РЫБКА ЗОЛОТАЯ

Давно стемнело. За окном бесновался дождь. Его струи, подобно стрелам богов, тугие и острые, остервенело вонзались в податливый дёрн осиротевших клумб и газонов, громко стучали по стеклу и оконному карнизу, больно хлестали по лицам запоздалых прохожих. Лихая свистопляска взбеленившейся непогоды достигла наивысшей точки своей, и было похоже, не найти силы, способной остановить нескончаемый поток, хлынувший из расколовшихся небес на притихшую в удивлённом испуге землю.
И ветер. Точно в панике, метался он по двору, завывая в вентиляционных отдушинах, с любопытством продрогшего бродяги заглядывал в чёрные окна домов, играючи раскачивал ветви могучих тополей. Он срывал с тополей последние, неизвестно каким чудом уцелевшие листья, и дальше, в мрачном хороводе осени, кружил эти листья по промокшему насквозь асфальту.
Но ни дождь, ни ветер нимало её не заботили. Здесь, в роскошной, но уютной спальне было тихо и тепло, и происходящее на улице представлялось ей неким нереальным потусторонним действом. Там, за окном, существовал совершенно другой, далёкий мир, от которого её спальню отсекала хрупкая перегородка тонкого прозрачного стекла.
Все мысли её были заняты Кириллом, всё внимание – обращено на него. Кирилл лежал рядом, вытянув ноги и уронив голову на бок. Дыхание ровное, спокойное, на лице не вздрагивает ни единый мускул. «Сон праведника», – с нежностью подумала она; едва касаясь, провела ладонью по его шелковистым, белокурым волосам. Неожиданно сдёрнула прикрывавшую их простынь, откинулась на подушки и, устремив взгляд в зеркало под потолком, впилась глазами в отражение Кирилла.
При слабом мерцающем свете ночника его тело казалось ещё красивее, черты лица – ещё мужественней. Этот изящный греческий профиль, этот тяжёлый, правильной формы подбородок, эти бугры мышц, такие упругие и эластичные… О, как обожала она касаться его тела своими ухоженными пальцами! Гладить, слегка пощипывать, иногда покусывать, и какое нестерпимое наслаждение получать от своих забав, давая и Кириллу в такие мгновения ощутить мощный взрыв эротической энергии. А потом от первого вторжения до того самого момента, покуда он не извергал в неё всю скопившуюся страсть, она погружалась в бездну радости, в бездну, заполненную разноцветными пузырьками непередаваемого блаженства. Пузырьки эти, скользкие и приятно холодные, обволакивали её разгорячённое тело и при каждом своём прикосновении лопались с мягким чарующим звуком, нагнетая волну завершенья, которая, в итоге, накрывала с головами их обоих – и её, и Кирилла. Подолгу после этого не могли они ослабить своих объятий, подолгу лежали неподвижно, смыкая губы в остывающих поцелуях. Так происходило всегда, в каждое свидание, начиная с самой первой ночи и кончая последней – сегодняшней. Тут она прервала ход мыслей и поправила себя с улыбкой: «Нет, не последней – очередной…»
Она перевела взгляд на отражение своего лица и едва не прыснула от смеха. Батюшки, до чего же оно было глупым и наивным в эту секунду! Почти тотчас же взгляд стал осмысленным, – она критически оглядела себя с ног до головы. Увиденное не принесло ей удовлетворения. Узкие, покатые плечи, маленькая грудь, чересчур широкий и плоский таз, тощие ноги – короткие и прямые, как палки. Словом, собственная оценка её фигуры маячила где-то на уровне плинтуса. Лицо также нельзя было назвать ликом писаной красавицы: чёрные, будто намалёванные углем брови, глубоко посаженные пуговки-глаза, тонкие, почти всегда сжатые губы и неправильной формы нос, с горбинкой. Женщина вздохнула. Нет, она не обижалась на природу – давно перестала обижаться. И ей давно уже начхать, как смотрят на неё окружающие. Она, Карина Фишман, руководитель крупной туристической компании просто рождена была для этого, и на ежедневные скрупулёзные заботы о внешности ей элементарно жаль тратить драгоценное время, которое приносит немалые деньги. Одна её знакомая – пластический хирург – предлагала свои услуги, но Карина их отвергла. К чему ей пластика? Очаровывать конкурентов? Бред! Конкурентов нужно не очаровывать – их нужно ломать. Уничтожать нужно (не физически, конечно), устранять со своего пути, подобно бульдозеру, расчищать себе дорогу ещё выше, туда, на самый верх. И внешность, по её глубокому убеждению, здесь никакой роли не играет. Да и потом она, по правде говоря, привыкла к своему лицу. Она носит его уже сорок один год – привыкла, в общем.
