышала ему щёкотно в ухо, и даже кушетка не казалась такой узкой. А он удивлённо думал, в каких только ситуациях не приходилось ему заниматься этим: в автомашине и в парке на скамейке, в тамбуре поезда и на пляже, на лестничной площадке ну и, конечно, в квартире, чужой или своей, когда мать уезжала на садоогород. Раньше они с друзъями выходили по вечерам на местный Бродвей – улицу Советскую и шлифовали её, высматривая девушек, и почти всегда те, кого они клеили, оказывались с ними в постели: иногда после ресторана или кафешки, иногда, через магазин, с вином и закусью отправлялись прямо на хату. Призывам с фотографиями красоток в газетах и интернерте он не верил. Как мент он знал, что там подстава и не всё чисто. Под влиянием матери он был всё-таки несколько старомоден, но скорей всего, просто брезговал: времена пошли тревожные, заразы расплодилось. Пока эти напасти Дениса миновали, и ему не приходилось, как некоторым его друзьям, бегать по анонимным кабинетам. Может, помогала ему эта осторожность, а может, талант такой у него есть: отличать «зерно от плевел». И что ему неймется? Пора бы и остановиться. Вот взять, к примеру, Свету: молодая, красивая, устроенная – чем не жена? И сколько таких он встречал на своем пути! Некоторые по утрам неохотно покидали его комнату и даже приходили тайком познакомиться с его мамой. Такую назойливость он не любил, да и мама не особенно привечала своих будущих невесток: ей с сыночком было хорошо и без них, а заводиться внуками в свои годы она считала рановато. Денису казалось, что свяжи он себя узами – и потеряется какая-то жизненная перспектива. А мир такой огромный, сейчас он открыт и можно повидать и испробовать себя ещё очень во многом. Он не верил книгам типа «Стань миллионером» или «Формула жизни», но знал точно, что он не глупее и не слабее многих из тех, кому завидуют люди, и он хотел, чтобы мать гордилась им.

Боевые действия продолжились внезапно, когда думалось, что всё уже улаживается – видимо, противника здорово припёрло. Вначале появилась сандружина из реанимации и начальник госпиталя с Коцуром. Было предложено немедленно переехать в другую, специально освобождённую палату, но троица заявила, что ей и здесь хорошо. Один из санитаров, тот, что помоложе, рыпнулся собирать их вещи, но получил пинок под зад и вылетел в коридор. Тогда Коцур сбегал за дружками и прибыла «спецгруппа». Эти ребята, откормленные на казённые деньги, разогретые коньяком, рассусоливать не стали и сразу нагло начали махаться.
- Вы что, граждане, – пробовал урезонить их Денис.
- Давайте побазарим, мужики! – предложил Игорь, занимая место в дверях рядом с ним.
Но слишком много было выпито, слишком неприятны были допросы в прокуратуре, и обида застилала глаза.
- Ну что ж, не мы заваривали, а нам хлебать. Дед, закрывайся изнутри, Игорь, возьми Коцура, – скомандовал Денис, оттесняя нападавших в коридор, где оперативного простора было больше.
- Погнали наши городских! – обрадовался Игорь.
Впереди наступал атлетический парень намного тяжелее Дениса и на голову выше, с пудовыми «кувалдами», попасть под которые означало полный капец. К тому же он явно владел навыками рукопашного боя. «Значит, служил не в хозвзводе, – понял Денис, – и надо его как-то вырубить». Он тактически отступал, отбивая выпады амбала и изучая его возможности. Да, видно из боксёров на уровне, но не скорохват. Отбив очередной выпад, мгновенно повернувшись на левой ноге, Денис ударил правой в челюсть атлета. И тот завалился на дорожку рядом с диваном. Не знал боксёр, что нога сильнее руки: мышца у нее больше и тренирована постоянной ходьбой. Двое других бойцов, видя потерю своего «танка», несколько стушевались. Денис краем глаза глянул, как Игорь прижал Коцура и начальника госпиталя в угол к фикусу и орал: «Присосались к армии! Надо судить вас, мафия!» Следующий военкоматчик, бросившийся постоять за честь фирмы, после подсечки оказался на полу рядом с амбалом, третий в контакт не вступал.
– Отходим, – приказал Денис Игорю, как будто речь шла о возвращении на базу после боестолкновения.
Савелий замешкался, доставая стул из дверной ручки. Нарушая режим, закурили прямо в палате. Напряжение нарастало: они знали, что теперь дело принципа. Ночь обещала быть тревожной. Они слышали, как разгоняли по палатам высыпавших на шум больных. Госпиталь постепенно затихал, но троица не ложилась. И правильно делала. В дверь громко постучали, и Денис пошел открывать. Первое, что он увидел, был направленный в его грудь ствол.
