В ТОТ ДЕНЬ…

Не падшая,

Но бросивший камень…

 

В Астрахани меня вывели за штат, и события моей жизни пошли по другому руслу. В тот год я, как мятежный пират, уцелевший и в корабельном бунте, и в шторме, болтался без дела, не зная, куда приткнуть свое буйство.

Я снимал саманный домик; он строился как времянка, был мал, низок и скособочен. Здесь, внимая русской вековой мудрости, я просто ждал, надеясь, что авось что-то изменится само. Так, в общем-то, и случилось. Меня уволили. Потом по суду восстановили, и, хорошенько отдохнувший, я уехал в Грозный…

Но, вспоминая позже тот неполный год, я думаю: какое это было прекрасное время… Был ли я счастлив? Пожалуй, все-таки нет, человек ведь всегда недоволен жизнью.

 

 

I. Сантуций

 

— В каком полку… служили…

—  …Никогда не интересовался подобной мерзостью…

Я.Гашек. Похождения бравого солдата Швейка

 

В черные южные вечера, когда наконец тебя обдает свежестью погасшего дня, ко мне приходил Сантуций. Был он родом из Темрюка, служил в Волгограде, мы с ним учились в Краснодаре в университете, а в Астрахань его занесло потому, что у него здесь открылось наследство — вполне приличный кирпичный дом его бабушки, на улице Юбилейной, — я бывал там. Неудобство этого дома заключалось лишь в том, что бабушка еще не умерла к тому времени.

Мы пьем водку.

Мой собеседник слишком занят собой, чтобы слышать меня… Он не умолкает; он подробно рассказывает о своей работе, но вдруг спрашивает:

— А ты чем занимаешься?

(В то время я не был особенно занят, но всё же нашел удовольствие в изготовлении рагрузки1; я шил с усердием, совершенно не зная, понадобится ли мне этот элемент обмундирования головореза; у меня неожиданно получалось, и, как помнится, я имел даже потребность похвалиться результатом.)

— Да вот, шью разгруз…

— Хорошая у меня, Миха, работа, выгодная: и молоко, и кефир вчера домой принес… — совершенно не слушая меня, продолжает Сантуций…

…Вдруг:

— А как Лаура твоя? — Ухмылка скепсиса на лице.

— Да она…

— Послезавтра — представь! — зарплата будет…

…И вот передо мной выкладки по последним двум его зарплатам… Надо сказать, что Сантуций, возможно из-за того, что окончил истфак, выражает свои незатейливые мысли очень красочно, постоянно оперируя причастными оборотами. (В анналах исторического факультета КубГУ покоятся и корни меткого сицилийско-китайского наименования русского парня Сани Иванцова — Сантуций: иначе его давно никто не называет.)

В 2000 году Саня водил штурмовую группу в Грозный и целиком остался во власти этого пламенного впечатления. Он до сих пор отчетливо слышит чеченские голоса и крики «Аллах акбар!». Девятого мая на свой канареечный пиджак он накалывает орденскую планку.

Кроме этой малиновой ленточки (и еще одной — ало-зеленой) ничего героического в нем нет: сейчас он приворовывающий охранник с бритым черепом и белесыми бровями под кепкой. От контузии у него подергивается правое веко. Сантуций командовал ротой, а теперь его жизнь прозаична, и он пьет.

Он смотрит на меня и говорит невпопад, обычно, обрывая мою фразу:

— Только мы, Миха, с тобой воевали!.. — Его уставшие глаза ребенка пусты…

 

_______________

1 Разгрузка — разгрузочный жилет. Предназначен для ношения боеприпасов.

 

 

II. Игорь

 

…Достоин поклонения познавший всю глубину той несовершенности, но не черствеющий…

М.Дьяконова

 

Игорь приносит «майский» чай и сахар-рафинад. Мы беседуем до утра и всегда пьем только чай. Игорь почти не пьет водку. Каждую неделю он пробегает на стадионе «Динамо» три километра, но, когда идет домой, потный и оздоровившийся, закуривает сигарету Winston: курение помогает ему сосредоточиться, а водка — нет.