Карина посмотрела на Кирилла, и снова мягкая улыбка осветила её облик. Вспомнилось, как однажды, не так давно, она, разомлев в его тесных объятьях, спросила, не хочет ли он, чтобы она изменила себе внешность – дескать, ему наверняка неловко на людях в присутствии такой «очаровательной» спутницы. На что Кирилл искренне обиделся. Обида шла прямо из сердца, Карина видела это, её было трудно обмануть. Покриви Кирилл душой тогда, она враз бы его раскусила. Но реакция Кирилла была не искусственной, и Карина, полная раскаяния, зарывшись лицом ему под мышку, попросила прощения. В ответ он только крепче обнял её, а позже потребовал больше никогда не поднимать эту тему. Он любит её просто за то, что она есть и такой, какая есть.
Она поверила. В том, что ему безразличны её деньги, Карина убедилась давно. Со дня их знакомства минуло уже более полугода, а он, как шастал в своём обтёртом со всех сторон плаще и такой же затрапезной кепке, так и шастает по сей день. Карина раз предложила пройтись по магазинам с тем, чтобы придать Кириллу более или менее представительный вид, но он отказался. Она попыталась настаивать – безрезультатно. В конце концов, Карина усилила нажим, а закончилось всё тем, что Кирилл развернулся и ушёл. Не показывался две недели, покуда она сама не позвонила и со слезами на глазах не поклялась, что больше никогда не протянет ему своего кошелька. Кирилл примчался через тридцать минут и любил её в тот день так страстно, как ни разу дотоле. А на тихий вопрос, что это с ним случилось, потупил взгляд и пробубнил коротко: «Соскучился».
Прямо как маленький, ей богу! Карина прикусила губу: да он и есть маленький. Шестнадцать лет лежат между ними – пропасть. Но почему-то ни он, ни она не замечают этой пропасти, будто и нет её вовсе. И так будет всегда. Она даже не чувствовала это – просто знала.
Кирилл заворочался во сне, улёгся на бок, к ней спиною, свернулся калачиком. Едва слышно пробормотал её имя. Карина расправила простынь и заботливо его укрыла.
«Завтра», – радостно подумала она.
Завтра должно исполниться её заветное желание, она мечтала об этом уже полгода. Всего каких-то шесть месяцев, но ей казалось – всю жизнь. Завтра он пойдёт к своей жене и расскажет ей о них, во всём признается. Карина не чувствовала угрызений совести: Кирилл всегда говорил, что с женой они живут просто так, по инерции. По инерции рядом спят, ходят в гости, по инерции отмечают праздники. Словом, всё – по инерции, а, по сути, они – совершенно чужие люди, и пришло самое время расставить все надстрочные знаки. Пора…
Карина зажмурилась, представив себя с ним на палубе роскошного лайнера, который увозит их в турне по Средиземноморью. Кипр, Греция, Италия, Франция… Она покажет ему мир. Тот мир, который он никогда не видел, и информацию о котором черпал лишь из газет и телепередач. Она покажет ему театр Диониса в Афинах и арку Галерия в Салониках; акрополь Селина на Сицилии и собор Сан-Лоренцо в Генуе; он своими глазами увидит церковь Святого Неофита в Пафосе и уникальные культовые постройки на Мальте. Они вдвоём будут нежиться в ласковых водах Средиземного моря и босиком бродить по горячему песку Лазурного Берега. И всё это будет совсем скоро, – когда ей ни с кем уже не придётся его делить.
«Завтра», – снова подумала она, проваливаясь в спокойный, глубокий сон.
