Авторы/Кадочникова Ирина/Обзор литературы
ВСЕ В ОДНОМ ФЛАКОНЕ
(Современная русская поэзия Удмуртии)
В современной социокультурной ситуации, когда значительно возрос интерес к разного рода проявлениям регионального, провинциального, этнического[1], особый статус приобрела русскоязычная литература регионов. В то время как интерес к литературе народов России возник в научно-критической рефлексии (как правило, региональной) достаточно давно, что связано, прежде всего, с особой ролью этой литературы в контексте этнической культуры, необходимость изучения творчества русскоязычных авторов обострилась лишь в последнее десятилетие. Так, стало очевидным, что русскоязычная литература регионов является существенным фактором формирования региональных мифов и городских текстов. Кроме того, благодаря существованию сетевого пространства, региональная литература получила возможность преодолеть собственно провинциальный «режим» бытования и обрести статус общероссийской литературы.
Тем не менее, несмотря на масштабность данной тенденции в контексте современных культурных процессов, творчество русскоязычных авторов Удмуртии до сих пор по-настоящему не осмыслено и остаётся за пределами и читательского, и научно-критического внимания. В данной статье хотелось бы показать многообразие современной русской поэзии Удмуртии, наметить возможные пути её продвижения к читателю и ответить на вопрос о роли региональной литературы в формировании человеческой личности.
Современная поэзия Удмуртии включает в себя целый ряд творческих индивидуальностей, сосредоточенных в разных городах и районах республики. Самым крупным поэтическим центром, безусловно, является Ижевск, представленный именами Г. Иванцова, Н. Мрыхина, С. Жилина, С. Гулина, О. Киселёвой, А. Вериной, В. Шихова, И. Колодиевой, И. Маркова, С. Чипеева, В. Мирошкина, М. Багаутдинова, А. Гоголева, Т. Репиной и др.
Поскольку в рамках статьи рассказать обо всех представителях ижевской поэзии невозможно, остановимся только на некоторых именах.
Герасим Иванцов (1948) – поэт, переводчик, журналист, автор целого ряда поэтических сборников. Семь лет возглавлял редакцию газеты «Известия Удмуртской Республики».
Основные темы поэзии Иванцова – природа, понимаемая как гармония, жизнь провинции и личная история как часть всеобщей. Лирику Г. Иванцова можно назвать провинциальной в терминологическом смысле этого слова: провинция для автора – духовная родина: «Деревенька Малая Венья – / Ветра тёплое дуновенье, / Стук колёс поездов не скорых, / Можжевельник на косогорах». Выбор в пользу провинциального дискурса – художническая позиция автора, свидетельствующая о его человеческом самоопределении. Стихи Иванцова отличает подлинная искренность и человечность, и в этом – их гуманистический смысл.
Весьма показательным в плане дискурса региональной идентичности является творчество Сергея Жилина (1960), поэта и барда, автора трех поэтических сборников – «Перед ледоставом» (2001), «Собор на снегу» (2002), «Прощеное воскресенье» (2005). Жилин регулярно исполняет свои песни перед аудиторией, выступая как в формате сольных концертов, так и в формате музыкально-поэтических мероприятий, проводимых в городе. Жилин также известен как историк, краевед, автор ряда серьезных изданий по истории Удмуртии и Урала.
Тематика стихов и песен Жилина определяется столь характерным для автора чувством истории. Ижевск первой половины ХХ века, оставшийся только на фотографиях, – центральный герой поэзии Жилина: «Где-то улица Свободы, / Детства голубые своды. / Ресторан под боком «Отдых», / Еще нет кафе «Пингвин»» (не опубликовано; цитируется с разрешения автора); «Перед музейной витриной дивлюсь / На фотографию в раме. / Фотосалон под названием «Люкс» / Помнят не все горожане» (не опубликовано; цитируется с разрешения автора). При этом история города вписывается Жилиным в контекст общероссийской истории минувшего столетия, что позволяет говорить не только о региональной, но и о национальной идентичности автора: «Тракт Сибирский в берёзах весь, / От Дебёс дорога одна. / Что ни город здесь, что ни весь – / Словно в капле страна видна» (не опубликовано; цитируется с разрешения автора). Так, в стихах Жилина воссоздается обобщённый образ России минувшего столетия: «старые» Ижевск, Сарапул, Грахово, Елабуга, Чердынь, Ферапонтово несут в себе память о времени и его героях, о героическом и трагическом прошлом, о Гражданской и Отечественной войнах. События «сгинувшей» эпохи приобретают в лирике Жилина характер «живой истории», которая, как палимпсест, проступает на страницах современности.