Мы говорим о классической литературе, истории и философии Веллера. Игорь — интеллигент в седьмом поколении. Русский интеллигент, который служит в милиции. «Это всё равно что еврей, севший на лошадь!» — шутит он. Мы пьем чай и курим его Winston.

В сердце Игоря внезапно кровит рана развода. Его лицо, похожее на вдумчивое лицо учителя географии, кривится, он начинает брызгать слюной, руки жестикулируют с сигаретой в пальцах. Дым поднимается к старательно выбеленному потолку, слова Игоря бьют молотками. Ему надо выговориться от несчастья.

— …Теперь я понимаю. Теперь я очень хорошо понимаю! Двадцатилетних парней, которые пришли из армии и увидели эту тугую попку, эти сисечки… Это х…й ведет их в загс!.. Сейчас я смотрю в эти молодые стервозные глазки и думаю: что же будет дальше? Сейчас я очень хорошо знаю, что будет дальше!.. А что будет дальше с этой попочкой и сиськами?! Целлюлит! Грудь отвиснет, как у кенгуру! Ротик с губками станет вонючей ямой!.. Но сейчас мне тридцать лет, а тогда было двадцать, и я ничего не знал.

У меня родители всю жизнь живут и не собираются разводиться. У Светки отец бухал, и мать с ним развелась. Вот и всё… У нее изначально в голове сидел развод! И теща всегда зудила ей… Дура!

Я вообще не пью… Ну, в ментовке как?.. Всё равно когда-никогда выпьешь. Всё — пьяница! Теща говорит: «Ты, Игорь, много пьешь». Она, теща, знает, сколько много, а сколько мало!.. Светка под ее дудку: «Ты книжки покупаешь, а у нас продуктов нету»… А если я буду вместо книжек водку покупать, у нас продукты будут?.. (Я смеюсь.)

Нет, она этого не понимает! Книги — единственная радость моей жизни. Это сейчас я себя человеком почувствовал… Вот представь: ты, говорит, лежишь на диване и книжку читаешь, а у нас москитная сетка крупная, и комары пролазят… Миша, ты видел такое когда-нибудь — комар подлетает к сетке, прижимает крылья, втискивает голову, подтягивается и вваливается в комнату. Этот комар прошел спецподготовку в учебном центре «Альфа»!

 

Мы смеемся, я ставлю чайник, Игорь продолжает:

— «Ты с моим мнением не считаешься!» Какое мнение, когда вместо мозгов одна курятина — вот представь себе восьмилетнего ребенка, он постоянно дергает тебя за штанину и объясняет, как надо жить. Я говорю ей: «Зая, я считаюсь с твоим слишком важным для меня мнением, я его выслушал и понял, что оно нам не подходит». И тут начинается истерика с попытками суицида! Да… Мы запираемся в ванной и кричим оттуда: «Прощай!». Мы запираемся на балконе. Мы едим горы парацетамола и витаминов. Мы играем роль!..

…Вот я был дурак!.. Твердил ей: поступай, поступай… Да еще и к экзаменам подготовил. Поступила… Всё! Теперь она бизнесвумен. Теперь я мало зарабатываю. Я инертный, я не знаю компьютер.

А мне нравится моя работа! Не хочу заниматься коммерцией. Нет, иди работать к нам! И всё… Она теперь менеджер или дилер. Да хрен его знает кто!..

«Давай разведемся!» Давай. Развелись… Потом она мне заявляет с обиженным видом: «Я думала, ты в суде скажешь, что любишь меня и не хочешь разводиться»… Звездец!..

Сына только жалко… Мирить нас пытается. Жаль пацана… Да пусть он лучше всего этого ужаса не видит…

Что такое любовь?! Любил ли я свою жену? Любил!

А почему тогда изменял ей?.. При первой же возможности — прыг в койку.

А мы любовью, Миша, называем всё что угодно! Сейчас мы даже любовью занимаемся!

 

Ложечки серебристо позвякивали в последних чашках чая. Мы погружались в полудрему. Я зевал и потягивался. Компьютер вдруг просыпался и вспыхивал экраном. Игорь вздрагивал.

— Ладно, Миш, пойду я, трамваи уже поехали.

— А сколько времени?