…Завтра наступило для неё в семь часов. Повинуясь одной из своих любимых привычек, Карина открыла глаза ровно за секунду до того, как часы с боем наполнили спальню мелодичным, отшлифованным звоном. Она с наслаждением потянулась, сгоняя с себя остатки дрёмы, а бросив взгляд в зеркало над кроватью, проснулась окончательно – в постели она находилась одна. Вот это номер! Такого не случалось ни разу за многие их свидания. Всегда первой просыпалась она и затрачивала массу усилий, чтобы разбудить его. Карина всё ещё лежала, силясь прийти в себя от изумления, когда из кухни до неё донеслись шипение жарящихся яиц и аромат свежезаваренного кофе. Совсем с ума сошёл! Она вскочила, накинула халат и как была – босиком, засеменила на кухню.
Кирилл, облачённый в атласный халат цвета ядовитой лазури, стоял у плиты и неуклюже прокалывал ножом вздувшиеся пузыри яичницы; рядом, на столе энергично булькал кофейник. Она прислонилась к двери и с умилением – едва не с материнской лаской – стала наблюдать за его неумелыми попытками довести задуманное до конца. В итоге, решив всё-таки, что без её помощи здесь не обойтись, наигранно строго спросила:
– Ну, и что всё этого значит?
От неожиданности он вздрогнул и выронил нож. Виновато разведя руками, посетовал:
– Так и знал, что не успею.
– Не успеешь – что?
– Завтрак тебе в постель подать, – проворчал он с улыбкой, – вот что.
Она подошла и обняла его.
– Зачем, родной? Ты ведь прекрасно знаешь, что я сама привыкла готовить нам завтраки. – И теснее к нему прижалась.
– Просто хотел сделать тебе приятное.
– Мне приятно, милый. Я счастлива от одного лишь твоего присутствия. – Карина подняла голову.
Кирилл нагнулся к ней, и Карина почувствовала на своих устах прохладную влагу его губ – нежных и умелых. Поначалу поцелуй был ровным, спокойным, но страсть, дремавшая в них с прошедшей ночи, взорвалась, наконец, и рассыпалась фейерверком желания. Кирилл подхватил Карину на руки, отнёс в спальню и уронил на кровать…
В ту минуту для них перестал существовать весь мир. В ту минуту они перестали существовать друг для друга. В ту минуту для них не существовало ничего, кроме опьяняющей, сводящей с ума животной похоти. Они душили один другого в яростных объятиях и не слышали, и не чувствовали ни хруста её суставов, ни боли от содранной кожи на его спине. Им было на всё наплевать.
Всё было закончено в считанные секунды. Они лежали радостные и обессилевшие, с наслаждением вдыхая тяжёлый запах потных тел друг друга. Карина повернула к нему голову.
– Это что-то, – честно призналась она. – Со мною такое впервые.
– Аналогично, любимая, – прошептал Кирилл и настороженно потянул носом воздух. – Завтрак! – Соскочив, бросился на кухню выключать газ.
Она тоже принюхалась и засмеялась тихим, счастливым смехом…
Остаток утра проходил по привычному сценарию. Они принимали душ, приводили себя в порядок, завтракали. Кирилл за едой был словоохотлив, рассказывал какие-то забавные истории из собственной жизни, о которых ранее не упоминал; Карина хранила тягостное молчание. Он заметил, наконец, что с нею творится что-то неладное. Спросил серьезно:
– В чём я провинился, любимая?
– Брось дурака валять. – Она улыбнулась, но как-то натянуто, с опаской. – Ты успеешь до обеда поговорить, – тут она запнулась, – поговорить с нею?
Он безразлично пожал плечами:
– Успею конечно. Да там и говорить-то, по сути, не о чем: «прощай» – и разбежались. Даже без «прости».
– Зачем ты так? – Карине стало неловко. Чувство, отдалённо напоминающее чувство вины, снова царапнуло грудь. – Она ведь тоже человек, у неё тоже могут быть…
Он тихо попросил:
– Прекрати. Повторяю тебе в который раз: моя супружница расстанется со мной с облегчением, если не с радостью. Скажу больше: я нисколько не удивлюсь, если узнаю, что у неё тоже давно кто-то есть. И прошу, давай больше не будем об этом.
– Хорошо, не будем. – Карина с облегчением вздохнула. – Ты заезжай за мною после обеда, я сегодня решила пораньше смотаться. Пройдемся по магазинам, купим тебе шапку и ботинки на зиму. И пальто. Зима скоро, а ты у меня совсем раздетый.
Кирилл поднял на неё глаза, в которых плескался целый коктейль чувств. Присутствовали там и обида, и удивление, и возмущение тем, что его снова собираются унизить. Он повысил голос:
– Ты опять?!