- Ассо.
За распахнутой дверью стоял военный патруль: офицер и два солдата. Капитан держал пистолет на изготовке.
- Фамилия? – рявкнул он.
- Быстров.
- Звание?
- Старший лейтенант.
- Он, он! – подтвердил показавшийся из-за спин военных Коцур.
- Что ж ты, лейтенант, сукин сын, нарушаешь Законы и Уставы? Браслетами тебя успокоить или добровольно пойдёшь? Надевай форму и вперёд! А, погоны дома забыл, ну ничего – сойдет и так.
И правда, на ремнях у солдат висели наручники. Это было что-то новенькое, а может, они вооружились так только по этому случаю. Против власти с пистолетом не попрёшь – это уже уголовщина.
- Я, вообще-то, не в армии служу, а войсках МВД. Наш полк стоит на Загородном шоссе. Везите меня туда, – возмутился Денис. Это сообщение несколько смутило капитана, но он только сильнее набычился.
- Вот в войсках между собой и разберутся.
Игорь, оценив обстановку и прошмыгнув мимо патруля, помчался к воротам. Он ворвался в будку к Николаю и затараторил: «Давай твою рогатку и тормозни их, пока я не заведусь». Когда зеленая «буханка», подождав, пока сторож возился с заклинившим замком, выехала за территорию, к ней пристроился мотоцикл. Развелось этих рокеров, мешают спать по ночам нормальным людям. А машина тем временем, объехав полгорода и обогнув озеро, которое мерцало внизу, поднялась в горку и упёрлась в железные ворота. «Войсковая часть номер…» Игорь повторил про себя цифры и запомнил: память, как и талант, не пропьёшь. Теперь предстояло найти Загородное шоссе и полк Дениса, не попадая при этом на глаза милиции, потому что ни документов на мотоцикл, ни прав у него не было.
Быстрова в части знали, поэтому с КПП Игоря провели к дежурному. Дремавший у телевизора офицер вначале нехотя слушал сбивчивый рассказ, но потом оживился. Он был приятелем Дениса и знал, что тот на криминал не пойдёт. Тем более, взяли его военные, а это уже – беспредел. Офицер позвонил вначале по городскому, и не дождавшись результата, взялся за мобильник.
- Товарищ полковник, извините, что беспокою очень поздно, но дело срочное. Нет, не ДТП с трупами. Военный патруль задержал и увез куда-то старшего лейтенанта Быстрова. Правильно вы говорите, что они – другая епархия, вот я вам и докладываю: ночь длинная и с парнем всё может случиться.
Не дождавшись указаний, видимо размышления полковника затянулись, дежурный распорядился сам по рации: «Макаров, возьмёшь с собой мужика, что приехал на мотоцикле, прихвати ещё по дороге пару экипажей, потому что разговор может быть серьёзный. Короче, надо выручать Быстрова!»
Гаишники знали город лучше Игоря, он только подтвердил, что это та самая часть, когда металлические ворота осветились фарами прибывших машин.
Полковник Тронин тем временем звонил коменданту гарнизона. Дело не в старшем лейтенанте: ну подержат его там ночь на губе, ну побьют для острастки, – но ведь существует честь мундира, части. Если его людей будет бить кто попало, так потом и о полковника Тронина станут ноги вытирать.
- Сергей Иванович, я знаю, ты поздно ложишься. Опять спорт по спутнику смотришь? Ну и как там твой ЦСКА нынче? Продувает? Где наши старые, добрые времена! Да, конечно, есть проблема, потому и беспокою: военные задержали моего парня, а он горячий – Чечню прошёл, награды имеет. Как бы заварушка не получилась. Наломают дров, а нам потом расхлёбывать. Да, разберись пожалуйста, и мы с тобой потом свяжемся.
Генерал позвонил не утром, как думал полковник, а через час.
- Там капитан один есть, мудак. Его попросил Коцур из военкомата. А мне прокурор Матвеев говорил, что этот Коцур вляпался недавно. Я велел освободить твоего парня, а его, оказывается, у них уже нет. Сбежал. Как говоришь его фамилия? Быстров? Во-во, – по фамилии шустрый.