— Полшестого.

 

 

III. Что говорил по этому поводу

поручикартиллерии

 

— Il paraît que monsieur est décidément pour les suivantes.

— Que voulez-vous, madame? Elles sont plus fraîches.

Cветский разговор

(— Вы, кажется, решительно предпочитаете камеристок.

— Что делать, сударыня? Они свежее.)

А.С.Пушкин. Пиковая дама

 

Лаура — это «женщина, которая приходит ко мне иногда»1; ей около сорока; на ее левой щиколотке контур — прекрасный контур. Он отвлекает меня от морщин и обвислости очень красивого в прошлом тела; он настраивает меня на поэтический лад. Когда-то Лаура была стюардессой на международных линиях в Баку; и в постели с ней мы методичны, как на учениях.

Бывшая жена тоже спит со мной, от тоски. Ее печальные глаза смотрят одиноко; она произносит привычно: «Узнаю своего мужа» (очевидно, она имеет в виду застывший на полу в виде расчлененного как попало трупа спортивный костюм)…

Через час она уходит повеселевшая: у нее женатый любовник с двумя взрослыми детьми.

«Развод порождает разврат!» — занудно басил Лев Николаевич, поручик артиллерии, бывший сначала крайне счастливым в браке, а потом — крайне наоборот и от этого несчастья сделавшийся субъективным философом. Уходя в себя от издевок и пошлостей супруги, он задавался вопросом: «Почему нельзя жить как два цветка?..» А вот нельзя! Непременно нужно — как два гладиатора!

Когда появляются деньги, — а они появлялись у Сантуция в день его получки, — машины привозят проституток.

Из такой машины выходит сначала сутер.

Сутер, похожий на юного юриста из сберегательного банка, осматривает мою квартиру. Что думает сутер, созерцая рухнувший стол-тумбу в кухне и окаменевшую половую тряпку, засыпанную давним песком, этот интеллигентный юноша с мобилой в руке?

Потом он заглядывает в комнату и видит коробку из-под монитора. Коробка накрыта синей скатертью и ломится от уцелевших после раздела имущества хрустальных стаканов, гармошкой вдавленных в блюдца окурков и бывших закусей а-ля завтрак туриста. Вместе с компьютером и диваном коробка занимает почти всё пространство комнаты… Постепенно сутер понимает, что здесь с девушками ничего не входящего в тариф не сделают, — здесь люди простые, по счету соответствуют заявке, и под диван навряд ли кто забрался неучтенный: формальность соблюдена, и юноша удаляется, морщась от табачного перегара…

Здесь, во времянке, я вспомнил, как дедушка, обеспокоенный моей успеваемостью в восьмом классе, говорил: «Будешь плохо учиться — станешь шмаравозником!» (Вообще же дедушке не было дела до моей успеваемости, перед ним стояли задачи посерьезней: он увлеченно выращивал комплексно-устойчивый виноград. Это был вежливый старикан, просто ему нажаловалась мама: тогда я уже курил и пробовал пить, успеваемость моя к восьмому классу, мягко сказать, ухудшилась; я не знал, для чего она должна улучшиться, жизненный план мне не могли привить, он отлетал от меня, как футбольный мяч от кирпичных стенок школы № 18.)

И вот сейчас я наконец понял — кто такие шмаравозники (!). Кажется, они неплохо зарабатывают…1

— А ну-ка, покажитесь!..

Девчонки смотрят затравленно и стервозно, выдавливают улыбки и огрызаются. Они не слишком приветливы: натрахались за ночь, бедовые… В их фигурах нет ничего от манекенщиц — это продавщицы, уставшие от нищеты, соблазненные «легким» баблом… Часто они просто шабашат по ночам.

…Мы снова напяливаем козлячьи мундиры! Мы орем строевые песни!.. Девки! ррр-эйссь! иррра… словно вакханки… с распущенными волосами… они пляшут в наших кителях… позвякивают ордена и медали… и их голые ноги выразительно грациозны… и мы не стесняемся своих тел… у нас только одна комната… у нас оргия… вакханалия… до утра!..