Творчество С. Жилина несёт в себе память об историческом прошлом Ижевска и России, что позволяет говорить о нравственной функции поэзии автора и о её роли в формировании территориальной идентичности, которая в данном случае включает не только провинциальный, но и национальный аспекты.
Тема города также актуальна в лирике представителя более молодого поколения ижевских поэтов – Влада Шихова (1972). Творчество Шихова практически неизвестно современному региональному читателю, поскольку автор предпочёл существование вне поэтической богемы. Шихов никогда не читает на аудиторию, не принимает участия в разного рода литературных мероприятиях, занимается политической деятельностью. Тем не менее, поэт постоянно публикуется в литературном журнале «Луч», является автором трёх лирических книг – «Тени» (2000), «Руны» (2005), «Блаженство расставаний» (2010). М.В. Серова отмечает, что Шихов создает в своих стихах так называемый «ижевский текст», находя «в пространстве промышленного, сравнительно молодого города элементы для мифотворчества. Главный из них – улица Пушкинская, которая, подобно Невскому проспекту в Петербурге, представляет собой “прямую линию”, “горизонталь”, “стрелу”. <…>. Усилиями поэта “ижевский текст” вписывается в универсальный “городской текст” мировой культуры. Запечатлевая мёртвый городской пейзаж в слове, поэт тем самым “оживляет” его, защищая от тлена, энтропии, исчезновения, и обретает свой собственный онтологический статус: genius loci – гений места». Отметим также, что поэзия В. Шихова максимально вбирает в себя опыт мировой культуры, традиции, в диалоге с которой обретается спасительный смысл поэтического и человеческого бытия: «Кто пожалеет о тебе, Эней? / Кто назовет, как звёзды, имена?»
Наконец, творчество Шихова обладает глубоким патриотическим пафосом, который в пределе своём воплотился в стихотворении «Страва», посвящённом погибшим в Великой отечественной войне:
Пусть невозможно подобрать слова,
Но все же здравствуйте, Кузьмин В.А.,
Рождённый в год восьмой начала века
И в сорок третьем сломанный, как ветка,
Не знаю где, возможно, под Москвой
В отчаянье атаки штыковой –
Лишь мама не поверила в Сибири,
Что сына драгоценного убили.
В творчестве Семёна Чипеева (1977 г.), активно публикующегося в Интернете на сайтах «Стихи.ру», «Проза.ру», «Новая литература», «Самиздат», страх перед бытием, которое по определению есть бытие-к-смерти, трагедия человеческого существования «снимается» в спасительном чувстве любви, возвращающей в жизнь героя смысл: «…Такая вот петрушка, / что годы жизни трачены без толку. / Как детская нарядная хлопушка, / повесится бы где-нибудь на елку / от нефиг делать… Но Ты рядом, рядом, / Ты здесь, со мной, и оттого дороже». Вообще творчество так называемых «тридцатилетних» отличается глубоким трагизмом, пронизано настроениями безысходности и одиночества. При этом абсурдность бытия каждый из авторов преодолевает по-своему. Так, для Марата Багаутдинова (1984 г.р., врач-психиатр, лауреат ряда всероссийских литературных конкурсов; публиковался под псевдонимом Дмитрий Суворов) способом такого преодоления становится ирония: «Я водяры стопарик грохну, / Чтобы стало совсем тоскливо. / Вот дождётесь – возьму и сдохну, / Весь такой молодой-красивый. // Вот лежу я такой, короче, / Подо мной дребезжит каталка. / Вся холодная, между прочим. / И меня, между прочим, жалко…»
Для Ильи Маркова (1975) источником смысла и внутренней гармонии становится вера. В стихах последних лет автор обращается к православной традиции, к традиции духовного стиха, что востребовано самой современной социокультурной ситуацией, поскольку такие извечные христианские и общечеловеческие ценности, как добро, любовь к ближнему, сострадание, милосердие, совестливость, всепрощение оказались дискредитированы в эпоху «нового капитализма». Отсюда, вероятно, и вся его уродливость: «На Земле не прослыть великим, / Если в сердце разрушен храм, / Если разум далек от Бога / И душа не совсем чиста. / Жизнь уродлива и убога / Без прощающего Христа» (из неопубликованного; цитируется с разрешения автора).
