АТЕИСТ

Игорь Воскресенский родился в Санкт-Петербурге, в семье служащих – обычных советских мещан. Его родители прожили свою молодость во времена Брежнева. Их главной целью в жизни была семья и её благополучие – квартира, машина, дача. Квартира – кооперативная, 3-комантная, в новостройках на окраине города, дача – шесть соток под Лугой, машина – Москвич 2140. В квартире жили, на машине ездили, на даче отдыхали летом. Родители всё время смотрели телек, детей (у Игоря был старший брат) воспитывали как стандартных членов общества, проверяли их оценки в школе, заставляли мыть руки перед едой.

Мать – центр семьи, любила долго разговаривать по телефону, кричала на детей и на отца, была жизнерадостной и активной. Отец – зарабатывал деньги, молчал во время криков жены, курил, часто пил, читал исторические книги. Чем дальше он жил, тем больше был похож на тень. Когда Игорь стал уже подростком, жизнь семьи превратилась в набор ситуаций, слов, жестов, изменить который было уже невозможно. Периодически отец пропадал и напивался. Мать в это время сходила с ума, а когда отец приходил, ругала его дня два. Игорь слушал на магнитофоне рок-музыку – Летов, «Кино», «Алиса», «Агата Кристи», «Наутилус Помпилиус», «Крематорий», «Нирвана», «Перл Джэм» – и тайком курил в форточку.

Затем он поступил в ВУЗ на исторический. Быть студентом ему нравилось, хотя он этого, наверное, не понимал, как и многого в своей жизни. Где-то к третьему курсу он стал настоящим студентом, – пропускал лекции, экзамены сдавал на четвёрки и тройки, почти каждый день ходил с друзьями в пивбар, влюбился в девушку, потом в другую, потом никак не мог выбрать между ними.

Примерно к началу четвёртого курса эта жизнь ему наскучила. Всё как-то двигалось вхолостую. Его девушка стала чем-то наподобие «жены», разве что они не жили вместе. Каждый день они звонили друг другу, встречались несколько раз в неделю. И Игорь уже не знал, почему они встречаются. Всё стало скучно – любить скучно, пить пиво скучно и неромантично, даже пропускать лекции ему надоело, и он стал на них ходить.

В это время Игорь становится верующим. Он уже давно присматривался к этим людям. Некоторые из них были его друзьями. Собранные, активные, целеустремлённые, они давали ответы на вопросы, на которые другие ответить не могли. Большая часть общества, родители Игоря, да и сам Игорь, жили так, словно этих вопросов нет – что такое жизнь и смерть? Что такое человек? Как нужно жить, чтобы в жизни был смысл? Верующие отвечали: жизнь – это дар божий, человек – образ божий, смысл жизни – в спасении.

Игорь стал читать богословскую литературу. Конечно, среди христианских конфессий, как и многие молодые люди на его месте, он выбрал православие. Причём выбрал ещё до серьёзного знакомства с ним. Он был изначально убежден, что это и есть истинное христианство и не соглашался, когда ему указывали на то, что это просто наша историческая традиция. Игорь сначала выбрал, а потом уже искал основания правильности своего выбора. Естественно, он прочитал запоем все книги Кураева, этого гения популяризаторства.

Воцерковился он за какие-то полгода. Церковная жизнь вошла в него легко и быстро, словно он всегда стремился к ней, но просто не осознавал этого. Он купил себе молитвослов, стал ходить каждую неделю на службы и корил себя, если пропускал всенощное бдение по субботам и приходил только на воскресную литургию. Покаялся во всех своих грехах, действительных и мнимых. Бросил курить и почти не пил. Стал отличником к удивлению своих друзей. Бросил свою девушку, посчитав её распутной для себя.

После окончания ВУЗа Игорь стал работать учителем истории. Естественно, он давал историю «с православной точки зрения». Иван Грозный превращался у него из тирана в чуть ли не святого, горячо верующего человека, который был вынужден пойти на жесткие меры в отношении лукавых бояр. Причём за всех казненных в ходе террора Грозный молился каждый день, а количество его жертв в разы меньше, чем количество жертв террора, его современницы английской королевы Елизаветы. Николай I и Александр III – не реакционеры, а благочестивые государи, которые пытались удержать общество в его безумном стремлении к революции. И ведь они были правы, разве XX век этого не показал? Александр III построил очень много храмов.