После лихого солдафонского угара Сантуций, этот отставной гвардии центурион из мотострелковых войск, поднимает тяжелые веки и первым делом ощупывает серебряный крест на измученном кителе, его пальцы дрожат, другая его рука находит длинный бычок. Поутру Сантуций всегда безжизненно хмур.

— Им бы, сука… семачками торговать… почему они не привозят что-нибудь возвышенное? Студенточек, к примеру?

— Может, тебе еще и княгинь с баронессами? За двести пятьдесят в час?..

— Я хочу виконтессу.

— Charmant, бля…

— Какая все-таки гадость!.. этот их миньет в презервативе.

 

_______________

1 Как тактично выражаются французы, с легким таким туманом.

_______________

1 Сейчас — от «возить шмар».

 

 

 

IV. Готический замок

 

…Вспомни, откуда ты пришел и куда ты идешь, и прежде всего подумай о том, почему ты создал беспорядок, в который сам попал…

Ричард Бах. Иллюзии

 

В те грустные дни, когда никто не приходит ко мне, я бережно потрошу окурки из пепельницы и набиваю табачным вторяком ирландскую трубку красного дерева (а есть ли в Ирландии красное дерево?).

Я выхожу во двор и курю трубку. Через чубук я втягиваю мудрость веков. Меня охватывает утренняя прохлада; мягкое солнце снова обещает жару; едкий дым погружает меня в задумчивость.

Здесь я познаю бедность: войну я уже познал… Любовь (?) — нет… Это было в будущем; это было самым трудным…

Впрочем, моя бедность, или, лучше сказать, нужда, — всего лишь безобидный гибрид неприхотливости, экономии и лени. Мне лень пройти два квартала в магазин, и я весь день питаюсь жареными корочками, а иногда мне их лень жарить, и я питаюсь кусочками хлеба с солью. Мое пристрастие к алкоголю часто превозмогает любовь к сытости, и вместо хлеба и консервов я покупаю бутылку пива.

Я намазываю на хлеб шпротный паштет за шесть рублей и изредка балую себя килькой в томате за семь тридцать. Иногда я кипячу воду для вьетнамской лапши. Но всё же мой рацион скорее причудлив, чем жалок: порой я запиваю вяленую тарань кофе или сочетаю шоколад с сыром «Hochland».

Мне лень стирать и лень убирать. Только в особенном состоянии духа, а оно посещает меня исключительно раз в месяц, я делаю генеральную уборку. Я выметаю горы песка, стираю покрывало пыли с компа (прости, дружище, но мне тоже приходилось в жизни туго), перемываю все хрустальные стаканы и две тарелки, заодно я бреюсь, под настроение оставляя эспаньолку.

На самом деле я не делал в тот год ничего. Всё мне было скучно делать — я только думал и понимал. Существовал в этом мире. Я готовился изменить его.

Я думаю: как, в сущности, противно спать с женщиной без чувства любви… Мы просто привыкли… Это лучше — чем ничего… Суррогат вместо жизни… Я вместе с кем попало: один быть я не смог… Может быть… Тогда я даже думал, что любви нет на свете. Может быть, впрочем, я никогда не верил в это…

А бронепоезд БП-1 уже вбирает в себя новую партию вояк: чтоб выплеснуть ее на блоки; и легендарно вползает на насыпь; и его спаренные жерла — как уродливые пасти чудовища; и «крокодилы»1 сверху бросают узкие тени; и лейтенант Живцов уже вышел на последний РД2, и задерганная техника, подобно лошадям на наших черных шевронах, разнузданно мчит вояк по разрушенным улицам и уходит из-под ударов фугаса…

В тот неполный год мне особенно часто снился мой готический замок с золочеными портретами величавых предков. Во сне я знаю, что это мой замок и что это мои предки. Мне кажется, что я знаю расположение комнат и что я барон.

 

* * *

В тот год в тесном дворике росла огромная клещевина, похожая на тропические пальмы. Времянку я, должно быть в память о замке, аристократично называл флигелем. Сейчас ее нет. На этом месте построили элитный дом с подземным гаражом и видом на набережную; но конструкция его неудачна.

 

_______________

 1 «Крокодилы» — штурмовые вертолеты Ми-24.

 2 Разведдозор.