Но Карина тихо и властно хлопнула ладонью по столу и также тихо и властно изрекла:
– Всё, Кирюша. Теперь ты – мой. А я не допущу, чтобы любимый мною мужчина, тем более живущий со мной под одной крышей, шлёндал по улицам, уподобляясь вокзальным люмпенам.
Возмущение его сменилось отчаянием, и Карина, видя это, немного смягчила интонации:
– И ещё… Я не собираюсь помыкать тобою, давить на тебя, строить из себя главу семьи – этакую грозную матрону, – в моих в планах такого никогда не было. Но сегодня, Кира, будь добр, окажи мне эту маленькую любезность, а?..
– Любезность? Это – могу, – согласился он ворчливо. – Я, признаться, думал, ты мне сейчас ультиматум предъявишь.
– Глупый! – выпалила она с улыбкой, и оба покатились со смеху…

Проводив Кирилла, Карина прислонилась к стене, зажмурила глаза. Она самая счастливая в мире женщина. Самая. И счастье её будет продолжаться до бесконечности – она это чувствует. Она это знает.

Кирилл спустился по широченной лестнице старинного парадного, вышел в промозглую серость холодного осеннего утра. «Ох и погодка, мать её! – подумал он, зябко кутаясь в старый, видавший виды плащ. – Но всё же потише, чем вчера». И словно испугавшись, что буря в любую минуту может разразиться вновь, надвинул на самые брови кепку, которая на своём веку повидала лишь немногим меньше плаща.
Итак, сейчас ему нужно домой. Его благоверная должна, наконец, уяснить, что она давно ему не пара и что пришло время им расстаться. Слёз, конечно, будет! Страшно представить – сколько. Но слёзы можно пережить, если он хочет того, чего хочет. А именно – выйти в люди. Но в люди так просто не пролезть – нужен толчок, и толчок этот даст ему Карина. У неё масса полезных связей и здесь, и за рубежом, денег – куры не клюют, любит она его, – Кирилл ухмыльнулся, – как из пистолета. Что ещё нужно, чтобы обеспечить себе восхождение к вершинам жизни! И, понятное дело, ради этого стоит пожертвовать семейным счастьем второй своей половины. Да и кто она есть! Заурядная толстуха, воспитательница в детском саду. Она, при своём нежном отношении к пирожкам с повидлом, толстухой так и останется. А максимум, что ей светит в плане карьеры, – дорасти до заведующей. И это в лучшем случае.
Кариночка, конечно, тоже – картинка далеко не маслом, но ему, молодому инженеру-химику, она нужна. На первых порах, естественно. Он вовсе не собирается находиться подле неё вечно, терпеть рядом с собою эту божью оплошность, эту пародию на женщину – была охота! Когда почувствует, что прочно стоит на ногах, разбежится с ней. Уйдёт просто и красиво, она даже сообразить ничего не успеет. А когда опомнится, будет поздно. Он сам её же ещё и обвинит в чём-нибудь. В чём конкретно он станет её обвинять, о том сейчас думать рано. Сейчас надо держаться за неё руками и ногами. Зубами надо держаться. Все так делают: держатся за свою удачу до тех пор, пока она не повернётся задом и не задаст стрекача. Но его-то Кариночка задом к нему не повернётся и стрекача не задаст. Это – как стакан водки выпить.
Она олицетворяла собою золотую рыбку, которую он однажды подцепил удачно и которая с сегодняшнего дня будет исполнять все его желания. Никуда не денется – будет. Утром ведь уже исполнила одно, по поводу одежды. А самому так и нужно впредь: быть менее решительным в своём показном упорстве, и тогда Карина запросто сможет навязывать ему свои прихоти. Такого рода прихоти его, как нельзя более, устраивают, а других у неё, видит Бог, и не имеется. Красота!
И пара тряпок – только начало. Следующей в его списке стояла поездка за границу. Что там она трепала об исторических памятниках? Чепуха! Кабаки, казино и прочие увеселительные учреждения – вот что для него главное. Наконец-то он собственноручно прикоснётся к шикарной жизни, почувствует на себе и её прикосновения, вдохнёт пьянящий аромат роскоши. А история с архитектурой и другие подобные им изящества – это удел убогих, это не для него.
С такими вот благостными мыслями Кирилл сел в такси и назвал водителю адрес.