Ну а уж когда история доходила до Николая II, то урок Воскресенского превращался в нечто среднее между житием и акафистом. Степень мифологизации явно превышала все допустимые нормы. Николай II был предан и оклеветан. Он не отрёкся, его заставили (!) отречься. Дальше – больше. Распутин – это старец. Все его «похождения» – выдуманы агентами полиции, которые были масонами и стремились дискредитировать русскую монархию. Охранка «создала» двойника Распутина, который и устраивал пьянки и оргии в ресторанах. Россия отреклась от своего царя и подпала под власть бесов. Советское государство – это предсказанное еще в XVIII веке монахом Авелем жидовское иго. Мы победили в Великой Отечественной войне, потому что Сталин обратился к церкви, и перед советскими войсками служились молебны Богородице. Всё как надо. Игорю нравилась роль разрушителя остатков старых стереотипов и распространителя новых.

Женился он, как и многие православные, довольно рано. Были мысли и о монастыре, но «старцы не благословили». Конечно, он женился на православной, познакомился с ней в храме, в который регулярно ходил. Звали её Вера, она была ровесницей Игоря. Красивая, небольшого роста, эмоционально-активная, ограниченная. Она была не такой умной, как Игорь, и он это знал, но он любил Веру и ценил в ней преданность духовным принципам. Одно время он даже (с ужасом) думал, что Вера духовнее, чем он, потому что она раньше пришла в церковь, но это заблуждение длилось недолго. Работала менеджером по персоналу в одной средней компании. Секс у них был очень неплохой, особенно учитывая тот факт, что оба, в соответствии с канонами, воздерживались до брака. Правда, к сожалению, без всяких «извращений». Одно время Игорь даже считал, что собачья поза тоже относится к таким извращениям. Но консультации со священником развеяли его опасения.

Итак, всё на месте. Всё как надо. Жизнь была интересной. Игорь получал удовольствие от работы и от семьи. У них родился ребенок – мальчик, которого назвали Даниил. Хотели родить ещё, но Вера почему-то не могла забеременеть второй раз. Ходили к врачам, к старцам, к чудотворным иконам (Вера чуть ли не животом к ним прикладывалась), не помогло. Значит, «воля божья».

Прошло шесть лет. Разменяв родительскую квартиру, Игорь получил свою однокомнатную. Мать купила ему подержанную машину. Всё как на картинке – муж и жена уходят на работу, ребенок – в саду, по выходным – обязательный поход в церковь, дома – совместные молитвы перед едой и после еды, утром и вечером. Никаких измен, никаких пьянок, никакой депрессии. Игорь был в восторге от собственной правильности. Друзья, знакомые и родственники и восхищались этой правильностью и смеялись над ней. Пару это устраивало.

В тот день Игорь как обычно ехал на машине на работу. Поглядывал на дорогие иномарки, проносящиеся мимо. Красивые, гладкие, машины-символы хорошей жизни. Завидовал ли Игорь? Немножко. Подумывал о предстоящей теме, как он всегда делал по утрам, – нужно было рассказывать ученикам о Французской революции. Нужно было показать весь её ужас. Нужно… Вдруг с левой стороны Игорь увидел несущийся на него джип. Скорость была какой-то невозможно огромной. В одно мгновение, которое оставалось до удара, Игорь подумал о том, что вот, он сидит в железной клетке, называемой машиной, и сколько же он сделал для того, чтобы ездить на ней.

Вере позвонили на работу и сказали, что её муж попал в автокатастрофу, и находится в очень тяжёлом состоянии. По дороге эти слова – В ОЧЕНЬ ТЯЖЁЛОМ СОСТОЯНИИ – как бы зависли в ней и растекались внутри. То есть, не просто в тяжёлом, думала она, а в очень. Может быть, он уже умер? Вера дрожала. О боге вспомнила не сразу. Потом начала молиться: «Господи, помоги, господи, помоги, господи, помоги». Вера понимала, что произошло событие, которое называют важным, «роковым» и вот, сейчас она это событие переживает, и потом всю жизнь будет вспоминать его.