Игорю на переговорах делать было нечего, и он шагнул в темноту вдоль железобетонного забора, конец которого терялся в полумраке. Колючки на верху и запасных ворот не было. Привыкший в такой напряжёнке что-то немедленно делать, и не обнаружив поблизости подручных средств, Игорь побежал к видневшемуся невдалеке жилому дому. Лестница детской игровой горки ему подходила идеально, но он видел, что если её оторвать, то рухнет всё сооружение, а детей он любил. Пришлось остановиться на скамье у подъезда, что служила пристанищем бабулькам. Старушек он любил меньше, чем детей, особенно тёщу. На чугунном основании, видать шефы этого микрорайона металлурги, скамья весила около центнера, вот почему она всё ещё не оказалась где-нибудь на даче частника. В два приёма, вспотев и запыхавшись (да, пить надо меньше), Игорь дотащил её до забора, поставил торчком, забрался наверх, благо, что она была жёстко устойчива. Оглядев территорию и не заметив ничего подозрительного, он спрыгнул на ту сторону. Игорь замечал за собой, что мысль его иногда не успевала за действием. Это мешало ему иногда и в разведке в Афгане, ещё до «вредной работы» с винной эссенцией. Теперь, оказавшись в зоне войсковой части, Игорь подумал: зачем он это сделал, и что дальше? Ошибся он на сей раз только в одном, что никого не заметил.
- Ассо! – неожиданно раздалось у Игоря над ухом, и он инстинктивно отскочил, принял стойку.
- Денис?
- Я видел, как ты кантовал скамейку. А что не перебросил на эту сторону? Сил не хватило? А на пузырь хватает? Становись теперь сам вместо неё.
Денис, изрядно помяв Игоря, забрался ему на плечи, уцепился за верхний торец забора, подтянулся, шурша одеждой о бетон, и спрыгнул наружу.
- Берегись!
Рядом с Игорем рухнула чугунная махина.
- Стой! Стой, кто идет! – раздался окрик из полумрака.
Но Игорь никуда и не шёл. Он торопливо ставил скамейку.
- Стой, стрелять буду! – слышалось в сопровождении топота сапог. Очередь раздалась, когда Игорь уже падал в объятия Дениса. Знакомого свиста пуль они не слышали.
– Шмаляют, черпаки, стройбат, кирпичи, – злился на бегу Денис. Сели в последнюю машину, и он сказал знакомому водителю: «Поехали втихую».
Утром все трое чинно сидели за завтраком. Не было только Коцура. А вот и он! Первым в дверях столовой нарисовался начальник госпиталя, сияющий как начищенная бляха армейского ремня, а за ним и Коцур с дружками. И все при параде. Начальник взглянул на троицу, на мгновение сделал удивлённое лицо и вновь заблистал.
- Товарищи, у нас сегодня гости, работники военкомата. Они пришли, чтобы поздравить вас с наступающим великим праздником Днём Победы.
По его отмашке официантки стали разносить по столам коробки конфет и поздравительные открытки. Потом слово взял Коцур. Он говорил складно, и форма скрывала необъятный живот – место пастбища пиявок.
Напоминание об этом Дне сразу перенесло Савелия в Венгрию.
Эта радостная весть застала их там врасплох, хотя они так ждали её и знали, что она обязательно скоро придёт. Они смеялись и плакали, обнимались и стреляли в воздух. Старшина достал со склада весь запас водки. К вечеру под покровом темноты, чтобы их не увидели, местные коммунисты принесли бойцам многолетней выдержки токайское вино. Пили за убитых, за себя, что удалось остаться в живых. И до недавних лет в своей деревне, когда ещё был жив колхоз, Савелия регулярно приглашали в этот день на собрание в клуб. Он надевал свой старенький пиджак с наградами и сидел как именинник, уважаемый человек, и тоже ему вручали подарки. Когда колхозы запретили, почтальон приносил красивые поздравительные открытки, но конфет уже не было, наверное, их пили с чаем сельсоветские барышни, да бог с ними, с конфетами.
- Извините, товарищ подполковник, а вы в какой горячей точке служили, раз лечитесь вместе с нами? – не выдержал Игорь.
- Я служил при штабе округа.
- Значит штабная …
- Давайте поблагодарим товарищей за поздравления и подарки, – срочно вмешался начальник и первый захлопал в ладоши. Столовая дружно поддержала.
- Ну, значит, у нас есть несколько дней передышки. По праздникам войны приостанавливаются, как при Олимпийских играх, на Рождество там или Курбан Байрам. Глядишь, до выписки и продержимся, – сделал вывод Денис.
- Так мы здесь поправлять здоровье или воевать? – не унимался Игорь.
- Получается так, что пока без этого нельзя. Ты думаешь, после того как Савелий посеял миллионы наших могил по всей Европе, а ты отправил тысячи пацанов в цинковых гробах из Афгана, и я неизвестно сколько из Чечни, сразу в стране всё изменится? Нет, брат, бороться приходится всегда, если наступает зло. Вот вы – люди войны и знаете, что на задании можно вести себя по разному. Один специально «засветит» себя стрельбой или манёврами, и противник обойдёт его стороной. Думаешь, он ребят своих жалеет? Нет, он подставляет под пули других пацанов, потому что сам трус. Вот и сейчас. Разведчик не бывает бывшим.