Лифт у них давно не работал, поэтому на восьмой этаж пришлось подниматься пешком. Жена молча смотрела, как он запирает дверь, стягивает ботинки, вешает на плечики плащ. Когда он, наконец, разделся, она спросила устало:
– Ну, что на этот раз? У сменщика заболела тёща, авария на работе или опять в милицию попал?
– Надо поговорить, – бросил он скучным голосом. Не глядя на жену, прошёл в комнату, уселся на стул.
Жена вошла следом.
– Да уж, действительно, – согласилась она. – Давно пора. Ты очень изменился в последнее время. Я вижу, с тобой происходит что-то, словно ты на каком-то распутье, как будто меж двух огней…
– Ага, между Сциллой и Харибдой, – хмыкнул Кирилл развязно. Он, естественно, понятия не имел, кто такие Сцилла и Харибда, просто где-то слышал это выражение и сейчас брякнул первое, что на ум пришло.
– Пусть так, – продолжала жена. – Просто скажи мне, что тебя мучит, излей душу, и мы попробуем вместе решить проблему…
Да, в глубине души она догадывалась, что происходит с мужем. Червь подозрительности, эта мерзость, скользкая и холодная, уже прогрыз её почти насквозь, но она боялась признаться себе в том, что у мужа есть другая женщина. Ей было страшно.
– Попробуем вместе, – повторила она. – Я ведь люблю тебя и пойду на всё, чтобы сохранить нашу семью.
Кирилл посмотрел в её большие синие глаза, которые на заре их семейной жизни казались ему добрыми. Теперь же, иначе как глупыми, он назвать их не мог.
– Какую семью?! – взорвался он неожиданно даже для себя. – Посмотри вокруг, посмотри на нас. Это ты называешь семьёй?! Да мы спим в одной постели только потому, что квартира – однокомнатная. Будь здесь ещё хоть какой-то завалящий закуток, я давно туда переселился бы… Семью! – передразнил он успокаиваясь. – Значит так, родная, вот, что я собирался сказать. У меня есть женщина, мы любим друг друга и хотим быть вместе. А с тобой у нас давно всё закончилось, и ты, мне кажется, не можешь с этим не согласиться. – И процедил, опять раздражаясь: – Да сядь ты наконец, не мельтеши…
Жена подошла к кровати, в изнеможении опустилась на краешек. В глазах показались слёзы.
– А я? – спросила она тихо, почти удивлённо. – А обо мне ты подумал – что я буду без тебя делать? Ведь ты – смысл всей моей жизни!
Началось! Кирилл схватил с тумбочки пепельницу и пачку сигарет. Хотя этого следовало ожидать. И в ответ на восклицания супруги он безразлично пожал плечами:
– Ну, найдёшь себе кого-нибудь, что ли. Ты ведь молодая, да и не уродина, в общем-то. Самое главное – не грусти, постарайся меня забыть, и всё у тебя будет ладно. – Он помолчал, затягиваясь сигаретой. – Ты вот что: собери в сумку моё барахлишко, а я за ним заеду под вечер. Квартира – твоя, никаких прав я на неё не предъявляю. Ну, бывай, одним словом…
Обошлось, думал Кирилл, шагая вниз по ступеням загаженного подъезда. Признаться, он думал, сцена расставанья пройдёт в лучших традициях жанра: с воплями «не уходи!», «не бросай!», с клятвами в вечной любви и остальной белибердой в том же духе. Но – пронесло. И хорошо. Так и надо. Сейчас он помотается по городу, навестит пару-тройку знакомых и ближе к обеду поедет к Карине на работу. А там – айда по магазинам!
Когда он вышел на улицу, в его голове уже не было места мыслям о женщине, что осталась одна в пустой квартире. А она так и продолжала сидеть на краешке кровати, бессмысленно уставившись в пол. В её сознании по-прежнему маячили слова, сказанные мужем: «Ты найдёшь себе кого-нибудь». Он ошибался, произнося их, – никого она искать не станет. Человек, которого она по-настоящему любила, которого боготворила, превознося над остальными, предал её, и откуда же знать, что тот, другой, не повторит подобной подлости.
Ей было больно, стало нечем дышать. С трудом она поднялась, на негнущихся ногах подошла к балкону, вышла на воздух. Было холодно, но она не обращала внимания на пронизывающую до костей сырость, – весь мир предстал перед нею таким, каким и был сейчас: серым, ненастным, молчаливым.