Больница находилась на Васильевском острове – красивое каменное здание ещё дореволюционной постройки. Высокие потолки, лепка на стенах.

Видя, в каком она состоянии, сестра из регистратуры сама отвела Веру к врачу. У врача – мужчины лет сорока, ещё ничего – было отстраненно-грустное лицо. Он сказал ей, что ничем помочь уже нельзя. Вера села на стул. Он говорил про позвоночник, про сердце, про ноги, про живот, про голову. Операция невозможна. «Я могу оперировать, но я уверен, что ваш муж умрёт на операционном столе. Он просто умрёт раньше. Я искренне вам соболезную». Ему действительно было жаль. Он помолчал ещё немного и добавил: «Всё кончится сегодня вечером или завтра утром». На столе у врача лежала книга. «Дао дэ цзин». Он её читал.

«Ваш муж умрёт». Вера медленно шла к его палате. Туфли тихо постукивали по каменному полу. За окном были – май, деревья, скамейки, люди. Люди жили, а её муж должен был умереть. Палата была не очень большой, в ней помещалось человек пять. Игорь лежал на кровати, которая стояла у большого окна. Ноги, руки, голова, туловище – всё было в бинтах. Рядом стояла капельница. Бледное, застывшее лицо; глаза смотрели перед собой. Спрячьте его глаза. Вера заплакала.

Ну, как ты?

Хреново. Что сказал врач? Вера не ответила.

Тебе больно?

Да, больно. Очень больно. Голова и спина болят.

Вера снова заплакала и уткнулась головой в его руку, которая тоже была забинтована, но кисть оставалась свободной.

Как это произошло?

Джип. Он на меня наехал со всей скорости. Я ехал на зелёный. Наверное, он сам не пострадал. Весь

капот в меня ушёл.

Вот с-сука!

И она снова заплакала. Посидев минут сорок, Вера вышла в коридор, чтобы собраться с мыслями. «Что я должна сейчас делать?». Она долго не могла сообразить. Наконец, поняла, что нужно позвонить родителям Игоря. «Что я им скажу?!». Через полчаса она решилась набрать номер свекрови. «Алё, Светлана Георгиевна? Это Вера. Вы только не волнуйтесь, Игорь в больнице. Он попал в аварию. Ему сейчас не очень хорошо. На двадцатой линии. Да».

«Что я ещё должна сделать? Что?». Вера спрашивала себя, потому что чувствовала, что забыла что-то важное. Слёзы продолжали течь, больные в пижамах проходили мимо и смотрели на неё. «А! Как же это я забыла! Нужно позвонить отцу Димитрию!». Отец Димитрий был их духовником. «Алё, батюшка, благословите. Ой, батюшка, у нас тут такое искушение, я просто не могу… (она снова заплакала). Игорь попал в аварию и врач сказал, что он может сегодня умереть. Батюшка, помогите нам! Приезжайте срочно! Я не могу… На двадцатой линии. Да. Да. Батюшка, помолитесь за нас. Мне кажется, я сама сейчас умру. Да. Я надеюсь, но мне очень тяжело».

Вера вернулась к Игорю.

Я позвонила родителям и отцу Димитрию.

- Зачем?

- Что зачем?

- Зачем отцу Димитрию?

- Игореша. Ты сейчас в таком состоянии, что… Тебе это нужно.

- Ты ошибаешься, Вера. Жена посмотрела на него с удивлением.

- Бога нет. Он сказал это спокойно, как будто слетал на небо и сам убедился в этом факте. Вера помолчала.

- Подожди, не торопись, Игорь. Тебе сейчас очень плохо, ты сегодня, может быть… может быть, сегодня

тебе станет еще хуже… Но это не повод для того, чтобы впадать в отчаянье. И отрицать все, во что ты

всегда верил.