Игорь не ответил, он не выспался, мотоцикл вернул только под утро. Зевал и Савелий, потому что, открыв служебный вход, он, продрогнув на лавочке в сквере , всё-таки дождался своих. Поэтому после уколов они завалились спать до обеда, потом, после перекура – до ужина, и разбудили их звонкие ребячьи голоса, приглашавшие на праздничный концерт.
Выступали ученики музыкальной школы. Их педагог волновалась, когда ребята забывали слова или не успевали переодеться. Тогда выручал пожилой баянист, он объявлял свой номер и играл песни военных лет. В конце концов, учительница успокоилась, предложила залу подпевать и сама присоединилась к ветеранскому хору, а ребятишки с удивлением наблюдали, как старые бабки и деды, открывая беззубые рты, с упоением пели «до тебя мне дойти не легко, а до смерти четыре шага».

Смотрел Игорь на молоденькую учительницу и думал: вот и его дочь Людка такая же стала. Всё была длинноногой пигалицей, даже когда в педучилище ходила. А он как-то не вникал в её дела, они всё больше с матерью. Другое дело, засранец Димка – он тянется к отцу. Сколько уже кроссовок порвал, гоняя футбол. Но если в разгар игры мать окликнет его и пошлёт искать пропавшего отца – тот, пусть и с неохотой, отправляется по известному только ему маршруту, и выцепит родного папаню или в гараже, или в пивнушке на пути с завода, или на местном базаре. По дороге домой Игорь, опираясь на плечи сына, хорохорится, говорит, что в его годы он всех в поселке обгонял на лыжах, и сам собирал велосипеды, а Димка рассказывает, что они скоро отправятся играть в город, и ребята называют его голеодором, а он знает приемы обводки, дриблинга, не по-нашему.
Дочери Игорь последнее время стеснялся. Организовала она как-то со своим классом поездку на природу. Но посёлок у них небольшой, бедноватый, машины мало у кого имеются, и попросила дочь отца поехать с ними. Подъехал Игорь к школе, а там суета: родители и ребятишки как пчёлы жужжат и кружат возбужденные вокруг педагога: «Людмила Игоревна…Людмила Игоревна». Вот тебе и Людка! А потом набилась в его машину малышни целая ватага, сверх нормы: их ведь не разделишь, у них свои компании, и ехать пора. Тут подошла учительница, и он, как и все, спросил: «Что делать с ними, Людмила Игоревна?» А она ему в ответ: «Смотри сам, папа». Ребятишки, узнав, что их везёт отец учительницы, сразу присмирели, а Игорю стало приятно, как будто это его называют по имени отчеству, и от давно забытого «папа». А когда приехали на место, расставили палатки, накормили и уложили детей, взрослые организовали за деревьями в сторонке пикничок. Приглашали и его, и дочь подходила, но он отказался: побоялся, что не удержится, выпьет лишнего, подведёт дочь. Когда ему принесли перекусить бутербродов, он достал из бардачка припасённую бутылочку и отпраздновал свидание с природой в одиночку.

На другой день в госпиталь приехал местный министр здравоохранения со свитой. На собравшихся в красном уголке ветеранов он сыпал цифрами о многих миллионах, потраченных на медицину, о сплошных достижениях. В конце, ради формы, поинтересовался, нет ли у кого вопросов? И тут чёрт дёрнул Дениса, видимо от Игоря заразился, выступить.
– Вы всё здорово, господин министр, рассказали, как хорошо работаете. Только, как говорится, гладко было на бумаге – да забыли про овраги, а по ним ходить. Поближе бы как-то к людям. Вот у нас в госпитале рентгена нет, и как старикам, особенно не очень ходячим, в другие больницы на рентген добираться? Может, отстегнёте от тех миллионов, которыми командуете, нашему госпиталю пару сотен рублей на бензин, чтоб свозить ветеранов на машине?
- Это должно быть у вас предусмотрено, – отфутболил министр Дениса и взглянул на начальника госпиталя.
- Да, мало средств, но изыщем, свозим, – заюлил тот, и здесь же, чтобы не потерять лицо, распорядился составить список тех, кому рентген необходим.
Тут осмелела какая-то старушка, возможно, блокадница:
- Касатик, – обратилась она к министру, – я вот всё по аптекам хожу, льготные лекарства ищу. Рецептов полные руки – а толку нет. Потом врач забирает их, пишет новые, а лекарств опять нет. Приходится покупать на свои, вся пенсия на них и уходит.