Наконец, несколько слов скажем о совсем молодой поэзии Удмуртии – авторах, некогда составлявших союз молодых литераторов «Брезентовая цапля», точнее, их лидерах А. Гоголеве и Т. Репиной. Они позиционировали себя как представителей неофициальной поэзии, демонстративно не принимали участия в разного рода литературных конкурсах, смело экспериментировали со словом, отражая в творчестве ключевые реалии современности: «Сердце у Кати билось / всё громче и громче нормального. / Сегодня Катя влюбилась. / Катя влюбилась в Навального. // Катя очень голодная / до гражданской свободы. / Катя идёт на Болотную, / минуя ментовские взводы» (А. Гоголев). Фиксируя в стихах приметы XXI века, молодые авторы успешно осваивают опыт русской (и мировой) литературы, играя с её героями в духе постмодернистской эстетики:
Шаг через дверь наружу в ослепший город.
падаю в пыльную лужу, в трамвайный голод.
смотрит седой Калашников на ребёнка.
вокруг умирают статуи. Выстрелы рвут перепонки.
струйкой спускаюсь к пруду на дно колодца.
медленно тают друг в друге два чайных солнца.
гнётся вода под небом в любовной неге.
каменным гостем навстречу идёт Онегин.
Ижевск с его промышленным ландшафтом – город, «где заводам молятся из соборов» – становится героем стихотворений Т. Репиной. Вместе с ним в её лирику входит тема родины, осмысленной в её этническом своеобразии: «– нет, я не еду в Россию. / – а едешь куда? // у меня в животе удмурты. / у меня безголосие живота». Так в лирике Репиной ставится и решается проблема региональной и национальной идентичности.
Кратко обрисовав современную литературную ситуацию Ижевска, обратимся к другим «поэтическим гнёздам» республики.
Ярким творческим центром является Граховский район. В 2001 году под редакцией Маргариты Зиминой, поэта из Камбарки, для которой Грахово – своего рода духовная родина, вышел сборник «Любовь моя, провинция…». В 2011 году он был переиздан, круг авторов значительно расширен. Название сборника отражает человеческую позицию и составителя, и публикуемых авторов, единых в точке отношения к малой родине как залогу нравственной чистоты и внутренней гармонии: «И люди кажутся добрей / В родимой стороне моей». Среди многоголосия граховских поэтов (В. Мурин, В. Колпаков, Т. Данилова, Ю. Бездетный, Е. Яковлева и др.) особого внимания заслуживает голос Э. Мамаева. Как пишет Зимина, «в стихи Эдуарда Мамаева важно не только вчитаться, но и вслушаться, отметив богатство ассонансов, ненавязчивую аллитерацию. Его поэзия интеллектуальна, мысль не лежит на поверхности; она зачастую афористична, порой – парадоксальна: “Я сам себя не понимаю – / и принимаю / и не помогает”».
Центральной фигурой в хоре поэтов Граховского района оказывается Маргарита Зимина (1947). Зимина – ключевое имя в современной женской поэзии Удмуртии, автор четырех поэтических книг.
Ценности родины, природы, любви – есть нравственный императив лирической героини Зиминой. Стихи поэта предельно лиричны и искренни, порой откровенны. Откровенное высказывание для автора – всегда вопрошание о жизни, о себе, о других, всегда попытка разобраться в диалектике не только человеческого существования в целом, но и собственного бытия, оставаясь при этом предельно честной перед собой и читателем. События жизни и судьбы не просто фиксируются Зиминой в слове, но и понимаются благодаря слову: «Плохо тем, кто не рифмует, / Над словами не колдует, / Кто с бедой наедине. / А ко мне приходят строки – / Сообща судьбы уроки / Постигаем в тишине».