- Я не впал в отчаянье, – Игорь слегка улыбнулся, – я просто понял это, вот и всё. Мне не страшно. В

каком-то смысле даже наоборот. Просто когда я сегодня очнулся в этой койке, первой мыслью было то,

что бога нет, и есть только моя жизнь, которая сейчас кончится. Сначала мне было очень плохо от этой

мысли, но потом я смирился.

- Игореша, родной мой, я всё понимаю, но ты не должен так говорить. Соберись, пожалуйста. Ты знаешь,

что для христианина смерть – это самый важный момент в жизни. Ты должен пройти через это

достойно. Ты пробежал огромную дистанцию и вот теперь, у финиша, ты сдаешься! Я выходила замуж

за православного человека.

- Да нет, ты пойми. Я умру. Сегодня или завтра. Понимаешь, умру? Ты понимаешь это? Как ты можешь

играть в какие-то игры и заставлять меня играть в них?

Вера снова заплакала, но теперь уже по другой причине. Она встала, подошла к мужу и обняла его за голову.

- Бедный мой! Бедный мой, хороший! Ты испугался. Не бойся, я с тобой.

- Да ни хрена я не испугался. Я просто понял, что вот она, смерть, и никакой бог этого уже не изменит. И

воскресения нету. Может быть, бог и есть, но это уже не имеет никакого значения.

- Бога нет, воскресения нет, и что же теперь?

- Да ничего теперь. Буду умирать.

Жена снова вышла в коридор. В это невозможно было поверить! Она никак не ожидала такого от своего мужа. Чего угодно, но не этого. Её жизнь, красивая и правильная, вдруг хрустнула и разбилась. Казалось бы, не она совершила это предательство, не она – Иуда, но всё равно, ощущение было такое, что она к этому причастна. Что Игорь, предав бога, предал и её и даже их сына. Что теперь делать? Как это можно исправить?

Приехала семья Игоря. Отец и мать с заплаканными потерянными лицами. Старший брат – скорее с испуганным лицом. Вообще брат Игоря был совсем другим человеком. Книг он почти не читал, любил потрахаться, попить пива, зарабатывал кучу денег. Смысл его жизни, наверно (хотя сам он об этом не думал), заключался в красивой одежде, дорогих вещах, хороших развлечениях. Младшего брата он хотя и любил по старой памяти, но презирал. Брат – чудной. За деньгами не гонялся, фанатично верил в бога, да ещё и женился. Старший брат был одет дорого, в руках у него были ключи от «мазды», на которой он привёз родителей.

Ни отец, ни мать, ни брат почти ничего Игорю не сказали. Только смотрели на него. Жизнерадостная мать навсегда перестала быть жизнерадостной. Отец, насмотревшись, хотел убежать куда-нибудь и больше не видеть своего сына. Чтобы сердце не разорвалось. Он бы покончил с собой, но это было бы, с его точки зрения, слишком нестандартно. Придётся жить дальше… Хотя зачем? Брат, который не привык проявлять свои чувства, стоял и тоже молчал. Смерть как-то не вписывалась в его планы. Под конец он всё-таки сказал Игорю: «Ну, давай, держись».

Наконец, приехал и отец Димитрий. Типичный петербургский священник нашего времени. Молодой, образованный, читающий, бодрый, он умел подать православие так, что молодёжь к нему тянулась. Невысокий рост, длинные русые волосы, маленькая бородка. Он шёл в рясе с крестом на груди. Родители вышли в коридор и уселись на каких-то старых креслах, чтобы досидеть до конца (старший брат не выдержал присутствия смерти и уехал). На священника они посмотрели равнодушно. «Ничем теперь уже не поможешь». Вера подбежала к священнику, взяла у него благословение и стала быстро объяснять ему что-то. Димитрий, слушая её на ходу, кивал головой, как будто не удивляясь новой информации.

Сначала он довольно долго говорил с Игорем о том, что с ним случилось и как он себя чувствует. Потом перешел к делу.

- Ну что, Игорь, будем исповедоваться?