- Это, бабушка, не наша вина. Это в Москве решают! – открестился министр и попрощался.
Появился представитель армии в генеральской форме. Кто-то крикнул: «Встать!», и весь зал вытянулся, как перед командиром. Тот доложил, как государство любит ветеранов и всегда будет заботиться о них. Напоследок он объявил, что дарит госпиталю велотренажёр, и уже хотел отбыть, но, видимо, вирус от троицы уже гулял, и встал «чернобылец».
- Мы ваш агрегат на третий этаж затащили, но там уже стоят в упаковке два таких же, подаренных вами в прошлые годы. Может, вы разрешите ваш последний сдать обратно и купить на эти деньги свежих огурчиков? А то май уже, на рынке и в магазинах их полно, а у нас на столах всё суп да каша.
Ничего не ответил генерал. Физкульт-привет.
- Ну, мужики, вот мы и прожили неделю. Ещё бы выдержать остатки, – сказал Денис на перекуре.
Но им неожиданно «помогли». Во время обхода необычно хмурая врач объявила, что теперь сокращён срок лечения на койках, а бузатёров это касается особенно, потому что после их неуместных вопросов министр обещал прислать ревизию, а генерал сделал разгон начальству. Так что надо готовиться к расставанию, и особенно найти опекунов Савелия, чтоб его забрали вовремя.
Приказ появился на доске объявлений, с чем их и поздравили знакомые из других палат. В нём было сказано, что за нарушение режима двое из смутьянов выписывались досрочно. Про Савелия молчок: постеснялись.
- Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал. Кончилась лафа! Духи! Мафия, – заключил Игорь.
Как чёрный ворон появилась санитарка, чтоб сменить постельное бельё, а уже знакомые «сменщики» заглядывали из коридора. Игорь, насколько мог вежливо, выпроводил женщину и закрыл дверь. Денис тем временем надевал свою милицейскую форму и велел одеться Игорю. Савелий тоже потянулся за пиджаком, но ему Денис велел остаться, в палату, по возможности, никого не впускать, и держать оборону до их прихода. Он понимал, что дед постарается, но вряд ли это получится.
На дикой стоянке около базара было десятка два «бомбил». При виде милиционера некоторые стали заводить моторы, чтобы уехать, но, пока Денис изучал обстановку, к нему подошёл парень.
- А я вас узнал, старший лейтенант. Это вы тогда ночью вмешались, когда бандюганы хотели отобрать мою тачку. Куда едем? Хоть до Москвы бесплатно!
- До Москвы не надо. Надо на деревню к дедушке.
Игорь назвал ориентиры, и водитель понял: «Значит, по Южному тракту».

Асфальтовая лента вилась через рощицы и поля, деревушки и мосты над речушками.
- А все-таки хороша наша родина, есть на что посмотреть, – протяжно произнёс, потягиваясь на заднем сидении Игорь. – Как вспомню эти горы Афгана, так вздрогну.
- Да, горы тоже не по мне, даже Кавказские, – согласился Денис.
Однако многие поля, мимо которых они проезжали, поросли метровым бурьяном и даже мелкими деревцами, а деревни были как вымершие. Игорь помнил, как раньше они ездили на колхозную картошку. Тогда на полях тарахтели тракторы, пыль от копалок и комбайнов поднималась к небу, садилась на платки девчонок и ветровки пацанов, трактористы же были в ней с головы до ног. Старший от заводских, профсоюзник, ходил от группы к группе и морально поддерживал, рассказывая анекдоты типа: «Лежат колхозник с женой в постели, а тот совсем измотался в уборочную и ничего не может, колхозница и говорит: не расстраивайся, Ваня, шефы приедут – помогут». А еще он разжигал костёр и пёк картошку в золе или в перевёрнутых ведрах на любителя, да столько, чтобы всем хватило. В обед было самое кайфовое время. Все кучковались компаниями, доставали водочку, закуску – с печеной картошечкой, да у костерка, да с девчонками…
И когда истомно развалишься на травке между берёзками, а кое- где в кустах уже начинается девичий визг, всегда некстати появляется старший, командует подъём. На поле посмотреть, как идут дела, обязательно приезжает председатель колхоза, всегда в резиновых сапогах, но с галстуком. Они дружески пожимают со старшим руки, хлопают друг друга по плечам и стараются быть довольными: как же, председателю – это дармовая рабочая сила, а старшему – справка для райкома, что завод убрал своё поле.