Особый психологический сюжет в лирике Зиминой составляет поиск территориального самоопределения. Образ малой родины связывается для Зиминой не только с провинциальной, но и с советской идентичностью. Это не противоречит друг другу, так как в обоих случаях речь идёт о национальной идентичности. Ценностная значимость советского государства сопряжена с идеей нравственности, а провинции – с идеей духовности. В единстве это оформилось в гармоничную концепцию, отражающую внутреннюю цельность лирической героини М. Зиминой, ключевыми ментальными чертами которой стали искренность, честность, сердечная простота, постоянство выбора, совестливость, милосердие, подлинность чувств – лучшие черты русского национального характера, которые в условиях современности если и актуальны где-то, то только в пространстве «уходящей» провинции: «Вот эта уходящая натура, / Перед которой вечно мы в долгу, / Вот эта чёрно-белая гравюра – / Деревья, утонувшие в снегу».
Сарапул – ещё один поэтический центр Удмуртии, представленный именами В. Фролова, А. Сомова, З. Сарсадских, М. Борисова, О. Столяровой, Ю. Селиванова и др.
В краткой автобиографии, которую В. Фролов разместил на сайте «Русская виртуальная библиотека» (раздел «Неофициальная поэзия»), значится следующее: «Родился в 1957 г. в Сарапуле. Образование – 10 кл. + полгода в мехинституте + полгода на филфаке УдГУ. Работал фотографом, грузчиком, сторожем и даже портным. Сейчас безработный. Живу в саду на реке Каме (весну-лето-осень), зиму пробавляюсь в Сарапуле».
Лев Роднов, известный в Удмуртии литературный критик и друг Фролова, в своём очерке о поэте отдельно описывает его непритязательный быт: «Домишко Володи – комната на втором этаже коммуналки; деревянный корабль коммунизма, в каждой комнате – свой капитан. Двор разгорожен штакетником на помойные ямы и огороды; не поверите – по два квадратных метра земельки на брата! <…> И на Володиной двери табличка есть: “Без уважительной причины не входи!” <…> Он нелепо лежит на кушетке, ему плохо. Кот-бандюга – грязней кочегара – орёт о жратве. Бумага. Разруха. Чифирь».
Герой Фролова – нищий скиталец, «любитель выпить», человек без дома, осознающий своё бытие в мире как сиротство. Его смиренная юродствующая и скоморошествующая душа – прежде всего, народная душа с характерными для неё отказом от материального мира, духовностью, жертвенностью и – кроме того – абсолютным принятием мира как Божьей данности, «волей к жизни»:
Властитель звёздный, загляни
В растрёпанную роскошь листьев
И запиши суровой кистью,
Как мы проводим эти дни –
Слегка испуганно живём
На нищем и прекрасном свете –
Твои кочующие дети
В непротивлении своём.
Содержание психологической идентичности в данном случае свидетельствует о территориальной, а точнее – национальной идентичности героя и автора, отразившего в поэтическом творчестве национальный психотип.
Говоря о творчестве А. Сомова (1976–2013), Е. Георгиевская, прозаик из Калининграда, отмечает «непривычность, новизну, отказ от провинциального в пользу внегеографического». Сквозная тема лирики Сомова – тема смерти – непременно разрешается в его стихах в противоположную, и в этом состоит жизнеутверждающий пафос поэзии Сомова, та гармония, которая свидетельствует о внутренней цельности героя и автора: «Ну что ж, и ты не бойся, / иди в полуденной росе / туда, где смерть почила в бозе / и живы – все».
Среди литературных «гнёзд» республики следует также отметить город Воткинск, творческий контекст которого формируют А. Гребёнкин, Н. Тронина, А. Корамыслов и др. Последний (вместе с Сомовым) представляет поэзию региона на портале современной русской литературы «Новая литературная карта России» (www.litkarta.ru). Корамыслов – поэт, журналист, культуртрегер – работает, как сам признаётся, «в различных формах – от традиционных рифмованных до новейшей сверхкраткой – танкеток» (очевидно, генетически восходящих к жанру японской поэзии – танка). Вот несколько примеров танкеток: «вышиби / птичий клин»; «мир труд май / убещур»; «Илья / теперь Егор».