- Нет, не будем.

- Отчего же так?

- Я стал атеистом.

- Ну и глупо. Очень глупо. Это просто даже смешно, ей богу. Ты посмотри вокруг – все люди верят в бога.

Даже твои родители, которые в церковь почти не ходят, и те верят в бога. А ты сейчас – оказался ниже их.

- Ну и что.

- И во что же ты теперь веришь?

- Не знаю. Трудно сказать. Я верю в то, что лежу на этой койке.

- Не густо, Игорь, не густо. Они немного помолчали.

- Отец Димитрий, а если я умру, вы сможете меня воскресить? Священник округлил глаза и выдохнул.

- Нет, не смогу.

- Значит, смерть не побеждена?

-Побеждена.

- Нет, смерть не побеждена. И вы не можете здесь ничего изменить.

- Кое-что изменить можно. Я не могу тебя воскресить, но я могу помочь тебе уйти с миром.

- Это понятно. Но если вы не можете ничего изменить в принципе, то вы – такой же человек, как и все.

- Возможно.

- Может быть, я сам могу победить смерть?

- Каким образом?

- Как и Христос. Для этого нужно умереть.

- Боюсь, что ты не воскреснешь, Игорек. Между вами большая разница – он был Богом.

- Бог… Бог… Бог… А что такое Бог?

- Раньше ты не спрашивал у меня этого, а просто верил.

- Как можете вы говорить о боге? Как можно верить или не верить в бога? Я этого не понимаю.

- А я не понимаю, что ты мне хочешь сказать. Послушай, Игорь, всё на самом деле очень просто – можно

спастись, а можно погибнуть. Два пути. Выбирай.

- Я хочу жить и умереть как обычный человек. Не хочу выпендриваться. Это так просто – жизнь и смерть.

Отец Димитрий разговаривал с ним около часа. Потом вышел в коридор и сказал Вере: «Не знаю, что на него нашло. Вот действительно козни лукавого. И главное – в такой момент!». Он наказал Вере не отходить от мужа и ждать, когда бесовское наваждение отойдет. И, если это случиться, сразу позвонить ему. Выходя из больницы, священник в какой-то момент подумал, что, может быть, Игорь и прав – религия и её требования нужны скорее живым, остающимся здесь, чем уходящим туда. Но он сразу же отогнал эту мысль и стал читать иисусову молитву.

Игорь остался один, не считая его соседей по палате. Он посмотрел в окно. За окном был воздух. Воздух чего-то ждал. Он проникал повсюду и обо всём догадывался. За окном стояли деревья. Они росли вверх. И молчали.

За окном было небо – щедрое и безумное. Оно любило Игоря, но он об этом не знал. За окном была земля – бесконечная и глубокая. Она носила на себе всех людей. А потом съедала их. «Чего же я испугался? Я – это небо. Я – эта земля. Я – этот воздух и деревья. Чего мне боятся? Я буду небом, землей, воздухом и деревьями. Я буду».

Напротив Игоря на койке лежал парень лет двадцати, и слушал плэер.

- Что у тебя играет? – спросил Игорь.

- Летов.

- Ты не дашь мне немного послушать?

- Конечно.

На самом деле, он не хотел давать, но в палате все знали, что Игорь скоро умрёт, и поэтому относились к нему со страхом и уважением. Игорь включил музыку.

 

Это игра в осторожность,

 А я ни разу не играл в такую игру,

Окружённое небо,

И тем не менее, посметь остаться живым

Среди зараженного логикой мира!

Среди зараженного логикой мира!

 

Игорь чуть не заплакал. Эти песни он слушал в глубокой юности. Но и теперь они были полны смысла. Может быть, сейчас он понимал их смысл даже более глубоко, чем тогда. В то время смысл ускользал, на первом месте были музыка и агрессивный вокал Летова. Смысл же был простой: человек – это свобода, и все люди хотят отнять у него эту свободу. У них такая цель. Потому что сами они рабы и хотят сделать рабами всех остальных. Отнимается свобода в разных формах – в форме любви и семьи, в форме религии, в форме государства. Но лишь пока человек борется за свободу, он человек.