Водила знал куда ехать, поэтому, когда внизу показалась ширь реки, он свернул направо. Улица деревни была пуста, только возле сельпо сидели на брёвнышке несколько алкашей и пили из пузырьков настойку, которую продавщица покупала коробками у своей товарки в аптеке, и, пока та утром не открывалась, делала свой маленький бизнес. Затем клиенты перемещались на другое брёвнышко, к аптеке: там было подешевле. Денис попросил водителя тормознуть, и, чтобы не пугать аборигенов своей формой, послал в разведку Игоря – узнать про коттеджный поселок: кто из владельцев наиболее известен, кто строит, кто охраняет. Мужики попрятали свои «соски» и подвинулись, давая Игорю место. Один из них оказался сторожем на застройке и согласился проехать на место своей работы, потому что, по причине запоя, не был там уже несколько дней. Объект, где они выгружались, Игорь узнал по огромным фасадам из свежих досок. Работяги, увидев милиционера, мигом попрятались на этажах и на мансарде, но бригадир оказался в вагончике и не успел скрыться. Выяснилось, что строят молдаване.
- Начнем с проверки регистрации. Где документы? Сколько вас человек? – начал Денис строго. Молдаванин молчал, потому что были они нелегалами. По замусоленной тетрадке, которую он дал, выяснилось, что в бригаде двадцать человек, тут же в табеле отмечалось, кто и сколько часов отработал. Денис приказал старшему собрать всех. Тот вышел из вагончика, что-то гортанно прокричал, и из коттеджа один за другим стали появляться настороженные черноволосые мужики в спецовках.
- Они работают от рассвета до заката. Если молдаванину дать лопату – он будет копать, пока ее не отберёшь, – съязвил пьяный сторож.
Набралось двенадцать человек. Остальные, как выяснилось, были на объекте Липмана. Но самое ценное в тетради было то, что там оказались записи о всех поступивших материалах, с датами и количеством.
После того, когда они проверили коттедж начальника госпиталя, который был ненамного меньше первого, и поговорили с нелегалами, Денис заметно повеселел.
- Ладно, – сказал он молдаванину. – На первый раз мы вас депортировать не будем, но при одном условии, чтобы о нашем посещении – молчок, это в ваших же интересах. А тетрадочку у вас я временно изымаю как вещдок для следствия. Заведите себе пока другую.
Но веселье Дениса почему-то не передалось бригадиру, и он, отойдя от машины, сразу же взялся за мобильник: всё-таки деньги платил ему не этот милиционер, а хозяин. Сторож вылез у аптеки и выпросил у Дениса на пузырек боярышника.
Уже ближе к городу на полупустынном шоссе вдруг появилась встречная колонна иномарок с зажженными фарами, и Игорь узнал в одной из них машину начальника госпиталя. Это встревоженные владельцы коттеджей спешили выяснить, кто помешал их размеренному воровству.
Для начала Денис заехал в миграционную службу. Там девчонки скопировали из тетради листки, которые им были нужны. В УБЭПе он отыскал знакомого капитана и отдал ему саму тетрадь.
- Тут надо шустрить, а у меня других заявлений полно и времени в обрез, – неохотно заметил убэповец. – И в таких случаях надо брать с поличным, а сейчас эти дельцы нарисуют бумаги задним числом.
- А ты пошустри, я в долгу не останусь, – попросил его Денис.
В госпитале их встретила обеспокоенная медсестра. Она сказала, что их дед закрылся и не отзывается, вдруг ему плохо?
А Савелий спал, и снился ему неприятный сон, как вызвал его на допрос особист и допрашивал насчёт Илонки, ее родителей, о чём они беседовали на свиданиях. Такие встречи не предвещали ничего хорошего. Но были в их части стукачи, которые в сумерках ходили в неприметный служебный вход с тыла штаба. Этих людей знали и недолюбливали, но кто из них мог продать Савелия? Всё кончилось неожиданно. Ему велели срочно собрать вещи, и уже через час сквозь стёкла штабной машины он со страшной тоской глядел на улицы маленького городишка под виноградной горой, где в каменном домике жила его Илонка. А, может, эта любовь спасла его ещё от одной войны – японской, потому что списан был Савелий из армии и оказался редким победителем в их деревне, потому что большинство мужиков в родные дома так и не вернулись?
Сон старого разведчика чуткий, и Савелий встрепенулся, как только услышал знакомые голоса.
- Противник пока в панике от нашей контратаки, и можно расслабиться. Я – спонсор, – сказал Денис и полез за бумажником.
Игорь на удивление быстро вернулся с тяжёлым целлофановым пакетом. Савелий привычно закрыл дверь на стул, и они впервые за время своего знакомства оказались вместе за бутылкой, чокнулись гранёными стаканами.