Стал накрапывать дождь. Его капли тронули гладь тяжёлых луж мелкой рябью. Женщина свесилась с перил, посмотрела вниз. Круги в лужах показались ей безнадёжно далёкими, но человек, ушедший недавно, был ещё дальше. Случись ей погнаться за ним, она всё равно его не вернула бы. Да и зачем ей за кем-то бежать? У неё ещё остались круги на воде – они намного ближе. Женщина перегнулась через перила сильнее и с удивлением обнаружила, что её ничего не держит, что она свободна, и от ощущения этой свободы сделалось легко и спокойно. «Только вот круги в лужах растут почему-то прямо на глазах», – наивно подумала она.
Больше она ничего не успела подумать. Застрявший в горле крик, яркая, короткая вспышка, – и изнуряющая серость сменилась вечной спасительной мглой…

Поднявшись из метро, Кирилл посмотрел на часы – всё-таки опоздал немного. Хотя не страшно. Кариночка подождёт, не растает. Под зонтом ведь будет ждать-то. Он пожалел, что при утреннем разговоре не коснулся вскользь её персонального «Вольво» – это попросту вылетело у него из головы. Карина тотчас предложила бы отправиться за покупками на машине. Но как-то раз летом они собрались выехать на природу, и Кирилл категорически отверг идею ехать в лес на автомобиле; они тогда даже повздорили немного. Карина всё-таки сдалась и потащилась с ним на этот пикник в электричке. Кирилл и сам в тот день умаялся как никогда, но что поделать – нужно было держать планку. Он играл роль одуревшего от любви бескорыстного зануды и, как полагал, сегодня с этой ролью справился превосходно. Да уж…
Оттого, наверное, Карина утром не заговорила о машине. А так неплохо было бы прошвырнуться по магазинам на жемчужине шведского автопрома – чёрном, сверкающем, исполненном агрессивной утончённости лимузине. В салоне, обитом кожей, – кондиционер, телевизор, пепельница под рукой, возможно, и бар имеется. Да в такой тачке даже в пробках париться – одно удовольствие! Сплоховал он утром, нечего и говорить, но от души надеялся (да что там «надеялся» – был уверен), что сегодняшняя поездка станет его последней поездкой в общественном транспорте. И не только, разумеется, по магазинам.
Шопинг… Вот умора! Слово-то какое заморское – дурацкое слово, но кроется за ним масса удовольствий. Дорогие магазины уже ждут его, уже собираются распахнуть перед ним свои двери. Всё для него: и блеск витрин, и сияющие полы с мягкими ковровыми дорожками, и обходительный персонал, готовый задницу тебе лизать, только бы ты купил у них что-нибудь. Красота. Просто сказка!
Кирилл огляделся по сторонам, заметил стоящий на переходе грузовик и группу людей, плотным кольцом окружающих пятачок перед капотом автомобиля. «Авария, – подумал он. – Похоже, сбили кого-то». Поискав глазами Карину, но так и не найдя, он решил, что её, по всей видимости, задерживает бизнес, и, чтобы как-то убить время, направился к толпе зевак.
– Что здесь? – тронул он за локоть невзрачно одетого мужичонку.
– Да женщина, – ответил тот, заметно оживляясь. – Выбежала из турагентства, в ларёк, наверное, торопилась, – а тут этот обалдуй из-за поворота. Ну и всё… – Мужик развёл руками, как бы давая понять, что ничего далее объяснять не следует – и без того всё должно быть ясно.
– Откуда, говоришь, она выбежала? – нахмурился Кирилл. От какого-то нехорошего предчувствия заныло под ложечкой.
– Говорю же – из турагентства. Вот из этого. – Пролетарий указал рукою на отделанный мрамором подъезд.
Ни слова не говоря, Кирилл грубо оттолкнул мужика, проигнорировав маломощные протесты, и принялся энергично работать локтями, пробиваясь сквозь скопление людей.
Сначала он увидел неестественно подломленную ногу, обутую в женский сапог и прикрытую полой так хорошо знакомого плаща. Затем его взгляду открылся весь плащ, и, наконец, он увидел её лицо. Лицо, которое он держал в своих ладонях не более шести часов назад, лицо человека, который нужен был ему как воздух. Это, без единой кровинки, лицо смотрело на мир немигающим взором. Остекленевшие глаза были устремлены прямо на него, и ему сделалось дурно. В отчаянии он повернулся к ней спиной. Толпа молча расступилась, освобождая ему путь, и снова сомкнулась вокруг мёртвого тела в скорбном любопытстве.