 

Самое самое время смотреть открытыми глазами на солнце

Скоро стемнеет совсем и нам останутся холодные колючие стены

Среди зараженного логикой мира!

 Среди зараженного логикой мира!

 

А вот другая песня:

 

Снаружи стемнело, – ты тихо воняешь в углу!

Ты не конфликтуешь, ты тихо воняешь в углу!

Но тело твоё заменят красной звездой

И воробьи слетятся, но нечего будет клевать…

Ты делаешь вид, что стал таким же, как все!

Ты делаешь вид, что стал хорошим как все!

 

«Да, я делал вид, что стал хорошим как все… Но хватит уже делать вид. Хотя бы перед смертью».

Игорь заметил на тумбочке у того же соседа (который теперь вооружился журнальчиком с анекдотами) пачку сигарет.

- Слушай, я знаю, что этого делать нельзя. Но, может быть, ты дашь мне сигарету? И открой окно, пожалуйста.

Остальные соседи могли возмутиться такому поведению. Но, по счастью, в тот момент в палате, кроме Игоря, молодого парня и одного старичка в углу, никого не было. Старичок же спал. Сосед охотно открыл окно и Игорь закурил. Он не делал этого лет семь. Это было кайфово.

Дым улетал в окно и растворялся в воздухе.

Дым улетал в окно и исчезал в небе.

Дым улетал в окно и окутывал ветви деревьев.

Дым улетал в окно и проплывал над землею.

- Да, я и есть этот мир. Мир не умрёт никогда. Эта сигарета вечна. Я вечен. Я просто не смогу умереть, даже если захочу.

Вдруг вошла Вера. На её лице была написана только одна мысль.

- Ты не изменил своего решения?

- Нет.

- Может быть, ты сделаешь это хотя бы из любви ко мне?

- Нет, не сделаю.

- Неужели ты не боишься?

- Боюсь. А что делать? Солнце меня любит. Деревья меня любят. Небо меня любит. А ты – не любишь

меня. Только не говори, что моё спасение ты любишь больше меня самого. Она молчала.

- Вера, я хочу, чтобы ты сожгла моё тело. И развеяла прах над морем.

- Над каким морем?

- Над Балтийским.

- Зачем?

- Это будет прикольно. Еще я хочу, чтобы на моей панихиде играла музыка Летова. Красный альбом.

- Запомни, пожалуйста, – Летов, красный альбом.

- Какой ужас!

- Согласен.

- Что скажут твои родители?

- Наверно, им будет не до этого. Я бы хотел сказать тебе ещё кое-что очень важное, но уже не скажу.

Вечером Вера уехала. Нужно было забрать Данилу из садика. Она вернулась в больницу с сыном. По дороге Вера сказала Даниле, что папа попал в аварию и лежит в больнице. Сын заплакал. Он очень любил отца. Ему было шесть лет. Со слезами на глазах он вошёл в палату и увидел Игоря.

- Обними меня, Данилка. Ребёнок неуклюже, не зная, как это сделать, обнял голову отца. Тот поцеловал его. Они помолчали.

- Папа, а ты умрешь?

- Да, наверно.

- А, может быть, боженька спасёт тебя? Игорь тоже заплакал.

- Нет, не спасёт.

- А почему?

- Не знаю.

- А почему ты не знаешь?

- Мне кажется, что я ничего не знаю, Данила.

- Ты должен всё знать.

- Я знаю, что я люблю тебя.

Сын ещё долго сидел у его койки. Они то молчали, то разговаривали. Больше всего Игоря мучила мысль о том, как сын переживёт его смерть. Это было сильнее, чем сам страх перед ней. Наконец, когда Даниле уже нужно было уходить, Игорь взял его за руку и произнес: «Данила, я хочу, чтобы ты на всю жизнь запомнил одну вещь – смерти нет. Я победил смерть».

Бог умер ночью, часа в два.

Вера так и не смогла простить ему предательства.

Даниил навсегда запомнил, что смерти нет.