Рощи березовый свет

                Василию Курбатову

 

Там, на откосах Валы,

Рощи березовой свет.

Ныне отроги голы,

Рощи березовой нет…

Смерч, порожденный во зле,

Шел словно страшный покос…

Корни остались в земле,

Корни вцепились в откос.

Корни осмелились быть,

Выжить на горе врагам.

Корни не смог погубить

Яростный смерч-ураган.

Только, тонка и стройна,

Там, где лишь корни тихи, —

Брезжит березка, одна

Выдержав силу стихий.

Встала она на посту,

Как сирота у воды.

Въелись в ее бересту

Сажа и копоть беды.

Врут злопыхатели, врут:

Всем карачун предстоит, —

Темный и тоненький прут

Выдержал, выжил, стоит!

Нежность вокруг распростер…

Хоть и безжалостный смерч

Братьев ее и сестер

Сделал понятием «смерть».

Идолы бедствия злы,

В них милосердия нет…

Но на откосе Валы —

Рощи березовый свет.

Слабая, еле видна,

Светит — аж сердце щемит…

Вырастет, даст семена —

Роща вокруг зашумит.

 

Пихта

                Пеегэру Пяллюtc “ Пеегэру Пяллю”

 

Вижу, не дает тебе покоя

Шелковая теплая хвоя…

Пихта — это дерево такое,

Ваши проглядевшее края.

 

От него ядреным духом веет,

Смолкой пихты лечат лошадей.

В бане на полке пихтовый веник

Самый главный лекарь-чудодей.

 

Мы с ньылпу (зовется по-удмуртски)

Связываем множество примет.

Никакой усушки и утруски

Телу и душе от пихты нет.

 

Восхищенно радуясь природам

(«Много вам добра Создатель дал!»),

Ты, мой друг, отсель далекий родом,

Пихту здесь впервые увидал.

 

Обонял пахучий добрый запах —

Ах, какая мягкая игла!..

Наши севера — не дряблый запад,

Пихта — сила хвои и ствола.

 

Пихта лесу сила и обнова,

Не сорит под ноги, на тропу…

Для нее в эстонском нету слова,

Будешь звать по-нашенски — «ньылпу».

 

Вечный полет

                     Памяти Алексея Фадеева

 

Он жил высоко, весело и резво,

Охотничал, ногой тропу месить

Умел часами; стылое железо

Зубами мог спокойно раскусить.

 

Любил скакать верхом на зависть пешим,

В которых дух стремления погас, —

И конь под ним летел буквально лешим,

Крылатый конь по имени Пегас.

 

Была ему не мачехой природа:

Ее озера, пажити, леса

Он чтил, как сын, в любое время года,

Знал нрав зверей и птичьи голоса.

 

Он понимал красу ее полотен

Чутьем души, познаньем верховым…

Но вот однажды, как орел в полете,

Он был застигнут смерчем ветровым.

 

Ослабли крылья в ветре оголтелом,

Который, как судьба, неумолим…

Земля, как мать, его покоит тело,

Полет его души — неутомим!

 

Удмуртский лес

                               Анатолию Демьянову

 

Душа моя, как старый вяз, расколота,

Душа моя надсажена, увы,

Но есть еще совсем немного золота —

Остаточки от меркнущей листвы.

 

Такими мы себе не очень нравимся —

В своих надеждах всяк неопалим…

Давай, мой друг, в удмуртский лес отправимся

И тем больные души исцелим!

 

Давай другим оставим тягу к подвигу,

Покинем коловерть, где всякий час

Судьба вершит то доблести, то подлости…

Есть край родимый, именем — Пычас.

 

Он не воспет поэзиями-прозами,

Но там растут бессмертные цветы.

Он славен величавыми березами

И елями предельной густоты.

 

Там боровые рыжики не бедствуют,

Там пропасть голубики по лесам.

Там в хрупком равноправии соседствуют

Кабан и желудь, голубь и сапсан.

 

О чем-то грезят крепи непролазные,

И родники плутают без дорог.

Томится ежевика темноглазая,

Когда ж ее пора — под сахарок?

 

Войдем туда гостями оробелыми,

Без гадостной потуги барыша,

Пойдем плакун-травою, мхами белыми,

Раздольно и улыбчиво дыша.

 

Осмыслим всё, и левое, и правое,

Прорехами потерь не омрачась,

И всё, что было тронуто отравою, —

Да уврачует в нас лесной Пычас!

 

Не тронем в этом царстве Берендеевом

Ни ветки и ни птичьего гнезда:

Оно не нами вздумано-содеяно,

Пускай оно ничейно — навсегда.

 

Нюлэс — удмуртский лес живет-надеется

На силы, что земля ему дала.

Пускай он с нами тишиной поделится,

Пусть даст душе отстоя и тепла.

 

Пойдем же, друже, — странствие недальнее,

И в нем, недальнем, мучась и лучась,

Мы обретем затерянное давнее —

Наш лес — нюлэс удмуртский, наш Пычас.

 

Хвала Инмаруtc “Хвала Инмару

 

Был день как день. Потом сгустилась хмара,

Померкнул свет, как будто не бывал, —

И гнев тучегонителя Инмара

Послал на землю лютый ветровал…

 

Секло дождем, гвоздило жгучим градом,

И дыбился матерой башней смерч.

Само, казалось, небо было радо,

В лесной глуши нагромождая смерть.

 

Дубы и белотелые березы

Валились, как привялая трава.

Но и от этой бури и угрозы

Спаслась моя лихая голова.

 

…Полночный негодяй, разбойник подлый

Хватил меня свинчаткой по лицу —

И я очнулся на больничном одре,

Уже готовясь к смертному венцу.

 

Хирург поколдовал тогда немало —

Шел свет добра из-под его бровей…

Его искусством, волею Инмара,

Пою опять, как вещий соловей.

 

Опять живу теплом Отца и Сына,

Святага Духа веяньем повит…

И помощью Инмара-Кылдысина

Что ураган мне, что ночной бандит?

 

Перевод Анатолия ДЕМЬЯНОВА