…Он шёл, не зная куда идёт, шёл только для того, чтобы куда-нибудь идти. Очередной порыв ветра сорвал кепку с его головы, но он этого даже не заметил. Моросящий дождь сменился хлещущим ливнем, и крупные капли сделали незаметными для окружающих катившиеся градом слёзы.
Но окружающим не было никакого дела до одинокого мужчины, бредущего неизвестно куда, – они все спешили по своим делам. Только он никуда не спешил. Он шёл и плакал, ему до боли было жаль себя. Опять он превратился в неудачника, каким был все двадцать пять прожитых лет. Снова его не ждёт ничего, кроме кислой житейской рутины, нудной, никому не нужной работы в занюханной лаборатории и толстухи-жены, которая будет открывать по вечерам дверь и смотреть на него большими коровьими глазами.
Неожиданно Кирилл пришёл в себя, встряхнулся, рукавом плаща утёр лицо. «Ладно, – подумал он. – Как говорится, не жили богато – не стоит начинать. Жене скажу, что всё было глупой шуткой, мол, просто захотелось увидеть, как она поведёт себя в такой ситуации. Да, именно так». – И поплотнее запахнув плащ, прибавил шагу.

* * *
Карина вышла из кабинета в приёмную. От предвкушения скорого свидания лицо её сияло. Болтавшая с секретаршей одна из служащих мгновенно умолкла и поздоровалась с шеф-дамой. Карина, казалось, пропустила это приветствие мимо ушей.
– Меня сегодня больше не будет, – уведомила она секретаршу. – По всем вопросам обращайся к вицу. Он в курсе.
– Да, Карина Леонидовна, – кротко ответила девушка – сногсшибательная блондинка. И как бы опасаясь собственной забывчивости, тихо повторила: «По всем вопросам – к вице-президенту. Но, – тут она наморщила лобик, – вы же отправили водителя на мойку».
– Я на своих. – Уже у двери Карина обернулась и неожиданно мягко улыбнулась девушке-служащей: – А ты чего здесь?
Та растерялась, лихорадочно соображая, какой благовидный предлог представить шефине. Уже открыла рот, но Карина проговорила почти весело: «Работать надо, девочки. Время – деньги!»
Оставшись одни, девицы в недоумении переглянулись.
– Ты что-нибудь понимаешь? – спросила секретаршу подружка. – Я, по-моему, догадываюсь. Не иначе, под одеялом у нашей кикиморы завёлся некий чудак. Нет, ты посмотри: с нами – на «ты», улыбается как лучшим товаркам, и я не удивлюсь, если завтра она всему офису премию выпишет процентов по двести. Точно чудак завёлся.
– Почему чудак?
– А кто ещё! – фыркнула барышня. – Какой нормальный мужик с этой гадиной в постель ляжет? Да ни за какие деньги! А нашу, по ходу дела, сегодня отодрали, – сама Мэрилин Монро позавидовала бы… Вот жизнь, а, подруга! Даже таким что-нибудь, да обломится.
– Возражу, – задумчиво произнесла ослепительная блондинка. – Мне кажется, дело тут не только в сексе. Тут поворот посерьёзней: влюбилась наша кикимора, и, что существенней, её тоже любят, и она об этом знает.
– Ой, мама дорогая, где же эти убожества таких дураков отыскивают! Мне хотя бы примерные координаты узнать. – И обе дружно расхохотались.
Карина тем временем быстро шагала по коридору. Торопилась – Кирилл, наверное, уже ждёт её, мокнет под дождём. И как это она не решилась сегодня заговорить с ним о машине? Вот простофиля! Ну, ничего, такое было в последний раз. Она научит его родину любить – из окна своего персонального автомобиля. А то, ишь, аскет выискался! Карина умильно улыбнулась и, неожиданно вспомнив, открыла и порылась в сумочке. Так и есть – оставила на столе сигареты. Она собралась, было, вернуться, но махнула рукой – не важно. Через дорогу стоит ларёк, она купит сигареты там.
И Карина устремилась к выходу…