- Ассо. Ну что ж, впереди ещё два выходных, тоже нам в плюс, – подвёл предварительный итог Денис.
- Пошли они в жопу, духи! Я думал, тут отдохнуть можно, побалдеть. Обложили, как в Афгане.
- А у меня ещё очередь на зубы.
- Не жалейте об этом, однополчане. Другому плюй в глаза – всё божья роса. А у нас, разведчиков, нюх особый на опасность, несправедливость. И по такой жизни, отдохнём мы только в гробу, когда нам руки на груди бинтиком свяжут да свечку в них вставят. Я доволен, что с вами в одной связке оказался. За вас, бойцы! – сказал Денис, поднимая гранёныч.
По выходным никаких процедур, кроме уколов, не было и обходов врача тоже. А в воскресенье выдалась Троица. В городском парке, расположенном неподалёку от госпиталя, играла музыка. Около арочного входа, украшенного гирляндами воздушных шаров, танцевали ряженые. Одна деваха с размалёванными щеками выбрала самого молодого из них – Дениса и вовлекла в круг.
- Сейчас у крутых принято «накрывать поляну», – сказал запыхавшийся Денис, нагнав товарищей на аллее парка. – Давайте и мы!
И они, свернув за кусты акаций, выбрали себе место на свежем зелёном ковре травы и устроили праздничное застолье. Солнце ярко сияло в синеве. Неподалеку блестела гладь городского озера, а выше его и города, на холме, сиял золотыми главами собор, оглашая всё окрест величавым колокольным звоном. Ему вторили переливами колокола других церквей, в парке играла тихая музыка. И такая благодать вместе с вином вливалась в души троицы, что хотелось думать только о приятном, о будущем, сколь коротким или долгим оно бы ни было, хотелось быть добрым ко всем, даже к врагам, простить их, чтобы самому стать сильнее духом. «Троица, троица – земля травой покроется, милый с армии придёт – сердце успокоится», – раздавался невдалеке звонкий женский голос.
- Мы, наверное, больше не встретимся, – поднимая стакан сказал Денис, и неожиданно спросил, – Мне вот хочется узнать у вас, о чем вы мечтаете, может я могу чем-нибудь помочь, чтоб это сбылось. Вот ты, Савелий, всё в своей жизни успел, или еще нет?
- Дак, человек, пока шевелится, всё о чём-то помышляет. Ну, оградку кованую на могилу я уже спроворил, гроб строганный проалифил, а похороны и памятник обещали от военкомата. А мечтаю я, чтобы жизнь у нас такая началась, чтобы мои внуки не воевали на чужбине и на родину вернулись. И ещё я думаю, кто от меня у Илонки родился, она говорила мне в винном погребе на кушетке, что забеременела. Может, у меня и там внуки есть? Что ж тогда в Венгрии памятники моим однополчанам рушат?
- Ну, дед, ты даёшь! Перетрахал всю Европу, и она должна теперь по твоим мыслям поступать? – вмешался Игорь. – У меня вот мечта – дочь замуж отдать. Уже двадцать пять, а она всё: школа да квартира. Оно, вроде и к лучшему, а то на тусовках там да дискотеках, слышал, одна наркота да извращение. Но опять же, дома жениха не найдёшь. Да и где в нашем посёлке парни стоящие-то? Я вот так ни одного не вижу, который бы ей был в пару. А может, я привередничаю: почему, скажем, шофёр не может быть мужем учительницы? Правда, она в последнее время по компьютеру переписывается с кем-то, но мудрено это всё, как бы тоже не махнула за своим принцем куда-нибудь за бугор.
- Вот, вот. Все о жёнах да семьях. А у меня это пока впереди, задумчиво продолжил Денис. – Может я в прежней жизни был кобелём, поэтому мне все девушки нравятся? В каждой есть какая-то изюминка! Но переспишь с ней пару раз, пообщаешься в быту, и чувствуешь, как словно закрывается перед тобой невидимая дверь. А мир такой огромный распахнулся. Посмотришь: иностранные старички шаркают туристами по всем странам, а я дальше Чечни и не бывал. Но вернёшься оттуда после очередной передряги – а тебя никто, кроме матери, и не ждёт. Плохо, когда ты никому не нужен. Может, встретится такая, что сам от неё не отойдешь? Но, видно, молодой ещё я, гормонов больше чем мозгов: вот и жду, когда они уравновесятся. Опять же, большинство корешей, что поженились, разбежались с жёнами. Значит, не только во мне тут дело, система какая-то?