Наконец, несколько слов скажем о поэтах из «посёлка с метафизическим названием» Игра. Его «литературную карту» составляют, прежде всего, А. Чирков, А. Чубуков и М. Корепанов.
В творчестве Максима Корепанова (1984 г.р., работает кочегаром, заканчивает филологический факультет УдГУ, стихи размещает на портале «Стихи.ру») обращает на себя внимание интертекстуальный (и одновременно интеллектуальный) пласт, который представлен отсылками и к русской эстетике начала ХХ века (Гумилёв), и к испанской литературе (Лорка, Борхес), и – что весьма неожиданно – к восточной традиции (А. Рюносске, Ли Бо, Тао Юань-мин, Ван Вэй и др.), и, наконец, к удмуртской поэзии (К. Герд).
Стихи Корепанова отличаются глубиной подтекста, зрелостью и гармоничностью мировосприятия, а также той особенной пронзительностью, которая позволяет говорить о весьма молодом (в биографическом смысле) авторе как о серьёзном поэте, усвоившем мировой культурный опыт и через него осмыслившем собственное бытие и современную эпоху:
За чтеньем книг я провожу свой день,
Пока гнетут вас мелочные склоки;
Плывут пред взором арабески-строки,
И ясно всё. И так прекрасна лень.
Мы вне политик: я и Гумилёв;
Как пошлы партий серых ваших ссоры!
Опять там мыши делят корм и норы,
И чужд кротам орлиный взор веков.
Как видим, современная поэзии Удмуртии – явление неоднородное, яркое и достойное серьёзного внимания, как со стороны читателей, так и со стороны научной и критической рефлексии. Однако современная литературная ситуация в республике такова, что при существовании целого ряда неординарных творческих индивидуальностей у них практически нет выхода к читательской аудитории. Процитируем в этой связи слова С. Жилина (из личной переписки): «<…>В Сарапуле есть ещё Алексей Сомов, этот помладше, но тоже баламут тот ещё! Там вообще много пишущих людей. Да и в Ижевске их немало, только никому мы все не нужны».
Между тем, региональная литература является существенным условием культурно-эстетического воспитания, поскольку – через лучшие свои образцы – формирует у читателя как эстетический вкус, так и нравственные принципы, основанные на общечеловеческих ценностях. Кроме того, литература Удмуртии является фактором утверждения территориальной идентичности, которая в данном случае предполагает и собственно региональный, и национальный аспекты. Поэзия Удмуртии, фиксируя и осмысляя реалии общественной и культурной жизни республики, её историю, в итоге создаёт мифопоэтический образ региона, региональный текст, изучение специфики которого позволит сделать важные выводы о региональном и национальном самосознании.
С другой стороны, благодаря возможностям Интернет-ресурсов существенный пласт современной поэзии Удмуртии уже давно обрёл серьёзный общероссийский статус. Парадоксальность состоит в том, что русскоязычная поэзия Удмуртии (особенно это касается творчества А. Корамыслова, А. Сомова, В. Шихова, М. Багаутдинова, Т. Репиной, А. Гоголева), будучи известной за пределами республики, практически неизвестна современному местному читателю. Тем не менее, она отражает не только (и, возможно, не столько) «жизнь провинции», сколько эпохальное самосознание, социокультурную ситуацию современной России, является полноправной частью русской литературы. Безусловно, она достойна серьёзного внимания со стороны региональной (и, конечно, не только региональной) аудитории. По сути, первый шаг в сторону изучения этого культурного пласта уже сделан кафедрой русской литературы УдГУ. Полагаем, что следующим шагом может стать включение современной региональной прозы и поэзии в школьный и вузовский курс литературы, что позволит познакомить молодого читателя с современной культурно-эстетической ситуацией региона и страны в целом. Такая необходимость очевидна уже постольку, поскольку при детальном изучении русской эстетики XVII-XX вв., молодой аудитории XXI-го практически неизвестны современные культурные процессы.