Понедельник, известно, день тяжёлый. Лечащий врач принесла кипу амбулаторных карт, выписки из госпиталя и больничные листы. Объяснила, что начинается ремонт, и первой попадает под него их крайняя палата. Денис проверил документы, нигде про нарушение больничного режима отмечено не было: возможно, отправят отдельной «телегой» по месту работы.
- А тебе, дед, больничный, наверное, бабка оплачивать будет, если хорошо поработаешь, – пошутил Игорь.
- Да, кстати, дедушка, мы вас можем перевести в другую палату, пока отыщем ваших опекунов, – сказала докторша
- Духи вы все! – сказал ей вслед Игорь и стал складывать вещички. Денег на обратный путь у него не было, и дело даже не в билетах – не было на вокзальные буфеты. Савелий удручённо сидел на кровати: он почувствовал себя совсем беспомощным стариком и не знал, что делать.
- Стас, выручай, придумай полковнику что хочешь, но мне нужна машина на пару часов, – попросил по мобильнику Денис. Через полчаса патрульная машина стояла у подъезда. Начальник госпиталя совсем не случайно курил у балюстрады на крыльце, когда троица с вещичками покидала его владения. Заметив его, Денис, под удивлённым взглядом молоденького водителя, сам включил сирену и мигалку. Из окон госпиталя, с лавочек аллей наблюдали за прощальным салютом, ставшей известной всем, мятежной команды. Липман взглядом провожал эти тревожные сигналы до ворот, но и после этого не почувствовал облегчения: предвидел он, что неприятности ещё впереди. Что за жизнь пошла, заварушка сплошная?
На заднем сидении УАЗика рядом с Игорем, держа на коленях свой фибровый чемодан, какие уже давно сгорели на свалках, сидел Савелий. Когда через час свернули с асфальта на грунтовку, командовать парадом и показывать дорогу вперед посадили его. Не говоря о первой российской беде, вторая была действительно большая. Уже через километр машина оказалась по крышу в грязи, но пёрла как танк, и выходить толкать её, к счастью, не пришлось. Вот уже показались первые почерневшие от старости сараи и избы, как вдруг Савелий обратился к водителю.
- Ты, паренёк, включи, пожалуйста, свою сигнализацию. Пусть видят, что живой ещё я!
На звук сирены из калиток выходили в наскоро накинутых фуфайках старушки, редко старики и смотрели из-под руки на странную машину и её пассажиров. Председатель сельсовета, стоявший на крыльце, узнал Савелия и полушутя отдал ему честь, подсчитав сразу в уме, сколько бензина он сэкономил. Бабка встречала своего старика у окна. Савелий был горд за своих друзей и суетился, не зная как их отблагодарить. Но обстановка в избе была такой бедной, что Денису и Игорю стало неудобно, и они поспешили прощаться.
- Может, оладушек моя хозяйка вам испекёт, а я пока за самогонкой к соседке сбегаю? Может, на погост съездим, место своё с оградкой покажу?
- Ладно, дед, – впервые ласково обнял его Денис, – вот тебе мой телефон, звони, куда тебе надо, а я за него платить буду. А как помирать станешь, мне позвонишь, мы с Игорем к тебе приедем, тогда увидим и тебя, и твой гроб, и могилку.
По морщинистой щеке деда текла слеза. Он никогда не плакал. Просто он теперь понимал, что жизнь действительно кончается, и он видит этих ребят последний раз.
Игорь с Денисом прощались на вокзале. Зашли по такому поводу в рюмочную.
- Знаешь, если Савелий тебе по возрасту дед, то я тогда отец, – сказал, расчувствовашись после стопаря, Игорь. – Но как-то в эти дни я не ощущал разницы, наоборот, словно мы были в одной разведгруппе, и это – самое главное. Конечно, суета берет своё, и когда я вдруг приеду в твой полк, ты можешь мне сказать: «Слушай, некогда, извини меня», – и уехать на своей мигалке. А мне хочется с тобой поделиться: чтоб ты приехал в наш посёлок, чтобы я показал тебе свою жену и пацанов, прокатил на своей старой «копейке», чтоб мы с тобой побазарили без этих духов у меня в гараже или в кафешке у рынка.
– Зарекаться трудно, может, мне и правда будет некогда. Но я посажу тебя в патрульную машину и буду возить по городу, пока не протрезвеешь, а потом познакомлю со своей мамой. А кабаков для разговоров у нас в городе на каждом шагу, поэтому есть где вспомнить загубленные дни, проведённые в госпитале. Но нам не надо забывать и о Савелии. Нас ведь трое, три богатыря или несвятая троица.
С тем и расстались на перроне. Денис конечно спешил. Жизнь такая.